Аннотация: Славянское фентези для младшеклассников.
Сказка о Лешачке и Старом волке.
1.
Дом наш стоит в самой глубине старого соснового бора. Хороший у нас лес, светлый и ухоженный. Высоко поднимаются могучие сосны, стволы их отливают медью и золотом, на опушке гнутся от сладких ягод кусты малины, по земле стелится густой и мягкий изумрудный мох. От снега до снега цветут в нем разные цветы, по весне лес звенит от птичьих голосов, а летом веселые рыжие белки скачут по ветвям. И дом у нас хороший - уютное дупло в середине огромной, в три обхвата, сосны. Вход туда ведет небольшой, снаружи не сразу и заметишь, а внутри просторно, тепло и сухо. Там мы и живем - отец с мамой, я и трое братьев младших. Отец у меня - хозяин леса, по-простому леший. То, что лес наш лучший в округе, что ни буреломов, ни пожаров у нас на моей памяти ни разу не бывало - это его заслуга. Про братьев говорить пока нечего - маленькие они еще, лисунки бестолковые. А я - не лисунка. Мне в прошлом году сто сорок лет исполнилось - это если с человеческими годами равнять, четырнадцать будет. Именно лет, потому что зимой мы, лешие, спим, и в счет это время не идет. Ой, и отпраздновали тогда! Медведи на поляне через голову кувыркались, зайцы с белками хоровод водили, русалки из ближнего озера ожерелье из ракушек подарили... Так что теперь я - лешачка. Отцу по хозяйству помогаю - за маленькими сосенками ухаживаю, слежу, чтобы белкам на зиму орехов хватило. Меня в округе любят. Молодые лешаки из соседних лесов по праздникам в хороводы зовут. А еще подрасту, и сосватает кто-нибудь, и стану лешачихой, достойной и уважаемой. Вот так я и живу.
Так бы и прожила всю жизнь, да выпали мне приключения, о которых я и не мечтала. В тот день я была на старой просеке, возилась с кустами шиповника. Я сама шиповник завела, очень уж он красиво по весне цветет, хоть и забот с ним много, пока вырастет. Так что я занята была, не смотрела по сторонам. И тут откуда-то из леса вылетела сорока, пролетела через просеку, едва не задевая кусты, и с жалобным криком упала в траву. Как я испугалась! Кинулась к ней, схватила на руки. Бедная птаха была едва живой от усталости. Глаза подернулись мутной пленкой, крылья бессильно обвисли, перья истрепались. Я отнесла ее домой, уложила на мягкий мох, травами отпаивала. Только на следующий день смогла птица рассказать нам свою весть. Сороки ведь не просто так стрекочут - они вестницы-посланницы. Они все запомнят, ничего не перепутают и непременно найдут адресата.
На море-океане стоит остров Буян, и лежит посреди него Алатырь-камень. А из-под Алатырь-камня растет Мировое древо. Это не сорока рассказала, это и так все знают. Мировое древо держит на себе весь мир, на нем растут все цветы, что есть на земле, с его ветвей рассыпаются семена всех деревьев и трав. В кроне Мирового древа проводят зиму перелетные птицы, и еще там живут Старые звери. Старый - это не по годам. Старый - значит старший, первый в роду. Самый быстрый олень, самая хитрая лиса, самый пушистый соболь. У них много забот: они помогают своему племени, берегут детенышей, встречают на ветвях Мирового древа души своего зверья и помогают им родиться вновь. А еще они иногда спускаются вниз по стволу, чтобы походить по земле и вспомнить те времена, когда они были еще не Старыми, а просто зверями.
Вот и спустился на землю Старый волк. И попал в капкан - глупо, нелепо, как простой переярок, и люди посадили его в железную клетку и увезли. Все мы бессильны перед холодным железом, об него разбивается всякое колдовство - вот он и не смог вырваться. Только успел окликнуть пролетавшую мимо сороку. И сорока, верная своему долгу вестницы, кинулась искать помощи. И летела, покуда силы были.
Слушали мы сороку, собравшись вокруг нее всей семьей. И еще постояли, помолчали. А потом отец сказал:
- Ну что же, дочка, надо тебе идти.
- Мне? - испугалась я.
- А кому? Мать стара, братья малы, а мне хозяйство бросить нельзя.
Вот так я и пошла.
2.
Это, конечно, только сказать просто - взяла и пошла. Так только в сказках бывает, и то в основном с Иванушками-дурачками, а на самом деле в дальнюю дорогу и сборы долгие.
Труднее всего было решиться. Ох, и страшно мне было! Никто в нашем роду никогда так далеко не ходил, кроме прапрадеда, который, говорят, мечтал обойти все леса на свете. Ну зачем сорока именно к нам прилетела! Вон у соседей два лешака - погодки, здоровые парни, старшему уже невесту присматривают, вот пусть бы они и шли....Вот только не перекладывают на других такое дело. Мне весть передали, мне и идти.
Первая забота - я пути не знала. Сорока все порывалась сама проводить меня, уговаривала подождать день, или два, или три, пока она оправится.... Да какое там! Летать по-настоящему она сможет через месяц, не раньше. Тогда она взялась объяснять мне дорогу. Полдня она говорила, а я старательно запоминала, а потом мы поняли, что толку от этого не будет. Слишком по-разному виден мир тому, кто идет по земле, и с высоты птичьего полета. Наконец отец выдернул у сороки одно перо, длинное черно-белое перо из правого крыла, потер его в ладонях, пошептал немного. Мы, лешие, плохие колдуны, нам это не нужно - лес нам и так послушен, а все остальное нас не касается. Но сделать, чтобы перо вспомнило свой путь - на это большого мастерства не надо.
Второе - у меня ведь тоже есть хозяйство. Не такое, как у отца, но тоже без присмотра не бросишь. Присматривать я поручила братьям. Одному за новорожденными зайчатами, другому за моей любимой поляной с ландышами, третьему за глубоким оврагом, который я недавно засадила черемухой. Зайчатам большой заботы не нужно - разве что проследить, чтобы лисе не попались, да и с ландышами вся работа только по весне, а вот с оврагом братишке не управиться. Случись настоящий ливень - склоны наверняка размоет, и половину моей черемухи потоком снесет. Ну, тут уж ничего не поделаешь, у отца своих забот много, чтобы еще и об этом его просить. Да и пора братьям к делу привыкать, всю жизнь лисунками не проходят.
Еще припасов в дорогу надо было собрать. Этим, конечно, мама занималась. Узелок сушеных грибов, туесок малины на меду.... Нам, лешим, еда не нужна так, как людям или зверям, мы силу от самого леса берем, но так радостно будет в пути погрызть хрустящих, пахнущих родным дуплом сушеных грибочков или полакомиться душистыми ягодами с горьковатым диким медом! К тому же в городе, вдалеке от леса, пища будет мне нужна.
Провожали меня всей семьей. На опушке нашего леса расставались. Братья висли у меня на шее, просились со мной, мама обнимала и плакала украдкой, папа все повторял, чтобы я в пути ни с кем не ссорилась, и чтобы в городе была осторожна, и чтобы не забыла передать привет нашим троюродным родственникам из березовой рощи в пяти днях пути, и чтобы перо не потеряла.... И наконец я пошла.
3.
Проходил день за днем, а я все шла. Дорогу мне указывало сорочье перо. Я клала его на ладонь, и оно послушно разворачивалось в нужную сторону. Давно остались позади знакомые места, но в любом лесу на свете я как дома. Мы, лешие, все друг другу родня. Лесами я шла напрямик, по перышку. Если выходила на поле или луг - приходилось искать тропинку. У лугов и полей свои хозяева, мне с ними ссориться ни к чему, особенно с полевиками. И без того те, кто связан с людьми, недолюбливают нас, вольную лесную нелюдь. Помну невзначай какой цветок, мышку спугну, букашку потревожу, а потом объясняйся с хозяевами. Вот у нашего соседа несколько лет назад старая осина на опушке упала в грозу, да прямо на пашню. Уж сколько сосед, бедолага, оправдывался перед полевиком, а тот, по-моему, до сих пор не верит, что это не нарочно. Хотя, по правде сказать, сосед сам был виноват. Знаешь, что у тебя в хозяйстве гнилое дерево есть, так свали его сам, а то далеко ли до беды! Могло ведь и придавить кого-нибудь, человека или зверя. Так что в полях я шла по тропинке, они, как и дороги, принадлежат всем одинаково. А деревни обходила далеко кругом, чтобы собаки не учуяли.
Но пока мой путь шел в основном по лесам. Я шла сосновыми борами, так похожими на мой родной. Торжественно пел ветер в верхушках сосен, стелился под ноги густой ковер опавшей хвои, сквозь которую местами пробивался то синий колокольчик, то упругие листья ландыша. В жаркий полдень я выходила к роднику, долго пила студеную чистую воду, а прежде чем уйти - непременно благодарила его за добро. Я шла сумрачными, молчаливыми ельниками. В густой тени здесь не росло ничего, кроме вкусной заячьей капусты да грибов на тонких ножках, и птицы там не пели, зато так уютно было прятаться от дождя под тяжелыми плотными лапами шатровой елочки. Перышко выводило меня на старую вырубку, празднично полыхающую малиново-лиловыми метелочками иван-чая, а над ними кружились невиданной красоты бабочки - крапивница, павлиний глаз и махаон. Под вечер я выбиралась на берег тихого лесного озера. Отражались в неподвижной темной воде деревья, светились в сумерках белые водяные лилии, чуть покачивались от ветра высокие стебли камыша и белокрыльника. Я кланялась хозяину и бросала в воду горсть лесных ягод. Водяной отдаривался, выплескивая на берег большую серебристую рыбину. С водяными мы исстари в дружбе, нам делить нечего. И лесу плохо, если нет в нем хоть маленького родничка, и озеро погибнет, если не станет леса на его берегах. Порой прибегала ко мне поболтать зеленоглазая русалка с тяжелой волной струящихся волос, смеялась, звала искупаться, поплавать наперегонки. Я соглашалась, хотя с русалкой наперегонки плавать - это все равно, что со мной по лесу в прятки играть. Однажды в молодой березовой роще мне навстречу вышел кудрявый белоголовый леший, такой юный, что я едва не приняла его за лешака. Одновременно стесняясь и гордясь, он пригласил меня переночевать. Жил он со своей совсем уж молоденькой женой - чуть старше меня, - в уютной норе под старым замшелым выворотнем. Перед сном мы долго разговаривали, я рассказывала им о своем пути, а они делились со мной своими планами - засадить опушки боярышником, выменять у соседа пару-другую соловьев.... И я вдруг почувствовала себя старше и взрослее этих двоих.
Еще через несколько дней я натолкнулась на людей, веселых молодых ребят. По чужим рассказам я знала, что таких называют туристами. Раньше я их никогда не видела, но от других слышала. Иные из нас считают, что от людей - только зло, и нам с ними знаться не следует. Я так не думаю. Мне кажется, мы можем понять друг друга. На одной земле ведь живем. Поэтому я заинтересовалась.
Стоянка, надо сказать, была устроена толково. Костер горел посреди поляны, не обжигая корней деревьев, мусора вокруг не было, ветки не поломаны. Мне захотелось сделать для этих ребят что-нибудь хорошее. В своем лесу я бы отогнала бы от них комаров, открыла бы им самые ягодные места. Но я была не у себя. Зато я вспомнила, что кто-то мне рассказывал, будто туристы - жители больших городов, и им в радость увидеть живьем дикого зверя. Поэтому я быстро обернулась красивой пятнистой косулей и одним прыжком выскочила на поляну. Ребята дружно ахнула, и наступила тишина. В этой тишине одна девочка прошептала: "Мамочки мои, олененок!" Я едва не засмеялась. Перепутать олененка с взрослой косулей - действительно, мамочки мои.... Один из парней рвал из кожаного чехла какую-то странную вещь, а другой шипел ему: "Доставай скорее фотоаппарат!" Я не знала, что такое фотоаппарат, но на оружие он был не похож, и я подождала, пока они его достали, потом прошлась по поляне, сторожко косясь глазами и высоко поднимая копытца. Потом другая девочка протянула мне краюшку хлеба. Настоящая косуля никогда не взяла бы, а я не устояла. Нам хлеб редко достается - иногда кто-нибудь положит подсоленный кусок на перекресток лесных тропинок, да еще иной раз у домовых на мед выменяем. Я подошла, осторожно взяла горбушку, а потом вдруг вскинулась, точно испуганная, и ускакала. Ребята были в восторге, я тоже. Хлеб - он ведь не просто еда, он священен. Люди смутно помнят об этом, но забыли, почему, а мы помним. В хлебе слились четыре стихии. Земля, в которую сеют зерно. Солнце, без которого не вырастет колос. Вода, с которой смешивают муку. Огонь, в котором пекут. И вся сила четырех основ мира сливается в одной невзрачной на вид буханке.
Вот так я и шла.
4.
Я вышла на опушку и медленно шла краем леса, высматривая тропинку. Передо мной раскинулся широкий летний луг во всем великолепии цветущего разнотравья. Кружилась голова от сладкого запаха желтого донника, тяжелый мохнатый шмель деловито ворчал над таким же тяжелым мохнатым цветком красного клевера, ромашки казались бесчисленными отражениями солнышка. Лес для меня, конечно, краше всего, но и этот луг был прекрасен.
- Эй, лисунка! - вдруг окликнул меня чей-то голос. Я оглянулась. Под кустом лежал крупный серый в рыжих подпалинах пес - острые уши, острая морда, хвост крючком и большие светло-серые крылья.
- Здравствуй, лисунка! - он вильнул хвостом, и я радостно улыбнулась в ответ.
- Здравствуй, переплут!
Я ведь, между прочим, не в такой уж глуши выросла. Есть у нас в округе деревни, есть вокруг них и поля. А у каждого поля есть свой хранитель - хвост крючком да широкие крылья. Переплут не даст вырасти сорной траве, отпугнет ненасытную саранчу, убережет созревающее зерно от пожара. Иные переплуты, я слышала, даже с Перуном-громовником договориться могут, отводя от своего поля грозу и град. Переплутов все уважают, они хлеб растят. А про хлеб я уже говорила.
- Издалека идешь, лисунка?- с любопытством спросил он.
- Издалека, - согласилась я. - Что, так заметно?
Он засмеялся резким лающим смехом.
- Нет, просто в округе я всех в лицо знаю. Садись, отдохни, лисунка. Расскажи, куда идешь.
- Расскажу. Только я не лисунка, я уже год как лешачка.
- Ты? - он насмешливо прищурился. - Маленькая ты еще.
Я не стала спорить. Если уж он решил звать меня лисункой, его не переспоришь. Переплуты очень упрямы. Поэтому я опустилась на мягкую траву и завела свой рассказ. Переплут слушал, не перебивая и даже, кажется, не дыша.
- Ну, а ты-то здесь что делаешь? - спросила я в свой черед. - Где же твое поле, что ты так далеко от него ушел?
Переплут вдруг улыбнулся растеряно и жалобно.
-Я? Я никуда не уходил. Как раз я-то и не уходил. Вот мое поле! - и он широко взмахнул крылом, указывая на луг.
- Люди бросили его, да?
- Да, лисунка! И люди, и наши все - полевик, полуденица.... Все ушли. А ведь хорошее поле было!
- Может, земля истощилась?
- Нет, что ты! У нас полевик толковый, не допустил бы такого. Года не было, чтобы без урожая. А как мы дружно мы жили!
Переплут погрузился в воспоминания, на его морде появилось мечтательная улыбка. А мне было интересно. Я мало знала об их жизни.
Как в лесу домостройничает леший, а в озере - водяной, так и у пашни есть хозяин - дед полевик с бородой цвета зреющего жнивья. Хлопот у него хватает - следить, чтобы почва не обеднела, чтобы дружными были всходы и полновесным - зерно. Но до людей полевику дела нет, ему все равно, соберет ли урожай тот, кто сеял, или все достанется воронью и мышам. Об этом как раз переплут заботится. А в знойные летние дни, когда воздух дрожит и плывет от жары, когда сама земля замирает в истоме,- тогда появляется на поле полуденница, следит, чтобы никто не нарушал этого дремотного покоя.
Так было когда-то и здесь. Было поле, были у него и хозяева. Они жили дружно, дело делали каждый свое, а праздники отмечали вместе. А по весне, в разгар сева, ездил на белоснежном коне прекрасный и юный Ярила, - рассыпал по плечам золотые кудри, блестел синими глазами, влюблено поглядывал на красавицу полуденницу.... На этом месте я незаметно улыбнулась. Не обязательно быть красавицей, чтобы приглянуться Яриле. Он всегда влюблен - в Лелю-весну, в утреннюю зарю, в землю, по которой ступает его конь, и в любую встречную девчонку. Для того он и объезжает поля - чтобы оделить землю своей любовью, поделиться с ней животворной силой.
- А потом все ушли,- закончил переплут свой рассказ. - Сначала люди. Потом полуденница. Полевик несколько лет еще ждал, мы с ним вместе этот луг холили. Если уж не поле, то пусть хоть луг хороший будет.... Потом и он ушел.
- А ты что же? - удивилась я. Переплут вскинул морду и бросил на меня странный взгляд - смесь гордости и отчаяния, боли и высокомерия.
- Я - собака, - коротко ответил он. Переплуты и впрямь в родстве с собаками. А собаки не ищет лучшей доли, они хранят верность, даже если про них уже забыли.
- Что же, так и будешь здесь сидеть под кустом? - спросила я. И тут он вдруг заплакал. Он плакал сразу как собака и как человек - всхлипывал, смахивал слезы лапой, визжал, скулил и повторял сквозь плач:
- Я не знаю, лисунка.... Я ждал, что сюда вернутся, а никто не вернется. Я уже не верю, что дождусь. А идти.... Ну куда я пойду?
Помочь ему было нечем, а просто так смотреть я не могла. Однажды я видела, как плакал леший после лесного пожара. Но тому было легче - едва остыли угли, он вытер слезы и стал растить на пожарище новый лес. А переплут не мог сам вскопать и засеять поле.
- Знаешь что, - сказала я, - хочешь, пойдем со мной?
5.
Вдвоем идти - совсем не то же самое, что одной. Можно обсуждать все, что видишь по дороге, можно болтать о разной ерунде, можно даже молчать - и все равно это будет иначе. Вообще-то я и одна не скучала, но вдвоем лучше.
Между тем мы шли вперед, и местность вокруг заметно менялась. Исчезали мои любимые неоглядные сосновые боры, все больше становилось лужаек, перелесков, прозрачных осинников и светлых березняков. Переплут этому откровенно радовался. В сумраке лесов ему было темно и неуютно, он шел, прижимаясь ко мне и угрюмо озираясь по сторонам, и сложенные крылья нелепо горбатились на спине. Зато на просторе мой спутник становился весел и беспечен, то носился вокруг меня великолепными прыжками, то кувыркался в воздухе, то с трудом набирал высоту и красиво планировал вниз. Летать по-настоящему ему было нелегко, слишком много весит собачье тело.
Все чаще попадались и города. Мы уже не тратили время на то, чтобы обходить их. Переплут категорически заявил, что раз уж мы идем в город, то надо привыкать заранее. Мы шли прямо по улицам, ничего не опасаясь: переплут прекрасно ладил с собаками, а людям я отводила глаза, и никто нас не замечал. И я привыкала ходить по дорогам, сделанным людьми - они оказались ничуть не хуже звериных тропок. Привыкала к высоким, в несколько этажей, домам и к странным шумным, горячим и дымным железным штукам под названием "машины". Я привыкала даже к тому, что в лесах вблизи городов истоптана трава, оборваны цветы и мало птиц. Людям ведь тоже хочется ходить в лес, и не у всех хватает ума вести себя там, как положено. Я привыкала.... Но однажды мы с переплутом попали в очень страшное место.
Я не хочу много вспоминать эту рощу, обычную смешанную рощу - березу пополам с елями, с густым подлеском бузины и боярышника. Мне было там страшно - мне, выросшей в лесу. Там не слышалось птиц - даже смелых синиц, беспечных щеглов, доверчивых трясогузок, которые могут жить прямо среди людей. Там было чудовищно захламлено, на каждом шагу попадались какие-то бумажки, тряпки, осколки стекла. Там я не увидела ни одного цветка, ни бабочки, ни пчелы - только голодное комарье и сизые мухи. Там у берез неподвижно обвисли ветки, а листья были точно морозом обожжены - тем морозом, который можно почувствовать только сердцем. И я брела вперед все медленней, а переплут тихонько рычал, ощетинив загривок и оскалив клыки.
- Ну и дела, - ворчал мой друг на ходу, - ну и запустил кто-то свое хозяйство.
Я остановилась внезапно, словно споткнулась.
- Переплут! Я поняла, переплут, тут нет хозяина!
- Как нет? - не поверил переплут. - Так не бывает.
- Значит, бывает. - Я подошла к березе, погладила белый ствол, и дерево заскрипело, застонало, жалуясь мне на свою судьбу. Я перевела для друга. - Был здесь леший, все было, как положено. А потом ушел. Тяжело показалось - рядом с городом.
- Так не бывает, - с гневом и болью в голосе повторил переплут. Я его понимала. Ему, так долго хранившему верность своему полю, тяжело было слушать про чужое предательство. Я присела рядом, обняла его.
- Ничего, не переживай. Ничего. Я расскажу нашим. Есть лешаки, которым отделиться некуда. Найдется хозяин и для этой рощи.
- А пока? - переплут остро взглянул на меня. - Уйдешь? Бросишь?
Я вздохнула.
- Идти нам, конечно, надо. Ну что же, можем задержаться. На недельку. Если ты мне поможешь.
И мы задержались, и поработать нам пришлось немало. Будь на моем месте старый, опытный леший - наверное, дело пошло бы лучше. А мы - что мы могли? Затянуть бархатным мхом битые бутылки. Скрыть кучи мусора сильными, высокими побегами крапивы. Закрыть неприхотливым мятликом черные кострища. Старались мы изо всех сил, а толку немного.
- Нам пора, - сказала я через неделю. - У нас ведь дела.
- Пора, - угрюмо согласился переплут. А воздух был тяжелый и душный, и толклись над нами комары, и еще что-то темное и злое шевелилось в густом подлеске.
И тут вдруг потемнело - резко и внезапно, как только и бывает при летних грозах. Небо стремительно заволакивало тучами, они громоздились друг на друга, то серо-свинцовые, то иссиня-черные, то в лиловый цвет. Издалека донесся до нас нарастающий рокот - это скакал по тучам могучий всадник на вороном коне.
- Перун!- разом воскликнули мы с переплутом. Сам Перун-громовник спешил к нам, и в страхе прятались по кустам темные тени. Всякое зло боится грозы - Перунова гнева. Мы с переплутом не боимся. Мы, конечно, не лучше всех, можем и слукавить, и обмануть, и обидеть, но злу мы не служим.
Яростно, словно стрелы, ударили дождевые струи. Прямо над нами грохотали тяжелые копыта, и в просветах туч был виден рыжебородый всадник, и непрестанно сверкала золотая секира - отблески ее людям кажутся молнией. Переплут вдруг радостно залаял, замахал крыльями и кинулся вверх, точно хотел долететь до громовника. А я в это время смеялась и плясала прямо в потоках дождя, и мне казалось, что кто-то сильный и мудрый ласково гладит меня по мокрым плечам.
Гроза прекратилась так же быстро, как и началась. Тучи расступались, открывая голубое небо - Перун уступал младшему брату, светлому Даждьбогу с золотым щитом солнца в руках. Воздух был чист и пахнул клейкими почками. Последние порывы ветра сбрасывали с берез серебряные капли дождя. В небе вставала крутая высокая радуга.
Переплут опустился ко мне, отряхнулся по-собачьи, резко взмахнув крыльями, деловито спросил:
- Ну что, пойдем?
- Пошли, - согласилась я, отжимая косу. И тут прямо над нами звонко и ликующе запел черный дрозд.
6.
Как-то утром я достала перышко, положила на ладонь, посмотрела, как оно крутится, а потом направилась в другую сторону.
- Ты что? - возмутился переплут. - Нам не туда!
- Правильно,- согласилась я. - Нам не туда.
- И вообще мы почти дошли. Может, даже сегодня дойдем.
- Может, и дойдем, - снова кивнула я. - А дальше что? Там ведь кругом железо! Или ты решетки зубами перегрызешь?
Переплут слегка смутился:
-Ну.... Я не знаю.... Я думал, что ты....
Я даже засмеялась.
- Ты думал, что я справлюсь с холодными железом? Вот уж нашел великую колдунью! Знаешь же, мы, лешие, плохо колдуем.
- Да кто вас, лесных, поймет,- проворчал мой друг, задумчиво почесал за ухом задней лапой и спросил:
- А что же будем делать?
- Железные решетки мы с тобой не сломаем. Надо искать разрыв-траву, она любой замок откроет.
Переплут нахмурился, покачал головой:
- Не знаю я такой. Одолень-траву знаю, а разрыв-траву нет. У меня такое не растет.
- У меня тоже не растет. Надо болотника просить.
Болота бывают верховые и низовые, если кто не знает. Нет на свете ничего тоскливей, чем низовое болото. Оно получается из затопленного луга или, наоборот, обмелевшего пруда, и хозяином там становится бывший луговик или водяной. Озлобленный на весь свет неудачник, упустивший свое хозяйство - что хорошего может у него получиться? Жидкая топкая грязь по колено. Тяжелый запах тины и гнили. Непрестанный комариный звон. Где помельче - колючая осока, где поглубже - высокий, шуршащий на ветру камыш. Затхлая грязная вода, которую даже звери станут пить только в большую засуху.
Зато одно из самых красивых мест на земле - верховое болото. Очень чистый воздух, сладко и горьковато пахнущий вереском, багульником и торфом. Мягкий и высокий мох, которого не знают леса, нога по щиколотку утопает в нем. Между круглых кочек блестит очень холодная вода, немного кислая, но зато чище, чем в ином роднике. Там, где чуть посуше, растут низенькие кривые ели и дрожащие осины, а мох густо усыпан то желтой пьянящей морошкой, то нарядной кислой клюквой. Правда, таятся там топи, и прячутся под зыбким зеленым покровом трясины - ну что же, на то и болото.
То болото, на которое мы с переплутом пришли, было хорошо ухожено, красивое и даже нарядное. Особенно мне понравилась пушица - точно первый снег покрыл траву.
Мы прошли немного вглубь болота и остановились. Я окликнула:
- Эй, хозяин! Выйди, покажись!
Позади меня раздался чей-то ворчливый голос:
- Ну вот еще, по первому зову и показываться сразу....
Я обернулась. На кочке сидел болотник. Несмотря на свои же слова, показался он именно по первому зову - видно, гости бывали здесь редко. Болотник оказался невысок ростом, совершенно лыс, но с взъерошенной бородой, а босые ноги были, как у лягушки, с широкими перепонками.
- Здравствуй, хозяин!- вежливо, с поклоном, поздоровалась я, а переплут, скромно пристроившийся рядом, приветливо завилял хвостом.
- Здравствуйте!- проворчал болотник, с любопытством рассматривая нас из-под нахмуренных бровей.- Чудеса творятся на свете - лесная и полевой вместе ходят.
- Ходим, и что? - настороженно спросил переплут.- Нам что, и пройтись рядом нельзя?
- Да почему же, можно. Ну, пойдем, гости нежданные,- и болотник пошел вперед, шлепая по воде лягушачьими перепончатыми лапами. Мы с переплутом едва поспевали за ним, прыгая с кочки на кочку. Болотник привел нас на довольно сухую прогалину, посреди которой валялась удобная коряга. Мы с ним уселись рядом, переплут тоже как-то устроился. Болотник, не переставая ворчать, что, мол, ходят тут незваные, достал откуда-то плетеный из лыка туесок, полный моченой клюквы. Я тоже достала свой узелок, заметно полегчавший за дорогу, высыпала сушеных опят.
- Ну и что вам надо?- спросил болотник. Я незаметно поморщилась. Все-таки болото - оно и есть болото, хороших манер здесь не дождешься. Ну кто, кроме болотника, мог бы сразу заговорить о деле! Ни поинтересоваться, куда и откуда я иду, ни спросить о моем хозяйстве.... Вслух я, понятное дело, ничего не сказала.
- Дело у нас, и правда, есть,- ответила я. - Скажи, у тебя тут разрыв-трава растет?
- Растет, почему же ей не расти. У меня все, что положено, растет,- хвастливо сказал болотник. - А зачем тебе разрыв-трава?
Я в который раз за время пути рассказала о сороке, о Старом волке, о городе и железной клетке.
- Ну так что, дашь мне разрыв-траву? - спросила я наконец.
- Конечно, нет, - болотник даже удивился моему вопросу. - Где ж это видано, чтоб свое хозяйство даром раздавать!
- А что же мне делать?- растерялась я. Он задумался:
- Что? А ты в карты играешь?
- Нет,- смущенно призналась я.
- Да ты серьезно? Чтобы лешие в карты не играли?- поразился он. Вообще-то он был прав. Среди леших картежников полно. Долгими осенними вечерами сосед соседу проигрывает белок, зайцев, щеглов и синиц. Но мой отец игрой особо не увлекался - так, только чтобы из общества не выделяться. А я и вовсе не умела играть.
- Может, сменяешь на что-нибудь?- предложила я. Он заинтересовался.
- Сменять? А что у тебя хорошего есть?
- Ландышей много, зайчата, еще недавно я шиповник посадила,- стала я перечислять. Болотник покачал головой.
- И на что мне твои ландыши? Они на болоте не растут, и зайцы мне не нужны.
Я задумалась, прикидывая, что бы могло ему пригодиться.
- Папоротник еще есть, - сказала я наконец.
- Папоротник? И высокий? - заинтересовался он.
- Мне по пояс будет.
- Годится. Давай,- и он протянул руку.
- Я что, его с собой ношу? - возмутилась я. - Вернусь домой, тогда и пришлю.
- Ах вот как! Ну вот тогда и траву получишь.
Я даже обиделась.
- Ты что, на слово не веришь?
- Да почему же, верю. Только сегодня твой папоротник растет, а завтра засохнет. Чем тогда расплачиваться будешь?
- Небогатое, видно, у тебя хозяйство, что с одной-единственной травинкой расстаться не можешь,- решила я раззадорить его.
- Да нет, почему же, могу. Бери.
- Где?
- А вот этого не скажу. Тебе надо, ты и ищи. Найдешь - твое будет. Ищи, - с этими словами он обвел болото вокруг нас широким взмахом руки. Я машинально оглянулась, а болотник тем временем сгинул в свою трясину. Только туесок с клюквой остался.
Переплут, до сих пор скромно молчавший, дернул меня за подол и спросил:
- Ну и что мы будем делать?
- Искать.
- Как?
- Не знаю. То есть знаю, конечно, только у меня ножа нет.
- А нужен нож?
- Или ножницы. Или коса. В общем, что-нибудь железное и острое.
- Железное и острое?- переплут на минуту задумался, потом радостно подпрыгнул.- Жди здесь, я принесу.
Он умчался прочь, причем, не доверяя топкой болотной почве, не бежал, я летел над колючей осокой. Я устроилась поудобнее на коряге, придвинула клюкву поближе к себе и стала ждать.
7.
Ждать пришлось довольно долго. Уж не знаю, где мой друг собирался добывать острый железный предмет, но это явно было не близко. Я жевала сладковато- кислую клюкву и посматривала по сторонам. Все кругом было спокойно, негромко звенели комары, изредка квакали лягушки, дурманяще пахло багульником. Я вспомнила, как когда-то в детстве заплутала на болоте по весне. Багульник был тогда в самом цвету, и я еле смогла выбраться, а потом долго пугала маму и смешила братьев нелепым смехом и бессмысленной речью, а на следующий день так болела голова.... Сейчас пора цветения давно прошла, и резкий, пьянящий запах был безопасен.
Переплут отвлек меня от воспоминаний, ткнувшись холодным носом в мою руку. Вид у него был торжествующий, хвост так и ходил из стороны в сторону, а в зубах он сжимал что-то, больше всего похожее на туесок, сделанный из листа тонкого железа. Крышка туеска была отвернута в сторону и топорщилась зазубринами. Несомненно, эта вещь была острой и железной.
- Это консервная банка,- гордо объяснил мне переплут. Я взяла одной рукой пучок травы, перерезала ее острой кромкой банки, отбросила прочь, потянулась за новой порцией травы.... Переплут смотрел на меня почти с ужасом.
- Ты что, будешь так все болото стричь?
- А что делать? - отозвалась я.- Надо искать. Может, повезет, быстро наткнемся.
Тут рядом с нами раздался высокий, пронзительный голос:
- Здравствуйте! А вы разрыв-траву ищете, да? Я знаю, с железом разрыв-траву ищут.
Под чахлой елочкой стояла девчонка-кикимора. С виду она была чуть моложе меня, лохматая и некрасивая. Что поделать - русалки, например, все красивы на зависть, а вот кикиморы редко бывают приглядными. Не прерывая работы, я ответила:
- Здравствуй, коли не шутишь. Ищем, а тебе какое дело?
- А я знаю, где она растет.
- Откуда тебе знать, маленькой!
- Знаю, да вам не скажу!
- Потому и не скажешь, что не знаешь.
- Знаю-знаю-знаю! А вы с разрыв-травой в город пойдете? Я знаю, разрыв-трава в городе нужна, потому что там кругом замки.
- Ну в город, а тебе что?
- А принесите мне из города бусики, а? А я вам за это покажу, где она растет.
- Мы ведь не за бусами идем, - честно ответила я. Переплут потянул меня за рукав в сторону и яростно зашептал:
- Соглашайся, не спорь! Бусы добудем, а иначе нам в этом болоте до зимы сидеть. Соглашайся, потом что-нибудь придумаем.
- Я постараюсь, - сказала я наконец, подумав, что в крайнем случае отдам ей свое ожерелье из ракушек. - Тебе какие?
- Мне красивые, - мечтательно отвечала кикимора.- Самые-самые яркие и красивые.
- Будут тебе бусы. Показывай.
Кикимора привела нас к двум рядом растущим осинам.
- Тут, между ними ищите.
Теперь работа пошла веселей. Очень скоро крышка банки, негромко звякнув, распалась пополам. Я собрала траву в косынку, и мы поспешили к вытекающему из болота ручейку. Я высыпала всю охапку в воду. Торопливый поток подхватил травинки, закрутил их, понес по течению. И только одна, невзрачная с виду, неспешно поплыла вверх. Переплут бросился вперед, едва не свалившись в воду, выхватил ее и протянул мне. Я аккуратно промокнула воду и спрятала разрыв-траву глубоко за пазуху.
- Так не забудьте про бусы! - напомнила кикимора.
- Помним, не бойся,- проворчал переплут. А я подошла к девчонке, погладила ее по спутанным вихрам.
- Спасибо тебе. Ты жди, на обратном пути придем.
И мы продолжили путь.
8.
Большой город открылся внезапно. Мы вышли из рощи, поднялись на пригорок и увидели внизу дорогу, сделанную людьми. Дорога была очень велика, мы еще не видели таких, и несколькими рядами в каждую сторону сплошным потоком по ней неслись машины. Я смотрела на этот поток, и мне становилось не по себе.
- Переплут,- прошептала я со страхом,- переплут, мне тут не переправиться.
- А нам именно туда надо?- уточнил переплут. Я на всякий случай достала перышко, положила на ладонь. Перо показало именно туда.
- Я-то могу перелететь, а вот тебе как?- рассуждал переплут.- Жалко, что ты не летаешь.
- Давай подождем,- предложила я, глядя сверху на разноцветные, сверкающие машины.- Может быть, они закончатся.
Мы прилегли в высокой траве на пригорке и стали ждать. Через полчаса я поняла, что машины и собираются заканчиваться. Они мчались и мчались, и перейти на другую сторону я никак не могла.
- Я могу перелететь, - повторил переплут. - А ты разве не можешь обернуться кем-нибудь летающим?
Просто удивительно, как я сама до такого не додумалась. Быстро обернулась тетеркой, и мы перелетели.
- Так и оставайся,- предложил мой друг. - Быстрей получится.
- Нет, мне так трудно, скоро устану. И глаза отводить я так не смогу.
- Да? Значит, нас сейчас видели?- Переплут от восторга расхохотался лающим смехом.
- Никто нас не видел,- возразила я. - Люди редко смотрят вверх.
Поначалу идти было нетрудно. Огромные дома, издалека похожие на аккуратные белые кубики, стояли отдельными группами, между которыми раскинулись лужайки, пустыри, овраги. Но понемногу здания словно сбежались вплотную к дороге, тротуары оказались полны людей, и я поняла, что нас скоро заметят. Очень трудно отводить глаза сразу целой толпе - кто не верит, пусть сам попробует. Так что мы выбрали сквер поукромнее и спрятались до темноты. Переплут свернулся по-собачьи клубочком и задремал, а я наблюдала за прохожими. Мне было интересно. Особенно занятны оказались наряды девушек. Да уж, у нас лесу такое не носят. Я стала прикидывать, как можно будет на досуге перешить свою юбку.
Некоторые прохожие вели на поводке собак, очень разных с виду. Один щенок показался мне до смешного похожим на переплута. Я не удержалась, растолкала своего друга и спросила:
- Переплут, ты щенком был?
- Конечно. Поначалу все бывают щенками, а как же иначе.
- И крылышки были?
- Нет, крылья потом прорезаются. А у некоторых так и не прорезаются совсем.
- И как же они?
- Так и живут бескрылыми. Живут с людьми, как простые собаки. То есть не простые, конечно. Умнее и преданнее.
Потом стемнело, улицы опустели, и мы пошли. Редким прохожим я не отводила глаза - просто переплут прятался в кустах, ну а меня при тусклом свете фонарей не отличить от человека, и никто не обращал на нас внимания. По обе стороны дороги возвышались дома, от их окон света было больше, чем от фонарей. Чтобы посмотреть на верхние окна, приходилось задирать голову.
- Переплут, - удивлялась я, - как же они тут живут? У них там хоть домовой есть?
- Конечно, - ответил переплут, не задумываясь.
- Ты уверен?
- Конечно,- повторил переплут и добавил:- Вспомни лес без лешего! Представить страшно, каким может быть дом без домового.
Тех четверых мы заметили издалека. Трудно было не заметить. Они шли, вчетвером занимая всю ширину тротуара, громко смеялись, очень фальшиво пели, и еще от них ужасно пахло пивом. Пиво домовые приносят на папоротниковую ночь, я пробовала, мне не понравилось. А от этих так пахло, что у бедного переплута, с его-то собачьим нюхом, дыхание перехватило. Уже исчезая в кустах, он все прикрывал морду лапами и кашлял. Четверка поравнялась со мной, и один из них воскликнул удивленно и обрадовано:
- Смотри-ка, девчонка!
Мне не было до них дела, и я хотела спокойно пройти мимо. Но другой парень схватил меня за руку, резко дернул к себе, сказал, дохнув мне пивом в лицо:
-Пойдем с нами, девчонка!
Он еще что-то сказал, наверное, смешное, потому что остальные засмеялись, но я не поняла ни слова. Зато я поняла другое: сама была виновата. Забыла, что я не дома. В моем лесу ни один плохой человек ко мне и подойти бы не посмел. А здесь было слишком много железа и слишком мало деревьев.
Но я и здесь не была беспомощной. Одно мгновение - и оказалось, что он удерживает за переднюю лапу разъяренную рысь. Получилось не слишком удачно - рысям трудно стоять на задних лапах, надо было бы медведем оборачиваться. Я рванулась, опускаясь на четвереньки, при этом случайно задела его рукав. Плотную ткань когти разрезали на аккуратные полоски. Он даже не испугался, только удивился. Вернее сказать, так удивился, что даже не смог испугаться. Только стоял и смотрел то на меня, то на свой рукав.... И тут из кустов вылетел переплут! Именно вылетел, одним махом поднялся метров на три и по-ястребиному кинулся вниз. Выглядел он великолепно: шерсть на загривке вздыблена, клыки оскалены, все четыре лапы занесены для удара, и, главное, молча. Хоть бы зарычал! Даже я испугалась, ну, а моих обидчиков как ветром сдуло. Мы за ними не гнались. Я, уже в своем обличье, смеялась им вслед. А переплут был каким-то растерянным и подавленным. И я поняла, в чем дело: он впервые в жизни встал на сторону лесной нечисти против человека. А ведь переплуты, как и их предки собаки, всегда служили людям. Я опустилась на колени, заглянула в его страдающие глаза:
- Переплут, дружок.... Спасибо тебе!
А он вдруг поднял голову и улыбнулся:
- Ничего, лисунка! Ты знаешь, я кое-что понял. Раньше я думал, что есть люди и есть нечисть, и это главное. А теперь понял: ты хорошая, а они плохие, и это важнее.
9.
Город просыпался поздно. Уже давно рассвело, а улицы были еще пусты. Газоны красиво серебрились от росы, и странным казалось, что здесь, среди каменных домов, на коротко остриженной траве, тоже бывает роса. Мимо проехала машина, из которой били две струи воды. Невысокое еще солнце зажигало в брызгах крохотные радуги, и это тоже было очень красиво. Потом наконец стали появляться люди, и нам опять пришлось искать укрытие.
День мы провели в полудреме и в ленивых разговорах. Когда стемнело, снова продолжили путь - и остановились чуть ли не на первом перекрестке. Ни одна из дорог не вела туда, куда показывало перо. Поэтому мы с переплутом стояли и спорили, куда идти. И за спором не обратили внимания на нарастающий рев машин. Мы вообще на машины внимания не обращали, опасались только прохожих. И тут на перекресток выскочило штук двадцать машин, верхом на которых сидели люди. Я успела разглядеть, что это были молодые парни, лет по шестнадцать-восемнадцать, не больше. А мы стояли на перекрестке, прямо под фонарем, и были совсем на виду. В нескольких шагах от нас машины остановились, стало тихо. Кто-то из ребят изумленно воскликнул:
- Или я с ума сошел, собака с крыльями!
Другой, в кожаной безрукавке и с тяжелым браслетом на левой руке, уставился на меня:
- Слышь, подруга, это твоя собака?
- Это и не собака, и не моя. Это переплут
- Я теперь вообще ничей, - проворчал переплут.
- Она еще и разговаривает! - испуганно пискнул первый, в клетчатой рубашке, а тот, что в безрукавке, ошарашено переспросил:
- Куда - перепрут?
- Что - куда? - не поняла я.- Он переплут, хранитель поля. А я - лешачка, дочка лешего. А вы - люди, и мне с вами связываться не следует.
-Это еще почему же?- возразил мой собеседник.- Мы на самом деле совсем даже неплохие. На нас наговаривают что ни попадя, а мы плохого не делаем. Ну, на мотоциклах гоняем, так на своих же. А почему ты в городе, если ты лешачка?
- У меня здесь дело. Я должна освободить Старого волка из железной клетки, - честно объяснила я. Еще один из парней дернул этого, в безрукавке, за руку.
- Слушай, ты что-нибудь понимаешь? Это ж бред полный, такого не бывает.
- Отстань ты, - отмахнулся тот.- Что тут понимать - это чудо, а чудесам не удивляться, а радоваться надо, они редко случаются.
- Ты прав, - согласилась я. - Чудеса бывают редко и, главное не повторяются.
- Вот это и есть чудо - двадцать человек верхом на машинах, в которых нет зла, - добавил переплут. Видимо, вчерашняя встреча сделала его недоверчивым к людям.
- Это не чудо, - с неуверенной улыбкой ответил парень. - Это мотоциклы. А мы - байкеры, ночные всадники. Меня Мишкой зовут, а тебя?
- У меня нет имени, - удивилась я вопросу. - Я ведь не человек, зачем мне имя? Имена только у людей бывают.
- Не только, - возразил Мишка. - Еще у собак. Клички.
- Вот именно клички. Они для вас, чтобы удобнее, им они не нужны. Я лешачка, он переплут - зачем нам имена?
- Не знаю. А людям зачем?
Странное дело, он не притворялся. Он правда не знал таких простых вещей.
- Людям имена нужны, чтобы связать тело и душу, а у нас они и так едины.
Иные считают, будто у нас души вовсе нет, но об этом я даже говорить не стала. Ясно ведь, что вранье. Если бы у нас не было души - переплут не плакал бы над своим разоренным полем, и я не смеялась бы под грозовым ливнем в роще без хозяина.
Мишка наконец слез с мотоцикла и подошел ко мне - осторожно, словно боялся, что я укушу. Остальные байкеры столпились вокруг переплута, разглядывали его, гладили жесткую шерсть, трогали крылья, дивясь плотному оперению. Понятное дело, вид "собаки с крыльями" действительно непривычен. Переплут, которому очень льстило внимание людей, изо всех сил притворялся равнодушным. А Мишка почему-то смотрел только на меня.
- А почему ты босая?- вдруг спросил он. Я опять удивилась.
- Так ведь тепло.
- Ну все равно....Мало ли, на стекло напорешься.
- Кто же бросает стекла на дорогу? Это нехорошо. Дороги - они для всех.
Мишка невнятно проворчал что-то, а я в свою очередь заинтересовалась:
- А что это у тебя на руке? Оберег?
- Нет, это часы, - он поднял загорелую руку, давая мне рассмотреть небольшой диск с тремя слабо светящимися стрелками, закрытый круглым блестящим стеклом.
- Это прибор такой, время мерить. Видишь, стрелка ходит по кругу, как....- Он замялся, подыскивая слова, но я поняла сама.
- Как солнышко по небу, правда?
Люди вообще сильны на разные выдумки. А эта штука должна быть хорошим оберегом. Солнечным.