Аннотация: "Морок цвета мерло" - проникновенный рассказ на тему жизни и смерти.
Я подкинул палено в камин. От огня пошёл молочно-белый дым. Устремляясь по старой, покрытой копотью трубе в звёздное небо, он возвращался в ночную сырость. Помешав раскалённые до каления угли кочергой, я устроился в неудобном, декоративном кресле цвета мерло, взял свою нелепую квадратную кружку с немного остывшим чаем и сделал глоток. Тепло медленно расползлось по моему телу. Вернул кружку на столик. Кажется, в последнюю неделю я только и пил чай. Он буквально растворял меня в лёгкости, но, как ни странно, в то же время собирал меня, заставлял быть чрезмерно внимательным к деталям. К её деталям.
Она неотрывно смотрела на меня. Она прикусила губу. Её губы, накрашенные алой помадой. Разве бывают такие губы? Она словно украла их с постера какого-то американского фильма.
Я поцеловал её в губы. Теперь они были не такими красными.
Она улыбнулась, показав свои милые зубки. В её глазах промелькнул странный блеск. Да, её выразительные голубые глаза... Как в них умещались вся её красота, озорство, любовь? Мы не говорили, ведь понимали друг друга взглядами - всё было понятно в её влюблённых глазах. Но этот блеск я понять не мог.
На мой вопросительный взгляд она также ответила поцелуем.
- Ты пахнешь чаем. - сказала она, улыбаясь.
- Я знаю. Это мешает?
- Нет. Мне нравится.
Я поцеловал её нежную шею. Мне на глаза упали её растрёпанные белые волосы.
Я положил её на кровать. Она быстро сняла футболку, словно желая избавиться от неё навсегда. Мои поцелуи непринуждённо шли ниже. Я расстегнул свою белую рубашку и отбросил её в сторону кресла. Я целовал её шею, её плечи, её грудь. Я целовал эти аккуратные выпуклые пятнышки на её персико-розовой груди. Её тяжёлое дыхание сменилось стоном.
Я приспустил с неё джинсы. Мои поцелуи шли по её талии к бёдрам.
Я целовал её долго, может быть, час. Я так любил её, не помнил себя...
Закончив, я невольно взглянул на картину над кроватью. Чёрная матовая рамка окаймляла полотно с тёмным силуэтом, повёрнутым спиной к смотрящему. Картина досталась от предков, я сохранил её лишь потому, что она по атмосфере напоминала мне мунковский "Крик". Картина вдруг напрягла меня - силуэт будто хотел повернуться лицом ко мне, лежащему на белой простыне кровати.
Она обхватила мои плечи своими цепкими руками. Единственная деталь, которая не нравилась мне в её идеальном теле - её на удивление длинные пальцы. Впрочем, на это можно было не обращать внимания.
Она прижалась ко мне всем своим телом, закинула свои прекрасные ножки мне на таз. Поцеловала меня в губы. Я обхватил её за бёдра и резко поднял. Прижал к стене так, что чуть не опрокинул картину. Поцеловал её мягкий живот.
Это было похоже на музыку. Только весьма своеобразную. Напоминало реквием.
Я вошёл в неё. Откуда этот чёртов запах табака?
Мы не переставали целоваться. Я был в ней. Она была во мне.
Я затерялся в табачном дыме. Глаза были в пелене. Уши заложило. Весь я будто онемел - продолжал своё дело автоматически. Что-то было не так? Нет, нет, всё было так. Как иначе? Что за вопрос?
Моя кожа покрылась мурашками. Внутри стало холодно. Её губы словно покрылись коркой изо льда.
"Как я люблю тебя," - хотелось прошептать в её ушко.
Жужжание откуда-то сзади. Будто в дымоходе был пчелиный улей. Пчёлки пытались залететь мне прямо в ушную раковину...
Треск от раскалённых углей. Ещё. И ещё.
Красный камешек перелетел через кованую решётку камина и врезался прямо в мою спину. Уголёк тут же отскочил на холодный пол, поэтому не успел сжечь мне кожу. Но боль всё же была достаточной, чтобы очнуться.
Я посмотрел на неё и ужаснулся. Её глаза почернели, смотрели сквозь меня. Она вцепилась своими зубками в мой рот. Обхватила мои руки своими костлявыми кистями. Её кожа сильно побледнела, на ней выступил холодный пот.
Она высасывала из меня воздух. Внутри меня становилось пусто, безжизненно. Хотелось плакать. Я попытался отцепиться. Она стиснула меня ещё сильнее - я почувствовал, как на мой язык потекла кровь моей глотки, изодранной её милыми зубками.
Я резко оттолкнулся ногами от стены и перекинул её на грубый деревянный край кровати. Картина упала мне стеклом на лицо.
Она абсолютно бесшумно выпрямилась и встала передо мной на маленький уголок кровати, удерживаясь всего на нескольких пальцах ног.
Пока я судорожно пытался встать, она быстро опустилась к уголку, на котором стояла, не переставая смотреть на меня. Ловко приподняв пепельно-серый матрас, она достала из кровати мой длинный кухонный нож. Как он там оказался?
Я попятился назад. На пути моей спины оказался маленький столик на одной ножке, где стояла моя квадратная кружка с чаем.
Я оттолкнулся к стене. Столик шумно упал перед камином. Чай из кружки обрызнул огонь и наши голые тела полукругом. Шипение от облитых углей. Нож, летящий журавлём в мою сторону.
Грохот от разбившейся кружки.
Её дикий, нечеловеческий крик, глушащий уши.
Нож, горизонтально вошедший в мой живот.
Осколки от кружки, полетевшие мне в глаза.
Генеральная кульминация реквиема.
Моментальная, яркая боль. Я закрыл лицо руками.
Открыл глаза. Она, только что стоявшая на уголке кровати, исчезла. Потрескавшаяся картина лежала перед моими ногами. Столик закатился за кровать. Мятая мокрая простынь с маленькими каплями крови от моего изуродованного рта. Экспозиция из разбрызгавшегося чая и осколков кружки. Нож в животе.
Он воткнулся в меня идеально, на три сантиметра левее и два ниже пупка. Лезвие полностью исчезло в моей плоти, выступала лишь рукоять из пластика, текстурированного под дерево.
Я чувствовал, как это стальное лезвие сдерживает всё подступающий поток бордовой крови. "Что именно оно проткнуло," - обращался я к своим запылённым знаниям анатомии. Может, желудок, может кишечник... Может, вообще всё разом? И что же там происходит внутри, раз мой кишечник разделён на две части четырьмя миллиметрами стали?
Я судорожно оглядывал комнату. Как же вдруг стало тихо. Придерживая рукоять ножа, чуть опустился на бок и заглянул под кровать. Никого.
В голове будто одновременно срубали тысячи многолетних деревьев. Уши жалили сотни маленьких пчёлок.
Тресканье огня. Что это, чёрт возьми, было? Я ощупывал своё лицо трясущимися руками. Осторожно добравшись до губ, выяснилось, что теперь у меня два ротовых отверстия. Опустил руки - по полностью красным пальцам к ладоням медленно текла светлая кровь.
Я еле нащупал кресло, стоявшее справа от меня. Осторожно встал, придерживая рукоять ножа. Присел на край и взял свою белую рубашку.
Казалось, я собирался делать харакири наоборот. Правильно ли я всё делал? Схватил рукоять правой рукой. Приготовился останавливать кровь рубашкой.
Вдох. Выдох. Резкое движение правой рукой. Такое же быстрое движение левой.
Обвязав рубашку вокруг талии, я стал наблюдать, как красный цвет расползается по белому хлопку в разные стороны. Покапали капли крови.
Отбросив нож в сторону камина, я облегчённо облокотился на грубую спинку кресла. Почувствовал, как что-то горячее растекается по спине.
- Нож прошёл насквозь. - послышался из камина низкий мужской голос.
Я удивлённо посмотрел на пламя.
- Кто это? - спросил я.
- Неважно. Я тут, в дымоходе.
Меня почему-то устроил такой ответ. Всё казалось абсолютно логичным.
- Ты не знаешь, что произошло? - спросил я у своего собеседника.
- В тебя всадили нож.
- Но как она могла? Она была всей моей жизнью.
- А ты хотя бы знаешь, как её зовут?
Я задумался. Действительно, я ведь не знал её имени. Но мы ведь были вместе уже столько... А сколько?
- Ты, кажется, познакомился с ней три часа назад.
- Невозможно. Я люблю её.
- А ты смешной.
Я тупо смотрел на огонь, не моргая. Прошло три минуты.
Вдруг меня осенило. Часто забилось сердце. Пелена прошла.
- О Боже... - вырвалось из моих уст.
Я стоял перед большим круглым зеркалом в узкой прихожей моего загородного дома. Я только приехал из города, ещё не успел снять с себя костюм. Сорвался сюда прямо с дня рождения брата.
Мне было жизненно необходимо отдыхать от городской суеты, поэтому я регулярно появлялся здесь каждую субботу. Но в этот раз я не выдержал, приехал в пятницу - брат перебрал, слово за слово - короче, разочаровал меня и заслуженно получил удар по челюсти.
Я небрежно бросил пиджак на тумбу, надел жёлтый шерстяной свитер и поправил его ворот перед зеркалом.
Я вышел на улицу и затворил дверь. Проверил, закрыта ли машина, припаркованная на другой стороне грунтовой дороги. Вокруг сплошной лес - ни единой души на ближайший километр.
Засунув руки в карманы, я направился по дороге в сторону озера. На небе уже были видны звёзды, невозможно было не заметить полную луну - сегодня она была особенно большой. Всё вокруг выдавало конец осени - наполовину оголевшие деревья, сплошные листья под ногами, то и дело встречающиеся лужи. Впрочем, уже стемнело, поэтому я не мог как следует насладиться золотой порой.
Я подошёл к озеру. Небольшой водоём, полностью покрытый тиной. Сплошные камыши. Нарушающая тишину жаба. И всё же я любил иногда прийти сюда, сесть на пень, насладиться молчанием леса.
Я встал напротив озера. Лунный свет растекался по воде, минуя тину. Одно было необычно сегодня - луна казалась чуть красноватой. Никогда ещё такого не видел.
Так я стоял, смотрел на причудливые блики, пока вдруг не почувствовал чьё-то прикосновение к моей спине.
Я неспешно обернулся, не чувствуя опасности или удивления. Передо мной стояла прекрасная молодая девушка. Она, не моргая, смотрела в мои глаза двумя небесно-голубыми огонёчками. Её распущенные льняные волосы были перекинуты через правое плечо и при свете луны казались серебристо-белыми. Её лицо было приятным и завораживающим. Вся она была притягательна: красивая тонкая шея, узкие плечи, милые круглые груди, узкая талия, плавно переходящая в полноватые широкие бёдра. Она была одета на удивление легко для осеннего вечера: футболка, джинсы. Босые ноги.
Она прикусила губу. Я машинально взял её на руки и направился к дому.
- Она ведьма. - прервал мои воспоминания голос из камина.
- Не спорю.
- Что будешь делать?
- Не знаю. Скорая не поедет в такую глушь.
- Успокойся, она не нужна. Ты сделал, что мог.
"Да, всё верно," - согласился я с собеседником.
- А она не вернётся? - спросил я.
Послышался хохот, переходящий в эхо.
- Тебе что, мало? - смеялся собеседник.
После последовало продолжительное молчание. Я вдруг поймал себя на мысли, что огонь в камине уже должен был давно потухнуть.
- Слушай, а кто ты? - прервал я тишину.
- Ты уже спрашивал. Я же сказал, неважно.
Я вслушался в завывания ветра, гулявшего по трубе камина.
- Покажись. Я должен знать, с кем говорю.
Голос ничего не ответил. Прошло три минуты.
Вдруг камин зашатался. Глина, скрепляющая кирпичи, посыпалась на пол. Было слышно, как кто-то ползёт по трубе. Затем последовали шаги. Кто-то спускался по дымоходу.
Я всё также смотрел на пламя, не смыкая глаз. Вдруг из-за кирпичей показалось нечто чёрное, всё в саже.
- Когда ты в последний раз вызывал трубочиста? - негодуя спросил голос.
- Никогда.
Чёрное нечто вновь исчезло в трубе. Послышалось, как кто-то ворочается за кирпичами.
Из трубы медленно высунулось чёрное лицо.
Всё в саже, невозможно было понять, что это вообще было. Лохматые сальные волосы, квадратная голова, широкие скулы, большие треугольные уши, потная кожа, крайне глубокие морщины вокруг глаз, носа и рта, напоминающие волнистые узоры, жёлтые глаза ромбовидной формы, направленные в разные стороны, острый орлиный нос, маленькое отверстие ярко-красного рта.
Левый глаз моего собеседника резко перескочил на мою рану. Его правый глаз медленно опускался к моему лицу.
Моё тело не выдавало никаких признаков беспокойства, но что-то внутри моего сердца желало будто бы куда-нибудь убежать.
Мне вдруг показалось, что мой собеседник видит, как стучит моё сердце, поэтому я стал успокаивать себя.
Его правый глаз наконец достиг моего лица. Мой собеседник широко улыбнулся. Насколько позволял ему маленький красный рот.
- Вот он - я. - сказала мне перевёрнутая голова, висящая над огнём.
- Вижу тебя. А вот это - я.
Он улыбнулся ещё шире, продемонстрировав мне острые бурые зубы.
Мы молча улыбались друг другу какое-то время.
- А зачем ты здесь? - спросил я у своего собеседника.
Он перестал улыбаться.
- Забрать тебя.
Моё сердце на секунду остановилось.
- Куда? - уточнил я.
- Не знаю. Моё дело - забрать тебя.
Я сглотнул.
- Чего ты ждёшь?
- Друзей. Мы не работаем по одному. Тебе пока везёт.
- И что вы будете со мной делать?
Он рассмеялся:
- Забирать тебя.
- Но в этом нет необходимости. Мне и здесь хорошо, на моём кресле цвета мерло.
- Необходимость есть.
- Нет, нисколько. Видишь, я сижу здесь, смотрю на огонь. Меня обманули и проткнули ножом - я залатал свою рану и теперь отдыхаю. А тебя я сюда не звал.
- Ну, как не звал. Ты же просил показаться тебе.
Каждое его слово будто колотило моё сердце, пытаясь вытрясти из него душу.
- А какой ты там, за трубой? - осторожно спросил я. - Просто опиши.
Он вновь рассмеялся.
- Я очень маленький и тощий мальчик. Мои руки не могут поднять ничего, что было бы тяжелее спички. Спичка у меня с собой, за поясом. Мои ноги тонки и слабы, поэтому не могут выдержать моей тяжёлой головы. Я передвигаюсь, как мяч - отталкиваюсь спичкой и качусь.
Теперь посмеялся я. В ответ он нахмурился - улыбка тотчас сползла с моего лица.
- Как ты можешь смеяться надо мной с такими большими руками и ногами?
Сказав это, мой собеседник расплакался.
Он плакал громко. Его слёзы обильно тушили огонь. Мне стало невыносимо грустно.