Сергей Панохин сегодня на работу не пошел. Он простудился и решил сделать себе выходной. К врачу он тоже не удосужился заявиться, потому как знал, что денёк-другой ему и так простят без всякого больничного, а дольше он болеть и не собирался. Благо работа у него была непыльная и во всех отношениях приятная - научный сотрудник исследовательского института. За что Сергей любил свою профессию, так это за свободу, которую она ему давала. Ни строго режима, ни авралов, отчетность минимальная, физически перенапрягаться не надо, отпуск в любое время, регулярные поездки заграницу за государственный счет, зарплата неплохая и, опять же, почет и уважение обывателей, приходивших в оцепенение и безропотно благоговеющих при слове "ученый".
По молодости он серьезно любил науку и готов был проводить на работе большую часть бодрствующего времени, отдавая себя целиком любимому делу. Ему хотелось открыть что-то очень важное, от чего все человечество, или, по крайней мере, достойнейшая его часть, получила бы огромную пользу. Что-нибудь такое, что взбудоражило бы всю научную общественность, а при внедрении принесло бы огромную экономию народному хозяйству, и за что ему, как скромному служителю науки, была бы уготована Нобелевская премия. Ну, если и не Нобелевская, то, по крайней мере, добрая память благодарных потомков.
Но время шло, и постепенно Сергей стал понимать, что по большому счету то, что он делает, никому не нужно. И что хотя государство выделяло на научные исследования не малые деньги, за всем этим не стояло ничего, кроме желания тех же государственных мужей не упасть в грязь лицом перед мировой общественностью. Дескать, интеллигенцию и умных людей и в нашей стране лелеют и уважают, а значит и страна сама достойна почета и уважения. Панохин также стал понимать что то, что он делает, лишь увлекательная игра для ума и воображения, за которую налогоплательщики гнут свои спины и натирают мозоли. По началу, когда он это осознал, ему стало немного стыдно за то, как он зарабатывает себе на жизнь, потому что ему это показалось нечестным. Но потом его осенило, что так, собственно говоря, устроено все общество, в котором он жил: одни придумывают законы, а другие их нарушают, а третьи их за это ловят. Ему казалось, что если только отменить все законы, то и нарушать будет нечего, да и стимула не будет брать от жизни больше, чем тебе нужно. Ведь зачем нахапывать и прятать, если все и так позволено? Ну конечно, первое время поворуют, пограбят, помородёрствуют, опять-таки в основном из-за денег, но когда вокруг будет полная свобода и никаких ограничений, желание что-то получать силой постепенно пропадет. Таким образом, он разобрался с властью и законностью, оставив их без работы. Зачем людям платить налоги продавцам воздуха, если они свою жизнь могут сами урегулировать и без них?
Теперь ум Сергея взялся за медицину. "Откуда берутся болезни?" - спрашивал себя Сергей.
И рассуждал он так. Из чего состоит человек? Очевидно, что каждый человек имеет тело, разум и душу. Всем известно, что тело у мертвого не болеет, значит, болезнь не в теле. Слышал ли кто-нибудь когда-нибудь про больную душу? Да, говорят, что душа может страдать, мучиться, переживать, ей может быть больно, но чтобы болеть, такого он никогда не слышал и даже не мог себе представить. Душа же дана Богом, а значит она частичка совершенства. С какой стати совершенство должно болеть?
Остается одно - ум. Именно ум, думал Сергей, и есть источник всех болезней. "А какова основная функция ума?" - спрашивал себя Сергей. Основная функция ума - это мышление, сознательное и подсознательное. Значит выходит, что все болезни - от ума, а точнее от глупых мыслей. Человек сам внушает себе все болезни, выдумывает их. Спрашивается, зачем ему это делать, не идиот ли он после этого? "Не идиот" - отвечал самому себе Сергей. Многим выгодно болеть, и это широко признают даже сами врачи. Ну, например, чтобы привлечь к себе внимание близких, которым в здоровом состоянии его обделяют. Или чтобы удержать рядом с собой человека, который будь ты здоров, обязательно бы тебя покинул. Или даже чтобы не работать и жить на субсидии. Это не густо конечно, но с голода не помираешь и крыша над головой есть. Слава Богу, соцобеспечение сейчас не такое как 30 лет назад и голодной смертью умереть не дадут. А многим этого достаточно. Живи себе и радуйся жизни.
Так, сидя в кресле и попивая горячий чай с малиновым вареньем, Сергей рассуждал о плане возрождения мира. Возможно, он так бы и просидел бы в мечтах и планах еще очень долго, но тут неожиданно в дверь позвонили.
Сергей, надев тапочки и затянув поплотнее обмотанный вокруг шеи шарф, пошаркал по направлению к двери. Распахнув дверь, он увидел нечто потрясающее, поразившее его на месте: на пороге стояла обалденно красивая (да, да, именно обалденно! другого слова Сергей подобрать не мог) и чертовски привлекательная женщина лет двадцати пяти. Она представилась Музой Задунайской, корреспондентом местной газеты, и сказала, что хочет взять у Сергея интервью, потому что от друзей случайно узнала про его необычную философию. Панохин, не долго думая, любезно предложил даме зайти и проводил ее в гостиную. Войдя в комнату, Муза сразу приметила глубокое замшевое кресло в углу, и без приглашения грациозно и величаво устроилась в нем, положив руки на подлокотники. На предложение Панохина что-нибудь выпить, она попросила кофе. Сергей оставил ее одну и вышел на кухню, а через несколько минут вернулся в комнату с чашкой горячего кофе и поставил ее на журнальный столик перед креслом гости. Комнату наполнил соблазнительный аромат. Медленно и еле слышно посёрбывая, гостья сделала несколько глотков из чашки и перешла к разговору. Муза выбрала хитрую тактику и вела беседу так, что большую часть времени должен был говорить Сергей, а она - только наблюдать и слушать. Вопросы были острые и ёмкие: "Каковы основные положения вашей философии?", "Как Вы пришли к ней?", "Какую роль эта философия играет в вашей жизни?" - так что Панохину все время приходилось говорить, говорить и говорить. Не удавалось помолчать ни минуты. Муза же, непринужденно откинувшись на спинку кресла и закинув ногу за ногу, сидела, потягивая кофе, и пристально сверлила глазами нашего героя. Панохин, в свою очередь, смотрел на нее как завороженный. Его глаза прилипли к ней, как муха прилипает лапами к тарелке с мёдом. Такие сногсшибательные женщины еще никогда его не посещали. На протяжении всего разговора, разные непристойный мысли постоянно роились у него в голове: "Интересно, а как она целуется?"; "А какие у нее трусики?"; "А носит ли она бюстгальтер?"; "А что если похерить всю эту болтовню и завалиться с ней в постель!?". Но что-то мешало ему это сделать: то ли страх, то ли неуверенность в себе, то ли боязнь быть отвергнутым. И вместо того, чтобы начать реализовывать свои смелые фантазии, он продолжал рассказывать и отвечать на вопросы.
В ее присутствии Сергею все давалось невыразимо легко. Слова лились из уст сами по себе - четкие, простые, очень яркие и выразительные. На него явно нашло вдохновение. Если бы он записал их беседу на диктофон, то из записи могла бы получиться прекрасная книга о смысле жизни и о том, как быть счастливым. Но мы не будем здесь углубляться в детали философии Сергея, поскольку наш рассказ совсем не об этом.
Известно, что все хорошее когда-то заканчивается. Подошло к концу и это интервью. Муза поблагодарила Сергея и сказала, что если из этого материала получиться статья, он будет первым, кто об этом узнает. Затем она встала, улыбнулась и направилась к выходу. Сергей проводил ее до двери и, не закрывая дверь, ждал, пока она спускалась по лестнице, прислушиваясь к стуку ее каблуков, постепенно затухающему вдали. Он все еще был под гипнозом шарма очаровательной незнакомки.
С тех пор он ждал каждый вечер, что она придет еще. Но она все не приходила, и не приходила. Женщины, которых он раньше побаивался (несмотря на то, что в глубине души их обожал), стали сами его находить: то соседка зайдет за спичками и останется переночевать, то сотрудница по работе начнет с ним заигрывать и флиртовать, то бывшая сокурсница позвонит и предложит встретиться. От женщин не стало отбоя, и все, о чем раньше в отношении женщин он мог только мечтать или видеть во сне, стало былью. Только вот той радости, что раньше, когда это было недоступным и недосягаемым, оно ему уже не приносило. Панохин стал понимать, что дело тут было совсем не в женщинах. Просто какой-то необъяснимый механизм внутри Сергея все время направлял его на поиск того, что было трудно получить. А теперь на место этой постоянной мечтательности о недосягаемом и умственной активности, направленной на то, чтобы это получить, пришла более чем доступная реальность. Только удовлетворения Панохину эта реальность уже не приносила, а напротив, вызывала в нем какую-то пугающую пустоту, от которой он чувствовал себя очень дискомфортно.
Со временем из круга многочисленных поклонниц он остановил свой выбор на интеллигентной студентке в больших очках с толстыми линзами, в которой дремал океан невостребованной нимфотической страсти. И зажили они вместе - тихо, мирно, душа в душу. Весь мир для них заключался друг в друге, и никто им был не нужен. Так прожили они несколько лет, охраняя семейный очаг от внешних посягательств. Их любовь, если таковая и была, переросла в привычку, а тихое семейное счастье в обычное мирное сосуществование.
И, казалось бы, так могло продлиться вечно, но вот однажды, холодным осенним вечером, когда все в их отношениях устоялось и наладилось, в дверь раздался тревожный звонок. Открыв дверь, Сергей обнаружил на пороге Музу, и от удивления глаза его буквально выкатились из орбит, как будто шарики на пружинах, как у кота из "Тома и Джерри". На Музе была короткая шуба, которая была расстегнута, короткая черная юбка, высокие чулки с кружевными резинками, длинные темные слегка вьющиеся волосы развивались и испускались вниз по плечам. Из-под шубы виднелась ало-красная блузка, верхние пуговицы которой были не застегнуты. Она очень эротично опиралась спиной на бетонный косяк двери и игриво покручивала в руках бутылку шампанского. Соблазнительно улыбаясь, она промолвила: "Ну что, милый, засиделся ты здесь. Пора тебе двигаться дальше!" - и, ничего не объясняя, стала спускать вниз по лестнице, периодически оборачиваясь к нему и маня его за собой взглядом. Панохин, ни секунды не думая, словно подчиняясь какому-то животному инстинкту, набросил пальто и наскоро натянул ботинки. Он захлопнул за собой дверь и, даже не попрощавшись со своей интеллигенткой, вышел вслед за Музой. Он уже не видел ее, но слышал, как ее каблуки цокали по ступенькам где-то внизу на нижних этажах как тогда, много лет назад. Он ускорялся, надеясь догнать ее еще на лестнице, но так и не успел. Наконец он достиг нижнего этажа и выбежал из подъезда. Оглядевшись по сторонам, он никого не увидел. Улица была пустынной и безмолвной. От Музы простыл и след, и только мягкий, пушистый снег крупными хлопьями падал на землю.
"Что же мне теперь делать?" - спросил себя Сергей. - "Назад, домой, в вечный день сурка...? Э-э, нет! Уж лучше неизвестность", - подумал Сергей и, укутавши голову от холодного, завывающего ветра в поднятый воротник пальто, пошел вперед. Куда он шел, он не знал, но ему было все равно. Впереди его ждало что-то смутное и непонятное, но главное - новое, неизведанное. Ему не хватало этой новизны и непредсказуемости как воздуха. Он жаждал свободы. Свободы от постоянства, от привычек и от самого себя.