Коренастый крепыш Чепарь ворвался в кружало с круглыми глазами, и не давая себе перевести дух, повторил:
- На болотах одержимый. Бес в нем сидит. По всем знакам, что только есть - одержимый!
Главарь шайки могучий Кагын обернулся к пузатому человечку с сальными щеками и ленивым взглядом:
- Что, Поп? Поймаем одержимого?
- Поймай, - ответил пузатый, продолжая отхлебывать из кружки пиво. - Ты монастырь сжег, тебе и грех замаливать.
- Грех... - Кагын вздохнул. - Кабы знать наперед, что то монастырь был... Дом как дом... А ты беса изгнать сумеешь?
Поп посмотрел на главаря исподлобья:
- Ты ж знаешь, нет на мне благодати. Священник тебе нужен, в сане. Любой сойдет, я его научу, я знаю, как беса гнать.
- И здешний деревенский сойдет?
- И здешний.
- Ну тогда, - Кагын резко поднялся. - Чего сидим, братва?! Айда беса гонять! Повеселимся! А ты, Поп, готовь священника.
До болот на рысях добрались за несколько минут. Чепарь спешился у тропинки, исчезающей в ивняке, присмотрелся к следам, казалось, даже принюхался, зыркнул туда-сюда.
- К яму пошел, на тракт! - воскликнул он наконец и вскочил на коня.
Понеслись всей ватагой в одиннадцать человек к яму. Одержимого заметили, не доезжая почтовой станции всего шагов пятьсот. На одержимого он был не очень похож: обычный человек, лет сорока, с небольшой проседью, жилистый, и очень напуганный. Он бежал к яму, изредка оборачиваясь. Кагын быстро нагнал его.
- Стой! - крикнул он. - Стой, если можешь! Мы освободим тебя от беса!
Он спрыгнул на землю, бросив поводья белобрысому парнишке - новенькому в шайке, - который успел спешиться чуть в стороне.
- Ребята, готовь цепи!
Цепи, позаимствованные у кузнеца, оказались в руках.
- Подождите! - голос одержимого дрожал. - Выслушайте меня! Нельзя! Нельзя его изгонять!
- Молчи, бес! - Кагын уже орал во всю глотку, разгоряченный погоней. - Молчи! А ты, парень, не бойся! Вызволим тебя! Мне грех искупить во как надо!
- Нет! Послушайте! - беднягу повалили на землю. - Да стойте же! Нельзя! Это не бес! - тут ему, уже скрученному цепями, затолкали в рот кляп.
- Ну что, не вырвется? - Кагынь, уже подуспокоившись, подергал цепи.
- Не вырвется, - ответил Чепарь.
Связанный бешено вращал глазами и силился что-то сказать.
***
К кружалу вернулись веселые, не нашли там Попа и отправились сразу к церкви. Трясущийся священник был согласен провести обряд, так как делал выбор между невзначай продемонстрированным кинжалом и тремя золотыми монетами. Он не колебался, но боялся чрезвычайно.
Медлить не стали, обряд начали тотчас же. Священник долго читал молитвы, махал распятием, кропил одержимого святой водой. Кагыну скоро наскучило смотреть. Он-то ждал целого спектакля, схватки божественных сил с силами тьмы, а тут одни молитвы, скукотища. Наконец, одержимый напрягся всем телом, выгнулся, а после обмяк разом, будто из него скелет вынули.
- Все? - уточнил вожак.
- Все, - ответил Поп. - Отсчитай отцу три золотых, я обещал.
- А что голову мою не пообещал? - пробурчал Кагын, но золото достал.
Священник, получив деньги и продолжая крупно трястись, неловко улепетывал, перехватывая постоянно выскальзывающие из потных рук требник и баклажку со святой водой.
Несчастного парня развязали. Кто-то принес от колодца воды - облили.
- Потащили к столу, отпаивать будем.
- Это дело! - воскликнул Чепарь и первым схватил одержимого. Кое-как пристроили беспамятного в седле, повели лошадь, придерживая седока с обоих сторон.
***
За столом в кружале бывший одержимый потихоньку стал приходить в себя. Кагын был само дружелюбие.
- Как зовут тебя, друже?
Одержимый обвел помещение осоловевшим взглядом.
- Николай.
- Хорошо! Как святого. А меня - Кагын. Давай выпьем, Николай! Здрав будь!
Николай безвольно опрокинул кружку.
- Молодец. Сейчас пожрать принесут.
Николай наконец пришел в себя:
- Постой. Кагын, зачем ты это сделал?
- Что? Спас тебя?
- Да не спас ты меня! Ты, может быть, весь мир погубил! почему, думаешь, обряд так легко прошел? Он не сопротивлялся. Ему надо было освободиться. Ему! Я его удержать пытался, а ты его освободил.
Николай стукнул кружкой о стол:
- Еще!
Подлетел мальчишка, наполнил кружки. Кагын задумчиво смотрел на Николая.
- Я ничего не понимаю. Расскажи мне.
- Я пытался рассказать, когда вы меня ловили.
- Тогда бес говорил, не ты.
- Неправда. Тогда он не имел власти, тогда он был узником. И не какой-то рядовой бес это. Сатана, сам Князь тьмы - вот кого ты выпустил.
- Я не понимаю, - медленно повторил Кагын. В его глазах поднимался страх.
- Слушай. В давние времена, еще до Пришествия Господа нашего Иисуса Христа, власть Сатаны в мире была велика. Много раз собирались мудрецы, многими искусствами им пришлось овладеть, прежде чем смогли они изловить его и заковать в камень внутри огромной скалы. Прошли века, земля у той скалы осела, открыв вход в темницу. Это было бы нестрашно, но расхитители гробниц полезли искать клад - и освободили Дьявола. Темное время вернулось. Голод, болезни, стихия, ненависть, уныние, и, главное, - такие злодейства, которые тебе, главарю разбойников золотого века, и не снились. Сатану пытались снова заточить, но он не из тех, что попадаются дважды на один крючок. Камень удержать его уже не мог. Но наследники тех давних мудрецов все-таки нашли способ.
Принесли мясо. Николай не стал прерывать рассказ. Кагын напряженно слушал.
- На этот раз они заточили Сатану в человека. Холодный камень не может удержать его теперь, но душа - живая душа, сильная душа - она может! Дал ей Бог такую власть! - Николай отхлебнул из кружки. - Здесь, неподалеку был монастырь. Монастырь древний, небольшой, выглядит просто как крупный дом. Он был построен на том месте, где больше тысячи лет назад впервые заточили дьявола в живую душу. Там и передавали его от одного человека к другому, из одной тюрьмы в следующую, по десять лет на каждого. А нынче монастырь кто-то сжег.
Кагын закашлялся и заерзал.
- Я бы успел сбежать, братия нашла бы меня, и все продолжилось. Но ты завершил дело, Кагын. Князь тьмы теперь на свободе.
***
Каялся Кагын, плакал, роздал все, что было, нищим да монахам, только не было с тех пор у него удачи. Да и самого Кагына скоро не стало. Зимой собрался он в монастырь идти, проситься в послушники. Ну и пошел. Все прошли по толстому речному льду - и санный поезд, и конники, и пешые паломники, а Кагын не прошел. Утонул Кагын.
Старого Чепаря зарезали в пьяной драке. Причем сам он был совершенно трезв.
Остальные члены шайки Кагына тоже не дожили до следующей весны. Да и во всем мире стало нехорошо. Сосед пошел на соседа войной. Брат стал гнать брата, муж не радеть о жене, а жена не почитать мужа. Снова появились трижды проклятые и накрепко забытые ростовщики. Зима стала длинней, лето холодней, а рыба в озерах мельче. И не могут мудрецы изловить Сатану в третий раз. Битый он стал, умный. Теперь он сам разделил себя на множество частей, и спрятал по кусочку в каждого человека, живущего на свете. О, он понял, как много среди людей плохих смотрителей - нерадивых, забывчивых, неумных. Чуть слабая душа, ленивая, глупая, кривая, - чуть перестал человек искать путь к Богу, потерял веру, позволил себе уныние, чуть опустил руки, поклонился сиюминутному в ущерб вечному - и все! Не удержать ему Дьявола взаперти. Вылезет, обязательно вылезет! Вот его рога торчат, там хвост пакостит, а тут копыта вытанцовывают. Смотришь - вроде и человек, а бес.
И по-прежнему, удержать Сатану в темнице, лишить его света, пищи, воздуха, заставить хиреть и слабеть, отобрать его нечестивую власть может только душа сильная и любящая. Ищущая не где теплей, а где нужней, освещающая путь не себе, но всем. Целеустремленная, любознательная, действующая, ошибающаяся, мечтающая... Только живая душа.
Если бы все люди в мире имели такие души! Если бы не осталось на свете ни одного нерадивого смотрителя! Умер бы дьявол, весь, как есть, вышел. Ни один кусочек его не смог бы вырваться.
Мало кто в это верит, но может быть, когда-нибудь настанут и такие времена.