Альскандера : другие произведения.

Оковы тьмы и стали (Chains of Steel and Shadow - Rainchilde)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Маэдрос, старший сын Феанора, пробыл в плену у Моргота несколько лет. Вы в самом деле полагаете, что между ними ничего не было?

   Название: Оковы тьмы и стали (Chains of Steel and Shadow)
   Фендом: "Сильмариллион"
   Автор: Rainchilde ([email protected])
   Переводчик: Альскандера (mlmaos@mail.ru)
   Бета: Lavender Prime
   Рейтинг: NC-17
   Персонажи: Моргот/Маэдрос, подразумевается Маэдрос/Фингон
   Предупреждения: насилие, принуждение
   Авторские права: Арду - Толкину, рассказ - Rainchilde, перевод - мне. Я себя не обделил? (с)
   Примечания автора: Сначала этот рассказ должен был состоять из одной части. Затем из трех. А получился из шести, как ни странно. И где-то на этом пути он из задуманного darkfic перекроился в... ну, не знаю, можно ли назвать это rapefic (рассказ о сексуальном насилии). Скорее, это violationfic - рассказ о том, как ломают душу. Секс здесь, конечно, есть - возможно, кто-то найдет, что его здесь слишком много. Но по сути - это рассказ о беспощадности властолюбия и зла, что калечат все, чего ни коснутся.
   Краткое содержание: Маэдрос, старший сын Феанора, пробыл в плену у Моргота несколько лет. Вы в самом деле полагаете, что между ними ничего не было?
  


Оковы тьмы и стали

  
   Но Моргот держал Маэдроса как заложника и сообщил, что не освободит его, пока нолдор не прекратят войну и не вернутся на запад, или хотя бы не уйдут из Белерианда на юг мира.
   Однако сыновья Феанора знали, что Моргот предаст их и не освободит Маэдроса, как бы они ни поступили. К тому же они были связаны клятвой, и ни по какой причине не могли отказаться от войны со своим врагом.
   Поэтому Моргот приковал Маэдроса к поверхности обрыва на Тангородриме, связав запястье его правой руки со стальным кольцом в скале.

Сильмариллион, "Возвращение нолдор"

  
  

Глава первая

  
   Первый раз он сказал - "Нет".
   Он выкрикнул это слово так, словно плюнул в лицо Темному Владыке. И глаза его тогда горели неугасимым пламенем, что составляло его суть от рождения. Он был измучен пытками, голодом и ледяными ветрами, но он был старшим сыном Феанаро и наследником Финве, и никто не мог бы его сломить. Он никогда не подчинится воле Врага. Никогда.
   Уже немало времени прошло с тех пор, как Моринготто впервые говорил с ним здесь - в "достойной короля нолдор темнице без стен и решеток", как насмешливо назвал это место его палач Гортаур, прощаясь, и добавив, что "Там ты, наконец, по достоинству оценишь милосердие, что я проявлял к тебе". Прикованная к скале правая рука онемела, живот впал, а ребра так явно проступили под кожей, что их легко стало пересчитать. Если бы не ледяные ливни, часто стегающие склоны Тангородрима, он бы, наверное, уже умер от жажды... Но он не покорился Врагу и не сделает этого впредь.
   Он уже не раз говорил это своему мучителю - еще тогда, в стенах Ангбанда, и хотя голос его от голода и усталости дрожал - взгляд, устремленный прямо в глаза Черному Вале, был, как и тогда, непреклонен и тверд.
   "Я - Нельяфинве. Маэдрос, Король. И я не стану служить тебе".
   - Нет.
   Таким был его второй ответ.
   Минули еще одни сутки. И плечо теперь причиняло ему нестерпимую боль, а под кожей живота, казалось, вот-вот проступят кости позвоночника. Сверх того - дождя не было несколько суток. Мало радости дрожать на холодном ветру мокрым с головы до ног, но к этому времени его тело беззвучно молило хоть о капле воды.
   Но снова был ответ - "Нет", хотя голос его был хриплым и словно надломленным, и у него уже не было сил вложить в это слово ту ненависть и презрение, что он испытывал к Проклятому.
   Третий его разговор с Морготом закончился тем же, что и первые два.
   В четвертый раз он не ответил ничего.
   Он хотел ответить. Пытался. Но Враг, стоя перед ним, заслонил его от пронзительного резкого ветра, а он был так измучен, что даже этой малой отсрочки страданий оказалось довольно, чтобы он придержал язык. Чем скорее он бросит Врагу в лицо "Нет", тем быстрее избавится от его присутствия... И чего он этим добьется?
   Ничего. Абсолютно.
   Огонь, пылающий в его глазах, погас.
   У него не было сил даже зарычать, не то чтобы отдернуться, когда Моринготто взял его за подбородок, заставляя смотреть на себя. От этого прикосновения внутренности эльфа скрутило в тугой узел от отвращения. Казалось, что эта рука - из плоти и крови, как и его собственное тело. Но Маэдрос знал, что это лишь уловка, что лицо перед ним - такое прекрасное, открытое - лишь маска, укрывающая алчный, исполненный ненависти ко всему живому дух.
   - Так тебе нечего мне сказать? - проронил Вала. Его голос, как и вся его внешность, был совершенен. Если бы Маэдроса влекло к мужчинам, то он, верно, был бы сражен такой красотой. А так - лишь сильно встревожен. Что за игру затеял Отец лжи?
   Маэдрос попытался покачать головой. Только одно желал он сказать Темному Владыке, но сил говорить уже не было.
   Моринготто молчал, ожидая ответа - злая насмешка над благородным терпением.
   Они выглядели со стороны странною парой, столь отличные друг от друга: Черный Властелин - во всем сиянии своей внешней мощи, - красивый мужчина с холеною кожей, крепкими мускулами и длинными иссиня-черными волосами, развевающимися по ветру. И его пленник - бессильно висящий на цепи, прикованный за руку, иссушенный ветром и холодом, весь в грязи. Когда-то блестящие рыжие кудри ныне сбились в колтуны и спутанными прядями лежали на левом плече. Маэдрос был прекрасен, когда только-только оказался в руках Врага. Теперь же он был лишь жалкой тенью того гордого эльфа, что вместе со своей семьей пересек море ради мести и стал королем нолдор после смерти отца...
   Внезапно Маэдросу стало тепло - впервые за эти бессчетные дни.
   Тень падшего Валы накрыла его, и он вжался спиною в неровный камень скалы - мысль, что эта ложная плоть вот-вот прижмется к его телу, едва не вырвала крик из груди эльфа.
   Он понимал, чего ждет Владыка Тьмы. Это Маэдрос осознавал, как помнил и то, что трижды бросал ему "Нет".
   В очередной раз пытался он сказать это Черному Вале, и вновь слова умерли на его губах. Даже дрожа от гнева и ужаса от близости Моргота, он с тоской думал, что когда Враг покинет его, его тело снова будет отдано на растерзание жестоким ветрам севера.
   Слова Моргота подтвердили его мысль.
   - Ты не можешь теперь так просто отказать мне - лишь потому, что я даю тебе это! - Темный Владыка раскинул в стороны руки: и ветер, и холод исчезли совсем. Маэдрос оцепенел на миг, не зная, что будет дальше.
   - Дарю с самыми честными намереньями. Признай меня своим господином, и я буду милосердней к тебе.
   - Зачем? - наконец, обрел голос Маэдрос. - Ты обманул меня. Захватил в плен под предлогом переговоров, нарушил свое слово. Ты держишь меня в заложниках, прекрасно зная, что мои братья никогда не согласятся исполнить твои требования. Ты приковал меня к этой скале, моришь голодом, издеваешься, а теперь полагаешь, что сможешь заставить меня жить под твоим началом?! Или вообще заставить жить?
   Он с ненавистью и презрением взглянул на своего мучителя.
   - Этого не будет. Вскоре я буду свободен от твоих уз. Я хочу умереть. И смогу. Это дар Предвечного Отца нашему роду, ты не сможешь заставить меня жить!
   Моринготто расхохотался, и смех этот рассыпался, словно сотни стеклянных осколков, среди скал Тангородрима.
   - Ты заблуждаешься, маленький король, - ответил он почти с нежностью. - Из всего народа эльдар лишь матери твоего отца удалось сделать это, и то при помощи моего брата Ирмо. Но даже если Владыка Грез услышит тебя и снизойдет к твоим мольбам, ведь он мягкосердечен, что, как ты думаешь, ждет тебя после смерти?
   Черный Вала улыбнулся, и для Маэдроса мукой было видеть эту улыбку.
   - Твоя память столь коротка? Или забыл ты, что на твоих руках кровь, кровь твоих же собратьев? И Проклятие, что произнес никто иной, как сам Намо Мандос, Владыка ваших судеб, легло на твои плечи, как и на всю твою семью. Нет, тебе не даруют приют в Покоях Мандоса. Бесплотным духом, призраком ты будешь унесен во Тьму Предвечную... и станешь моим навсегда.
   - Это ложь, - дрожащим голосом ответил Маэдрос. - Он сказал... сказал... М-мой отец...
   Моринготто пожал плечами.
   - Мертв. И навеки исчез, и никогда не возродится - ни в этом мире, ни в Арде Исцеленной - если она будет. Какая жалость... Я хотел бы видеть его возле себя.
   Владыка Тьмы запустил пальцы в перепутанные рыжие кудри Маэдроса, и эльф вздрогнул.
   - Но, похоже, я смогу обрести утешение с помощью его старшего красавца-сына.
   Маэдрос стиснул зубы.
   - Ну что же, умирай, когда тебе вздумается. Но я умею ждать.
   Он отвернулся от пленника, собираясь покинуть его, и резкий порыв ветра столь безжалостно разбился о скалы, что из глаз Майтимо потекли слезы, как бы он ни пытался сдержать их.
   - Нет! - вскрикнул он, наконец.
   То же самое слово, что заканчивало три их предыдущих беседы...
   Но теперь это же слово означало начало нового разговора, а не прощание.
   - Нет. Не уходи. Я ... - Он сглотнул. По крайней мере, живому есть на что надеяться...
   Но все же в его сердце словно бы что-то оборвалось, когда он услышал свой собственный голос, полный мольбы:
   - Скажи, что я должен делать...
  
  

Глава вторая

  
   - Скажи, что я должен делать...
   Слушая эти свои слова, он вспыхнул до корней волос от стыда. Но... разве не лучше остаться в живых? Лучше быть живым, чем мертвым, не исполнившим Клятву...
   Вновь ветер утих, но Майтимо не хотел открывать глаз. В голове у него, как у испуганного ребенка, крутилось лишь: "...если я не могу видеть этого, то и это меня не видит, а, значит, все это понарошку... А на самом деле ничего этого нет..."
   Но он не мог запретить себе слышать.
   - Что, мы теперь уже не такие гордые? - Моринготто принялся играть с волосами пленника, а тот лишь сильнее зажмурился. - Ты слаб передо мной, и ты в моей власти, а я могу быть добрым. Много же времени у тебя ушло на то, чтобы осознать эту несложную истину. А все, что от тебя требуется - назвать меня моим подлинным именем.
   "Что?.."
   Маэдрос с трудом перевел дыхание, что задержал на время, когда Вала говорил.
   Это какая-то хитрость, уловка? Моринготто - Черный Враг мира, только так называли его нолдор, пусть некогда было у него и иное имя. И все же это пожелание выглядело слишком уж малым. Но имена несут в себе потаенную мощь... И кто знает, что на самом деле требует Черный Вала?
   Майтимо осмелился поднять взгляд на Владыку Тьмы, чей облик разбивал сердца глупцов, и почувствовал, как мороз пробегает по коже. Неужели цена столь низка? Возможно, ему удастся спастись.
   - Ты хочешь, чтобы я... назвал тебя Мелькором? Это все... что тебе нужно?
   - Отчасти. Только на уме у тебя должно быть то же, что и на языке. Ты никогда не станешь называть меня тем оскорбительным прозвищем, каким одарил меня твой отец, Феанаро. Ты не будешь называть меня так ни вслух, ни мысленно. Никогда. Тебе ясно?
   Рука, вцепившаяся ему в волосы, не позволяла Маэдросу отвернуться. Он попытался кивнуть вместо ответа, но не смог.
   - Я понимаю, - произнес он, умирая от ненависти и презрения к самому себе из-за этого маленького предательства. Ведь гнев и боль от смерти Финве вели Феанаро, когда он проклял имя Властелина Тьмы, впервые назвав его "Моринготто". Квенди, живущие по эту сторону моря, изменили "Моринготто" на свой лад, на "Моргот". И все же это было маленькое предательство. Разве нет? Да. Он сможет...
   - Произнеси его.
   - М... Мелькор.
   Рука выскользнула из волос Маэдроса, чтобы нежно потрепать его по щеке, и сразу же всякая боль оставила его. Он не чувствовал голода. Холодные, влажные, острые камни словно исчезли... Казалось, он унесся куда-то далеко-далеко, прочь от скалы. Но голос Валы... голос стал так близок; горячее дыхание коснулось его уха, проникая внутрь, словно невидимая отрава.
   - Вот и славно, малыш. Это все. На сегодня.
   И затем Маэдрос вновь оказался один.

***

   Маэдрос уснул, утомленный разговором, когда же проснулся - боль возвратилась, однако голод терзал его не столь сильно, как обычно.
   "Это все. На сегодня."
   Он задрожал, раздираемый страхом, что, быть может, Темный Владыка проник в его душу и теперь разъедает ее, как червь пожирает яблоко изнутри.
   А когда звездный свод отмерил еще одни сутки, и голод вновь сдавил в тисках боли его живот, Майтимо ожидал своего мучителя почти с нетерпением. Маэдрос понял теперь, что не справился с самым тяжким испытанием из выпавших ему - не перенес сладости освобождения, пусть и временного, от боли и страданий. Его тело знало теперь: чтобы боль прекратилась, нужно лишь перенести незначительное унижение. И этому было тяжко противиться...
   Мелькор явился, когда звезды на небе засияли ярче, а тени на земле легли непроглядней, пришел тенью среди этих теней. Точно так же, как обычно приходил к пленнику, но на этот раз он не стал ничего спрашивать. Он уже знал ответ. И пришел лишь затем, чтобы получить награду за свое терпение и умение ломать даже такие упрямые души.
   - Посмотри на меня.
   Маэдрос закусил губы, не поднимая головы. Затем он поднял взгляд на Темного Владыку, скользнув равнодушным взором по красивому обнаженному торсу и остановившись на лице Черного Валы. Ничего не ответил. Но, немного подумав, с неохотой пробормотал:
   - Да, Мелькор?
   - Хорошо. Ты запомнил. Но теперь этого недостаточно.
   Эльф сник в своих оковах. Значит, он не ошибся, полагая, что именем дело не ограничится, и для него приготовлено нечто худшее...
   - Худшее? - лениво заметил Мелькор, и все мысли покинули голову нолдо, словно стайка испуганных воробьев.
   "Он знает, о чем я думаю?!"
   - Возможно. Это зависит от того, как взглянуть на это... Что, например, ты сейчас видишь перед собой?
   - Я вижу тебя, - ответил Маэдрос. Что еще он мог сказать?
   - И о чем тебе это говорит? Ну же! Манве всегда говорил, что ты лучший из выводка Феанаро. Подтверди же умение моего брата разбираться в душах. Что ты видишь?
   - Я вижу... вижу... - Смущенный и обозлившийся Маэдрос забыл о почтении. Правду он всегда говорил и скажет теперь. - Я вижу живую куклу, фальшивое обличье, сделанное для того, чтобы привлекать к себе взоры и сердца, но заключающее в себе... - Он умолк на полуслове.
   - Заключающее в себе меня? - улыбнулся Мелькор. - Ты совершенно прав. Это - лишь оболочка. Одежда. - Он любовно провел руками по своей белоснежной коже, чувствуя под ее атласом крепкие мускулы; так скульптор разглядывает свое творение, чтобы увериться, что в нем нет недостатков. - Ну же, Руссандол, - промурлыкал Черный Владыка, - подумай, зачем я создал себе такой облик? Для чего он нужен?
   Маэдрос растерялся. Облик Мелькора был очень красив, в нем не было ничего устрашающего, что говорило бы о мощи Валы. Мужчина, высокий и сильный, но ничего пугающего в его облике не было: ни когтей, ни клыков, ни чешуи - ничего, что он мог бы использовать в битве...
   Но потом его взгляд скользнул ниже - он понял.
   - У него может быть лишь одно предназначение, - прошептал он.
   - И какое же?
   Эльф бессильно покачал головой. Мелькор притворно вздохнул:
   - Вы, нолдор, такие умные, но такие упрямые. Нужно привести вас к воде и окунуть с головой, чтобы заставить пить. Да будет так.
   Рука, что все это время ласково поглаживала его волосы, зло вцепилась в них, наматывая длинные пряди на запястье. Успокаивающее тепло, что исходило от Мелькора, вмиг стало обжигающим пламенем - тот подошел слишком близко. Нестерпимо близко. Прижатый к скале, с туго - так, что слезы из глаз - натянутыми волосами, Маэдрос не смог отвернуться, когда толстый, налитый кровью член раскрыл ему губы.
   Ошеломленный внезапностью происходящего, болью, эльф не сумел помешать Черному Вале погрузить ему в рот жесткую гладкую плоть. Мелькор не нежничал. Он прижал голову пленника к скале и начал толкаться ему в рот, вытаскивая член лишь затем, чтобы снова войти, уже глубже. Снова... И снова... И снова...
   Маэдрос хотел закричать, но смог лишь издать какой-то невнятный звук из-за толстого члена, заполнившего его рот. А его ужас привел мучителя просто в восторг. Мелькор зло рассмеялся, ладонью свободной руки оперся о камень и стал двигаться быстро и резко. Каждый раз, когда игрушка всхлипывала от страха и боли, он вздрагивал от наслаждения и начинал двигаться еще быстрее.
   Пленник в отчаянии пытался совладать со своими криками, но ужас душил его, лишал воли... И только когда он погрузился в оцепенение от мерзости совершающегося, его вопли утихли, оборванные жалобным хрипом. Только Моргота это совсем не устраивало. И он, войдя в рот эльфа по самый корень... с руганью и рычанием ударил его, заставив опомниться.
   Маэдроса мутило, подкатила рвота, а он лишь бессильно болтался на цепи и собственных волосах, обдирая кожу о камни, не чувствуя ничего, кроме огромного члена, погружавшегося ему уже в горло, и руки, теперь стальной хваткой сжимавшей ему подбородок, чтобы удобнее было загонять. И он проникал все глубже и глубже! Сколько же это может длиться?! Весь мир сузился для него к этой отвратительной вещи, и теперь он не мог даже вздохнуть. Такую смерть приготовил ему Мелькор? Сломать и заставить задохнуться, ублажая свою похоть?
   Темнота в глазах погасила для него все вокруг, и если бы не боль в волосах и правой руке, он бы лишился сознания. Но он не мог, он был бессилен сбежать отсюда, чтобы не чувствовать запаха Темного Владыки, не ощущать длинный и толстый член, прорывавшийся в его горло...
   Пришла смутная мысль, что, возможно, это и к лучшему... Конечно же, Намо не будет столь жесток, чтобы отвергнуть его после такой смерти...
   Когда остекленевшие глаза эльфа закатились, пальцы, сжимающие его челюсть, резко вскинули ему подбородок. Нолдо поднял на Моргота затуманенный взгляд - Владыка Тьмы смотрел на него нежно, почти по-отечески.
   - Если бы я просто хотел овладеть тобой, Руссандол, я сделал бы это давно, - произнес он, и голос его был полон безграничного терпенья, но в тоже время твердым, как сталь. - Я не позволю тебе умереть. Ты - мой, и я хочу тебя. Тебя всего. Отдай себя мне - и обретешь покой.
   "Нельзя... умереть?" Маэдрос не понимал, что еще привязывает его к жизни, но понял, что Темный Властелин прав. Его легкие молили о глотке воздуха, но сердце билось ровно, как обычно. Словно этого ужаса с ним не происходило. Успокаивающее небытие оказалось для него недосягаемым. Его феа билась в теле, словно птица в клетке, и также не могла улететь...
   "Отдай себя..." Как? Он не мог двигаться. Не мог говорить. У него нет ничего, чтобы дать.
   Кроме...
   Кроме остатков гордости, что он еще не утратил.

***

   Единственное, что интересовало сейчас Мелькора - не затянул ли он игру, доведя нолдо до того состояния, когда уже нет сил понять, что от него требуют... Но он улыбнулся, наконец-то чувствуя, как неохотно сжимаются губы вокруг его члена. Как неумело язык, не приученный к такому, пытается облизать его плоть. Как тихо всхлипывает его маленький гордый раб, сжимая поврежденное горло, забрасывая подальше свою гордость, начиная сосать член своего насильника так, словно это его возлюбленный.
   Ах! Этот момент нужно смаковать. Мелькор не торопился, заставляя Маэдроса самого ласкать его от конца до основания, позволяя наслаждению разливаться по всему умело и быстро сработанному телу. Вала гордился своим новым обликом, созданным буквально за несколько суток, что прошли с момента взятия в плен сына Феанора. Это тело действительно имело лишь одну цель - принести наслаждение от медленной ломки и приручения наследника Финве.
   Нет, у Мелькора не возникало и мысли вернуть рыжеволосого короля его братьям, даже если бы нолдор оказались сговорчивыми и согласились на его требования. Это удовольствие слишком ценно, чтобы вот так просто лишиться его...
   Маленький король сосал теперь исступленно, в отчаянии полагая, что это позволит ему быстрее освободиться от присутствия Темного Владыки. Мелькора это позабавило, и он намеренно удерживался от оргазма. Но хватит. Этого достаточно.
   На сегодня.
   Расслабившись, он позволил удовольствию достигнуть вершины, наполняя рот Руссандола горячим семенем, и, сжав волосы юноши в кулаке, запрокинул ему голову, чтобы спустить остатки прямо в сжимающее его горло. Эльфенок слабо забрыкался, но это было бессмысленно - Вала крепко держал его. Руссандол захлебывался спермой, которую ему было трудно проглотить из-за глубоко засунутого в него члена, и немелодичное бульканье, что он издавал с каждым глотком, было сладостно для ушей Властелина Тьмы.
   Да, такому сладкому мальчику требуется уделять больше времени. Но ведь это только начало.
   Теперь, когда Валар зализывают раны в Амане, а он владеет Сильмариллами - здесь, укрывшись за стенами Ангбанда, где ему не страшны были никакие враги - у него в запасе полно времени, чтобы... приятно проводить его в столь же приятном обществе.
   И Руссандол для этой роли подходит как нельзя лучше.
   У него впереди еще много... очень много времени.
  
  

Глава третья

  
   Мелькор оставил Маэдроса обессилевшим, почти потерявшим сознание, но живым, как прежде, висеть на цепи, притупив, однако, мучившее эльфа чувство голода. Еще дважды поднимался Владыка Тьмы к западному склону Тангородрима и распластывал Руссандола на скале, безжалостно используя его рот для удовлетворения собственной похоти. И каждый последующий раз был для Маэдроса мучительнее предыдущего. Мелькор не сдерживал себя, растягивая удовольствие, унижая и причиняя боль своей жертве. Забавляясь, наблюдал, как его "подстилка", начиная с упрямства и холодности, заканчивала отупелой покорностью, лишь бы отделаться от его общества.
   Но в четвертый раз все пошло чуть по-иному...

***

   Это не жизнь. Но выбора не было у него.
   Мелькор больше не говорил с ним, не задавал вопросов. Он просто брал, что хотел.
   Эльф осторожно сглотнул - поврежденное горло болело, а времени зажить ему не давали. И, возможно, его и не будет, пока он, Маэдрос, будет интересен Мелькору. Майтимо уже не раз думал, как долго сохранит свою... привлекательность в глазах Моргота. И что будет с ним после этого. Что-то худшее? В это верилось с трудом.
   Поэтому все, что ему нужно - испортить забаву Повелителю Тьмы. Как?
   Просто. Если он перестанет придавать значение своему унижению, а именно ломать его гордость нравится Темному Властелину, то быстро утратит для него интерес.
   А потом, возможно, ему дадут умереть.
   Он устало вздохнул, пытаясь не замечать прошедшую по телу дрожь боли. Замысел хорош, но как воплотить его в жизнь? Это невозможно. Здесь нужен был разум более трезвый и изобретательный, чем его собственный. Ему нужен... Финдекано. Финдекано знал бы, что делать...
   Майтимо улыбнулся при мысли о своем любимом двоюродном брате, лучшем друге... Призрак улыбки был тут же сорван холодным северным ветром. Лучший друг его был брошен погибать в безжалостных льдах Хелкараксе вместе со своею семьей.
   Брошен ради принесенной в безумии Клятвы и жажды мести, что привели его сюда, на эту скалу, где он всеми забыт и покинут...
   Он уронил голову и закрыл глаза. Возможно, это - воздаяние за его преступления. Его братья не придут за ним. Они тоже связаны Клятвой. Он понимал их, хотя его сердце разрывалось от боли и обиды - но Финдекано?.. Старший сын Нолофинве благороден и разумен, и в то же время верен тем, кого любит, и упрям, почти как Феанаро. Ничто не остановит его. Ничто и никто. Финдекано спасет его. Недаром он был прозван "Астальдо" - Отважным.
   Маэдрос открыл глаза, вздрогнув от неожиданной мысли, пришедшей на ум. Быть может, даже память о дорогом друге поможет ему.

***

   Когда появился Мелькор, Маэдрос укрыл свою ненависть маской покорности и послушно выполнял то, что от него требовалось. Он не позволял себе думать... или, вернее, позволил себе думать только об одном. О Финдекано.
   Он никогда прежде не думал так о другом мужчине, тем более - о своем друге детства, но ведь никто об этом никогда не узнает... И если это избавит его от жалкого существования, какой вред от подобных мыслей?
   Поэтому, повинуясь приказу Мелькора смотреть на него, Маэдрос все свое воображение использовал, чтобы представить, что видит перед собой прекрасное лицо Финьо вместо этого, куда как более красивого, но ему отвратительного. Майтимо представил, что шелковистые кудри Темного Владыки обратились в пышную, растрепанную копну полурасплетенных кос, в которые так любил убирать волосы его друг... Заметил цветастую змейку атласной ленты, почти выпавшую из смоляных прядей, увидел, как нежно смотрит Финьо на него своими добрыми янтарными глазами, столь не похожим на голубой лед очей Мелькора, под взором которых он всегда застывал, будто от стужи.
   Вначале это было сложно, но вскоре его разум так цепко ухватился за видение, что Майтимо мог лишь удивляться, как легко он сумел укрыться от власти Моргота в неловкой своей фантазии. Так было легче. Намного. Покинув жестокую действительность, он мог смириться с нею. И теперь, когда знакомый член оказался у него перед лицом, он сам потянулся вперед - прежде же Мелькор заставлял брать его в рот. Он забыл об отвращении, о нем и речи быть не могло, когда он стоял на коленях в густой траве, согреваемый светом Древ, и видел, как сияют глаза Финдекано, когда он делает так, а затем вот так...
   Это только его воображение, или Мелькор на самом деле не так груб, как обычно?
   Разумеется, нет.
   Малая часть его памяти, все еще цепляющаяся за реальность, радостно унеслась за море в Благословенные Земли. И Майтимо остался наедине со своим возлюбленным другом среди зеленых трав Амана, и вот, наконец, Финьо выплескивается в его жадный рот, вскрикивая от наслаждения, ставшего невыносимым, и от этого крика собственное сердце Майтимо бьется быстрее в груди... От счастья...
   Сколько прошло времени, Маэдрос не знал и знать не желал. И вдруг он был вырван из своих грез резкой болью в затылке - от удара о камень, и в руке - от едва не разорвавшегося сухожилия. Он болтался на цепи, словно игрушка, наскучившая ребенку.
   Он вздохнул, с облегчением чувствуя, что рот на этот раз свободен, и с небывалым удовольствием выплюнул сперму Валы, которая вязким ручейком скользнула по скале. Несмотря на произошедшее, его сердце едва не пело от счастья. Он сумел убежать! Что было, то было, но вот только его здесь не было!
   Но он старался укрыть свою радость за личиной покорности, задыхаясь, послушно склоняя голову, являя собой сам образ смирения, в надежде, что Моринготто покинет его. Владыка Тьмы получил, что хотел, разве нет? Пусть теперь приходит, когда ему угодно, Маэдрос не будет возражать. Он нашел путь к спасению. Он победил.
   - Напротив, - мягко, очень мягко произнес Мелькор, и его голос был небрежной ленью ядовитой змеи, всегда готовой к атаке.
   Маэдроса пробрала дрожь. В отчаянных своих надеждах он забыл, что ему теперь невозможно скрыть мысли от Валы. Или, быть может, он рассчитывал, что его помыслы не стоили внимания Моргота - когда он получал то, что хотел. Но он ошибался.
   - Ты своими руками вручил мне поистине бесценное сокровище.
   Затем Темный исчез, растворившись в стелящейся над землей мгле.
   Сначала Маэдрос не мог пошевелиться. Не мог понять то, что случилось. Затем, немыслимо изогнувшись, он забрался на узкий выступ в скале, прижимая колени к груди и обхватывая их свободной рукой, охваченный ознобом от страха. Что он сделал не так? Где ошибся?
   Он терзал свой утомленный разум в поиске ответов, но не нашел ни одного. Моринготто может читать его мысли, это верно, но он не может ни вторгаться в них, ни изменять. Ему не о чем волноваться. Он в безопасности.
   Разве не так?

***

   Моринготто - именно так, Маэдрос все еще называл его этим прозвищем в своих мыслях, - не появлялся уже долгое время. Когда же он, наконец, изволил явиться, его "очаровательный питомец-эльфенок" едва дышал, неподвижно вися на цепи, словно сломанная игрушка. Его сердце едва трепыхалось под выступившими ребрами.
   Маэдрос почти не осознавал, что происходило с ним в этот раз, знал лишь, что Владыка Тьмы, вопреки обыкновению, не стал использовать его в качестве средства для удовлетворения своих желаний. Грезящий о небытие, он заметил лишь тень, упавшую на него, тихие, замысловатые проклятия, звучащие, словно дальний гром... А затем рука, обжигающая, как раскаленный металл, коснулась его щеки.
   Манящие объятия смерти развеялись, словно дым на ветру.
   Жалобный стон отчаянья вырвался из его горла, когда он ощутил, как его иссохшие жилы вновь наполняются жизнью. Он готовился к худшему, думая, что сейчас повторится то же, что и обычно... Но, окончательно придя в себя, увидел, что находится в одиночестве.
   Сначала он не осознавал произошедшего, но спустя какое-то время, когда к нему вернулись остатки его прежних сил, до него дошел смысл прихода Моргота. Он не желал его смерти. Моринготто хотел, чтобы он страдал в ожидании... Чего?
   Но чтобы ни задумал Моргот, это явно будет самым ужасным из всего, что Майтимо уже довелось перенести по его милости. Он знал нрав Моргота.
   Так и случилось.
  
  

Глава четвертая

  
   Маэдрос не хотел засыпать, даже не думал, что сможет это сделать, но все же уснул. Его беспокойный сон слетел с него, как шелуха, когда его сильно ущипнули за сосок, и он понял, что его мучитель вернулся. Как долго был здесь Моргот, ожидая его пробуждения, прежде чем он очнулся, вскрикнув от боли и неожиданности?
   Звезды сияли в полную силу. В своих привычках Моринготто был непоколебим, как утес, хотя был гораздо древнее любой из скал Тангородрима.
   Майтимо пытался успокоить неистово заколотившееся сердце, напуганный тем, что должно произойти. Уставился вниз, словно ища в скрытой там, за туманом, земле опору, чтобы выстоять, выдержать... С трудом перевел дыхание, вздохнул тяжело. На этот раз ему известен путь к спасению, он знал, что сможет вынести это. Уже сейчас он мог видеть далекий свет Древ и слышать в своих мыслях счастливый смех возлюбленного. Он позволит Морготу овладеть своим телом. Но разум и душа его будут свободны...
   - Вот значит как... - Голос Моринготто звучал по-иному - выше... теплее? Почти веселым казался. - Я оскорблен, сын Феанаро. Я принес тебе подарок, на создание которого потратил много дней, готовя его ради тебя одного. А тебе недостает благовоспитанности даже взглянуть на него? - Бархатный тон сменился твердым, как алмаз; слово хлестнуло, словно плеть. - Встань.
   Маэдроса этот приказ огорошил. Встать?.. От него никогда этого не требовалось, все, что желал от него Темный Владыка - небрежно перехватить за волосы и отодрать через рот.
   Кроме того, эльф не был уверен, что сможет встать. И хочет ли вообще это делать. Но, в конце концов, это не имело значения. Ведь здесь подчиняется только тело? Охваченный мрачными предчувствиями, он сумел встать на выступ в скале и вытянуться во весь рост, цепляясь за трещины в камне, используя для опоры оковы.
   Моринготто пальцем не пошевелил, чтобы как-то помочь ему. Он просто парил в воздухе, ожидая, когда его эльф выполнит, что сказано. Тот возился долго - неловкий, словно олененок, делающий первые шаги... Он дождался, когда Руссандол, наконец, встанет на ноги. Юноша все так же не поднимал головы, упрямо глядя вниз.
   Только теперь Моринготто решил начать представление.
   Маэдрос вздрогнул, ощутив, как Властелин Тьмы, скользнув вперед, прижался к нему всем телом, изогнувшись, словно крупная хищная кошка. Знакомая, быстро поднимающаяся плоть настойчиво терлась у него между ног, острые зубы небольно вцепились ему в ключицу, а одна из черных кос танцевала на ветру...
   Черная.
   Коса.
   Нет.
   Лед ужаса сковал его душу. Свет и смех, столь заманчиво блеснувшие в его грезах, внезапно оказались далеки так же, как семь звезд Валакирки. Не сумев остановить себя, Майтимо вскинул внезапно потяжелевшую голову, чтобы встретиться взглядом с Морготом...
   И вместо него увидел Финдекано...
   Моринготто просто сиял, довольный своей маленькой шуткой. Он откинулся назад, сильнее прижимаясь бедрами к чреслам эльфа, удерживая, чтобы тот не упал вниз, оценив его работу. Его новый облик был совершенно подобен облику старшего сына Нолофинве, вплоть до крохотной серебряной сережки, что тот носил в одном ухе - подаренной ему младшей сестрой. Похож - словно отражение в зеркале.
   Но за теплым янтарным взглядом...
   Состояние Маэдроса нельзя было назвать просто потрясением. Рот у него раскрылся от шока, зрачки глаз так расширились, что их чернота поглотила светло-серый ободок радужки. Неудержимая дрожь сотрясала его исхудавшую фигуру. "Я не могу. Не могу. Не могу!" - мысленно вопил он на краю безумия, сам не понимая, чего не желает принять, не зная, что сейчас будет, понимая лишь, что это убьет его!
   Но для него не было никакого спасения. Моргот, восхищенный его реакцией, вновь приник к нему всем телом. Его рот настойчиво впился в губы эльфа, язык скользнул меж ними, начал бешеную пляску похоти.... Хотя его размер нельзя было сравнить с величиной той части тела, что Темный обычно толкал ему в рот, это было куда омерзительней. Слишком уж лично. Это лицо... Этот дорогой ему темно-золотой взгляд, полыхающий пламенем изначального зла...
   Он не вынесет.
   Маэдрос попробовал зажмуриться. Поцелуй резко оборвался, и яркая вспышка хлестнула эльфа по глазам - Черный Владыка сильно и больно ударил его по лицу. Даже небрежного взмаха этой руки, способной воздвигать и обрушивать горы, могло хватить, чтобы свернуть ему шею.
   Могло. Но этого не случилось.
   О, Варда Светозарная, этого не случилось...
   - Ты не будешь бросать меня одного, - сказал Моринготто спокойно, словно обсуждая погоду. - Ты не будешь вырываться. Отдашься мне без сопротивления. Или... - Его губы, губы Финьо, изогнулись в такой ядовитой усмешке, что Маэдросу захотелось разрыдаться. - Мне придется заняться... творчеством. Кому придется навестить тебя в следующий раз? Финве? Очаровашке Макалауре? Или, возможно, твоему отцу... Да, думаю, мне понравится эта затея.
   Маэдрос судорожно глотал струйку крови, сочившуюся из разбитой губы, вжимаясь в камень за спиной так, словно пытался проломить его и спрятаться за этой скалой от Могучего. Но сил сопротивляться не было - ни телесных, ни духовных... Застывший как изваяние, он лишь слегка вздрогнул, когда сначала один, а затем и второй сосок вспыхнули от боли, стиснутые ногтями Мелькора. Эльфу казалось, что он не сможет долго оставаться на ногах... Но стоило ему пошатнуться, как в него с лютой яростью вонзились зубы Моргота.
   Он, вскрикнув, мгновенно вытянулся снова во весь рост - это напоминание и колено, втиснутое теперь между его ног, отбивали всякое желание брыкаться или пытаться выйти из игры, навязанной Владыкой Тьмы. Губы и руки Моргота теперь скользили по всему телу, лаская и причиняя боль, срывая с него обрывки ткани - все, что осталось от некогда хороших одежд. И твердый член скользил по его бедрам, животу, касался его собственной непробужденной плоти.
   Моргот, заметив это, вскинул правую бровь, разыгрывая обиду и непонимание:
   - Мне показалось, тебе нравится этот облик, - заметил он так, словно был оскорблен в лучших чувствах. - Я бы даже сказал, что он вызывает у тебя очень глубокие переживания.
   Лицо его потемнело, как небо над морем перед надвигающейся бурей.
   - А что же еще я должен был думать, если, когда я почтил твою особу своим вниманием, ты предпочел быть с ним, а не со мной?..
   Маэдрос ничего не ответил. А чтобы он мог ответить? Не было у него таких слов.
   - Я понял это. Что ж, так тому и быть. Я могу исполнить твое желание, мальчик.
   Охваченный ужасом, Маэдрос не мог сопротивляться, ни двигаться даже, когда Темный Владыка толчком колена еще шире развел ему ноги. Затем спокойно схватил юношу за левое колено, отрывая его ногу от скалы. Эльф затрепыхался на миг, пытаясь удержаться на обрыве - и взвизгнул от страха, когда вторая его нога оказалась в воздухе, как и первая.
   Он упал вниз, сильно ударившись головою о камень, сдирая кожу со спины о холодную стену, и тут боль в правой руке, едва не вырванной из плеча, заставила его взвыть буквально на весь Тангородрим.
   Цепь!
   Теперь, по крайней мере, лишь часть его веса держалась на истерзанном запястье. Страдая от боли в плече, эльф свободной рукой вцепился в цепь. Его ноги Моринготто положил себе на талию, поддерживая одною рукой... А все, что мог делать Маэдрос - цепляться за холодную сталь, за грубо отлитые звенья цепи, вонзающиеся в его пальцы. Горячая плоть оказалась у него между бедер, и сильные, уверенные пальцы грубо раздвинули ему ягодицы...
   - Смотреть на меня, - прорычал Моргот, так, как делал это каждый раз.
   И, как и прежде, Майтимо не мог ослушаться этого повеления.
   Хотя где-то глубоко внутри его феа рвалась на волю, словно обезумевшая птица, попавшая в силок, нолдо не мог издать ни звука. Он просто глядел, как лучший друг и любимый брат раздвигает ему ноги и, приставив кончик обжигающей плоти к узкому отверстию между ягодиц, беспощадно, одним толчком впихивает в его беспомощное тело свой член до конца.
   Боль была... была... не найдется слов, чтобы описать ее. Майтимо закричал так громко, что что-то оборвалось в горле. Он начал яростно извиваться в руках насильника, пытаясь освободиться, вцепившиеся в оковы пальцы побелели, но тщетно. Руки Моргота стиснули его с такой силой, какой настоящий Финдекано просто не мог обладать.
   ...Чтобы удержать на одном месте, чтобы мальчишка своими жалкими трепыханиями увеличивал ему удовольствие, но не мешал загонять в зад...
   Майтимо - оглушенный, поверженный, обмяк в его руках.
   Это было сверх меры... выше всех его сил ... и все же оно было внутри него, раздирающее, мучающее, оскверняющее, столь жестоко вторгшееся, что от этого было тяжело дышать, тяжело думать, тяжело просто быть...
   Пальцы его бессильно разжались, выпуская цепь. Но вместо того, чтобы вновь рухнуть вниз, ударившись головой о камни - "...Пусть на этот раз они размозжат мне череп, молю, Илуватар, будь милосерден ко мне..." - его подхватили те самые беспощадные сильные руки. Мелькор успел выпустить колени юноши, чтобы ухватить его за ягодицы и талию и еще ближе прижать к себе.
   Так было хуже. Во много раз хуже. Теперь он зарылся лицом в эти черные, заплетенные в косы волосы - и, о Варда, они даже пахли, как волосы Финьо - ароматом корицы и свежеструганного дерева. И он не мог сделать ничего, кроме как обвить руки вокруг этих плеч, прижавшись лицом к этой самой шее так, как он мечтал сделать все эти дни.
   Только мечты эти приносили покой и счастье. В них все было иначе. В них он не рыдал нагишом, дрожа от боли и страха, обхватив ногами эту стройную талию и будто насаженный на раскаленный кол из твердой гладкой плоти. В них руки "возлюбленного" не сжимали его дрожащие бедра, меж которых ему загоняли со звонким радостным смехом, когда он больше не смог сдерживать слез.
   Он сломался. Покорно обнимал своего мучителя, беззвучно роняя слезы в темные душистые волосы, подчиняясь бешенному неистовому темпу Моргота, подпрыгивал на члене Владыки Тьмы - словно пародия на ребенка, играющего на коленях у отца. И не сопротивлялся. Не мог. Это было бесполезно. Разве мог он укрыться в своих грезах со своим любимым другом, если он, покусывая его за ухо, шептал в него грязную ругань?
   Весь мир исчез для него. Не было ни света, ни надежды, ни спасения. Лишь руки, все сильнее сжимающие его, тяжкое прерывистое дыхание, обжигающее шею, растоптанная гордость и потрясение, когда его тело стало откликаться на движения Врага, начиная привыкать к пытке... Но он никогда не будет принадлежать ему до конца! Он никогда не притерпится к этому, не получит удовольствия... Никогда...
   - Мой.
   Моринготто внезапно откинулся назад, не покидая вожделенного тела, одною рукой перехватив Майтимо за горло. На какой-то момент сердце эльфа остановилось, думая, что это конец... Но не этому суждено было случится.
   - Мой, - повторил Повелитель Тьмы, злобным торжеством зажигая голос и улыбку сына Нолофинве.
   Он притянул старшего сына Феанаро к себе, целуя и чуть ли не душа, пока тот не открыл рот, позволяя языку насильника проникнуть внутрь. В рот юноши ворвался долгий стон наслаждения, что издал Вала, в последний раз подбрасывая его вверх, а затем вонзаясь в его тело настолько глубоко, насколько это было возможно.
   - Мой. - Подчиняющее, торжествующее, завершающее эту дикую сцену слово просочилось в приоткрытый рот юноши, в его легкие, в саму его душу. Обжигающая влага выплеснулась глубоко внутри его тела, и только тогда Маэдрос смог, наконец, закрыть глаза и рухнуть в желанное беспамятство.
  
  

Глава пятая

   Время остановилось для него; серебряный диск, восходящий в небо каждые сутки, значил для него мало, а звезды - еще меньше. Им овладевали и бросали висящим на цепи, затем вновь брали, и он ничего не мог с этим поделать. Эльф не осмеливался даже хоть немного смягчить горечь происходящего своими мыслями, чтобы его мучитель не извратил его грезы по своему черном обычаю... Но время от времени его своевольная душа, сходя с ума в этих оковах, пыталась вырваться на волю, и он всегда - всегда! - расплачивался за это.
   Лишь однажды, на краткий миг, зажглась в его сердце надежда - когда горделиво поднявшийся над землей золотой шар озарил все вокруг. А там, за туманом, послышался дальний зов эльфийских труб и грохот мечей о щиты. Тогда он вскинул голову и крикнул со всей былой удалью, что уже почти покинула его сердце... Но скалы Тангородрима поглотили его голос, даже эхо не рассыпалось осколками по холодным камням, и то, что еще оставалось от его сердца, обратилось в пепел.
   Быть может, в ответ на тот дальний отзвук и золотой свет - из подземелий Ангбанда, клубясь, поднялся смоляно-черный дым, который, смешавшись с туманом, вязкой непроглядной мглой сполз вниз, на равнины пред Цитаделью.
   Тем вечером Моринготто явился к нему в хорошем настроении... И остался на всю ночь.
   К рассвету его игрушка забыла собственное имя.
   С тех пор Моргот стал приходить сразу же, как только этот странный золотой шар скрывался за вершинами западных гор, и ни мгновением раньше.
   После этого время перестало существовать для пленника окончательно. Могли пройти дни или недели, или годы... Не все ли равно? Для него больше ничего не существовало в этом мире, кроме мук обжигающего проникновения и его собственных криков, но и собственный голос казался ему таким далеким... Так было...
   ...пока он не услышал это.
   Музыка.
   Сначала он подумал, что воображение вновь преподносит ему злой подарок. Эльф слабо застонал и попытался изгнать из своих мыслей образы, что возникли перед ним - музыка, срывавшаяся со струн арфы, напомнила ему о Финдекано, и если Моринготто узнает, что он грезил о его друге и брате... Одна пытка походила на другую, но то был первый раз, и он до сих пор оставался в памяти самым ужасным. После которого Моринготто приходил к нему снова, и снова, и снова...
   Но музыка, едва слышимая и будто надорванная (горем, надеждой или каким иным чувством), не прервалась. Ее не смогли поглотить даже неприступные скалы. Он не мог избавиться от нее. Она не утихла бы до тех пор, пока он не зажал бы руками уши...
   "...И, стало быть, - внезапно осознал он, - она - настоящая. Не сон".
   Нолдо с трудом разлепил глаза, уже отвыкшие даже просто глядеть на мир. Стальная цепь, по прихоти Мелькора меняющая свою длину, стала короче, и после последнего посещения Темного Властелина он остался висеть высоко над выступом... Ветер вонзил холодную иглу боли в распухшее правое плечо, взметнул спутанные волосы, но впервые эльф с радостью приветствовал жестокие ледяные порывы, так как с его воем доносилась до него и нежная мелодия.
   Несколько мгновений он вслушивался в этот призрак прежней жизни... Затем содрогнулся всем телом. Нет. Это, должно быть, злая шутка, прелюдия к очередной прихотливой пытке. Хотя невозможно было думать о чем-то прекрасном, вспоминая о Владыке Тьмы, но он - Вала, а все Валар умели петь так, как никто из живущих. Сам мир был создан их Песнью.
   И все же... Нет.
   Он знал эту мелодию. И, что самое важное, звуки арфы, с которой срывал их ветер, были знакомы ему.
   "Если это уловка, - решил молодой эльф, высекая в своем сердце первую слабую искру духа, что угас в нем, когда Моринготто впервые раздвинул ему ноги, вырывая последние клочья невинности, - то очень умелая".
   Потому что только одно существо в мире могло играть так эту песнь...
   Сердце эльфа забилось сильнее. Словно очнувшись от тяжкого сна, он попытался закричать - и понял, что не может. Он пытался произнести имя, трепещущее у него на языке, но не смог издать ни звука. Он не мог говорить. На самом деле Майтимо уже и не помнил, когда в последний раз говорил. Он перестал умолять о прекращении мучений уже давно.
   Он сник в оковах, побежденный. Подвешенный там, где не было ни единого камешка, который он мог бы столкнуть вниз, чтобы шумом привлечь внимание к себе... И голоса уже не было. Он не мог дать никакого знака, что он здесь. Что здесь его темница. Подобно тому давнему отзвуку за туманом, музыка исчезнет, растаяв, как дым, из его серым пеплом затянутой, мучительно бесконечной жизни.
   Песня почти завершилась... Голос арфы задрожал, обратившись в небрежные переборы струн пальцами, словно бы последним уже было все безразлично...
   Нет.
   Голова эльфа взметнулась, его глаза распахнулись, и они горели последним отсветом былого огня. Нет! Он был... Он... Он...
   Да. Он - Маэдрос, старший сын Феанаро, старшего сына Финве, законный правитель своего народа. Не игрушка, не ручной зверек, не забава - король. Если это его последний шанс, то он должен воспользоваться им! Даже если это ложь, хитрость, он обязан хоть что-нибудь сделать! Он должен рискнуть!
   Но... он почти не может говорить...
   Это неважно.
   Вместо этого он, откинув голову назад, хрипло и надрывно запел.

***

   Бесполезно. Совершенно бессмысленно. Чего ради он вообще пришел сюда?
   Фингон вздохнул и опустил арфу, разминая уставшие пальцы, слушая, как последние обрывки песни струн падают и исчезают в непроглядной тьме внизу. Здесь, над тяжким облаком ядовитых испарений, исходящих из подземелий Ангбанда, воздух был чист и свеж, но... все тщетно. Его поиски были тщетны с самого начала.
   Его друг мог быть заперт в какой-нибудь темнице - их так много в Цитадели Тьмы - или, возможно, его держали на цепи в тронном зале Моргота... Или...
   Или, скорее всего, он мертв.
   Фингон съежился, положил арфу на колени и обхватил ее руками, пытаясь изгнать унылые мысли. Но... Возможно, его двоюродные братья правы. Как и родные брат с сестрой. Как и отец. Маэдрос - жив? В руках Моргота? Сейчас, спустя столько времени? Невозможно... Нелепо...
   - Подожди-ка.
   Голос.
   Чей-то голос... Он поет. Поет песню, что он только что играл, ту самую песню, которую во всем мире знали только трое - Маглор (который сочинил ее в минуту вдохновения в землях Амана, что казались теперь таким далекими), он сам и...
   Его янтарные глаза расширились. В тот же миг он оказался на ногах, забытая арфа упала, с жалобным звоном ударившись о камень. Эльф даже не подумал поднять ее. Вместо этого он сам подхватил песню и пел так громко, насколько хватало легких. Легкая дрожь прошла по спине, когда он, сжимая в руке меч, шел вперед, следуя за прерывистыми отзвуками дальнего голоса. Все дальше, все выше и выше... "Странное место, чтобы держать пленника", - подумал принц. Хотя, возможно, скала с очень крутыми и неприступными склонами не так уж и плохо подходит для...
   Он обогнул каменный выступ, легким шагом охотника ступая по россыпи острых осколков, и замер в оцепенении, увидев, что дальше, вернее, выше подняться у него нет никакой возможности.
   Он поднял взгляд наверх и тут же пожалел об этом. Отчаянное, безысходное рыдание вырвалось у него при виде исхудалой обнаженной фигуры, висящей на скале высоко над головой Фингона. Когда-то красивая темно-рыжая грива волос стала грязными спутанными лохмами. Неестественно белесая кожа обтягивала выступающие кости, пестрея синяками и ранами - старыми, уже поджившими и совсем свежими. Некоторые из них - те, что были на бедрах, руках и шее - выглядели как следы, что остаются от ладоней и ногтей. Самыми ужасными были пятна высохшей крови, размазанные по ногам эльфа, начиная от внутренней стороны бедер...
   Фингон сглотнул, сдерживая слезы. Это было хуже, чем смерть.
   Теперь он видел, как бессильно рыжеволосая голова свешивается на грудь, но не мог видеть, дышит ли друг или нет. Если бы не песня, оборвавшаяся мгновение назад, Фингон решил бы, что видит мертвеца. Но...
   - Майтимо?.. - тихо позвал Фингон. Ответа не было.
   Он окинул скалу взглядом в надежде отыскать хоть какие-то трещины или выступы, чтобы подняться повыше, но, увы, скала была совершенно ровной, а оттого - неприступной.
   Один камень все же нашелся. Теперь принц мог коснуться брата, но был не в состоянии его освободить.
   - ...Правда... ты..?
   Голос был таким слабым, что Фингон подумал, что ему просто послышалось, но, вскинув вверх взор, встретил взгляд измученных серых глаз. Он с трудом кивнул, схватил брата за лодыжку, словно это чем-то могло помочь ему.
   - Конечно, я. Разве могу я оставить тебя здесь, могу бросить в беде?
   - Покинул... я...
   Горечь раскаянья, что прозвучала в этих словах, была столь безысходна, что слышать их было мукой. Фингон покачал головой, хотя ужасные ночи на вздыбленных льдах Хелкараксе, где он и прочие нолдор оказались из-за...
   Нет, все это уже прошло. И теперь не имеет значения.
   - Ты был связан проклятой клятвой и поступал так, как считал нужным твой отец. Это сделало всех вас немного сумасшедшими. - Сын Финголфина рассмеялся коротким принужденным смехом. - Я давно простил тебя. Именно так поступают друзья.
   - Друзья... - Что-то блеснуло в этих усталых серых глазах. Молодой король поднял голову, глядя куда-то поверх головы Фингона. Тот осторожно обернулся, но увидел лишь скрывающееся за горизонтом солнце. - Уходи. Он будет... здесь. Скоро. Ночь.
   - Тогда мне, наверное, нужно поспешить и снять тебя оттуда? - Несмотря на жизнеутверждающий тон, Финдекано прекрасно понимал, что это ему не под силу.
   Не было ни малейшей возможности подняться до вбитого в скалу стального болта, на котором крепилась цепь. Болт был вбит на высоте в два с лишним эльфийских роста. И, насколько он мог судить отсюда, столь же ничтожны были шансы спуститься к нему с вершины скалы. Быть может, это получится с веревкой? Хотя сердце эльфа сжалось при мысли, что придется оставить своего друга на еще одну кошмарную ночь. Но ведь он может вернуться сюда на следующий день?...
   Все его мысли, должно быть, ясно отразились на лице, потому что Маэдрос тихими судорожными движениями покачал головой.
   - Нет. Моя память... Он узнает. Захватит тебя. Только... одно. Сделай. Убей... меня.
   - Что?.. - тихо произнес Фингон, ошеломленный этими словами. - Нет! Я не могу... - Он склонился, весь дрожа, словно под тяжестью невидимого, внезапно обрушившегося на его плечи бремени. - Маэдрос, должен же быть другой...
   Его голос утих. Маэдрос ничего не ответил. Но это и не требовалось. В конце концов, Фингон все понял сам. Оказавшись один на один с леденящей кровь правдой, он быстро осознал, что выхода у них нет. Если Моринготто и вправду умеет читать в умах... Он сможет узнать об их встрече...
   Надежды Фингона рассыпались в прах. Придя сюда, он обрек своего любимого друга на смерть. Или что-то еще худшее. Маэдрос не переживет этой ночи в руках Темного Властелина. Или, быть может, перенесет, а было бы лучше, если бы не смог...
   Нет, он не бросит его на растерзание Врагу.
   Сердцем своим Фингон в отчаянии искал выход, возможность спасти брата, но разум жестко сказал ему, как должно поступить. Лук уже был натянут в его руках, теперь оставалось лишь прицелиться. И стрелы, и лук он сделал своими руками. Сыновья Финголфина считались одними из лучших стрелков в Валиноре еще тогда, перед изгнанием. Он не промахнется. Маэдрос знал это...
   Руки Финдекано слегка дрожали. Он и так был истерзан совестью, став убийцей соплеменников - его сны часто омрачались кровью, струящейся по лезвию его меча, так поспешно обнаженного там, в Гаванях Альквалонде. Но сейчас - это... это же будет милосердным поступком, а не убийством. Ведь так?
   И все же...
   И все же в эту минуту он впервые обратился с молитвою к Манве. Это было странным порывом - кто молится тем, кто ходит по тем же самым улицам и гуляет в тех же самых лесах, что и он сам когда-то? Зачем возносить молитвы Владыке, когда раньше можно было просто прийти в Круг Судеб и говорить с ним напрямую? Однако теперь от сияющих чертогов, венчающих белоснежную Таникветиль, его отделяли море и смерть телери, а он находился во владениях Врага, готовый совершить самое ужасное деяние в своей жизни. Теперь охваченный горем принц просил Владыку Ветров помочь ему попасть в цель...
   Он не ждал ответа. Все было кончено. Солнце почти скрылось за западными горами. Он не может больше ничего сделать.
   - Прощай, - прошептал он, нацеливая стрелу в сердце Маэдроса.
  
  

Глава шестая

   Фингона чуть не сбило с ног резким порывом ветра, вызванного взмахами огромных крыльев. Стрела его, сорвавшись с тетивы, ушла в небо, а лук, выпав из рук, с грохотом скатился по камням и исчез в темном тумане, расстилающемся внизу.
   Это миг был ужасен; эльф выхватил меч из ножен... Но тот, кто столь неожиданно явился к ним, не был прислужником Моргота.
   Клюв, способный растерзать Фингона на куски, коснулся груди принца, и тот оцепенел. Один из золотистых глаз величиною с голову эльфа ободряюще подмигнул ему. Птица была отчего-то очень довольна своим внезапным появлением.
   Орел. Это был орел, огромный, как... как... Фингон не знал даже, с чем сравнить это создание. Хотя прежде не видел он воочию таких орлов, но знал, что они существуют. И понял, кто послал его.
   Значит, не отвратил еще Манве свое сердце от изгнанников-нолдор!
   Орел скосил взор на измученного пленника и больше уже не выглядел довольным.
   Фингон понял. Вложив в ножны меч, эльф осторожно приблизился к величавому посланцу и еще более осторожно вскарабкался ему на спину.
   Орел легко оторвался от скалы, словно не ощущая веса молодого эльфа, и поднял его к другу. Фингон, мгновение поколебавшись, встал на ноги, зарывшись в перья птицы по щиколотки. Теперь он близко к Маэдросу, он может обнять его, освободить!
   Но он не осмелился коснуться друга. Вблизи Маэдрос выглядел еще хуже, и Фингон побоялся причинять лишний раз боль. Он позволил себе лишь тихонько дотронуться тыльной стороной дрожащей ладони до одной из запавших щек. Затем все внимание он сосредоточил на цепи, на которой был подвешен феаноринг.
   Он уже давно сбился со счета, сколько раз за этот день сердце его замирало от разочарования. Наручник казался наспех и грубо выкованным, но на нем нельзя было отыскать ни замка, ни даже трещинки. Цепь была не лучше. Или не хуже. Возможно, обладай он умением кузнеца и инструментами... Но он не владел мастерством, которому покровительствовал Ауле, а солнце почти скрылось за горами. Когда опустится ночь...
   Он, недолго думая, обхватил одною рукою Маэдроса, поддерживая его, и притянул к себе цепь, чтобы лучше рассмотреть ее. Рыжеволосый нолдо выбрал этот момент, чтобы выйти из забытья, и оказался в до ужаса знакомых объятиях. Отвращение стальною рукой вцепилось ему в горло, он вскрикнул от страха и рванулся из рук принца.
   Ошеломленный, Фингон едва не сорвался вниз, но, быстро восстановив равновесие, зашептал другу какие-то обыденные ласковые словечки, из тех, что говорят ребенку, проснувшемуся от кошмара. Это помогло. Маэдрос сразу обмяк в его объятиях, цепляясь за брата свободной рукой. Хрипло и тяжело дыша, он поднял голову, глядя за плечо своего спасителя, и последние лучи солнца отразились в его серых глазах, словно зарево пожара. Его рука до боли стиснула запястье Фингона.
   - Говорил тебе... Он приходит... Глупый...
   - Я слышал тебя. И поверил твоим словам. Но, кажется, у Владыки Манве было лучшее решение, - успокаивая друга, говорил принц, но время было на исходе, и оставался лишь один способ освободить Маэдроса. Сердце юноши обливалось кровью от мысли: "Его правая рука, это - его правая рука, рука воина, я не могу сделать этого", - но выбора им не дано...
   Маэдрос словно читал его мысли. Пальцы его скользнули вниз, упали на рукоять меча Фингона.
   - Прошу, - прошептал он прямо в ухо брата. - Пожалуйста... Быстро. Убей меня... И уходи.
   - Я не могу, - тихо ответил Фингон. - Прости меня.
   Он отодвинул пальцы друга и, собравшись с духом, вытащил меч из ножен. Отблеск исчезающего солнца вспыхнул на серебристом клинке, взлетевшем вверх, чтобы ударить. Затем раздался тяжелый, столь знакомый по битве звук, и каменная крошка посыпалась со скалы, зазвенела цепь...
   Дыхание Маэдроса остановилось, словно его ударили в живот. Он не закричал. Не смог. Всего было слишком много. Глаза его закатились, и он беспомощно обвис в руках Фингона.
   "Свободен...."
   "Искалечен, но свободен".
   И солнечный свет погас.
   С пронзительным кличем орел взмахнул могучими крылами.
   Фингон, прижимая к себе Маэдроса одной рукой, другой вцепился в перья птицы. Посланец Манве взвился высоко в небеса - прочь от окутанной мраком земли. Они поднимались все выше и выше, пока воздух не стал удивительно прозрачным и чистым - здесь чары Моргота были бессильны. Тогда орел развернулся и направился к Митриму, где стояли двумя лагерями нолдор.
   Как только Фингон убедился, что Торондор не позволит им упасть, он оторвал часть своего одеяния и перевязал им правое запястье Маэдроса, стараясь остановить ярко-алый поток, выплескивающийся из раны с каждым биением сердца. Он действовал быстро и умело и смог остановить кровь... на время. Лучшие целители должны будут заняться этой раной. Он никогда не видел подобных ранений, не слышал о таком. Это ужасно - лишиться руки...
   "Но это было необходимо", - сурово напомнил себе он, усаживая изможденное, почти невесомое тело брата себе на колени и заворачивая в плащ. Полузасохшая кровь запачкала ему ладони, когда принц согнул длинные ноги Маэдроса в коленях, чтобы тому было удобнее, и вздрогнул. Никогда ему не приходилось слышать о пытке, способной оставить такие следы, и эльда старался избегать думать об этом - слишком страшны были подозрения.
   Показалось ему, или на самом деле он слышал полный гнева рев где-то далеко внизу и подумал, не предсказана ли его собственная смерть в этом диком вопле? Но сейчас все это было неважным. Все, что имело значение: сможет ли Маэдрос пережить этот путь... Но полет великого орла был столь быстр, сколь и безопасен...
   Осторожно, Фингон опустил всклокоченную голову брата на свое плечо и прижал его к себе, желая согреть теплом своего тела.
   - Ты в безопасности. Ты со мной. Ты - мой друг и брат. Я не брошу тебя, - бормотал сын Финголфина, задумавшись, отчего по измученному телу в его объятиях прошла крупная дрожь. Как будто... от ужаса?
   Он не понимал. Он не мог знать, что эти утешающие слова, это простенькое "мой" вместе с прикосновением его тела и ароматом длинных черных кос теперь всегда, хоть на миг, будут заставлять сердце Маэдроса замирать от страха. Но на протяжении всех последующих лет, несмотря на то, как близки они стали друг другу, Маэдрос никогда не упоминал об этом.
   Никогда.

***

   Прошло время, и рана Маэдроса зажила, потому что в нем пылал огонь жизни, и сила его была наследием древних дней, как и всех, кто вырос в Валиноре. Тело его снова стало сильным, но тень перенесенных страданий осталась у него на сердце.

Сильмариллион, "Возвращение нолдор"

  

Примечания переводчика.

Имена персонажей на квенья, использованные в рассказе:

   Нельяфинве (Нельо) Майтимо Руссандол - Маэдрос, старший сын Феанаро.
   Моринготто - Моргот (Могучий, Темный Властелин, Владыка Тьмы, (Черный) Враг).
   Финдекано (Финьо) Астальдо - Фингон Отважный, старший сын Нолофинве.
   Феанаро - Феанор.
   Нолофинве - Финголфин.
   Макалауре - Маглор.
   Варда - Элберет.
  

Спорные места в оригинале и допущенные в нем при переводе изменения:

   Из всего народа эльдар лишь матери твоего отца удалось сделать это, и то при помощи моего брата Ирмо... Конечно же, Ирмо не убивает (ЧКА - это не Толкин), и Маэдросу он ничем помочь не сможет, равно как Ирмо не причастен и к смерти Мириэль. Просто в этом разговоре Моргот мешает правду и ложь, запутывая Маэдроса и укрепляя его страх перед смертью.
   Дни и ночи, Солнце и Луна - в авторском тексте Маэдрос видит Солнце еще до прихода армии Финголфина, т.е. в Главе 3. Я перенесла этот отрывок в Главу 5, и исправила похожие мелкие несоответствия еще в нескольких местах.
   Имена собственные - в авторском тексте нет имен на квенья, т.е. использованы лишь формы на синдарине, как в "Сильмариллионе".
   Финдекано - сокращенно - (все же, кажется) Финьо, а не Кано (Маглор).
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"