На свете не так давно и не так недавно жили мужик с бабой. И вот захотела баба котенка завести, ну, чтоб веселее жилось, ладнее. К тому же потребность есть такая у них, у баб-то - заботиться о ком-то, да жалеть. Мужик бы рад завести рыжего, да вот проблема, как оказалось, аллергия у него на котят, кошек, котов и других кошкообразных. Как почувствует в воздухе запах кота, так и проберет его сыпь и чехота, слезы пустит из глаз и брань изо рта. Нет, нет.
Попечалилась баба, да выкрутилась, давай, мол, тогда крыс заведем домашних, тем более, что у мужика-то есть опыт содержания их, пусть и не очень счастливый. Оставил он их на жарком глухом балконе как-то, да ушел по делам. Вернулся - а они от жары и сдохли. Но как говорится, отрицательный опыт - тоже опыт.
Думала она все, думала... Пить, есть просят мало, шерсть есть, говорят, еще и умные, почему бы и не завести? А то, что в детстве у бабы нашей крысы духовку по ночам грызли, да хлеб последний таскали, так то - пасюки, то - другое дело.
Решили наконец-то. На базаре взяли у крысовода белую крыску - махонькую, с ворохом пушистых усов на голове. Тихую - претихую, боязливую до малейшего подозрительного для нее шума. Чуть что - кругляши ушей навострит, да так, что видно будет, как кровь в них ходуном ходит, вцепится своей четверней в прутья стальные и дышит часто-часто - бдит. Пытались мужик с бабой убрать у нее эту привычку бояться всего и вся, да без толку. Крыса росла, унывала, все больше спала. Решили мужик с бабой подружку взять у крысовода для нее. Баба дома осталась и доверила это дело мужику. Черненькую, маленькую выбрал мужик, да с грязным хвостом, под лупой долго разглядывал на наличие вшей. Не нашел, привез. Брунька (так назвали первую) отреагировала лениво и неохотно на новую сожительницу. Без особого интереса спустилась с гамачка, походила за ней следом, понюхала. Та не терялась, как будто здесь и жила всю жизнь, уверенно пробежала и осмотрела все уголки жилья, побывала на всех гамачках, попила воду и успела что-то затащить к себе в рот. Вкусно. После делового осмотра она выбрала самый высокий гамачок, на котором обычно спала Брунька, хорошенько покрутилась на нем, помыла мордочку и лапки, и, не спросив разрешения старшей новой своей приятельницы, улеглась спать. Так, так, так.
Белая крыса, чуть ли не в три раза больше черной, которая вот уже сладко и наивно задремала в новой постельке, в один миг взобралась по прутьям на свой законный гамак, в другой миг прижала мощными лапами и телом мелкую наглую тварь. Опешила мелкая, испугалась, но вида не показала. Лежит под ней, таращит черные круглые глазенки. Сдаться? Ну, уж нет. Вырывается, пищит, хочет отстоять полюбившуюся кроватку. Брунька не пускает, кусает ее, теребит больно острыми когтями ее черное тельце. "Кто вообще решил, что мне нужна здесь такая дура?, - думает белая крыса, - сейчас покажу ей свое место!". И вот мелкая тратит свои последние силенки, бежит с гамака, но не тут-то было. Брунька догоняет, продолжает ее "бороть", показывая, кто здесь "хозяйка". Та притихла, морда в опилках, лежит покорно под тяжестью своей сожительницы. Законное место отвоевано.
Летели дни. Черненькая подрастала. Имя ей долго не могли придумать. Решили называть Черничкой. Росла неспустихой, задирихой, да к тому же грязнулей. Черничка таскала еду на кровать, там ела, туда же гадила, там же и спала. Брунька, по сравнению с ней, была очень чистоплотной. Ела из миски, ходила "по делам" в опил.
Ох уж как ругалась баба! Ей приходилось мыть гамаки чуть ли не каждые два дня, чтобы в доме не пахло злым крысиным духом. А за гамаки, между прочим, шла борьба между крысами до тех пор, пока баба, умная женщина, не решила эту проблему так - она привязала самые большие гамаки на один уровень и теперь ни тот, ни другой не был выше или ниже предыдущего. Они были из одного материала, одной ширины и на одном уровне. Крысы тогда и помирились. Лежали в них, о чем-то мирно шептались. Когда дома становилось прохладно, Брунька пускала мелкую спать к себе.
Так уж и помирились? Пытливого читателя не проведешь!
Когда речь касалась еды, а особенно "даров с неба", когда баба или мужик подкармливали их вареными яйцами, колбасой, курицей или рыбой, тогда начиналась самая серьезная и настоящая война за выживание, война за "лишний кусок". Дашь одной в лапы угощение, та резко схватит, убежит в противоположную сторону от другой крысы, отвернется от всех и начнет быстро и торопливо поедать лакомство. Другая по запаху тут же заметит неладное. "А мне? А мне? Дай мне! Я лучше! Отдай мне, сейчас же! Это мое, это мне, только мне! Мое это! Мое! Моя еда!" - бежит Брунька к Черничке. Та от нее. Та снова к ней. "Ммм, как пахнет! Отдай, это мое! Мое ведь! Отдай же, дура, это мое!" И так, и эдак. Тут старшая крыса как схватит за морду младшую, как вцепится острыми когтями в ее шубу, тут и начнется настоящая драка - черная пищит, дает сдачи. Представьте картину - две крысы стоят на задних лапах, а передними держатся друг за друга, пытаются завалить кто вперед на спину свою соперницу. Кто остается лежать на спине, тот и проиграл. А победивший забирает себе наконец-то кусок яйца, но не смакует, нет. А все так же быстро запихивает лапами себе в пасть еду, ведь драка может повториться и проиграть уже может она.
Однажды все же бабе надоела нечистоплотность одной. Она, ругаясь, убрала к чертовой едрене-фене все гамаки. Но запах не исчез. От клетки постоянно исходил сладковато-тошнотворный запах крысиного злого духа, да уже и не злого вовсе, а какого-то ожесточенного. Мужика он не злил, он находил что-то приятное в этом запахе, а вот его баба обозлилась. По ночам она строила планы, как бы избавиться от крыс вместе с их зловониями. Представляла, как она относит клетку с ними на помойку и пишет записку, мол, заберите, люди добрые к себе, аллергия у меня, оказывается на крыс или представляла, как отдает в "добрые руки" через доску объявлений, или, наконец, как отпускает их в лес. Пасюки, может, и приняли бы их. Но на утро все забывалось, сердце у нее отходило, мягчело.
Так шли недели, месяцы. Крысы росли, пили, ели, дрались за еду, пугались любых звуков. Днем обычно спали, а вот ночью, как только выключался свет, они устраивали погром. Клетка ходила ходуном, Черничка пищала, Брунька грызла прутья. Спать изрядно мешали, поэтому баба по ночам закрывала их в ванной комнате. Терпение было на исходе. Как бы ни было их жалко, как бы она не говорила себе, что это живые, такие же живые существа и братья наши меньшие к тому же - не помогало. Оставлять их больше не было сил. Решила отдать. Мужик был против. Он категорически отстаивал права крыс на существование в доме и ругался, если баба ночью их возню запирала в ванной. Также он подтрунивал над ней, над бабой-то - брал крыс в руки и натирал ими свое тело, с коварной улыбкой на усатом лице, мол, погляди, глупая баба, ничего они не пахнут.
Тогда баба недолго думая, оставила мужика с крысами и нашла мужика с котом.