Аннотация: Рассказик - полярный. Кто ругает на чём свет стоит, кто хвалит неумеренно...
-Ну какого чёрта?!
Сегодня я заорала прямо с утра, едва раскрыв глаза. А всё потому, что Боб врубил на полную громкость телевизор. По телевизору показывали автогонки. Вот послал же Бог соседа! Знает, что я не переношу рычащие, взвизгивающие, скрежещущие, всхрапывающие, чавкающие звуки - и всё равно!..
Я вообще не люблю лишних звуков. Когда я была маленькой, дед говорил:
-Звуки - это плеск воды, ласковый такой, щебетанье птиц и Моцарт. Прочее - отвратительные шумы.
Тогда я кивала. А когда подросла - поняла, насколько прав был дед.
Вообще разные люди живут в разных вселенных. для меня, например,- цвета и формы - это всё; запахи - очень много; осязание - чуть-чуть... Ну, со звуками понятно, не буду повторяться.
Боб рассказывает мне, что я зануда в кубе. Пока сосед развивает тему моей невыносимости, обуваю разноцветные мокасины и ухожу в город. Живём мы в деревне, в маленьком домике с огромадным двором и виноградником. Города в округе два. До ближнего идти три километра полями. А дальний - позолоченый Иерусалим. Туда каждые полчаса идёт автобус, дребезхащий и трясущийся, как паралитик. Если автобус зелёный - ещё ничего. Он, конечно, кряхтит и шипит..но в меру. А вот оранжевый - караул. Я просто в него не сажусь. Каждая подвесочка позвякивает на свой лад; каждая деталька скрипит, жалуясь на дряхлость... и бежит машина тяжело, неровно, с астматичсеким присвистом.
Итак, я шлёпала в город за конфетами и пиццей. Рыдай, диета! По дороге мне встретилась греющаяся на солнцепёке гадюка. Я её аккуратненько обошла, а она лениво повела скользким блестящим хвостом. Тихие твари змеи любят меня, хоть мы с ними и разной крови. На полпути меня нагнал военный джип. Из окошка высунулся потный марокканец и загорланил:
-Ну какого ты шляешься одна по дороге, дура! Щас вон сядет в любом окошке снайпер - и кранты!.. Давай подвезу.
Я мотнула головой
-Не из пугливых, и одолжений мне не надо.
Но не так-то легко отделаться от марокканца. Он едет рядом со мной. Одной рукой ведёт машину, другой жестикулирует - и болтает, болтает, болтает!
-Уговор! - резко останавливаюсь я - подвези меня до русского магазина, так и быть. Но дорогой молчишь!
Марокканец обалдел от подобной наглости и действительно заткнулся. Джип его, слава Богу, ехал без особых звукоизвержений, аккуратно похрюкивая мотором.
У магазина я весело спрыгнула на раскалённые камни и не оборачиваясь махнула водителю рукой:
-Бай!
-Меня Нир зовут! - сложив руки рупором прокричал мне вслед марокканец,- Нир!
Какая мне разница, как этого гамадрила зовут?
На обратном пути встретился Цыплёнок на омерзительно повизгивающем и плюющемся старом форде. Мы поболтали немного, обменялись свежими политическими анекдотами. Вернее, как - обменялись? Цыплёнок рассказывал анекдоты и сам же ржал, хлопая себя по костлявым коленкам и часто моргая. А я крутила головой и спрашивала беспрестанно:
-А почему? А это кто? А он правый или левый?
Но Цыплёнок был настолько увлечён собственным остроумием, что моя политическая тупость его не раздражала.
-Ладно.- прервала я рассказчика,- мне ещё кур кормить и виноград подрезать.
Цыплёнок серьёзно закивал.
-Кстати, -сказал он,- о тебе какой-то маррокаша расспрашивал. Ниром звать.
-И что ты?
-А что? Я ничего - повёл сутулыми плечами Цыплёнок.
Так я и поверила. Мужики вообще сплетники, а Цыплёнок трепло уникальное.
Дома меня ждал сюрприз. Расцвёл мой любимый розовый куст. У меня есть личная примета: если вовремя распустятся розы - всё будет хорошо, и переживём как-нибудь этот год. Они распустились, два белоснежных кораблика. Я вытащила во двор табурет и села напротив куста. Пчёлы жужжали. Это тоже звуки, а не шум. День прошёл под знаком роз, как под счстливым созвездием. Боб ушёл и, уходя, выключил чёртову шарманку телевизор. Соседа не было долго. Я уж было решила, что он заночует где-нибудь, подарив мне сутки тишины и роз. Но в четверть одиннадцатого взвизгнула наша ревматичная калитка - и во двор вкатилась волна, состоящая из запаха вишнёвого табака, Бобкиного баритона и незнакомого писклявого голоса. Бабу привёл, кобелина. Я тактично спряталась в своей комнате.
-Ой, какие розы..- донеслось со двора
Боб, можно мне цветочек?
-Нет проблем - весело ответил Бобка
И раздался хруст закряхтевшего от боли куста - выламывали розу.
-Ты совсем с ума сошёл?!- выскочила я,- думаешь, что делаешь?
-А это кикимора, что - твоя жена? - спросила блеклая похожая на цапельку девица.
-Боже меня упаси от такого мужа! - огрызнулась я.
-Ну ты давай того, заходи, - пробормотал Боб , подталкивая девицу в спину, я щас.
Минут десять мы ругались во дворе. Розу Цапля унесла с собой, и теперь осталась только одна белая каравелла в зелёных листьях, точно в волнах. Но на этом вечер не закончился. Около полуночи, озаряемый оранжевой луной, к нам забрёл- кто бы вы думали? - правильно, Нир-марокканец.
Он притянул охапку ярких роз... точно алые паруса. Тоже мне, капитан Грей.
-Это я арабский палисад обносил, не еврейский,- поспешил успокоить меня Нир.
Будто розам от этого легче.
Я поставила алые паруса в воду. Пахли они одуряюще: как весна до жаркого песчаного ветра, как сороковая симфония Моцарта..
Из соседней комнаты доносился звук белой розы. Точно скрипку настраивают. Высокая нота - и пауза.
Со двора слышалось дыхание куста: завтра ещё минимум три бутона распустятся.
Я сварила кофе с корицей. Вышел Боб со своей Цапелькой. Мы вчетвером сидели в салоне и слушали оркестр роз. В арабском квартале постреливали. Прочих шумов не было.