Аннотация: Почему-то нам об этом забывают рассазать...
 
 
Выученная беспомощность VS рефлекс свободы.
 
Замечаю, что при оценке текущей ситуации в России со стороны тех, кто отсюда "вырвался", часто звучит модная фраза: "Бесполезно находиться там, где весь народ страдает выученной беспомощностью. Это потерянные люди". Разве что дети теперь не знают, что это за беспомощность такая. Но так ли всё на самом деле безнадёжно? Чтобы разобраться в этом, вновь придётся докопаться до самой сути, до экспериментальной базы и научных выводов. Надеюсь, что в этой статье будет для вас пара открытий.
На этот раз давайте начнём с самой верхушки айсберга. В чём главное отличие тоталитаризма и демократии? Неограниченных полномочий власти при ограничении прав и свобод в обществе, репрессиях, милитаризации общественной жизни от коллективного принятия решений с влиянием каждого на ход и исход политических и иных общественных процессов? Всего лишь свободой (какие, однако, мелочи). В тоталитаризме живут послушные легкоуправляемые люди, в демократии -- непослушные. Какими легче управлять с точки зрения государства -- вопрос риторический: послушный ребёнок награда для родителя. Убеди людей, что они сами ничего не решают, их выбор ни на что не влияет, но и ответственности не несут, за них всё делают "умные достойные люди", и готово!
Но как же так получается? В генах что ли это заложено? Рождаются послушными или непослушными? Рождаются одинаково беспомощными, полностью зависимыми от взрослых. Новорождённый не может себе титьку выбрать -- что дали, то и соси. Не будешь сосать -- умрёшь. Точка. Постепенно взрослея ребёнок исследует принцип: "Тварь я дрожащая или право имею?". Первое "нет", первое "не хочу", первый самостоятельный шаг, первые капризы, первый прогул, первая драка, первый поцелуй. Самостоятельные решения. Выбор делать или не делать, брать на себя ответственность или не брать, быть или не быть (с). Человек, живущий в социуме, то есть среди других людей, ограничивает своё право выбора с одной стороны условиями среды обитания: сунешь палец в кипяток -- обожжёшься; с другой правилами социума: не лезь куда не надо -- обожжёшься. Хорошо себя ведёшь -- получи похвальную грамоту.
Вот и довспоминались мы до Ивана Петровича Павлова. Помните, как он собачек мучил за условные и безусловные рефлексы, "по звонку" есть приучал? А многие ли помнят, что в своих экспериментах Павлов обратил внимание так же на рефлекс свободы? Его подопытные, находясь в экспериментальном станке, который не причинял боли, но сковывал движение, постоянно пытались вырваться и сбежать. Иван Петрович пробовал менять условия, брать псину на руки, ставить станок на пол, чтобы создать ощущение надёжной почвы под ногами -- собака не унималась. Прошёл уже не один месяц, но псина не привыкала, и рвалась из станка, как могла. На основании этого Павлов решил, что у живого организма есть естественная реакция на внешние ограничения, в том числе сковывание движений, тот самый рефлекс свободы.
Эксперименты Павлова взбудоражили научные умы по всему миру. Их повторяли, меняя условия, меняя несчастных зверушек на мышек, крысок, кроликов и прочих. Одним из таких экспериментаторов был американский психолог, Мартин Селигман, который в 1967 ошарашил мир "выученной беспомощностью". Напомню кратко суть его экспериментов: берём несчастную собаченцию, закрываем в боксе, где её колотит несильный разряд тока. Лампочка загорелась -- ток ударил, раз за разом, независимо ни от чего. Собака сначала пробует поменять место, мечется по боксу, а потом смиряется, грустнеет и просто ждёт удар. Меняем условия, открываем двери бокса (или даём другую возможность выбраться), зажигается лампочка, собака ложится, скулит и ждёт удара током -- ток ударяет. Не спасается, не уходит, а недвижимо ждёт очередного удара и скулит. Лампочка загорается -- приходит страх в ожидании удара током -- с ним приходит понимание, что животина ничего с этим не может сделать -- за ними апатия, неспособность сопротивляться. Выученная беспомощность -- состояние, при котором человек или животное не пытаются избежать отрицательных стимулов или получить положительные, хотя имеет такую возможность. Распад духа и воли.
Печально, правда? И вот этой выученной беспомощностью нас зачем-то интенсивно стращают со всех сторон, забывая рассказать маленькие детали.
Павлову конечно же стало интересно, что это за рефлекс свободы и можно ли его победить окончательно? Он обездвиживал собак, закрепощал их в специализированном устройстве и пытался кормить (такой он был затейник). Собака сначала не ела, потом ела мало и сильно худела, но со временем принимала решение выжить и начинала есть много. Подавление рефлекса свободы заняло около трёх месяцев. Потом ограничивающий станок убрали, собаку снова стали кормить на свободе, и уже через 1-1,5 месяца рефлекс свободы полностью вернулся и работал, как и ранее. Отбить окончательно рефлекс свободы не получилось.
С забитыми током собаками Мартина Селигмана дела обстояли похуже. Они словно сходили с ума, болели, хилели. Но добрые экспериментаторы "...стали перетаскивать этих несчастных, сопротивляющихся животных ...туда и обратно, пока они не начали двигаться по собственной инициативе и не обнаружили, что их действия дают результат. Когда они достигали этой стадии, исцеление оказывалось стопроцентно надёжным и устойчивым". То есть и у них рефлекс свободы вернулся.
Поэтому вот что я себе думаю: говорить нам, что у вас ничего не получится, потому что в людях за десятки лет надрессировали выученную беспомощность, превратив их в покорные овощи, это и есть та самая дрессировка в людях выученной беспомощности. Рефлекс свободы относится к базовым, лежит в самой основе человеческой, и если его какой-нибудь экспериментатор отбил, то, возможно, придётся людей "на руках таскать", пока они вспомнят, что могут и выбирать, и действовать, и думать, и добиваться результатов, и влиять. Вспомнят обязательно! (Доказано И.П. Павловым)
Мария Волощук, Махоша, 2023 г
Среди источников И.П. Павлов "РЕФЛЕКС СВОБОДЫ" (совместно с д-ром М.М. Убергрицем)
Доклад в Петроградском биологическом обществе, заявленный еще в ноябре 1916 г., но вследствие внезапной и серьезной болезни одного из авторов сделанный только в мае 1917 г. (Природа, 1917 г.)