Солнце уже совсем скрылось за плотной стеной деревьев, но темнота еще не пришла, и лишь по краям поляны в подлеске только-только появились и начали осваиваться вечерние сумерки.За ужином Лева непривычно молчал и, судя по сдвинутым бровям и заторможенной реакции на происходящее вокруг, о чем-то усиленно думал. Давно его зная, я почти сразу определил, что мой приятель снова что-то задумал. Прикинув расклад, решил пока не приставать с лишними расспросами, логично рассудив, что раз уж у Левы возникла новая идея, то ей надо дать возможность созреть, а ему самому сначала все распланировать и определиться, кто нужен и что необходимо для ее реализации.
Преимущественно студенческий народ, сидевший под навесом за длинным столом, сколоченным из толстых кедровых плах, балагурил, вспоминал дневные перипетии, беззлобно поддевал друг друга, искренне хохотал и развлекался разными другими способами. Бак картошки с тушенкой уже опустел, и все присутствовавшие неторопливо попивали чаек и отдыхали после завершившегося дня. Два парня из Владивостока периодически хлопали себя по рукам и коленям, вслух громко считая убиенных за сегодня комаров. С утра они поспорили на завтрашний компот, кто больше их наколотит. У обоих счет приближался к третьей тысяче. На другом конце стола девчонка из Кишинева вдохновенно вспоминала все новые подробности о ее недавней встрече на тропе с настоящим медведем. Уже не раз слышавшие эту историю, сидевшие поблизости ахали и охали, прикидывая - что же с ними во время практики случалось такого, о чем можно было бы тоже рассказать.
В этот день зоологи не ходили на дальние площадки. Собранный на ближнем трансекте послеобеденный материал получилось разобрать как раз к ужину. Все насекомые, многоножки, паучки и прочие мелкие "козявки" были распределены по систематическим группам, подсчитаны, взвешены на торсионных весах и разложены по ватным матрасикам или флакончикам из-под пенициллина с фиксатором - этиловым спиртом пополам с формалином. Этикетки сделаны, рабочие тетради заполнены, и - редкий случай - после ужина мы оказались свободны. Чаще вечером приходилось еще час-два проводить в лаборатории. Это было нормально и привычно в полевых командировках Института географии, где все подчинялось одной главной задаче - получить как можно больше данных о природе за короткий сезон экспедиционного выезда. На таежном стационаре работали климатологи, геоморфологи, геоботаники, гидрологи и другие специалисты, объединяемые географической наукой. За каждым сотрудником закреплялись несколько студентов, проходящих практику, приехавших из разных ВУЗов страны.
Время от времени таежный стационар посещали унылые затяжные дожди. Такие дни назывались "актированными" и народ, сидя по палаткам, играя в карты и шахматы, быстро начинал тосковать по привычному ритму полевой жизни. Начальство и остальные научные сотрудники с каждым днем все больше скучнели и, выскакивая под дождь по утрам, вглядывались в небо, сереющее рваными клочьями между крон пихт и кедров, в надежде обнаружить среди туч долгожданные синие просветы. После таких вынужденных сбоев в работе, приходилось вставать в пять утра, вкалывать по-полной весь день, и еще вечеровать в лаборатории, доделывая что не успели при свете коптящих керосиновых ламп.
Метрах в ста за баней, на самой окраине полевого лагеря, в свое время студенты из Риги оборудовали "кафе". С пяток гигантских разлапистых кедров, расположившихся широким полукругом, смыкались кронами и служили неплохой защитой от несильного дождя. В середине утоптанной во время танцев полянки находилось обложенное речными камнями кострище. По окружности стояли четыре широких и длинных скамейки со спинками, также срубленные из больших кедровых плах. Перед ними на толстые чурки ставили миски с рафинадом, дешевыми конфетами, мелким рижским, слегка горьковатым, печеньем и подавали традиционный кофе, сваренный в пузатом медном кофейнике, тоже привезенном когда-то из Прибалтики.
Кофе разливали по кружкам, о чем-то рассказывали или обсуждали, спорили, загадывали загадки, играли в разные игры, пели песни - словом, развлекались, как могли. Иногда удавалось поймать хорошую музыку приемником "Спидола" - неизменным спутником геологов и полевиков в экспедициях Академии наук. Изредка, особенно в промозглую погоду, в кофе добавлялся и спиртик. Нород здесь собирался молодой, время от времени из освещенного круга исчезали парочки, и, через какое-то время, стараясь сильно не привлекать внимания, появлялись снова.
В зоологической группе в этот год не получилось со студентами-биологами. Начальник, большой и кудрявый мэнээс Володя, буквально в последние дни перед выездом успел собрать кого смог по друзьям-знакомым-соседям. Иркутский Академгородок снабдил его тремя четырнадцатилетними шалопаями-школьниками и парой длинных девиц чуть постарше из физкультурного техникума. С таким вот контингентом Володя отчаянно пытался выполнить все намеченные на сезон планы. Мы с Левой жили с родителями в соседних панельных "хрущевках" и учились в одном классе. У Славика папа числился замдиректора какого-то института. Обитали они в кирпичном профессорском доме и набирался знаний замдиректорский сыночек в другой школе, в центре города. В принципе, мы с ним ладили.
В этот вечер Лева куда-то исчез. Меня не особенно беспокоило его отсутствие - мало ли, может, к кому в гости зашел или спать пораньше завалился после ужина. Мы со Славиком, намазавшись, как и все, репеллентом "Дэта" от комаров, устроились в кафе на конце дальней лавки, слушая окружающих и перекидываясь вполголоса появляющимися мыслями. Воздух, насыщенный сильным ароматом пихты, привычно гудел висящей в воздухе взвесью из бесчисленной кровососущей братии. То и дело над костром стремительным угловатым полетом проносились небольшие летучие мыши-ночницы. Студентки-латышки как обычно много пели на своем красивом незнакомом языке, в основном что-то протяжное и лирическое. Ближе к полуночи все начали расходиться, ушли и мы. Левы в палатке не было. Забравшись в ватные спальные мешки, мы со Славиком прикончили сотню успевших залететь под москитный полог комаров, задули свечку, рассказали на ночь друг другу по страшной истории и быстро уснули. Спалось нам тогда по молодости и на свежем воздухе всегда хорошо. Но утром на наших широких нарах, застеленных пихтовым лапником, Левы снова не оказалось. Нетронутый спальник говорил, что он и не появлялся. Это уже было тревожно и непонятно.
Возле кухонного навеса с ветки лиственницы на толстой проволоке свисал кусок рельса. Рядом, на сыромятном ремешке находился подвешеный на гвоздь полуметровый отрезок толстой арматуры. Дежурные по кухне дважды били ею по рельсу минут за пятнадцать до начала завтрака, обеда или ужина. Это называлось "первый блям". Когда еда была совсем готова, в рельс стучали уже трижды. В полусотне метров в большом рубленном доме с пристроями по сторонам располагалась лаборатория, за ней, огрибая крупные кедры и пихты, разбегались две тропки, вдоль которых нестройно белели жилые палатки. В них, чаще по двое или по трое, жили специалисты и студенты.
Отправившись после второго бляма на завтрак, мы со Славиком обнаружили за столом целого и невредимого Леву, с аппетитом уминающего гречку с тушенкой. Перебивая нас и рассказывая потоком старые анекдоты, он так и не дал возможности спросить - куда же он подевался ночью. Судя по сияющим глазам и приподнятому настроению, в Левиной жизни явно что-то произошло, и это что-то его очень и очень радовало. Славик, глянув на него, потом на меня, что-то сказал про "шерше ля фам". Мне такой вариант показался маловероятным.
После завтрака школьно-студенческий народ распределили по работам. Володя с девчонками и Славиком направился на север ставить плашки на мышей в дальнем лесоболотном урочище. Нас с Левой вдвоем он отправил самостоятельно брать почвенные пробы на площадке, расположенной в старом осиннике километрах в пяти от лагеря стационара. По пути туда Лева помалкивал, что-то снова обдумывая. Расположившись полулежа на брезентовых плащах, мы методично отрывали небольшие кусочки от квадратного кома дерновистой почвы, лежащего на куске полиэтилена, складывая попадавшуюся живность в толстостенные, темного стекла банки.
Ловко выдернув из горсти земли здоровенного дождевого червяка и засовывая его в морилку, Лева, наконец, прервал свое загадочное молчание и произнес:
- Значит, так. Помнишь, третьего дня ходили на дальние вырубки?
Конечно, дальние выходы сложно не запомнить. Тогда пришлось подняться в четыре утра, чтобы поспеть к рассвету на нужные площадки для отряхивания деревьев.
В ранние утренние часы, когда нет дождя и ветра, в южной тайге довольно прохладно даже в середине лета. Насекомые и прочая беспозвоночная мелочь в это время находится в оцепенении и плохо держится в кронах деревьев. Несколько ударов большим деревянным молотком с чуркой на конце (колотом) и вся эта живность ссыпается из кроны вниз, на расстеленные полога, сшитые из белых бязевых простынь. Когда всходит солнце и температура повышается, те, кто имеет крылья, улетают, а другие сильнее цепляются за субстрат и, даже при интенсивном околачивании, остаются на деревьях. Поэтому, хочешь не хочешь, а приходилось отряхивать деревья только рано-рано утром.
- Так вот, - продолжил Лева, - я же, ну ты в курсе, тогда отстал, в кустики захотелось. Руки в ручье ополоснул, глядь - а на дне желтое, точками блестит! - Он замолчал, поглядывая сбоку на меня и оценивая произведенный эффект. Я подумал и, с сомнением в голосе, спросил:
- Хм... Ну и что там такое желтое могло быть?
Лева сделал театральную паузу, оглянулся вокруг, наклонился поближе и тихо, но внятно произнес:
- Как что? Золото! - и повторил уже звенящим шепотом:
- ЗО-ЛО-ТО!!
Затем, еще раз осмотревшись - не подслушивает ли кто, Лева придвинулся и взволнованным голосом стал быстро излагать мне суть и ход произошедших событий.
И как он обмер, сразу поняв, ЧТО находится в ручье. И как выстраивал план действий. И как вчера, после ужина, счастливо избежав встречи с кем-либо, с саперной лопаткой в руке и рюкзаком за плечами бежал рысью по тропе к заветному ручью. Как промыл семь или восемь ведер грунта в алюминиевом тазу, прихваченном из бани, и начал аккуратно добивать остаток в эмалированной миске, круговыми движениями отгоняя в стороны песок.
- Это же фарт! Настоящий фарт!! Только тут, знаешь, какое-то золотишко-то странное оказалось! Чешуйчатое какое-то... Оно, почему-то, всплывало и всё с водой смывалось! Но я его, все равно, наловил! Правда, мало попалось, большинство чешуек, пока приспособился, уплыло...
Лева достал из нагрудного кармана энцефалитки пенициллиновый флакончик и протянул мне. На дне, действительно находилось с десяток мелких, слегка желтоватых пластинок. Впечатления они не производили.
- Да, ладно! - продолжил Лева. - Это не главное. Мою я песок, мою, а на дне такие же пластиночки стали попадаться, только черные и блестящие. Во, - смотри! - и он протянул мне другой пузырек, на треть заполненный какими-то мелкими гранулами, почти черными и на плоскости отливающими металлическим блеском. Пузырек был, хотя и маленький, но ощутимо увесистый. Видя мое недоумение, Лева пояснил:
- Ты же чувствуешь, какой тяжелый этот песочек-то намытый? Так вот, это - не золото!
К этому времени я уже понял, что в излагаемой истории все не так просто:
- Ну, и? Ты, это, ближе к делу, а то сейчас все червяки расползутся.
Лева на секунду обиженно замолк, но азарт, клокочущий в его груди, снова подтолкнул его к продолжению рассказа.
- Да как ты не понимаешь! Это же - платина! ПЛА-ТИ-НА!!
- И? И что - что платина?
- Да платина же дороже золота! Ты даже не представляешь - на сколько этот флакончик в рублях потянет!!
- Гм... И куда ты его пристроишь? - я, наконец, отловил пинцетом пытавшуюся удрать мелкую скачущую ногохвостку и поместил ее в морилку.
- Да пока не знаю, - ответил Лева, - но, думаю, что дантисты всяко возьмут. Они же золотые зубы ставят. А тут - из платины! Желающих, поди, сколько угодно найдется!
- А с деньгами-то - что делать будешь? - я высыпал в сторону просмотренный грунт и набрал следующую порцию.
- Да как что?! Пенициллинку бы добрать - тогда уж точно на мопед хватит! А может, даже, и на мотоцикл! - Лева размахивал пинцетом, не замечая как с лежащей перед ним кучки грунта, слегка извиваясь и быстро перебирая ногами, убегает в сторону личинка жука-стафилинида.
Перехватив насекомое и водворив его в эфирную атмосферу стекляшки, я представил себя обладателем мотоцикла и задумался. Прокатиться пару-тройку раз - да, интересно. Съездить куда-нибудь, наверное, можно. А так, пожалуй, мне особо мотоцикл и не нужен.
- Слышь, Левка, а зачем тебе мотоцикл?
- Не! Ну, ты же вообще ничего не понял! - Лева снова заподпрыгивал, уже не оглядываясь тревожно по сторонам. - Мотоцикл - это что? Это - свобода!
Лева на минуту замолк, перебирая почву, и, видимо, формулируя свои мечты и способы их достижения.
- Это ж можно за черемшой, за папоротником ездить в тайгу; за грибами, за ягодой! Потом шишку кедровую бить! А на рыбалку! Мне один дедок с материной работы обещал свой бредень отдать, сильно уловистый, говорил! Потом все это продаешь на рынке, и денег можно срубить - во! - Лева провел себе рукой по горлу, показывая вероятные размеры предстоящего в перспективе богатства.
- А потом? - мне было любопытно, - до каких границ протирается фантазия Левы.
Тот вскочил и, размахивая руками, начал излагать давно, по всей видимости, продуманную последовательность накопления капитала, его оборота и преумножения в умелых руках.
Левины глаза блестели, мысли во фразах приобрели отточенность и логичность. Перспективы, надо признать, были им нарисованы увлекательные и вполне конкретные. Закончив свою речь описанием уютного, утопающего в магнолиях, двухэтажного домика в Крыму в бухточке с собственным пляжем, с причалом и океанской яхтой, шикарной гоночной машиной в гараже, Лева сделал перерыв в мечтаниях.
Некоторое время мы молча работали. Завершив разборку всех четырех запланированных на сегодня проб почвы, упаковав морилки в полевую сумку, а остальное - в рюкзак, мы тронулись к лагерю.
- Так это... Я к чему тебе все рассказал? Завтра Володя на базу на два дня уходит. Вечер тоже будет свободный. Рванем, помоем вместе, а то одному, как-то не очень. Что заработаем - пополам.
Как оказалось, на обратном пути, Лева наткнулся на тропе на следы большого медведя. Во вмятину когтистого отпечатка на глине медленно затекала вода из соседней лужи. Уже совсем стемнело, до лагеря еще оставалось километра четыре. Лева, с лопатой наизготовку, дошел до старой триангуляционной вышки, залез, пропустил лямку рюкзака вокруг опорного бревна и собственного ремня. Так там и переночевал на сорокаметровой высоте, немало порадовавшись почти полному отсутствию комаров. Он резонно предполагал, что риск быть задавленным медведем в одиночку неоправданно велик и предлагал теперь мне составить ему компанию.
Вечером следующего дня, соответственно снарядившись, мы рванули на место. Мойка песка из ручейка оказалась довольно нудным занятием, но за пару часов два пенициллиновых флакончика тем, что Лева называл "платиной" мы набили. На обратном пути, отдыхая на привале у небольшого ручейка, Лева снова вернулся к разговору.
- Одна только проблема. Надо бы с кем из взрослых посоветоваться. Кто в этом деле соображает. А вдруг, это - не платина? А какой-нибудь редкий металл, который еще дороже стоит? Если месторождение открыл - за это же тоже что-то дают?
- Ага, дадут. Десять лет как минимум! - меня начала веселить эта история. - Да, кстати, тяжеленький песочек-то. Может, уран? - я невинно посмотрел на Леву.
Тот быстро вытащил флакончики из кармана, повертел их в руках и засунул обратно.
- Не, он бы светился!
- Вот дурында, тебя что, в школе совсем не учили? Это ж фосфор светится, а уран, он того, невидимый. Детей потом не будет. Ты с этим, лучше, не шути, а то - фиг знает...
Лева снова вытащил добытые сокровища из кармана и воткнул пузырьки в мох подальше от себя.
- И что же делать? - его энтузиазм заметно ослаб.
- Хм, а что, если к Карлу Францевичу обратиться? - подумав, предложил я. - Он мужик что надо, лишнего никому не скажет.
Наш научный руководитель стационара был уникальным человеком. Латыш, с феноменальной эрудицией и памятью, специалист-геоморфолог, яркий и талантливый преподаватель, пропустить профильную лекцию у которого среди студентов считалось невосполнимой потерей. Защитив в сорок лет докторскую диссертацию, Карл Францевич сразу возглавил целое направление в географической науке. Обладавший огромным авторитетом, он никогда и ни на кого не повышал голоса, со всеми разговаривал уважительно, даже к нам - школьникам обращаясь только на "Вы". Время от времени с удовольствием принимал участие в посиделках в "кафе" и всегда был готов обсудить любые проблемы, ненавязчиво, но четко аргументируя и логично обосновывая свой взгляд на самые разные вещи.
На следующий день после обеда, улучив момент, мы с Левой нагнали шедшего в лабораторию Карла Францевича и сбивчиво объяснили ему возникшую проблему. Слегка улыбнувшись, тот взял флакончик со светло-желтыми пластинками, достал из кармана складную сильную лупу и внимательно осмотрел содержимое, наклоняя сосуд в разные стороны.
- Слюда! - последовал лаконичный вывод. Взяв другой флакон, он взвесил его на руке, мельком глянул через лупу и заключил:
- Пирит. Серный колчедан. В общем, сокровищ, ребята, вы не нашли, но само любопытство уже похвально! Из вас выйдет толк! На той неделе мне надо будет делать шурфы на тридцатой точке. Если хотите, попрошу Володю, чтобы он вас со мной отпустил. Там в шлихах знаки регулярно попадаются, могу вам настоящее золото показать. Хорошо? - и он удалился, оставив нас в противоречивых чувствах.
...
Много чего произошло в нашей жизни с тех пор. Домик в Крыму так и остался для Левы неосуществленной мечтой, хотя, следует признать, усилий в этом направлении он прилагал немало. Детская уверенность - когда-нибудь прославиться и обогатиться - так и не давала ему покоя, временные успехи бывали, но кардинально преуспеть не получалось. Наши с ним пути расходились и снова сходились. Временами мы долго не виделись, находясь в разных городах, лишь перебрасываясь парой писем в год. Иногда встречались достаточно регулярно, и я слушал рассказы о его новых приключениях, время от времени даже принимая в этих авантюрах непосредственное участие.
На днях в телефоне высветился камчатский МТС и в трубке раздался озабоченный голос Левы:
- Слушай, я тут с одним бичом познакомился. Он мне по пьяному делу подробную карту нарисовал, где в Саянах Деминский золотой водопад находится. Сведения верные, он с кем-то в лагере сидел, тот помер, а перед этим рассказал все как есть. В августе прилечу, надо найти, ты как?
Ну, вот как перед таким предложением устоять? Да никак...