Если у меня будет ценность, до которой им не достать и с помощью которой можно всё измерить, т.е. ценность эта будет выше всего того, что имеют они, то тогда чужих и работу можно стерпеть - всё будет, как с гуся вода.
Но нужно видимое выражение этой ценности, ведь так слаб, что могу усомниться, отчаяться; и упорядочить ценности надо, а то у меня такой хаос...
Не чувствую себя твердым - вот беда; не удается мне быть твердым праведником в летучих эпизодах - и эпизодах с сонной тишиной, и эпизодах с назойливым вниманием.
Либо я буду держаться собственных правил игры и жить без накатанного, без пошлости, без обязательных фраз и улыбок, либо буду ничем, как сейчас.
Отказ этот можно компенсировать внимательностью.
Земные дороги - дороги в никуда, из пункта А. в пункт Б.
__
Раз не кончаешь самоубийством, значит, тебе есть ради чего жить, что бы ни говорил. Великий человек всегда близок к самоубийству, потому как имеет дар, который неизбежно отъединяет от людей и всего наносного, что они создали и во что они верят... - близок, но нашел в себе мужество вытерпеть свое одиночество и построить свой храм на обломках. Ибо ничто не дается даром...
А ты хнычешь так, как будто хныканьем можно остановить поезд...
__
У всех дело заслоняет все, остальное кастрируется. Добро и зло дела.... Только для того, чтобы прожить, надо лить пот и мучиться выбором, а чтобы благоденствовать, надо, наверное, продать душу и всем предоставлена такая возможность.
Напряженный, судорожный мир - и либо ты научишься не требовать для себя ничего от него и терпеть все, либо научишься цеплять мертвой хваткой свой кусок, норовя перехватить его поглубже.
Каждый раз меня засасывает в мир и все захлебывается, а ведь были лишь цветочки.
Мир жесток, а ты задумал выдать себя и включить свет, как тогда на веранде; ведь и одного слова довольно для того, чтобы выдать себя и "сделать другим неприятно", а тут целые монологи.
Это тупик, все для меня - табу, как для прокаженного, мир чужой и нацелен на то, чтобы убивать таких, как я, загнав их в темный тупик, подальше от "излишне впечатлительных" глаз.
__
Искусство для меня - это попытка обратить все в шутку и через это совладать?!
Но ту литературу, на которую можно опереться, терпят лишь со ссылками на чужаков или прошлое. Им не нужна правда - а они ее, видимо, знают, раз так стараются забыть, подавить и заменить - в том числе, и с помощью искусства.
Впрочем, не стоит так зацикливаться на черном - суть в том, чтобы искать свет; верь, что он есть, потому что иначе не было бы и тьмы.
__
Глазами осторожно потрогал его глаза.
Глазами резко ширкнул по его глазам.
__
Стоят прекрасные, беззаботные летние дни и прохладные утра - всегда синее небо, божественный радостный свет; сейчас множество народу счастливо проводит время, шагая в приключения и удовольствия среди других людей.
__
Конечно, я пока почти ничего не сделал такого, что мог бы поставить себе в заслугу, но смог, по крайней мере, остеречься и не наделать непоправимых глупостей...
Ведь обычный человек - это марионетка, связанная многими невидимыми нитями с каждым из своих близких и потому у него нет выбора; а добро - это просто услуга, которая всегда в известной мере вынуждена. В конечном счете, у них действительно всё упирается в то, что надо есть, иметь кров и одежду.
И то, что это люди, научившиеся плодить целые книги мыслей-извивов, ничего не меняет.
Система такой жизни реагирует только на отклонение, поэтому на одной доске стоят и революционеры, и праведники - каждый, кто не мещанин. Методы уничтожения также разнообразны - и кнутом, и пряником...
__
Это можно сделать принципом: "при проникновении в суть избегай иностранных слов" - и вместо "психологии", например, говори "душа". Эти слова - препараты, а я хочу, чтобы в моем интересе к искусству не было ничего, что роднило бы его с интересом коллекционера марок и бабочек.
Правда, некто говорит очевидно правильное, и без иностранных слов, но в жизни у него, возможно, все наоборот. Очевидные слова - рудименты.
Как бы не были мы умны на словах, разве в силах кто-нибудь из нас думать о смерти и понять ее неотвратимость?
__
Общество ночи также мрачно и странно, как и одиночество.
Пусть не дневные радость, бодрость и уверенность, но тихий свет и утешение необходимо найти для начала...
Есть же такие категории, как "приятное" и "удовольствие" - а я этого лишен начисто. Меня сопровождает безнадежное уныние и прозябание...
Тени на потолке нарисовали огромную руку и огромный череп...
Только теперь осознал, что житейские маленькие удовольствия неисчислимы и часто забавны; они все же настраивают на благодушный лад и скрашивают жизнь. Этот поток с легкостью смывает даже и сильные огорчения...
Но нет, все это померкло для меня, если и воскреснет, то не в благодушном виде.
Разумны же обычно оправданья.
Но все же нет никакой гарантии, что я не наделаю опрометчивых глупостей уже сейчас - допустим, встретив девушку - любой ничего не стоит окрутить меня; или что я не сорвусь на грубость и не буду малодушным. Напротив, я почти уверен, что так оно и будет - нет во мне силы.
Самое страшное, что я теперь всюду буду одинок - и на людях это одиночество будет еще мучительней бросаться мне в глаза. Впрочем, только на людях есть надежда найти единственного друга.
Не нужны словесные доводы при всех этих выборах - в большинстве случаев достаточно проверить, на чьей стороне малодушие. Спешка, болтливость, робость, сластолюбие и прочее - все это малодушие. Главное, оно хорошо распознается мной - это ориентир.
__
Все это прекрасно, но, тем не менее, замечаю за собой, что подсознательно я как-то уклоняюсь от евангельских рецептов - и дело тут не только в современном и вдобавок единственно мне предназначенном воплощении божественного предназначения человека - именно дух некоторых положений чужд, некоторых - непонятен, некоторых - слишком завышен для меня. Я слишком суетен и, понимая это, все же тянусь к внешнему блеску. Как человек с благими намерениями, я пытаюсь всё сопрячь, с одной стороны, осовременивая Евангелие, а с другой, делая Его наглядным и житейским, т.е. не только жизнь свою подтягиваю до идеала, но и наоборот - приспосабливаю, толкую заповеданное. Почему так? Потому как есть чувство, что ты так увяз, что иначе не стронешься.
Если даже взять маму с папой, то и они о делах практических говорят несравненно более горячо и заинтересованно, постоянно спорят, рассуждают - да это и по времени несоизмеримо. А если и сделают "добро", то не умолчат о нем, похвалы потребуют - причем собственно человеческое внимание и сочувствие им почти недоступно, любят только укорять. Дух у них мещанский, дух - это же чувствуется, он как запах. А Библию читают, словно вспомнив, что они верующие, и читают ее не так, как читают Откровения, а как всезнайки, непрестанно похваляясь своим знанием и уверяя, что другим оно недоступно, потому что они не меченые. Также читают ее целыми главами, не спотыкаясь душой на каждой строчке, т. е. без личной жажды, а лишь другим в назиданье. Они не видят своих пороков, считают их лишь недостатками. Конечно, читают и в уединенье, для себя, но ведь нигде формализм допускать нельзя.... /Кажется, я сбился с темы - начинал писать не с критикой других!/
__
Буду понимать искусство просто как действенное и искусное слово.
И не буду давать им оружие против себя. Если и сделают больно, буду терпеть и не выдам, что это мое слабое место...
__
Наивные верующие берут слова отдельно от жизни, вовсе не замечая, что они отвлеченно абсолютны. Они превратили Бога в убежище. Оттого - приторный и неестественный дух, нарочитость в сочетании с убогой зачумленностью. Взгляды же на саму жизнь у них обычные, газетные, даже сдвинутые в сторону таких понятий, как "наши - чужие". Т. е. Евангелие для них не взгляд на жизнь, а отвлеченность, не пропущенная через душу.
__
Главное, верить в свою, не побоюсь этого слова, исключительность, т.е. что я не зря родился на свет - как и любой - и что я не песчинка на ветру. Нигде же в Библии нет: "будь одним из всех", "будь как все", напротив: "спешите в число избранных". Но исключительность эта не внешняя, о ней знаю лишь я. В конечном счете, это просто вера, что ты действительно имеешь дело с Богом и она сопровождается неизбывным ощущением своей слабости, бедности и нужды в опоре.
Если не будешь верить в Божью опору, значит, будешь верить в мирскую и не будешь иметь права быть другим, чем они.
Конечно, Божья помощь проявляется опосредованно, чудес мало и они для людей маловерных, над которыми сжалился Бог...но главное, само ощущение: на кого надеюсь? Верю ли, что все к лучшему, что все предусмотрено Заботящимся о нас?
__
В сознании тоже одно льется, а другое еще скапливается, одно созрело, а другое еще безвкусная зелень, одно уже уходит, а другое еще в пути...
__
То во мне, что отвергает столь многое, должно столько же и предложить взамен, надо только искать. Это и есть "разум" - не стоит пытаться воскресить сожженное, лучше и дальше искать "землю обетованную".
__
У них процветают, с одной стороны, мертвое, унылое умничанье с "остроумными", "меткими" замечаниями, а с другой, упрощенные до той или иной степени вульгарности, чувственные истории, с понятиями на уровне "любовь полов", "мужество", "смелость" и "подлость". Для них это вопрос о ценности полутонов...
__
Нет мужества ничего не делать?! Продолжай, продолжай деловито поучать себя и ныть...
__
Опять "размен на мелочи"; это из-за малодушия все превращаешь в пыль и суету; можно договориться до того, что, смотря ТВ, тоже идешь по пути! Размен - потому что делаешь "тоже нужное", но не самое ценное и нужное, из того, что мог бы. В моем деле это особенно опасно, потому как по природе своей оно все же расплывчато и широк выбор "тоже нужного"...
Суть в том, что истинный путь - он единственный, а кругом ни кусочка свободного места не оставляют пути ложные - им просто нет числа.
...Что ж, не буду легким и приятным, и не буду отвечать что требуется, а вот смотреть стану пристально - "пожалуй, чересчур" - т. е. буду угрюм и неприятен; "да, не ждите; не нравлюсь, ну, так тому и быть". Такая позиция будет щитом...
И все залью молчанием - когда тебя не понимают, остается только это.
Но как легко уклониться в сторону обвинений и нападок - а нападать нельзя, заруби себе это хотя бы и на носу.
__
Глупо говорить прямо, умные должны говорить на условном языке, чувство сыро и вульгарно, а тут - корректность и почти наука. Всем известно, что наука вызывает уважение своими несомненными заслугами. Если бы кто-то вздумал быть прямым, ему бы не позволили....Так что, выбирай, дружок, один из эзоповых языков.
Есть язык политики, есть - экономики, социологии и т. д. - есть и язык искусства; поистине жаловаться не на что - выборам нет числа, как и дорогам.
Все равно же впрямую нельзя передать понимание, это же ощущение и оно созревало годами поиска; понимание есть откровение и награда избранному.
__
Что такое веселость и смех? Почему в Библии об этом говорится угрюмо, с презрением или угрозой? Конечно, тут легкомыслие, но разве не безобидное?
Будь Библия полегче и повеселей, все были бы за. Веселое нравится всем - и папе тоже. Буквально неотразимо нравится, так что даже пошлость шутки осознаешь потом, уже улыбнувшись.
__
Сколько "это" у меня. Если дело до памятника дойдет, буду представлен с указующей рукой.
Убавь хотя бы слово и ползвука, или переставь только два слова из многих и уже изменится окраска смысла.
__
Никогда так не понимал, что кругом грязь - просто захлебываешься в грязи всех ее видов...
Цель жизни - устоять во что бы то ни стало. Надо следить за собой, быть фениксом и не отчаиваться в скорби. Хорошо, что я умею ненавидеть благополучных и сытых - это главное болото.
Проклятье рассуждающим за чаем. Они думают о себе слишком "неплохо".
За ними сила князя мира и потому они не стесняются - а вот я стесняюсь, малодушен и это погубить может. Конечно, не спорить с ними надо и не драться, но и не поддакивать же из боязни, как бы не подумали чего.
Христос начал служение зрелым.
Я и люди.
Я и заработок.
Я и искусство.
__
Тебе просто скажут: устарел. Удивятся: откуда такое ископаемое?
И никакие композиционные или жанровые уловки не помогут - сразу увидят, где ты проповедуешь.
Мне кажется, что большинство не ведает ощущения этого счастья - счастья откровения; "я познал, понял!" - этот крик, как солнце. Не знают, потому и не ценят...
Итак, наша доминанта, главный термин и понятие - "ощущение", "чувство"?
__
Если только оседл душой, обзаводишься имуществом не разбирая - "знания" набираешь и проч., а если душа в пути, то в котомке держишь только то, что нужно на пути - без коллекций вещей, денег, друзей, знаний, книг и прочих бабочек.
__
Как жалко тех, кто вырос и не понял, как сурова жизнь /о, Боже, как она сурова, сколько в ней дерьма! О, душа моя!/. Чистый сердцем даже и в теплице обречен, как мотылек.
То, что пишу, обнадеживает меня только тогда, когда пишу - это не опора ни в соблазнах, ни в болезнях; одно умничанье не поможет хотя бы потому, что не придаст мужества.
__
Что это на меня навалилось: что ни прочитаю, что ни посмотрю, кругом две вещи - убийства и изнасилования в море грязи. Героев или нет или это уроды. Разумеется, всё под видом "старого мира" или того, что "это у них".
И еще: сверхчеловеческие рассуждения со сверхчеловеческим спокойствием...
__
Что-то зародилось, какое-то ощущение и ты ищешь слова, словно клавиши подбираешь, стараясь не замордовать тему, но вскоре линяет ощущение от перевода на слова.
Вообще, когда что-нибудь хорошее подумаю - как никогда не думал - то хочется думать так всегда и кажется, что кругом целый мир такой. О, как заметна для меня разница между ничего не говорящей уже рутиной взглядов и оборотов и этим новым миром...
__
Одну и ту же мысль раскрасить разным цветом, от черного до белого - удивительный аттракцион, большое удовольствие.
А мужественность, конечно, хороша, но это слишком ходовой товар, доступный даже индейцам.
__
Дела, дела, сплошь дела - чтобы устроиться лучше, еще лучше - это примета именно нашего времени, сейчас простор делам дан. Как пустота усилится, так сразу начинается говорильня о делах - минувших, текущих и будущих.
Как материал и дела можно оценивать с разных сторон, так и мысль с ощущением - а в итоге и всего человека.
__
Перед другими я нищий, ведь у меня нет ничего из их ценностей. А они ждут, тем более, что и вид мой нечто обещает, кажется. Нищета вызывает такие презрение и смех, как если бы ты ходил в дедушкином салопе.
А взгляды наши различны настолько существенно, что получается как бы два языка, причем я-то знаю оба, а они один и потому мне приходится говорить на их языке.
Я как ребенок, который уже спрятался от чудовища и обнаружил его маску, но еще не вырос настолько, чтобы быть неуязвимым пред ним.
Работа на уборке в колхозе - вспомни то животное восприятие жизни, какое оно было темное и влекущее, как рассуждало грубо - это оно, это чудовище...
...Как первобытно жестока боль! Как первобытна сама наша жизнь, сколько в ней животного и как противостоять этому началу. Мне страшно. А люди ничего не замечают - их "взгляды" все "объясняют" так успокоительно. Они не могут или не хотят взглянуть прямо в глаза правде. Они называют это "удовлетворением естественных потребностей".
Прямо тренировать себя надо в разговорах, чтобы пропало чувство, что срываюсь в аффект. Приучить себя делать паузу перед тем, как ответить и не придумывать ничего в эту паузу, а просто посмотреть на то, что у тебя внутри творится...
/Не знаю, много ли удастся реально изменить./
Проверяй, что кроется за твоим "хочу" или "не хочу", чтобы узнать, где малодушие. И вообще, проверяй, какие чувства стоят за тем или иным выбором.
__
Я слишком во многое не верю, слишком многое в человеческих отношениях мне кажется просто пылью и рутиной; оттого и отделываюсь.
...Столь сильны мои чувства при любом человеческом акте, что теряешь всякую веру в "правильные" рассуждения о том, как надо жить, а как - нет; чувство, которое вызывает сама жизнь и любой ее пустяк сильнее чувства, вдохновленного правильностью.
Поэтому обыкновенно я просто покорно улавливаю то, что от меня требуется, и если требуется, например, восхищаться, то восхищаюсь - а сам страстно желаю от этой натуги отделаться, испытывая такое отвращение и даже непонимание, как будто при мне целуют курицу.
__
Опять о сути: ясно знаю, что ценно и есть жажда не упустить ничего из этого ценного. Не идти по этой дороге, значит, потерять; остальные дороги - тупики, только тут испытываешь чувство, что рядом с тобою сокровище - понимание, образ...
Вот это-то чувство - сильнейшее из всех чувств - и есть, наверное, дар. Чувство до восторга и исступления. Конечно, обычно оно только дремлет и словно издали смотрит, но сколько раз эта передышка взрывалось - и с легкостью. Но иногда я боюсь его непрактичности, да и все прочее оно отвергает безапелляционно.
Получается, что лишь поверив в свою особенность и независимость от всех, я смогу быть самим собой.
Такой уверенности в себе пока нет - не поступлю так, как хочу в лучшую минуту. А это значит, что нет веры. Хорошо, если хотя бы чуть меньше гнилого во мне осталось, чем было раньше. Я ведь трус и от ответственности всегда уходил, шел за другими. Инстинкт самосохранения: лучше быть фоном...
Мужественности нет, неуловим, как собственная тень.
Все, конечно, сложно - их мужественности мне ни капли не надо. Что не предприимчив и не удачлив, не терзаюсь особенно, но вот есть, есть еще и что-то подлое...
__
"Как будто это тот год, в который открываешь суть жизни..." - читаешь такое про бывших, не зная, умерли они уже или нет, и думаешь - ну, как, дошли тогда или потом до этой сути? Может, кому-то надо было дожить до 90 лет, чтобы, наконец, случился такой год...
__
Какие варианты ни посмотри из тех, что ждут меня - любой сметет, угнетет и не будет сил...
Разве можем мы, шестеренки в часах, что-то думать, что-то выбирать, в чем-то быть особенными - разве такое может случиться с одной из шестеренок?
"Воля" и другие духовные категории употребляются без раздумий, при этом мы уже ничего не чувствуем и не думаем о том, что творится внутри нас, как о невидимой и неуловимой ни одним из пяти чувств тайне...
Когда вокруг тебя люди и ты с ними постоянно в контакте, захвачен этими контактами и делами, то, конечно, невозможно остановиться и оглядеться и в результате остаются лишь внешнее движение и внешние мысли, не заглядывающие к духовным истокам и причинам.
А соблазн цинизма в том, что он притворяется умным всезнайкой - мол, вот она, истинная суть вещей, скрытая за внешним. В нем есть глубина, но это глубина дна, на которое опустился циник. Глубина умнее мелководья и это истинное знание, но знание зла.
Подавить плоть - которой спекулируют циники - нельзя, да и вовсе не важно, т.е. это не самоцель, а лишь средство сохранения духовной чистоты, чистоты огня. Духовный огонь - вот что для меня единственно важно. Ведь умертвлять плоть, значит, уделять ей все свое внимание. Не только духовные, но и плотские потребности человека предопределены Богом. Тут вопрос лишь в том, рабом чего ты являешься, духа или плоти?
__
Чтобы естественней и хладнокровней вести себя с девушкой, которая тебе нравится, внуши себе, что безвозвратно влюблен в одну из своих прежних незнакомок, которую и видел-то, может, лишь миг, но которая именно поэтому является достаточной для таких фантазий загадкой.
__
Многое из понятого мной нельзя говорить прямо, потому что это, собственно, только скелет, который должен остаться на глубине в качестве связующего и единящего начала. Нельзя говорить такие вещи сухо и научно, отделенно от живой ткани.
Разве только как литературный прием, открещиваясь иронией и объективностью от таких занятий некоего персонажа?!
__
Прикованность к дому, где кусок хлеба и люди, которые тебя знают, к теплому островку посреди огромного замороженного мира - уж конечно, это не свобода и предел мечтаний, а вещь вынужденная.
__
Ощущение погруженности в атмосферу места и ситуации, описание ее изнутри и через себя - вот закон литературного творчества для меня. Автора и авторских суждений нет - по крайней мере, суждений холодновато объективных и ироничных, т. е. со взглядом сверху вниз - и в то же время в каждой фразе - автор.
Невозможно убедить в истине, но можно убедить, что смысл жизни только в ее поиске, иначе жизнь теряет этот самый смысл.
__
Хорошо то, что живу без плана, без обязанностей перед кем бы то ни было, кроме самого себя; никто не знает, не любопытствует, не оценивает - и такая ситуация имеет все шансы сохраниться и в дальнейшем.