Отсюда, с высокого берега реки, посёлок строителей - как на ладони! Из двух десятков разноцветных шатров, четыре принадлежат семье Ноя. Самый нарядный, белый, -- мой! И Иафета. Став его женой, соединила я своё имя с именем мужа. Такова традиция землян. Теперь зовут меня не Ирой, а почтенной Иафирой. А всё понимающий толстячек Юнт сказал мне на ушко:
-- Счастье твое, коза-егоза в Ифте. Если, с его именем прихватишь от него и частицу его большой любви - не будет на свете бабы тебя счастливее!
А как прихватить мне частицу его любви, если нет радости от того, что я Иафира? Этого хотел мой папка, которого я безмерно уважаю. А Ифт... Наверное, был бы он симпатичнее, если бы, при мне не покрывался от смущения пятнами, будто бы я -- сенная лихорадка, и не заикался так мучительно, перед тем, как сказать глупость.
Какие разные сыновья Ноя! Как не похож, неуклюжий, флегматичный, спокойный силач Сим на стройного, безрассудно храброго, весёлого забияку - сангвиника Хама! А младший из них, мечтательный меланхолик Иафет, вообще, на отличку. И не только от братьев, а всех парней! Ему б родиться не парнем, а красной девицей! Странно, что мой папка в Ифте души не чает, а Сима и Хама в упор не замечает.
В характере Хама и папы много общего. Не потому ли мне Хам больше всех парней нравится? Да и Хам, когда я повзрослела, так на меня посматривал, -- в краску загонял! А я и сама старалась Хаму нравиться! Все прелести демонстрировала: и фигурку стройную с бёдрышками тугими и полными, и глазки, голубые, как небо, и золотую копну пышных волос! А он!? Женился на какой-то чёрненькой замухрышке Таре! И теперь эта Хамтарашка замухрашка, глупая, как овца, моя род-ствен-ни-ца!? Кошмар какой-то!
Хорошо, что Сим женился на подружке моего детства - Оне, -- дочке Юнта -- эффектной блондинке. На мой дамский взгляд, лишком Она-Симона широкозада, но мужикам, такие дамы - в самый цимес! И мудрый жизнелюб Юнт говорил: "Если мужчина увидел новую дамскую причёску, то, либо он импотент, либо дама крокодил!" А Сим молчун молчуном, а про Оньку сказал лучше всех поэтов: "Глаза у неё голубые-голубые, а остальное - по-опа!". И руками развёл.
И как хорошо, что я и Онька родственницы: интересы у нас общие, есть мне с кем посекретничать. Скушно стало на стройке -- парней осталось всего ничего. Под разными предлогами почти все в посёлок слиняли. Со всей семьёй остался только Ной. И жена тут и сыновья, и снохи. Только Ламех, да тысячелетний Муфасал сидят дома, чтобы не быть обузой. Не спешат они из кирпичного дома с удобствами в шатёр, где из дырок сквозит, где спят не на кроватях, а на шкурах, а удобства, извините, -- за кустиком! Ламеху семьсот семьдесят семь. Говорят, -- счастливое число! Маленький Ламех у Евы вырос на коленях, а учил его Адам. А уж Муфасал не раз танцевал с озорной и кокетливой Евой - своей прабабкой.
Не все удрали со стройки. С десяток молодых парней остались работать, ожидая прихода каравана родителей, ушедших на уборку урожая. Но большинство людей рода Сифа, подстрекаемые священником Доноком, отказались строить Ковчег, считая эту работу не богоугодной. Мой папа хотел привезти "ковчег Еноха", в посёлок, собрать людей на площади и объяснить всем возможность и необходимость спасения жизни на земле. Но командор, опасаясь провокаций фанатиков, подогреваемых Доноком, запретил выступать при большом собрании людей. Наших сторонников мало, они запуганы, не решительны и при большинстве в толпе религиозных фанатиков с их звериной тупой активностью, такое собрание, при подстрекательстве Донока, может закончиться кровавым конфликтом и сожжением ковчегов, и малого, и большого!
Командор рассчитывал на то, что гоферовая роща от посёлка не близко и если мы не будем в посёлке мозолить глаза фанатикам и обострять отношения с Доноком, то про нас забудут и дадут достроить Большой Ковчег! А начнётся катастрофа - все сами побегут в Смежный мир! А мерзкий попишка Донок - впереди всех!
Но не забыл про нас Донок. И в разгар стройки, когда половина мужиков из посёлка приехали Ковчег строить, понаехали на стройку гости -- богомольцы - адепты Донока. Шлёндрая из шатра в шатёр, нашептывали они злобные проповеди Донока в которых проклинались богомерзкий Ковчег и отступники от Бога, которые его строят.
После визитов "гостей", шатров на стройке становилось меньше. Опасаясь не столько Божьей кары, сколько мести жестоких религиозных фанатиков, способных по наущению Донока на любую пакость, люди, беспокоясь за семьи, оставшиеся в посёлке, уходили со стройки. И только благодаря механизации: подъёмникам и электропилам, -- сетевой график строительства Ковчега выполняется. Но работать приходится от рассвета до заката.
Дядя Инт обучил меня работать крановщицей на самом высоком кране, который поднимает наверх Ковчега обработанные стволы гоферовых деревьев. Отсюда видна вся стройка и окрестности. Намедни вечерком смотрю я с крана: вот они, голубчики! -- приближаются к переправе "гости" от Донока. Через рупор, зову деверя - Хама.
Знала я, что простоватому силачу Симу эти гости своими проповедями мозги запудрят, а деликатного супруга моего локотком в сторонку отодвинут. Но диспут с ловким и дерзким Хамом ничего доброго им не сулит, а мне обещает интересное зрелище. И устраиваюсь я поудобнее, чтобы с крана комментировать корриду через рупор.
Зная, что я любуюсь им, стройный красавец Хам, не спеша шагает к переправе. Прекрасен Хам волнующе чувственной красотой, присущей породистым самцам, во плоти которых соединились грация и сила.
"Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их" (Иов.41:4).
На широких плечах Хама, с нарочитой небрежностью едва держится распахнутый на груди лёгкий льняной хитон. Расширяясь книзу, хитон открывает стройность крепких ног, а на тонкой, как у девушки, талии Хама хитон перехвачен широким поясом, расшитым причудливым узором. Этот нарядный пояс ещё до свадьбы расшила цветными нитями его супруга. Увы, не я, а Хамтара. И на миг я чувствую горькую зависть к этой чёрненькой замарашке Хамтарашке, которая так по-ханжески скромна, что никогда не оценит мужскую красоту Хама.
Подойдя к переправе, Хам останавливается и, как бы, от делать нечего, наблюдает, как гости, подняв одежду над головой, преодолевают быстрое течение холодной горной реки. Пришлые парни ни по росту, ни по комплекции не уступают Хаму. И их двое. Но, зная дурную репутацию Хама, они ведут себя осторожно и выходят из реки подальше от "скучающего" Хама. И оттуда, с безопасного расстояния, парни вежливо его приветствуют.
А Хам не спешит проявлять вежливость. Наблюдая за гостями, не вынимает рук из-за пояса. А когда они оделись, он бесцеремонно окликает: "Э-эй!" -- и подзывает их не рукой, а указательным пальцем, что считается оскорбительно. Поэтому гости подходят к Хаму, демонстративно и независимо сунув руки за пояса. Хам громко, рассчитывая на мою аудиторию, приветствует гостей цитатой:
"Не учащай входить в дом друга твоего, чтобы он не наскучил тобою и не возненавидел тебя" (Пр.25:17).
Угрожающе размахивая руками, гости изображают гнев и вдруг, -- я и не поняла, как это случилось? - мелькают в воздухе изношенные подошвы их сандалей и один за другим, летят они в речку. Мокрые, разгневанные, набрасываются на Хама и... опять в той же последовательности оказываются там же, но с разбитыми сопатками. После повторного купания, гости, стоя в воде и размазывая по мордасам кровавые сопли, кротко выслушивают ещё одну цитату:
"Гневливый пусть терпит наказание, потому что, если пощадишь его, придётся ещё больше наказывать его" (Пр.19:19).
После этого, поняв, что нет смысла третий раз вылезать из реки на этот берег, гости уныло бредут через речку на тот берег, не снимая мокрые хитоны, которые надуваются в воде смешными пузырями. От такой пловучести парней, будто пузырей, несёт их течение на глубину! Ой, до чего это смешно!! Я хохочу, аплодируя звонком на кране.
Вдруг комедия переходит в фазу трагедии. Оказалось, -- парни не умеют плавать! Потеряв опору под ногами, один из них, размахивая руками, как стрекоза крыльями, возвращается на берег, и на четвереньках лезет на обрыв, забыв про товарища, которого течение выносит на середину реки, где он пускает пузыри. И тут Хам, сбросив хитон со смуглого тела, гибкий и стремительный, как пантера, кидается в реку и выуживает оттуда незадачливого проповедника.
Утопленник отделался несколькими большими глотками воды, которую Хам с парнем из него вытряхнули, вместе с содержимым желудка. Услышав мои звонки, к месту событий подходит дежуривший по стройке Орт. Я ожидала, что Орт покажет проповедникам на другой берег и они ещё раз будут форсировать речку. Но он приглашает посланцев Донока в прорабку, даёт им сухую спецодежду, рассказывает про назначение Ковчега и разрешает гостям посетить Зеркальный мир через ковчег Еноха.
Польщенные таким вниманием, гости, поужинав на общей кухне, остались ночевать в шатре, где жили холостые парни. А на следующее утро они, вместе с нашими парнями, вышли на работу! Нашего полку прибыло, а, значит, как говорит Юнт, по "закону сохранения" у Донока на столько же убыло! А Хам утром подошел к парням, протянул им руку и, процитировал:
"Кто хочет иметь друзей, тот и сам должен быть дружелюбным" (Пр.18:25),
и взял парней в свою бригаду, предупредив:
"кто ищет зла, к тому оно и приходит". (Пр.11:27).
* * *
А вчера, после обеда, провели долгожданное испытание Ковчега на проводимость в мир иной. Как только закрепили резонаторы, собрали верхнюю палубу, наш Ковчег заработал!! Переходная камера распахнула вход в Зеркальный мир всем желающим! Каждой душе живой, осмелившейся переступить порог этого удивительного сооружения, отныне открыт свободный вход в Зеркальный мир!
Мудрый мой супруг Ифт, напичканный знаниями от Адама до Анта, оказался абсолютно прав: животные, чуя приближение Потопа, уходят в Смежный мир через Ковчег. И первый же день, который Юнт назвал "День Открытых Дверей", подтвердил это: не опасаясь людей, работающих в Ковчеге, разное зверьё, дикое, осторожное, уверенно, как к себе домой, отправляется в Зеркальный мир!
Пока что Ковчег работает, только как переход. Но, чтобы Ковчег сохранить и при Потопе, из него надо сделать надёжное судно, которому доверят жизни три дорогих для меня человека: Уст, Инт и Ной. Как я им завидую: целый год они вместе будут плавать по волнам Всемирного Потопа, который не каждый же день бывает! Ах, почему я не мужчина! Обязательно бы стала моряком!
На стене прорабки висит картина Инта: громадный, белоснежный ковчег, под всеми парусами, решительно раздвигает форштевнем океанские волны! За кормой ковчега встаёт из-за туманного горизонта солнце и, кажется, что не ветром, а лучами утреннего солнца, наполняются тугие, алые паруса! А на носу ковчега стоит маленький, по сравнению с Ковчегом и океаном, человек. Стоит, в зареве солнца, скрестив руки на груди, и смотрит вперёд через пространство и время. Что он видит там? Будущее человечества!?
Благодаря таланту Инта, каждый видит на этой картине не единоборство громадного Ковчега с безбрежным океаном, а маленького, но великого разумом человека, видящего будущее планеты! И пусть человек такой маленький, но Бог
"славою и честию увенчал его и поставил его над делами рук Твоих; всё покорил под ноги его"! (Евр.2:7,8).
Потому что человек - не только бог, он творец, как и Творец Всевышний! Человек не всемогущ, но в этом и заключается его величие! Слабый, смертный человек, бросая вызов космическим стихиям, создаёт Ковчег - плод большого труда и разума! И в человеке, стоящем на носу Ковчега, каждый узнаёт моего свёкра - Ноя!
На остальных стенах прорабки висят чертежи, выполненные мною по эскизам Уста. Когда работы на кране нет, я - чертёжница. А названия у чертежей - с ума сойти и не вернуться! На одной стенке: "Судовой набор Ковчега", "Крепления обшивки на шпангоутах", "Пиллерсы трюма и второй палубы", "флор, кницы, бимсы..." На другой стенке: "рангоут, фок, грот, бизань, гик, гафель, бугшприт..." А такелаж! Штаги, фалы, ванты, шкоты... И вершина очарования - паруса! Почему же я не мужчина?! Почему мой удел - готовить еду, рожать детей? Хорошо, хотя бы то, что мой благоверный не требует от меня ни того, ни другого. Все мы, строители, живём одной семьёй так, как сказано в Книге Книг о людях будущего:
"никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее" (Деян.4:32).
Едим мы в общей столовой и каждый ест то, что хочет и сколько хочет! Только надо заранее сообщать о вкусах и аппетите моей свекровушке, которая командует дежурной кухонной бригадой. И рабочая одежда и инструмент - всё у нас общее. И
"Не было между ними никого нуждающегося; и каждому давалось, в чём кто имел нужду" (Деян.4:34,35).
* * *
Вчера, когда открылся вход в мир иной, все, ошалев от радости, зашастали туда-сюда и оттуда! До работы ли тут? И Совет решил в честь такого события устроить сегодня весёлый праздник в Смежном мире. А утро сегодня выдалось, как по заказу, погожее, ясное, причём, сразу в двух мирах! Все строители, захватив вино и еду, отправились на пикник в Зеркальный мир, вход в который будет открыт, пока команда Ковчега, уходя в плавание, не закроет двери за собою. А группа молодёжи, во главе с моим папкой, с утра решила посетить таинственный храм на холме.
У Ковчега осталась на дежурстве вооруженная охрана из бригады Ноя. А командор и мой супруг Ифт решили всё утро посвятить ловле рыбы удочкой на живописном речном плёсе. Конечно же, очень мне хотелось вместе со всеми пойти на весёлый пикник в Зеркальный мир, где будет вся молодёжь, но, пожалев робкого Ифта, согласилась я пойти на скучную рыбалку, правда, заручившись обещанием Ифта, что после обеда до глубокой ночи мы будем плясать на пикнике.
И только здесь, на берегу этого сонного плёса, я поняла, какую огромную жертву я принесла моему супругу! Не создана я для такого продолжительного безмолвного общения с дюжиной полудохлых червяков и двумя молчащими, как рыбы, мужчинами, из которых один старик, а другой -- собственный муж. И сколько же времени Ифт будет пялиться на этот дурацкий поплавок, а не на меня - самую красивую женщину на планете? И как же я переживаю это, до сих пор не закатив скандал супругу!? Стесняюсь Анта...
Сидеть молча тогда, когда мои друзья и подруги веселятся в Зеркальном мире! Или поднимаются на холм к таинственному храму, увенчанному головой с фасеточными глазами... Когда могла бы и я хохотать и хохотать от того, что я молодая, быстрая, красивая и каждый парень без ума от моего обаяния! А Хам будет там... лучший танцор и заводила во всех весёлых играх и танцах! Какой бы мы были красивой парой, если бы Хам не женился на букашке Хамтарашке! Из-за обиды я и согласилась стать женой Иафета... Назло. А кому - назло?
Наэлектризовав себя мыслями о том, что я, хотя красивая и умная, а такая несчастная, достигнув от таких мыслей потенциала шаровой молнии, я, так же зловеще бесшумно, со слезами на глазах, оставляю на берегу противную удочку, которая всё утро цеплялась за траву и мои волосы, а не за рыбу. Потом дарую свободу холодным, скользким червякам, вытряхнув их в траву и, в гордом одиночестве, поднимаюсь на высокий берег реки, откуда открывается вид на Ковчег и ущелье.
Созерцая пейзаж, успокаиваюсь и уже умиротворенно смотрю, как высоко в голубизне неба величаво парит крачун. Закончив неторопливо круг в лазури неба, крачун внезапно, как камень, падает стремительно вниз, исчезнув в чёрном проеме распахнутой двери Ковчега. И опять мне становится горько от того, что я не могу тут же рассказать и обсудить увиденное, а заодно разрешить все вопросы, накопившиеся на кончике мучительно бездействующего язычка. Всхлипнув от горечи своего одиночества, я прихожу к мысли о необходимости срочного внутрисемейного скандальчика. Как говорит дядя Юнт: "настоящая женщина всегда готова создать из чего угодно и салат, и скандал".
Но тут я слышу голос командора:
-- Всё! Нет клёва и сегодня не будет. Сколько мы наловили? Не много, но на уху - вполне! Ифт! Готовь костерок! Иафира! Где ты, егоза-стрекоза? Поди-ко настрадалась с нами, молчунами? Ничего, вот, сейчас-то мы наговоримся всласть!...