пребывая в материальной природе, следует дорогами жизни,
наслаждаясь тремя гунами природы.
Это происходит из-за его контакта с материей.
Поэтому оно узнало радости и страдания,
присущие различным формам жизни."
Кришна.
"Бхагавад-Гита", 13:22
>Дорожные хлопоты
Принцесса поставила сёдзи на место, и почти сразу увидела Ануш - начальницу своей охраны.
Та беседовала на внешней галерее, в конце коридора с новым тюдзе - Хиротоми Мори, начальником гарнизона. Кадомацу сильно подозревала, что отец специально назначал в гарнизон Иваоропенерега молодых и красивых офицеров, а с недавних пор - ещё и сплошь провинциалов (наверное, кто-то из сплетниц проболтался про предсказание "мужа издалека"). Её саму эти хлыщи мало трогали, хотя, если признаться, интересные экземпляры попадались, зато среди её фрейлин, с каждым годом прибавлялось по одной-две генеральши.
Этот новый тюдзе был скромен, по-своему интересен, только зря он вот так говорит с Ануш! Мальчишка, наверное, в жизни ещё не видел суккуба, и где ему знать, на что его собираются употребить, заманивая этими двусмысленными движениями хвоста и огромными невинными глазами с кошачьим зрачком. 'Надо будет попросить Анусико, чтобы хоть своей настойкой его не поила, а то будет опять лежачий овощ вместо командира гарнизона...' - подумала принцесса, прерывая их разговор.
- Госпожа Третья? - поклонился ей Мори. Хороший мальчик. Но ей сейчас хотелось поговорить с подругой наедине.
- Господин тюдзе, - достав веер, начала она самым противным тоном, который смогла изобразить своим низким голосом: - Вчера на западной взлётной площадке было много льда! Я чуть кости себе не переломала, когда приземлялась! Сегодня, наверное, ещё больше... Пожалуйста, пошлите туда солдат, пусть немедленно её очистят, чтобы, когда я отправлюсь в город со своей свитой, никто случайно не пострадал.
- Слушаюсь, Ваше Высочество, - юный военачальник с неохотой покинул их, на каждом втором шаге оглядываясь на Ануш: та, смотрела ему вслед таким чистым, сияющим взглядом, что никто бы и не подумал...
- Даже и не думай - прошептала Мацуко одними губами.
- О чем 'не думай'?! - так же, одними губами, не отводя глаз и сохраняя улыбку, ответила соблазнительница.
- Ты знаешь о чём, не надо, - она дотронулась горячей ладошкой до её голого плеча и уроженка холодной Даэны даже не ойкнула - верный признак того, что она уже меняла температуру тела, рассчитывая на веселую ночь с огненным демоном: - Он ещё мальчишка, он ещё новый! Испортишь его и всё, и у нас опять будет тряпка вместо командира.
- Ну, так хорошо же! Ты говоришь мне что надо, я говорю ему, всё устраивается в крепости по-нашему, и опять - гуляем! Только твоего брата спровадить надо.
- Ты их когда-нибудь жалеешь?!
- Нет, а зачем?! Сами виноваты - знают ведь, какой я породы.
- Знание-незнание, а я знаю, что ты и дважды предупреждённого можешь заставить голову потерять. О, я вижу, уже опять своей настойки приготовили?!
Ануш попыталась спрятать выглянувший из-за пояса пузырёк, но тот выскользнул из пальцев и разбился. Разнёсся неприятный для принцессы запах хатаки.
- Ну... - зажала она нос, - давай, быстрее, пошли отсюда, пока обе не одурели... - суккубы всегда добивались своего от мужчин. Тем где пасовали женские чары, в ход шла хатака - золотой настой с запахом рыбы, освобождающий желания от власти разума. К некоторым, как уже видела принцесса, разум так и не возвращался больше. Женщинам тоже дышать этим было чревато.
Ануш, звякнув жемчужно блеснувшей кольчугой, вскочила не перила, чтобы быть ростом с подругу-демона, и, сохраняя равновесие взмахами хвоста, пошла рядом, легко переступая ножками в мягких сафьяновых сапожках.
- Вот будет неприятность достопочтенному Сэнсею, - заулыбалась телохранительница, - Только выйдет из своих покоев - ну и влипнет в историю!
Она даже захихикала, предчувствуя сладость мести.
- Не влипнет, не радуйся - принцесса, чуть приотстав, привела в порядок свою одежду: - Он, кстати, сегодня перед тобой извинился: прямо так на твоём языке и сказал - передай, мол, Анусико-саме, что я был неправ, раскаиваюсь и прошу прощения...
- В самом деле?!
- Да он сам-то ни за что не пойдет... говорит - не сдержался, вот через меня и передаёт: 'Луноликая Ануш, дочь Ахтар, вы светоч доброты, чистоты и терпения, кораллы ваших губ слаще драгоценной халвы, устрица вашего лона дарит неописуемое наслаждение, но я по-прежнему вас на дух не переношу!'
- Это ещё вопрос, кто из нас первым 'не переносит'! - суккуб слегка подбоченилась, выставляя напоказ бедра, и чуть не потеряла равновесие, потешно схватившись за рукоятки своих шемширов: - 'Устрица моего лона'! Он хотя бы раз попробовал, прежде чем судить?!
Юные подружки рассмеялись.
- Нет, удивила ты меня сегодня: надо же, сам Сэнсей, неизвестно какое ваше божество, извиняется перед суккубом! Сегодня же погода изменится в честь такого события! Надо же! Хвала ахурам и Ормузду, что дожила до этого дня!
Кадомацу вздрогнула при слове 'дожила'. Опять проснулись страхи, навеянные сном. Сэнсей мог бы не напоминать и не портить настроения! Не видя, она обратила тревожный взгляд на занявшую полгоризонта Аматэрасу, и сказала вовсе не то, о чём подумала:
- Нет, другой погоды нам не надо. Я сегодня в город всё-таки на крыльях лечу, не охота совсем менять планы... Да, - она вздохнула: - Ануш, милая, исполни мою просьбу, пожалуйста, когда будем взлетать и в полёте, держи дистанцию, пожалуйста!
- А чего?! Опять колдовать будешь?!
- Ну да, можно сказать что буду...
...Разговаривая, они дошли до Восточных бастионов. Стоявшая за поворотом стены на часах Азер - самая старшая и самая сильная из всех четырёх суккубов принцессы, отодвинула дверь, пропуская их, и задвинула следом.
- Ты что решила заморозить свою старшую сестру? Там, на посту и какой-нибудь солдат мог стоять! - внутри здания перил не было, и демонессе приходилось наклоняться, чтобы заглянуть в лицо подруге.
- Да она сама напросилась. Да и понимаешь, сегодня там ставить мужика бесполезно - твои раздолбайки его внутрь затащат, в честь праздника-то.
- 'Раздолбайки'... О, боги и бодхисаттавы, от кого я это слышу!.. - ахнула она на слово из низкой речи.
- Ну да, да, я - раздолбайка. Я самая главная твоя Раздолбайка и горжусь этим!.. Такая уж я по природе - нарушительница мужского сна, что тут поделаешь... Не ругайся я с твоим учителем - может быть, и потерпела ещё, а сейчас, - она пожала плечами, - мне просто надо под кого-нибудь, иначе хуже будет...
Кадомацу оглянулась. Для суккуб, расы, созданной, чтобы совращать всех мужчин Вселенной, слова: "воздержание", "желание" и "терпение", были не пустым звуком, а насущной проблемой:
- Покажи ручку.
Ануш согнула руку. Под шелком обтягивающих рукавов блузки, поддетой под безрукавную кольчугу, напрягся тугой шарик бицепса. Мацуко успокоилась - вроде всё нормально. Первым признаком, когда природа суккуб начинала бунтовать без близости с мужчинами - был низкий тонус мышц и падающая физическая сила и реакция. Естественно, телохранителю нельзя было эти периоды пропускать:
- В нашей крепости полно солдат, которые только и мечтают о такой красавице как ты, тебе обязательно нужно испортить офицера?
- Какая ты, подружка. Им значит, "красавицу хочется", а красавице, (она кокетливо повела плечами, прибрав крылья и расправив грудь), значит, красавца не хочется?! Нам, с тобой, красавицам, - приобняла зардевшуюся подружку: - Тоже не хочется грязи и грубости, а хочется, чтобы всё по-доброму. Ласки, нежности, внимания... Чтобы комплименты говорили.
- Да будь ты путёвой, я разве слово бы тебе сказала? Если б ты, к примеру, замуж за него собиралась - да флаг тебе в руки! Но он ведь тебе всего на одну ночь нужен! Успокоишься - и бросишь, а мужики после ночи с тобой обычно недели две вспомнить не могут, чем их руки от носа отличаются, если не хуже... Эх, госпожа старшая хатамото, золото ты была бы, а не девка, если бы угораздило не суккубом родиться. Всё в тебе хорошо, что я знаю, но вот твоя жажда...
- Так что тут поделаешь... - обиженная подруга только подняла руки, делая вид, что посыпает голову землёю: - Да, я непутёвая, и мама моя была непутёвая и бабушка... и все мои предки вплоть до самой Лилит... А я вот, восхищаюсь, когда вижу, как у вас получается быть верными, или как ты - неприступными... - принцесса оглянулась, но тон был честный, как всегда, все слова Ануш: - Это сколько надо иметь силы, чтобы так терпеть и не поддаваться... Нам это недоступно... нам, суккубам... На меня смотрит какой-то красавчик - и я уже не могу думать, все мысли превратились в бабочек и улетели ниже пояса, и это вообще совсем не шуточки...
Кадомацу прыснула от сравнения. Суккуба обиделась:
- Совсем не шуточки. Похоть, лица, взгляды - взгляды, лица, похоть... Это наша жизнь. Я же тебе благодарна, что у тебя на службе хоть немного вырываюсь из этого круга...
Ануш взглянула такими печальными глазами, что Мацуко стало немедленно жаль её. Упорство в воздержании суккубам давалось намного тяжелее, чем женщинам других рас - сила, ловкость, способность ясно мыслить, аппетит, да и само желание жить - тёмные соблазнительницы стремительно начинали это терять, стоило им попытаться сопротивляться своему предназначению, и сходили с ума, или умирали от нежелания есть. Подруга, вынужденная охранять не просто девчонку, а дочь самого Императора много раз уже только на одной силе воли переживала эти страшные периоды, чтобы исполнить свой долг - и правда, юной госпоже не стоило ставить ей в вину её природу. Принцесса остановилась, взяла за руку, обняла подружку, (дальше начинались сёдзи внутренних покоев, и какая-нибудь болтушка могла случайно подслушать), и, сделав знак молчания, предложила:
- А если я тебе вместо Хиротоми предложу кого-нибудь другого? Вот полетим сегодня во дворец, и я там уговорю для тебя какого-нибудь вельможу, опытного в таких делах?
- Красивого и молодого? - таким же заговорщеским шепотом, шаловливо тыкая пальчиком грудь подруги, осведомилась Ануш.
- Красивого и молодого.
- Ну, хорошо. Да. Я согласна. Только до конца недели. А то я потом на стенку полезу.
- Пошли...
Комната принцессы уже блистала чистотой и порядком. Дочь императора хлопнула два раза в ладоши и приказала появившимся девочкам:
- Ванну и платье для полётов мне, и завтрак для госпожи сёсё, - видя, что та пытается возразить, негромко добавила: - Не спорь, я ведь знаю, что ты не завтракала, поешь, а то ведь не доживёшь до пира.
Дверь неожиданно отошла со стуком, и полураздетая принцесса еле-еле успела прикрыться от взгляда незваного гостя. Немного странная и печальная фигура лилового цвета показалась в проёме:
- Вы погасили огонь?! Почему вы не гасите огонь, ведь на улице рассвет? - произнесла она грустным голосом.
Испуг девушки сменился огорчением - Госпожа Ханакадзе, хозяйка Дворца Цветочных Ветров, или, как называли после посвящённого ей стихотворения Сабуро - госпожа Кирэида - Сломанная Ветвь, всегда оказывалась в числе лишних на любом, мало-мальски крупном празднике.
Придерживая на себе одной рукой одежду, принцесса ввела сумасшедшую в комнату и закрыла за ней дверь. Служанки, которые должны были следить за больной, наверное, все занялись уборкой, что не очень хорошо, либо с её фрейлинами таскают на себе какого-нибудь мужичка, что совсем никуда не годилось. 'Ну, попадёт им от меня и Мамору!' - с какой-то злостью подумала принцесса. Её старшему брату вообще не везло: мало того, что он был самым нелюбимым ребёнком в семье, мало того, что он в детстве потерял свою мать, (она погибла ещё до рождения Кадомацу), что отец его третировал по малейшему поводу, заставляя большую часть времени находиться вне дворца, или вообще столицы, с каким-нибудь совершенно лишним для принца поручениями, так ещё и его нежно любимая жена, в которой он не чаял души, и для которой выстроил самый красивый на планете Дворец Цветочных Ветров (посмотреть на это чудо прилетали даже хладнокровные наги и сиддхи, которых вроде бы нечем удивить), проведя в супружестве с ним всего лишь один - медовый, месяц, потеряла разум и память...
Для младшей принцессы это было вдвойне горестно, потому что она знала её ещё девочкой, с тех пор, когда та состояла в свите старшей сестры, и ещё как помнила, какой она была, пока не помешалась. Брат всё ещё надеялся на исцеление, хотя бы переменой мест, и поэтому возил её во все свои частые поездки, но тщетно - она так и не вспомнила его имя...
- Ой, мы раздеваемся! - захлопала больная в ладоши, увидев одежду в руках у девушек - Ой, сейчас, подожди, я тоже сейчас, - заторопилась она, пытаясь дотянуться до узла оби, затянутого не только поверх рулевых, но и основных крыльев - чтобы не испытывать судьбу.
- Нет, нет, постой Ёсико, тебе не надо - принцесса прикоснулась к молодой женщине, пытаясь успокоить, - Вот, посиди тут, посмотри на рассвет.
- В самом деле, не надо - разочарованно протянула та, и на мгновение её личико стало почти нормальным... - Я здесь посижу, да?!
- Сиди, можно...
Рывком открылось сёдзи, вбежали служаночки и поставили столик с едой перед Ануш. Госпожа Дворца Цветочных Ветров вдруг радостно, напевая детскую песенку, захлопала в ладоши и ловко стырила одну котлетку из-под носа суккуба.
Приготовленная для жительницы ледяной Даэны, еда, совсем не желала дружить с огненной демонессой, и, попав в её пальцы, сморщилась и шваркнула ослепительно-синим пламенем. Все застыли полуослеплённые, и только сумасшедшая каким-то чудом избежала шока и, сжав кулачки, грозно топнула на оставшийся завтрак: 'Фу ты, волосатая тефтелина!', подпнула столик ногой, и опрокинув еду на пол, побежала прочь из комнаты.
- Рейко, за ней! - одна из служаночек мгновенно вскочила с колен: - И найди её прислугу, пусть не отходят ни на шаг, а то, так и скажи - изобью! - принцесса могла быть грозной в гневе.
Ануш, не оборачиваясь, захлопнула раздвижную дверь за служанкой, и, неуклюже орудуя палочками, приступила к завтраку.
Кадомацу, кинула, наконец, своё кимоно ближайшей девочке, и прошла в ванную, где её уже ожидал офуро, полный почти до краёв слабо светящимся металлом.
Закрыв глаза, она погрузилась в горячую влагу, отдавая всю себя в заботливые руки прислужниц, ловко и быстро начавших смывать с неё следы усталости и утренних тренировок.
Принцесса даже не шевелилась, пока её мыли - блаженно зажмурясь, она наслаждалась теплом металла и расслабляющей лёгкостью...
Наконец она встала, голову окатили холодным серебром, желтое пламя волос на миг потухло, а потом вспыхнуло с новой силой, мигом достигнув нужной длины, мелкими оранжевыми вспышками затемняя мокрые пряди. Служаночки ловко поднесли два полотенца и укутали фигуру и крылья своей госпожи в тёплую ткань, спасая от коварных сквозняков промёрзшей на ветрах крепости.
В покоях принцессы (куда та вернулась уже свежевымытая и переодетая), по-прежнему находилась лишь Ануш, воюющая с палочками и едою, и пара служаночек, готовивших платье. Правда, шум за дверью уже нарастал, и принцесса уже различала в нём голоса некоторых своих фрейлин.
- Чего они там? - спросила дочь императора, делая знак девочке, что можно её одевать.
- Пришли тебя будить - ответила телохранительница, - Я их не пустила, сказала, что в ванной.
- Молодец. Надеюсь, там без мужчин? - она подняла руки, чтобы девочкам было легче одевать её в "суккубью сбрую", поддерживающую фигуру.
- Был, да я прогнала. Говорю: 'нечего тебе делать, мелочь пузатая', а тут Гюльдан как раз проходит, услышала меня, подумала, что про неё. Ну, приказала присмотреть, как он отсюда уберётся... - Ануш попыталась даже улыбнуться с набитым ртом: - Не знаю, кто это был, кто-то из солдат Принца, лицо незнакомое. Оставишь - потом опять через девять месяцев одной фрейлины недосчитаемся.
- Спасибо. Сильней затяни! - это уже к девочкам-служанкам. Фиолетовое зимнее платье для полётов было сложной конструкцией, в одиночку его было не надеть, да и даже вдвоём девочкам приходилось вставать на специальные подстановки, чтобы затянуть все завязочки.
Демоница для проверки пару раз расправила крылья, взмахнула ими - не в полную силу, разумеется, и, садясь на пол, кивнула суккубу:
- Можешь впустить.
Комната живо наполнилась шумом одежд и трескотнёй весёлых голосов. Шум, бардак, страх и трепет наводила, к удивлению принцессы, розововолосая Фу-но найси, которой, вроде бы, в перспективе скорого замужества, стоило бы вести себя построже. На намёк Её Высочества, та, смеясь всем своим длинным лицом, наябедничала на Госпожу Чёртов Угол - дескать, всё время пыталась спрятаться в какой-то "чёртов угол", так пока её искали, приходилось все двери открывать, и всех кто за дверями - хватать. А они сами бы, конечно, вели бы себя куда строже, но приходилось жертвовать собой, девичьей честью и девичьим стыдом, чтобы спасать подругу!
Принцесса смягчила её резкость своей улыбкой, и сделала знак жертве навета, девушке с сиреневыми волосами и розовыми глазами - та тихо встала за её спиной, и, орудуя расчёсками и заколками, принялась укладывать причёску.
Дочери императора нравилась эта фрейлина, за скромность и ловкие руки, которые могли без лака и клея уложить её волосы так, что записным модницам оставалось только завидовать. Она, всего стесняясь, держалась при свете дня не менее стойко как сама Третье Высочество, однако ночевала всегда в самых дальних покоях, всегда запираясь на ключ, как говорили сплетницы - чтобы никто не знал об её ночных приключениях. За что и прозвали "Чертов Угол" - потому что в занятые ею покои, было запретно входить, как в проклятый северо-восточный угол дворца, что служило поводом для большого количества шуток в её адрес. Но, конечно же, это был навет завистниц, не более. Незлобивая девушка прощала даже довольно обидные шутки, за что сама все чаще становилась их мишенью, добрая принцесса заступалась за неё, за что другие фрейлины считали соперницей в борьбе за внимание хозяйки, и зачастую незаслуженно строили козни и новые обидные шутки.
Вообще, недостаток морали в свите Третьей Принцессы был насущной проблемой всего императорского двора, с того момента, как Её Высочество со свитой вступили в прелестный возраст невест. Фрейлины, казалось, соревновались с суккубами (появившимися в то же время, кстати), по количеству покорённых мужчин. Как-то быстро детские шуточные обиды стали превращаться в ссоры, с частью из подруг пришлось расстаться, остальные, поняв, что всё-таки они свита дочери самой Белой Императрицы, договорились соревноваться только оттачивая женские чары, в которых принцесса не хотела быть соперницей. Кадомацу даже и не удивилась, когда услышала фразу у одного из старых монахов, обращенную к послушнику: 'А для примера гармонии возьми Принцессу Третью и её свиту: не правда ли, прославленное целомудрие Её Высочества как нельзя лучше подчёркивается невероятной развращённостью окружающей её свиты?!'
Может и так, но, наверное, такой увидеть её мог только действительно просветленный мудрец. Самой девушке это доставляло больше огорчений, чем славы - ведь все придворные, в основном знакомились с нею, проходя плотный кружок, ограждавших её от внешнего мира суккубов, развратных фрейлин, ещё более развратных их служанок... и, насмотревшись на царившую среди них фривольность, вольно или невольно переносили свои впечатления на их госпожу...
А ей самой глубоко противны были даже намёки на это... поэтому, в кругу дворян, младшая дочь микадо неизменно была одинока...
...Нет, конечно, она чувствовала уколы зависти, оказываясь свидетельницей трогательных сцен, иногда разыгрывающихся в её свите, или слушая истории о сладострастных похождениях, нарочно рассказываемые при ней громким шепотом - чтоб поддразнить, в порядке шалости... Но она просто не считала эту область для себя чем-то значимой именно сейчас - тщательно расписав всё свое будущее после того предсказания, маленькая принцесса бережно хранила себя для того принца издалека... Конечно женские секреты бы пригодились и для него, но юная демонесса предпочитала откладывать их в своей замечательной памяти на будущее, не отдавая себя в волю соблазнов.
- Ай-ай-ай, зачем стрижешь? Не уложатся же! - спохватилась она, увидев ножницы в руках подруги.
- Под шлемом будет свободнее. А снимешь - они упадут вот так! Красиво же!
Пламенеющие волосы дочери императора, были, наконец-то, под смех и шутки, уложены в причёску, и причёска, с торжественным благоговением спрятана под шлем для полётов, сделанный по образцу призраков, разве что без цветных перьев на гребне. Попав под шлем, волосы привычно загудели, изредка вырываясь непослушными вспышками в тех местах, где и задумала талантливая парикмахерша.
Принцесса встала, повертелась перед быстро поднесёнными зеркалами, поблагодарила Чёртов Угол, и с хитрой улыбкой спросила подружек, не желает ли кто сопровождать её в личном эскорте. Конечно, все быстренько нашли тысячи забавных причин и неотложных дел - ну да, лететь на крыльях за принцессой, которую порой и тренированные мужчины-телохранители догнать не могут - это не шутка, но всё-таки: маленькая победная месть в ответ на любовные дразнилки. Правда Ануш чуть всё торжество не испортила - взяла вдруг подняла руку посреди самой интересной отговорки.
- В чём дело, госпожа хатамото?!
- Надеюсь, Ваше Высочество меня не забудет?!
- Конечно, нет, - дочь микадо быстро вернулась от шутливого тона к деловому: - Так, все собираемся по повозкам, вы - в моём паланкине полетите, и быстро-быстро в 'Тень Соснового Леса'. Там переоденемся, дождитесь меня, и вместе, парадно, отправимся в Девятивратный Дворец.
Фрейлины, синхронно поклонившись, шустро вскочили, и, вслед за Ануш, пообещавшей похлопотать насчёт местной охраны, разноцветным потоком вылились из комнаты.
Дорога в Столицу
На парадной взлётной площадке всё ещё была тень, здорово холодно и ветер, как и предупреждал утром брат. Он был прав - морозец щипал даже сквозь тёплое платье, в лёгком утреннем кимоно она бы превратилась в ледышку, не успев взлететь. Несколько продрогших солдат ломами скалывали металлически блестящий снег, да молодой тюдзё, для придания видимости усердия, вышагивал неподалёку и время от времени на кого-нибудь покрикивал, чересчур настойчиво оглядываясь на принцессу. Все мёрзли. Ожидая пропавших где-то Ануш с суккубами и паланкин, Кадомацу тоже стала прохаживаться туда-сюда, чтобы убить время, сложив руки в рукава, и разминая обнаженные крылья небольшими взмахами.
С этой стороны не было видно восхода, только погасшие звёзды - крепость строили специально, чтобы по утрам она тонула в лучах рассвета, для глаз, наблюдающих с дороги. Потом восход перекрывала доминирующая над долиной Столицы Рассветная Скала, и путешественник с юга (как и с севера), спешащий к утреннему открытию городских врат, мог наслаждаться зарёй в два раза дольше обычного. А на этой площадке хорошо было смотреть закат - светило садилось прямо напротив, постепенно отдавая кусок за куском похищенного неба. 'Надо будет, когда взлетим, посмотреть на крепость' - наконец-то нашла тему для мыслей принцесса.
Она неожиданно наклонилась, и, щелкнув ключицами, подняла выскользнувшую из-под каблука льдинку. Случай, солдатский лом, удар об землю и каблук принцессы превратили этот кусок льда в грубое подобие цветочного бутона. Мацуко сначала любовалась им просто так, а потом, осторожно поворачивая пальцами, принялась прорезать когтём ещё невидимые лепестки.
Привет, Малышка! - рука дрогнула, испорченный цветок выпал из рук и разбился вдребезги. Младшая сестрёнка с досадой посмотрела на брата:
- Привет снова... ты меня напугал.
Принц Мамору шел к ней навстречу, улыбаясь, весь в доспехах, и во главе шести самураев-хатамото:
- Так тебе и надо, по утрам полагается спать, а не искать приключений. Так ты всё-таки летишь?!
- Да. Вот, жду Ануш.
- Она там, внизу только что была, повозки с твоей свитой проверяла. Сейчас, наверное, уже поднимается.
- Хорошо, а ты куда?
Какой-то солдат, груженный ломами, пролетел прямо над ними, неприятно обдав ветром головы. Дочь микадо вопросительно посмотрела сначала на тюдзё, потом - вслед солдату. Кто-то забыл, что нельзя подниматься выше Императора и его детей.
'Да, сидеть тебе все праздники на губе...' - почти с сочувствием подумала она, и тут заметила, что Мамору что-то давно говорит:
-...сторожевой башни. Я сейчас вылетаю с патрулём, может и удастся поймать, раз пешком идёт.
- А, твой вор?!
- Ну да. Если бы он летел, его бы запросто подстрелили. Ну, счастливого пути, сестра!
И, с короткого разбега, прямо от сестры, раскрывая на бегу крылья, он прыгнул в пропасть. Сердце девушки ёкнуло - брат на мгновение исчез, а потом почти вертикально взлетел из-за парапета, сразу же заложив вираж вокруг крепости, ожидая замешкавшийся эскорт. Те, сбив построение, поторопились подняться за Наследником - кто с места, кто с разбега, как и принц, словно весенние стрижи, вклиниваясь в нарезаемые им петли.
Незаметно подошла Ануш, и, уперев руки в боки, тоже стала следить за маневрами, синхронно с принцессой крутя головой.
- А... ты готова?! - заметила её дочь микадо.
- Полностью. Ждём тебя.
- Поднимай пока паланкин и охрану. Я сейчас.
В паланкин уселась Госпожа Чёртов Угол, которую Мацуко не решилась отправлять с остальными фрейлинами, и молодая Мико - тринадцатилетняя девочка, посланная неумными родителями, не знавшими новых порядков, в наложницы Императору. Хорошо, что Третья Принцесса встретилась с ней раньше Белой Императрицы! Теперь, чтобы несчастная не попалась на глаза ревнивой матери, приходилось возить девочку с собою. Эта юная и трогательно-неуклюжая красавица уже успела очаровать и саму Кадомацу, правда, за недоглядом, разлагающее влияние остальных фрейлин уже успело посеять свои семена.
Сильные и рослые носильщики легко взяли паланкин и подняли его в сверкающее небо. Следом за ними, вынимая стрелы из колчана, поднялась Данико, или Гюльдан, как правильно звучало её имя - самая молодая из суккубов принцессы и самая меткая лучница, уже заметно сильно беременная. Зависнув над площадкой с раскинутыми ногами, из-за чего только сильнее выделялся её живот, подала сигнал второй лучнице - Афсане, что можно взлетать. Ануш и Азер, как сильные в рукопашном бою, должны были пониматься уже после принцессы.
Кадомацу встала посреди площадки, парой вздохов прочистила лёгкие, сделала несколько танцевальных взмахов рукавами, разогревая замёрзшие мышцы, потом сложила руки на груди, под рулевые крылья, и осторожно, изящно поворачиваясь против ветра, стала расправлять основные.
Ну, как тут не показать класс, когда на тебя смотрят столько восторженных глаз и имеешь репутацию Мастера Полётов?! Как раз, после взлета неуклюжих хатамото, наступило время для демонстрации настоящего Искусства. Стук ломов сначала стал тише и реже, потом, постепенно, повинуясь её танцу, начал выбивать ритм, а рассветные протуберанцы танцевали с ней своими вспышками. У кого не было ломов, включились в ритм хлопками в ладоши и звоном тетивы.
Сухо щелкнули ключицы, фиксируя руки. Плавно очерчивая кончиками классические дуги, демонесса подняла крылья горизонтально, и, стала медленно, с наслаждением расправлять перепонку, ожидая ветер...
Вот он пришел, и спокойно, и в то же время не мешкая, она придала перепонке сильный изгиб, крылья надулись, как корабельный парус и легко швырнули принцессу в поднебесье. Там она раскрыла рулевые крылья, выровнялась горизонтально, и только тогда открыла глаза - чтобы увидеть, как, прыгая с края, взлетают Ануш и Азер, а восхищенный тюдзе и несколько солдат аплодируют ей, искренне завидуя.
Принцесса развернулась, сделав "бочку", и попутно намотав на ноги подол платья, оберегая себя от неприятностей в дороге. Чуть ниже, её телохранительницы выстраивались в правильный квадрат - она точно спланировала в центр, что послужило безмолвным приказом выдвигаться всему эскорту к городу.
Суккубы летели с расставленными ногами, изредка подруливая взмахами хвостов. Только Ануш, учившаяся у своей хозяйки, держала ноги вместе и рулила только ими. Соблазнительницам было просто - их легкие тела спокойно планировали, в плотной атмосфере родины принцессы, на их простых крыльях, натянутых на единственный длинный мизинец. А вот более тяжелой демонессе приходилось каждые несколько минут короткими взмахами снова набирать скорость и высоту.
Сделав прощальный вираж остающимся, принцесса и её спутники повернули в город, оставив красиво вырисовывающуюся на фоне рассвета крепость по правую руку. С небес она была тоже крылатой - хищной совой, готовой к взлёту из-за скал, следом за своей гостьей. Восточные бастионы-крылья уже окрасились в яркий цвет зари, а рога сторожевых башен, ещё черные в тени, сверкали блеском утреннего снега, до которого не добрались уборщики. Амбразуры-глаза под ними, просвеченные насквозь светом рассвета, жутко светились в вышине затенённых скал, розовыми, желтыми, и красными цветами восхода, и парадная западная площадка в их отблесках казалась хищно раскрытым клювом. Сзади, далеко в сиянии зари, за хвостом главной взлётной площадки, тонкой черной нитью тянулась тень Новой Стены, которая окружала ещё покрытую снегом узкую и высокую Розовую скалу, казавшуюся черным чернильным штрихом на фоне огромного диска светила - когда придёт весна, там, на вершине, поставят новую "ушастую башню", незримое око которой, говорят, сможет дотянуться до побережья. Пока что подножие отвесного пика розового камня, вокруг которого так любила нарезать отчаянные круги маленькая принцесса, портили сваленные в снег строительные механизмы, в глубокой тени восходящего светила, казавшиеся жуткой свитой совы-демона, спешившей от солнца в спасительную тень крыльев.
Аматэрасу уже поднялась почти во весь свой рост, но прозрачные тени от предметов по-прежнему были длины. Тяжелая тень лежала на всей Южной Дороге, тень от восточных скал наполовину скрывала только что появившийся Город Снов. Тени принцессы и эскорта летели по западным склонам, казавшись тенями гигантов, взлетевшими над самыми высокими горами долины.
Кадомацу улыбнулась, вспоминая их названия. Как везде в Империи, имена гор в одной цепи складывались в осмысленную фразу или диалог. Как здесь:
'Любовь моя, не спи -
Ведь мне пора уйти с рассветом.
Что оградит тебя в сияньи дня?!
Любовь твоя, мой принц
И память о тебе... и пенье птиц...'
Так придумал её средний брат, принц Сабуро, ещё в девять лет. Все так были восхищенный внезапно проснувшимся талантом, что его царственный тёзка, дед-Император Сабуро, приказав ничего не меняя в строчке (несмотря на лишнюю строку про птиц), немедленно назвать в память неё всю горную цепь вокруг Новой Столицы. А скалу, которой не досталось имени, просто взорвали - там теперь и стояла крепость Иваоропенерег. Принц Сабуро дико стеснялся и смеялся этой истории: 'Ну что ты, Малышка, какой это шедевр - я тогда даже не знал, зачем мужчина и женщина ночью вместе спать должны'...
У него, на Даэне, как он рассказывал, где-то есть 'Ответная песнь', записанная так же - названиями горной цепи. Только угадывать было безнадёжным делом - талантливый поэт, он переименовал все географические точки - так что теперь карта третьей планеты системы напоминала стихотворный сборник, а не глобус. (Суккубам, кстати это нововведение больше всех понравилось). Раскрыть секрет он обещал только при одном условии - если вся семья соберётся вместе, а это - было несбыточной мечтой. Мамору немыслимо было представить рядом с императрицей, матерью Сабуро, Кадомацу и двух её сестёр, императрица не слишком жаловала пасынка. Принцесса Первая, супруга наместника второй планеты империи - Порога Удачи, не могла покинуть планету из-за болезни, а Мацуко в этом году отправлялась на учёбу, на долгих пять лет... Только один Сэнсей, видевший, что приготовил принц-поэт, таинственно отмалчивался и улыбался на все вопросы.
Кадомацу тяжело вздохнула, вспомнив в связи с этим нелёгкие семейные отношения. Может, Сабуро поступал и чересчур прямолинейно, пытаясь силой связать больные раны, но может, он и прав?! И им действительно, достаточно для того, чтобы развязать все узлы - просто собраться вместе, посмотреть друг другу в глаза?! Хотя бы просто из любопытства?! Младшая принцесса, которую, как самую маленькую, все любили и баловали, отлично знала, что все ужасы, которые ходили по устам про её родственников - просто враньё, и на самом деле её родители и братья с сёстрами просто замечательные... но как было больно, когда двое из этих замечательных, встречаясь, начинали осыпать друг друга оскорблениями! 'О, Каннон, помоги это исправить!' - с трудом сложив зажатые ключицами руки в молитвенный жест, прошептала она, глядя на сияющий храм Бодхисатвы Каннон - самое высокое здание города. Ах да... там же сестра... при имени которой краснели и запинались даже самые бесстыжие из её фрейлин...
Храм был невероятно красив в это время суток. Возвышаясь почти в геометрическом центре города, ничем не затенённый, он гордо сверкал верхушкой и снегами, покрывавшими скаты крыш, лестницы, взлётные площадки Храмовой Стражи. Провисшие под тяжелой изморозью сторожевые сети казались в тени тонкой паутиной, а на свету - снопом золотистых лучей, привязанных к конькам крыш. Где-то там должна томиться в заточении вторая её сестра - потерянная и неуловимая Принцесса-Жрица.
Чуть правее виднелся небольшой, но тоже очень красивый шпиль мечети ракшасов, а за ними, не особенной высоты, но подавляющей грандиозности - Девятивратный Дворец, резиденция микадо. Рассвет скрывал его истинные размеры - только вблизи можно было понять, какая это громадина, своей изысканной асимметрией, повторяющей очертания горной цепи, завершающая ансамбль города.
Город уже проснулся, то там, то сям замечались следы деятельности жителей: то группами, то поодиночке поднимались к небу дымки очагов, под сетями и полупрозрачными куполами богатых кварталов замечалось какое-то смутное шевеление. Вот над Академией пролетел спешащий куда-то отряд стражи. По крышам бедняцких районов ползли разноцветные полоски - это невидимые пока рабочие очищали их в три прохода, каждый раз меняя цвет крыши - сначала снег, потом лёд, потом собственно черепица. Вот какой-то заспавшийся гуляка взлетел через решетку весёлого квартала и теперь нервно кружил над собственным домом, в досаде, что ещё не сняли сторожевые сети...
Принцесса посмотрела вниз, и увидела ползущий по дороге, как цепочка муравьёв, караван её свиты, и висящий над ними охранный эскорт, синхронно взмахивающий сильными крыльями. Голова каравана сворачивала вправо, к юго-восточным воротам. Девушка свистом позвала Ануш, и когда та обернулась, подбородком указала на свой дворец, расположенный как раз за этими воротами, в котором так и не сняли сторожевые сети.
Охранница-суккуб кивнула, и, торопясь, поминутно складывая крылья, чтобы, пикируя, набрать скорость, или наоборот, отчаянно хлопая ими для разгона на прямой, понеслась вперёд.
Дворец Тени Соснового Леса был не самым роскошным зданием города, но в нём была какая-то своя прелесть, изящество, воплощенные любящим отцом, сумевшим соединить спартанский образ жизни дочери с утончённым вкусом лучших архитекторов и садовников Края. Дворцовый сад, уже заросший деревьями, как лесная чаща, скрывал два пруда, обсаженных когда-то юными, а ныне - вытянувшимися в рост сосенками. А за их стеной - маленький уютный храм с очень самоуверенным и важным священником, охранявшим святыню от принцессы и её подружек, чаще, чем проводящий там служение.
Но что особенно радовало Третью Принцессу, так то, что в любую погоду можно было любоваться оттуда прекраснейшим Дворцом Цветочных Ветров, возвышавшемся над пагодами Академии, выстроенного, в отличии почти целиком классическо-сиддхской 'Тени', в стиле призраков - в ожерелье из блистающих белоснежных колонн, возвышавшегося на холме к северу от дворца младшей принцессы, и в хорошую погоду северный ветер приносил просто тучи лепестков и моря ароматов лучших цветов лучшего сада Империи... Внутрь сестру старший брат так и не пустил, но она всегда имела возможность в дни своих коротких прилётов в Город, любоваться этой красотой издали...
Раздался свист Ануш, и демонесса увидела, как натянутые сети над её дворцом резко опали, стряхнув на сад и двор лёгшие правильными рядами хлопья снега, а затем и втянулись под крыши, уступая свою функцию вышедшим на галереи слугам с луками.
Принцесса заложила лихой вираж над караваном своей свиты, уже входящим в ворота, и, продолжая его, пронеслась по кругу, огибая дворец. Под конец фигуры сделала бочку, освобождая намотанную на ноги юбку, и, неожиданно, вместо взлётной площадки, (Ануш только ресницами хлопнула!), приземлилась на левый пруд.
Грузило, зашитое в подоле, больно ударило по ноге, каблуки дробно застучали по льду, выбивая льдистые искры, и только вовремя налетевший порыв ветра, предугаданный ещё на подлёте, опять наполнив крылья, остановил её.
Мацуко озорно улыбалась, складывая крылья, видя, какую суматоху создала её шалость. Испуганные слуги с видимым беспокойством спешили к ней, но она остановила их лёгким жестом и пошла уверенным шагом (чуть поскользнувшись один раз) в двери своего дома.
Шумно хлопая крыльями, вертикально опустились суккубы, а Ануш, сидевшая, нахохлившись, одна на взлётной площадке, куда так никто и не прилетел, хорошенько показала принцессе кулак.
Войдя в помещение, принцесса ухватила шлем за гребень, стащила, выпростав подбородок из нерасстёгнутого ремня, и неожиданно - выбившиеся из причёски пряди вдруг украсили её лицо локонами, о которых вскользь упоминала Чёртов Угол во время укладки. Бывшие свидетелями чуда служанки зааплодировали, прославляя искусство парикмахера, а Её Высочество, вдоволь налюбовавшись собой, ненаглядной, в моментально поднесённое зеркало, побежала встречать фрейлин, как раз заходивших с противоположного входа.
'Здравствуйте-пожалуйте, и где вы это пропадали? Я вас тут жду уже сто лет, одна-одинёшенька...'... - 'Сто лет?! Да что Вы, Ваше Высочество, вы раз в десять моложе выглядите, раз в десять!'... - 'Тем более, разве можно было такого ребёнка, как я, оставлять одного?'... - 'Извините, Ваше высочество, мы спешили, да вот по дороге всё над нами какие-то сумасшедшие разбойницы летали, вот мы боялись, в каждую пещеру прятались, и опоздали...'... - 'Какие ещё сумасшедшие разбойницы?'... - 'Да была там одна, желтоволосая...'... - 'Госпожа Императрица, что ли?!'... - 'Нет, скорее всего, какая-нибудь её родственница...'... - 'А, я знаю - ведь родственники моей матушки промышляют угоном скота, наверное, увидели вас на дороге и подумали - какое тучное стадо коров!'... - и так далее, прерываемый взрывами смеха обмен шутками, за которые у мужчин бы давно слетела голова, ветвился и разрастался, выявляя всё более фантастические подробности путешествия, пока Кадомацу, несмотря на пришедших на помощь суккуб, не сдалась, побеждённая численным превосходством.
Потом, вспомнив, что здесь всё ещё находится Госпожа Весёлый Брод, все стали шумно искать её. Нашли. Разбудили. Рыжее, лохматое, зеленоглазое чудище - Госпожа Весёлый Брод, вся сонная и естественно помятая и неприбранная, облаяла всех трёхэтажным матом (и принцессу тоже!) и под общий смех пообещала в следующий раз прибить Её Высочество к токонома, чтобы жила в собственном доме. На что Её Высочество заметила, что прежде чем прибить, надо догнать, а прежде чем догнать, милой сестрице стоит надеть платье.
Да, платье! Вовремя принцесса вспомнила о нём. Она уже минуту стояла, задумавшись - напрасно девочки-служанки дёргали её за рукава, напоминая, что пора бы и переодеться, пока скрип механизмов, натягивающих сети, не вывел её из этого состояния.
Натягивают сети - значит, уже приземлился паланкин, надо бежать, встречать и распоряжаться. Кадомацу, сделав знак всем фрейлинам, пошла по галереям ко взлётной площадке, откуда уже спускались румяные от мороза Чёртов Угол и Мико. И, если первая быстро заняла положенное ей место в свите, то вторую принцесса лично взяла за руку и представила незнакомой ей Весёлый Брод:
- Так, Мико, познакомься, госпожа Кику Хасегава-сайсё, когда мы уйдём, она станет здесь хозяйкой, слушайся её во всём...
- Очень приятно, Хасегава-сан...
- Можешь звать меня Кику, или старшей сестрой, если хочешь. Что, опять прежняя история?
- Да, в гарем послали. Ну, правила игры ты-то уже знаешь, а ты, Мико, запомни: из дома не выходить, подарки из дворца не принимать, особенно от императрицы, всё, что придёт к тебя от моего имени - выкидывать, не касаясь. Я, если что надо - сама привезу. Запомни - во Дворце о тебе никто не знает, кроме меня, да Левого Министра, никто просто так ни писать, ни дарить ничего не станет. Слушай, речь о жизни твоей идёт! Вот бумага, - она взяла шкатулку у одной из служанок: - Напиши скорее родителям, чтобы писали только сюда, во Дворец Тени Соснового Леса, можешь приврать всё, что вздумается, но - ни в коем случае не в Девятивратный Дворец! Ты меня слушаешь?
- Да слышала она, слышала... - Весёлый Брод неприкрыто зевнула: - Пойдём, девочка, я тебе всё покажу и объясню! - и увела уставшую Мико вниз...
Принцесса задумчиво проводила их взглядом. 'Что-то ещё, может, надо было сказать, забыла?! Ну да ладно Весёлый Брод знакома эта ситуация - она бы столько не прожила, дразня Императрицу, не зная правил безопасности'. Один раз уже был случай - хорошо, что рядом оказались Сэнсей и она сама, спасли. После этого фрейлина дала себе зарок - никогда не шутить с ревностью матери своей подруги. Даже в шутку.
Девушка с неудовольствием заметила в своей свите лиловую фигурку Сломанной Ветки. 'Нет, даже моим дурочкам не хватит глупости затащить её из крепости в город. Скорее, брат сам и послал. Он, наверное, поэтому ко мне и подходил, да подзабыл за разговором...' - кое-какие обрывки фраз, доносившиеся до ушей, подтвердили правильность мыслей. Однако, толпу было пора разгонять.
- Так, все слышали? - Её Высочество пару раз хлопнула в ладоши: - Быстро по своим комнатам, и быстро одеваться! Я не хочу из-за очередной недотёпы хотя бы на одно из празднеств опоздать!
Сразу зашуршали платья, затопали маленькие ножки красавиц. Ёси увели служанки, и наконец-то принцесса могла отдать забытое приказание слугам:
- Сообщите дворецкому, что последним паланкином придут подарки для слуг и фрейлин. Госпожа Ануш знает, пусть примут и разгрузят так, чтобы никто не видел до Нового года. Слышали? Девочки, где мое праздничное платье? - крикнула принцесса и хлопнула в ладоши.
Привычное дело - командовать фрейлинами, радовать слуг, отмечать наиболее усердных. Как она будет без них всё время учёбы? Как ни готовь себя, всё равно, она привыкла к свите как к частям тела и трудно делать какой-то выбор. А придётся - по правилам школы Майи Данавы студентам разрешалось иметь только одного телохранителя и одного слугу. Насчёт того, что она возьмёт с собой Ануш, сомнений не было, но кого взять из слуг? Так, подумать... все были необходимы - одна хорошо готовила, другая хорошо прибиралась, третья умела чинить одежду, да вообще, двадцать персон (это, не считая поварих, охранниц и мужчин) представляли богатое поле для выбора. Фрейлины, с тех пор как узнали о правилах, давно уже делали ставки на ту, кто поедет.
Девочки-служанки, не подозревая, что о них и думает госпожа, повели её за руки, и молча, стараясь не ругаться на непослушные и холодные с мороза ремешки, стали развязывать шустрыми пальцами бесконечные застёжки платья для полётов.
Был ещё вариант, и о нём упоминали фрейлины, организуя свой 'тотализатор': взять у кого-нибудь прислугу. Кадомацу, подумав, отбросила и эту мысль - учёба - дело долгое, жить несколько лет с кем-то чужим? Нет, не надо. Да и кто одолжит своего слугу на несколько лет? Полный курс обучения занимал 5 лет - после этого, вернее, после экзаменов, принцесса становилась магом с дипломом, официально признаваемым почти во всех адских мирах и на большинстве высших планет. Это было бы колдовство средней руки, вполне применимое, например, на войне, для развлечений и самозащиты. Если бы ей можно было остаться ещё на пять лет, то она бы доучилась до мага-специалиста, чародея, узнала бы самые потаённые механизмы воздействия на майю, и получила бы право сама открывать школу магов. Но этому были два препятствия - во-первых, отец взял с неё слово, что, получив диплом, она вернётся, чтобы наконец-то выйти замуж, а во-вторых - через десять лет ей будет тридцать, а юная принцесса хотела ещё насладиться своей молодостью.
Кланяясь, служанки внесли несколько платьев. Её Высочество выбрала белое, с бледно-алым, почти розовым исподом - хоть это и был осенний цвет, но, во-первых, сегодня надо будет увидеться с матерью, а во-вторых - холодные цвета, что шли бы к её желтым волосам, очень плохо смотрелись на фоне её оранжевой кожи.
Бесшумно вошла Чертов Угол, и как-то незаметно занялась её прической. Принцесса улыбнулась, увидев её маленькие руки в зеркало:
- Все твои усилия пригодились на несколько минут. Новый наряд - новая прическа.
- Я не ропщу - сказала розовоглазая девушка: - Что хотите на поездку по городу, Ваше Высочество?
- На встречу с матерью. Город мы проедем в экипаже и под вуалями, перед кем модничать?
- Вам достаточно только пожелать. Я придумаю.
- Не желаю. Сделай что-нибудь в северном стиле. Чтобы маму порадовать. Под Степь, под Лхасу.
- Госпожа, это косички. На церемонии их нельзя, а ваши волосы быстро не расправить.
- Эх... ладно, придумай что-нибудь аккуратное и простое.
Сёдзи бесшумно отворилось, и под возмущенный шепот суккуб, на коленях вползла всё ещё лохматая Весёлый Брод. Сделав какой-то жест в дверной проем, она задвинула створку за собой и торжествующе улыбнулась.
- Что случилась, сестрица? - скосив зеленый глаз, спросила Мацуко.
- Узнала, что здесь наша милая Чертов Угол, - прозвище фрейлины со словом "милая" прозвучало как-то обидно, и та больно сжала волосы принцессы.
- Не надо так говорить, - одернула её дочь императора: - Ты же знаешь, что она обижается.
- Ты сама про неё говоришь как будто её здесь нет, Великая Нравоучительница, - усмехнулась лохматая гостья: - Ты хоть её настоящее имя-то помнишь, сестрица?
- Госпожа Кодзакура, - гордо задрала нос Её Высочество.
- Ну, просто ты помнишь фамилию её отца, - продолжала насмехаться Весёлый Брод: - Как ты моешь забыть того, кто распоряжается полётами над городом?
- Пришла-то зачем? Поговорить наедине? Секреты у вас?
- Нет, за прической, - ответила старшая фрейлина, усаживаясь рядом: - Я себя запустила тут в одиночестве, и мои лохмы уже не расчёсываются. Поможешь, солнышко? - своими, тоже зелеными, глазами, посмотрела она на парикмахершу через зеркало.
- Разумеется, - улыбнувшись в отражение, добрым голосом ответила Веселый Брод: - Только после госпожи, а не сейчас, госпожа Хасегава...
- Конечно, после, - бочком толкнула принцессу фрейлина: - Как я могу быть впереди своей сестрицы?
- Мико устроилась хорошо? - спросила она о новенькой.
- Ничего с ней не случится. Запихнула её в твой гардероб, там на два дня разбора тобою ненадёванного.
Весёлый Брод была самой забавной и самой невезучей из её подруг. Слишком рано, как говорят в свете 'испорченная', слишком часто бросаемая своими возлюбленными... Когда-то красавец-стражник жестоко поиграл с маленькой прелестной девочкой, только начавшей расцветать потрясающим в красоте цветком, а потом бросил на потеху друзьям и длинным языкам сплетников. Другую бы это сломало и опустило на самое дно безрадостной судьбы, но, сильная характером невезучая девушка, сумела-таки выкрутиться из тенёт слухов, и сплетен завистников, и, используя так рано открывшиеся ей тайны о мужских слабостях, выплыла из, казалось бы, поглотившего её моря бесчестия, став самой желанной куртизанкой при дворе, и признанной первой красавицей. А на того стражника, года три назад, нашелся верный её госпоже ниндзя, хорошо знавший своё дело и чтящий законы кармы.
Весёлый Брод была красива, это бесспорно. Кадомацу честно признавала, что она была прекраснее её самой. Красноволосая, с более светлой кожей и более светлым оттенком зелёных глаз, говорящим о буйстве чувств в сердце. Куда более изящная, чем плотно сбитая дочь микадо, с утончёнными изысканными жестами и походкой, в противовес принцессе-пацанке - вместе, подруги хорошо оттеняли друг друга, идеально контрастируя типажами, особенно на отрепетированных торжественных приёмах, (как и задумывалось, когда придворные знатоки собирали свиту для Третьей Принцессы). Но вместе с тем Старшая Фрейлина была куда более безбашенна, чем её госпожа, самостоятельна и невезуча. Никто из свиты не имел такой шумной славы и не попадал столько раз в опалу, как Госпожа Весёлый Брод. Она и прозвище-то своё получила из-за скандала: по воле судьбы день рождения этой девушки выпал на государственный праздник - памятный день победы при Весёлом Броде, когда основатели Первой Династии Йоби и Хадзиме Идзумо в битве при одноимённой переправе, разбили вдребезги клан Оямы, и завершили объединение планеты. ( Именно тогда хроники впервые упоминают про клан Явара - в лице Хасегавы Явара, командующего войском Идзумо).
И, три года назад, государственный юбилей Дня Победы совпал с совершеннолетием тогда ещё не-Госпожи Весёлый Брод. Император и все придворные тщательно готовились к юбилею, украшали столицу... и все приглашенные гости и большая часть Столицы оказались на буйном празднике юной фрейлины. На следующее утро она проснулась с прозвищем 'Весёлый Брод', которым щеголяла и гордилась, став полноправной дамой высшего света, а не какой-то 'дочерью кормилицы'. А она ещё и носила фамилию Хасегава - точь-в-точь, как герой битвы при Весёлом Броде... А ещё этот день был через три дня после дня рождения Императрицы, и бедовая фрейлина каждый год умудрялась передразнивать мать подруги, заказывая себе платья такого же покроя, как и у супруги императора - но лучшие. За что и сидела в опалах безвылазно.
В ожидании своей очереди подружки обменивались последними сплетнями. Мацуко, живущая за городом, была совершенно не в курсе столичных и дворцовых новостей, зато Весёлый Брод, живущая в опале и за стеной её замка была абсолютно в курсе не только городских, но и новостей из-за Девятивратной Ограды, куда ей хода не было. Чертов Угол только ахала, слыша некоторые пикантные подробности, но работа спорилась в её умелых руках.
Принцессе тоже было интересны новости, но об источнике их, и собственных похождениях за последние недели, молочная сестра упорно отмалчивалась, и поэтому, прозондировав несколькими вопросами, решила выяснить степень её правдивости у прислуги. Слишком резко реагировать было опасно для прически - и так излишне впечатлительная Чертов Угол отвлекалась, затягивая и без того кропотливую работу, поэтому пришлось напоминать подружкам не отвлекаться.
Волосы демонов - это живой огонь, полыхающий разным цветом на прозрачных прядях, и как всякий огонь, стремившиеся встать дыбом, вырваться из прически на любом ветру, меняющие оттенки на кончиках языков пламени. Чтобы не выглядеть пугалом, дикаркой или лохматой пьяницей, эту буйную копну требовалось уложить в прическу - расческами, щетками, маслом, заколками. Мужчинам-демонам было проще - они затягивали в узел и склеивали лаком, а то и вообще брились наголо, как монахи. Девушкам, демонессам, приходилось тратить кучу времени даже не на особенную красоту, а просто чтобы уложить волосы по плечам. А уже сделать что-то особенное, достойное принцессы, требовало не только таланта и фантазии, но и большого труда. Даже у Веселый Брод кончились новости - а Чертов Угол всё ещё терпеливо причесывала и укладывала негромко гудящие под расчёсками и щетками волосы принцессы, и подбирала под укладку любимые ею заколки-кинжалы.
- Всё, госпожа.
- Спасибо, ты чудо, - полюбовалась собой девушка: - Теперь причеши сестру. Да хорошенько! Раз такая лентяйка, что не может сама! - и прежде чем Веселый Брод успела среагировать выскочила за дверь. Чертов Угол, без сомнения, поняла правильно - и задержит непутёвую сестрицу достаточно долго, чтобы они успела выяснить версию изложенных ею сплетен у слуг.
Остальные фрейлины уже разбежались по своим покоям или гостевым комнатам, и хозяйку дома с терпением ждал дворецкий - стареющий самурай с обрубленным крылом.
- Добро пожаловать домой, госпожа принцесса, - запоздало приветствовал он её: - Ваше распоряжение насчёт подарков выполнено. Ни одна живая душа не знает где они.
- Доброго утра, Кото-сан. Спасибо, надеюсь не задержусь за Девятивартной Оградой надолго. Как дворец? Не разобрали ещё по камешкам поклонники моей сестры?
- Пока, слава богам, всё спокойно, но на прошлой луне было две попытки организованного штурма, Ваше Высочество.
- И как, отбились?
- В первый раз кипятком, а во второй помогла городская стража, Ваше Высочество.
- Хм... а она мне ничего говорила. Однако, они становятся всё настойчивее и настойчивее. Ну, сестрёнка, отлупить бы тебя когда-нибудь!
- Ваше высочество, я опасаюсь, что скоро сетей и стен будет недостаточно. Если бы Вы только разрешили завести собак!
- А я боюсь собак, Кото-сан. И разговор окончен. Я устала с утра, злая... В конце концов, сегодня - праздник, и я хочу отдохнуть, ни о чём не думая, ни о каких собаках! - и капризно надув губки, хлопнула веером.
- Как вам будет угодно, госпожа Третья - однокрылый мажордом вежливо поклонился, и, соблюдая этикет, отошел от хозяйки.
- Ой, нет, Кото-сан... Кото-сан, постойте! - она поманила пальчиком одну из служаночек, и, взяв у неё с подноса загодя приготовленное письмо, протянула уже успевшему далеко отойти старику:
- Это письмо вашего сына, Кото-сан. Я похлопотала, теперь он назначен тюдзе в Джабрал-абад, это один из богатых городов на Пороге Удачи. Если повезёт, и в этом году опять поднимут восстание, то может быть назначен военным правителем одной из областей!
Старый самурай начал кланяться ещё до того, как она закончила:
- Не передать, как вам благодарен старик за эту часть, Ваше Высочество! - он даже попытался упасть в ноги, но Мацуко удержала его и увидела слёзы радости на глазах: - Подумать мой сын - тюдзё! А я-то как всю жизнь был досином, так и остался. Теперь, в случае войны, значит, сын будет командовать мною? Госпожа, наше семейство теперь по гроб жизни вам благодарно, обещаю вам, - старик, счастливый о таком взлёте своего наследника, не умолкал: - А почему письмо к Вам отправили?
- Он опять мне в любви пытался признаться! - рассмеялась хозяйка дворца: - Ничего страшного, - улыбаясь, поспешила она успокоить испугавшегося отца, услышавшего о таком акте святотатства по отношению к благодетельнице: - Он сам просил передать письмо вам, ну прочитайте. А насчёт моей сестры не переживайте, я обещаю, что к пятнадцатому дню первой луны она съедет, Кото-сан, уж уговорю отца - хватит, в самом деле, пора опале и кончаться иногда.
- А новая госпожа?
- Мико? Бросьте Кото-сан, она ребёнок, ей далеко до подобных мыслей. Берегите её, уважаемый, от моей матери и от влияния госпожи Хасегавы! - старик подобострастно поклонился: - Ладно, можете идти, за вашей спиной уже подают какие-то сигналы.
Дворецкий обернулся и усмехнулся. Бессменные девочки-служанки - Рейко и Ханако заметили какой-то непорядок в нарядах, и теперь яростно семафорили веерами и рукавами показывая на зеркало.
- Идите сюда. Что случилось?
Поглядывая в зеркало, она сама уложила поизящнее складки на кимоно и шлейфе, и, распорядившись, кому из прислуги остаться здесь, а кому - идти во дворец, спустилась во двор, где принцессу уже ожидала готовая наземная повозка и несколько из успевших переодеться фрейлин, лениво почёсывающих языками.
Ануш тоже была там - без кольчуги, в одной безрукавке, привлекая всеобщее внимание татуировкой на плече, она с упоением дирижировала кем-то невидимым.
Мацуко, улыбаясь, подошла к ней поближе:
- Ты кем там командуешь? - глаза, привыкшие к полумраку дворца, ещё ничего не могли разглядеть сквозь грань света и тени.
- Твой дворецкий. Наплакался мне, что тут его чуть ли не каждую ночь штурмуют, вот я и предложила с кухни провести трубу для кипятка, как на Даэне. Можно? - она вопрошающе посмотрела снизу вверх на хозяйку.
- Ха. Только испытать на мне не пробуйте. Кстати, где остальные?
- Азер и Афсане там, - она указала рукой, а потом быстро закричала: 'Нет, нет, оставьте всё, как было!': - А Гюльдан на кухне.
- Она пусть останется здесь. До самых родов. Да и вообще, во Дворец всех не надо, давай только ты и Азер, а?
- А опять не погонят девку отсюда? Заорут, мол, что оскверняет, да то, да сё? Понимаешь, не охота, чтобы ей перед родами устроили нервотрёпку.
- Здесь не устроят. Не бойся. Она, в самом деле, опять что ли, в каком-то борделе собирается рожать? Нетушки. Скажи, что это мой приказ. Я обижусь, если она сбежит.
- Ну, ладно-о... - Ануш непринуждённо пожала плечами, забавно дёрнув крыльями и хвостиком в такт словам: - Только я лучше поеду с Афсане, сойдёт?
Мацуко замешкалась с ответом, не сразу поняв, что тему разговора сменили, и место родов Гюльдан - вопрос решенный:
- Пожалуйста, - принцесса облегчённо перевела взгляд на залитый ослепительным светом заснеженный двор: - Она тебя говорила, сколько осталось?
- Почти месяц. Так что рано об ней беспокоиться.
- Ничего пусть отдыхает. Месяц? Значит, я ещё успею увидеть?
- Даже подержать! - юная суккуба заулыбалась, сложив руки на груди - видать, невидимая за завесой света, работа, которой она дирижировала, была закончена:
- Значит, только я и Афсане?
- А ты чего разделась? Ещё отморозишь себе чего-нибудь...
- 'Отморозишь'?! У нас, на Даэне, такая жара в редкую засуху случается. Это только вы в пекле от холода дрожите, неженки...
Кадомацу выдержала паузу, любуясь красотой подруги в этом освещении:
- Ты скучаешь по дому? - спросила она вполголоса.
- Я же дома, как я могу скучать? - Ануш засмеялась, показывая крупные верхние зубы: - Мой дом здесь, с тобой, а там, - она подняла взгляд в небо, где могла бы быть далёкая Даэна, - Там только могила матери...
Мацуко прикоснулась к руке подруги и промолчала. Потом тихо сказала:
- Пора. Готовьтесь к выходу.
Фрейлины уже не только собрались, но и успели поднять шум на полквартала, хохоча и сплетничая. Принцесса срезала путь к ним через освещенный угол, и поэтому, по крайней мере, для половины, ещё не привыкшим к дневному свету, появилась почти внезапно:
- И что вы такое интересное рассказываете? - резко спросила она, входя в тень - и была довольна эффектом: болтушки сразу замолчали, оглядываясь и соображая, где их госпожа и в какую сторону надо кланяться.
- Ваше высочество, мы... Госпожа Весёлый Брод сейчас нам рассказывала, как её отважно защищали ваши слуги.
- Госпожа Весёлый Брод? - прищурившись привыкшими к свету глазами, Кадомацу разглядела в толпе хрупкую фигурку старшей фрейлины: - А ну-ка, подойди сюда, сестрица...
- Что угодно Вашему Величеству? - как же, поверит она в вежливость этой хулиганки.
- Ты чего это задумала, сестрица? Опять во дворец намылилась? - шепотом, чтобы не слышали сплетницы.
- Да так, просто поболтать с девчатами вышла... - невинный голос, самые безгрешные на свете глаза - кто заподозрит такую в плохих каких-нибудь мыслях?
- Я тебе дам 'поболтать'! Я тебя знаю, сиди внутри, дурочка! Ты ведь мне врала, говоря, что всё спокойно, а вот Кото-сан говорит, что дворец два раза штурмовали. Странные совпадения - ведь я тебе как раз только два раза разрешала его покидать...
- Это не я дурочка, это дурачок Ёсицуне, балда, мы его в первый раз обварили, так он и во второй раз полез вариться, да ещё и с оруженосцами!
Третья Принцесса улыбнулась:
- Тогда выходи за него, раз так любит.
- Ха!.. - Весёлый Брод только скривила чувственные губы: - Нужен он мне, какой-то ёрики! Он просто забавен...
- Ну, знаешь, сестрица! Вот что: делай что хочешь, но до конца праздников оставляю здесь двух своих суккубов, и, если этот Ёсицуне ещё раз сунется, они его не то что обварят, но и вообще лысым евнухом сделают! Поняла? Это, в конце концов, дом дочери микадо, нечего его в предмет для шуток превращать!
- Поняла... Ну да что, в самом деле, будто я виноватая!..
- Молчи. Уж мне-то про свою 'невиновность' можешь не рассказывать...
- Значит, во дворец всё-таки не возьмёшь? - спросила фрейлина более вкрадчиво.
- Нет. Не надо тебе туда.
- Ну, почему нет? Хотя бы только прокати до Девятивратной Ограды, обещаю - буду сидеть в твоей повозке, и носа не высуну.
- В моей повозке? Да никогда в жизни - сначала растолстей вдвое!
- Ну что ты такое говоришь, быков пожалей! Если я в два раза растолстею, они ведь нас с тобой с места не сдвинут! А в другие повозки стража заглянет...
- И не мечтай, я с тобой рядом не сяду - и так боюсь по утрам в зеркало глядеться, а на твоём фоне, я даже стоя коровой выгляжу! - Мацуко бросила взгляд на их тени. Коренастый Император-отец, дал своим дочерям крепкую фигуру, а северянка-мать - прекрасные формы, при тонкой талии, но рядом со стройной и изящной, как сиддхская статуэтка, подругой детства, это не значило ничего - естественно, на торжественных мероприятиях принцессу и её подругу усаживали так, чтобы хрупкость и стройность фрейлины подчёркивала формы принцессы: - Слушай, сестрица, потерпи, я уже обещала Кото-сан, что к концу праздников постараюсь снять с тебя опалу. Сиди лучше дома, а то всё испортишь.
- Ну, заколдуй меня в кого-нибудь! - как последний аргумент предложила Кику.
- В кого?! Я же сначала к матери, а что она сделает, увидев новую красавицу в моей свите? Опять угостит своим чаем или кумысом, и ты не сможешь ей отказать... А в старуху или уродину ты сама превращаться не захочешь. У тебя, в конце концов, ещё неделя не прошла, как мать похоронили, а ты уже на праздники рвёшься. Совесть у тебя есть?
- Ладно... - Весёлый Брод потупила взор, и так, не поднимая головы, засеменила внутрь здания. Внезапно налетевший вихрь со снежинками отбросил в сторону её длинные красные волосы, обнажив на мгновение вздрагивающую тонкую шею.
"Уж не плачет ли она?" - подумала вслед ей девушка: "Зря я её матерью устыдила. Уж кто-кто, а Кику была хорошей дочерью. Может ей и во дворец-то надо не из-за праздника, а из-за какого-нибудь дела "жизни и смерти"... Только чего же она молчит, дурочка! То есть, нет, это я ей рта раскрыть не давала..." - так, путаясь в головоломных рассуждениях, принцесса уже готова была снова послать за опальной фрейлиной, но прикосновение чьей-то руки к локтю нарушило ход путаных мыслей.
Мацуко обернулась и увидела Ануш. Уже успевшую переодеться и вооружиться.
- Я проверила повозки, можно ехать.
- А?.. Да! Собирайтесь! - это уже крикнула фрейлинам, хлопая в ладоши.
- Хозяйка, что случилось? Я могу помочь?
- Нет. Ничего. Я просто боюсь, что сейчас обидела Кику.
- Не знаю, только что её встретила и вроде бы не показалась обиженной.
- Она плакала?
- Нет, Не заметила, вроде бы нормально.
- "Ну, тогда ладно", как она говорит.
Телохранительница подошла чуть ближе:
- Не переживай за всех на свете.
- А я и не переживаю! Я толстая, завистливая дура! Всё, пошли! - и решительно зашагала через двор к повозке.
- Мацуко! - окрикнула её вслед и порхнула на крыльях близко-близко Ануш:
- Ты не толстая...
Её Высочество грустно улыбнулась в ответ.
>Белая Императрица
Погрузились в повозки.
Обычный шум, толкотня, спешка.
Кто-то что-то забыл, побежал назад, потом обратно, под всеобщий ропот и ругань.
Всего было три повозки (вместо пяти, пришедших сюда.) - для принцессы, для жены наследника, и их свиты, но первая и последняя оставались полупусты - принцесса хотела спокойно подумать, а большая часть фрейлин предпочла встречать праздник в обществе семей или женихов. Да, к тому же, Госпожа Цветочный Ветер требовала к себе при поездке большего внимания, и часть сопровождающих набилась к ней, угрожая сломать экипаж своим весом.
С Кадомацу ехала неизменная Ануш, конечно - Чёртов Угол, и три молчаливые девочки-служанки. Афсане, от нечего делать, залезла на крышу и временами, сквозь стук да топ, который она производила, до них доносились обрывки её разговора с погонщиками.
Близился полдень. Проснувшиеся улицы уже заполняли спешащие горожане, и, хоть в этом квартале пешеходов всегда было мало, Кадомацу то и дело отмечала интересных встречных: вот бегущий по какому-то новогоднему делу гонец; вот удивлённо остановившаяся женщина с коромыслом - куда она смотрит, внутрь повозки, или насквозь, на прохожего с противоположной стороны улицы? - вот застывший в почётном салюте дочери микадо конный отряд стражи. С сетей, натянутых над улицами, дворники стряхивали снег, и он мягкими сугробами падал на быков, повозки, впереди и позади кортежа. Вот перед чьим-то домом всё ещё сложены пыльные сёдзи и татами. Лентяи. Из дверей дома вышла молоденькая суккуб-таю, и споткнулась об эту кучу, еле удержав равновесие распахнутыми в последний момент крыльями. Взмыла в небо с треском, напугав быков последнего экипажа - Кадомацу выглянула следом, чтобы посмотреть - удалось ли ей пройти сетку, но поезд ушел достаточно далеко, чтобы скрыть сцену от глаз.
Принцесса взглянула на Ануш. Та ей кивнула, непонятно почему. Её хозяйка тоже, непонятно почему, ей улыбнулась, и мягко отстранила холодные руки Чёртов Угол, вознамерившейся что-то ей поправить в причёске.
Толчок - остановка. Квартальные ворота. Сверху донеслось: "...они мне все сёстры, мы всегда вместе..." - это, конечно, Афсане. Ещё толчок - тронулись. Внутрь ворвался шум и запахи разбуженного торгового квартала. Не стесняясь знаков императорской семьи, лотошники наперебой совали внутрь повозок свои товары, и в общем гомоне было трудно расслышать правильную цену, а в обступившей толпе - увидеть продавца. Ануш усмехнулась, и, поправив шемширы, перешагнула через коленки госпожи, вышла, чтобы навести порядок.
Пока суккубы разгоняли толпу, принцесса всё-таки умудрилась приобрести два красивейших браслета. Прищурившись на свет, Кадомацу внимательно разглядывала свою покупку: две свернувшиеся в спираль змейки с изумрудными глазами. Она предпочла бы драконов, но что-то не расслышала ответ ремесленника насчёт них. Ну и ладно - императорский ювелир вряд ли откажет принцессе в маленькой просьбе.
Дальше пошли места поспокойнее. Торговые улицы, чинные продавцы, держатели лавок, мастерских, кузниц. Они уже не бегали за покупателями, нет, они спокойно сидели и зазывали их кто - голосом, а кто - броской вывеской. Знатные дамы позакрывали лица веерами и вуалями - негоже было простолюдинам любоваться их красотой, предназначенной только для высокородных. Маленькая девочка с расписными дощечками на лице, поклонилась экипажу, слуга, держащий зонтик - следом.
Раса Края Последнего Рассвета не отличалась хрупкостью - природа была практична, и наделяла демонов, созданных чтобы разрушать мироздание, не эстетичными формами, а мощными клыками, когтями, могучей мускулатурой, которую трудно сочетать с изяществом. Но после первых контактов с инопланетянами из Средних и Высших миров, они поняли, насколько те превосходят их внешне, и в моду со временем вошла привычка следить за собой - знать подпиливала себе клыки, детям с младых лет прожимали челюсти металлическими скобами, или дощечками, ручки и ножки маленьких девочек на годы заковывали в тисочки и браслеты - чтобы не вырастали в когтистые лапы. Дочерям знатных дам, едва те начинали выходить в свет, бинтовали крылья и грудь, чтоб не рос киль грудины, делающий фигуру столь непохожей на фигуры небесных красавиц. Запрещали летать, чтобы не увеличивались мышцы груди, уродующие торс - прорезая крылья или навешивая на них неподъёмные украшения. Кадомацу с омерзением вспоминала старые скорописи, где придворные дамы вместо гордых перепонок таскали за спиной звенящую груду колец и подвесок. Принцесса не могла даже представить, что подобное варварство ещё недавно дамы творили над собой добровольно - отказаться от НЕБА, лишь ради того, чтобы походить на недоступных небожительниц, не касающихся ногами земли?! Она и обычные-то церемониальные платья, привязывающие рулевые крылья поясом, считала верхом издевательства, не то что... Да она не продаст никакую красоту за дар полёта - её ноги и так не коснутся земли, но благодаря своим крыльям! Правда, её-то ноги в своё время всё-таки выдержали пытку тисочками, к большому неудовольствию Сэнсея - ну, не нравится ему, пусть сам ходит большеногим! К счастью, после завоевания Даэны, и входа в моду множества удобных изобретений тёмных апсар, по части нижнего белья, позволивших женщинам-демонам сохранять фигуру и не ограничивать себя в полётах, многие старые варварские нравы сошли на нет.
"Держи его!" - за окном по снегу промелькнула тень, с крыши раздался звон тетивы, и меньше чем через полминуты они проехали мимо молоденького воришки, пытавшегося зубами достать стрелу из крыла. Он поднял глаза, встретился взглядом с принцессой, замер от неожиданности - и в следующий миг исчез под навалившимися на него стражниками.
Мацуко отодвинулась вглубь повозки. Госпожа Чёртов Угол, наоборот, подсела ближе, и, поставив ей ногу на колено, высунулась в окно - досмотреть развязку этой драмы. Попутно она всё пересказывала, да так подробно, что им, пока не стало плохо, пришлось втягивать девушку обратно за воротник и оби. Вот только восхитишься стыдливостью и приличиями кого-нибудь, так кто-то из них выкинет что-то похожее!
Ещё одни ворота, ещё одна остановка. Провинившаяся Чёртов Угол всё-таки взялась переделывать причёску госпожи. Та ей не мешала, наоборот, уселась спиной к ней, лицом к боковому окну. Там иногда проходили знакомые чиновники или их жены, Её Высочество здоровалась с ними одними губами и реже - под упрёки Чёртов Угол - кивком головы.
Медленный поворот. Дворцовые ворота. Уж у них-то ждать не надо, сразу открыли, ещё издали увидев кортеж принцессы. Она приветливо машет и посылает воздушные поцелуи знакомым рожам из Левой Гвардии. Ещё один поворот, покруче. За окном рядом идёт Афсане, спрыгнувшая с крыши. И ей она машет рукой, та машет в ответ. Неожиданно повозка начинает движение назад, принцесса теряет из виду суккубов, толчок, остановка, слышно как распрягают быков. Пол наклоняется - подсовывают подставки под оглобли.
Первой, чуть ли не через окно, выскакивает Ануш - хотя, что ей здесь бояться, в самом охраняемом месте Империи? Следом вылазят с багажом служанки, и уже после них, оправив платье и шлейф, торжественно спускается любимая дочь императора.
Налево - фрейлины уже флиртовали с гвардейцами, направо - в сторону конюшен уходили быки и всадники эскорта, державшие в поводу своих лошадей. Принцесса удивлённо заметила, как мало было снега за стенами дворца - и только обернувшись, заметила причину - огромное ледяное изваяние мыши, которую уже начали красить в красный цвет.
Фрейлины смеялись, указывая на неё пальцем - мышь выглядело потешно, торопыга-маляр выкрасил сначала нижнюю часть, а потом, вспомнив о приличиях, стал спешно раскрашивать нос, который только закончили. И прозрачная статуя медленно приобретала вид законченного пьяницы с полуспущенными штанами... Ануш была вся в умилении.
Кадомацу с трудом придала свите подобие порядка, и, продолжая перешучиваться, поднялись по лестнице до императорских покоев, распустив придворные шлейфы и длинные волосы по ступеням. На огромной, сверкающей лестнице, Госпожа Цветочный Ветер требовала удвоенного внимания, а тут ещё их угораздило столкнуться с поднимающейся сзади процессией слуг, груженых провизией.
Принцессу саму чуть не зашиб какой-то старик с коробом плодов южных стран, так, что она чуть не разрядила в него весь запас казарменной ругани, но слова застряли в глотке, когда она увидела крестообразные разрезы на его крыльях - знак раба.
Измученные тяжелыми церемониальными нарядам, последнюю тысячу ступеней - вообще пронеся сумасшедшую на руках, они, наконец-то добрались до императорского яруса. Дворец - действительно чудо архитектуры был построен на невысокой скале, окружая её змеиными кольцами террас и взбираясь уступами ярусов на верхушку. Но как же было утомительно карабкаться по всей этой красоте, да ещё с длинными нарядами, тянущимися по ступеням!
Внизу, на уровне города, находились помещения для слуг, конюшни, казармы, гаражи. На втором ярусе, который принцесса и её свита миновали, находились помещения для гостей, кухня, казармы личной гвардии. На третьем - императорском, был тронный зал, собственно дворец императора, покои императрицы, площадки и ангары для летучих кораблей и лодок, пустующие комнаты наложниц и наследников престола, всегда готовые к приёму хозяев. И, наконец, четвёртый, последний, венчающий вершину ярус - семейный храм клана Явара и кельи Сэнсея с минимумом необходимых строений.
Всё это было связано пятью лестницами - одной главной, широкой и прямой, и четырьмя подсобными, с кажущейся прихотливостью живописно вьющимися по склонам, меж колоссальными галереями и маленькими горными садиками для прогулок, к которым можно было пройти только изнутри - механическими лифтами. Дворцовая Река, насосами поднятая на вершину горы, живописно изгибаясь по желобам, дробилась на рукава под галереями, чтобы падать искусно устроенными водопадами в садах, и сливаясь в одно русло над кухней, уходила в трубу, чтобы не оставить злоумышленникам лазейки за запретную Ограду. Она не замерзала даже самой суровой зимой и услаждала слух обитателей верхних ярусов своим мелодичным журчанием.
Дворец был выполнен в старинном сиддхском стиле - узнаваемые острые крыши времён Завоевания, уже упоминавшиеся горные садики, статуи со всех концов Вселенной (правда, преобладали в основном узловатые изделия мастеров Даэны - военные трофеи, и гладкие статуи в амальском стиле - в подражание). Как дорогой мех, далёкие ярусы украшали заснеженные кроны безлистных деревьев, а за ними, дивными птицами казались придворные, гуляющие в ярких нарядах.
То тут, то там были натыканы многочисленные сторожевые и "ушастые" башни, в дополнение к сетям и мощному гарнизону охранявшие покой правителя. Вначале, при деде, Сабуро-строителе, дворец микадо находился на четвёртом, самом верхнем ярусе, но отец Мацуко, унаследовав трон, пожил там немного - и ему надоело, что еду постоянно доставляют холодной, и он приказал перенести императорский дворец на ярус ниже, а кухни - на ярус выше. Так Девятивратный дворец обрёл свой современный вид, и свою знаменитую, восхищающую знатоков, асимметрию.
Кадомацу отделилась от своей свиты: девушки, подобрав шлейфы, поспешили занимать подготовленные для них комнаты, а Её Высочество в сопровождении неизменной Ануш, повернула направо, в покои императрицы.
Их встретили тишина и полумрак, нарушаемые лишь мягким мерцанием дорогих ковров. Какая-то из маминых фрейлин вышла им навстречу, но, увидав суккуба, только скривила губы и прошла мимо, гордо отвернув голову.
Девушка, обеспокоенная такой холодностью, сделала знак Ануш остаться здесь, но та решительно сказала "нет".
- Почему? - удивилась принцесса.
- Хочу быть с тобой, - как отрезала.
- Но милая, здесь, у матери, не надо меня охранять. Она моя мама. Она не может мне навредить.
- Я от неё не вреда боюсь, а "пользы" без твоего согласия.
- Ну, это смешно, Ануш, ты уже придумываешь, - и, перейдя на свой язык, приказала: - Оставайся здесь!
- Я иду с тобой, и, пожалуйста, не спорим. И вообще, - она остановилась придумывая: - Мне просто на неё посмотреть-послушать охота - ты же знаешь, как она похожа на мою маму...
Подруга всплеснула рукавами:
- Так бы сразу и сказала! А то придумала отговорок: "беспокоюсь"! - передразнила она тон и картавый выговор даэнки.
- Вот из-за этого я за тебя и беспокоюсь, - Ануш, опустившись на колени, отодвинула сёдзи, и пропустила вперёд принцессу.
Они вошли в небольшое, пропахшее степными травами и старыми коврами помещение, отделанное под юрту. Императрица сидела к ним вполоборота, но сразу же поднялась навстречу дочери, прервав беседу на полуслове. Её собеседницы незаметно упорхнули, а Мацуко, как ни пыталась отделаться формальным поклоном, всё-таки оказалась в соскучившихся родительских объятиях. И вздохнув, обняла маму.
На их планете многие задавали вопросы: кто была эта женщина? Стала ли она по-настоящему "Императрицей Ритто", достойной фамилии клана Явара, или была и осталась дикой дочерью Севера по имени Цааганцецег, хранившей в центре Империи варварские традиции кровожадных всадников на низкорослых лошадках? Любимая её дочь, Кадомацу, знала, что ответ где-то посередине.
Нет, мать не была каким-то воплощением зла, косматой колдуньей, как рисовала народная молва, но и не являлась безропотным, преисполненным всех добродетелей ангелом, как врали историки. Нет. Мама Мацуко была всего лишь красавицей с умной головой. Которой однажды повезло, и которая сделала всё, чтобы не упустить своё счастье.
Считается, что чем светлее глаза у демона, тем больше он находится во власти чувств. Глаза Императора были совсем белыми - и принцу Итиро предрекли любвеобильность ещё в колыбели. Его отец, Император-дед, отчасти в этом потворствовал, сплавляя присылаемых ему наложниц в его гарем. Конечно, это вызывало ропот у подданных: отправляли дочь к государю, а попали к наследнику! Но император успокаивал всех одним солидным аргументом: когда-нибудь, наследник сам станет микадо! Алчных родителей это устраивало, и, пока они, в ожидании, спорили и дрались, чья же дочь первой родит сына наследнику престола, император-дед мог спокойно откладывать их претензии и челобитные в долгий ящик, мотивируя это тем, что их исполнит тот, кто получает подарки. А тем временем, сам втихую устроил политический брак Итиро с дочерью главы клана Хакамада - могущественного владельца всей металлургии планеты. Скромная, тихая и уступчивая девушка понравилась наследнику, и через девять месяцев после свадьбы родила Мамору, названного в честь первого императора династии Явара.
Говорят, что его день рождения был всенародным праздником. Отец со смехом рассказывал дочери, как, скрежеща зубами, приходили поздравлять молодую чету неудавшиеся родственники, как они инструктировали своих дочерей в новых хитростях и интригах, но все их попытки разбивались вдребезги о детскую колыбельку, где весело агукал и пускал пузыри будущий Принц-самурай. И может быть, они стали бы счастливой семьёй, пусть и с некоторым холодком в отношениях, если бы не вмешалась сама Судьба...
С давних времён, ещё с Первой династии, в Крае был обычай, по которому наследный принц объявлялся покровителем и защитником Северных Земель. Это был богатый край нескончаемых степей, лесов, нешироких рек, в который, из-за слишком суровой зимы и слишком жаркого лета, плохо проникали плоды цивилизации. Населяли его полудикие племена кочевников-ламаистов, хозяев тучных стад жирных быков и табунов долгогривых коней. Там же находилась одна из высочайших горных цепей на планете - Северные Горы, где, на заоблачном перевале возле самой высокой горы находилась столица всей области - Сияющая Лхаса.
Так вот - Мамору уже было почти два года, принц Итиро готовился к вторжению на Даэну, когда его пригласили в Лхасу на церемонию инаугурации нового Далай-ламы. Принц приехал, но не сколько на праздник, а сколько порезвиться с друзьями. Там он каждый день носился по окрестностям, сопровождаемый слугами и телохранителями, пока, вдруг, случайно не нашел в горном ручье девичий поясок, да таких размеров, что впору надевать на голову, а не на талию!
Пораженный, Итиро вернулся в город и стал расспрашивать всех знакомых: кому могла принадлежать подобная вещица? У Далай-ламы пояс узнали, и позвали его старшую сестру Цааганцецег. Девушка призналась, что пояс принадлежал её сестре, недавно умершей, и что это она во время стирки случайно уронила его в ручей. Будущая императрица каялась, а будущий император во все глаза смотрел на неё, пораженный невероятной красотой, чистым голосом, и самое главное - редчайшим для их народа снежно-белым цветом кожи. По легенде, подобный цвет имели первые императоры династии Идзумо, как доказательство их божественного происхождения, а тут - какая-то пастушка! Было чему удивляться... А она была зачарована принцем с глазами цвета сияния звёзд...
Мать со смехом вспоминала позже, рассказывая дочери, как он пытался выговорить её имя, потом протянул пояс и предложил надеть... Удивительно - пояс пришелся впору, и принц, влюблённый с первого взгляда, неожиданно поднял опешившую девушку на руки и объявил, что немедленно женится.
(Этот поясок стал государственной реликвией и хранился со всеми возможными предосторожностями. Мацуко не раз держала его в руках, даже, когда ей было столько же, сколько матери в день свадьбы, пыталась одеть - но тщетно. Даже для худенькой Весёлый Брод он узковат.)
Свадьбу сыграли прямо в Лхасе, не дожидаясь родителей, и, оба счастливые, молодожены вернулись в Столицу, в Девятивратный Дворец... и вот тут-то и кончилось на время счастье северянки...
Внезапная женитьба принца спутала все планы Императора-деда, и, слабо выразиться, если сказать, что он был недоволен. Но был ещё и собранный, словно на беду, гарем принца... Гарем Наследника естественно разделился - на две партии. Сторонников Первой и Второй Принцессы. Ничего удивительного, только вот наложницы желали вовсе не возвышения какой-нибудь из них, а, чтобы одна убила другую, и, обвинённая в преступлении, была бы изгнана, или казнена - вместе со своими мешающими законными детьми. Да они даже это им в лицо говорили!
Тихая и скромная старшая жена в умелых руках "подруг" - интриганок превратилась в заносчивую и гордую стерву, постоянно пилящую мужа требованиями доказательств его любви, а младшая - младшую постепенно превращали в запуганную и одержимую демонами ревности одиночку, не верящую в друзей и собственную красоту. Только изливая потаённую муку по ночам, тому же мужу, в своей несравненной страсти, подарившей её детям железное здоровье, она находила какой-то смысл жизни. Она долго не могла забеременеть - и это маленькое обстоятельство лишало её права голоса...
А пока, встречаясь на каждом шагу с интригами и ловушками, она разбиралась с ними с прямотой дикарки. Захлопывали перед нею сёдзи - она шла сквозь бумажные стены, "забывали" принести еду - спускалась в конюшни и закалывала быка одной из врагинь. Отключали отопление в покоях - бросала в очаг дорогие картины и ширмы. Портили её платья - она раздевала служанку и выходила в её одежде.
Потом заболела одна из ближайших фрейлин матери Мамору, и Цааганцецег наконец-то ощутила в себе признаки беременности. Соблюдая все меры предосторожности, она выходила все положенные девять месяцев, употребляя только пищу, присылаемую ей из Лхасы. И какое же это было горе, когда она узнала, что родила девочку! Она даже хотела что-то с нею сделать, да вовремя образумилась. (Правда, Принцесса Первая до сих пор испытывает необъяснимый страх в присутствии матери). Ладно. Пусть не родила она в этот раз наследника, но, знание того, что она не бесплодна, развязало ей руки. С рождением первой дочери закончилась история бедной девочки с несправедливой судьбой, которую можно было жалеть. Над колыбелью Первой Принцессы, глядя в зелёные, сулящие непослушание и вызов самой Судьбе глаза дочки, в Вечность шагнула презревшая закон и совесть ужасная Белая Императрица.
Белый Ужас. Снежная Дева Севера. Женщина-Смерть. Императрица-отравительница. Убийца матери Мамору.
Нюансы этой истории, замятой императорским двором, но раздутой до размеров кошмара народной молвой, всплывали в памяти у всякого, когда речь заходила о любимой супруге царствующего императора. Грех убийства слишком велик, чтобы отбелить его даже самыми праведными подвигами до него. А тем более, такой грех, как убийство первой принцессы, скромницы-супруги всеми любимого Наследника Престола. Молва сразу забыла, как жалела молодого принца, вынужденного жертвовать любовью ради спокойствия в царстве, (а ведь в летописях недавних лет до сих пор сохранились записи о том, как Хакамада отказывались давать войска, пока их дочь второй раз не забеременеет. И понадобилось всё участие ещё живого тогда канцлера Цукимуры, Сэнсея и императора Сабуро, чтобы удержать их от восстания после её смерти). Забыли, что именно благодаря вмешательству очернённой молвой отравительницы, болезни стали лечить, как принято в науке Сияющей Лхасы, а не заклинать, как было заведено прежде в подвластных Императору странах. Забыли, как встречали северную красавицу цветами - и закидали бы камнями, если не боялись бы гнева Далай-ламы.
Для матери, по её словам хватило того, что самые главное - те, кого она больше всего любила - дети и муж, не осудили её за это. Один от безумной любви, которая застилала глаза на все самые жестокие и отвратительные поступки, другие - по причине естественной любви детей к матери и детской невинности в вопросах грехов и праведности...
Кадомацу, например, принимала это как данность, ведь самая младшая в семье, Третья из дочерей находилась в самом затруднительном положении - с одной стороны, способы матери не могли не вызывать отвращения, с другой стороны - не соверши она преступления, оставившего любимого брата сиротой, Мацуко, может быть бы и не родилась. Даже Мамору, который больше всех пострадал, признавал, что останься его мать в живых, сиротами стали бы дети Цааганцецег. Не её, так усилиями родственников.
Сам он, конечно, ненавидел мачеху - но ненависть привычной, навязанной, наследной. Его чувства никогда не вырывались ярким огнём из глубин сердца, а методично мерцали, одаряя слабыми отблесками где-то на заднем плане. Он носил неприязнь, как многие из обязанностей, взваленных на плечи наследного принца - не пылая особой страстью и упорством, а, скорее как упражнение разума и послушание обычаям... Как порядок одевания одежды - он брал это чувство с собой с утра, потому что другие не представляли его без него, как и другие не особо нужные ему, но привычные окружению симпатии и антипатии. Добрый и благородный по натуре, брат с трудом мог испытывать ненависть даже к убийце своей матери.
Отчасти этому способствовал справедливый характер самой императрицы - оставшись единственной женой своего мужа, она не стала упорствовать в своей мести, правильно рассудив, что сын соперницы, пусть и преграждающий её сыну дорогу к престолу, не соперник ей за место любимой супруги, и ограничилась разгоном остатков бывшего гарема, в котором и так уже было мало любительниц бороться за ставшее смертельно опасным место в постели императора.
...Кадомацу решилась поднять глаза и наконец-то встретилась взглядом с ацетиленово-синим взором императрицы. Она несмело улыбнулась матери, вспомнив историю, рассказанную ей про её рождение - когда третью дочь поднесли матери, и та увидела такие же, как у первой, зелёные глаза, сулящие непослушание, решительно сказала: 'Нет уж, хватит. Круг замкнулся' - и отказалась дальше рожать детей. Говорят, и зареклась использовать свою науку, поклявшись здоровьем младшей дочери - в своём стиле, поклявшись так же, что если её любимица заболеет, или пострадает, то она вновь вернётся к прежнему ремеслу...
...Будущая императрица выбрала своим оружием химию - науку, в которой она была искусна ещё со времён жительства в столице врачевателей - Лхасе. Пусть Императорскую семью лечили лучшие врачи, пусть никого из жен, наложниц, и даже самого наследного принца, и близко не подпускали к кухне, пусть каждое блюдо предварительно пробовал не один дегустатор - всё это можно было обойти. Они были сами виноваты, что оставили её без друзей. Без тех, о чьей смерти или недуге стоило бы жалеть одинокой северянке.
Первой жертвой стала самая незаметная и нелюбимая из наложниц принца - неизвестно, была ли она безобразна или приятна лицом, стара или молода, - даже имени её не сохранилось. Знали только, что жила она в самых дальних покоях, и пребывала в опале настолько долго, что эти покои считались необитаемыми.
Младшая жена наследника послала ей письмо на бумаге с острыми краями - просто, чтобы проверить, как среагируют на подобную смерть. Тогда ещё немного пострадал начальник правого полка дворцовой стражи, неосмотрительно подобравший листок, но белокожую северянку ни в чём не заподозрили.
Осмелев, та решилась испытать своё искусство на более счастливых соперницах - одна из наложниц, четырёх- или пяти- родная сестра принца по линии Цукимура тоже смогла забеременеть, (опять болела любимая фрейлина старшей супруги), очень переживала по этому поводу, и, на свою беду, обратилась к Младшей Принцессе. Как к сведущей в медицине. Та дала ей пожевать какой-то корень, от чего у несчастной начались жесточайшие схватки, пошла кровь, ребёнок родился до срока и мёртвым. Кровь остановить так и не смогли, и, через пару часов после родов, слишком удачливая соперница скончалась.
Вторую жену уже открыто называли виновной, но опять ей повезло - она смогла убедить любимого супруга в правильности своих действий, сославшись на то, что инцест вреден, тем более что мёртвый ребёнок родился без крыльев, с недостачей рёбер и слишком мягкими костями. Принц поверил - он всё равно так любил эту женщину, что ни в чём ей не мог отказать, даже в праве злодействовать.
Так, испробуя разные смеси и способы на не слишком ценных наложницах, и - как любимая жена наследника, оставаясь выше всяких подозрений, будущая мать Мацуко готовилась к самому главному злодейству своей жизни - убийству матери Мамору. В северо-восточном углу дворца, где, по суевериям, селились лишь злые духи, она оборудовала настоящую химическую лабораторию, где просиживала часами, оттачивая свои навыки в составлении ядов. Говорится, что из-за вдыхаемых императрицей на протяжении трёх лет испарений, её вторая дочь оказалась с нравом суккубы. А может, она, что и применяла на себе, чтобы родить мальчика - только, видать, искусство жизни оказалось сложнее искусства смерти. Родилась всё-таки вторая девочка. Со сросшимися пальцами на ногах, больным сердцем, ревевшая почти каждую ночь, и, как спустя много лет убедились её тридцать пять мужей - бесплодная.
После рождения Второй Принцессы, таинственные смерти во дворце на время прекратились - началась война на Даэне, и наследник с обеими женами, бросив остальной гарем в метрополии, отправился туда. На сумеречной планете им пришлось волей-неволей жить дружно - в обстановке военного лагеря, живя то на корабле, то в случайных домах, ни одна сторона не имела возможности подстроить другой пакость. Правда, вынужденный мир продолжался недолго - однажды, в, казалось бы, навсегда захваченном городе, во дворец, где помещался штаб и семьи офицеров, неожиданно, по подземным переходам, ворвалось несколько отрядов суккубов, возглавляемых, кстати сказать, матерью Ануш и остальных сестёр-телохранительниц (одна из них - Азер, самая старшая, даже в этом участвовала, получив много забавных шрамов на руках, и оставив там половину уха). С трудом, но нападение было отбито, а всех женщин отправили домой первым же кораблём.
За время отсутствия, как они узнали, возвратясь, всплыла неприглядная роль старшей фрейлины Первой супруги - оказалось, что она подмешивала противозачаточное в пищу всем женщинам гарема, чтобы избавить свою госпожу от соперниц. Это давно подозревали, но теперь она по-крупному прокололась, и вернувшиеся с Даэны жены наследника застали её в весьма плачевном состоянии. Не довольствуясь этим, госпожа Ритто (а её уже так называли с тех пор, как она родила наконец-то сына, названного в честь правящего деда), послала ей какую-то мазь, после которой у несчастной совсем пропал бюст, и выросли мужские борода и усы - такое чудо мать Мамору, конечно, должна была и отставила от дворца. Для будущей Белой Императрицы, кроме мести, это было необходимой предосторожностью - проходимка была сведуща в чёрной магии и снадобьях, и, могла оказаться нежелательным препятствием в финальной битве за мужа.
То, что случилось дальше, достоверно известно лишь троим - самой императрице, всезнающему Сэнсею, и младшей дочери, перед которой, однажды, не силах скрывать дальше груз сердца, мать приоткрыла душу...
...Мать вопросительно посмотрела на улыбку, и дочь, одними губами, ответила: 'Круг замкнулся', нащупывая пальцами свои руки под мамиными крыльями. Императрица рассмеялась:
- Нет, не так, тогда ты посмотрела мне в глаза, - принцесса вместо ответа гордо вскинула голову, и довольная мать наконец-то улыбнулась в ответ: - Вот. Надо же, какая ты стала у меня красавица, дай-ка, полюбуюсь... - и, выпустив из объятий, отстранилась, разглядывая её черты.
Кадомацу знала, снизу вверх смотрясь в этот мягкий овал лица, широко открытые, несмотря на степную кровь, миндалевидные глаза, тонкие губы, высокий прямой лоб, что видит почти точное отражение собственного лица. Даже недоброжелатели отмечали их поразительное сходство. Только у дочери чуть чётче выделялись высокие скулы, которых не могло быть у чистокровной северянки, прямее нос, и конечно не было такого сильно выступающего подбородка. В профиль они настолько же различались, насколько были схожи в анфас. Мать гордо носила узкий степной разрез глаз и плоские северные скулы, открыто смеясь над теми северянами, которые, попав в столицу, пытались с помощью магии или лекарского скальпеля обрести круглые глаза - и даже в устах злопыхателей была красивейшей женщиной Империи. Мацуко даже жалела, что её глаза не такие узкие и раскосые как у матери. Саму себя Третья Принцесса не считала красавицей - ну конечно, уродиной или заурядной её не назвал бы и злопыхатель, но вот мать её была настоящим эталоном. К тому же, как и дочка, крепкая в кости, она умудрилась сохранить, перемахнув за полвека, пусть и не девичью, но всё ещё молодую фигуру, и каждый, кто её встречал, мог с лёгкостью поверить, что эта женщина в юности могла затянуть на себе 'лхасский поясок'.
- Будто ты меня не видела, мама, - с ещё одной улыбкой отвела скромный взгляд послушная дочь.
- Конечно, не видела. Сколько времени прошло... ах, с прошлой луны!
- Это же совсем немного, мама...
- Это целая вечность! Ладно бы ты жила с мужем, а то ведь целая крепость, полная невоспитанных мужланов!
- Мама, солдаты меня любят как братья и слушаются.
- Ну ладно, 'дайдзё Явара', не оправдывайся, с закрытыми глазами можно указать, где у нас самый испорченный гарнизон! О, я виду ты и свою обезьянку сюда притащила? - таящаяся в тени Ануш вздрогнула от этих слов.
Пока хозяйка суккубы соображала, что ответить, императрица поиграла веером, и, прищурившись, быстро схватила дочь за руку, поведя её к выходу в сад.
- Зря ты её так обижаешь, - сказала принцесса по дороге: - Она ведь очень тебя уважает.
- Обезьянку-то твою? Ах, простите, пожалуйста, нашли что обижать! Она, по-моему, отлично знает, что это шутя. К тому же, ведь это правда - я не возвожу напраслины, каждый видит, кто она есть. Зачем же строить иллюзии?!
- Чтобы погубить кого-нибудь вполне достаточно чиха, не то, что слов.
- Ой, тоже мне, 'бог Тадасу'! Не волнуйся, я отлично знаю, что от неё зависит жизнь моей любимой дочери, и никогда не сделаю ей плохого.
- Плохого - нет, но обижаешь ты её постоянно.
- Опять за старое! Есть в этом чему обижаться? В ней существа-то всего половина, да и то не лучшая, у хорошего каллиграфа даже иероглиф 'обида' там не поместится...
- Мать...
- Дочь, хватит меня одёргивать! - императрица рассержено дунула на упавшую со лба чёлку: - Ну, умеешь ты из-за ерунды испортить праздничное настроение, милая!
- Я не одёргиваю, царственная матушка. Я заступаюсь за свою подругу.
- Пф-ф! Велика важность! - и нарядный веер быстро-быстро заходил в руках императрицы.
- Как говорит Великий Учитель: 'не делай ничего другим того, что не желал бы себе'.
- Ты свою мать будешь ещё буддистскими сутрами поучать?
- Ну, представь кого-нибудь другого на её месте. Хотя бы Сэнсея. Были бы люди столь привычны в Империи, как суккубы, и к ним бы ты стала так относиться? Ты придираешься к Ануш из-за того, что она изменить не в силах - суккубы умирают от воздержания!
- Молодец, дочка, - потускневшим голосом ответила та: - Отругала родную мать. Хотя бы могла вспомнить, сколько я натерпелась от суккубов в обличье демонов.
И, правда, не стоило. Уж кому-кому, но не ей. Тем более что, быть любимой дочерью такой женщины, как императрица Ритто - значит и делить с нею тот страшный груз совести, которому обязана своим рождением...
Дочь, пристыженная, взяла мамины руки в свои, и та повела её в глубь сада, по памяти выбирая тропинки, почти невидимые под свежим снегом, мимо почти заметённых кустов и деревьев, сияющих искристыми, снежными шапками - вела, пока не остановились перед невысоким обо, из степных камней. Императрица вынула из рукавов благовонные свечи и прочие принадлежности, зажгла их с помощью дочери, и, обустроив как надо, приношения, медленно опустилась на колени, негромко, почти про себя, читая молитву. Кадомацу присела рядом, в отличие от матери, широко раскинув полы одежды, и, шевеля губами, повторяла слова дхарани. Ей даже стало жалко маму, несмотря на чуть не вспыхнувшую только что ссору. Императрица была ламаисткой, в отличие от супруга и детей, исповедовавших другую религию, и все счастливые годы замужней жизни грешила, обходясь без духовника. Отец не разрешал ей заводить личного ламу, справедливо опасаясь увеличения влияния на государство этой секты, и матери, уже вступившей в тот возраст, когда начинают больше интересоваться религией, чем мирскими проблемами, приходилось довольствоваться лишь общением с 'живым Буддой' - Сэнсеем, или вот так вот, тайком с дочерью, проводить необходимые обряды.
- Очень хорошо, что ты сегодня пришла в белом, - нарушив тишину, заговорила на языке Степей императрица после очередного поклона.
- Ну что мама, разве было...
- Не спорь, было! Я ведь помню - сколько раз ты забывала. Всё-таки, это последний раз мы отмечаем, я ведь не знаю, какая ты вернёшься... - она повернулась к ней лицом, и девочка с ужасом увидела её глаза, полные слёз: - Господи, дочка, я не знаю, как буду жить без тебя! Мне тоже по сердцу - и тебя отпустить, чтобы страдать самой и тебя удержать, чтобы ты страдала! Я не знаю - говорят, из школы Майи выходят совсем другие, чем вошли, мудрее и прекраснее, чем были, но всё равно боюсь. Боюсь, что через пять лет, к нам вернётся мудрая и прекрасная волшебница, а моя дочь, мой непутёвый ребёнок, которую я любила, которая умела делать глупости и совершать ошибки - навсегда сгинет где-то в глубине её сердца, оставив на память только её имя. Имя, которое я выстрадала в родах, будет принадлежать какой-то незнакомке!.. - дрожь в голосе сорвалась в плач, и гордая отравительница укрыла лицо в ладонях.
Растроганная, девочка по имени Кадомацу, шагнула к ней, не вставая с колен, и прижалась лбом к груди. Мать обняла её, и, постепенно успокаиваясь, стала гладить непослушные дочкины волосы.
- Не плачь, мама, всё пройдёт очень быстро, это ведь только для меня будет пять лет, а для вас с отцом - всего два с половиной.
- Я знаю, знаю... Но, как же я буду скучать!
- Мама...
- Дочка...
Над священными дарами вился кружевной дымок благовоний...
...Первый раз мама попыталась использовать отравленные благовония - и умертвила несколько придворных дам, но саму дочь Хакамады спас недавно приглашенный лахасский доктор, кстати, давний знакомый матери по Столице Врачевания. Это был крупный промах - мало того, что соперница осталась жива, но и всплыла тёмная роль принцессы-дикарки во всех таинственных смертях, произошедших в гареме. Многие друзья отвернулись от белокожей принцессы, часть наложниц разбежалась в страхе по домам, но некоторые из оставшихся примкнули к её сторонникам - скорее из страха, чем по доброй воле.
Это было тяжелое время. Настоящая пытка одиночеством опустилась на плечи молодой женщины. Она, привыкшая к незаслуженным обидам, тяжело переносила заслуженное воздаяние. Фрейлины и служанки почти не разговаривали с ней, хотя приказы выполняли молниеносно, наверное, всем существом дрожа от страха. Правда, теперь подле были новые сторонницы из числа наложниц - но она видела, сколько неискренности на этих лицах, всегда отмеченных в её присутствии животным страхом. А лучшие из её подруг объявили ей бойкот, и даже покинули дворец, не в силах примириться даже с маленькой толикой злодейства.
Мать тогда чувствовала себя ещё хуже, чем в первые дни своего замужества. В те времена хоть про дурную славу можно было смело сказать "ложь" и собственная совесть не вторила недобрым языкам. Как раз, только что появившийся Сэнсей, несмотря на дружескую приязнь, сразу же возникшую меж ним и будущей императрицей, закрыл её химическую лабораторию. И, что было горше всех несчастий - соперница, мать Мамору, проявила несомненные признаки беременности.
Будущая императрица и сама не знала, что вывело её из того опустошенного и безрадостного состояния. Наверное, кровь предков. Она говорила, что однажды проснулась и подумала: 'Да что же это я убиваюсь?'. В самом деле, муж любил по-прежнему её, а не первую жену, в чём убеждал своими письмами, даже после того, как ему стали известны её мрачные тайны. Талант её никуда не делся, соперница имела только одного ребёнка против её трёх, а всё, из-за чего она переживает, решится само собой, как только она одержит победу - 'цель оправдывает средства' - эта фраза была известна не только на Земле...
Первым делом, она запугала нескольких наложниц так, что они, боясь больше её, чем наказания, проникли в запечатанную лабораторию и вынесли необходимые реактивы. Вместе с посвящёнными в тайну, они вышили за неделю нарядное платье для Первой Супруги, и, вымочив тщательно в смертоносном составе, поднесли его как подарок в честь очередного празднества.
Подарок сопровождался уговорами и сердечными заверениями в том, что гордая северянка наконец-то согласна признать главенствующую роль Старшей Супруги, и, как истинная сестра выражает согласие отказаться за своих детей от права на престол, 'и пусть это платье, сшитое в старом стиле, послужит залогом... и т.д. и т.п. ....'. Обрадованная, мать Наследника, на всё согласилась, и под уговоры прельщённых заманчивыми перспективами родственников и наперсниц, надела ядовитое платье...
Плохо ей стало на следующий день, но вначале, принимая недомогания за признаки последних дней беременности, мать Мамору не придала им значения. А когда, наконец-то заподозрили неладное и позвали за лекарем, было уже поздно.
Сэнсей, узнав о плохой вести, помчался на Даэну, чтобы известить Императора и принца, вверив больную попечению придворного врача, но Цааганцецег нашла, как о нём позаботиться...
Говорят, что пользуясь тем, что пока ещё оставалась вне подозрений, она однажды встретила лейб-медика у входа в покои соперницы, и с улыбкой поднесла ему чашку кумыса, как земляку и старому знакомцу, учившемуся у одного с ней учителя. Целитель хоть и спешил, но от чашки любимого напитка не отказался, как и от случая перекинуться парой слов со столь возвысившейся землячкой, вспомнить ненадолго далёкую холодную родину... А, о происшедшем после мать молчала - другие рассказывали, что опоённый кумысом целитель, войдя к пациентке, вдруг как-то сразу захмелел, и говорят свидетели, его, хихикающего и кривляющегося, как безумца, оттащили от постели больной, к которой он кинулся, выражая недозволенные намерения. Лекаря в тот же час, не дав и оправдаться, сразу же обезглавили, а к умиравшей вызвали заклинателя, духи которого, к сожалению, оказались слабее премудрости белокожей демонессы...
Дочь закончила молитву и взяла мать за руку.
Женщины, чуть помедлив, поднялись, и, приведя одежды и лица в порядок, отправились обратно по своим собственным следам, в последний раз поклонившись обо.
>Отец-Император
У дверей в сад они встретили уже забеспокоившуюся Ануш, сразу же последовавшую за ними, на положенном расстоянии. В покоях к ним пристроились ещё несколько фрейлин императрицы, моментально занявших свои места в почётном эскорте.
Всю дорогу Кадомацу пыталась подать знак телохранительнице, чтобы та позвала в свиту хоть одну из её собственных фрейлин, но мать постоянно отвлекала, спрашивая о разных делах и не давая обратиться к суккубе. Только у самых дверей лифта принцесса выпросила разрешения отойти, и, затащив Ануш за поворот, шепнула ей имена тех, кому надо было срочно бежать в главный храм. 'Ну и сама возвращайся поскорей!' - прибавила она уже в спину убегающей подруге.
Оставшись одна, принцесса проверила - вся ли в порядке одежда, оправилась, разгладила шлейф, который носила в саду на руке, попыталась наладить причёску, но, не имея даже зеркала, в конце концов, плюнула на это дело, и, выдернув все шпильки, распустила на плечи ворох желтых огней. Без Чёртов Угол было бессмысленно воевать с этой копной, но что может быть лучшим украшением для молодой девушки, чем собственные волосы, длиной до середины бёдер?! Конечно, у многих её подруг и дам постарше, волосы были куда длиннее и ухоженней, но с придворными стандартами пришлось бы забыть про додзё и полёты.
В таком виде она вернулась к матери. Императрица, сжимая в руке сложенный веер, нервно вышагивала рядом с кабиной лифта взад и вперёд, стройные ноги при каждом шаге чётко вырисовывались сквозь ткань узкой юбки. Раболепные фрейлины, низко склоняясь при каждом взгляде, не поспевали за движениями энергичной повелительницы, робкими попытками пытаясь подвязать церемониальный шлейф, которых императрица терпеть не могла. Увидев свою задержавшуюся дочь, она вдруг остановилась, и, резко распахнув веер, пошла навстречу:
- Настоящая невеста, - с улыбкой шепнула ей красавица-мать, убирая свалившуюся на глаза дочери чёлку: - Ерундой бы не страдала, давно бы жила всем на зависть.
- Мне и так слишком завидуют, мама. Я же принцесса. Что есть ещё завиднее этого титула?
- Мать наследника. Императрица.
- Единственная императрица, которую я желаю знать, стоит сейчас передо мною. А наследник престола - мой любимый брат, и других я знать не желаю.
Счастливая мать обняла послушную дочь:
- Смертны даже земля и звёзды - что говорить о твоих родителях!..
- Мне не нравится, как ты говоришь, мама, - освобождаясь из объятий, холодно ответила дочка.
Не отвечая ни слова, мать с таинственной улыбкой отодвинулась от неё, и, поманив веером, скрылась в лифте, сопровождаемая свитой. Следом за принцессой в кабину вбежала совершенно запаниковавшая Ануш, и не найдя свободного места на полу, примостилась под потолком, изредка роняя оттуда на голову своей хозяйки ножны сабель.
В лифте фрейлины императрицы, наконец, подцепили многострадальный шлейф, неожиданно ловко и быстро повытаскивали зеркала, тушь, белила, и принялись поправлять макияж и причёску матери. По знаку, одна из них повернулась к Мацуко, и, держа перед нею зеркало, спросила:
- Госпожа 'Разрушительница Гор' хочет привести себя в порядок?
Принцессе не понравилось подобное обращение:
- Нет, спасибо.
- Милая, хотя бы немного - у тебя все глаза зарёванные, - вставила слово мать.
- Спасибо, мама, но меня в храме будет ждать собственная свита, там всё и сделаю.
- Только время терять! Намажься здесь, пока я добрая.
- Мама! - принцесса раздраженно отмахнулась, сделав неопределённый жест перед своим лицом.
- Ах, так? А-а, прости, вспомнила, ладно, - кожа дочки переносила не всякую косметику, и мать именно так восприняла этот отказ.
Принцесса, оставшись в стороне, чувствовала лёгкие уколы зависти, глядя, как слаженно работают не её фрейлины. Только императрица Ритто могла заставить именитых дам вкалывать как простых служанок. Нет, хулиганок из 'младшей свиты' Третьей Принцессы, так не воспитать...
Она задумалась, и вывело её из этого состояния только произнесённая матерью фамилия укрываемой ею новенькой Мико.
- ...старый пердун Кавабато, наместник Осаки, захотел поправить своё положение! Вздумал, говорят, послать свою дочь в наложницы! Ох, если это правда, покажу я ему, 'где хвост у кобылы'!
Кадомацу встрепенулась. Кто же мог выдать эту тайну? Фрейлинам своим, хоть и в подмётки они не годились императорским, она доверяла как сёстрам, неужели у кого-то язык развязался? За суккубов она была спокойна - как любой самурай, Ануш и её сёстры были не способны предать господина, к тому же, для сохранения тайны самой Ануш пришлось убить весь эскорт, сопровождавший Мико. А за подобные вещи, всплыви они на свет, не погладят по голове даже офицера личной охраны принцессы.
Хотя, может быть, тайна раскрылась совсем с другой стороны - слегка успокаивающее соображение. Ведь супруга наместника Осаки была известна на полстраны своей глупостью (из-за которой род Кавабато всё царствование Итиро-завоевателя не вылезал из опалы), и вполне могла просто похвастаться перед своей старой подружкой-императрицей.
- А откуда ты это знаешь? - бросила пробный камень Мацуко.
- Да письмо пришло, злорадное очень, я ещё не всё поняла... ты же знаешь, какой почерк у этой дурочки!
- Не знаю, что тебе написали, но вообще-то на самом деле, это я пригласила её дочь. В свою свиту.
Все замолчали на несколько секунд. Даже Ануш, испугавшись, стукнула принцессе кулачком в спину, но та не остановилась, а закончила фразу, перехватив её руку.
- И зачем тебе она? - глубоко вздохнув, спросила императрица, раскрывая веер и начиная обмахиваться.
- Слава о Мико, как о непревзойдённой художнице, давно превзошла славу глупости её матери, мама. Ты считаешь, что в моей свите не место личному художнику? К тому же она сестра Фу-но найси, которую ты тоже любишь.
- Ты скоро уезжаешь, дочка, не забывай.
- Ну и что? Что же мне, в сборах следует и о моде забыть?
- Хм... - императрица сложила веер, думая: - Ну, поступай, как знаешь. Только вот что - представь-ка её мне. Очень уж охота выяснить, чья голова ей досталась - отцовская или мамина?
- Скорее дедовская, - ответила дочь, делая ей приятное. Дед-Кавабато был известнейшим каллиграфом и поэтом, и именно он, в своё время, учил дикую Цааганцецег столичному языку, грамоте и дворцовым манерам, (может именно благодаря этому, его сын, несмотря на опалу, оставался бессменным губернатором Осаки - важного железнодорожного узла в горном поясе, хотя и немного обедневшего, после модернизации космодрома в Старой Столице)
Мать доброжелательно улыбнулась, и на этой ноте лифт остановился. Все вышли, а Мацуко, уронив чёлку на глаза, перевела дух - пронесло. Мать по-прежнему безумно ревновала отца ко всем окружающим женщинам, и появление во дворце новой служанки, фрейлины, да и просто гостьи, не говоря уже о наложницах - было для осмелившейся актом высочайшего мужества. Ведь императрица ещё не забыла тайн своего тёмного искусства.
Ануш мягко подёргала задумавшуюся хозяйку за руку, напоминая о себе, и так же - за руку, вывела из пустой кабины.
Фу-но-найси пришла в ужас, увидев распущенные волосы принцессы:
- Госпожа, это как?.. Мы же не успеем привести их в порядок! Госпожи Чёртов Угол нет с нами!.. Ну, как же это вы...
- Не верещи, Каэде-тян! - тихо, спокойным голосом приказала Её Высочество: - Просто расчешите их гладко, и всё. Это-то вы ведь можете сделать без Чёртов Угол? Ещё нужно зеркало и умыться.
- Но госпожа... - чуть ли не с плачем твердила Фу-но-найси, работая щёткой: - Нехорошо вы это придумали. Вам ведь сейчас ни повернуться, ни нагнуться нельзя будет. А ведь вам ещё выходить на улицу! Представляете, что будет, если на ветру вся эта копна дыбом встанет!
Тем временем, служаночки поставили перед девушками зеркало, и насыпали в сосуд немного талого снега из ковша.
- Хватит переживать, - надоела её трескотня принцессе: - Рейко, ты взяла шляпу? Значит, всё в порядке. А сама, - добавила она, утираясь: - перестань возиться у меня за спиной, лучше возьми кисточку и помоги Ханако.
Накрашенная и причёсанная, Кадомацу потеряла львиную долю своей подростковой растрёпанности и выглядела совсем куклой. Она ещё раз придирчиво оглядела себя в зеркало - конечно, жаль, что не взяли Чёртов Угол, но той нельзя было встречаться с мужем - тюдзе Правого Полка Дворцовой Охраны. Да и вообще - и без неё неплохо вышло.
Выстроив свою свиту в подобие кортежа ('ох, далеко мне ещё до матери, ох, далеко' - подумала в тот миг), она отправилась в храм по крытой галерее.
К удивлению, служба ещё не начиналась. Во глубине, с уже сидящей на своём месте матерью о чём-то беседовал Сэнсей, многие придворные занимали свои места заранее, ещё большая часть, пользуясь отсутствием запрета - просто бродила туда-сюда, делясь новостями.
У самого входа (не того, через который они вошли, а большого, главного - с улицы), Кадомацу заметила отца в окружении советников и телохранителей. Он говорил с Мамору, стоявшим снаружи, на ступеньках, и окровавленную нагинату он держал так, чтобы стекающая золотая кровь не осквернила храм. Темы их разговора не было слышно, но, судя по тому, что Мамору уже здесь, вора, ограбившего перед Новым Годом Храм Каннон, он всё-таки поймал. А, судя по спокойному поведению отца - уже и вернул награбленное. Мацуко приветливо помахала им обоим рукою, и пошла искать место для своей свиты.
По новому этикету фрейлинам запрещалось садиться рядом с императорской семьёй. Распоряжаясь, принцесса изредка поглядывала на мать. Усадить своих хулиганок и в обычное время было нелёгким делом, а сейчас, когда рядом было столько знакомых, превращалось в сизифов труд - одна пересаживается поближе к жениху, другая - подальше от бывшего мужа, а тут ещё начинают сплетничать в кружочке - попробуй, разгони! Меньше чем за минуту, Её Третье Высочество начала скучать о Весёлый Брод - та всё-таки могла поддерживать хоть видимость дисциплины, несмотря на собственное легкомыслие. 'Ещё один такой приём - и можно вешаться' - думала дочь императора: 'Точно. Нужно даже не просить, а требовать с отца снятия опалы!' В конце концов, после множества усилий, плюнула на всё, и, пустив дело на самотёк, подошла к матери, едва заметив, что Сэнсей исчез.
Та улыбнулась ей навстречу со своего возвышения:
- Я гадала, когда тебе надоест это занятие?!
- Да ну их! Совсем распустились, даже при Императоре нет почтения. Невозможно с ними сладить без старшей фрейлины.
- А с нею они ещё больше распускаются... - мать сделала многозначительную паузу.
- Ну, хотя бы, мне не приходится бегать за каждой по отдельности.
- Тут видно различие в стиле руководства, госпожа 'Явара-Железная Рука'... - на этот раз в голосе матери была насмешка.
- Пошли они все к чёрту! Кроме Ануш. А что случилось, почему не начинают?!
- А случилась очень забавная вещь с главным священником. Он соблюдал пост, во исполнение обета, желаемое сбылось, и он, на радостях, съел столько несвежей рыбы, что у него случилось несварение желудка. Пришлось звать Сэнсея. Он как раз консультировался у меня насчёт него.
- Разве можно отменить ритуал?!
- Нет, почему же?! Другого найдут. Вон, смотри, что-то зашевелилось.
В самом деле, император со всей свитой, вдруг резко повернувшись, направился к своим местам в зале. Стоявший на улице наследный принц, кинув окровавленное оружие кому-то, невидимому за скатом лестницы, и, взяв шлем подмышку, заспешил за отцом. С его крыльев и пластин доспехов на чистый пол падали хлопья свежего снега, но никто не обращал внимания - и так уже опоздали, задерживать священную церемонию для переодевания, даже наследного принца - было бы уже святотатством.
Раздался сигнал к началу службы, и все сели - сначала верхний ряд, вместе с царственной четой и наследником, и высшие чиновники. Кадомацу оглянулась, и увидела, как вспыхнули шелка разноцветных одежд, раскинутых по полу - с единственным разрывом, напротив колен императрицы. Следующим садился её ряд, младших детей и министров с генералами. А последними, вразнобой опустились обитатели скамей третьего ряда - гости и придворная сошка помельче.
Вышел молодой и приятный из себя священник, которого принцесса раньше при дворе не видела. Она вполуха внимала службе, жалея, что не додумалась втащить к себе кого-нибудь из фрейлин - из-за отсутствия сестёр и второго брата вокруг неё образовалась деморализующая пустота... Посмотрела вверх - на оборванную занавесь зеленого бамбука, которой когда-то закрывался Император от чужих взоров. Её уже давно не было - но обрывки сохранили, даже неровно расщеплённые палочки с левой стороны, куда не дотянулась рука Белой Императрицы. Иногда старые обычаи бы не помешали...
Сабуро не смог приехать потому, что нынешний год совпал с сезоном сбора урожая на Даэне - ему самому бы не помешала сейчас помощь, не то, что куда-то уезжать. Самой старшей сестре, супруге наместника Порога Удачи, после операции были противопоказаны космические перелёты - она всех уже поздравила письмами. А Принцесса-Жрица - (Кадомацу с сомнением посмотрела на пустующее место рядом с собой) - судя по сегодняшним сплетням, Принцесса Вторая, несмотря на новогодние праздники, нынче соблюдала очередной жестокий пост в очередном отдалённом монастыре. На самом же деле, скорее всего, она опять занялась тем, о чем в Присутствии Высочайшей Семьи за Девятивратной Оградой предпочли умолчать. Второй дочери Императора вообще не везло в жизни - мало того, что она не отличалась здоровьем, мало того, что носила на теле следы злоупотребления матерью алхимией, тот же прорицатель, что нагадал младшей из трёх принца издалека, напророчил средней, ни много, ни мало - тысячу мужей! И, судя по всему, она решила исполнить предсказание, не уживаясь ни с одним фаворитом больше, чем на три месяца. Недаром, Пречистую Принцессу-Жрицу давно уже титуловали не законным званием, а странным прозвищем Принцесса-суккуб.
Прозвища... Во дворце, где постоянно плелись интриги, они заменяли настоящие имена. К ним привыкли, имена забылись, титулы остались только для торжественных обстановок, да и прозвище лучше отражало характер того, кому было присвоено. Отца звали Завоевателем, мать - Юкки-онной, "снежной девой", Мамору - Принцем-самураем, Кадомацу, за боевой характер и тот памятный бой на подушках - Принцессой-генералом, Разрушительницей Гор, госпожой Разрушителя Гор... Да что говорить сейчас, ведь само имя 'Аюта' ещё не существует - это тоже прозвище, которое ей дадут спустя многие, многие годы... А своё имя она не любила - по капризу матери оно вышло слишком простонародным, хотя отцу и нравилось.
Только старшая сестра носила собственно выдуманное прозвище - "Госпожа Удача", сделанный назло матери перевод её детского лхасского имени. Ну, она и стала супругой Наместника Порога Удачи, разве нет?!
Служба тем временем подошла к концу. Все поднялись, и последовали из храма наружу, к Дворцовой реке, чьё русло было выбито в разломе скалы за храмовым садом. Незаметно подошедшая сзади служаночка подала шляпу, которую принцесса незамедлительно надела на голову, скрыв лицо за густой вуалью из паутины островного паука. Императрица надела похожую, и, теперь они с дочерью различались только окраской крыльев и покатостью плеч.
Мацуко шла между матерью и отцом, отец-император - между ней и Мамору, так, преградой из двух тел они держали дистанцию меж наследным принцем и мачехой. Ануш шла позади, вместе с Афсане, а когда вышли из храма - вообще взлетела, чтобы тоже держать дистанцию, в её случае - с Сэнсеем.
Сам Сэнсей хранил молчание, с уважением наблюдая за церемонией, которую не понимал. Только под самый конец он пробрался к ученице, и, тихо-тихо передал, что отец желает поговорить со своей дочерью наедине. Дочь императора немного помедлила, не решаясь оставить наедине брата и мать, и только когда обе особы скрылись в лифтах, распустила свою свиту, и вернулась в храм, искать отца.
Алтарная зала уже опустела. Жрецы и жрицы, почти невидимые в тенях, бесшумно скользили по углам, гася свечи и наводя порядок. Определив по расположению стражников, за какой из дверей скрылся Император, она решительно направилась туда, оставив неотлучную Ануш флиртовать с телохранителями у порога.
Сама отвалив тяжелую створку, девушка оказалась на пустующей галерее, где её давно уже ждал отец.
Царственный отец был коренастым, сильным мужчиной невысокого роста. Он был ниже деда, ниже своей жены, и, что самое неудобное - ниже своих собственных детей. Высокая императорская шапка только чуть-чуть скрашивала этот недостаток. Даже три дочери, которые так же комплексовали из-за своей низкорослости, были всего на пол-головы ниже Небесного Государя и заметно шире в размахе крыльев. Для демонов, у которых мужчины значительно крупнее миниатюрных женщин, это была довольно обидная усмешка судьбы. Ещё он имел оранжевую, как у всех Явара, кожу (только дети белокожей Ритто имели более светлый оттенок), редеющую шевелюру, уложенную в лакированную причёску, и внимательный, цепкий взгляд белых глаз.
Он был любимцем судьбы и народа - как же, сын такого отца, победитель Даэны, вернувший славу и почёт воинам Края Последнего Рассвета, мудрый правитель, дальновидный политик, который объявил девизом своего царствования не заумные речения древних мудрецов, но одно короткое и желанное всем слово: 'Независимость'. Независимость от друга поневоле, проклятой призрачной Республики Амаль, дань которой уже столетиями шла не только в убыток казне, но и пощечинами по самолюбию гордой империи демонов. И надо сказать, что отец, пусть и не сразу, и не во всём, но всегда добивался успеха...
Каким он был отцом? Для Мацуко - определённо хорошим. Конечно же, она же была самой младшей и самой избалованной в семье. Другие братья и сёстры тоже росли, не лишенные родительской ласки - даже Мамору, терпевший больше всех несправедливостей. Нет, отец-император, наверное, по-своему любил и его - как можно не любить первенца? - но яд нежных слов, постоянно вливаемый в уши любимой женщиной, заставил его постепенно позабыть многие отцовские чувства. А впрочем - и младшая дочь не могла припомнить случая, когда отец кому-либо из детей в чём-то отказал.
Сейчас у него был радостный и довольный вид. Приняв поклон дочери, он взял её за руку, и, отодвинув секретную стену, завёл в маленькое помещение - скорее всего в обычное время там помещались соглядатаи или охрана.
Усадив принцессу напротив себя, император заботливо заглянул к ней в глаза и спросил:
- Ну что, ёлочка, понравилась церемония?!
Мацуко, прибрав шлейф, выдернула из-под колен мешавшее ей древко копья, и, провожая наконечник взглядом, как-то равнодушно ответила:
- Ничего... хорошо, папа...
- Как это 'ничего'?! Я стараюсь, пытаюсь, чтобы перед отъездом любимая дочь получила как можно больше удовольствий, а она: 'ничего'!
Кадомацу опустила глаза. В самом деле, сегодня служба прошла торжественней, чем обычно:
- Извини, папа. Было действительно хорошо, я просто не о том думаю.
- А-а-а! Бедная! Я и не понял - у тебя, наверное, вся голова уроками забита!
- Ну, не так уж и вся...
- Всё равно бедняжка. Я попрошу Сэнсея, чтобы тебя так сильно не нагружал - у тебя же целых пять лет учения впереди!
- Ну, тогда я не успею как следует подготовиться, папа...
- И то правда... Ладно, ёлочка, готовься старательнее, возможно мы тебя намного раньше осени сможем отправить.
- Как?! - вспыхнули зелёным светом надежды глаза дочери.
- Тс-с, тихо, это государственная тайна, поэтому я тебя сюда позвал.
- Я слушаю, папа.
- Не говори даже своей матери! Поняла? Теперь слушай: у призраков, на Холодных планетах, вспыхнуло восстание. Воюют старшие демоны, змеи... Так вот, скоро, где-нибудь к пятнадцатому дню, через нашу систему пройдёт флот Амаля, на подавление. Я договорился с Сенатом, что в обмен на военную помощь они освободят нас от дани. Войска поведёт Мамору. Тихо, слушай! Флот, взяв армию, пойдёт ещё к другим союзникам, за пополнениями, и как раз пролетят мимо Талаталы. Они могут взять тебя - там сражений не планируется, и вот - ты окажешься в Школе Майи ещё в этом году!
У счастливой принцессы загорелись глаза от радости.
- Кстати, Сэнсей полетит с тобой.
- Сэнсей?! - эта новость была странной.
- Да. А, ты ведь не знаешь - мать, наверное, забыла сказать - он покидает нас. Обещал, что дождётся, когда ты поступишь в Школу - и всё, его ждут другие дела во вселенной.
Девушке стало грустно. Жизни без Сэнсея, без его уроков, ворчания, советов, ругни с Анусико - и неизменной доброты, она просто не представляла. Да и отец, наверное, тоже - это было видно по его удручённому лицу, с которым он сообщал эту новость. Но ведь, кроме него была...
- А как же мама? - с тревогой спросила она.
- Очень переживает насчёт всего этого. Ей и тебя жалко отпускать, и Сэнсея... Но, вроде, ещё держится. Даже не знаю, что делать. Я не сказал ей, что он может покинуть нас раньше.
'Да, держится'. А ведь мать не скажет, что ей плохо, пока совсем к горлу не подступит. Как сегодня, около обо. 'С кем она разговаривать-то будет?!' - с тревогой подумала младшая принцесса. Будь у неё хотя бы ещё младший брат или сестра! Хотя бы обнять её на новый год...
Отец, тем временем поднялся, привёл себя в порядок, и, неожиданно, схватив дочь в охапку, поднял её над полом. Она чуть не взвизгнула от неожиданности, схватившись за отцовские плечи. Император, добродушно усмехаясь, отодвинул потайную дверь, и, удивившись, спросил кого-то невидимого, не выпуская дочь из объятий:
- Откуда вы?!
Принцесса выглянула в проём вслед за ним, ещё держась за папу. Оказывается, посреди пустовавшей галереи уже собрался небольшой отряд стражников, в сопровождении Ануш, которые, судя по их виду, давно и безуспешно искали пропавшего повелителя.
- Плохие новости, Микадо.
Отец посмотрел показанные ему таблички, и, с озабоченным видом, освободившись из рук дочери, удалился в сопровождении кортежа телохранителей.
>Поэтесса
Ануш, не теряя времени даром, уже нырнула в потайную комнату, и, через несколько минут шебуршания высунула оттуда свою белокурую, увенчанную косой, голову:
- Никогда не подозревала, что они и тут есть. Пара штук - я знаю, имеется в твоих покоях, ещё несколько я видела в императорских, но здесь... Наверное, весь дворец в двойных стенах!
- А я удивлюсь, как это вы половики не перетряхнули, когда нас искали?!
- Я хотела, но большинство было за лифт.
Принцесса представила стражников, вытряхивающих августейшую особу из татами, и прыснула со смеху.
- Смейся, смейся, я чуть со страху не умерла, когда здесь тебя не оказалось, - обиженно заявила телохранитель.
- Серьёзно, а что случилось?
- Разбился летучий корабль, вёзший продукты для празднества. С Юга.
- Ой... а кто-то выжил?!
- Вряд ли. Недалеко от Иваоропенерега расселину помнишь?! Вот туда они и угодили. Его Высочество Наследный Принц говорит, что сейчас вокруг крепости жуткая метель, так что вряд ли даже если выживут, найдут дорогу, или их найдут... ну, спасатели...
- Одна надежда - может, успели спрыгнуть.
- Да, если успели. С другой стороны - груз-то для императорского двора - наверное, до последнего всей командой пытались вытянуть...
Действительно. Кадомацу вспомнила, как однажды попала в аварию, катаясь на летающей лодке. Она сама-то, почувствовав опасность, сразу взлетела, но потом пришлось пилота выдирать из кабины с помощью фрейлин. И то он рвался назад, в горящую машину и клялся, что сделает себе харакири, за то, что подверг дочь микадо опасности.
- О, Будда, чего только сегодня за день не случается. Закрой стену и пойдём - празднество-то, надеюсь, из-за одного корабля не отменят?!
Суккуб пошла вперёд, проверила лифт, и только после этого впустила туда принцессу. Заглядевшейся прислуге приказала отправлять кабину на третий ярус, в покои наследников.
Напоённые послеполуденным светом апартаменты Третьей Принцессы сверкали чистотой и свежестью. На полпути к покоям госпожи Ануш остановилась, и, коснувшись, казалось, монолитной стены рукой, показала хозяйке ещё одну потайную комнату - от той, где они только что были, её отличало лишь наличие пыльных татами да пары изодранных нищенских кимоно с женским воротом, висящих на одном из поставленных на-попа квадратах. Её Третье Высочество на всё это лишь брезгливо повело носом и проследовало дальше.
В её личных покоях, за разбором писем, уже сидела У-дайнагон. Как и у всякой знатной дамы, при дворе у Третьей Принцессы были сотни поклонников, несмотря на затворнический образ жизни. Каких-то особенных чувств она к ним не испытывала, ну, может, и пробегала незнакомая искра по телу, когда она читала чьё-то письмо, особо искусно написанное, а так - большинство были просто обыкновенными друзьями. Просто по непонятной мужской привычке, все, как один, стоило им пару сезонов пробыть в знакомстве с воспитанной и немногословной девушкой, воображали себя влюблёнными, и начинали закидывать объект своего обожания тоннами бумаги и охапками цветущих ветвей.
Вот тут-то и нужна была У-дайнагон - умница, красавица, бывшая возлюбленная и достойная соперница принца Сабуро на стихотворном поприще, не вышедшая за него замуж только потому, что проиграла жениху в поэтическом соревновании. Она, умевшая слагать стихи на родном, языке сиддхов, ракшасов, суккубов, призраков, пиратов Юга, оказывалась незаменимой в деле, когда становилось необходимым избавиться от назойливого ухажера. Кадомацу, конечно, могла и сама сложить к случаю многозначную или дразнительную танку, но была ленива в этом деле, сама считая изящные искусства своей слабой стороной, и предпочитая кисти - катану.
Анусико, только войдя, и, не доверяя Афсане, только что доложившей, что в комнате 'чисто', сама проверила каждый угол и стенной шкаф, вызвав своим нарочитым усердием улыбки у фрейлин и принцессы. Остановившись у токонома, она стала мучительно морщить лоб, будто пытаясь что-то вспомнить, и, наконец, обратилась к хозяйке:
- Знаешь, мне кажется, вы всё-таки что-то забыли в крепости.
- Что? - такая суетливая забота всё больше и больше смешила принцессу.
- 'Сосновую ветку'! - выдохнула суккуба, немного неправильно ставя ударения.
- Не знаю, мне кажется, здесь сосновых веток достаточно, - прикрывая смеющийся рот рукавом, влезла в разговор У-дайнагон, указав другой рукой на новогодние украшения.
- Да нет же, я про меч говорю!
- Полно тебе, милая, здесь-то он мне зачем? - "Сосновой Веткой" звался любимый меч принцессы, с которым её даже изображали на картинах.
- А вдруг Сэнсей приползёт?!
- Ну и пошлю тогда кого-нибудь слетать... - она равнодушно сняла потерявший свой нарядный вид церемониальный шлейф, и бросила служанкам.
- Я могу, госпожа! - неожиданно чуть ли не крикнула молчавшая до сих пор Афсане.
Кадомацу удивлённо оглянулась на самую изящную из суккуб-сестрёнок:
- Ты? А ты сквозь сетку-то пролезешь?
- Это Азер застревает, а не я, пошлите, пожалуйста! - её серые глаза вспыхнули огнём надежды.
- А не боишься? Там ведь сейчас метель, сдует насовсем.
- Я - ваш самурай госпожа! Мне нельзя бояться! А если там метель, я остальную часть пути пешком пройду - пешком не сдует.
- Ну, тогда ладно, раз сама хочешь... - Афсане подскочила, направляясь к двери, и принцесса крикнула ей уже в след: - Стой! Не надо пешком. Там же авария, пошлют летучую лодку. Попросись к ним. А если к обратной дороге метель не стихнет - возьми коня.
- Не жалко, что на пир не попадёшь?
- Нет, госпожа. Я рада буду встретить Новый Год в 'Разрушителе Гор'! - и счастливая, скрылась за скрипнувшей в пазах дверью. У-дайногон, незамеченная, что-то считала, шепча и загибая пальцы.
- Ну вот, Анусико... почему она единственная из твоих сестёр зовёт меня 'госпожой', а не по имени?! Как старушку... И вообще, что это она такая радостная в Иваоропенерег поспешила?..
- Кадомацу-тян, - со вздохом произнесла У-дайнагон: - И только ты. Понять не можешь эту тайну! "А вам такие письма пишут"! - как стих, с выражением сказала она.
- Да, кстати, письма, - девушка снова обернулась к Ануш: - Дверь заперли? - и когда раздался явственный щелчок замка, неловко сдёрнув с себя пояс, выскользнула из парадных одежд, оставшись в одной кружевной женской сбруе даэнской работы - потянулась, подставляя кожу тёплому воздуху от жаровни и ласковому дневному свету.
- Теперь можешь читать.
- Ну... да... слушать любовные признания в неглиже - этого у нас ещё не было, - хихикнула в ладошку зардевшаяся У-дайнагон.
- Плевать! Не скоропись же я им рассылаю. А для каллиграфии одежда не обязательна. Крылья размять надо.
- Замуж выдать тебя надо, дурочку этакую, - покачала головой строгая фрейлина.
- Чего?! - но У-дайнагон уже скрыла своё лицо в ворохе писем, и только красные уши и сдержанное фырканье выдавали смешки: - Ладно, считай, что ничего не слышала, можешь начинать, - она неосторожно махнула крыльями, чуть не создав катастрофу на столике у поэтессы: - Извини.
Фрейлина разложила разноцветные листки бумаги веером.
- Сегодня у них фантазии мало, в основном один плагиат, я почти на все уже соответствующе заслугам ответила, вот, только одно интересное, от молодого Кариямы, послушаете, Ваше Высочество?
- Валяй! - Её Высочество уже растеряло свою храбрость ходить неглиже, и, сделав, для сохранения солидности пару гимнастических упражнений, уже запахивалось в халат.
-
'Как нет на небосклоне мест,
Где не сверкала бы для нас,
Пусть и незримая для глаз звезда.
Так не было и дня в разлуке,
Когда бы я не думал о тебе'.
Принцесса прикрыла глаза и усмехнулась. Что-то было трогательное в этом наивном крике души, хотя, тут и чувствовалась рука У-дайнагон, (не чуралась чуток подправить слог, или заменить метафору, порой откровенно сводничая), но... тысяча проклятий, придётся всё-таки отвечать!
- Мацуко? - раздался вкрадчивый голос фрейлины: - Отвечать будешь сама? Я думаю, что лучше всего б подошло: 'Я горянка, встречаю рассвет...'
- Нет-нет-нет! - принцесса замахала на неё руками, одновременно пытаясь вызвать в памяти нужные строчки. В-вот, слушай:
-
'Когда при свете дня
Узор не виден звёзд полночных.
Так же и я -
В сиянии своей, большой мечты
Твоих не замечаю грёз'.
У-дайнагон первая подала голос после минуты общего молчания:
- Сердца у тебя нет, Мацу-тян. Хотя, стиль исполнения на высоте. Смягчил бы, если бы ты читала лично. А это - письмо.
Кадомацу в упор не заметила сарказма:
- Ты раз двадцать на дню магические мантры поучи, не то что стихотворения - таблицы умножения с выражением читать научишься. Он и письмом поймёт.
- Подписываем твоей печатью?
- Нет, ты что! Это же вещь Сабуро. Перед отъездом мне оставил, 'если вдруг придёт письмо, перед которым трудно устоять - прочти и найдёшь в себе силы'.
- Мацу-тян, так это надо в конец письма добавить!
- Как хочешь... - краем глаза принцесса увидела, как фрейлина скопировала танку в одну из своих тетрадей. У-дайнагон не скрывала своего увлечения творчеством бывшего жениха, и даже того, что собирается издать его сборник - согласие Принца-полуночника она получила ещё в ту пору, когда была его невестой, однако, эта тетрадь была не та, что обычно.
- Да, кстати, - как бы невзначай, заметила Мацуко, чувствуя неодолимое желание созорничать: - Вполне может быть, что письмо Кариямы тоже написано со слов Сабуро - насколько я знаю, они закадычные друзья... - и с улыбкой стала следить за впавшей в замешательство фрейлиной, чья кисточка, роняя капли чернил, металась от одной тетради к другой, но, так ни на что не решившись, закончила начатую 'ответную песнь' и успокоилась рядом с чернильницей.
- А я у него спрошу, - пряча расправленное письмо меж страниц тетради, вежливо улыбнулась поэтесса: - Пока может полежать в 'отвергнутых песнях', от этого с него не убудет. В конце концов, стихи Кариямы - тоже достойные творения.
- Достойные? Хм... что-то я ничего из его вещей не припомню сходу...
- Как? А 'Пурпур листьев меня тревожит...'?
- А, да... Забыла. А что ты там сказала про 'отвергнутые песни'?
- Подарок вам, Ваше Высочество. Я же рассказывала - я собираю все, сколь-нибудь замечательные стихи в вашу честь, чтобы составить из них сборник и поднести его вам в день возвращения из Академии. Чтобы вы вспомнили всех, кто вас любил и вами восхищался после столь долгой разлуки, - фрейлина подозрительно быстро перешла на "вы".
- То есть... Слушай, тебе не отец эту идею подкинул?
- Нет, Мацу-тян - зачем? Я сама догадалась. Любой бы на моем месте догадался бы. Сделать то же самое. Думаю, тебе понравится.
- Смотри... а то очень на него похоже... вечно он старается меня замуж выдать. За парня не получается - так за сборник стихов.
- Если считать стихи влюблённых юношей - мечтами, то вы будете первой женщиной на свете, вышедшей замуж за лучшие мечты своих друзей.
- Я боюсь, эти мечты передерутся между собой насмерть ещё до выбора свадебного платья. И в первую ночь мне будет очень скучно.
Фрейлина с улыбкой собрала свои принадлежности, и, прижимая к груди ворох свежих писем, близко-близко подошла к принцессе и одними губами сказала:
- Горе ты мое гордое, Ма-цу-ко! Сколько хороших парней вокруг тебя, а ты их всех от своих ворот гонишь... - и, уже проходя мимо Ануш, предупредила ту громким шепотом, сделав большие-большие глаза:
- Ты смотри, следи за ней. Она ведь и в маму и в сестёр удалась, осторожнее. Сейчас всё терпит-терпит, а потом, как терпение кончится... - У-дайнагон сделала глаза ещё больше и страшнее: - Вам, суккубам, на этой планете определённо делать нечего будет.
Не успела Мацуко в неё чем-нибудь запустить, как У-дайнагон, смеясь, исчезла за расписными сёдзи - вместе с парой неразлучных служаночек, всегда помогавших разносить письма. А вместо неё, вошел, предварительно поклонившись, Сэнсей.
Ануш моментально отодвинулась на пару шагов от двери, (чем чёрт не шутит!), но бодхисаттва, специально повернулся к ней и вежливо осведомился:
- Её Высочество вам передала мои извинения?
(Само 'высочество' в этот момент в суматохе выдвигало церемониальный занавес, и знаками семафорила служаночкам искать что-нибудь, что можно было бы надеть, кроме халата)
Ануш, немножечко опешив, ответила 'да' на вопрос Сэнсея.
- В таком случае, раз уж нам случилось встретиться, я, принесу извинения и лично: простите, но здесь, на Нижних Мирах, я иногда забываю, что местных обитателей толкают на отвратительные поступки не злой умысел, а сама их природа. В этом испытании я показал себя не столь отрешенным, как должен бы быть. Прошу извинить меня и не обижаться.
- Ну что вы, господин, какие могут быть обиды? - с улыбкой сказала искусительница, поднимаясь на ноги и на цыпочках подходя к аскету, всё ещё стоявшему у двери:
- Разве можно обижаться на мужчину, из-за которого я сама постоянно теряю голову? - прошептала она томным шепотом, страстно дыхнув в ухо. И уходя, соблазнительнейше качнула бёдрами, погладив его одежды качнувшимся в такт хвостом.
У наставника чуть глаза не вылезли на лоб то ли от удивления, то ли от невероятно сдерживаемого приступа гнева. А довольная эффектом девушка, ещё и послала ему воздушный поцелуй через порог, и быстренько убежала, задвинув за собой створку сёдзи.
Сэнсей сдержанно выдохнул. Потом, посмотрев почему-то в сторону церемониального занавеса принцессы, сказал что-то вроде: 'горбатого могила исправит'.
Мацуко смеялась, прикрывая рот рукавом - уж слишком нелепый был вид у мудреца, задетого суккубой. Тот, сам понимая, что выглядит глупо, не говоря ни слова, сел по ту сторону занавеса, исчезнув из поля зрения ученицы. Потом постучал сухонькой рукой по раме:
- Ну, хватит. Совсем старого учителя не уважаешь.
Принцесса моментально посерьезнела:
- Прошу прощения.
- Да. Впрочем, наверное, у меня и правда, был глупый и смешной вид... и грех было над таким дураком не похихикать молодой и жизнерадостной девушке. Всё-таки, далеко мне ещё до Будды.
- Учитель. Мы ведь вместе летим, - спросила она, с щелчками ключиц продевая крылья под рукава спешно принесенных одежд: - Как вы всю дорогу-то с Ануш будете?
- Ну, во-первых, не всю и дорогу. А во вторых - вы мне нужны только как повод. Летите, учитесь, развлекайтесь... я с вами и не пересекусь, кроме первых дней. Ну, а если Ануш и там попробует продемонстрировать мне своё либидо - сделаю из неё человека... или ребёнка - пусть взрослеет!
До девушки донёсся лёгкий запах грозы и треск разрядов - очевидно, наставник сопровождал свою речь магическими пассами.
- Учитель, вы собираетесь дать мне ещё один урок? - лёгкой рукой с длинными пальцами, увенчанными остро заточенными трёхгранными лакированными когтями, она ухватилась за край занавеса, чтобы быть готовой его отодвинуть.
- Нет, Малышка, не буду, - (она убрала руку): - Захотелось просто поговорить с тобой.
- Наставник, у нас всегда случается так, что вы просто говорите, а получается - урок... - Кадомацу улыбнулась, жестом попросив служанку завязать ей пояс.
- А-а. Понятно. Нет доверия. Ну, может быть, я это и заслужил - всегда тороплюсь, спешу. Но ты знаешь. Малышка, что на вашей планете время летит быстрей, чем моё - по нашим меркам, ты должна ещё быть воо-о-от таким ребёнком, (дорого бы дала девушка-демон посмотреть, какой рост он сейчас показал!), а ты здесь - уже невеста.
- Учитель, и вы тоже об этом!
- О чём?
- 'Невеста'!.. - служаночка, по-быстрому закончив узлы, задком-задком отодвинулась к стеночке и выскользнула из комнаты, где важные господа обсуждали слишком важные для её ушей темы.
- А что в этом вдруг плохого? Рано или поздно тебе всё равно придётся над этим задуматься, - проводил её взглядом Сэнсей: - Твоя молодость, в конце концов, не вечна, да и принадлежит не тебе, а твоей стране. Я же тебя учил - за всё приходится платить. За высокое положение, за талант к магии, за красоту и здоровье от природы, за чистый разум, способный справиться с твоей природой демона - чтобы это сохранить, придётся выполнять обязанности.
- Я знаю учитель. Отречение. Чтобы быть сильнее, и добиться великих свершений, нужно от чего-то отказаться.
- Правильно. Сейчас, конечно, ты свободна давать всем от ворот поворот, но когда выучишься, серьёзно задумайся - лучше сейчас сделать достойный выбор, чем тянуть и допустить, чтобы решили за тебя. Ну, приятно, думаешь, будет жить с нелюбимым, из чувства долга обнимать его, рожать от него детей? Отец твой хорошо делает, что в самый опасный возраст отсылает тебя подальше, именно в такую школу, которая тебе необходима. Вернёшься - и поумнее будешь, попокладистее, а магия - что же, радуйся ей, как последней подаренной отцом игрушке. Может, твоё счастье - и не разу в жизни она не пригодится...
У Кадомацу чуть не брызнули слёзы:
- Как же так... Учитель! А вдруг... война! Вы сами про неё говорили!
- Ха! Война! Ты, правда, думаешь, что тебя, любимую дочь императора, последнюю надежду на продолжение рода Явара, подпустят близко к какой-нибудь войне? Да тебя в случае войны на два пушечных выстрела от ближайших войск спрячут. По крайней мере, пока у кого-нибудь из вас не родится наследник.
- У Госпожи Первой ведь есть сын.
- Он наполовину Цукимура, и слишком слаб здоровьем - не переживёт отрочества. Даже если она овдовеет, второй раз выйти замуж она не сможет, иначе Император потеряет права на земли Цукимуры.
- Мы все наполовину Цукимура. И Сабуро может жениться.
- Он отказался от прав на престол в пользу Мамору.
- Мамору и Ёси.
- Пока она сумасшедшая, может родить хоть сто младенцев - ни одного не признают. Мамору это знает. И, к сожалению, это же знает и твоя мать...
- Вы всё полагаете, что мама причастна к её помешательству, Наставник?
- Нет, что ты. Такое не в её силах. На подобные вещи ей не хватает ни сил, ни коварства. А вот мешать лечению - вполне в её стиле. Я, честно говоря, давно имею подозрения на этот счёт, только вот никак не могу схватить за руку.
- Может, я смогу вылечить Ёси, когда вернусь?
- Может. Там есть такая специализация - исцеление. Правда первый круг там учат не всей магии, а одной-двум дисциплинам, и то, только тем, к которым есть естественная предрасположенность. Абсолютно всей магии учат только на втором, который ты не окончишь.
- Сэнсей, а вы что там будете делать? - наконец задала она вопрос, который вертелся на языке с самого начала беседы.
Сэнсей улыбнулся так, что стало слышно и по эту сторону занавеса:
- Шпионить.
- Простите, Учитель? Папа говорит, что мы полетим на военном корабле Амаля! Они не верят в Учение и в то, что вы Будда. Они вас возьмут, и арестуют!..
- Ну, во-первых, я не Будда, - раздраженно прервал её учитель: - А во-вторых, мы договоримся. Мне есть, что предложить им в уплату проезда.
- Но... шпионить? Это же "материальное занятие", вы сами учили.
- Ну, а как я могу ещё назвать свою деятельность? Мы же с тобой говорили об этом - то, что носит высокопарное название: 'Спасение страждущих', на поверку оказывается более приземлённой вещью, зовущейся: 'шпионаж и диверсия'. Только не в пользу какой-нибудь страны или расы, а ради всего Мироздания и запертых здесь душ... Удивительно, но адские миры таковы, что порой простая помощь кому-нибудь бедолаге рушит целые династии. А достижение одним праведником отсюда - Нирваны, изменяет лики планет.
- Учитель, "менять лики планет", рушить династии - это же опять материальная деятельность. Как вы попадёте в Нирвану?!
- Чему же я тебя учил... Нирвана - не место, куда стоит спешить. Нирвана - это состояние, из которого уже не возвращаются. Да и рано мне туда - я же не Будда, а только боддхсаттва.
- А бодхисаттвам можно заниматься политикой?
- Это не политика. Политика - это искусство делить всех на друзей и врагов. Я не делю, ты забыла?
Ученица кивнула. Да, Сэнсей умудрялся находить общий язык, как с подобными себе праведниками, так и с общепризнанными негодяями, и учить их исправляться.
- Просто... Просветление открывает тебе тайны о мироздании, но чтобы достичь его, нужно сделать сердце до предела отзывчивым на любую боль. Когда такому сердцу открываются не только тайны, но и вся боль Вселенной, очень трудно стоять в стороне и не попытаться что-то предпринять.... впрочем, возможно, в следующей жизни ты всё это увидишь сама...
- Почему - я? - удивилась несказанно Кадомацу.
- Ну, потому, как бы это грешно не звучало, что так не бывает, чтобы бодхисаттву как я, подвергли риску привязанности и падения, отправив воспитывать простых смертных. И всё больше наблюдая, я всё больше убеждаюсь, что меня послали из-за тебя, Малышка. Может, ты в следующей жизни станешь великим подвижником и достигнешь уровня бодхисаттвы, а может - ты уже видела сияющее небо высших планет, в прошлой жизни, но чем-то увлеклась, пала - и приходится тебя выручать.
- Мне очень лестно, Сэнсей, слышать такие пророчества, но как-то неудобно ощущать себя 'избранной' на фоне семьи. А братья, сёстры, как они? Ты ведь тоже их воспитал?
- Тщеславие и зависть - худшие пороки. Не давай им воли, слушая льстивых старых дураков, - послышался смешок с той стороны занавеса: - Сейчас и всю эту жизнь ничто подобное тебе не светит. Женщина не может стать Буддой, или ты уже забыла? Твоё тело - наказание за излишек гордыни и недостаток смирения. Или привязанность к женщине... или девочке... - голос святого стих, но снова набрал уверенность: - Для начала тебе придётся прожить достойно эту жизнь - как послушная дочь, как верная жена, как целомудренная мать, совершить достаточно благодеяний и подвигов, и родиться мужчиной... А, чтобы родиться мужчиной...
- ...надо выйти замуж, - с раздражением закончила за ним принцесса демонов: - Учитель, ну ведь так хорошо начиналось, вы опять всё к старой теме подвели! Вас ведь отец послал, так? А я-то уже поверила!..
В голосе Сэнсея послышалась обида:
- Даже если меня и послал твой отец, чего я вовсе не отрицаю, я всё равно не говорил тебе ни слова лжи. Я действительно так думаю.
Девушка неожиданно совсем убрала мешавший ей занавес, и прямо взглянула святому в глаза. Тот, смахнув слезу, продолжал:
- Он просто беспокоится о твоей судьбе. Мало ли что с ним случится, с матерью... вы ведь даже не родные наследному принцу - куда денетесь? Да, сейчас у тебя есть дворцы, слуги, охрана, летучие корабли, но Принц-самурай взойдёт на престол по закону, ты ведь всего этого лишишься. Как бы он хорошо к тебе не относился. Поэтому, прошу - ищи себе достойную пару, пока не поздно. Ищи того, кто будет любить тебя, а не твой титул, на чьё плечо ты сможешь опереться, когда станет туго...
- Не думаю, что мой брат так нехорошо со мной поступит, - спокойным голосом сказала Кадомацу.
- В политике решают не личные чувства, а благо государства. У тебя много друзей из числа генералов и командиров гарнизонов, с которыми ты сама не хотела расставаться. Не хочешь выбирать одного - собери несколько сторонников из тех, что поддержат тебя против брата.
- Вы же "не занимаетесь политикой"! - передразнила его девушка: - Почему вы делите тогда на друзей и врагов меня и моего брата?! И, разве я, как член семьи, могу чем-то помешать?
- Лично ты - не можешь, но ты выросла в очень красивую девушку и скоро станешь прекраснейшей из женщин. Твоя рука - право на Престол Огненного Кулака, а твои дети - следующие наследники после детей Мамору, если они у него будут. Ты не представляешь, как опасно тебе быть незамужней.
- Сэнсей, по-моему, это наоборот - гарантия безопасности. Чем обижать Мамору, сама скорее уйду в монастырь.
- Только не монастырь! Неужели ты у меня так ничему не научилась? Ты сразу станешь для всего народа несчастной затворницей, запертой туда братом-тираном. Образ страдающей девушки - лучший повод для любого восстания. Тебя, может, и спрашивать не будут, спасут из монастыря против твоей воли, объявят своим знаменем и поведут на убой тысячи восторженных юношей.
- Тогда какая разница, выйду я замуж, или нет?! Всё равно - без отца всё сведётся к этому варианту, разве только ещё и мой супруг пострадает. Или возгордится, что равен Императору.
- Эх, была бы ты мужчиной... как бы всё упростилось. Назначили бы тебя начальником твоих любимых 'полков нового строя', и никаких проблем - как с Сабуро. А тут... Ну неужели ты не понимаешь, что родись у тебя ребёнок раньше, чем у Мамору и Ёси, ты бы, ещё до того, как брат исполнит свои обязанности, оказалась бы не 'бедной родственницей', а всеми уважаемой матерью наследника.
- Это наоборот, поставит меня в более опасное положение. С какой стати сын младшей сестры окажется выше собственного?
- Всё не так просто, как ты думаешь. Поэтому, тебе бы действительно лучше поторопиться...
- Ага, то есть теперь вы меня уговариваете не только на замужество, но и на беременность?!! - Кадомацу прищурила ярко вспыхнувшие зелёные глаза, и, наклонила голову, пытливо вглядываясь в Сэнсея:
- Знаете, Учитель, мне кажется, что вы взялись настраивать меня против Мамору, и мне очень неприятна такая мысль. Вы наслушались моей матери? Говорите, будто с её слов. Зная вас, и зная, что вы знаете Мамору, создаётся неприятное впечатление. Даже очень.
- Да нет. Хоть ты почти меня раскусила. Я разговаривал только с твоим отцом, насчёт нашего утреннего урока, и он очень переживает по поводу твоего отъезда. Вот и уговорил меня повлиять - может, согласишься променять мечту о школе на более приземлённое замужество. Теперь вижу, что даже мне не удастся поколебать тебя, - и Сэнсей беспомощно развёл руками.
- Но зачем клеветать на Мамору, учитель?
- Я не клеветал. Я просто сделал расчёт вероятного будущего.
- 'Будущего'?!! Но, Учитель, вы же сами утром говорили, что Мамору никогда не стать императором! Когда же вы солгали?
- Никогда, - ответил учитель после недолгой паузы, поднимаясь на ноги: - Одно дело - предсказывать будущее, а совсем другое - уговаривать молодую и бессовестную дурочку пожалеть родителей!
Она попыталась его остановить, запечатав магическим заклятьем дверь, но Сэнсей, в расстроенных чувствах, телепортировался куда-то в другое помещение дворца.
>Скучные обязанности
Принцесса отозвала обратно своё колдовство - чтобы её гости не мучались перед вросшим в стену сёдзи, и задумалась в тревоге. С одной стороны ей очень, безумно, хотелось в Школу Майи, но теперь, узнав, как переживают её родные, да плюсуя к этому отъезд Сэнсея, заколебалась в решении. 'А с другой стороны - зачем же тогда отец спешил меня обрадовать возможностью скорого отъезда? Мог ведь запросто продержать меня до сезона сбора урожая...' - ответ на этот вопрос почти сразу сказал внутренний голос: 'Да потому, что он тебя любит, дурочка!' И, получив такой укол совести, Мацуко бессильно опустила плечи, пряча лицо в ладонях, пахнущих ружейным маслом от рукоятей мечей.
'Нет!' - подумала она: 'Нет! Нет! - Это всего лишь последнее препятствие - разве не жила я последние пять лет почти отдельно от семьи? Бывало, что и по полгода не наведывалась к родителям, вот сейчас вернулась только через две луны (ну не было повода заглядывать внутрь Девятивратной ограды после похорон кормилицы), а учёба - просто разлука, ненамного подольше...' - убеждала она себя. В отношении к родителям она давно не испытывала особенно тёплых чувств, растоптанных ещё в период первых подростковых бунтов, но события сегодняшнего утра заставили её немного по-другому взглянуть на свои стереотипы. Мать для Кадомацу была всё время только близкой подругой - не больше, как, например та же Ануш или Весёлый Брод. С которой можно было весело поболтать, смело доверить свои тайны, не опасаясь, что они станут известны кому-нибудь ещё, обратиться за ничего не обязывающей помощью... но сегодня, у замёрзшего обо, она впервые почувствовала что-то большее. Всё-таки их связывала не только дружба, а больше - отношения родителя и ребёнка... Таким же оказался и отец - отец, которого она в последние годы ни в грош ни ставила, обидевшись из-за какой-то ерунды. Чуть ли не предметом пейзажа считала она его, обязанным всё ей прощать, и дарить подарки, но теперь, чувствовала, что должна ему океаны так и не выплаченной дочерней любви...
Свою судьбу Явара Кадомацу считала раз и навсегда решенной, и не допускала, вернее, старалась не допускать, лишних сантиментов. Опираясь на предсказание того гадальщика, она планировала, что вот, поедет в Школу Майи, выучится на самую могущественную колдунью, где-то там, наверное, в школе, встретит одного из известных магов, (прорицатель сказал, что муж Третьей Принцессы будет намного старше и известнее её - значит, полагала она, это будет могучий и известный маг, если больше неё провёл времени в этой школе), влюбятся они, конечно, друг в друга с первого взгляда, а потом... А потом, она была согласная, и остепениться и завести наследников. Пожалуйста, на радость маме и папе. Только от учёбы она не собиралась отказываться - где ещё найдёшь избранника, да ещё знаменитого, да ещё издалека, с которым она пока не знакома? И, признаваясь самой себе, она больше волновалась этим вопросом, а не предстоящей учёбой.
Ануш застала её плачущей в ладони. Осторожно, чтобы не обжечься о мокрые рукава, телохранительница за пальчик отвела одну из рук и потешно заглянула в лицо хозяйке:
- Ты чиво? - спросила она на своём языке, смешно коверкая слова.
Мацуко сразу выпрямилась, вытерла свободной рукой просохшие глаза, и легко помотала головой:
- (Ничего...) Всё в порядке...
- Да нет, ты же ревела.
- Не надо, обожжешься об слезы. Просто муки совести.
- Почему?
- Да понимаешь, сегодня с утра все отговаривали меня ехать. Предлагают вот... замуж.
- А за кого?
- Да просто замуж, за кого-нибудь... Слушай, если и ты начнёшь, я... Не знаю, что со мной будет!
- Нет-нет-нет, ты что! Мне, лично, всё равно - хотя, конечно, хотелось бы увидать эту школу магов. Хотя, если хочешь замуж - тут ты хозяйка.
- Не беспокойся. Я уже решила - едем на учёбу.
- Ну и правильно! Лучше ума набраться, чем возиться со всякими пелёнками и мучаться от ревностей. В конце концов, умную голову трудней найти, чем мужика.
- ...особенно, если эта голова - твоя собственная, - закончила за неё хозяйка: - Кто-нибудь из служанок остался подглядывать, или от вида Сэнсея все разбежались?
- Да вроде все здесь... - не дожидаясь конца реплики Ануш, принцесса дважды хлопнула в ладоши.
Шустро, кланяясь на бегу, впорхнули служанки, шорохом рукавов мгновенно сделав тесными просторные покои дочери императора.
- Распаковывайте платья и украшения для праздничной ночи, - внезапно огрубевшим голосом приказала им дочь микадо: - И кто-нибудь, сбегайте за госпожой Чёртов Угол!
Кадомацу выпуталась из старых халатов и тугой сбруи нижнего белья, её кожу обтёрли влажной губкой, потом разложили на выбор платья зимних цветов. Её Высочество решило созорничать и выбрало к темным нарядам цвета "фиолетовый аромат" накидку цвета желтого пламени, со шлейфом, вышитым драконами. Она как раз раскинула крылья, чтобы служанкам было легче надевать на их коготки украшения, когда в комнату вбежала запыхавшаяся Чёртов Угол, и всплеснула руками, увидев, во что превратился её утренний шедевр.
Принцесса взглядом ей указала на набор драгоценностей, в который её обряжали, и фрейлина долго сидела на корточках, перебирая заколки, гребни, диадемы, которые ей предстояло закрепить на голове госпожи. Наконец её выбор остановился на одном из гребней, украшенном тонкой гравировкой на какую-то зимнюю тему. Дочь императора решительно отказалась, указав на другой - со звездой. Фрейлина молча согласилась, и приступила к работе, спросив только, что случилось с причёской. Мацуко наврала, что распалась от бега. Тихая подруга ничего на это не сказала, так затянула волосы, что врунья ойкнула от боли, да и шевелюра, слишком плотно уложенная, теперь трещала при всяком движении.
Принцесса посмотрелась в зеркало. 'Вот тебе урок - будь честной' - новая причёска была затянута настолько капитально, что теперь не только быстрый бег, но и прыжок головой вниз с Рассветной Горы ей не угрожали. Она вздохнула, примиряясь со своей участью, распорядилась подать ей бледную накидку желтого пламени, а сама тем временем достала недавнюю покупку - браслеты в форме змей, надела их, и, к ужасу служанок и фрейлин, заправила под них нарядные рукава своей одежды. В прошлые праздники её не раз заставляли танцевать перед гостями, а без широких рукавов танец был невозможен, и умиляющиеся старики-дворяне оставят её в покое.
Не слушая возражений и увещеваний, принцесса подставила своё лицо гримёрше Ханако, которая опытной рукой подвела ей брови, чуть заострила, сделала взрослее, черты лица. Серия хлопков - сигнал свите, пора собираться, двигаться в Пиршественную Залу.
Фрейлины, конечно же, смогли собраться не сразу, за что и получили нагоняй, но Кадомацу, даже обрадовалась непредвиденным задержкам - они позволили ей собраться с мыслями перед новой встречей с родителями, и не усердствовала в разносах.
Сиюминутные обиды и проблемы забылись уже в тоннеле. Конечно, можно было пройти и по внешним галереям, мимо покоев других наследников и гостей, но она не хотела случайной встречи с Мамору или его женой. Особенно сейчас. У неё даже мелькнуло на миг чувство непозволительного облечения, когда она не обнаружила взятую на попечение помешанную в своей свите, но ей сказали, что принц-наследник уже вернулся и сам забрал свою супругу.
Стены тоннеля мягко светились затейливыми узорами, не давая яркости полного дня, но и не утомляя глаз полумраком. Зато это очень раздражало Ануш, обычно хорошо видящую в темноте, но сейчас попавшую в серые сумерки, в которых её глаза были бессильны. Оставшись, к тому же, в одиночестве без Афсане, она долго шарахалась по толпе, пока не нашла место для разбега и взлетела на крыльях к потолку, где донимающую её тьму разгоняли искрящиеся причёски придворных дам.
Мацуко только сейчас вспомнила, что не рассказала ей об изменившихся сроках отъезда - как глава охраны та должна была знать, но сейчас суккуба была уже высоко, да и разговаривать о секретах среди этих болтушек, если честно, было не время.
Узоры на стене чуть потускнели, а потом, из-за поворота, прямо в лицо, ударил свет заходящей Аматэрасу. Принцесса и забыла, что этот тоннель выходит не внутрь дворца, а на ближайшую террасу. Она остановилась на краешке, чтобы глаза привыкли к свету, перед восхитительной панорамой западной части города - бедняцких и весёлых кварталов. В небе, окрашенном в цвета заката, тучами роились горожане, кто беззаботно, а кто наоборот - озабоченный подготовкой к последней ночи в году. Выстроившиеся разорванными слоями тучи обывателей изредка пронзала спешащая снизу вверх тёмная точка - наверное, стражник заметил опасного преступника. А вот сверху, описав петлю, пикирует другая - наверное, тот, кого он разыскивает, но, не успев достигнуть спасительных крыш, столкнулся с другими, поднявшимися ему на перехват.
Вот, в окружении летающих лодок, чинно проходит летучий корабль, похожий 'на дитя любви гигантской птицы и морского судна'. Он сядет на севере, за дворцом, где построен королевский причал - подальше от глаз и тонкого слуха императора. И сейчас он летит над городом, распугивая случайных зевак, тоже - чтобы не мешать шумом двигателей августейшим мыслям и утончённым беседам.
Горизонт на юге, и правда, закрывало облако метели, но не настолько большое, чтобы испортить картину заката. 'Наверное, ночью она будет здесь' - подумала Мацуко. Значит, не надо раньше утра ждать обратно Афсане с мечом. Зачем ей самой захотелось бежать в крепость? Принцесса перевела взгляд с метели на Храм Каннон, по ступеням которого как раз спускалась очередная цепочка разноцветных богомольцев. Правда сестра в монастыре, или всё-таки в храме, принимает паломников?!
Мимо свиты чёрными плоскими фигурами на фоне заката (кто-то взвизгнул, схватившись за причёску) пронеслись слуги с посудой для пира. Кадомацу никак не могла отвязаться от впечатления, что это была та же самая группа, с которой они столкнулись днём на ступенях. За её спиной раздался глухой шлепок и отчётливый 'ой' - это жестко приземлилась Ануш, слишком рано сложившая крылья.
- Нет, это не те, - сказала она, словно прочитав мысли хозяйки.
- Как ты узнала?
- Здесь все мужики знакомые, дворцовые, а тех я не знала.
Мацуко отвела взгляд, и неожиданно увидела рядом с собою Мамору и Ёси, тоже тихо любовавшихся закатом.
На лице брата застыло умиротворение, а в глазах его жены читался покой и счастье, и никаких сумасшедших искорок, так пугавших всех знакомых! Они стояли, обнявшись, она - положив ему голову на плечо, и вся их поза говорила о такой любви, которой не преграда разлука, сплетни, или болезнь. Даже сама Смерть, казалось, должна была помедлить на вечность, увидев эти две фигуры в сиянии заката...
Кадомацу подала знак своей свите - 'не шуметь', но поздно - Мамору заметил этот жест, и с улыбкой посмотрел на сестрёнку. Растревоженная его движением плеча, Ёси очнулась от созерцания, и осмысленно (!) без тени безумия, проследила за направлением взгляда супруга.
Принцесса замерла от удивления: неужели, вот сейчас, прямо на её глазах, тяжкий недуг отпустит эту несчастную женщину? И не врачебное искусство, не чёрная магия тому причиной, а молчаливая красота заката!.. Кадомацу даже затаила дыхание, боясь спугнуть этот миг.
- Привет. Значит, идём вместе, Малышка? - откуда-то раздался голос брата.
Она, молясь про себя, отрешенно кивнула. Шпиль Храма Канон невыносимо блистал в свете зари, вспышками отражая протуберанцы короны Аматэрасу.
- Я тоже думаю, что здесь один из самых замечательных видов заката - Ёси только что рассказала мне, как смотрела у тебя на рассвет... - как издалека доносились слова.
- Правда?.. - чуть позже до Мацуко дошло, что это сказала она. Шпиль храма ещё раз полыхнул красным:
- Ай... да... дурочки и служанки. Ты уж извини, что они её упустили, беспокойство доставили...
- Ничего... - опять, как будто не она!
Вдруг подала голос молчавшая Ханакадзе:
- А почему мы не летим через стену? - Мацуко отвела глаза. Шпиль храма накрыла глубокая тень - только верхушка всё ещё блистала.
Опять зазвучали в словах знакомые нотки, и взгляд, потеряв осмысленность, полыхнул безумием:
- Давайте расправим крылья, и приземлимся им на головы! Вот потеха будет! - сумасшедшая побежала было вперёд, готовясь увлечь примером, но Мамору вовремя её дёрнул за пояс, не дав попасть под удар ветродуя.
- Извини... - ещё раз сказал он сестре.
- Ничего, - ещё раз ответила она, и дала знак свите окружить их, к большому неудовольствию телохранителей Мамору.
Принц взял свою жену за руку и повёл вперёд, что-то ласково наговаривая ей на ушко. Его сестра же, выпрямив спину, и твёрдым шагом, - хотя, больше всего ей хотелось ссутулиться, обнять себя крыльями, и идти, еле поднимая ноги, переживая за Ёси! - последовала за ними, не замечая с собой рядом верную Ануш, пытавшуюся изо всех сил и больших зелёно-серых глаз, завязать разговор.
По пути, Госпожа Сломанная Ветвь дважды пыталась сойти с дороги, а при виде ворот дворца вообще в ужасе закрыла лицо крыльями, но, предусмотрительно окружившие её фрейлины и заботливый муж, в корне пресекли все внушающие отвращения попытки.
По всем галереям императорского дворца, указывая путь к пиршественной зале, как верстовые столбы стояли молодые гвардейцы, и не было и двух шагов, на которых какая-нибудь фрейлина не отделялась от свиты, для того, чтобы поздравить, передать подарок или новость, а то и просто поцеловать бывшего, настоящего, (или в скором времени будущего) мужа, возлюбленного, брата, а то и просто знакомого. Конечно, всех заткнула за пояс Ануш - уставшая от попыток развеселить принцессу, и целовавшая каждого встречного мужчину, (даже старого-старого Правого Министра, некстати вышедшего из коридора), и рассылавшая вокруг чарующие и многообещающие взгляды всем, до кого не могла дотянуться, не взирая на лица медленно звереющих фрейлин. Когда дошли до Пиршественного Зала, она побывала в стольки объятиях, что сама еле стояла на ногах от возбуждения.
Там Третье Высочество довольно резко одёрнула своего суккуба, чтобы она прекратила безобразия, и обвела взглядом собравшуюся публику. Как всегда, на пиру народу было заметно больше, чем на молебне, да и процент большинства сменился от блюдолиз и высших чинов - к поэтам и прожигателям жизни. Принцесса вздохнула, предчувствуя нелёгкий вечер. Кто-то из знакомых уже манил её, но она спряталась за спинами рослых телохранителей Мамору.
На празднике, в отличие от храма, присутствовали и иностранцы - довольно большая группа ракшасов, возвышающийся чуть ли не до потолочной балки высший демон в охлаждающих доспехах. Один из углов зала был оккупирован щебечущей армией суккуб - как видела Кадомацу, там были не сколько дипломаты и торговцы (как в других делегациях), а телохранители знатных дам, вроде Ануш, или же куртизанки-наставницы сыновей придворных, через фразу оглядывающиеся на своих господ. Одиноко маячила супружеская пара сиддхов, изредка прогуливались, бросая умоляющие взгляды холостяков-деревенщин на угол суккуб, младшие демоны в странных одеяниях - послы из других систем, отколовшихся от метрополии. Не, хватало, пожалуй, только престарелого посла с планеты нагов - уже год, как измученный ревматизмом, он не покидал своей резиденции. А о заносчивом и высокомерном после Амаля, недавно отозванном собственным сенатом за недостойное поведение, лучше было просто забыть.
Микадо с супругой ещё не было, хотя стол уже накрывался, и некоторые гости плотоядно посматривали на угощения, но - напрасно: по заведённому этикету, никто не имел права приступить к трапезе раньше правителя. Кадомацу сама чувствовала временами подступающее головокружение - она ведь сегодня и тренировалась и летала, и всё это на голодный желудок - но запрет распространялся даже на любимую дочь императора. Сначала отец должен был выбрать место за огромным столом, а уже потом все рассаживались вокруг него в порядке приближенности или опалы.
За Девятивратной оградой стоило опасаться отравителей - именно поэтому и был введён такой обычай, благодаря которому, ни один злоумышленник не мог угадать, какое блюдо предпочтет император, и не мог бы отравить его, не отравив всех. Но самая знаменитая отравительница, царствующая императрица, только смеялась над такими предосторожностями - именно на пиру она устранила двух из своих самых заклятых врагов. Как она угадала нужные блюда - до сих пор было сокрыто тайной.
Мимо прошествовал тучный дегустатор с охапкой табличек 'проверено' в неуклюжих лапах. Принцесса посмотрела ему вслед с неприязнью. Должность, конечно, была опасная, но ей всё равно было противно, что пищу, предназначенную для неё, пробует столь отвратительный субъект. 'Хоть бы мама поскорее его отравила...' - непроизвольно подумала она, глядя, как толстяк, без палочки, прямо пальцем, отправляет в рот очередную порцию морской капусты. И тут же спохватилась - как же так, вдруг, ни с того, ни с сего, просто из неприязни, желать смерти кому-либо? Она тихо зашептала слова дхарани, чтобы отогнать наваждение.
Раздался далёкий сигнал, толпа гостей пришла в движение, и Мацуко, вскинув голову, увидела входящих отца и мать. Она заторопилась - по этикету ей надо уже быть рядом, но вот, замешкалась, и встретила кортеж где-то на середине стола.
Император Итиро, в высокой шапке, казавшийся ещё меньше из-за соседства с рослой и одетой в белое императрицей, широкими шагами шел мимо расставленных приборов, и, казалось опять, как год назад, собрался погонять свиту парой кругов вокруг стола. Но, увидев почему-то идущую навстречу младшую дочь, остановился, поджал губы, и, поискав взглядом наименее пострадавшее от дегустаторов блюдо, сел за стол. Вышколенные придворные последовали его примеру мгновенно, ни на йоту не отступив от регламента этикета, а вот за гостевым столом возникла всегдашняя заминка. Прибор, стоявший рядом с принцессой, быстренько убрали, а на его место поставили ящичек с кормом для суккубов. Для Ануш, которая была единственной представительницей своей расы за императорским столом. Вообще, из иностранцев тут присутствовали только хатамото младшей дочери и трое, зажатых в самый непочётный угол, ракшасов - которым, кстати, родная религия запрещала делить трапезу с 'неверными'. Но ради выгодной сделки, какими только принципами не поступятся...
Кадомацу придвинула свою порцию, и искренне удивилась - какое большое количество икры. Пожелание 'бесчисленного потомства', присутствует, мол. Расстарались. Она поймала на себе взгляд отца и поняла что этот фарс со 'случайностью' точно был не более чем розыгрышем для публики - уж отец-то точно знал, куда сядет! Так вот как мать... Ну что же, икру она любила без всяких намёков...
За окном стремительно темнело. Автоматика и невидимые слуги постепенно включали искусственные светильники по мере того, как иссякал дневной свет. Настенные узоры, нарисованные специальными красками, менялись, попадая под лучи ламп, превращая летние картины в иллюстрации по прошедшей осени. Когда свет станет полностью искусственным - осень сменится зимой, а утром - зима уступит стены весне, напоминая, что время мимолётно даже в чертогах владык. За такие метаморфозы Пиршественную Залу называли ещё Залой Четырёх Времён Года, но в семье она звалась по-прежнему - 'трапезной'.
Тихо висело над праздничными скатертями молчание. Никто не смел приступить к еде раньше Императора, да, и не положено было - сейчас все испытующе наблюдали за семью дегустаторами, с затаенным ужасом ожидая: не свалится ли кто-нибудь?
> Письмо без адресата
Царственная мать наклонилась к уху дочери:
- У тебя какой из них? - шепотом спросила она.
- Синий толстяк, - ответила Мацуко, показывая табличку 'проверено'. Узкие рукава маминого северного платья тоже, как у неё, были заправлены в браслеты. Они обе здорово выделялись на фоне своих свит.
- Ну, такого борова, даже я сразу отравить бы не смогла, - усмехнулась императрица: - А вот у зелёного, определённо - язва желудка. Как бы нам опять из-за такой глупости не пришлось поваров менять.
- А зелёный не у нас пробовал, а вон там - чуть шевельнув рукой, принцесса показала на один из гостевых столов: - Там, если кто и отравится, то не жалко...
- О чём вы шепчитесь, женщины? - осведомился его императорское величество.
Августейшая императрица склонилась к его уху, и неслышно что-то сказала. Отец заулыбался, и даже сделал дочери какой-то знак рукой, неверно истолкованный кем-то из пажей, тотчас подскочившим к нему с тушью, кистью и бумагой.
Настойчивые попытки услужить, как и упорное сопротивление оным императора, вызвали общий смех за столом, пока наконец-то владыка не выдал пару фраз, после которых пунцовый от смущения мальчишка предпочёл за благо испариться, а гости долго передавали друг другу полные мудрости и остроумия высочайшие слова.
Принцесса опять посмотрела на дегустаторов - зелёный действительно чувствовал себя плохо, на лбу выступила испарина, сам побледнел и слегка покачивался, делая судорожные движения горлом, чтоб сдержать рвоту. Странно, пусть и слегка - в обычае у дегустаторов было наоборот, лезть вон из шкуры, демонстрируя свой недуг, а этот действовал прямо противоположно, навлекая на себя излишние подозрения. Скорее всего, подумала Кадомацу, у 'зелёного' на кухне работал какой-то родственничек, устроивший его на необременительную и почётную работу, и теперь бедолага изо всех сил защищал его. В то, что их могут отравить, она не верила - есть свои преимущества в статусе дочери лучшей отравительницы государства.
Она перевела взгляд на отца, и тому тоже, видать, надоело смотреть на эти мучения, и он уже разговаривал с распорядителем. Дегустатора быстро увели, а стол, за который отвечал 'зелёный', быстро обновили, за счёт проверенных, вызвав недовольный ропот гостей.
Кстати - никто никогда не проверял пищу, приготовленную для иностранцев - например, Ануш, что сейчас весело перемигивалась с сидящим напротив асоном, имела все шансы окочуриться от яда на императорском пиру. А не так давно - при деде Сабуро, дегустаторы вообще были только для семьи Императора и Верховного Канцлера. Так что Итиро-завоеватель выходил заботливее собственного отца.
Кадомацу оторвалась от этих мыслей и даже помахала рукой перед лицом - как будто они были дымом, который можно так грубо развеять. Прислуга опять по-своему поняла этот жест, и преподнесла ей веер. Принцесса усмехнулась, но веер взяла, и, подставляя его прихотливому ветерку то одну, то другую щёку, принялась, от нечего делать, пересчитывать гостей.
Неожиданно, чей-то тщедушный торс коснулся её плеча и крыльев, сдержанное дыхание - шеи, и, чья-то влажная от волнения ладошка сунула ей в свободную руку веточку, перевитую бумагой. Девушка постаралась, не поворачивая головы, разглядеть хоть цвета одежд, но незримый посланец предупредил её намерения и с лёгкостью растворился в тени.
Заинтригованная всей этой таинственностью, девушка отдала веер матери, и осторожно, чтобы не привлечь лишнего внимания, распечатала письмо. Диковинная, двух цветов - чёрного и белого, приятная на ощупь бумага, правильные, без изысков, иероглифы красными чернилами на чёрной стороне, и вложенная внутрь причудливо изогнутая ветка горной сосны.
'Судьба моя так же прихотлива, как эта ветка' - гласили слабо мерцающие рыжие иероглифы: 'подобно ей, я так же возносился ввысь и низвергался в бездну, в зависимости от того, встречался ли я с дружбой и верностью или с холодом и двоедушием. Та же судьба учила меня быть осторожным, и не доверять никому, особенно - женской красоте. Но сейчас, видя так близко её воплощение в ваших прекрасных глазах, о, отважная принцесса, я готов сложить к вашим ногам весь свой жизненный опыт, (эти два слова были перечёркнуты), всю свою славу, всю свою жизнь, и всё своё состояние. Дозвольте чаще встречаться с Вами, поверьте, мне пытка видеть вас только мельком пару раз за луну! Даже доля фазана кажется мне счастливой - ибо он, разлучается со своей любовью только на одну ночь, а я - на четырнадцать! Считаю себя недостойным вашего внимания, и не подписываюсь, ибо не хочу, чтобы вы чувствовали себя виноватой при наших последующих встречах. Однако, если эти недостойные строчки, задели хоть чуточку струны вашей души, и вы согласны ответить на них взаимностью, подайте какой-нибудь ясно видимый знак до окончания праздника, и я открою вам своё имя. До тех пор остаюсь Неизвестным'.
Мацуко сама не заметила, как зарделась, читая эту записку. На белой стороне ничего не было, только тёмная полоса туши для секретности, а вот внутри, рядом со столбцами иероглифов, после внимательного перечитывания, она заметила лёгкие пометки, свидетельствующие, что Неизвестный сначала хотел написать танку, но потом сбился со счёта слогов и переделал послание в прозу.
Как она не таилась, её возня с бумагой привлекла внимание матери.
- О! - сказала та, читая письмо через её плечо: - Да ты набираешь поклонников.
Первым порывом было спрятать послание, но, трезво подумав, она передала его маме.
- Дорогая бумага, - заметила императрица, беря письмо в руки: - Один этот листик стоит годового дохода небольшой деревни. А светящаяся тушь с возбуждающим ароматом - наверное, раза в три больше. Так что поклонники у тебя далеко не бедняки.
- С возбуждающим ароматом?
- Ну да. Неужели ты о такой не слышала? Спроси у своей обезьянки - это сорт даже называется: 'кровь суккуба'. Делают так: пишут какой-нибудь дурочке письмо - неважно о чём, лишь бы пожирней были линии, и посылают тайком, специально рассчитывая, чтобы читала в одиночестве. Или ещё лучше - положит себе под изголовье. Полчаса подышать ими - и хоть сам Кацураги приходи, хоть полк солдат - всех примет, - в продолжение всей тирады мать убедительно кивала головой в такт собственным словам, а потом, увидев выражение сосредоточенного внимания и подозрительности на лице дочери, громко рассмеялась, прикрыв рот веером:
- Поверила! Шучу я, шучу. Нет таких чернил, просто графоманство какого-то опального карьериста (Мацуко облегчённо вздохнула). Будь осторожней, дочка. Я, может быть, уже и старуха, но слишком дешев ныне стал изысканный слог, и он теперь по карману даже негодяям! - и так же, тайком, вернула листок дочери.
Третья Принцесса раздосадовано скомкала его, под столом, одними пальцами - чтобы не выдать себя движением, и с интересом обвела взглядом сидящих за столом. Если в письме было: 'вижу близко твои глаза', значит, автор сидел где-то рядом?!
Вся родословная семьи была в оттенках кожи сидящих гостей: оранжевая кожа - клан Явара, более грязно-желтый оттенок - Цукимура, (хоть никто и не носил это имя, зато носили следы родства), алый нежного оттенка - Хакамада, родственники Мамору - они выделялись тем, что сидели подальше от её матери. Сегодня не хватало только белого, цвета рода Императрицы Ритто, но после смерти деда Боданжало, дядя Даисей не мог приезжать на каждый праздник, а дядя Осир, как далай-лама, запрещал звать себя "дядей", и проводил собственную церемонию встречи Нового Года в Лхасе.
Глаза... глаза были ещё разнообразнее, всех возможных оттенков, от белых отца, до темных Правого Министра, от красных асона Кариямы до зелёных самой Мацуко. (А обладатели желтых - цвета предательства, не допускались под царственные очи). Всех возможных разрезов: узкие - степняков, округлые - горцев, прищуренные - южан.
Напротив принцессы как раз сидел Удайдзин Кин - прославленный пират в прошлом, даже свою фамилию требовавший произносить как 'Ким', согласно правилам языка пиратов. Какое-то мгновение она даже думала на него, но сразу же отбросила эту мысль - во-первых, Золотой Министр был ровесником её отца, а во-вторых - нужна ему какая-то принцесса!
Удайдзин по-своему понял ищущий взгляд девушки, и, испросив разрешения, объявил на весь стол:
'Нигде, в обозримой Вселенной
У истоков, иль устья Звёздной Реки
Я не найду второго
Зала Четырёх Времён года
И второго себе государя!'
Все зааплодировали экспромту, к недовольству Кадомацу, заметившей, что в размер он не уложился. Тем временем, ещё раз поклонившись, министр продолжил:
- О, могучий император, о, сиятельная госпожа, о, храбрейший принц, и вы, прекраснейшая принцесса! Дозвольте так же воздать хвалу отсутствующей здесь хитроумной Госпоже супруге Наместника Порога Удачи, (он прибавил новое имя сестры, которое Мацуко ещё не слышала), добросердечнейшей из добросердечных Принцессе-Жрице, и талантливейшему Принцу-наместнику Даэны! Да будет их слава множиться, а таланты - процветать во благо подданных!
- О, божественный микадо, - продолжал он: - твои подданные счастливы под твоим правлением, ты прославил себя на ратном поле, изгнал голод даже из самых бедных семей, построил десятки храмов, но почему, о, отец самого знаменитого поэта нашего времени, ты не издаёшь сборник стихов, который бы с достоинством воспел бы твоё правление? Ибо, как говорили древние: 'там нет бед, где песни поют'!
- Спасибо, мой Золотой Министр, что напомнил Мне об этом, - без тени иронии ответил Итиро-тэнно: - Не так давно я размышлял на эту тему, но, понимаешь, друг, и вы - все, сидящие за моим столом... я, пока что, считаю себя недостаточно старым... недостаточно мудрым, чтобы приниматься за подобный труд. Вот пройдёт несколько лет - тогда и примусь с величайшей охотой. Надеюсь, что стану достойным к тому времени подобной чести.
Сидящие за столом захлопали в ладоши. Прожженный подхалим Правый Министр тут же взял слово следом за Левым, и заявил, что Небесный правитель непревзойдён в своей скромности. Опять захлопали, и, Кадомацу-но-мия, отвернувшись, скорчила такую мину, что зашевелились нарисованные брови. Пусть только попробуют её включить в свои планы сегодняшнего подхалимажа! Чего-чего, а палочками для еды она кидаться умела отлично. Она улыбнулась, вспомнив, как пару лет назад пришла на праздник опоясанная мечом, вопреки этикету (даже Ануш, хоть и телохранитель, вынуждена была оставить свои шемширы при входе), но о боги, как же все правдивы были в тот день!
- Я вижу, вы недовольны моей речью, премудрая принцесса, - услышала она мурлыканье Левого Министра.
Кадомацу молча отломила палочку и сделала вид, что прицеливается.
- Ну, разве можно приносить на такой праздник такое плохое настроение?
- Господин Удайдзин, просто мне послали любовное письмо незнамо от кого, и я хотела спросить у вас совета. А вы целую речь закатили... - она тайком показала бумажку.
- Ах, вот оно что. Дайте сюда, может, почерк узнаю.
Оглядевшись, чтобы кто не увидел, Мацуко осторожно передала вельможе под столом письмо вместе с веточкой.
Золотой Министр оказался опытным конспиратором - ловко приял и прочёл письмо так, что даже сама принцесса не заметила.
- Хм-м-м... Написано вроде недавно. Тушь ещё свежая, - пояснил он девушке: - Поэт он никудышный, и, наверное, сам это знает, а вот веточка - с дерева, что растёт у Дворцовой Реки. По иероглифам могу сказать, что определённо столичный житель, посмотри, как он пишет твоё имя - об этом знают только во дворце, провинциал бы воспользовался другим знаком. Вообще если хочешь, оставь это письмо до завтра у меня - я узнаю всё точно, вплоть до цвета панталон.
- Нет, не нужны мне его панталоны, - сказала Кадомацу, забирая бумажку обратно: - Я боюсь, что если стану разыскивать, он сочтёт это знаком внимания, и тогда совсем не отвертеться. Лучше просто игнорировать.
- Мудрое решение, - прокомментировал, улыбаясь в кошачьи усы, Золотой Министр.
- О чём вы там шепчитесь с господином Министром? - спросила мать.
- Я попросила глянуть - не знаком ли ему почерк.
- Ну и что, знаком?
- Нет, и ладно. Кто знает - начну выяснять, а он вдруг да ещё больше прилипнет. Помнишь Куроки?
- Он был сам в этом виноват, дочка. Не вини себя.
- А я себя и не виню. Получил, что заслужил. Единственно, что жалко его братьев - я слышала, они сейчас в возраст вошли, а им везде путь закрыт. Всё из-за него.
- Всё правильно. Если кто-то в роду ведёт себя как простолюдин в зрелом возрасте, значит, зараза проникла в его сердце ещё в детстве, когда закладываются манеры. Значит, порочен весь род. А, следовательно - не место гнилой ветви у небесного престола, пусть погружаются в грязь, которой захотели уподобиться. Всем семейством.
- Как будто, род Явара всегда всё себя по-королевски, - надулась принцесса и замолчала.
- Что это с тобой? - спустя перемену блюд, надавила на неё мать: - Не стоит тратить свои переживания на недостойных.
- А я и не переживаю!
- Тогда что это? Дух противоречия?!
- Что это с ней? - подал голос отец, услышавший край разговора.
- Дух противоречия, - кратко пояснила мать.
- Ага. Хорошее дело! - одобрил отец.
Раздался удар гонга.
- Полночь во дворце!
Освещение чуть померкло, зажглись другие светильники, меняя сам объём Трапезной Залы.
В темноте, возникшей вокруг входа, послышался какой-то шорох. Все напряглись. Раздался шаг - стук железных гэта. Что-то неясное наметилось во тьме. Удар барабана. Ещё шаг. И вдруг, мёртвенно-красным, вспыхнула маска Духа Чумы. Свет сошелся на фигуре актёра, тот воздел руки к небу и издал истошный рёв. Сразу же заиграла тревожная музыка. Чёрный дух сделал несколько угрожающих па, для пущего страха пробежал по кругу между столами, пугая гостей. Мацуко пропустила момент, когда музыка сменилась, и вздрогнула от испуга, когда, коснувшись рукой и ногой сначала её плеча и крыла, а потом - матери, из-за их спин выпрыгнул одетый в белое священник.
Барабаны заиграли музыку битвы. В пустой ладони священника вдруг появился меч - вряд ли это была магия, Кадомацу бы почувствовала, скорее ловкий трюк с освещением - вот и в руках Чумного Духа так же оказался трезубец.
Пара закружилась в центре зала, изображая поединок. Теперь принцессе удалось заметить момент, когда священник зацепил за пояс почти невидимую верёвку, перед тем, как взмыть к потолку и обрушить на врага град ястребиных ударов (конечно же, и у того и у другого были крылья, но взмах ими был бы смертелен для сервированных столов). Дух, по сценарию летать не мог, и сразу же оказался в сложном положении, виртуозно вращаемым трезубцем отбивая, казалось бы, смертоносные атаки.
Несмотря на завораживающую красоту танца и музыки, ученица Сэнсея невольно отмечала намётанным глазом резкие огрехи в технике исполнителей. Нет, сердцем она понимала, что актёры не воины, и выбирают не самые эффективные, а самые эффектные приёмы, но разум определённо восставал против несовершенства, видя, что трезубец Чумного Духа слишком тяжел для своего владельца, что большинство размашистых атак фигуры в белом были опаснее для него самого, чем для противника, или что вот этот приём - вообще невозможен в реальном бою, без страховочной верёвки, и готового тебя поймать на руки партнёра по танцу.
Музыка становилась всё напряженней, предваряя развязку. Совсем неожиданно, Духу Чумы удалось-таки сбить на пол и даже обезоружить соперника. Но тот с новым аккордом труб вдруг вскочил и снова оказался на ногах и с мечом в руке, и вскоре сам обезоруженный Чумной дух, преследуемый побоями, скрылся в Западном Проходе. Торжествующий священник вернулся в центр зала, и, сняв маску, поклонился императору. С удивлением, Мацуко узнала в нём того жреца, что проводил сегодня дневную церемонию.
'Открылось, поздравляю' - взял слово император. 'Открылось, поздравляю' - пронеслось по столам, и каждый поздравлял соседа. Мать наклонилась к дочери и негромко сказала на северном наречии: 'Поздравляю тебя с Цааган Сар, дочка. Пусть новый год будет для тебя удачным' - 'И тебе того же. Да пребудет с тобой милость Будды!' - неожиданно ответила ей дочь. И тут же: 'Открылось, поздравляю' - Левому министру, поздравившему её.
Все налегли на заждавшееся угощение.
Кадомацу попросила палочки для еды и искоса посмотрела на Ануш: та безуспешно воевала с непривычными ей столовыми приборами. Ей самой досталась задача немногим легче - такими же палочками выковыривать доставшуюся ей кучу икры, но большеглазая телохранительница выглядела не в пример забавнее. Может, из-за этого её и сажали каждый раз за императорский стол, 'забыв' подать привычную для неё ложку? Да и вообще, за пять лет жизни тут, не научиться пользоваться палочками, можно было только специально.
Принцесса жестом показала суккубе, как надо держать палочки, но та только рукой махнула, продолжая свою упорную и беспощадную войну с едой и столовыми приборами, и одновременно очень интимно нащупывая своим хвостом ноги Нин-но дайсё, сидевшего по левую сторону от неё.
'Ну и ладно', - подумала она, расправляясь с содержимым своего блюда. Повара постарались на славу, но у принцессы голове крутились мысли не о еде, а о сегодняшних разговорах. Ей всё равно хотелось в школу магов, и она по-прежнему изо всех сил цеплялась за эту мечту, из-за морализаторских речей Сэнсея, с каждым часом становившейся всё более и более призрачной. С другой стороны - родителям будет приятно, если она бросит эту затею, останется дома, как любящая дочь, выйдет замуж, за достойного отпрыска благородного рода. Позже - нарожает им внуков. Опять же - всё это перевешивала Мечта - мечта о магии, об обещанной великой любви, что она когда-то выучится, станет настоящей колдуньей, способной на большие чудеса, а не на эти мелкие фокусы, которым её научил Сэнсей и приглашенные монахи. Она уже настроилась на путешествие, и, честно - не представляла здесь себя в ближайшее время. Остаться, снова видеть каждый день эти знакомые с детства лица фрейлин и придворных, опять воспитывать по очереди то суккубов, то Весёлый Брод... Ой, Весёлый Брод! Она совсем же забыла про неё!
- Пап! Па... - позвала принцесса.
- В чём дело, Малышка? - отозвался император слегка захмелевшим голосом.
- Понимаешь, папа, я забыла... Слушай. Сегодня ведь праздник. Не мог бы ты простить одного моего друга?
- Кого это? - подозрительно осведомился отец.
- Кику Хасегаву, госпожу сайсё. Мне без неё очень трудно управляться со своими фрейлинами.
- Да, пожалуйста, кроха, хоть сейчас!
- Нет-нет-нет, сейчас не надо, а то избалуется больно. К пятнадцатому дню, ладно?
- Как скажешь. Внимание! - возвысил голос Император: - В честь знаменательного праздника, я торжественно объявляю, что с тринадцатого дня первой луны, с госпожи старшей фрейлины свиты Третьей Принцессы опала снимается! Ей разрешается вход во дворец и присутствие перед высочайшим оком.
- Я не одобряю эту потаскушку, - посредине речи, недовольным тоном, сказала его супруга.
- Мама, понимаешь, я обещала... - шепотом попыталась оправдаться их дочь.
Белокожая императрица недовольно скривила губы и промолчала.
Зато у Мацуко на душе стало легче. Ещё одна выполненная просьба - ведь, в конце концов, Весёлый Брод была ей почти что сестрой. Когда-то, втроём - они и старшая из принцесс организовали тайный 'Кружок Зелёноглазых', с детскими заговорами и тайными клятвами, в котором Кадомацу, несмотря на свою молодость, была избрана главой - всё из-за цвета глаз. Если у Принцессы Первой они были сине-зелёные, а у Кико - бледного цвета изумруда, то у самой младшей из них, Третьей, взгляд блистал благородной патиной. Давно уже не было собраний этого 'круга', да и сам он распался, как только уехала старшая сестра, несмотря на то, что на первое время вместо неё приняли Ануш... но маленькая принцесса до сих пор оставалась верной словам детской клятвы. Хоть и всё труднее было соблюдать их по мере взросления.
Кроме сакэ, в котором вкус золота даже не ощущался, за столом подавали в честь праздника горькие напитки из меди, ломящее зубы холодное серебро, и, для самых лихих - тёплое, быстро пьянящее золото, со вкусом крови, которое совсем недавно, на дне рождения, впервые разрешили попробовать юной принцессе.
Один за другим поднимались гости и вельможи, провозглашая тосты и читая подхалимские стихи. Девушка быстро устала от них - хватило бессонного, полного забот дня, и даже не удосуживалась кивать, когда обращались к ней. В конце концов, выждав момент, когда окончилась очередная ода, она обратилась к родителям:
- Мама, папа, разрешите мне удалиться? Я очень устала, и мне давно хочется... - она попыталась как-то жестом изобразить запрещённое слово, но не справилась и закончила: - ...увидеть сегодняшний сон.
>Убийца
- Конечно, иди, дочка, я вижу, тебя совсем измучили, - охотно согласился отец.
Мать промолчала, испытующе глядя на неё.
Кадомацу ещё раз поклонилась родителям, встала, услышала, как за спиной вскакивает Ануш, и, не отвечая ни на какие вопросы, в гордом одиночестве направилась к Северному Входу.
Телохранительница нагнала её уже в тоннеле.
- Могла бы остаться, - заметила принцесса, вспомнив, как та с удовольствием беседовала с придворными.
- Что ты, да разве я тебя одну брошу...
- Да ладно, я уже взрослая, с какой стороны мне всё ещё требуется нянька? - девушка обернулась, разведя руками, одетыми в широкие нарядные рукава, демонстрируя себя подруге.
Ануш прищурилась. В темноте её светящиеся зелёные глаза с вертикальным зрачком сделали её похожей совсем на кошку:
- С левой. Вооон там бочок мягкий присмотра требует - вдруг, кто ухватит, и утащит!
Кадомацу рассмеялась:
- Ну, мне далеко до Вас, госпожа сёсё. У тебя оба бока, ноги, крылья и хвост успеют утащить раньше, чем до моего левого бока только дотянутся!
- И голову! - смеясь вместе с ней, воскликнула Ануш: - Не забывай, первой я теряю всегда голову!
Отсмеявшись, принцесса вздохнула:
- Можешь, иди по своим делам. Ты свободна. Я хочу быть одна.
- Дай хоть до покоев тебя проводить!
- Пустое. Иди, ничего со мной не случится. Что ты думаешь, здесь, во дворце, на меня орава ниндзя набросится? Да тут стража на каждом шагу, - девушки как раз прошли мимо вытянувшегося по струнке при их приближении караула, на который принцесса указала ладошкой, как пример, а суккуба одарила долгим и многообещающим взглядом: - Не смеши, а? Иди, радуйся, сегодня ведь праздник - отдохни от обязанностей.
- Тогда я иду? - остановилась Ануш, всё ещё державшая краем поля зрения юношей из караула.
- Конечно, - улыбнулась её хозяйка: - С Новым Годом.
Они расставались уже в покоях Третьей Принцессы - так и получилось, что верная телохранительница, пусть не благодаря упорству, но девичьей болтовне всё-таки довела Её Высочество до уговорённого предела. Её Высочество без приключений добралась до своей спальни, отметив про себя, что шаги суккубы затихли не в стороне императорского дворца, а в проходе, ведущем на улицу, - скорее всего, в сторожку Дворцовой Стражи. Что же, она заслужила себе праздник. Переводя дух, принцесса отодвинула дверь в собственную комнату.
Первое, что она заметила - какой-то белый предмет, лежащий по диагонали комнаты. Сначала она даже испугалась, потом узнала в нём всего-навсего платье, наверное, забытое служанками. Девушка задвинула сёдзи, в темноте осторожно обойдя одежду, подошла к токонома, там зажгла свечку, достала зеркало... но какое-то неясное чувство заставило её обернуться, поднять взгляд вверх.
И тогда она увидела ниндзя.
Он сидел на потолочной балке, подобно большой чёрной птице, только желтые глаза светились в темноте на полоске открытой кожи. На мгновение девушке показалось, что убийца удивлён не меньше её, но в следующее мгновение в его руке появился меч, и, (принцесса даже успела восхититься искусством) на одних рулевых крыльях он спланировал вниз.
Однако его жертва оказалась не безропотной куклой, или цветком, славящимся только своей красотой и нежностью, а достойной ученицей Сэнсея. Ещё не успев понять, что происходит, она рефлекторно ушла с линии атаки, и ниндзя с грохотом воткнулся головой в токонома, сшибая на пол все навешанные и наставленные там новогодние украшения. Правда, это ему не особенно повредило - как тень-перевёртыш он вскочил на ноги, словно поменяв руки и ноги местами, и наотмашь ударил мечом.
Не думая о последствиях, демонесса поставила жесткий блок правой рукой - браслет на ней жалобно звякнул, пав смертью храбрых, а огарок свечи выпал из пальцев, воспламенив какую-то кучу хлама у противоположной стены.
Ниндзя толкнул её в грудь ногой - она упала, еле успев распахнуть крылья, сама в свою очередь, обеими ногами, оттолкнула его, и закричала, поднимаясь: 'Стража!'
Убийца свистящим шепотом произнёс Мантру Молчания, и, взмахом руки, очертил сферу размером с комнату. Тишина ватными комками заткнула уши. У Мацуко теперь оставалась одна надежда - что кто-нибудь услышал грохот и её крики до этого. Просто выждать, пока заклятье кончится, было нереально - оно держалось, пока дышал заклинатель.
Теперь, бесшумно, они кружились по комнате вокруг скомканного платья. Соперник принцессы оказался достойным бойцом, хоть немного нервничал и торопился. Сама же принцесса, лихорадочно вспоминала, есть ли где в комнате оружие - действительно, теперь жаль, что забыли в крепости 'Сосновую Ветку', насколько же она бы сейчас оказалась к месту! Здесь, в крайнем случае, мог оказаться только лёгкий лук в каком-нибудь из стенных шкафов - но, девушка не питала иллюзий, что оружие окажется собранным, тетива - натянутой, и что ей вообще дадут выпустить стрелу. Как назло, ещё и заколки в её причёске были не твёрдыми клинками, как в обычные дни, а хрупкими произведениями ювелиров.
Во время одного из защитных пируэтов ей удалось освободиться от накидки желтого пламени - теперь, хоть и оставались видимыми крылья, голова и кисти рук, но туловище и ноги, как у ниндзя, сливались с темнотой.
'Уравняли шансы' - подумала она. Тёмное платье, на фоне светящихся крыльев, не хуже, а может и лучше комбинезона убийцы, скрывало её движения и стойки.
Снова несколько безуспешных атак ниндзя - и девушка опять отбросила его к стенке. К своему удивлению, она обнаружила, что значительно сильнее противника, и если бы не оружие, то давно бы, играючи, скрутила его.
'Меч!' - заставляла себя думать она: 'Думай только о мече!' - и едва не пала жертвой столь опрометчивой концентрации, чуть не пропустив коварный удар ногой. Она перехватила его и бросила убийцу на пол толчком в пятку, и уже поймала рукав вооруженной руки - но воин-невидимка юлою выкрутился из захвата, и вновь оказался в стойке, оставив в когтях уже было торжествовавшей принцессы вырванную с беззвучным треском манжету чёрного комбинезона.
Кадомацу про себя благодарила Сэнсея, что позволил с утра разогреться, да и за науку - прилети она без испортившей её настроение утренней тренировки, счастливая, а не сомневающаяся, да ещё и разомлевшая после пира... тут бы её история и закончилась. А сейчас, тело, подготовленное ожиданием неприятностей, на смертельно опасные выпады реагировало рефлекторно, не утруждая голову выбором защит и контратак. Однако с мечом в руках врага надо было что-то делать...
Выждав момент, когда очередной круг по комнате завершился около обеденного столика, принцесса вдруг зацепила его ногой и метнула в лицо ниндзя. Как она и ожидала, убийца разрубил столик надвое, удивился, увидев свою жертву неожиданно близко, попытался встретить уколом, но меч запутался в складках распущенного правого рукава женского кимоно, взмах рукой - и оружие, взлетев, словно выпущенная птица, воткнулось в потолочную балку.
Ниндзя даже не попытался его вернуть, вдруг, вместо предсказуемого прыжка, толкнув принцессу на пол, и схватил за лодыжки, удерживая - лёжа, она увидела почему - казалась, безобидная на вид рукоять вдруг раскрылась в смертельно опасный цветок из лезвий, а из навершия, в пол, чуть не оцарапав ей щёку, выстрелили три иглы.
'Оружие убийц', - с презрением подумала дочь императора, перекатываясь в сторону вместе с вцепившимся ниндзя, и, вскакивая на ноги, едва тот ослабил захват: 'Ну что же, теперь мы на равных'.
Если, конечно, 'равенством' можно было назвать кастеты ниндзя против подточенных исключительно для красоты когтей принцессы...
Несколько атак убийцы прошли безуспешно - однако и самой девушке не удалось зацепиться за него захватом. Обманное движение - и вот она наконец-то ловит блокирующую руку - но только для того, чтобы самой попасться этой рукой на рычаг. Он наклонил её к полу и замахнулся для добивающего удара в спину - она дёрнула его свободной рукой за ногу и уронила рядом, головою прямо на твёрдые ножки стола.
Он вскакивает, пинает в прыжке обеими ногами в живот, едва девушка хотела перехватить ногу для более действенного болевого - отлетает, делая сальто, и, шикарно раскрутившись, наносит удар ногой с разворота. Она ловит его в элегантную 'вилку' из рук, и снова пытается сделать тот же захват.
'Ну, получи же, гадина' - почувствовав, что получается, подумала девушка, и что есть силы, за ногу, метнула ниндзю в противоположный угол. Убийца, как таракан, приземлился на стену, на все четыре конечности, сделал сальто без опоры, и моментально вылился в стремительный удар через всю комнату.
Это был второй повод для восхищения - казалось бы, вот их разделяет вся комната, а вот она корчится от боли - в единый миг. И только что поверженный противник, не замедляя жуткого ритма, добивает её градом ударов!
Скорее рефлекторно, чем осознанно, боднула его головой в живот. Упёрлась, перехватила ударившее колено, и, выпрямляясь, перебросила его за спину, заставив ниндзя в который раз сыграть головой по токонома. Как оказалось - зря. Оказавшись в тылу, убийца взял на болевой её крылья, и, толкая, поволок её к противоположной стене.
Принцесса упёрлась в эту стену ногами, и, взбежав по ней, перепрыгнула к ниндзя за спину, до боли выкрутив крылья. Он сразу же их отпустил, почувствовав невыгодность своего положения, и несколько раз, не оборачиваясь, вслепую пнул ногами и локтями девушку, пока она не могла двигать руками, возвращая крылья в исходное положение. С одним ударом вслепую он попался на болевой - выкрутился - сам взял на болевой противницу, на этот раз ещё более жестоко выкрутив руку.
'Как же тебя прибить, дьявол!' - в отчаянье подумала дьяволица, и вдруг увидела рядом со своим лицом рулевое крыло ниндзя. Убийца, наученный горьким опытом прошлого раза, берёг ноги, а о спине и не вспомнил, оставив одну из рук жертвы свободной. 'Ты же волшебница, пользуйся магией!' - прозвучали в мозгу слова Сэнсея. Она вспомнила про заклинание, которое сохранила с утренней тренировки, и резко вывернула хрупкое рулевое крыло соперника.
Ниндзя изогнулся в беззвучном крике, разжав пальцы, проводившие захват - Кадомацу выпрямила освободившуюся руку, встряхнула ею, переплетая пальцы в колдовскую мудру, и одев ладонь в перчатку из молний, ткнула всей пятернёй в затянутую маской морду.
Корчась в судороге, воин-тень распростёрся на полу. Принцесса выпрямилась, тяжело дыша. Её всю трясло от напряжения. Как издалека, начали доходить дотоле недоступные звуки. Девушка обернулась - в проёме разрубленной сёдзи стояла запыхавшаяся Ануш с обнаженными шемширами.
- Я... я услышала запах гари... - сказала телохранительница, показывая на горящую до сих пор кучу тряпья.
- Извини - не успела...
- Ничего... - успокоила её Мацуко, устало падая на колени: - Я сама справилась, как видишь...
По дворцу разносились звуки тревоги, кто-то всё ближе звенел тетивой лука, с криком: 'Слу-у-у-ушай!' - приближался топот сотен ног.
- Он мёртв? - спросила Ануш.
- Нет, только оглушен.
- Хорошо, - кивнула суккуб, и, распоров убийце комбинезон на спине, вытянула из-под него сложенные крылья, и быстрыми ударами ног переломила их в нескольких местах:
- На всякий случай. А то дорога к Ояме-сану долгая, - пояснила она своей госпоже.
Принцессу заинтересовали заметные крестообразные разрезы на крыльях, кое-как зашитые корявыми стежками. На коленях подобравшись к убийце, она подняла его бесчувственную голову, и резко сорвала с неё маску.
Обе девушки одновременно вскрикнули - это оказался тот самый старик-носильщик, столкнувшийся с принцессой на главной лестнице!
- Ничего себе! - это сказала принцесса.
- Змеиный яд! - это Ануш, и сразу же, без перехода: - А это чей труп?
- Ты о чём? - не поняла принцесса. Суккуба кивнула головой в сторону белого платья.
- По-моему, это просто платье...
- Ты уверена? - маленькая соблазнительница ногами в сафьяновых сапожках перешагнула через её колени и откинула один из рукавов.
- Рейко! - тут уже без сил воскликнула Кадомацу, на коленях переползая к ней, и попыталась как-то растормошить, оживить, но тщётно - сквозь драгоценную ткань её утреннего платья ощущалось только холодное тело. Солёный комок подступил к горлу, и, не выдержав, принцессу вырвало - недоеденной черной икрой, обещанием многочисленного потомства.
Мацуко тихо заплакала над телом мёртвой девочки, не замечая, как комната потихоньку заполняется стражей и придворными. Пришел встревоженный отец и крепко обнял её, прижав её заплаканное лицо к своей груди. Тихо подошла мать, и молча села рядом, успокаивающим жестом положив руку на плечо дочери.
Ниндзя пришел в себя. Принцесса подняла голову и увидела, как его уводят, скрутив руки и сломанные крылья, Ануш, Карияма-младший и Уэно. В дверном проёме он неожиданно вырвался из рук, кинул в Ануш бросившегося наперерез жениха Фу-но-найси, и, уже в коридоре, схватив себя обеими руками за голову, резко повернул её два раза против часовой стрелки, чтобы бездыханным трупом свалиться под ноги замешкавшейся страже.
'Проклятые убийцы!' - со сдержанной яростью проговорил отец. Мацуко ничего не говорила, для неё уже хватило на сегодня приключений. Император уже сам распорядился унести трупы, потушить пожар, сменить сёдзи, очистить покои дочери от посторонних, сам впихнул к ней напуганных и заспанных служаночек, которые быстренько прибрались в комнате, и застелили постель.
Раздетая дрожащими заботливыми руками, Кадомацу заснула на жестком изголовье беспокойным сном без сновидений, окончив так вторую главу моей истории...