Воронин Сергей Эдуардович : другие произведения.

Криминалистическая казуистика (окончание)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание моей монографии "Криминалистическая казуистика" 2022 года

  Например, среди обследованных М.И. Рыбалко несовершеннолетних патохарактерологические реакции в форме суицидальных тенденций наблю-дались в 16 случаях; (5,39 %), активного протеста - в 12 случаях (4,04 %) и пассивного протеста - в 9 случаях (3,03 %).
  Среди отдельных типов акцентуаций характера у подростков с патоха-рактерологическими реакциями и девиантным поведением доминировал истерический тип -16 случаев (5,39 %), затем следовали эпилептоидный - 5 (1,68 %), гипертимный - 4 (1,35 %) и неустойчивый тип - 4 (1,35 %).
  Достаточно четко определялась зависимость между патохарактерологический реакцией в форме суицидальных тенденций и акцентуацией характера истерического типа. У подростков с эпилептоидными, гипертимными, неустойчивыми и возбудимыми акцентуациями характера преимущественно имели место реакции активного протеста, а у несовершеннолетних с акцентуациями характера тормозимого типа (астенического, психастенического) - пассивного протеста. Реакции в форме суицидальных тенденций, помимо истерической акцентуации, встречались при лабильном, сенситивном, шизоидном, эпилептоидном и гипертимном типах акцентуаций. Следовательно, патохарактерологические реакции в количественном и качественном отношении зависят от типа акцентуации характера, что вполне можно использовать в криминалистической прогностике, например, при производстве допроса.
  Так, при допросе гипертимов следователь или эксперт - психолог дол-жен иметь в виду, что они, как правило, всегда имеют несколько при-поднятое настроение и "брызжущую" энергию. Иногда злятся, когда окружающие мешают ее реализовать. С ранних лет гипертимы стремятся к самостоятельности и независимости. Плохо справляются с работой, требующей усидчивости, аккуратности и кропотливого труда. Часто болтливы, поверхностны. Любят жизнь, являясь убежденными гедонистами, без особого труда преодолевают грусть, недостаточно управляют своей психической активностью. Плохо переносят ситуации, требующие терпения.1
  Последнее свойство психики гипертима, на наш взгляд, особенно проявляется при избрании в отношении него меры пресечения в виде заклю-чения под стражу, т.к. ограничение свободы гипертимик переживает особенно болезненно. Ограничение свободы несовершеннолетнего обвиняемого в данном случае может стать причиной ситуационного невроза или реактивного психоза. Условием их возникновения является несоответствие имеющихся у человека социальных и биологических возможностей для переработки поступающей информации скорости ее поступления и количеству. В таких случаях она может быть недостаточной или избыточной.
  Чем меньше у человека объем информации по остроактуальному для него вопросу, тем больше вероятность того, что в случае необходимости его решения в ограниченное время произойдет нарушение адаптированного состояния человека и разовьется нервно - психическое расстройство (по данным нашего исследования, у 93 % воспитанников Бийской ВК после этапирования из следственного изолятора в колонию был выявлен реактивный психоз, вызванный плохими условиями содержания в пе-реполненной камере СИЗО).
  Информационный вакуум в условиях пребывания в СИЗО может спо-собствовать развитию у гипертимиков т.н. состояния "фрустрации", наиболее неблагоприятного для разрешения возникающих экспертных ППСС.
  Фрустрация (от лат. frustratio - обман, тщетное ожидание, расстрой-ство) определяется как "блокада всех желаний", проявляющаяся на двух уровнях: как утрата волевого контроля (дезорганизация поведения) или же, как снижение степени обусловленности сознания адекватной мотивацией (потеря терпения и надежды).
   В условиях допроса или производства судебно - психологической экс-пертизы данная реакция гипертима может проявиться в полном отказе от дачи любых показаний или сотрудничества с психологом, поэтому к избранию меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении таких несовершеннолетних надо подходить весьма избирательно.
  Большую осторожность при выборе тактики допроса необходимо про-являть и в работе с эпилептоидным (инертно - импульсивным) типом акцен-туантов. Несовершеннолетние данного типа инертны, тугоподвижны, в ярости представляют серьезную опасность для общества. Акцентуанты данного типа очень не любят, когда им "лезут в душу", всем своим поведением подчеркивают свои бойцовские качества, в том числе свою нервность, вспыльчивость, несдержанность. Постоянно готовы к нападению, как к способу защиты. Повышенно подозрительны, завистливы, склонны впадать во фрустрацию; проявляют некоммуникабельность при стремлении доминировать над окружающими.
  Необходимо иметь в виду, что для эпилептоидов присущи как экстрапунитивные реакции, которые подразумевают разряд аффекта путем агрессии на окружающих - нападение на обидчиков или "вымещение злобы" на случайных лицах или попавших под руку объектах, так и иммунитивные реакции, которые проявляются в бегстве из аффектогенной ситуации с помощью реального суицида".1
  Вот почему именно от этой категории несовершеннолетних с девиант-ным поведением, чаще всего, следует ожидать реальных суицидальных попыток в процессе предварительного расследования.
  Мы привели только один из достаточно ярких примеров успешного использования специальных познаний в области судебной психиатрии в кри-миналистической и экспертной прогностике. Есть и другие примеры исполь-зования специальных познаний в ситуационном моделировании.
  Так, проведенные исследования в области судебной психиатрии выяви-ли еще одну интересную зависимость - между формами девиантного поведе-ния у подростков и их дерматоглифическими особенностями. Дерматогли-фика - это наука, предметом изучения которой являются папиллярные узоры кистей рук. В отличие от дактилоскопии, в дерматоглифических исследованиях выводы базируются на анализе и оценке 180 признаков пальцевой и ладонной дерматоглифики.
  Развитие дерматоглифики, параллельно с развитием дактилоскопии, может также играть важную роль в криминалистической прогностике.
  "Например, на решение не только идентификационных, но и прогностических задач направлены исследования признаков пальцевой и ладонной дерматоглифики родителей и детей, а затем установления закономерностей наследования папиллярных узоров, имеющих криминалистическое значение, для исключения или для вероятного подтверждения родства".2
  Современное состояние науки показывает, что на пути исследования вопросов криминалистического прогнозирования существует еще много непознанных закономерностей, что актуализирует необходимость дальнейшей разработки этого блока научных проблем.
  Резюмируя изложенное в настоящей главе, можно сделать следующие краткие выводы:
  1) Ситуационный метод, наряду с предметно - деятельностным подхо-дом и системным анализом, должен быть включен в методологию теории криминалистического прогнозирования.
  2) Проблемно-поисковая следственная ситуация выступает не только как прогнозный фон, но и как объект криминалистического прогнозиро-вания.
  3) Криминалистическое прогнозирование входит в структуру проблем-но-поисковой следственной ситуации как одно из направлений познаватель-ной деятельности субъекта в расследовании преступлений.
  4) Математические методы могут успешно применяться при моделиро-вании типовых ППСС. Особую роль в таком моделировании могут сыграть методы кибернетики, теории дифференциальных игр и т.д.
  5) Криминалистическое прогнозирование может осуществляться в от-ношении любого элемента криминалистической характеристики преступле-ния, имеющего ситуационную природу. Например, одним из вариантов кри-миналистического прогноза является моделирование психологического про-филя преступника, который является, по сути, результатом интеграции знаний различных наук: математики, психологии, психиатрии, криминологии и криминалистики.
  6) И, наконец, подводя итог сказанному, можно предположить, что си-туационное моделирование в расследовании преступлений в широком смысле всегда содержит в себе элементы криминалистического прогнози-рования, так как дискретное состояние следственной ситуации, а также ее связь с ситуацией преступления, позволяет исследователю рассматривать ее в прошлом, настоящем и будущем.
  В следующей главе настоящей монографии мы рассмотрим ППСС пер-воначального этапа расследования.
  
  
  Глава 3. Ситуационное моделирование на первоначальном этапе расследования преступлений
  
  Вопрос об этапах расследования в криминалистической литературе до настоящего времени остается достаточно дискуссионным. Все многообразие точек зрения на эту проблему можно условно свести к трем позициям.
  Так, одни авторы выделяют два этапа расследования - первоначальный и дальнейший1; другие - три этапа, добавляя к первым двум завершающий этап2; третьи - четыре этапа, дополняя первый двумя другими этапами: а) реагирование на повод к возбуждению дела, проверку поступившего заявления или сообщения о преступлении и возбуждение уголовного дела и б) завершение расследования и составление обвинительного заключения.3
  Анализируя проблему этапности в методике расследования, В.К. Гавло отмечает, что "разнообразие позиций исследователей по этому вопросу можно объяснить неоднозначным толкованием понятия "этап расследова-ния".4
  По мнению В.К. Гавло, "этапу расследования должны быть присущи следующие основные черты: во-первых, он отражает пространственно-временной отрезок (так называемый "хронотоп") хода расследования, общий для всех видов преступлений; во-вторых, пределы его распростране-ния должны быть объективно фиксируемыми и иметь четкие границы; в-третьих, он характеризует качественно определенные изменения, переход из одного состояния расследования в другое под влиянием установления (неустановления) обстоятельств дела, связанных с предметом доказывания; в-четвертых, ему соответствуют следственные ситуации и система следственных, оперативно-розыскных и иных организационно-технических действий, тактических операций; в-пятых, этапные задачи расследования едины".1
  С учетом данных критериев большинство авторов придерживается деле-ния на три этапа расследования: первоначальный, последующий (даль-нейший) и заключительный.2
  Полагаем, что применительно к исследуемой проблематике следственных ситуаций такое деление представляется не полным, так как оно не учитывает особенности поисково-познавательной деятельности в суде. Между тем, природа проблемно-поисковых ситуаций судебного следствия, безусловно, имеет свои особенности, поэтому, следуя логике научного изложения, на наш взгляд, целесообразно выделять четвертый этап расследования - этап судебного следствия.
  "Первоначальный этап расследования характеризует пространственно-временные границы и процесс по расследованию события преступления и об-наружению лица, его совершившего, с момента возбуждения уголовного дела и до вынесения мотивированного постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого".3 "Основная направленность первоначального этапа расследования, - как справедливо отмечал Р.С.Белкин, - состоит в поиске, обнаружении и закреплении добытых доказательств. Действия следователя и оперативных работников на этом этапе характеризуются максимальной оперативностью, в большинстве случаев массированностью, неотложностью, так как главный определяющий фактор - время".4
  Фактор времени в значительной степени определяет характер и динамику исходных следственных ситуаций, возникающих на первоначальном этапе расследования.
  "Под исходной следственной ситуацией обычно понимается обстановка, в которой начинается расследование. Исходная, как и любая другая след-ственная ситуация представляет собой определенное число элементов, между которыми существуют различные виды объективной связи (причинной, вре-менной, пространственной и др.). Поэтому условия, в которых совершено преступление (криминальная ситуация), также имеют значение в исследова-нии исходной следственной ситуации".1
  В данном определении, полагаем, справедливо подчеркивается корре-спондирующая связь между ситуацией преступления и исходной следствен-ной ситуацией, которая особенно четко прослеживается в информационной обеспеченности следственной ситуации данного типа. "Фактической базой их являются вначале достаточные данные, которые содержатся в первичных ма-териалах, поступивших к следователю, и служат основанием для возбуждения дела, а затем фактические и иные данные, полученные следователем в ходе и условиях первоначального этапа расследования".2
  Уточним, что в настоящей главе речь пойдет об исходных следственных ситуациях проблемного характера только для одного познающего субъекта - следователя. В широком смысле слова исходная проблемно-поисковая след-ственная ситуация, очевидно, включает в себя и оперативно-розыскные, и экспертные проблемные ситуации, возникающие на первоначальном этапе расследования.
  Следственные ситуации, возникающие на первоначальном этапе рассле-дования в результате мыслительной деятельности следователя, полагаем, можно определить как исходные проблемно-поисковые ситуации. Природа следственных ситуаций данного типа обусловлена особенностями познания следователя.
  Вопрос о существовании такой специфической формы мышления, как "следственная", в криминалистической литературе также является достаточ-но дискуссионным. Впервые с тезисом о существовании такой формы мышления и ее разновидности - "версионном мышлении", которое является гармоническим сочетанием анализа и синтеза, выступил А.Р. Ратинов.1
  Эта позиция подвергалась жесткой критике со стороны Р.С. Белкина, яв-лявшегося убежденным противником концепции "версионного" и "след-ственного" мышления.2
  Сторонники Р.С. Белкина аргументируют свою позицию тем, что и условия, и цели познания, а также законы мышления общи для всех участников расследования, поэтому нет необходимости выделять какие-либо его специфические формы.
  Полагаем, что применительно к проблематике следственных ситуаций данная позиция не объясняет многие особенности поисково-познавательной деятельности следователя, оперативного работника, эксперта, судьи. На наш взгляд, в качестве основной, инспирирующей (запускающей) детерминанты для исходной проблемно-поисковой следственной ситуации является пробле-ма избирательности восприятия следователя, во многом объясняющая особенности так называемого "следственного мышления".
  Общеизвестно, что познание следователя имеет вполне определенную цель - удовлетворение практической и теоретической потребностей в деле раскрытия и расследования конкретного преступления.
  "Потребность практическая возникает, когда субъекту необходимо непо-средственно изменить ситуацию. Потребность теоретическая связана с необ-ходимостью проследить путь изменения данной ситуации, то есть вскрыть закономерности этого изменения, с тем, чтобы иметь возможность использования ее при изменении других в какой-либо мере сходных ситуаций. Если в практической задаче субъекта интересует непосредственный результат действия, изменившего ситуацию, то при теоретической задаче непосредственный интерес представляет способ достижения данного результата, способ данного действия".3
  Представляется очевидным, что именно потребность, обусловленная ро-лью следователя в процессе доказывания, мотивирует и объясняет избира-тельность восприятия и выбор поисково-познавательных средств. Избира-тельность восприятия следователя проявляется, прежде всего, в собирании и оценке доказательственной информации с позиции ее относимости и допу-стимости. В исходной следственной ситуации этот процесс проходит более стремительно, так как фактор времени на данном этапе познания события преступления значительно усложняет задачу следователя по установлению истины.
  При проведении следственных действий в рамках следственно-оперативной группы рефлексия следователя охватывает и рефлексию опера-тивного работника, и эксперта, так как следователь, исходя из его процессу-ального статуса, является основным познающим субъектом в уголовном судопроизводстве, и именно на него возлагается принятие всех тактических решений.
  "Процесс принятия тактического решения в исходных следственных си-туациях состоит из трех этапов. На первом этапе анализируется следственная ситуация и определяется цель тактического решения. Эти действия связаны, осуществляются практически одновременно. Первый этап - это уяснение так-тической проблемы. На втором этапе следователь анализирует возможные варианты решения проблемы. Отобранные варианты способов деятельности оцениваются; в зависимости от законченности, оптимальности и возможных результатов реализации тактического решения у следователя формируется убеждение в необходимости реализации избранного варианта действий".1
  Процесс принятия следователем тактического решения в исходных след-ственных ситуациях тесно связан с процессом выдвижения и проверки версий на первоначальном этапе расследования. Именно версионный метод позволяет произвести первоначальную реконструкцию события преступления. На данном этапе расследования пространственно-временная связь события преступления еще в достаточной степени коррелирует с исходной следственной ситуацией, так как фактор времени еще не в той степени деформировал информационное поле, чтобы сделать его недоступным для познания. Поэтому успешное разрешение исходных проблемно-поисковых ситуаций во многом зависит от субъективных факторов, в частности, от способности следователя выдвигать версии, соответствующие реальной обстановке расследования, и транзитивности (последовательности) принимаемых следственных решений.
  На основании изложенного, полагаем, совсем не случайным является тот факт, что проблему следственной версии на протяжении длительного времени исследовало такое большое количество авторов.1
  Все точки зрения по данному вопросу для удобства понимания условно можно свести к трем позициям.
  Сторонники первой определяют следственную версию как "индуктивное умозаключение следователя в форме предположения, основанное на фактиче-ских данных, о событии преступлении и его отдельных обстоятельствах, подлежащее проверке по логическим правилам дедукции".2
  Сторонники второй позиции характеризуют следственную версию как "строящуюся в целях установления объективной истины по делу интеграль-ную идею, образ, несущий функции модели исследуемых обстоятельств, со-зданных воображением (фантазией), содержащий предположительную оценку наличных данных и выраженный в форме гипотезы".3
  И, наконец, авторы третьей позиции определяют следственную версию как "обоснованное предположение субъекта познавательной деятельности (следователя), дающее одно из возможных и допустимых объяснений уже выявленных исходных данных (фактическая база), позволяющее на их основе во взаимодействии с теоретической базой вероятностно (неоднозначно) установить еще не известные обстоятельства, имеющие значение для дела".1
  Существующие научные подходы к данной проблеме отражают различ-ные стороны следственной версии. Первый подчеркивает логическую природу следственной версии; второй рассматривает ее как модель; третий отражает вероятностный характер версии, подчеркивает ее информативную сущность. Представляется, что именно третий подход можно рассматривать в качестве концептуальной основы для настоящего исследования.
  На основе анализа приведенных выше определений можно выделить следующие основные признаки следственной версии:
  1. Криминалистическая версия есть предположение, гипотеза о факте, явлении, относящемся к расследуемому событию.
  2. Следственная версия - разновидность криминалистической версии, выдвигаемой и проверяемой следователем.
  3. Следственная версия имеет информационно - логическую природу, "... обеспечивая установление и исследование связей между сложными юридиче-скими конструкциями, существующими в виде абстракций, отображающих конкретные "живые" факты объективной действительности".2
  4. Существует тесная взаимосвязь между проблемно-поисковыми след-ственными ситуациями и следственными версиями. "Связующим звеном этих явлений является информативность, которая, являясь компонентом следственной ситуации, накладывает отпечаток на характер выдвигаемых версий".3
  Признавая значение метода моделирования в исследовании криминали-стических явлений, на наш взгляд, тем не менее, трудно согласиться с пози-цией А.М. Ларина, рассматривающего следственную версию как модель, а ее проверку - как "процесс мысленного эксперимента, результатом которого яв-ляется знание не только о возможных обстоятельствах дела, но и об источниках фактических данных, которые могут подтвердить проверяемую версию".1 При таком подходе не совсем понятно, что выступает в качестве объекта, "заместителем" которого является предложенная А.М. Лариным модель - следственная версия: или событие преступления, или информация о нем, или обстановка расследования? Нечеткость параметров такой "модели" делают ее совершенно непригодной для роли полноценного "заместителя оригинала"".
  Поэтому, на наш взгляд, называть процесс построения версий "мыслен-ным моделированием" было бы методологически неверно.
  Очевидно, что "процесс построения версий", как научная категория, не совпадает по объему и содержанию с понятием "реконструкция события пре-ступления". Под реконструкцией обычно понимают "... разновидность моде-лирования, заключающуюся в материализованном воссоздании первоначаль-ного облика, положения объектов. Хотя этот метод и связан с материальным воссозданием, он требует специфической мыслительной деятельности, вклю-чается в общую познавательную деятельность".2
  По нашему мнению, реконструкция события преступления - одна из задач познавательной деятельности в процессе установления истины по делу, а версионный метод - один из инструментов познания в арсенале следовате-ля. Таким образом, эти два понятия соотносятся друг с другом как "цель" и "средство".
  Для понимания природы и места "версий" в структуре исходной про-блемно - поисковой следственной ситуации большое значение имеет их клас-сификация.
  В криминалистической литературе существует множество критериев де-ления версий: по субъекту выдвижения; в зависимости от конкретности вы-двигаемых предположений; по содержанию и эвристической направленности; по степени сложности внутренней структуры и т.д. В рамках настоящего ис-следования особый интерес представляет деление версий по функционально-му признаку - на ретросказательные и предсказательные.
  Большинство версий относится к первой группе, поскольку "... их эври-стическая направленность имеет ретроспективный характер, а основная функ-ция заключается в установлении обстоятельств прошлого. Опровержение или подтверждение этих версий осуществляется опосредованным путем с помощью выведения логических следствий и их последующего сопо-ставления с фактическими данными по уголовному делу.
  Но существуют и предсказательные версии, эвристические функции ко-торых направлены на установление фактов, существующих в настоящем или же ожидаемых в будущем.
  В отличие от ретросказательных, основной метод проверки предсказательных версий носит непосредственный, а не опосредованный характер, и основан на прямом установлении предполагаемого искомого. Опосредованный же метод применяется здесь далеко не всегда и играет лишь вспомогательную роль.
  К предсказательным относятся розыскные версии о возможном место-нахождении скрывающегося преступника или вероятных путях его будущего передвижения, о тайниках похищенного имущества; поисковые версии, вы-двигаемые для выявления доказательств и источников информации, а также для обнаружения безвестно отсутствующих лиц и трупов потерпевших".1
  Деление следственных версий, предложенное Л.Я. Драпкиным, представляется концептуальным, так как позволяет нам рассмотреть "версию" с позиции криминалистической прогностики. Как уже было отмечено в 1 главе настоящей монографии, криминалистическое прогнозирование, как одно из направлений познавательной деятельности, входит в структуру проблемно-поисковой следственной ситуации. Отсюда логически следует, что версия (предсказательная), как один из поисковых приемов в арсенале следователя, также входит в структуру ППСС вообще, и исходной проблемно-поисковой следственной ситуации в частности.
  Резюмируя изложенное, можно сделать вывод, что реконструкция со-бытия преступления, как один из вариантов моделирования в расследо-вании преступлений, достигается не в процессе построения версий, а в результате адекватно разрешенных следователем или иным познающим субъектом проблемно-поисковых следственных ситуаций.
  Процесс построения следственных версий и процесс решения ППСС имеют много общего.
  "Так, процесс построения следственных версий производится поэтапно. Условно этих этапов пять: анализ поступившей информации о преступлении, формирование теоретической базы версии с целью получения дополнительной информации; сопоставление фактической базы с теоретиче-ской, логическое построение версионного умозаключения: выведение ло-гических следствий, вытекающих из версии".1
  Процесс решения проблемно-поисковых следственных ситуаций также проходит поэтапно (соответственно в 2 этапа) - постановка проблемы и по-иск ее решения.
  Кроме того, и процесс построения версий, и процесс решения ППСС протекает в одном информационном поле. В связи с этим особый интерес представляет вопрос о пространственных границах этого поля. Они зависят от:
  "1) места совершения преступления;
   2) места нахождения и обнаружения следов и иных источников веще-ственной информации;
  3) места нахождения потерпевшего, подозреваемого, свидетелей;
  4) места получения первичной информации о событии преступления и ее первоначальной реализации".2
  Границы информационного поля, на наш взгляд, как раз и определяют генезис и динамику исходных следственных ситуаций, в том числе и для экс-перта. Недостаточность исходной информации у следователя или эксперта позволяют говорить только о первичной реконструкции события преступле-ния и связанной с ней высокой вероятности следственных или экспертных ошибок.
  Отсюда возникает закономерный вопрос: что такое следственная ошибка, и какое влияние она оказывает на генезис и динамику следственной ситуации?
  Под следственной ошибкой обычно понимается неправильное дей-ствие следователя, направленное по субъективному мнению на успеш-ное достижение задач уголовного судопроизводства и объективно выразившееся в принятии решения, незаконность и необоснованность которого была отражена в процессуальном акте или судом.1
  Систематизируя следственные ошибки, одни авторы различают:
  1. Ошибки в доказывании, связанные с неполнотой предварительного расследования.
  2. Ошибки в оценке доказательств.
  3. Неправильное применение уголовного закона.
  4. Нарушение процессуального закона и ошибки в тактике расследова-ния.2
  По мнению других авторов, целесообразнее было бы следственные ошибки разделить на организационные и тактические.3
  Данная классификация представляется неполной, так как за ее пределами остаются гносеологические ошибки, возникающие в процессе познавательной деятельности следователя. Например, неправильная оценка им причинно - следственных связей между наблюдаемыми фактами в процессе ОМП.
  По нашему мнению, целесообразно выделять три группы типичных следственных ошибок;
  1) процессуальные;
  2) организационно-тактические;
  3) гносеологические.
  Кроме того, для следственных ошибок всех видов присуще такое каче-ство как системность, которое проявляется в их взаимосвязи и взаимообусловленности. Ошибочное решение одних вопросов выступает в качестве непосредственной причины ошибки при решении других. При этом ППСС, порожденная процессуальной ошибкой, может перерасти в следственную ситуацию организационно-неупорядоченного типа, а в дальнейшем трансформироваться в гносеологическую ошибку.
  Так, ошибка в промежуточном решении в исходной ППСС в форме воз-держания следователя от нужного действия - избрания меры пресечения в отношении подозреваемого может привести к уничтожению им следов преступления (ситуация тактического риска), так как информационная неопределенность остается не преодоленной.
  Факторы (условия) оказывают влияние на следственные ошибки опосре-довано - через непосредственные их причины, являются своего рода "причи-нами причин". По отношению к непосредственным причинам тех или иных следственных ошибок факторы являются причинами более высокой общно-сти. В связанной причинно-следственными отношениями цепи: следственная ошибка - ее непосредственная причина и фактор деятельности - очень важную роль играет установление конкретных типичных ошибок и их непосредственных причин, что позволит, в конечном итоге, выйти на проблему факторов. Такова логика исследования проблемы следственных ошибок.
  Как показали исследования, проведенные авторскими коллективами ВНИИ МВД России в 2006 г., "... одной из самых распространенных причин следственных ошибок в отечественной судебно - следственной практике является односторонность и неполнота расследования. Она выражается, чаще всего, в недоказанности существенных обстоятельств, вины обвиняемого, события преступления и других элементов, образующих предмет до-казывания. 67 следователей из 130 опрошенных (51,5%) считали возможным направить дело с незначительными пробелами в исследовании обстоятельств дела, с тем, чтобы они были восполнены судом. Во многом сходный смысл имеет и установка многих опрошенных следователей (41,8%) на возможность прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям при недоказанности виновности обвиняемого".1
  По данным нашего исследования, односторонность и неполнота рассле-дования, по-прежнему, остается основной причиной процессуальных и орга-низационно-тактических следственных ошибок. Особенно обращает на себя внимание низкое качество планирования по уголовным делам. Именно планирование, то есть ясное предвидение того, что надо установить, доказать и какие средства для этого использовать, предохраняет следователя от односторонности и неполноты. Бесплановость расследования порождает его односторонность уже тем, что мешает выдвинуть и проверить "менее вероятные" версии, хотя они, подчас, оказываются правильными, порождает увлечение одной версией.
  О широте распространения недостатков, связанных с выдвижением и проверкой версий, говорит тот факт, что указанные недостатки были выявле-ны по 2/3 всех дел с ошибками, причем по 47,5% дел не были выдвинуты и проверены все обоснованные версии, а по 41,7% дел отмечено увлечение од-ной версией при недостаточном внимании к другим. При опросе 80 следова-телей 22 из них (16,7%) не считали необходимым выдвигать все возможные по обстоятельствам дела версии, полагая, что можно ограничиться одной, по их мнению, наиболее реальной. Последнее явление крайне опасно, так как порождает предвзятое, тенденциозное отношение следователя к фактам, противоречащим избранной им версии. Из обследованного нами количества уголовных дел 28,2% материалов как раз содержали ошибки, так или иначе связанные с оценкой следователем полученных доказательств.
  Причиной следственных ошибок является также неумение следователя формировать по уголовному делу комплекс доказательств, обеспечивающий установление истины. В сложной ситуации, когда подозреваемый колеблется в определении своей позиции, а доказательственный материал противоречив, некоторые следователи удовлетворяются любым признанием вины подозреваемым, в том числе таким, за которыми явно просматривается попытка лица уйти от ответственности за более тяжкое преступление либо самооговор. Так возникает переоценка признания подозреваемого, которая по результатам нашего исследования составила 19,4% от числа дел, по которым имели место ошибки, связанные с оценкой доказательств.
  Данное явление нередко порождает вредный стереотип доказывания, пользуясь которым следователь упрощает свою задачу за счет неправо-мерного "закрепления" признания. После задержания и получения от подозреваемого "признательных показаний" эти показания повторяются и фиксируются в присутствии понятых (под видом "проверки показаний на месте", хотя необходимость и возможность такого следственного действия отсутствуют), записываются на магнитофон или диктофон (под видом повторного допроса, хотя необходимость в нем отсутствует, так как речь идет лишь о воспроизведении признания).
  В ряде случаев инсценируется "явка с повинной", то есть написание ли-цом (обычно из ИВС) обращения, содержащего признание вины, хотя такое признание уже получено на допросе.
  Все "приемы" подобного рода также создают иллюзию доказанности факта совершения преступления, хотя в действительности данный факт под-тверждается только показаниями лица и, следовательно, в соответствии со ст. 88 УПК РФ, вряд ли может считаться доказанным. В результате следователь утрачивает объективную возможность получения новых доказательств, если признание подозреваемого соответствует истине.
  О широте распространения незаконной практики "закрепления" доказа-тельств с целью удержания допрашиваемого на занятой им позиции свиде-тельствует тот факт, что из 127 опрошенных нами следователей за допусти-мость указанной практики высказались 68 следователей, то есть 53,5%.
  Противоположный недостаток - переоценка показаний потерпевшего - также объясняется стремлением следователя уйти из проблемно-поисковой ситуации ценой минимальных усилий. Это явление закономерно приводит к замалчиванию доводов обвиняемого, выдвинутых им в пользу своей невиновности. Данное явление имеет еще большее распространение: недооценка следователем отрицания обвиняемым своей вины составила 34,7% ошибок в оценке доказательств. Как первое, так и второе явление одинаково опасны, так как порождают обвинительный уклон в расследовании преступления.
  Аналогичное происхождение имеют и многочисленные случаи переоценки заключений экспертов, которым, вопреки требованиям ст. 88 УПК РФ, нередко придается привилегированное значение по сравнению с другими доказательствами. Вследствие этих причин совокупность доказательств, на которые опирается следователь, принимая то или иное процессуальное решение, оказывается внутренне несогласованной, а транзитивность (обусловленность и обоснованность) следственного решения при этом абсолютно не обеспечивается.
  В ходе проведенного нами исследования все эти вопросы подробно изу-чались и в уголовных делах, содержащих следственные ошибки, было выяв-лено достаточно много процессуальных нарушений подобного рода.
  Например, не проводилась экспертиза, когда это являлось обязательным, в 14% случаев, а вместо судебно-медицинской экспертизы в 11% случаев следователи ограничивались актом судебно-медицинского исследования; в таком же числе случаев обвиняемый не был ознакомлен с заключением экспертизы, в связи с чем не мог использовать предоставленные ему права. В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого не излагались фактические обстоятельства деяния, вменяемые ему в вину (12%). В период расследования сотрудники органов дознания проводили допросы подозреваемых и обвиняемых без соответствующего поручения следователя, что влияло на достоверность получаемых результатов (16,7%). Не оформлялась надлежащим образом выемка документов и иных вещественных доказательств, что в дальнейшем под-рывало доверие к результатам данного следственного действия (64%).
  Кстати, весьма распространенной процессуальной ошибкой в современ-ной судебно - следственной практике является и некачественное проведение предварительного исследования трупа. Дело в том, что данное исследование, в соответствии с законом, вообще не является процессуальным действием, однако, следователи в своих направлениях трупа на предварительное исследование очень часто ставят перед судмедэкспертом вопросы, требующие, в соответствии со ст.196 УПК РФ, обязательного назначения и производства судебной экспертизы: 1) каковы причины смерти; 2) каковы механизм и локализация телесных повреждений на трупе и т.д.
  Эксперт, прекрасно зная, что в этой ситуации он не несет никакой ответ-ственности за невыполнение данного непроцессуального, а, по сути, незакон-ного распоряжения следователя, чаще всего, ограничивается формальной от-пиской в виде акта некачественно проведенного судебно - медицинского ис-следования, по этой причине не имеющего абсолютно никакого доказатель-ственного значения в уголовном судопроизводстве. Кроме того, проведение подобного рода "исследования" делает совершенно невозможным производ-ство качественной судебно - медицинской экспертизы по данному трупу в будущем.
  Если процессуальные и организационно - тактические ошибки являются результатом неправильно разрешенной ППСС, то гноселогические ошибки являются результатом неправильно выстроенного познавательного процесса в ходе расследования преступления. Однако специфика познавательной дея-тельности следователя, и, прежде всего, ее жесткая процессуальная регламен-тация, обуславливает диалектическую связь всех трех видов ошибок.
  Так, низкое качество планирования по уголовному делу порождает ошибки организационно-тактического плана; это приводит к увлечению одной версией при недостаточном внимании к другим, что порождает гно-сеологические ошибки; и, в конечном итоге, совершаются процессуальные ошибки, связанные с необоснованностью и немотивированностью принимаемых процессуальных решений.
  В качестве примера - обоснования данного тезиса приведем уголовное дело, возбужденное 20.06.1995 г. по факту пожара в коммерческом киоске, расположенном на привокзальной площади Железнодорожного района г. Барнаула.
  В результате пожара данный киоск, принадлежащий одной из частных фирм Барнаула, был практически полностью уничтожен огнем, а под обва-лившейся крышей прибывшая на место происшествия СОГ обнаружила два обуглившихся трупа - предположительно, охранников киоска. В ходе осмотра места происшествия нами было установлено следующее: один труп мужчины имел более значительные повреждения огнем - отсутствовала голова и нижние конечности. В ходе наружного осмотра второго трупа мой брат Гулимов Евгений Валерьевич, будучи в то время экспертом - криминалистом Железнодорожного РОВД, в затылочной кости черепа - единственном уцелевшем фрагменте головы - обнаружил отверстие диаметром 0,8 см. Следователь прокуратуры Федоров предположил, что данное повреждение было причинено гвоздем от обвалившейся балки перекрытия потолка киоска. На данной версии настаивал и оперативный работник, рассматривающий произошедшее событие как несчастный случай вследствие возгорания электропроводки. Это моего брата чрезвычайно удивило в тот момент. Его коллеги, почему-то, старательно переводили данное, совсем даже не очевидное происшествие в разряд несчастных случаев в результате халатности. Однако интуиция эксперта-криминалиста подсказывала: что-то здесь не так. Его обоснованные сомнения в тот момент активно поддержала судебно-медицинский эксперт Алтайского бюро СМЭ Инна Иванова - очаровательная молодая женщина, к которой все криминалисты и оперативники города Барнаула испытывали очень большую симпатию и уважение. Она, также как и Гулимов, в результате анализа взаиморасположения объектов на месте происшествия пришла к категорическому выводу об огнестрельном характере повреждения трупа. Однако пулю им тогда, к сожалению, обнаружить не удалось, а следователь так и не стал проверять эту версию. Взятая им на вооружение единственная версия несчастного случая окончательно завела следствие в тупик, а уголовное дело вскоре было прекращено за отсутствием состава преступления.
  Это дело еще долго не давало покоя моему брату. После осмотра места происшествия он с головой залез в судебно-медицинский атлас, отсканиро-вал оттуда фотографии выходных пулевых отверстий с характерными ра-диальными трещинами и сколами кромки отверстия в черепе и приобщил их к своим фото-таблицам, взятым с осмотра места происшествия. С боль-шим трудом Гулимову удалось тогда убедить начальника уголовного ро-зыска Железнодорожного РОВД Александра Кадыркина, что они имеют дело с умышленным убийством в результате огнестрельного ранения. Не-смотря на приобретенного мощного союзника в лице Кадыркина, набившее оскомину уголовное дело тогда, все-таки, окончательно застопорилось - всем "оппозиционерам", наконец-то, стало ясно, что никто постановление о прекращении уголовного дела отменять не собирается. Примерно через год после этого за совершение разбойного нападения был задержан некий гражданин Моисеев, при котором обнаружен газовый пистолет Иж-79-8, переделанный под стрельбу малокалиберными патронами. После умело проведенной Кадыркиным оперативно-тактической комбинации гражданин Моисеев признался в убийстве двух охранников, совершенном летом 1995 года в киоске на привокзальной площади города Барнаула.
  Преступление было совершено им при следующих обстоятельствах: около 21.00 час. 20 июня 1995 года в коммерческий киоск с находящимися там двумя охранниками зашли две ранее знакомые им девушки, с которыми они стали распивать спиртные напитки. Употребив спиртное с подмешанным психотропным веществом, охранники уснули, девушки открыли двери киоска и впустили гр-н Моисеева и Власова, которые произвели в головы спящих охранников по выстрелу из газового пистолета Иж-79-8, переделанного под стрельбу боевыми патронами, вскрыли сейф, похитив дневную выручку в сумме 2,5 миллиона рублей, подожгли киоск и скрылись.1
  В приведенном примере увлечение следователем единственной версией привело к целому ряду следственных ошибок различного уровня.
  Так, гносеологическая ошибка стала результатом неправильно разрешенной проблемно - поисковой следственной ситуации - прежде всего, неправильно проведенной селекции криминалистически значимой информации, выявления причинно - следственных связей в исследуемом явлении. Гносеологическая ошибка, как результат организационно-тактической ошибки следователя (неправильно организованного осмотра МП) неизбежно переросла в ошибку процессуальную, которая выразилась в принятии им немотивированного, по существу, незаконного процессуального решения - о прекращении уголовного дела. Ошибочная реконструкция события преступления привела к возникновению не только исходных следственных и оперативно-розыскных ППСС, но и экспертной проблемно-поисковой ситуации рандомизированного типа, так как дальнейшая познавательная деятельность эксперта по данному уголовному делу проходила в узких информационных границах навязанной ему следователем ошибочной версии.
  Гносеологические ошибки следователя могут иметь место при формули-ровании экспертного задания и неправильной оценки заключений эксперта. Гносеологические следственные ошибки иногда являются результатом нару-шения следователем основных законов формальной логики. Логические ошибки, как разновидность гносеологических, могут иметь место, например, при назначении объективно неоправданных экспертиз.
  Так, расследуя уголовное дело по факту разбойного нападения на квартиру гр-на Жильцова, следователь прокуратуры Октябрьского района г. Барнаула назначил по делу генотипоскопическую экспертизу. Данное по-становление представляет определенный интерес не только с точки зрения экспертной казуистики, но и в связи с полным отсутствием у следователя представления о программе экспертного исследования.
  В данном "экзотическом" постановлении, в частности, указывалось: "17 марта 2003 г. гр-не Чертов и Брунов совершили разбойное нападение на квартиру коммерсанта Жильцова..., предварительно заклеив дверные "глазки" соседних квартир листками бумаги. На разрешение эксперта следователь поставил следующие вопросы: 1) Кому принадлежит слюна, обнаруженная на предоставленном эксперту материале - человеку или животному? 2) Какова половая принадлежность данной слюны?"1
  Гносеологические ошибки могут возникнуть и в связи с отсутствием у следователя не только профессиональных знаний, но и обычного жизнен-ного опыта.
  Так, назначая биологическую экспертизу, следователь отмечает в описа-тельной части постановления, что потерпевшая от изнасилования Никитина замыла одежду водой со стиральным порошком "ОМО" (типичная исходная ППСС по изнасилованиям). При этом следователь обнаруживает незнание того факта, что практически все современные стиральные порошки содержат в своей основе биодобавки, разрушающие вещества органического происхождения, в частности, кровь и сперму. Таким образом, гносеологическая следственная ошибка в данном случае порождает заведомо неразрешимую экспертную проблемно-поисковую ситуацию.
  В ходе проведенного нами исследования выявлена тенденция у следова-телей к приданию заключению эксперта преимущественного значения по сравнению с другими доказательствами. В результате такого подхода некото-рые следователи не замечают дефектов в заключениях экспертов.
  Между тем, в ходе исследования были выявлены случаи противоречий между исследовательской частью заключения и выводами эксперта, на кото-рое следователь не отреагировал (17,5% от общего числа ошибок при оценке и использовании результатов экспертизы). Во многих случаях (52,5%) следователи не пытались устранить противоречий между заключением эксперта и другими доказательствами. Не всегда учитывается различие между вероятным и категорическим заключением - в 25% случаев следователи придали вероятным выводам эксперта значение категорических. Это может привести в дальнейшем к принятию необоснованных процессуальных решений.
  В частности, дело по обвинению Борисова и Иванова были ошибочно прекращены следователями Новосибирской областной прокуратуры на основе актов судебно-медицинских исследований трупа, содержащих экспертную ошибку. Во-первых, не был установлен факт наступления смерти гр-на Кудряшова в результате асфиксии вследствие закрытия верхних дыхательных путей массами воды (судебный медик сослался на то, что причину смерти установить невозможно из-за гнилостных изменений трупа); во-вторых, судмедэксперт не обнаружил при вскрытии характерный признак удушения - перелом подъязычной кости и пришел к выводу, что смерть второго потерпевшего Ямщикова наступила в результате приступа ишемической болезни.
  Проведенные нами исследования показали, что достаточно распростра-нены случаи, когда не назначаются экспертизы, хотя они являются обязательными по закону (ст.196 УПК РФ). Наряду с этим выявлены многочисленные случаи (40% от общего числа дел с ошибками) возвращения дел на дополнительное расследование в связи с непроведением экспертиз, которые являлись фактически необходимыми. Среди них: непроведение судебно-биологической экспертизы составило 13%, судебно-психологической - 12%, экспертизы наложений - 10%, судебно-медицинской экспертизы живых лиц - 9%, технической экспертизы - 8%. Эти данные показывают, что следователи далеко еще не в полной мере используют арсенал науки для установления истины по делу и, по всей видимости, недостаточно представляют себе ее возможности.
  Успех экспертного исследования во многом зависит от взаимодействия следователя с экспертом. Последний должен располагать всей необходимой исходной информацией по уголовному делу; всеми объектами, содержащими нужную экспертную информацию, четко представлять себе программу экс-пертного исследования, ибо без этого невозможно выдвинуть и проверить все экспертные версии. Решение этой задачи существенно усложняется, когда происходит своеобразное "сужение" информационного поля эксперта, навя-зывание ему следователем своей версии.
  Так, расследуя уголовное дело, возбужденное 14.04.89 года по факту смерти воспитанника Бийской воспитательно-трудовой колонии Борисова, следователь Барнаульской спецпрокуратуры установил следующее: 14.04.89 г. осужденные Борисов и Глебов во время перерыва между занятиями стали бороться в коридоре школы. В ходе борьбы Глебов нанес Борисову удар по лицу, после чего Борисов упал и, не приходя в сознание, скончался в медсанчасти учреждения. Следователь должен был разрешить исходную проблемно-поисковую ситуацию - находится ли смерть Борисова в при-чинно-следственной связи с нанесенным ему ударом в лицо?
  Выдвигая версию о существовании такой связи, следователь предполо-жил, что потерпевший Борисов, получив удар в лицо, упал и, ударившись затылком о бетонный пол, умер. Назначив судебно-медицинскую экспертизу, следователь предоставил в распоряжение судмедэксперта все материалы уго-ловного дела, объяснив ему свою версию произошедшего события. Результаты секционного исследования стали неожиданностью как для сле-дователя, так и судебного медика. Выводы эксперта были категоричными: 1) Смерть Борисова наступила в результате прямого удара сзади в область шеи твердым предметом, возможно рукой, и наступившей вслед за этим рефлекторной остановкой сердца. 2) Кровоподтек и гематома в затылочной области головы Борисова не могли стать причиной его смерти.
  Применив метод пространственно-временной локализации, следователь соотнес месторасположения Глебова и Борисова во время борьбы и пришел к выводу о невозможности нанесения такого удара Глебовым. Значит, удар сзади нанес кто-то третий? Данная версия требовала тщательного исследования фактических обстоятельств дела, однако следователь пошел по пути наименьшего сопротивления - он предложил судмедэксперту произвести дополнительную экспертизу в контексте проверяемой следственной версии. Судебный медик отказался от такого "заманчивого" предложения; тогда следователь назначил производство комиссионной экспертизы, поручив ее экспертам Алтайского бюро СМЭ в Барнауле. Комиссионная экспертиза подтвердила правильность и обоснованность выводов судмедэксперта г. Бийска. Исходная ППСС по всем делам в уголовно-исполнительной системе всегда крайне изменчива, динамична, время было упущено, следы преступления утрачены, и 31.05.89 г. следователь принял решение о прекращении уголовного дела за отсутствием состава преступления.1
  В данном примере следователь проявил необъективность и явную тен-денциозность - находясь в "плену" своей собственной ошибочной версии он пытался навязать ее и судмедэксперту. Система допущенных при этом организационно-тактических и гносеологических ошибок вылилась в процессуальную ошибку - принятие незаконного и необоснованного решения о прекращении дела. Истина по данному уголовному делу так и осталась не установленной.
  Специфическая природа исходной следственной ситуации позволяет вы-делить следующие ее признаки: 1) объективность; 2) системность; 3) много-факторность; 4) динамизм.
  Динамизм исходной следственной ситуации - это ее основной отличи-тельный признак, позволяющий выделить данный тип следственной ситуа-ции в системном ряду однородных криминалистических явлений. Динамизм исходной следственной ситуации во многом обусловлен действием фактора внезапности в расследовании криминального события.
  Чаще всего, под термином "внезапность" в литературе понимают способ и форму деятельности, а также отдельных действий субъекта. При этом авто-ры дифференцируют понятия "внезапность" и "неожиданность". По их мне-нию, внезапность есть способ действий с целью достижения результатов в расчете на неожиданность, неожиданность же - это следствие внезапности действий.2
  Представляется более точной позиция Р.С. Белкина, раскрывающего диалектическую связь "внезапности" и "неожиданности". По его мнению, "неожиданность как следствие внезапности имеет еще одну форму проявле-ния, не связанную с противоборством сторон в процессе расследования. Это - внезапность самого события, подлежащего расследованию, или неожидан-ность события, подлежащего расследованию, или неожиданность события как необходимое условие оценки достоверности результатов следственного действия. Психологические механизмы воздействия фактора внезапности в подобных ситуациях отличаются от механизмов ситуации противостояния. Они зависят от характера события, от роли в нем участников и проявляются в процессах восприятия, запечатления и воспроизведения в памяти информации о событии, в их особенностях, связанных именно с ролью и состоянием субъекта".3
  Полагаем, что применительно к проблематике исходных следственных ситуаций уместнее говорить именно о факторе неожиданности, определяю-щем границы информационного поля, в котором протекает познавательная деятельность следователя. Действие фактора неожиданности проиллюстриру-ем на примере.
  В дежурную часть Железнодорожного РОВД г. Барнаула 20.09.2006 г. около 2-х часов ночи поступило сообщение о том, что на ул. Северо-Западной, из окна квартиры многоэтажного дома произошло выпадение человека со смертельным исходом. Прибывшая на место происшествия следственно-оперативная группа обнаружила труп мужчины со следами падения с высоты на расстоянии 5 м от стены девятиэтажного дома. Это обстоятельство позволило следователю предположить, что тело летело с ускорением в начальной точке падения. Отсюда - версия насильственного выбрасывания потерпевшего, ошибочно взятая на вооружение следователем. Исходная проблемно-поисковая ситуация осложнялась еще и тем, что все окна и двери на лоджии по предполагаемому ряду квартир, откуда могли выбросить потерпевшего, оказались закрытыми. Проведенные оперативно-розыскные мероприятия все же позволили обнаружить эту квартиру и детально реконструировать обстоятельства произошедшего события.
  Молодая семья, проживающая на седьмом этаже, отмечала годовщину свадьбы. Около 23.00 ч. опьяневшего хозяина дома Храмцова положили спать в зале и закрыли дверь на ключ. Проснувшись около 2-х ч. ночи Храмцов обнаружил двери в зале запертыми. Находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения и потеряв ориентацию в пространстве, он решил спуститься по лоджиям во двор, но между 6 и 5 этажами не удержался на поручне балкона и сорвался вниз. Как констатировал судмедэксперт, производивший наружный осмотр трупа, падение человека в таком положении (т.н. "заднее сальто") в соответствии с законами физики происходит именно по параболической траектории, что объясняет значительную удаленность места падения тела от стены дома. При этом фактор неожиданности воздействовал в данной исходной ситуации ППСС как на участников СОГ, работавшей в условиях полной информационной неопределенности, так и членов семьи потерпевшего, которые спали и ничего не слышали. Истина была установлена, а следователь прокуратуры принял обоснованное решение об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления.1
  Необходимо заметить, что информационное пространство исходной ППСС для всех познающих субъектов (следователя, оперативного работ-ника, эксперта) едино, но познавательная деятельность каждого проходит с различной интенсивностью. Это зависит, прежде всего, от индивидуальных особенностей мышления субъекта, его профессионального опыта, предметной избирательности восприятия, что влияет на характер и направле-ние мыслительной деятельности, выбор поисково-познавательных средств. В связи с этим, полагаем, есть необходимость раскрыть природу такого явле-ния как "следственная интуиция".
  "С психологической точки зрения интуицией называют неосознанное творческое решение задачи, основанное на длительном творческом опыте субъекта. Исходя из этого, следственную интуицию можно охарактеризовать как основанную на опыте и знаниях способность непосредственного решения следственных задач при ограниченных исходных данных".2
  Ограниченное информационное поле исходных следственных ситуаций значительно повышает роль интуитивного мышления в решении мыслитель-ных задач в ходе расследования преступлений. Поскольку интуитивный про-цесс мышления проходит настолько быстро, что часто не осознается самим субъектом познания - это является еще одним фактором, обусловливающим динамизм исходной проблемно-поисковой следственной ситуации.
  Интуиция опирается на данные прошлого сознательного и подсознательного опыта. Подсознательное сравнение с этим прошлым опытом и приводит к озарению, неожиданному решению.1
  Эта взаимосвязь большей частью остается скрытой для сознания, реша-ющего задачу.2
  Полагаем, Г.А.Зорин весьма точно описывает генезис интуитивного про-цесса. Он складывается из ряда моментов:
  "- следователь осознает, что нашел решение, обеспечивающее выход из следственного тупика;
   - это решение приходит неожиданно (неожиданность интуитивного ре-шения Пуанкаре сравнивал с молнией среди бесконечно долгой ночи);
  - найденное решение сопровождается чувством уверенности в том, что оно верно, что это именно то решение, которое мучительно искал следо-ватель;
   - интуитивно найденное решение, как правило, гармонично, оригиналь-но, изящно (это обстоятельство подтверждают следователи и представители других творческих профессий);
   - в интуитивно найденном решении можно обнаружить и средства его реализации (то есть перспективу), а при желании и определенных навыках интуитивное решение можно подвергнуть логическому анализу и развернуть его в ретроспективу, то есть рассмотреть процесс поиска решения в направ-лении от результата к его истокам;
   - интуитивное решение можно рационализировать логическими сред-ствами".3
  Примером удачного инсайт - решения, как результата интуитивного мышления следователя, может послужить исходная ППСС по уголовному делу, возбужденному 12.11.2004 г. по факту убийства сторожа Барнаульского радиозавода.
  Прибывшая на место преступления следственно-оперативная группа об-наружила следующее: производственное помещение Радиозавода было арен-довано одной из барнаульских коммерческих фирм под склад компьютерной техники. Труп сторожа находился под опрокинутым диваном, связанный в необычной позе - руки заведены назад, с силой притянуты к ногам и зафиксированы скотчем. Рот и нос потерпевшего были также плотно заклеены скотчем, что, по мнению судмедэксперта, и стало причиной смерти от асфиксии.
  Осмотр помещения показал следующее: оказались похищенными 10 процессорных блоков для компьютеров, но без мониторов и принтеров. Еще два компьютера были разбиты молотком, а детали в беспорядке разбросаны по всему полу. Отсутствие повреждений на двери в склад позволило предположить, что сторож добровольно впустил преступников. Однако, характер хищения, и, прежде всего, то, что были похищены неукомплектованные компьютеры, явная жестокость преступников по отношению к сторожу дали основание следователю предположить инсценировку разбойного нападения и иной (некорыстный) мотив совершенного преступления. Как оказалось, именно интуитивная догадка следователя определила правильное направление поисковой деятельности всей следственно-оперативной группы и привела к удачному решению ППСС.
  Инсайт - решение следователя основывалось на анализе следовой кар-тины, информация о которой была противоречивой и лишена внутренней ло-гики. Исходная ППСС по данному уголовному делу порождала ряд вопро-сов:
  1) Зачем преступникам понадобилось разбивать новые укомплекто-ванные компьютеры?
  2) В чем причина жестокости, с которой был убит сторож, при от-сутствии явных признаков сопротивления с его стороны?
  3) Для чего были нужны преступникам неукомплектованные компьюте-ры?
  Приведенные следственные и оперативно-розыскные мероприятия в дан-ном направлении позволили сравнительно быстро установить личности пре-ступников и обстоятельства совершенного ими преступления.
  10.11.2004 г. сторож Быстров, находящийся в запасе подполковник ВС и работающий на Радиозаводе г. Барнаула, оказался случайным свидетелем того, как его знакомые разукомплектовали похищенный автомобиль. Используя шантаж и угрозы, Быстров потребовал от них сумму в размере 20 млн. руб. за свое молчание и назначил встречу в охраняемом им складе. Явившись в назначенное время в склад, преступники, находясь в состоянии алкогольного опьянения, набросились на Быстрова, открывшего дверь, связали и положили его на диван. Затем один из преступников, гр-н Карпов, испытывая особую неприязнь к потерпевшему, перевернул диван с Быстровым, нанес сторожу несколько ударов ногой по голове, а затем плотно заклеил ему рот и нос скотчем. Потерпевший агонизировал в течение 20 мин., а в это время преступники, не обращая на него никакого внимания, разбили молотком два компьютера, разбросали радиодетали по всему помещению и покинули склад.
  Уже находясь за пределами склада, Карпов убедил соучастников вернуться на место преступления, так как ему в голову пришла мысль инсце-нировать разбойное нападение. С этой целью преступники подогнали к складу принадлежащий им автофургон "Газель", загрузили в него первые, попавшиеся на глаза, процессорные блоки и скрылись.1
  В приведенном примере криминальная ситуация во многом была спровоцирована виктимным поведением потерпевшего Быстрова. Кроме того, это хорошая иллюстрация того, как ситуация преступления корреспондирует с исходной следственной ситуацией. Непоследовательные, нелогичные действия преступников в информационном плане стали именно тем ключом, необходимым для понимания природы сложившейся по делу исходной проблемно-поисковой ситуации.
  Динамизм, как атрибутивное свойство, присущ практически для всех исходных следственных ситуаций, будь это ситуация расследования убий-ства, грабежа или изнасилования. Другие качества исходной ППСС, как системность и многофакторность, напротив, отличают одну следственную ситуацию от другой: например, исходную ППСС изнасилования от ППСС любого другого преступления против личности.
  Системность и многофакторность исходных следственных ситуаций, по нашему мнению, во многом определяются характером и границами информационного поля, в пределах которых протекает расследование различных групп и видов преступлений.
  На специфику исходных следственных ситуаций, динамику их развития в зависимости от вида совершенного преступления авторы обратили внима-ние уже достаточно давно.1
  Данная специфика во многом обусловлена характером ситуации пре-ступления и исходных данных о ней, имеющихся в распоряжении следова-теля на первоначальном этапе расследования. Исходная ППСС, определяемая характером и видом совершенного преступления, раздвигает пространственно-временные границы (так называемый "хронотоп") первоначального этапа расследования.
  Так, большая протяженность во времени исходной ППСС хищения с ис-пользованием служебного положения по сравнению с кражей обусловлена длящимся характером ситуации преступления и действием многих факторов в ходе расследования. При таком развитии проблемно-поисковой ситуации раздвигаются не только временные, но и процессуальные границы первоначального этапа расследования, так как в связи со сложным пред-метом доказывания по такой категории дел отодвигается момент предъявления обвинения должностному лицу.
  В обосновании данного тезиса приведем уголовное дело No 9857, возбужденное Барнаульской спецпрокуратурой по надзору за учреждениями УИС, по факту порчи фильтрующих элементов 01м-1227 и 01м-1228 в учреждении УБ-14/8 строгого режима в городе Новоалтайске.
  Настоящее уголовное дело было возбуждено по материалам инвентаризации, проведенной финансово-плановым отделом ГУВД Алтайского края. Была выявлена недостача на сумму 65 тыс. руб. Выводы ревизоров были категоричны: недостача листовой стали явилась следствием недостаточного контроля за расходом материалов в процессе производства.
  Уже при первом знакомстве с материалами ревизии следователь обратил внимание на противоречивость и тенденциозность проведенной проверки.
  Например, в п. 5 Акта ревизии было отмечено отсутствие контроля за расходом материалов в процессе производства, в то же время в п. 3 Акта ука-зывалось, что снятие остатков незавершенного производства производится ежемесячно.
  Уже первые шаги по расследованию данного преступления показали, что учет незавершенного производства в исправительном учреждении вообще отсутствует. Кроме того, в материалах проверки были представлены объяснения только работников ИК, реально заинтересованных в прекра-щении уголовного дела и ни одного объяснения материально-ответственных лиц из числа осужденных.
  Первой ошибкой организационно-тактического плана было возвращение следователем материала, предоставленного ГУВД Алтайского края, в то же ведомство для дополнительной проверки. Об объективности повторной ревизии теми же лицами из того же учреждения, естественно, не могло быть и речи.
  В ходе предварительного следствия было установлено, что фактически ежедневный отпуск металла в 6 раз перекрывает норму расхода, установлен-ную суточной программой.
  Например, бухгалтерией в августе 1988 года со склада ИК было отпущено 5 тонн стали, что составило 5-дневную норму расхода металла (суточная составляет 1 тонну). Сопоставляя различные документы бухгалтерского учета и отчетности, следователем были получены любопытные данные.
  Так, в ходе исследования отчета по форме 12-СИ за 1 и 2 полугодие было установлено, что плановая программа по производству фильтрующих элементов составила 140 000 изделий в год. Фактическое выполнение плана за год составило 138 000 изделий, то есть на 2 000 изделий меньше, чем по плану. В отчете, представленном бухгалтерией УБ-14/8 в УВД Алтайского края была отмечена экономия металла на 150 тонн. Это заставило следователя оперативно принять меры по наложению ареста на всю доку-ментацию цехового склада, так как из объяснения кладовщика цехового склада осужденного Иванова усматривалось, что работниками бухгалтерии ИК уже предпринимались попытки уничтожения всех актов списания материалов в цех No 2 за год. Суммирование количества металла, списанного по актам за год в данный цех, показало, что при существующей норме расхода металла на одно изделие со склада в цех поступило материала, необходимого для производства 430 000 изделий в год при плане 140 000 изделий в год.
  Несмотря на данные обстоятельства, следователь не стал исследовать во-прос об ответственности главного бухгалтера Ефремовой и самого на-чальника ИК, которые должны были нести солидарную ответственность за приписки и искажение отчетности, а взял на вооружение только одну версию, выдвинутую в ходе допроса самим же главным бухгалтером учреждения. Ефремова пояснила, что недостача возникла вследствие плохих условий хранения и порчи материала; нарушения осужденными технологии производства при штамповке изделий, что и привело к перерасходу мате-риала.
  Взяв на вооружение версию о нарушениях технологического процесса при работе осужденных на штамповке, следователь не назначил необхо-димую по делу технологическую экспертизу. Остались также неисследованными следующие вопросы:
  1) возможен ли перерасход металла в связи с неправильной наладкой штампов, как утверждали на допросах работники ИК?
  2) почему при имеющемся фактическом перерасходе металла бухгалте-рия учреждения подавала в ГУВД Алтайского края данные об экономии материала?
  3) почему использование фондового материала на нужды ИК, в том числе оборудование секторной системы, не находит отражения в бухгалтерских документах?
  Дело оказалось очень сложным, многоэпизодным, требующим от следо-вателя инвариантных решений, однако обвинение было предъявлено только начальнику УБ-14/8, а уголовное дело вскоре прекращено по п. 8 ст. 5 УПК РСФСР в связи с весьма "загадочной" смертью обвиняемого. Вопрос об уча-стии в деле других должностных лиц так и остался неисследованным.1
  Определить границы по данному уголовному делу, отделяющие первоначальный этап расследования от дальнейшего, можно лишь весьма приблизительно. Многофакторность расследуемого события преступления (протяженность хищения во времени, противодействие следствию со стороны сотрудников МВД и их корпоративность, большой и неопределенный следствием круг подозреваемых) предопределила не только генезис и динамику исходной ППСС, но и привело к расширению пространственно - временных и процессуальных границ первоначального этапа расследования, который закончился только через два месяца одновременно с предъявлением обвинения начальнику ИК. Неисследование вопроса об участии в преступлении других лиц неизбежно привело к тому, что истина по данному уголовному делу так и осталась не установленной.
  Исходные проблемно - поисковые следственные ситуации по различным категориям уголовных дел отличаются спецификой первоначальных данных и направлением познавательной деятельности следователя. Если в приведенном примере основной вопрос, подлежащий исследованию - имело ли место хищение либо преступная халатность? - то при обнаружении, например, фрагмента расчлененного человеческого тела, основной вопрос, подлежащий разрешению следователем - кто убит? "Специфика работы по рассматриваемым делам проявляется, прежде всего, в том, что, не зная, кто именно убит, следователь в значительной степени лишен возможности строить и проверять версии об убийстве на основе данных о потерпевшем и его связях. Поэтому одно из основных направлений расследования по делам такого рода - установление личности убитого".1
  Кроме направления поисковой деятельности, исходная ситуация рассле-дования убийства отличается, например, от следственной ситуации хищения скоростью развития. Как показывает практика, первоначальный этап рассле-дования убийства имеет более сжатые временные рамки, чем по другим видам преступлений, так как скорость познавательных процессов следователя во многом зависит от скорости протекания трупных явлений. ППСС по такого рода делам могут перерасти в ситуации тактического риска в случае утраты основного объекта экспертного исследования по убийству - трупа.
  Исходная ППСС может перерасти в ситуацию организационно-неупорядоченного типа и, наоборот, в связи с неправильно организованной участниками расследования коммуникативной деятельностью. При этом по-мехи в коммуникативной деятельности создают негативный эмоциональный фон для процесса познания в целом.
  В качестве примера перерастания организационно-неупорядоченной следственной ситуации в проблемно - поисковую приведем уголовное дело, возбужденное 28.12.93 г. по факту убийства охранника АО "Русского дома Селенга". Данное коммерческое предприятие арендовало помещение у Дворца культуры шинников г. Барнаула, где и был обнаружен труп охранника Котова. Когда на место происшествия прибыла следственно-оперативная группа под руководством молодого следователя прокуратуры Агеева, там уже находился заместитель начальника Ленинского РОВД, начальник уголовного розыска Иванов и участковый Закурдаев.
  Эксперт - криминалист Соколов в ходе осмотра пришел к выводу о не-возможности выделить следы преступников в общей массе оставленных, в том числе и сотрудниками РОВД, следов. В это время начальник уголовного розыска Иванов вместе с участковым продолжали производить осмотр помещения: разбирали документацию "РДС", осматривали вскрытые сейфы. Приняв участие в наружном осмотре трупа, заместитель начальника РОВД затеял спор с судмедэкспертом о характере и механизме телесных повреждений. Следователь призвал всех присутствующих на ОМП лиц к порядку, заявив, что он является руководителем следственно - оперативной группы, поэтому все обязаны выполнять его указания. Он потребовал от заместителя начальника Ленинского РОВД покинуть место происшествия, в результате чего коммуникативная деятельность в ходе осмотра переросла в межличностный конфликт, сказавшийся на качестве познавательной деятельности следователя и других участников ОМП.1
  В данном примере следователь допустил целый ряд ошибок организаци-онно - тактического плана, четко не обозначив свою организаторскую роль в проводимом следственном действии. Ошибки организационно - тактического плана неизбежно переросли в гносеологические, то есть ошибки познания, а сложившаяся в результате этого исходная ППСС не получила должного раз-решения.
  Исследуя природу исходной ППСС, необходимо сказать о психодиагно-стике места происшествия и ее значении в разрешении ситуаций данного типа. Как показывают исследования, в ходе ОМП можно выявить не только материальные следы, прямо или косвенно указывающие на лицо, совершившее преступление, но и путем анализа обстановки, механизма и способа совершения преступления установить личностные качества и свойства правонарушителя, его эмоциональное состояние. Немецкий криминалист Эрих Анушат в связи с этим писал: "Большая часть улик, - именно все те, которые получают благодаря осмотру, - материально ося-заемы, и глаз криминалиста обнаружит их, если только он в достаточной степени откроет его. Криминалист, который постоянно заботится о том, чтобы производить осмотр и тщательное "наблюдение", имеет все шансы на успех".2
  На наш взгляд, одной из удачных попыток разрешить исходную ППСС в условиях информационной неопределенности является построение и использование т.н. "психологического профиля преступника". Психоло-гический профиль (портрет) преступника, как правило, применяется для описания особенностей и специфических деталей действий преступника, исходя из анализа объектов материального мира и основных законов психо-логии, что позволяет называть его одним из методов психодиагностики места происшествия. Кроме того, полагаем, данный метод можно рассматри-вать и как один из вариантов криминалистического прогнозирования.
  Впервые о возможности диагностики места происшествия с помощью психологического портрета преступника заговорили криминалисты США. Исследования, проведенные ими, показали, что можно делать выводы об образе жизни, криминальных особенностях и месте постоянного проживания т.н. "серийного преступника" на основании данных, свидетельствующих о том, где, когда и как были совершены им преступления.1
  Опыт каждодневной практики сотрудников ФБР постепенно формировал концепцию так называемой внутренней логики преступления. Ее принципы можно проиллюстрировать. Например, предположением, что хорошо разработанное и организованное преступление совершается лицом, которому вообще свойственно тщательно планировать и формировать свою жизнь.2
  Одной из главных гипотез при создании психологического портрета преступника является допущение, что способ совершения преступником первого преступления будет иметь некоторое сходство со способом совер-шения им других преступлений. Второй гипотезой является предположение о предопределенности расстояния между домом преступника и местом совершения им преступления. Третьей - гипотеза о специфичности преступлений.
  Если существует вероятность того, что при совершении какого-то кон-кретного вида преступлений преступник проявляет определенную последова-тельность действий, то возникает вопрос об его "профессионализме". Здесь важно то, что, как предполагается, преступники обладают рядом однотипных криминальных "репертуаров" и, вместе с тем, индивидуальными особенно-стями.
  Однако в зарубежной криминалистической литературе существует точка зрения, согласно которой молодые преступники имеют склонность использо-вать эклектически различные модели преступлений, то есть совершать раз-ные виды преступлений. Последнее обстоятельство значительно усложняет задачу психодиагностики места происшествия.1
  Результатом исследований, проведенных американскими учеными, стало следующее:
  1) Выявление устойчивых связей между местом преступления, его способом, характером следовой картины; периодичностью преступных действий и виктимологическими особенностями жертвы.
  2) Возможность создания розыскной модели вероятного преступника по тем или иным признакам места происшествия.
  3) Возможность психолого-психиатрической идентификации подозрева-емых и обвиняемых путем соотнесения их с розыскными моделями.2
  Попытки исследовать причинно - следственные связи между социально-психологическими характеристиками личности преступника и механизмом совершенного им преступления с помощью математического аппарата нашли свое выражение в построении уравнения так называемой основополагающей (канонической) корреляции. Эта процедура ставит своей целью объективный анализ связи между двумя группами переменных величин. Иначе говоря, это попытка выведения сложных регрессионных уравнений, которые содержат ряд переменных критериев, а также определенное число прогностических переменных величин.
  "На одной стороне этого уравнения находятся необходимые для следователей переменные величины, извлеченные из информации о преступлении, на другой - характерные особенности преступника, имеющие поисковую ценность.
  Так, если А1 . . . n означает действие преступника (включая, например, время, место и выбор потерпевшего), а С1 . . . m означает характерные особенности преступника, то весовые соотношения между F1 . . . Fn (где F -коэффициент корреляции устойчивых признаков механизма преступления) и K1 . . . Km (где К - коэффициент корреляции устойчивых признаков в психо-логическом профиле преступника) могут быть записаны уравнением следую-щего вида:
  F1A1 + . . . + F n A n = K1C1 + . . . + Km Cm ".1
  Как хорошо видно из данного уравнения, имеется прямо пропорциональная связь между данными о механизме преступления и данными о личности преступника. Полагаем, справедливо в связи с этим отмечает Д. Кантер, что "... если бы такие ортодоксальные уравнения можно было выводить для любого дополнительного ряда преступлений, то это бы послужило мощной вспомогательной основой для криминалистики и удивительных психологических парадоксов в теории преступного поведе-ния".2
  В отечественной научной литературе также предпринимаются попытки психодиагностики МП с помощью методики построения психологических портретов вероятных преступников. Особенность таких исследований со-стоит в том, что большинство трудов, посвященных данной проблеме, в качестве объекта исследования выбирают личность сексуального маньяка. И это не случайно, так как преступление данного вида имеет важный системообразующий фактор - серийность, который позволяет исследовать данное явление с помощью системного и ситуационного методов. В связи с этим представляются удачными результаты исследования известного психиатра А.О. Бухановского, составившего вероятный портрет Чикатило, который полностью совпал с реальным.3
  По мнению А.О. Бухановского, "феномен Чикатило состоит из несколь-ких блоков. И первый из них - это предрасположение. Это предрасполо-жение складывается из трех компонентов: 1) Своеобразное состояние мозга. 2) Своеобразное сексуальное состояние. 3) Своеобразное состояние личности - то есть свойства характера, темперамента.
  "Синдром Чикатило" начинается с любого дискомфорта в психическом состоянии. Природа требует возврата в комфортное состояние. Если есть определенная предрасположенность, возникает и постепенно развивается механизм, руководящий поведением. Это происходит не вдруг, а на протяжении длительного времени. Своеобразным катализатором становится так называемое запечатление, то есть сочетание событий, увиденных однажды в страшном, жестоком антураже.
  Так, маньяк Сливко из Невинномыска стал свидетелем автомобильной катастрофы, в результате которой погиб мальчик. В подсознании будущего убийцы отпечатался образ мертвого ребенка в аккуратной пионерской форме, блестящих черных ботиночках. Но от запечатления сцен жестокости и наси-лия до садистских преступлений маньяк должен пройти достаточно долгий путь. Потом запечатленный некогда антураж маньяк станет воссоздавать в сценариях своих преступлений.
  Так, Сливко, постепенно от патологического поведения перейдя к изощ-ренным убийствам подростков, подробно воссоздавал запечатленный образ погибшего, одевая свои жертвы в пионерскую форму и блестящие ботиночки. В поисках утраченного комфорта "синдром Чикатило" толкает больного на новые садистские преступления на сексуальной почве, вплоть до пожирания частей человеческого тела".1
  К сожалению, отечественная и зарубежная психиатрия еще недостаточно изучила влияние функциональных сдвигов в обмене нейромедиаторов мозга на генезис психопатических личностей и их криминальных наклонностей.
  Так, до сих пор не совсем ясно, какую роль в поведенческих реакциях, в регуляции эмоционального состояния, влечений, мотивации играет вещество "серотонин".
  Исследования таких психиатров как О.Г. Газенко2, О.С. Брусов3, Л.Н. Мезенцева1 обнаружили пониженное содержание серотонина в крови у людей с агрессивным поведением. Кроме того, опыты на обезьянах показали, что повышение содержания серотонина в мозгу сопровождается возбуждением и агрессией. По мнению А. Матсона, нарушения функции серотонинергической системы имеют прямое отношение к механизму развития криминальных наклонностей и дисфорий у антисоциальных личностей. Но какое именно отношение - психиатрическая наука на современном уровне развития ответить пока не может.
  Аналогично, не может найти объяснения т.н. "феномен скрытого лев-шества", обнаруженный у Чикатило, Джумагалиева и других серийных убийц учеными Академии Управления МВД РФ (Самищенко С.С. и др.). Было установлено, что гребневой счет (суммарное количество папиллярных линий между дельтой и центром узора) у большинства людей (85 %) на правой руке больше, чем на левой. 15 % людей имеют обратно пропорциональную зависимость по гребневому счету, являясь "левшами". У большинства обследованных серийных убийц гребневой счет на левой руке больше, чем на правой, хотя почти все они "левшами" не являлись. Поскольку уже давно медициной установлена определенная зависимость между дерматоглифическими, дактилоскопическими узорами и функциями полушарий головного мозга, полученные результаты исследований позволили ученым выдвинуть гипотезу - не находится ли "феномен скрытого левшества" в причинной связи с нарушениями в работе нейромедиаторов, в том числе регулирующих половую сферу у серийных убийц? Проверка и подтверждение данной гипотезы могли бы иметь важное значение в криминалистической прогностике.
  В связи с актуальностью проблемы серийных убийц, и применительно к вопросам криминалистической прогностики, представляет определенный ин-терес методика построения розыскных профилей серийных сексуальных убийц, разработанная Ю.М. Антоняном и другими учеными ВНИИ МВД РФ.
  В зависимости от способа, орудия преступления и характера телесных повреждений на трупе данные ученые разделяют таких убийц на две группы: "душителей" и "потрошителей".
  Среди "душителей" различаются три основных группы лиц: которые "только" душили, не нанося телесных повреждений; которые наносили по-вреждения в половой сфере; которые помимо удушения наносили поврежде-ния не в половой сфере.
  Так, "... для "душителей", которые не наносили телесных повреждений, характерны следующие розыскные признаки:
  - половина из них были женаты, более 50% имели детей;
  - преобладает неполное среднее образование;
  - несексуальная агрессия против жены и случайных лиц в форме побоев и вербальных оскорблений;
  - основная масса убийств совершается с 18 до 24 часов;
  - периодичность нападений: каждый день, через день или 1 раз в неделю - 25 %; 1 раз в месяц и в период от одного месяца до трех лет - 75 %;
  - в 17 % случаев скрывают труп, в 83 % - не скрывают;
  - преобладает внезапное нападение на жертву;
  - жертвами, чаще всего, становятся женщины старше 18 лет.
  Для "душителей", которые наносили еще и повреждения в половой сфере, характерны следующие розыскные признаки:
  - относительно высокий уровень образования; среди них встречаются также лица с незаконченным высшим и высшим образованием;
  - все такие лица душили руками;
  - 35 % болели шизофренией, 75 % страдали остаточными явлениями по-ражения головного мозга. Все они лечились в психиатрической больнице;
  - в 50 % случаев скрывают труп;
  - преобладает вовлечение жертвы обманом или с помощью силы;
  - нападение в лесистой местности, лесопарковой зоне;
  - третья часть жертв - дети до 12 лет;
  - периодичность нападений: каждый день, через день или 1 раз в неделю - 50 %; 1 раз в месяц и в период от одного месяца до трех лет - тоже 50 %".1
  Иные признаки, по мнению Ю.М. Антоняна, В.А. Верещагина и других авторов, могут быть, соответственно, положены в основу розыскных профи-лей "потрошителей". Здесь возникает закономерный вопрос - насколько должны быть устойчивы корреляционные величины, чтобы послужить осно-вой психологического портрета преступника? Очевидно, что от этого будет зависеть адекватность розыскной модели и, следовательно, направление раз-вития исходной следственной ситуации.
  Данный вопрос в криминалистической литературе до настоящего мо-мента является дискуссионным. Особенно острая научная полемика разгоре-лась вокруг разработки типовых версий о лицах, совершивших убийство без очевидцев, Л.Г. Видонова.
  Л.Г. Видонов исходил из "...представления о существовании закономерных связей между местом, временем, способом совершения преступления, личностью потерпевшего, с одной стороны, и обстоятельствами, относящимися к преступнику (его пол, возраст, место жительства и др.) - с другой. Степень связи между теми и другими признаками исчисляется в процентах.
  Так, если некоторым признакам места происшествия, способа преступле-ния и потерпевшего во всех случаях сопутствуют определенные признаки преступления, это - стопроцентная, или "однозначная" связь; когда же эти признаки в одних случаях совпадают, а в других расходятся, то это - "вероятностная" связь.
  Места совершения преступления образуют 9 условных групп. Данные о времени суток (от 5 до 7; от 7 до 9 часов и т.д.) распределены на 6 отрезков. Наряду с этим, время совершения убийств различается по "сезонам" (весенняя распутица, осенняя распутица, снегопады, сезон охоты и сбора грибов). Таких "сезонов" - 4. Способов убийств - 9. Орудия преступления (ножи, кинжалы, "тупые предметы", разные виды огнестрельного оружия и др.) составили 29 групп.
  Потерпевшие делятся на 2 группы по признаку пола и еще на две - по возрасту (моложе 23 лет и старше). По характеру они разделены на 4 группы - "конфликтные", "доброжелательные", "осторожные" и "жадные". Убийцы делятся на две группы по половой принадлежности, на три группы по возрасту (от 10 до 15, от 16 до 23 и от 24 до 88 лет) и на две группы - по наличию или отсутствию судимости.
  В зависимости от отноќшения к потерпевшему убийцы распределяются на 5 групп: супруги, близкие родственники и свойственники; соседи, сослуживцы, знакомые и незнакомые. По психическому статусу убийцы делятся на две группы: "нормальные" и "дебилы", по отношению к алкоголю - еще на две группы: пьющие и непьющие. Еще по одному признаку - расстоянию между местом жительства и местом убийства - преступники представлены пятью группами: проживающие не далее 500 м, в 600 - 800 м, в 1 - 3 км, в 5 -12 км, до 2000 км".1
  Справедливо, на наш взгляд, критикуя данную разработку Л.Г. Видонова, А.М. Ларин отмечал, что бесконечное сочетание признаков места, времени, орудий преступлений, а также признаков, относящихся к потерпевшему, делают данную систему бесполезной для розыскного дела.
  Так, "общее число возможных сочетаний этих признаков представляет собой произведение чисел, выражающих количество разных признаков места преступления (9), времени суток (6), "сезонов" (4), орудий преступления (29), а также признаков, относящихся к потерпевшему: половой принадлежности (2), возраста (2), характера (5). Это ни много, ни мало, как
  9 х 6 х 4 х 29 х 2 х 2 х 5 = 125280 сочетаний".2
  Полагаем, основным методологическим недостатком разработки Л.Г. Видонова является отсутствие доминантных, устойчивых признаков в основе розыскной модели. Кроме того, автор абсолютизирует фактор детерминированности всех элементов криминалистической характеристики преступления и практически не учитывает фактор случайности, как в механизме совершения преступления, так и в личности преступника.
  Следует отметить и достаточно низкую репрезентативность уголовных дел, данные которых были положены в основу приведенной выше классифи-кации, хотя представляется очевидным, что чем выше репрезентативность, тем более высокая степень достоверности розыскной модели, а значит, боль-шая вероятность благополучного разрешения исходных проблемно-поисковых следственных ситуаций.
  На наш взгляд, построение адекватных психологических портретов, как розыскных моделей, возможно только в двух случаях:
  1) Когда в самом механизме совершенного преступления заложен сис-темообразующий фактор, например, серийность в убийствах на сексуальной почве;
  2) Когда в основу розыскной модели положены действительно повторя-ющиеся доминантные признаки механизма преступления и устойчивые корреляционные связи элементов криминалистической характеристики преступления.
  На наш взгляд, второму критерию, например, в полной мере отвечает разработка В.К. Гавло. Разрабатывая типовую криминалистическую характеристику совершения убийства матерью новорожденного ребенка, им были выявлены любопытные закономерности, позволяющие "...все многообразие уголовно-значимой информации, идущей от исследования внешнего вида и состояния трупов младенцев, выделить в две основные группы, которые условно можно назвать "чужой ребенок" и "свой ребенок". Первая группа - "чужой ребенок" - характеризуется информационной системой признаков глубоко бездушного, безразличного, порой жестокого, циничного обращения виновных с младенцем, как во время родов, так и после них. Беременность эти женщины не приняли, а ребенок остался для них чужим. Чувства жалости, материнства, раскаяния в содеянном не проявляется у них даже в способе захоронения этого ребенка. За такими действиями обычно скрываются виновные с крайне отрицательной характеристикой.
  Вторая группа - "свой ребенок" - несет несколько отличную от первой информацию. Беременность они воспринимают как желанную, хотя и считают ее большой ошибкой. Испытывают чувство жалости к убитому младенцу, раскаиваются в содеянном и на этом основании оказывают действенную помощь следствию, более коммуникабельны. Нередко трупы завернуты в чистые простыни, пеленки, тщательно обмыты. Рода проведены аккуратно, асфиксия выполнена без излишних травм и др. Это вызывает необходимость поиска виновной не только среди женщин с отрицательной, но и с положительной характеристикой. Велика вероятность, что они живут в семьях, имеют детей.1
  Существование таких корреляционных зависимостей позволяет следова-телю сузить круг подозреваемых по данным преступлениям, направить поис-ково - познавательную деятельность в нужное русло. Как справедливо отмечает В.К. Гавло2, правильно организованный поиск "от трупа младенца к матери" обеспечит транзитивность решений следователя и удачное разрешение даже самых сложных ППСС.
  В практической деятельности правоохранительных органов при реше-нии задач психодиагностики места происшествия отсутствие розыскных мо-делей компенсируется интуицией следователя, личным и коллективным эмпирическим опытом, наблюдательностью. Именно эти составляющие "следственного мышления" позволяют выявлять корреляционные зависимости в реальных проблемно-поисковых ситуациях уже в ходе осмотра МП.
  Так, анализ следственной практики показывает, что существует корре-ляционная зависимость способа преступления и предмета преступного посягательства от возраста преступника. Исходя из этого, уже при проведе-нии ОМП можно определить, что преступление, например, совершенно несовершеннолетним.
  Например, "хорошо известно, что подростки, чаще всего, посягают:
  а) на продукты, которые могут стать объектом непосредственного по-требления (сладости, спиртные напитки, некоторые деликатесные продукты питания); б) на предметы, особо значимые для несовершеннолетнего в связи с интересом к спорту, музыке и т.д.; в) на мотоциклы, мопеды, велосипеды или запасные части к ним; г) на предметы молодежной моды - в связи с желанием хорошо одеться, иметь заманчивую вещь (эти преступления могут совершать и взрослые при наличии соответствующих потребностей и интересов и невозможности их удовлетворения правомерным путем); д) на марки, монеты и др. вещи.1 Таким образом, прослеживается корреляционная зависимость между предметом преступного посягательства и мотивацией преступления (потребностями подростка).
  Наблюдаются и другие закономерности.
  Так, по данным Л.Л. Каневского, "...а) подростки совершают преступления в сравнительно ограниченном круге мест; б) они чаще, чем взрослые, совершают кражи из общежитий, школ, ПТУ, сараев; в) грабежи и разбойные нападения в районе школ, ПТУ, общежитий они совершают также значительно чаще, чем взрослые, но реже - во дворах, в общественных местах; г) убийства совершаются ими, прежде всего, в местах, где они проводят свободное время (в жилищах, на пустырях и т.д.) и в очень редких случаях - на улицах, дорогах, производстве; д) около половины краж личной собственности граждан, как взрослыми, так и подростками, совершаются в дневное время; остальные кражи взрослыми совершаются в предвечерние часы (28 %) и в ночное время (19 %), а подростками - до 30 % в ночное время, 17 % - в предвечерние часы.2
  Приведенные данные иллюстрируют пространственно - временную обусловленность места совершения преступления возрастом и местом жи-тельства (учебы) несовершеннолетних преступников. Имеется также устойчивая связь между возрастом преступника и способом совершения (сокрытия) преступления.
  Так, "...при совершении убийств несовершеннолетние преступники только в 18 % случаев принимают меры к сокрытию трупа. Труп обычно закапывают в снег, забрасывают листьями или небольшим слоем земли. Другие способы сокрытия трупа достаточно редки (утопление, сжигание) - в 4 %. Немаловажное криминалистическое значение имеет и место сокрытия трупа. Как показывает изучение практики, почти во всех исследованных случаях трупы обычно скрывались в 5-10 м от места убийства. Орудия преступления в 50 % случаев выбрасывались в районе МП; д) при убийствах, изнасилованиях, других преступлениях против личности несовершеннолетние предпринимают и другие, чаще всего, элементарные действия по сокрытию следов совершенного преступления".1
  Правильная оценка свойств и качеств объекта посягательства позволяет судить о мотивах преступления, а, следовательно, и об уровне развития пре-ступника: его интеллекте, возрасте, поле; в некоторых ситуациях - о профес-сиональной принадлежности, иногда - об интересах и его хобби. Объект посягательства, будучи побудителем к преступлению, обусловливает и выбор способов совершения преступления. Анализ использовавшихся орудий совершения преступлений дает ответ на вопросы о профессиональном либо преступном опыте лица и о таких его эмоциональных состояниях, как состояние аффекта либо гнева, либо состояниях алкогольного, токсического или наркотического опьянения.2
  Немаловажное значение в криминалистической прогностике и розыск-ном деле имеет так называемый "синдром Раскольникова", хорошо описанный в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание", заставляющий преступника помимо его воли и желания вновь и вновь являться на место совершенного им преступления. О возможности применения данного психологического феномена в розыске и поимке преступника свидетельствуют конкретные примеры из следственной практики.
  Так, "...по делу об изнасиловании и убийстве семилетней девочки стар-ший следователь прокуратуры Ленинграда поручил работникам милиции установить наблюдение за пустырем, где было совершено преступление. Сре-ди посетивших пустырь 109 человек внимание привлек некий Стрелинов, который появился там в нетрезвом состоянии и не имел при себе документов. Позднее на одном из допросов подозреваемый рассказал, что пришел на место изнасилования и убийства под влиянием одолевавших его тревоги и любопытства. В этот день он несколько раз проезжал на городском транспорте и проходил пешком возле пустыря, видел там работников милиции, но его все равно "тянуло" на место происшествия. Не сдержавшись, он вышел из трамвая и пошел на пустырь к месту, где оставил труп девочки. Там его и остановили работники милиции.
  Орудовавший в течение пяти лет в Подмосковье сексуальный маньяк и убийца Ряховский был схвачен лишь после того, как следственно - опера-тивная группа, проанализировав нераскрытые ранее преступления, совершен-ные аналогичным способом, обратили внимание на то, что убийца имел почти патологическую склонность совершать очередное убийство на одном из тех мест, где он уже ранее совершал преступление. Он был задержан в результате засады, организованной на месте, где было совершено очередное преступление.
  Таковы в общих чертах психологические аспекты раскрытия серийных убийств и других тяжких преступлений против личности. Что касается криминалистических способов, то наиболее значимым из них, конечно, является осмотр места происшествия".1
  Резюмируя изложенное, можно сделать вывод, что умение следователя выявлять устойчивые причинно-следственные связи в механизме совершенного преступления позволяет ему успешно разрешать исходные ППСС уже в ходе осмотра места происшествия. Но исходные проблемно - поисковые ситуации могут возникать не только в ходе ОМП, но также и других следственных действий, в основе которых лежит процесс реконструкции события преступления. К таким следственным действиям относится, например, опознание.
  Исходные ППСС, возникающие при производстве опознания, обуслов-лены психологической природой данного следственного действия.
  "Психологией установлено, что у познающего последовательно реали-зуются следующие процессы: 1) формирующий - стадия усвоения, осознания образа, предмета, лица, которая, в свою очередь, подразделяется на ряд эта-пов; 2) опознавательный - стадия распознавания. В этой стадии происходит восприятие в натуре определенной группы объектов, оживление в памяти мысленной модели ранее воспринимавшегося объекта и, наконец, мысленное сопоставление всех этих объектов и решение вопроса об опознании - о тождестве или различии.
  Рассматривая психологическую структуру опознания, необходимо учи-тывать, что в процессе предъявления объекта зрительного восприятия у опо-знающего происходит и корректировка воссозданного мысленного образа за счет дополнительного процесса вспоминания. В связи с этим различается 2 вида процесса опознания: симультанное (синтетическое) и сукцессивное (аналитическое).
  При симультанном опознании опознающий делает вывод путем общего восприятия объекта, минуя сознательно проведенную стадию анализа признаков.
  Сукцессивное опознание осуществляется путем нахождения и выделе-ния в объекте отдельных признаков, элементов, деталей, которые затем синтезируются в общий образ, в результате чего и делается вывод о сходстве или различии объектов".1
  Так как процесс опознания во многом зависит от психических свойств опознающего субъекта, именно при производстве данного следственного действия и возникает наибольшее количество проблемно - поисковых ситуаций, обусловленных природой таких психических процессов, как восприятие и память. Во многом динамику возникающих при этом исходных ППСС определяет эмоциональный фон процесса опознания, порождающий следственные ситуации организационно-неупорядоченного типа.
  Одним из негативных факторов, обуславливающих появление и разви-тие таких следственных ситуаций, на наш взгляд, является прямой контакт опознающего с опознаваемым. Возникающие в связи с этим следственные ошибки организационно - тактического плана связаны, прежде всего, с ре-флексией опознающего, наблюдающего за реакциями следователя и других участников следственного действия, корректирующего свое поведение на опознании в зависимости от складывающейся ППСС и своих личных интересов.
  Полагаем, на предотвращение именно таких следственных ситуаций направлена ч. 8 ст. 193 УПК РФ, предусматривающая предъявление лица для опознания в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознаваемым опознающего. В этих случаях понятые должны находиться в месте нахожде-ния опознающего, при этом понятым и опознающему обеспечивается воз-можность визуального наблюдения лиц, предъявленных для опознания.
  Аналогичным образом данная проблема уже давно решается и в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан.
  Так, ч. 2 ст.229 УПК РК, вступившего в силу с 1 января 1998 г., устанавливает следующий порядок опознания: "В целях обеспечения безопасности опознающего, а также при опознании по особенностям голоса, речи, походки предъявление лица для опознания может быть произведено в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознаваемым опознающего".
  Как видно, данные правовые нормы содержат достаточно подробную регламентацию условий разрешения проблемно-поисковых ситуаций, возни-кающих при производстве данного следственного действия, в частности, при опознании лица по голосу, речи и походке.
  Отсутствие визуального контакта опознающего с опознаваемым позво-ляет устранить лишь определенный негативный фон, влияющий на динамику и объективность процесса узнавания, но далеко не все факторы, порождающие ситуации организационно-неупорядоченного плана, например, фактор внезапности, как в действиях следователя, так и опознаваемого.
  Так, при производстве опознания гр-на Завидова А.Н., обвиняемого в совершении разбойного нападения на автофургон с товаром, у следователя возникла ситуация организационно-неупорядоченного плана. Завидов неожи-данно встал рядом с сидящими статистами, а затем лег на пол. Участники следственного действия попытались поднять его с пола, завязалась борьба и дальнейшее проведение опознания стало просто бессмысленным.1
  Приведенный пример достаточно хорошо иллюстрирует механизм трансформации следственных ситуаций организационно-неупорядоченного типа в проблемно-поисковые ситуации. Организационно-тактическая ошибка переросла в ошибку гносеологическую, так как вопрос о тождестве представ-ленных объектов в данном опознании остался нерешенным.
  В зависимости от того, с каким типом исходной ППСС сталкивается следователь, избираются приемы и методы ее разрешения. По степени информационной определенности различаются детерминированные и рандомизированные исходные следственные ситуации.
  Как уже было отмечено в I главе настоящего исследования, детермини-рованная ППСС в информационном плане характеризуется наличием четкой корреспондирующей связи между элементами криминалистической характеристики преступления и элементами криминалистической характеристики расследования. В большинстве случаев это - очевидные преступления с типичными следовыми картинами и алгоритмами следственных решений. Проблемность в исходных следственных ситуациях данного типа имеется, но слабо выражена. На наш взгляд, оптимальным методом решения таких ППСС, разработанным еще в семидесятых годах прошлого столетия Г. Линстауном, является т.н. "блок - схема последовательности выполнения задач". Сущность его заключается в "схематическом изображении всех альтернативных путей решения какой-либо задачи. На каждом пути выявляются существенные этапы, а затем трудности и затраты, связанные с выполнением каждого этапа".
  Данный метод уже давно и успешно взят на вооружение криминалиста-ми, разрабатывающими блок - схемы расследования отдельных групп и видов преступления. С помощью данного метода можно определить те трудности либо облегчающие условия, с которыми может столкнуться следователь, разрешающий исходную ППСС. Эффективность метода Г. Линстауна зависит от объема и полноты информации, положенной в основу блок - схемы.
  Так, "американскими криминалистами путем выявления и анализа со-тен типичных ситуаций были выработаны весьма эффективные приемы поли-цейских опросов, исходя из личности преступника и имеющейся в распоряжении полицейского информации".
  Совершенно иные требования к методам разрешения предъявляются в условиях исходных ППСС рандомизированного типа. В отличие от детерми-нированных, эти следственные ситуации менее устойчивы, а имеющейся криминалистически значимой информации либо недостаточно, либо она ли-шена внутренних детерминант. Исходные ППСС данного типа крайне измен-чивы, в связи с чем велик риск утраты следов преступления и иных фактиче-ских данных. Поэтому главное требование, предъявляемое к методам разре-шения подобных ППСС - оперативность. Именно такими методами, по сути, являются методы Делфи и коллективной генерации идей, используемые как при разрешении следственных ситуаций, так и в криминалистической прогностике.
  Метод Делфи является "...методом коллективной экспертной оценки, базирующейся на выявлении согласованного мнения экспертной группы пу-тем автономного и анонимного опроса экспертов в несколько туров при сообщении им результатов предыдущего тура для дополнительного обоснования оценки и формирования статистической характеристики группового ответа. Применяя данный метод, нужно руководствоваться следующими правилами:
  - тщательно отбирать специалистов;
  - создавать условия для их наибольшей продуктивности;
  - проявлять осторожность при формировании единой комбинационной позиции нескольких экспертов.
  Условия для использования метода Делфи:
  а) предусматривается эффективная система контактов экспертов;
  б) обеспечивается свободный доступ экспертов к информации;
  в) информация подготавливается заранее;
  г) исключается информация, не представляющая интереса;
  д) четко формулируется цель прогнозирования;
   е) оценка прогнозов осуществляется при их реализации на практике".1
  Главной особенностью метода Делфи является статистическая детер-минированность группового ответа, что поднимает его эффективность в разрешении ППСС рандомизированного типа, природу которых, во многом, определяют именно статистические закономерности.
  Каким же образом может быть применен метод Делфи при разрешении исходных ППСС? Рассмотрим это на примере уголовного дела No 2-57/08, приведенного в I главе нашего исследования.
  Описанная ППСС убийства около Дворца культуры ПО "Сибэнерго-маш" по уровню информационной определенности относится к рандомизированной: большое количество следов, не относящихся к событию преступления, труп не опознан и т.д. Сложность возникшей исходной следственной ситуации и несогласованность действий следственно-оперативной группы предопределило в целом неудачное развитие дальнейшего и заключительного этапов расследования.
  Полагаем, метод Делфи существенно помог бы участникам СОГ в вы-боре правильного направления поисковой работы, вооружив следственно-оперативную группу стратегической версией и устранив несогласованность действий всех ее участников.
  С этой целью каждому участнику СОГ следователь может предложить письменно и анонимно изложить свое видение произошедшего события и представление о личности вероятного преступника.
  Очевидно, что в своих рассуждениях они будут исходить из анализа следовой картины места происшествия, характера телесных повреждений на трупе, руководствуясь при этом своей наблюдательностью и профессиональ-ным опытом. Выводы участников СОГ должны быть подробно аргументиро-ваны, чтобы следователю был понятен логический ход их рассуждения.
  Анализируя данные заключения, следователь может получить статисти-ческую характеристику группового ответа. При этом, полученный процент статистической детерминированности позволит ему построить как основную (стратегическую), так и вспомогательные рабочие версии криминального со-бытия.
  Если для метода Делфи присуща анонимность, то для метода коллек-тивной генерации идей (т.н. "мозговая атака") свойственно открытое, пуб-личное обсуждение экспертных оценок. При этом для экспертов "... устанав-ливаются следующие правила: 1) запрещается оценка выдвигаемых идей; 2) ограничивается время одного выступления, но допускается многократное вы-ступление одного участника; 3) обязательно фиксируется все сказанное; 4) стимулируется развитие любой идеи; 5) между участниками поддерживаются свободные дискуссионные отношения".1
  Данный метод особенно часто используется в оперативно - розыскной деятельности при коллективной разработке сложной тактической операции. Каждому оперативному работнику руководитель группы предлагает открыто изложить свои соображения по поводу разработки и прогнозу ее возможных результатов. Свободные дискуссионные отношения между участниками груп-пы позволяют прийти к оптимальному варианту прогноза с последующей корректировкой намеченного плана проведения оперативно - розыскного мероприятия. Результатом "мозговой атаки" в этом случае, как раз, и будет разрешение исходной ППСС оперативным путем.
  Резюмируя изложенное, сформулируем краткие выводы по настоящей главе:
  1) Следственные ситуации, возникающие на первоначальном этапе рас-следования в результате познавательной деятельности следователя, являются исходными ППСС.
  2) Границы информационного поля, с которым сталкивается субъект познания на первоначальном этапе расследования, определяют генезис и динамику исходных проблемно-поисковых ситуаций.
  3) Специфическая природа исходной ППСС позволяет выделить такие ее типичные признаки, как динамизм и многофакторность.
  4) Психодиагностика места происшествия является одним из эффектив-ных приемов разрешения исходных ППСС.
  5) Психологический портрет преступника, как один из методов психо-диагностики МП, представляет собой сущность более высокого порядка, чем обычная реконструкция события преступления, и может быть вполне исполь-зован при разрешении исходных ППСС, связанных с розыском реальных преступников.
  6) Выбор методов и приемов разрешения исходных ППСС (метод Делфи, коллективной генерации идей и т.д.) зависит от сложившейся по уголовному делу следственной ситуации - детерминированного или ран-домизированного типа.
  В настоящей главе ставилась задача рассмотреть исходную ППСС только для следователя, который, безусловно, является далеко не единственным субъектом, познающим ее. В следующей главе мы уже рассмотрим особенности познавательно - поисковой деятельности другого, не менее значимого участника расследования - судебного эксперта.
  
  
  Глава 4. Проблемно-поисковые экспертные ситуации: по-нятие, структура и виды
  Проблемы познания, возникающие на дальнейшем и заключительном этапах расследования, ставят нас перед необходимостью исследовать вопрос о месте эксперта и экспертного мышления в коллективной поисково - позна-вательной деятельности по раскрытию и расследованию преступлений.
  Полагаем, в этой связи для определения места экспертных ППСС в си-стеме следственных ситуаций необходимо определить место самой судебной экспертологии в современной системе криминалистических знаний. На наш взгляд, по данному вопросу далеко не все еще акценты в научной литературе расставлены до конца.
  В своем развитии судебная экспертология претерпела весьма серьезную эволюцию от одного из разделов криминалистики - криминалистической тех-ники - до самостоятельной области научного знания - общей теории судебной экспертизы. Толчком к возникновению и развитию данной теории, как известно, послужили взгляды П.И. Тарасова - Родионова на двойственную природу криминалистики и Ю.М. Кубицкого - на необходимость изъятия из криминалистики всего, относящегося к криминалистической экспертизе.1
  В последовавшую за этим научную дискуссию, продолжающуюся уже более сорока лет, были вовлечены ученые - криминалисты разных по-колений.1
  Объективным результатом данной научной дискуссии, на наш взгляд, как раз и стало появление и развитие судебной экспертологии (или общей теории судебной экспертизы), которую Р.С. Белкин, в частности, определял как "науку о закономерностях возникновения и развития судебных экспертиз, процесса экспертного исследования и формирования его результатов; законо-мерностей, проявляющихся в общности тех методологических и методических основ, на базе которых возможно объединение отдельных видов судебной экспертизы в единую целостную систему с четкой классификацией видов судебной экспертизы как ее элементов".2
  Несмотря на то, что право на существование судебной экспертологии, как самостоятельной науки, признается практически всеми авторами, проблема ее соотношения с частными криминалистическими теориями и другими науками, на наш взгляд, еще долго будет являться предметом научных дискуссий.
  Полагаем, значительный спектр дискуссионных вопросов сразу же воз-никает при анализе и сопоставлении предметов судебной экспертологии и учения о следственных ситуациях, как частной криминалистической тео-рии. На наш взгляд, проблемно-поисковая следственная ситуация, как инте-гративное начало двух теорий, позволяет в едином концептуальном блоке проблем рассматривать такие научные категории как 1) "криминалистиче-ское и экспертное мышление", 2) "криминалистическая и экспертная версии"; 3) "криминалистическое и экспертное прогнозирование"; 4) "следственная и экспертная ошибки" - относящиеся соответственно к понятийному аппарату криминалистики и судебной экспертологии. Это, в свою очередь, будет способствовать дальнейшей интеграции двух наук.
  Что же представляет собой экспертная ППСС и каковы ее основные признаки?
  Очевидно, что данный вид следственной ситуации порожден познава-тельной деятельностью эксперта, поэтому напрямую связан с понятием "экс-пертное мышление".
  Проблема экспертного мышления, на наш взгляд, В современной науч-ной литературе разработана явно недостаточно.
  Так, до сих пор нет ясности по таким вопросам, как понятие и структура экспертного мышления, предметность и мотивационные основы как предпосылки формирования экспертного мышления и др. Между тем, представляется очевидным, что, хотя экспертное мышление и является одной из многочисленных форм профессионального мышления, оно имеет свои особенности, связанные с предметом и методами исследования. Отсюда закономерен вопрос: чем же отличается экспертное мышление, например, от криминалистического мышления? Соотношение данных понятий, на наш взгляд, можно с успехом изобразить с помощью кругов Эйлера, частично пересекающихся друг с другом.
  В зоне пересечения двух кругов Эйлера, на наш взгляд, как раз и будет находиться поисково - познавательная деятельность эксперта, направленная на разрешение проблемно - поисковых следственных ситуаций по уголовному делу. Очевидно, что познавательная деятельность суд-медэксперта или любого эксперта в гражданском процессе выходит за рамки криминалистического мышления и образует зоны самостоятельного экспертного мышления, так же как познавательная деятельность следователя, оперативного работника или судьи является самостоятельным структурным элементом криминалистического мышления.
  В отличие от следователя, оперативного работника или судьи, познание эксперта направлено только на изучение объектов материального мира, а его поисковая деятельность базируется на опыте (эксперименте), проведенном в соответствии с методическими рекомендациями. Объединяющим началом двух исследуемых видов мышления является оценка результатов познавательной деятельности на основе внутреннего убеждения познающего субъекта. Так же, как следователь (судья) оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, так и эксперт оценивает свои экспертные выводы с позиции их правильности и единственной возможности. "Внутреннее убеждение эксперта, - как справедливо подчеркивал Р.С. Белкин, - это своеобразное эмоционально - интеллектуальнее состояние эксперта как познающего субъекта, наступающее в итоге всей его деятельности по решению конкретной экспертной задачи".1
  Объективные основания внутреннего убеждения судебного эксперта со-ставляют в своей совокупности систему, элементами которой являются:
  I. Профессиональные знания эксперта, в содержание которых входят его мировоззренческие принципы и установки, научные познания, знание им коллективной экспертной практики в данной области, необходимые навыки в применении нужных методов исследования, знание критериев и путей про-верки полученных результатов, наконец, личный экспертный опыт.
  2. Профессиональные качества эксперта: наблюдательность, внимание, глубина, гибкость, логичность и критичность ума, самостоятельность мышления, способность преодолеть предубеждение или предвзятость".2
  "С содержательной стороны имеется некоторое различие между внут-ренним убеждением эксперта, дающего категорическое заключение, и экспер-та, формулирующего свои выводы в вероятней форме. В первом случае - это убежденность в том, что выводы истинны, однозначны и не, допускают иного толкования. Во втором - убежденность в невозможности по тем или иным причинам дать категорический ответ на поставленный вопрос".3
  В этом, на наш взгляд, принципиальное отличие от внутреннего убеж-дения следователя, прокурора, судьи, где оценка доказательств и выводы в принимаемых процессуальных решениях осуществляются только в категори-ческой форме.
  Для решения экспертных задач в отличие от криминалистического мышления экспертный мыслительный процесс требует четкого разделения осознаваемых и неосознаваемых, логических и интуитивных компонентов опыта. Если мышление следователя или оперативного работника допускает в процессе установления истины интуитивный опыт, то логический анализ в экспертном мышлении всегда базируется на объективно установленных фак-тах. "Интуитивный опыт в экспертной деятельности не исключается, как справедливо отмечает В.Л. Попов, - но он в основном учитывается при постановке альтернативных задач и выборе путей их решения... Опыт и интуиция эксперта могут инициировать его на углубление и расширение круга подлежащих изучению объектов и методов их исследования, но с непременной целью реализовать свои гипотезы, предчувствия, предположения в объективные доказательства".1
  Резюмируя изложенное, можно сделать вывод, что экспертное мышле-ние по своей природе всегда является дискурсивным (или понятийно-логическим). Для подобного способа решения возникающих мыслительных задач характерно наличие предварительного знания о ходе решения, о тех факторах, при помощи которых оно может быть осуществлено. Эти знания приобретаются опытом, изучением определенной литературы, инструкций. При дискурсивном мышлении характерным является логическое выделение фактов, а также выводов из определенной заданной совокупности других фактов. Здесь всегда заранее имеется готовая формула логических действий (алгоритм).1
  Несмотря на то, что в основе экспертного познания лежит опыт (экспе-римент) и алгоритм опытных действий (разработанная методика экспертного исследования), оно является эвристическим, также как мышление следователя, оперработника или судьи, т.к. связано с поисковой деятельностью. Эта деятельность основывается, прежде всего, на "...методе аналогии, где в качестве аналога выступают прошлый опыт, обобщенные знания, и методе перебора вариантов. Результативность применения последнего метода тем более высока, чем полнее при переборе вариантов осуществляется мысленное экспериментирование с имеющейся информаци-ей".2
  Эвристическое мышление в качестве обязательного элемента требует выдвижения гипотезы, которая призвана обеспечить дальнейшее развитие общего познавательного процесса. Как известно, различаются научные, част-ные и рабочие гипотезы. "Научная гипотеза - это предположение о законо-мерностях развития общества, природы или мышления, т.е. о явлениях, име-ющих общий характер. В отличие от научной, частная гипотеза относится к какому-либо одному или нескольким фактам, явлениям, объясняет только их. Рабочая, или временная, гипотеза, касаясь, как и частная, одного факта или группы фактов, является, в отличие от частной гипотезы их условным объяснением, носящим временный характер и используемым лишь для дальнейшего исследования".3
  Полагаем, экспертная версия является разновидностью частной гипоте-зы. Если проблеме следственной версии в криминалистической науке уделено достаточное внимание, то к проблематике экспертных версий ученые стали обращаться лишь в начале 60-х годов.1
  Некоторые авторы вообще отрицали существование экспертных версий. Например, А.М. Ларин считал, что "...познавательная деятельность эксперта ничем не отличается от всякого иного исследования, производимого в научных и практических целях, а поэтому нет необходимости выделять экспертную версию как самостоятельное явление".2
  Справедливо критикуя данную позицию, А.Г. Филиппов отмечает, что "...экспертная версия - это не обычное предположение, а гипотеза, которая строится для объяснения специфического круга обстоятельств, специальным субъектом, с облечением результатов проверки в специфическую форму, име-ющую специфическое значение для установления истины.3
  Р.С. Белкин определяет экспертную версию как "...вид криминалистической версии, формирование которой происходит на основе осмысления экспертом поставленных перед ним задач, изучения относящихся к экспертизе материалов дела и предварительного ознакомления с объектами предстоящего исследования".4
  Соглашаясь в целом с данным определением, следует признать, что не все акценты в нем расставлены правильно. На наш взгляд, экспертная и кри-миналистическая версии являются несовпадающими по объему и содержанию понятиями, т.к. к криминалистическим версиям могут быть отнесены лишь те, которые выдвигаются и проверяются в уголовном судопроизводстве экспертами - криминалистами имеющимися у них криминалистическими средствами. В связи с этим, правильнее было бы именовать такие версии экспертно - криминалистическими.
  Очевидно, что за рамками криминалистических остаются все эксперт-ные версии, выдвигаемые в гражданском судопроизводстве. Вряд ли, также, на наш взгляд, к криминалистическим могут быть отнесены судебно-медицинские экспертные версии, по методам проверки более близкие к кли-ническому диагностированию, или судебно - бухгалтерские экспертные вер-сии, способы проверки которых вообще имеют весьма отдаленное отношение к криминалистическим методам и приемам.
  На основании изложенного, полагаем, можно определить экспертную версию как обоснованное предположение специального субъекта позна-вательной деятельности - эксперта, выдвигаемое и проверяемое специ-альными методами относительно отдельного факта или группы фактов, подлежащих установлению в соответствии с задачами уголовного и гражданского судопроизводства.
  Экспертная версия прочно связана со следственной, оперативно - ро-зыскной и судебной версиями. При этом Р.С. Белкин справедливо отмечает, что "...частная следственная или судебная версия, для проверки которой назначена экспертиза, становится общей экспертной версией - она дает пред-положительное объяснение всему явлению в целом".1
  На наш взгляд, удачным примером связи экспертной и оперативно-розыскной версии является случай, описанный С.С. Самищенко.
  "5 июля 1984 г. в лесополосе у г. Шахты Ростовской области был обнаружен полусгнивший, полумумифицированный и частично скелетиро-ванный труп девочки 10-12 лет с множественными повреждениями (все приводимые данные о погибших установлены в результате проведения в последующем судебно-медицинских экспертиз). При повторном осмотре места происшествия и прилегающих к нему участков местности 27 июля 1984 г. в 100 метрах от трупа девочки был обнаружен труп женщины 30-35 лет, также с множественными повреждениями. Личности убитых были неиз-вестны.
  В ходе второго осмотра руководством уголовного розыска Ростовской области была высказана версия о том, что убитые могут быть мать и дочь. Однако в ходе судебно-медицинских экспертиз трупов была установлена разная давность наступления смерти погибших. А именно: эксперты сочли, что смерть девочки наступила раньше, чем смерть женщины. Различия сроков наступления смерти протяженностью в месяц практически исключили указанную версию о гибели матери и дочери.
  В сентябре того же года в Ростов-на-Дону прибыла бригада Главного управления уголовного розыска МВД СССР для оказания помощи в работе по конкретным убийствам, совершенным не территории Ростовской области. В составе бригады был специалист в области судебной медицины. В ходе работы по делу специалист познакомился с отброшенной версией о погибших матери и дочери.
  После изучения судебно-медицинских заключений, протоколов осмот-ров мест происшествия и других материалов было выдвинуто предпо-ложение о том, что информация о разнице в сроках наступления смерти недостаточно хорошо обоснована. В ходе дискуссии специалиста из бригады Главного управления уголовного розыска с судебными медиками, исследовавшими трупы, ее участники сошлись во мнении, что при определенных условиях воздействия внешней среды на трупы взрослой женщины и девочки посмертные изменения на них могли развиться за один и тот же период времени. Фактически был сделан вывод о том, что они могли быть убиты в один и тот же день. Надо было подкрепить эту версию. Для этого было решено провести морфологическое сравнение черепов предполагаемой матери и дочери, с целью обнаружения их сходства. Разработанных медико-криминалистических методик такого рода исследований не было, поэтому проведение экспертизы было невозможно, т.к. одним из обязательных требований к экспертизе является требование о наличии научно-обоснованной методики исследования.
  По письменному предложению уголовного розыска было проведено научно-практическое исследование, в ходе которого, с опорой на данные ан-тропологии, анатомии, судебной медицины и теории криминалистической идентификации, черепа указанных трупов сравнивались между собой, а также с десятками других женских черепов, отобранных произвольно из коллекции. Работа показала интересный результат. Сходство исследуемых черепов было значительным, около 60-70% изученных признаков, в той или иной степени, повторялись. При сравнении же исследуемых черепов с посторонќними уровень "сходства" едва достигал 10-15%. Разница была очевидной.
  Сходство двух черепов может быть обусловлено или генетическим родством погибших или случайностью. Но уровень случайного совпадения по исследованным признакам был приблизительно определен и составил 10-15%. Следовательно, сходство исследуемых объектов генетически обу-словлено. По результатам исследования была оформлена подробная справка, в ней был сделан вывод о том, что погибшие могли быть матерью и дочерью.
  Вооружившись хорошо обоснованной версией, оперативные работники провели большую работу, начав с учетов пропавших без вести лиц, но нигде на учете пропавших матери и дочери не состояло. Предприняв дополнительные меры, оперативники, наконец, установили, что это были мать и дочь Петросян, пропавшие в мае 1984 года. То, что исследовались именно их трупы, было доказано в последующем судебно-медицинской и криминалистической экспертизами, а затем полностью подтвердилось в суде".1
  В приведенном примере можно проследить, как неправильно сделанный первоначальный вывод эксперта инициировал оперативно - розыскную ППСС. И, напротив, тщательная проверка экспертной версии вернула к жизни отброшенную ранее оперативно-розыскную версию, что, в конечном итоге, и привело к удачному разрешению как экспертной, так и оперативно-розыскной проблемно-поисковой ситуаций.
  На основании изложенного, полагаем, экспертную ППСС можно определить как тип следственной ситуации, порождаемой мыслительной деятельностью специального познающего субъекта - эксперта, который путем выдвижения и проверки экспертных версий исследует объекты материального мира, решая при этом задачу установления истины в уголовном судопроизводстве.
  В этой связи уместно сказать о проблеме производства т.н. ситуалогической экспертизы. Термин "ситуалогическая экспертиза" появился в следственно-судебной и экспертной практике сравнительно недавно. Одним из его разработчиков является Г.Л. Грановский,1 научное обоснование применимости этого метода в раскрытии и расследовании преступлений в той или иной мере давали такие известные криминалисты, как Р.С. Белкин, В.Я. Колдин, В.С. Митричев2 и др.
  По мнению авторов, "...по своему методологическому содержанию си-туалогическая экспертиза в наибольшей степени близка к разновидности тра-сологической экспертизы, решающей вопросы определения механизма следообразования. Общим объектом ситуалогической экспертизы является событие, происшествие, а непосредственным объектом - место, где оно произошло. Структура предмета ситуалогической экспертизы в гораздо большей мере соответствует структуре предмета доказывания, чем структура предмета любой другой экспертизы. Ситуалогическая экспертиза может проводиться группой экспертов под руководством трасолога".3
  Позиция авторов, обосновывающих необходимость выделения самостоятельной ситуалогической экспертизы, на наш взгляд, вызывает ряд возражений.
  Во-первых, существование такой экспертизы значительно принижает роль следователя как руководителя следственно-оперативной группы. И хотя В.Ю. Владимиров подчеркивает, что "... эксперты не вправе давать уголовно-правовую оценку установленных ими обстоятельств дела";1 налицо сближение предмета ситуалогической экспертизы и предмета доказывания в таком элементе, как событие преступления, что неизбежно приведет к ограничению процессуальной самостоятельности следователя, как организатора расследования, в том числе и при производстве экспертизы.
  Во-вторых, на наш взгляд, нет необходимости выделять ситуационный анализ места происшествия в самостоятельный вид экспертизы еще и потому, что в организационно-тактическом плане при осмотре места происшествия может быть применен "мозговой штурм" или, как его еще называют, метод "коллективной генерации идей", во время которого под руководством следователя осуществляется коллективная проверка экспертных, оперативно-розыскных' и следственных версий.
  Аналогом "мозгового штурма" или метода коллективных экспертных оценок является проведение комплексных и комиссионных экспертиз, в кото-рых роль координатора и интегратора также отводится трасологу, именно его исследованию, предлагаемому авторами, как ситуалогическая экспертиза.2 Это связано с несколькими обстоятельствами:
  "1) Трасология несет методологические функции не только по отноше-нию к другим отраслям, криминалистических знаний, но и всех других науч-ных знаний, в предмет которых входит изучение следов.
  2) Именно эксперт - трасолог, зная в полной мере механизм следооб-разования, неоднократно проверяющий свои гипотезы в экспертных экспери-ментах, может дать профессиональную оценку всех результатов".3
  Между тем, полагаем, заслуживают внимание предложения отдельных авторов "...рассматривать место происшествия в качестве одного (в широком смысле) следа, своеобразного системного вещественного доказательств.1
  Очевидно, таким путем с помощью ситуалогической экспертизы дан-ные авторы предлагают по-новому взглянуть на проблему доказывания с помощью косвенных доказательств, одними из которых является заклю-чение эксперта и вещественное доказательство.
  Как известно, доказывание с помощью косвенных доказательств пред-ставляет собой замкнутую систему, которая может разрушиться даже в отсут-ствии одного звена. Исследование места происшествия, как единого следа, означает попытку эксперта взглянуть на механизм следообразования с точки зрения системного подхода. Такой концептуальный подход, на наш взгляд, может быть признан удачным, так как позволяет по-новому взглянуть на роль и место в системе доказывания т.н. "немого свидетеля" - вещественного доказательства, значение которого в отечественном уголовном судопроизводстве традиционно понижено, по сравнению с личными доказательствами.
  Как и любая ППСС, экспертная проблемно-поисковая ситуация иници-ируется постановкою основной проблемы - преодоления информационной неопределенности (1). Данная проблема решается двумя путями - 2, 3; где 2 - сбор информации, включающий в себя выдвижения и проверку экспертных версий; проверку полноты и качества объектов исследования; выбор соответ-ствующей методики экспертного исследования; 3 - экспертное прогнозирова-ние, которое, полагаем, также должно быть включено в структуру экспертной ППСС.
  В отличие от криминалистического прогнозирования, которое многоаспектно и имеет более широкий спектр приложения к задачам раскрытия и расследования преступлений; экспертное же прогнозирование более узко, предметно. Содержанием стратегического прогнозирования, на наш взгляд, является определение выполнимости экспертного задания, которое включает в себя проверку полноты и качества объектов исследования, а также выбор методики исследования, соответствующей сложившейся экспертной ситуации. Тактическое прогнозирование, в свою очередь, направлено на предупреждение и преодоление возможных экспертных ошибок.
  В криминалистической литературе предлагаются различные определе-ния экспертной ошибки.
  Так, Г.Л. Грановский определяет ее как "...выводы эксперта (основные и промежуточные), не соответствующие действительности, а также неправильности в действиях или рассуждениях, отражающих процесс экспертного исследования - в представлениях, суждениях, понятиях".1
  Справедливо критикуя данную точку зрения, Р.С. Белкин отмечает, что "в этом определении отсутствует основной признак, позволяющий отличить экспертную ошибку от заведомо ложного заключения эксперта: ошибка - ре-зультат добросовестного заблуждения эксперта, а не заведомо для него неверных рассуждений или действий. Отсюда экспертную ошибку следует определить как не соответствующее объективной действительности суждение эксперта или его действия, не приводящие к цели экспертного исследования, если и искаженное суждение, и неверные действия представляют собой результат добросовестного заблуждения".2
  Представляется более точным определение А.Ю. Краснобаевой, содер-жащее большее количество признаков, указывающих на природу данного явления. Она определяет экспертную ошибку, как "...неправильное суждение или действие эксперта, объективно выразившееся в нарушении законов логики, уголовно-процессуального закона, последовательности рекомендованных процедур при исследовании объектов, их неправильном применении, не приводящие к достижению поставленной цели (в виде истинного вывода), или бездействия, если они допущены непреднамеренно".3
  По своей природе экспертная ошибка весьма схожа со следственной. Кроме того, попадая в систему доказательств, экспертная ошибка может перерасти в следственную или судебную, инициируя развитие ППСС соответствующей направленности. Причиной экспертной ошибки может выступать и следственная ошибка в том случае, если исходные для экспертизы данные были ошибочны или исследуемые объекты не имели отношения к делу (например, при неправильном отобрании образцов для сравнительного исследования или выемке), были фальсифицированы и т.п. В этом случае даже при безупречно проведенном экспертном исследовании выводы эксперта окажутся ошибочными, проблемно-поисковая следственная ситуация неизбежно перерастет в экспертную ППСС.
  По своей природе экспертные ошибки неоднородны и в литературе разделяются на три класса:
  "1) ошибки процессуального характера;
   2) гносеологические ошибки;
   3) деятельностные (операционные) ошибки.
  Процессуальные ошибки, когда речь идет о нарушении и несоблюдении экспертом процессуального режима и процедуры экспертного исследования, возникающие, когда эксперт вышел за пределы своей компетенции, затронул вопросы правового характера, дал заключение по вопросам, решение которых не требует специальных пояснений, сделав вывод, обосновав его не по результатам исследования, а по материалам дела".1
  Примером такой ошибки и порожденной ею экспертной ППСС может послужить заключение судебно-медицинской экспертизы, данное экспертом по уголовному делу No 6306.
  Обследовав труп гр-на Мельникова, обнаруженного в своей квартире с многочисленными следами ножевых ранений, судмедэксперт в своем заклю-чении сформулировал следующие выводы:
  "1. При первичном и повторном исследованиях на предплечьях обеих рук трупа Мельникова обнаружены неглубокие резаные раны (т.н. "на-сечки"), по всей вероятности причиненные ножом с односторонней заточкой. Они образовались прижизненно, на что указывают кровоизлияния в проекции этих ран, обнаруженные при секционных и микроскопических исследованиях.
  2. Трассы, образованные микрорельефом лезвия, параллельны между собой, расположены в доступном месте, что позволяет предположить, что они могли быть причинены собственной рукой Мельникова.
  3. Смерть Мельникова произошла от потери крови, возникшей вслед-ствие причиненных ему ножевых ранений. Данные экспертного исследования позволяют предположить самоубийство".2
  Как видно из данного примера, эксперт с небольшим практическим ста-жем совершил грубую процессуальную ошибку, выразившуюся в том, что он вышел за пределы своей компетенции и дал юридическую оценку экспертной ситуации. Действительно, расположение резаных ран на теле потерпевшего в совокупности с оценкой направления действия травмирующего фактора при множественных, а иногда и при одиночных ранах, позволяют решить вопрос о возможности причинения таких ран собственной рукой, что немаловажно при дифференцировании убийств и самоубийств. В своем исследовании эксперт опирался на данные экспертной практики о том, что, действительно, неглубокие резаные раны или "насечки", как правило, свидетельствую о суициде. Однако, выдвигая данную версию, эксперт, даже в вероятностной форме, не вправе давать юридическую оценку ППСС, констатируя самоубийство Мельникова. И, хотя самоубийство, действительно, имело место, а уголовное дело вследствие этого прекращено, следственная ситуация могла получить иное развитие в случае хорошо организованного преступления с инсценировкой самоубийства.
  Второй класс изучаемых явлений представляют гносеологические ошибки, которые "...коренятся в сложностях экспертного познания. Как из-вестно, познание может быть содержательным и оценочным. Следовательно, и экспертная ошибка может быть допущена при познании сущности, свойств, признаков объектов экспертного исследования, отношений между ними, а также и при оценке результатов содержательного познания, итогов экспертного исследования, их интерпретации. Гносеологические ошибки можно подразделить на логические и фактические (предметные).1 При этом необходимо иметь в виду, что "...логические ошибки - это ошибки, связанные с нарушением в содержательных мыслительных актах законов и правил логики, а также с некорректным применением логических приемов и операций".2
  "Фактические, или предметные ошибки - это искаженное представление об отношениях между предметами объективного мира, при этом они относятся к содержанию умозаключения, могут быть замечены и исправлены только тем, кто знаком с самим предметом, о котором идет речь".3
  Данный вид экспертной ошибки часто бывает инициирован самим сле-дователем в результате неправильно сформулированного экспертного задания в постановлении о назначении экспертизы.
  Так, расследуя уголовное дело по факту смерти гр-на Фролова, погиб-шего, как выяснилось позднее, вследствие несчастного случая, следователь прокуратуры Центрального района г. Барнаула в описательной части поста-новления о назначении судебно - медицинской экспертизы допустил следую-щие оценочные суждения: "...между Фроловым и тремя незнакомыми мужчи-нами на теплоходе возникла ссора", "...они силой увели Фролова на нижнюю палубу теплохода", "...поднялись на верхнюю палубу одни, сильно жестику-лируя руками". Оказавшись под впечатлением навязанной следователем вер-сии произошедшего события, судмедэксперт так оценил результаты секцион-ного исследования:
  "1) ...дырчатый перелом свода черепа возник от удара массивным, ту-пым предметом со значительной силой... 2) причиной смерти явилась тяжелая открытая травма с разрушением мозга".
  Сосредоточив свое внимание на механизме повреждений, эксперт не доказал их прижизненность, нарушив тем самым логику объективного исследования обстоятельств дела. Как установила комиссионная экспертиза, смерть Фролова наступила от аспирационной асфиксии в результате утопления в воде. Ссора между мужчинами не находилась в причинной связи со случайным падением Фролова с палубы теплохода, а повреждение черепа было причинено в результате столкновения трупа с речным буксиром возле села Шелаболиха, спустя два дня после утопления.1
  Приведенный пример наглядно иллюстрирует, как оценочные суждения следователя, по своей сути, являющиеся следственной ошибкой, породили экспертную ошибку, а следственная ситуация - экспертную ППСС. Здесь уместно заметить, что излишняя информированность эксперта о собранных по делу доказательствах столь же вредна, сколь и его недостаточная осведомленность. Поэтому, на наш взгляд, наиболее веским основанием отказа следователя ознакомить эксперта со всеми материалами дела является отсутствие гарантий того, что эксперт удержится в рамках объективной оценки экспертной информации. Кроме того, в приведенном примере вызывает замечание использование следователем и экспертом таких нечетких лингвистических переменных, как "сильное", "массивный", "значительная сила". Эти величины требуют уточнения экспериментальным путем и не содержат в себе ценной поисковой информации.
  И, наконец, третий класс явлений представляют деятельностные (операционные) экспертные ошибки, которые "...связаны с осуществляемыми экспертом операциями и процедурами с объектами исследования и могут за-ключаться в нарушении предписанной последовательности этих процедур, в неправильном использовании средств исследования или использовании не-пригодных средств, в получении некачественного сравнительного материала и т.д."1
  Примером нарушения экспертом предписанной последовательности ис-следовательских процедур может послужить экспертная ППСС, возни-кающая при проведении экспертом-криминалистом ЭКЦ ГУВД Алтайского края при проведении технико-криминалистической экспертизы денежных знаков.
  Методика проведения данного вида экспертного исследования предпи-сывает жесткую последовательность процедур, состоящую из 3-х этапов:
  1) обследование денежных знаков с помощью лампы УФО;
  2) оптическое обследование с помощью микроскопа;
  3) и, наконец, обследование с помощью химических реактивов (или т.н. "мокрый" процесс).
  Эксперт, полагаясь на свой личный и коллективный экспертный опыт, начал обследование денежных знаков на предмет установления способа их подделки сразу с 3-го этапа, который не только не дал ожидаемого результата, но и сделал невозможным исследование объектов процедурами I и 2 этапов, т.к. деньги потеряли свой первоначальный вид и утратили необходимые для экспертизы идентификационные качества. В результате экспертной ошибки было утрачено ценное вещественное доказательство, что в последствие значительно ухудшило следственную ситуацию по уголовному делу. Между тем, следуя принципу рандомизации, можно предположить, что именно I или 2 этапы могли бы способствовать установлению истины в данной экспертной ситуации.
  Каковы же самые распространенные на сегодня причины экспертных ошибок?
  В литературе называются две группы причин: объективные, т.е. не зависящие от эксперта как субъекта экспертного исследования, и субъектив-ные - коренящиеся в образе мышления и действиях эксперта.1
  По данным исследований, проведенных А.Ю. Краснобаевой, к типич-ным объективным факторам экспертных ошибок относятся:
  1) отсутствие разработанной экспертной методики (в 3 % случаев);
  2) несовершенство существующей методики (в 6 % случаев);
  3) применение ошибочно рекомендованных методов исследования (2,8 % случаев);
  4) отсутствие полных данных, характеризующих идентификационную сущность признаков (в 6 % случаев);
  5) использование неисправных приборов и инструментов при исследо-вании, либо приборов, не обладающих достаточной разрешающей способно-стью (в 67,2 % случаев);
  6) иные факторы (в 12 % случаев).
  В качестве типичных субъективных факторов экспертных ошибок вы-ступают:
  1 ) профессиональная некомпетентность эксперта (20 % случаев);
  2 ) профессиональное упущение эксперта (21,7 %);
  3) дефекты органов чувств (3 %);
  4) неординарное психологическое состояние эксперта (6,8%);
  5) характерологические черты личности эксперта(2%);
  6) логические дефекты умозаключений эксперта (4,6 %);
  7) дефекты в организации и планировании экспертного исследования (1,9%).1
  Проблема профессиональной некомпетентности экспертов в настоящее время стоит весьма актуально.
  Так, по данным Главного управления кадров и кадровой политики МВД РФ "...из 11,5 тыс. экспертов 7363 составляют эксперты - криминали-сты. Из них 50 % являются "самоучками", имеющими право производства отдельных видов экспертиз, причем большинство из них находится в рай-онных звеньях, где нет опытных наставников, как в ЭКЦ ГУВД. Ситуация осложняется еще и тем, что криминалистическое обеспечение ОМП со-ставляет по России 42,3 % от потребности, поэтому только 85% осмотров места происшествия заканчивается изъятием следов и других вещественных доказательств. Оснащенность новыми техническими средствами, необходимыми для ОМП и проведения традиционных экспертиз, составляет от 10 до 70 % от норм положенности".1
  Полагаем, рассмотрение поисковой деятельности эксперта в контексте проблематики следственных ситуаций вызывает необходимость дополнить перечень субъективных факторов экспертных ошибок еще одним - нарушением требований, предъявляемым к образцам для сравнительного исследования, следователями и дознавателями. Такими требованиями являются:
  "1) установление несомненности происхождения образцов от опреде-ленного объекта;
  2) обеспечение получения образцов необходимого качества;
  3) обеспечение получения образцов в необходимом количестве;
  4) обеспечение соблюдения требований законности, морально-этических норм;
  5) широкое применение специальных познаний, технико-криминалистических и иных технических средств. Как показывают исследо-вания, 38 % проинтервьюированных следственных работников не знают этих требований".2
  Возникающая по причине этого незнания следственная ошибка порож-дает экспертную ситуацию, правильность или ошибочность разрешения кото-рой может существенно отразиться на дальнейшем ходе расследования.
  Например, следователи и эксперты - криминалисты весьма часто нару-шают требования изъятия и упаковки такого вещественного доказательства, как волос человека, используя вместо необходимого для хранения волоса конверта дактопленку. При этом отделение волоса от клеещей поверхности дактопленки лицом, производящим экспертизу, неизбежно приводит к повреждению калликулы - основной части волоса, что делает его непригодным для идентификации, т.е. приводит к утрате вещественного доказательства.
  Полагаем, авторы справедливо в числе основных объективных факто-ров, детерминирующих экспертную ППСС, называют отсутствие или несо-вершенство разработанной методики экспертных исследований. Являясь по своей природе моделью, такая методика призвана детально и научно описать типовую экспертную ППСС. К сожалению, в современной экспертологии су-ществует достаточно много пробелов в методическом обеспечении поисково-познавательной деятельности эксперта, что не может не сказаться на процессе установления истины по делу.
  Так, до сих пор нет методик экспертного определения времени оставле-ния пальцев рук1, давности выстрела2; давности повреждений на одежде и распила замков, а также давности исполнения документа3; определения ме-стонахождения стрелявшего на месте совершения преступления и т.д. Кроме того, и в имеющихся методиках часто содержатся некоторые неточности и противоречия, что также сказывается на динамике и генезисе экспертной про-блемно-поисковой ситуации.
  Так, на наш взгляд, справедливо в судебно-медицинской литературе критикуются попытки включения в экспертный диагноз немедицинских тер-минов: "бампер - перелом", "следы скольжения на подошве обуви", "отпечатки протектора", "автомобильная травма".4
  Полагаем, данные термины не несут в себе практически никакой ин-формации, вносят в существующие экспертные методики элемент лингвисти-ческой неопределенности. На устранение ее, в частности, направлено предло-жение авторов использовать в заключениях экспертизы только медицинские термины, значение которых разъяснять в "Выводах".1
  Практика показывает, что неспособность следователя ориентироваться в специальной терминологии экспертов может также существенно осложнить проблемно-поисковую следственную ситуацию.
  И, наконец, важнейшим элементом в структуре экспертной ППСС явля-ется "оценка результатов экспертного исследования и формулирование выво-дов". По сути, это - кульминационный момент в развитии экспертной ситуа-ции. Уточним, что речь здесь идет об оценке результатов исследования только экспертом, т.к. оценка следователем (судьей) находится за пределами экспертной ситуации.
  Например, следователь оценивает экспертные выводы с позиции их до-казательственного значения, относимости и допустимости. Компетентность следователя при определении роли и места заключения эксперта в системе доказательств будет во многом определять направление развития следственной ситуации.
  По данным исследований, проведенных Э.С. Гордоном, "...77,6 % опрошенных прокурорских следователей положительно ответили на вопрос: "Анализируют ли они все части судебно-медицинской экспертизы?" Хотя здесь корреляционная зависимость весьма неустойчива: для следователей по особо важным делам - 18 %, для прокуроров следственных отделов и уголовно - судебных отделов - 11 %.
  На вопрос: "Считаете ли вы, что следователь в состоянии оценить научную обоснованность использованных экспертом методов?" - 32,2 % опрошенных ответили положительно. Считают, что могут оценить компетентность эксперта, 70,39 % опрошенных следователей.
  В целом, более 77 % опрошенных следователей ответили, что могут определить обоснованность выводов эксперта по результатам проведенных им исследований. Многие из опрошенных следователей указали на возможность обнаружения ими тех или иных ошибок, допускаемых в заключениях экспертов. 22,8 % опрошенных считают, что могут определить правильность выбора и применения методов и методик экспертного исследо-вания, а 65 % -правильность определения экспертом признаков исследованного объекта и их значение; 88,3 % - логичность заключения эксперта".1
  Сказанное выше актуализирует проблему роли познавательно-поисковой деятельности следователя в разрешении экспертных ситуаций.
  На наш взгляд, несомненный научный и практический интерес в связи с этим представляет классификация экспертных ППСС. До настоящего момента подобного классификационного анализа в научной литературе не проводилось. Применительно к исследуемому классу явлений могут быть выделены следующие группы.
  По уровню абстрагирования, полагаем, экспертные ППСС могут быть разделены на типовые и реальные. Эта классификация позволяет про-следить диалектическую взаимосвязь теоретического и эмпирического уровней познания. Типовые ППСС представляют собой теоретические модели и, в связи с этим, явления более высокого порядка, чем реальные ППСС. Такими типовыми моделями, на наш взгляд, как раз и являются разработанные методики экспертных исследований, как результат теоретического осмысления и обобщения повторяющихся (типичных) реальных экспертных ситуаций.
  По степени повторяемости проблемы реальные экспертные ситуации, в свою очередь, делятся на типичные и атипичные (специфические).
  Типичная же, как наиболее повторяющаяся реальная ситуация, по нашему мнению, является результатом обобщения экспертной практики и может проявлять себя как в коллективном эмпирическом опыте экспертов, так и практических рекомендациях для них по наиболее эффективному применению уже существующих методик экспертного исследования.
  Атипичная (специфическая) проблемно-поисковая ситуация, по сути, является экспертным казусом. Как показывают исследования, основания для отнесения того или иного случая к экспертному казусу могут быть весьма разнообразны: необычные условия проведения экспертного исследования, экстраординарные свойства познаваемого объекта, неожиданные результаты исследования и т.д.
  Атипичная ситуация специфична, неповторима и требует от познаю-щего субъекта серьезной активизации творческих потенциалов и инвариант-ных решений. Представляется очевидным, что экспертный казус, поднятый до вершины научного осмысления, может стать теоретической моделью, обогащая уже существующие методики экспертных исследований. Именно поэтому, полагаем, экспертная казуистика, как самостоятельный теоретический раздел, должна занять свое достойное место в судебной экспертологии.
  В зависимости от этапов расследования могут быть выделены доследственные экспертные ППСС, ситуации предварительного расследования и экспертные ситуации в суде.
  Доследственные ППСС, полагаем, целесообразно выделять в силу спе-цифики процессуальной деятельности следователя, предусмотренной ст.144 УПК РФ, регулирующей порядок рассмотрения сообщения о преступлении. Проверочные доследственные ситуации складываются до возбуждения уго-ловного дела и характеризуются отсутствием в поступивших заявлениях и сообщениях достаточных данных, указывающих на признаки преступления, и необходимостью производства предварительной проверки.1
  Здесь возникают определенные проблемы. Дело в том, что в соответ-ствии с действующим уголовно-процессуальным законодательством произ-водство любых экспертиз до возбуждения уголовного дела не разрешается, поэтому правоохранительная практика выработала особую форму экспертного исследования - предварительное исследование материалов и веществ, которое оформляется справкой, не имеющей процессуального, а, значит, и доказательственного значения. Это порождает экспертную ППСС уже до возбуждения уголовного дела, которая таит в себе опасность трансформации в дальнейшем в следственную и судебную ситуации.
  Например, такая экспертная ситуация возникает при предварительном исследовании наркотических веществ. Сама процедура исследования таких веществ, как марихуана, гашиш и др. предполагает полное уничтожение ис-следуемого объекта, что, в конечном итоге, приводит к утрате будущего вещественного доказательства уже до возбуждения уголовного дела. На стадии предварительного расследования эксперт переоформляет справку исследования вещества в заключение экспертизы, что в отсутствии вещественного доказательства может обусловить следственную ситуацию организационно-неупорядоченного типа, в том числе и в суде.
  Получив начало своего развития уже во время осмотра места происше-ствия, экспертная ситуация может не получить своего разрешения и в судеб-ном следствии.
  Такая сложная экспертная ситуация возникла по уголовному делу No1-357-05. Фабула дела: 14.03.2005 года, около 20 час., несовершеннолетний Комаров совершил грабеж, открыто похитив норковую шапку гр - ки Петуховой на пр. Строителей. Петухова позвала на помощь оказавшегося недалеко от места происшествия участкового инспектора Хрепкова, который стал преследовать грабителя. Пытаясь уйти от погони, Комаров спрятался в одном из подъездов многоэтажного дома. Участковый, имея при себе табельное оружие, привел пистолет ПМ в боевое положение и зашел в подъезд. Преступник набросился на него сзади и, пытаясь завладеть оружием, повалил на пол. В ходе борьбы находившийся снизу участковый произвел выстрел в Комарова, причинив ему тяжкий вред здоровью.
  Ситуация осмотра осложнилась еще и тем, что подъезд дома находился в аварийном состоянии. Прибывшему на ОМП эксперту-криминалисту не удалось обнаружить ни пули, ни следа рикошета (ранение было сквозным). Следственная ситуация осложнялась противоречивыми показаниями потерпевшего, который утверждал, что участковый повалил его на живот, а затем без предупреждения произвел выстрел в спину в упор.
  Данную ППСС мог разрешить только эксперт. Именно эксперт-криминалист и судебный медик могли ответить на важнейший вопрос: в ка-ком положении находился потерпевший в момент произведенного выстрела. Установить истину по данному уголовному делу - значит, установить: содер-жались ли в действиях участкового признаки превышения власти или имела место самооборона?
  Характер повреждений и направление раневого канала позволили экс-пертам дать заключение в вероятностной форме - выстрел мог быть произве-ден как в положении стрелявшего сзади потерпевшего, так и в положении лежа. Допрошенный в ходе судебного следствия эксперт-криминалист подтвердил вероятностный характер данного им заключения и показал, что характер телесных повреждений, а также совмещение трасс на одежде и теле потерпевшего убеждают его в том, что, скорее всего, выстрел был произведен участковым сзади, т.е. практически в беспомощного человека.
  Оценив все собранные по делу доказательства, суд приговорил Хрепко-ва к трем годам лишения свободы. Подсудимый обжаловал приговор в кассационном порядке. Судебная коллегия по уголовным делам Алтайского краевого суда направила дело на новое судебное рассмотрение, где была назначена комиссионная экспертиза, производство которой было поручено экспертам - криминалистам ЭКЦ ГУВД Алтайского края.
  В качестве основного объекта исследования комиссионной экспер-тизы выступало ребро потерпевшего, от которого пуля отколола кусочек ко-сти. Изучение рентгеновских снимков, траектории полета пули и характера скола на ребре позволили экспертам сделать категорический вывод, что вы-стрел был произведен участковым в положении лежа на спине, т.е. в состоя-нии необходимой обороны. Истина была установлена, невиновный гражданин оправдан и освобожден от уголовной ответственности.1
  Как видно из данного примера, разрешение реальной экспертной ситуа-ции привело к разрешению довольно сложной судебной ППСС.
  И, наконец, по степени информационной определенности могут быть выделены детерминированные и рандомизированные экспертные ситуации. Представляется, что, применительно к проблематике судебной экспертологии, данная классификация связана исключительно с формами экспертного заключения. При этом разрешение детерминированных экспертных ситуаций осуществляется в форме категорического вывода, рандомизированных - в форме вероятностного заключения.
  Вопрос о соотношении категорических и вероятных экспертных выво-дов до настоящего времени остается дискуссионным. Данная проблема может рассматриваться с позиции индуктивной и вероятностной логики, теории информации, математической теории вероятностей и теории судебных доказательств, что поможет найти столь необходимые на практике разумные критерии допустимости доказательств, применительно к вероятным выводам эксперта".1
  Отсутствие этих критериев сегодня весьма остро ощущается в судебной практике. Это, в той или иной степени, подтверждается проведенными нами исследованиями.
  Согласно Приказу No 261 МВД РФ от I июня 1993 г., регламентирующему деятельность экспертно-криминалистических подразделений ОВД и утвердивший Положение о производстве экспертиз в экспертно-криминалистических подразделениях ОВД, наряду с выводами категорическими и с выводами о невозможности решения вопроса предусмотрен третий вариант - вероятные выводы. Проведенное нами анкетирование сотрудников экспертно - криминалистических подразделений показало, что данное положение во многом остается декларативным.
  Так, на вопрос: делаете ли Вы заключение в форме вероятных выводов? - 98 % респондентов ответили "нет", отдавая предпочтение категорическому выводу в экспертном исследовании. Диаметрально противоположная ситуация обнаружилась при интервьюировании судмедэкспертов г. Барнаула. 100 % опрошенных респондентов ответили, что в своей экспертной практике с одинаковой частотой прибегают к формулированию как категорических, так и вероятных выводов.
  Полученные данные социологических исследований можно интерпретировать по-разному. На наш взгляд, различия в оценках экспертов заключаются в их ведомственной принадлежности, а также роли экспертиз различной предметной направленности в системе судебных доказательств.
  Кроме того, что процедуры экспертно-криминалистических исследова-ний достаточно четко регламентированы ведомственными инструкциями МВД, имеются существенные различия в приемах и методах исследования в криминалистической и судебно - медицинской экспертизах.
  Судебно-медицинская экспертиза по своей природе более близка к кли-нической диагностике, особенно в части установления и отграничения при-чин смерти.
  Так, возникает проблема определения: наступила ли смерть в результате жировой эмболии либо от ожогов. "...Хирурги и патологоанатомы уже давно обратили внимание на так называемую жировую эмболию - закупорку кровеносных сосудов, в особенности сосудов легкого, телесным (аутогенным) жиром, наступающую под воздействием ударов по телу человека тупым предметом, вследствие переломов костей, повреждений черепа. Жир из жировой ткани проникает в кровеносные сосуды, затем с потоком крови он попадает в правый желудочек сердца, а оттуда - в легкое. В результате наступает закупорка мелких сосудов легких, что в большинстве случаев ведет к прекращению кровообращения и к смерти.
  Если кровообращение было достаточно сильным, то оно гонит частицы жира вместе с кровью в другие части тела, в том числе в почки и в мозг. Иногда жировая эмболия развивается в течение считанных секунд, но она всегда является следствием внешнего насилия в той или иной форме.
  Однако еще в 1898 г. итальянский исследователь Марко Каррара указывал на то, что и при ненасильственной смерти от ожогов тоже может наблюдаться проникновение в легкие жира, который от жары расплавляется и становится текучим. Даже у лиц, попавших в огонь уже мертвыми, можно наблюдать, как возникающее давление пара как бы впрессовывает расплавленный жир в легкие. Но большинство судебных медиков уверено, что такого рода "жировое вторжение" можно отличить от настоящей жировой эмболии и что настоящая жировая эмболия в легких всегда служит признаком тяжкого, причиненного тупым предметом повреждения, нанесенного потерпевшему до того, как он оказался в огне".1
  Любопытная, на наш взгляд, закономерность наблюдается при решении диагностических задач в судебно - биологической экспертизе.2 Показательно, что в заключениях экспертов - биологов очень редко встречаются вероятные выводы. Объясняется это тем, что биологические законы, представляющиеся такими пластичными, на самом деле жестко ограничивают возможность или вероятность существования конкретного факта. Чаще всего такие выводы даются в тех случаях, когда внутреннее убеждение эксперта позволяет констатировать тождество, но для обоснования вывода не хватает реальных фактических данных, что обусловлено биологической неполноценностью исследуемого объекта.
   Еще более жесткие математические закономерности обнаруживаются при проведении генотипоскопической экспертизы. Оценка идентификацион-ного значения выявленных признаков здесь осуществляется на основе вероятностных расчетов, базирующихся на данных о частотах встречаемости признаков у населения (в популяции). Частоты встречаемости признаков устанавливают опытным путем. Для этого исследуют определенную выборку людей, отражающую распределение признаков в популяции, и для каждого из них подсчитывают частоту встречаемости. Данные о частотах встречаемости позволяют вычислить вероятности идентификационных признаков. Вопросы, касающиеся расчета вероятности при оценке результатов ДНК-анализа, достаточно подробно рассматриваются как в иностранной, так и отечественной литературе.1
  Очевидно, что при оценке вероятности встречаемости тех или иных ДНК-признаков у обследуемых людей без математического аппарата не обойтись. При установлении тождества сравниваемых объектов за-ключительная часть выводов эксперта могут быть сформулирована в следующих вариантах:
  "По данным исследования локусов..., кровь на ноже могла произойти от гр-на Петрова. Частота встречаемости сочетания признаков, выявленных в исследуемом пятне и в генотипе гр-на Петрова, составляет 2х10-5. Это означает, что указанное сочетание генетических признаков встречается в среднем у двух человек на 100 тысяч".
  "При исследовании пятен крови на ноже по локусам... в ней выявлены те же генетические признаки, что и в крови гр-на Потапова. Вероятность их случайного совпадения составляет 1:250000, т.е. обнаруќженные признаки в их сочетании встречаются в среднем у одного человека из 250 тысяч".
  "В следах на тампоне с вагинальным содержимым гр-ки Ляховой обна-ружена сперма, которая могла произойти от гр-на Семенова. Вероятность случайного совпадения генетических признаков, выявленных в следах и в крови гр-на Семенова, составляет 2х10-4. Таким образом, признаки, согласующиеся с генетической характеристикой, установленной при исследовании пятна, содержащего сперму, могут быть обнаружены в среднем у двух мужчин из 10 тысяч".1
  Основываясь на теории вероятностей, можно заключить, что вероят-ность случайного совпадения признаков настолько мала, что при проведении генотипоскопической экспертизы мы практически всегда имеем дело с выво-дами в категорической форме, а экспертные ситуации, возникающие при этом, являются детерминированными.
  Значение генотипоскопической экспертизы трудно переоценить. Ис-пользование результатов генотипоскопической экспертизы в расследовании сложных и неочевидных преступлений позволяет с большой степенью вероятности говорить о возможности их раскрытия экспертным путем.
  Именно так было раскрыто неочевидное убийство с целью сокрытия группового изнасилования 16-ти летней школьницы, совершенное в июне 1997 г. во дворе средней школы No 40 г. Барнаула ее одноклассниками Варфоломеевым и Шмаковым. Представляется, что именно это особо жестокое, циничное и очень резонансное преступление положило начало развитию генотипоскопической экспертизы в Алтайском крае.
  Из фабулы дела: накануне убийства, после выпускного вечера преступ-ники вместе с потерпевшей до 23 ч. продолжили распивать спиртные напитки в коммерческом киоске, расположенном на площади Октября. Затем втроем отправились провожать девушку до дома. Проходя мимо школы No40, Шмаков предложил Варфоломееву изнасиловать одноклассницу. Тот согласился, и они, преодолев сопротивление потерпевшей, поочередно совершили с ней половой акт в естественной и извращенной формах, после чего, испугавшись ответственности за совершенное преступление, преступники задушили девушку.
  Предварительно договорившись друг с другом о том, что они, якобы, расстались с потерпевшей на площади Октября около 23 часов, Варфоломеев и Шмаков отправились по своим домам, где на следующее утро и были задержаны следственно-оперативной группой. У подозреваемых были сделаны смывы с половых членов, изъята верхняя одежда и нижнее белье. Свою вину в совершенном преступлении задержанные полностью отрицали. Учитывая тяжкий характер совершенного преступления, по делу была назначена генотипоскопическая экспертиза, выводы по которой были сформулированы следующим образом:
  "1) В следах на сорочке и футболке, изъятых у гр-на Варфоломеева, обнаружена кровь человека, в которой выявлены аллельные варианты АроВ 35,47; D 180519,29; D 17530 9,10; характерные для генотипа самого гражданина Варфоломеева и не свойственные генотипу потерпевшей М.
  Однако на трусах Варфоломеева имеется пятно, в котором обнаружена кровь человека и выявлены аллельные варианты АроВ 37,41; D158018,23; D175304,5/ Те же генетические признаки выявлены и в крови потерпевшей М. Вероятность случайного совпадения выявленных признаков составляет в среднем 7,2х 10-5, т.е. указанные признаки в их сочетании встречаются в сред-нем у одного человека из 14 тыс.
  В следах на тампонах со смывами с половых членов Варфоломеева и Шмакова обнаружены вагинальные выделения, которые могли произойти от гр-ки М. Частота встречаемости сочетания признаков, выявленных в исследу-емых выделениях и в генотипе гр-ки М. составляет 2х 10-5. Это означает, что указанное сочетание генетических признаков встречается в среднем у двух человек из 100 тысяч".
  Вероятность случайного совпадения генетических признаков в приве-денном примере была настолько мала, что позволяет оценить выводы эксперта как категорические. Преступление, фактически, было раскрыто экспертным путем.
  Экспертная ППСС детерминированного типа, в отличие от рандомизированной, характеризуется большей степенью информационной определенности. Это выражается в том, что эксперт в своей познавательно - поисковой деятельности имеет достаточно исходных данных для проведения той или иной экспертизы и научно - обоснованную методику экспертных исследований. При этом категорический вывод может быть как положи-тельным, так и отрицательным в том случае, когда ни достаточными исходными данными, ни разработанной методикой экспертного исследования познающий субъект не располагает. Сомнений при таком типе экспертной ситуации исследователь, как правило, не испытывает, т.к. имеющаяся в распоряжении эксперта информация не лишена внутренних детерминант.
  Иначе дело обстоит с экспертной ППСС рандомизированного типа. Здесь исходной информации у эксперта явно недостаточно, а в имеющейся часто отсутствуют детерминанты, что и находит свое выражение в формули-ровании вывода вероятностного характера.
  Возникает вопрос: каково же место вероятных выводов в системе су-дебных доказательств. Еще в марте 1971 г. Пленум Верховного Суда СССР так выразил свое мнение по данной проблеме: "Обратить внимание судов на то, что вероятное заключение эксперта не может быть положено в основу приговора".1
  Реакция научной общественности на данное постановление была неод-нозначной, а дискуссия по этому вопросу разгорелась с новой силой. Многие специалисты не согласились с разъяснениями Пленума либо были готовы их принять с рядом существенных уточнений (Л.Е. Ароцкер, Г.Ш. Берлянд, А.Г. Егоров, В.Я. Колдин, В.Ф. Орлова, Ю.К. Орлов, Н.Л. Селиванов и др.).
  "Решение Пленума 1971 г., несомненно, сыграло свою положительную роль, препятствуя принятию судами недостаточно обоснованных решений, однако вызвало ряд вопросов - например, есть ли четкая граница между кате-горическим и вероятным заключением и как определить ее положение в каж-дом конкретном случае?"1
   Отдельные авторы полагают, что "...любой категорический вывод, например, при идентификационном исследовании, будет носить вероятный характер, так как любой природный объект имеет бесконечно большое число признаков, а, значит, указанная вероятность тождества может бесконечно приближаться к единице, но никогда не станет равной единице. Причем веро-ятность утверждаемого тождества тем больше, чем многочисленнее совокуп-ность идентификационных признаков и чем выше идентификационная значи-мость каждого из данных признаков, отобразившихся и выявленных на объекте исследуемого происхождения".2
  В связи с этим, возникают два вопроса, ответы на которые совсем не очевидны: 1) может ли эксперт, приходя логически к вероятному выводу о тождестве, дать положительное категорическое заключение? 2) как, по какому принципу в каждом конкретном случае эксперт должен определить, является ли выявленная совокупность признаков индивидуальной и неповторимой, если она позволяет сделать вывод о тождестве только в вероятной форме?
  Важность этих вопросов обусловлена ролью экспертного заключения в уголовном процессе.
  Во-первых, от формы вывода может зависеть ценность и значимость экспертного заключения в целом как доказательства по делу.
  Во-вторых, при возникновении у субъекта доказывания каких - либо сомнений, касающихся экспертного заключения, возможно назначение повторной экспертизы (с поручением произвести ее другому эксперту), что увеличивает сроки следствия.
  Отвечая на первый из поставленных вопросов необходимо признать, что в ряде случаев положительный категорический вывод эксперта, содержательно достоверный и не претендующий на абсолютный характер, имеет право на жизнь. По поводу второго вопроса необходимо отметить, "что прямые ответы на него содержат, например, некоторые методики исследований, используемые в почерковедении и в портретной экспертизе. Установленные этими методиками численные критерии определяют, по сути дела, максимальную вероятность ошибки, которой эксперту разрешено пренебречь при формулировании категорического вывода о тождестве".1
  Разумеется, такие методики обеспечивают более объективные выводы, чем интуитивная оценка экспертом совокупности признаков на основе лично-го опыта, т.е. позволяют экспертам с различным опытом и стажем работы придти к одинаковым выводам в одной и той же экспертной ситуации. Однако представляется очевидным невозможность определения единого для всех экспертных ситуаций порога суммарной идентификационной значимости выявленных признаков. Каким же образом разрешить данную проблему?
  И.В. Овсянников предлагает следующее ее решение: "...Экспертные ме-тодики, использующие количественную оценку идентификационной значимости выявленных признаков, базируются на математической науке теории вероятностей. Учитывая, что эксперт, в отличие от субъекта доказывания, как правило, не имеет полной информации обо всех материалах дела, о важности и значении своего заключения для дела, можно предложить следующий вариант решения вопроса: если эксперту удалось количественно оценить вероятность устанавливаемого факта, он формулирует вывод в вероятной форме с указанием численной вероятности утверждаемого. Таким образом, решение о признании идентичности объектов фактом практически достоверным принимает следователь, что согласуется с рекомендациями теории вероятностей".1
  Безусловно, это предложение можно рассматривать как один из вариан-тов разрешения рандомизированной экспертной ППСС. Однако при данном варианте, на наш взгляд, происходит трансформация экспертной ситуации в следственную, так как оценка достоверности вероятного вывода эксперта теперь возлагается на следователя.
  Рандомизированные экспертные ППСС отличаются от детерминиро-ванных не только по степени информационной определенности, но и по спо-собам разрешения. Эти способы часто базируются на законах статистической вероятности, имеют ярко выраженное игровое начало, которое особенно эф-фективно в условиях полной информационной неопределенности.
  В качестве примера удачного разрешения экспертом ППСС рандомизи-рованного типа приведем случай из экспертной практики, описанный В.Л. Поповым.
  Гражданин Пальцев, находясь на своем дачном участке, в 8 час. 30 мин. почувствовал себя плохо, и, несмотря на оказываемую ему медицинскую помощь, скончался, не приходя в сознание. Прибывшая на место происшествия врач "Скорой помощи" констатировала смерть Пальцева от острой сердечной недостаточности. Однако в результате вскрытия трупа в правом куполе диафрагмы и правой доле печени была обнаружена ост-роконечная 7,62 мм пуля к автомату Калашникова. Общая протяженность раневого канала составила 48 см. Его первый прямолинейный участок был равен 27 см, а второй - 21 см. Так было положено начало сложнейшей экспертной ситуации, для разрешения которой понадобились усилия де-сятков специалистов и срок в 1,5 года.
  Не имея никаких других данных, кроме акта вскрытия, следователь по-просил эксперта установить направление и дистанцию выстрела. Эксперт по-яснил, что в данном случае эти вопросы выходят за рамки его компетенции, т.к. методика решения этого вопроса в судебно - медицинской экспертологии практически не отработана. Известно лишь, что гильзы в момент выстрела вылетают в определенном направлении для каждого вида оружия, причем на вполне определенное расстояние. Для того, чтобы установить направление и дистанцию выстрела, необходимо знать позу Пальцева и стрелявшего человека в этот момент. А таких данных не было.
  Отвечая на вопрос о дистанции выстрела, эксперт мог только подчерк-нуть, что дистанция была "неблизкой". Следователь направил материалы вскрытия на гистологическое и физико-техническое исследования. Опустив исследовательскую часть, приведем выводы из заключения физико-технической экспертизы: "Повреждения на теле Пальцева вполне могли быть причинены пулей, выпущенной из нарезного оружия. Выстрел был произведен с расстояния вне сферы действия дополнительных факторов выстрела, т.е. с дальнего расстояния".
  На что опирался эксперт, делая свой вывод о нарезном оружии? Только на следы нарезов на пуле, найденной в теле Пальцева. Но это - выход за пределы компетенции судебного медика, поскольку оценка следов на пулях, возникающих в момент выстрела от ее взаимодействия со стволом оружия, является прерогативой эксперта - криминалиста. Кроме того, физик - техник допустил терминологическую неточность, применив, вместо общепринятого в экспертологии понятия "неблизкая дистанция", термин "дальнее расстояние".
  Здесь необходимо уточнить, что термин "неблизкая дистанция", также как и "дальнее расстояние", содержит значительный элемент лингвисти-ческой неопределенности и, в связи с этим, также мало способствует разрешению данной экспертной ППСС. Поэтому определение дистанции выстрела оставалось опорным моментом в решении сложившейся проблемно - поисковой ситуации.
  Проведя визирование возможных направлений горизонтального выстрела, следователь последовательно исключил южное, западное и восточное направление, поскольку на территории выстрела находились различные строения. К северу располагался лесной массив, за которым в 1,5 км к северо-западу находилась войсковая часть, а в 2 км на северо-восток - ее стрельбище. Других объектов в секторе больше не было.
  Дополнительное тщательное визирование исключило территорию вой-сковой части, т.к. на пути возможной траектории выстрела находился один из садоводческих домиков. При его осмотре следов действия пули найдено не было. Оставалось только стрельбище, но днем происшествия была нерабочая суббота, а в этот день стрельбы, по официальному сообщению командования, не планировались и не проводились. Тогда следователь поставил на разрешение экспертов следующий вопрос:
  1) Мог ли быть произведен выстрел с расстояния 2000 м и исключается ли при этом возможность получения повреждений Пальцевым при выстреле с этого расстояния?
  На 4 биоманекенах удалось получить слепые ранения, сходные с пов-реждениями у Пальцева по локализации входной раны и направлению раневого канала. Однако на этом сходство заканчивалось, так как все раны, полученные в эксперименте, не имели дефекта кожи, как это было отмечено на трупе Пальцева: они имели продолговатую форму и были окружены широким осаднением, напоминавшим по форме и размерам боковой силуэт пули. Иначе говоря, на расстоянии 2000 м пуля способна оказать только клиновидное действие, ее энергии было явно недостаточно для образования дефекта кожи.
  Факт клиновидного действия пули на расстоянии 2000 м от места вы-стрела был подтвержден математически. Экспертная ситуация, заходила в тупик, и тогда следователь принял рандомизированное решение, поставив перед экспертами следующую задачу - если они смогли исключить дис-танцию 2000 м, то тогда пусть последовательно исключают и остальные расстояния (1500, 1000, 500 м и т.д.).
   Понятно, что исследование в таком ключе могло составить большое и долговременнее научное направление, но ограниченные процессуальные сро-ки расследования заставили экспертов в ответ также применить метод рандо-мизации.
  Опираясь на законы статистической вероятности, они ограничили поиск двумя основными направлениями исследований: 1) оценкой возможности выстрела с расстояния 2000 м и более; 2) с расстояния 500 м и менее. Серия опытов по второму направлению поиска позволила сделать вывод о том, что выстрел был произведен из проходящего поезда. А проведенные оперативно - розыскные мероприятия, основанные на данном заключении экспертов, позволили установить, что выстрел случайно произвел часовой, сопровождавший эшелон войсковой части, при разборке и сборке автомата. Военнослужащий срочной службы был уже более года как уволен в запас из Вооруженных Сил, проживал во Владивостоке и от неожиданности совершенно "потерял дар речи", когда за ним пришли сотрудники уголовного розыска.1
  Приведенный выше пример наглядно иллюстрирует, что проблемно-поисковая следственная ситуация может быть успешно разрешена экспертны-ми поисковыми средствами, а метод рандомизации, основанный на статистической вероятности, может быть весьма эффективен в условиях ограниченных процессуальных сроков расследования и полной информационной неопределенности.
  Полагаем, научно - практическое значение классификации экспертных ситуаций состоит в том, что она позволяет отграничить экспертную от других следственных ситуаций, а также проследить диалектику перерастания экспертной ситуации в оперативно - розыскную, следственную, судебную и наоборот.
  Так, можно проследить трансформацию экспертной в оперативно-розыскную ситуацию при раскрытии преступления экспертным путем. Осо-бую роль здесь, конечно, отводится дактилоскопии, особенно в связи с начавшимся еще в 1993 г. широкомасштабным внедрением в практику работы экспертно - криминалистических подразделений ОВД автоматизированных дактилоскопических информационных систем АДИС типа "Папилон", которые "...являются примером эффективного использования современных компьютерных технологий в криминалистике. Высокая надежность поиска (по данным отдельных авторов - от 90 до 94%) все чаще позволяет говорить о возможности раскрытия преступления экспертным путем".1
  В экспертно - криминалистических подразделениях системы МВД су-ществует и специальная форма отчетности по такому раскрытию - "Ана-лити-ческая таблица ежемесячная по каждому эксперту данных показателей работы экспертно-криминалистических подразделений гор(рай)отделов внутренних дел края (области)". В ней предусмотрены и соответствующие графы:
  11) установление лиц, причастных к преступлению;
  12) количество дактилоскопических экспертиз, установивших преступ-ников;
  13) количество преступлений, раскрытых с помощью дактилокартотек;
  18) количество преступлений, раскрытых с помощью других картотек и коллекций.
  Здесь необходимо заметить, что существующая система экспертной от-четности во многом предопределяет возникновение и развитие ситуаций организационно - неупорядоченного типа.
  Так, в январе 1999 г. был уволен из органов внутренних дел эксперт -криминалист Центрального РОВД г. Барнаула за то, что на протяжении 1997-1998 гг., выезжая на осмотры МП, данный недобросовестный эксперт умышленно оставлял свои отпечатки пальцев, таким образом искусственно завышая процент обнаруженных и изъятых с места происшествия следов преступления. Внедренная и активно используемая в практике работы ЭКП ОВД компьютерная программа "Sonda" без труда обнаружила данную фальсификацию.
  Полагаем, на предотвращение именно таких организационно-неупорядоченных ситуаций направлено Положение о направлении матери-альных носителей, содержащих дактилоскопическую информацию, в органы внутренних дел, утвержденное Постановлением Правительства РФ No 1543 от 25.12.1998 г.1 Данное Положение определяет круг лиц, подлежащих обязательному дактилоскопированию, в том числе и среди сотрудников ОВД.
  Возникновению и развитию экспертных ситуаций организационно-неупорядоченного типа во многом способствует и то, что в последнее время в ЭКЦ МВД - ГУВД по собственной инициативе руководителей стали появляться все новые виды экспертиз. Вслед за бухгалтерской прослеживаются попытки организовать производство товароведческих экспертиз и даже судебно - медицинских моргов. Начальники управлений в конце 90 - х годов прошлого столетия вдруг осознали, что дешевле содержать своих специалистов, чем платить за производство экспертиз сторонним организациям. Данная практика представляется очень вредной, т.к. при этом нарушается отлаженный порядок контроля за деятельностью таких экспертов, который складывался в экспертных учреждениях Минздрава, Минюста, МВД, ФСБ не одно десятилетие и отражает специфику каждого из ведомств.
  И, наконец, объективным фактором возникновения экспертных ситуа-ций организационно - неупорядоченного типа является большая нагрузка экспертов.
  Проведенные нами исследования показывают, что существует зависи-мость между планируемой нагрузкой экспертов подразделений МВД различ-ного уровня и сложностью проводимых экспертных исследований.
  Так, если планируемая нагрузка эксперта - криминалиста ЭКО гор(рай) отдела ВД составляет 120 экспертиз в год (на момент исследования в 2011 году фактическая нагрузка эксперта - криминалиста в Железнодорожном РОВД г. Барнаула, например, составила около 350 экспертиз в месяц), то эксперта - криминалиста ЭКЦ УВД края, соответственно - уже 96 экспертиз в год.
  Еще меньше планируемая нагрузка для эксперта - биолога, производя-щего генотипоскопическую экспертизу - 16 экспертиз в год. Это и понятно, так как генотипоскопическая экспертиза является одной из самых трудоемких и дорогих экспертиз, назначаемых в основном по тяжким и особо тяжким преступлениям.
  Так, для производства генотипоскопической экспертизы в качестве экс-пертного оборудования используются 23 прибора и 33 реагента, по крайней мере, 7 из которых - очень дорогие и дифицитные.1
  Итак, сформулируем краткие выводы по настоящей главе:
  I. Экспертную ППСС можно определить как тип следственной ситуации, порождаемой мыслительной деятельностью специального познающего субъекта - эксперта, который путем выдвижения и проверки экспертных версий исследует объекты материального мира, решая при этом своими познавательными средствами задачу установления истины в уго-ловном судопроизводстве.
  2. Экспертное прогнозирование входит в структуру экспертной ППСС, и по сравнению с криминалистическим, более узко, предметно.
  З. Стратегическое экспертное прогнозирование направлено на оценку выполнимости экспертного задания в целом; тактическое - на предупрежде-ние и преодоление возможных экспертных ошибок.
  4. Экспертная ошибка при определенных условиях может перерастать в следственную или судебную, инициируя развитие ППСС соответствующей направленности.
  5. Большое научно-практическое значение имеет классификация экс-пертных ситуаций, т.к. она позволяет отграничить экспертную ситуацию от других следственных ситуаций, а также проследить диалектику перерастания экспертной в оперативно-розыскную, следственную и судебную ППСС.
  6. Деление экспертных ситуаций по степени информационной опреде-ленности на детерминированные и рандомизированные напрямую связано с формами выводов в заключении эксперта - категорической и вероятной.
  
  
  
  
   Заключение
  А теперь пора подвести итоги нашего исследования. Целью настоящего исследования являлась попытка исследовать проблемно-поисковую след-ственную ситуацию, как одну из классификационных ветвей следственной си-туации, с позиции различных, в том числе психологических, наук, а также изучить особенности генезиса экспертной ситуации, как динамической систе-мы и одного из видов проблемно - поисковой следственной ситуации.
  Научная новизна данной работы состоит, прежде всего, в том, что впервые на монографическом уровне предпринята попытка исследовать одну из классификационных ветвей следственной ситуации - проблемно-поисковую экспертную ситуацию, а также ее генезис и динамику в зависимости от этапов расследования и различных субъектов познания в уголовном судопроизводстве. С помощью ситуационного метода автором проанализированы и существенно дополнены концептуальные положения двух частных криминалистических теорий - теории следственных ситуаций и теории криминалистического прогнозирования.
  В работе была предпринята, в целом удачная, попытка с позиции познающего субъекта уголовного процесса в нетрадиционном ключе исследовать информационную природу следственной ситуации. Выявление диалектической взаимосвязи детерминизма и случайности в генезисе следственной ситуации позволило автору сформулировать концепцию так называемой "рандомизированной проблемно-поисковой следственной ситуации", развивающейся под действием закона случайных чисел. Исходным концептуальным положением при этом является то, что любой следственной ситуации корреспондирует ситуация преступления. Чем больше элемента случайности в ситуации преступления, тем больше стихийного, рандомизированного начала в развитии следственной ситуации, которая последовательно рассматривается для эксперта, оперативного работника и следователя.
   Впервые на монографическом уровне была предпринята попытка раз-работать научно - обоснованную классификацию экспертных ошибок, экс-пертных версий и типичных экспертных ситуаций, возникающих в процессе расследования преступлений; в частности, на его первоначальном этапе.
   Проблемно - поисковая следственная ситуация (ППСС) представляет собой наиболее психологизированный тип следственной ситуации, характеризующий определенный уровень психической активности познающего субъекта (оперработника, эксперта, следователя, прокурора, судьи) в процессе постановки и решения задач преодоления информационной неопределенности по расследуемому уголовному делу.
   Деление ППСС на детерминированные и рандомизированные основы-вается на степени информационной определенности следственной ситуации, что позволяет диалектически учитывать в развитии данной динамической си-стемы как детерминизм, так и случайность.
   Проблемно - поисковая следственная ситуация выступает не только как прогнозный фон, но и как объект криминалистического прогнозирования. При этом криминалистическое прогнозирование входит в структуру ППСС, как одно из направлений познавательной деятельности субъекта в расследовании преступлений.
   Математические методы могут успешно применяться при моделирова-нии типовых проблемно-поисковых следственных ситуаций, а ситуационное моделирование в методике расследования преступлений можно рассматривать как один из вариантов криминалистического и экспертного прогнозирования. Математические методы могут стать эффективными инструментами для изучения различных экспертных казусов, которые, в свою очередь, могут стать типовыми моделями для разрешения сложных проблемных ситуаций, возникающих в ходе расследования преступлений.
  Границы информационного поля, с которым сталкивается субъект по-знания на первоначальном этапе расследования, определяет генезис и динамику исходных ППСС. Специфическая природа исходных проблемно -поисковых следственных ситуаций позволяет также выделить такие ее при-знаки, как динамизм и многофакторность.
   Психодиагностика места происшествия является одним из эффективных приемов разрешения исходных ППСС; психологический портрет преступника, при этом, рассматривается как один из методов психодиагностики места происшествия.
   Экспертная ППСС представляет собой тип следственной ситуации, по-рождаемый деятельностью специального познающего субъекта - эксперта, который путем выдвижения и проверки экспертных версий исследует объекты материального мира, решая при этом задачу установления истины в уголовном судопроизводстве.
   Большое научно - практическое значение имеет классификация экс-пертных ситуаций (казусов), позволяющая понять их роль и в первоначальной реконструкции события преступления, и в установлении истины в уголовном судопроизводстве в целом.
  Тема настоящего монографического исследования, безусловно, является перспективной в научном плане и нуждается в дальнейшей разработке.
  
   Список использованной литературы:
  1. Аверьянова, Т.В. Криминалистика: Учебник для вузов / Т.В. Аверьянова, Р.С. Белкин, Ю.Г. Корухов, Е.Р. Россинская; под ред. проф. Р.С. Белкина. М.: Изд-во НОРМА, 2001. 990 с.
  2. Азаров, В.А. Охрана имущественных интересов личности в сферах опера-тивно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности / В.А. Азаров, С.В. Супрун. Омск, 2001. 267 с.
  3. Александров, А.И. Наркотики в России: преступления и расследование. Научное издание / А.И. Александров, М.Я. Айбиндер и др.; под ред. В.П. Сальникова. СПб., 1999. 470 с.
  4. Ароцкер, Л.Е. Использование данных криминалистики в судебном разбирательстве уголовных дел /Л.Е. Ароцкер. М.: Юрид. лит., 1964. 221 с.
  5. Арсеньев, В.Д. Основы теории доказательств в советском уголовном про-цессе / В.Д. Арсеньев. Иркутск, 1970. 122 с.
  6. Афанасьев, В.Г. Системность и общество / В.Г. Афанасьев. М., 1980. 242 с.
  7. Бабаян, Э.А. Наркология / Э.А. Бабаян, М.Х. Гонопольский. М., 1990. 336 с.
  8. Бахин, В.П., Кузьмичев, В.С., Лукьянчиков, Е.Д. Тактика использования внезапности в раскрытии преступлений органами внутренних дел / В.П. Ба-хин, В.С. Кузьмичев, Е.Д. Лукьянчиков. - Киев, 1990. 78 с.
  9. Баяхчев, В.Г. Расследование преступлений, связанных с изготовлением и распространением синтетических наркотических средств: Учебное пособие / В.Г. Баяхчев, И.И. Курылев, А.П. Калинин. М.: ВНИИ МВД РФ, 1995. 46 с.
  10. Бедняков, Д.И. Непроцессуальная информация и расследование преступ-лений / Д.И. Бедняков. М.: Юрид. лит., 1991. 205 с.
  11. Белкин, Р.С. История отечественной криминалистики / Р.С. Белкин. М., 1999. 459 с.
  12. Белкин, Р.С. Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы. От теории - к практике / Р.С. Белкин. М.: Юрид. лит., 1988. 304 с.
  13. Белкин, Р.С. Курс криминалистики. Т. 1 / Р.С. Белкин. М.: Юристъ, 1997. 480 с.
  14. Белкин, Р.С. Курс советской криминалистики. Т. 2 / Р.С. Белкин. М., 1978. 407 с.
  15. Белкин, Р.С. Курс советской криминалистики. Т. 3 / Р.С. Белкин. М.: Юрид. лит., 1979. 407 с.
  16. Белкин, Р.С. Курс советской криминалистики: Криминалистические сред-ства, приемы, рекомендации / Р.С. Белкин. М., 1979. 480 с.
  17. Белкин, Р.С. Общая теория советской криминалистики / Р.С. Белкин. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1986. 397 с.
  18. Белкин, Р.С., Винберг, А.И. Криминалистика: Общетеоретические вопросы / Р.С. Белкин, А.И. Винберг. М.: Юрид. лит., 1973. - 264 с.
  19. Берроуз, У. Голый завтрак: Пер. с англ.; предисловие А. Шаталова / У. Берроуз. М., 1998. 306 с.
  20. Билибин, Д.П. Патофизиология алкогольной болезни и наркомании / Д.П. Билибин, В.Е. Дворников. М., 1991. 108 с.
  21. Боголюбова, Т.А. Расследование и предупреждение преступлений, связанных с незаконным изготовлением, приобретением, хранением, перевозкой или сбытом наркотических средств / Т.А. Боголюбова, К.А. Толпекин. М., 1989. 148 с.
  22. Болотовский, И.С. Наркомании. Токсикомании / И.С. Болотовский. Ка-зань, 1989. 98 с.
  23. Бурданова, В.С. Расследование преступлений о незаконных действиях с наркотическими средствами. Часть 3. Криминалистическая характеристика преступлений: Методические рекомендации / В.С. Бурданова. СПб.: Институт повышения квалификации прокурорско-следственных работников Генпроку-ратуры РФ, 1993. 84 с.
  24. Бьюли, Т. Неотложная помощь в психиатрии и наркологии. Экстренная помощь в медицинской практике / Т. Бьюли; под ред. К. Ожильви. М.: Медицина, 1987. 108 с.
  25. Васильев, А.Н. Проблемы методики расследования отдельных видов пре-ступлений / А.Н. Васильев. М.: Изд-во МГУ, 1978. 72 с.
  26. Васильев, А.Н. Следственная тактика / А.Н. Васильев. М., 1976. 220 с.
  27. Васильев, А.Н. Предмет, система и теоретические основы криминалисти-ки/А.Н. Васильев, Н.Т. Яблоков. М.: МГУ, 1984. 144 с.
  28. Возгрин, И.А. Криминалистическая методика расследования преступлений / И.А. Возгрин. Минск: Выш. школа, 1983. 215 с.
  29. Волчецкая, Т.С. Криминалистическая ситуалогия: Монография / Т.С. Волчецкая; под ред. Н.П. Яблокова. Калининград, 1997. 248 с.
  30. Воронин, С. Э. Теория и практика расследования преступлений, связанных с незаконной добычей водных биоресурсов: Монография / С.Э. Воронин, М.Н Токарев. Красноярск: Изд-во Сибирского института бизнеса, управления и психологии. Барнаул, 2014. 314 с.
  31. Воронин, С.Э. Теория и практика расследования преступлений в сфере миграционной безопасности: Монография / С.Э. Воронин, И.В Никитенко, Д.Д. Каплун, В.Н Скорик. Красноярск: Изд-во Сибирского института бизнеса, управления и психологии.2015. 641 с.
  32. Воронин, С.Э. Психотипологический подход в системе криминалистиче-ского знания: Монография / С.Э. Воронин, Р.Л. Ахмедшин, Т.А. Алексеева. Красноярск: Изд-во Сибирского института бизнеса, управления и психоло-гии. 2015. 375 с.
  33. Воронин, С.Э. Особенности выявления и расследования преступлений, предусмотренных ст. 122 УК РФ "Заражение ВИЧ-инфекцией": Учебно-методическое пособие / С.Э. Воронин, Ю.Л. Бойко. Барнаул, 2002. 37 с.
  34. Габиани, А.А. Наркотизм / А.А. Габиани. Тбилиси, 1977. 96 с.
  35. Габиани, А.А. Уголовная ответственность за преступления, совершенные в состоянии опьянения / А.А. Габиани. Тбилиси, 1968. 88 с.
  36. Гавло, В.К. Теоретические проблемы и практика применения методики расследования отдельных видов преступлений / В.К. Гавло. Томск: Изд-во ТГУ, 1985. 333 с.
  37. Гавло, В.К. Актуальные проблемы поисково-познавательной деятельности в суде / В.К. Гавло, С.Э. Воронин. Барнаул, 2000. 57 с.
  38. Гавло, В.К. Избранные труды.- Барнаул: Изд-во Алтайского госуниверси-тета, 2011. 850 с.
  39. Гранат, Н.Л., Ратинов, А.Р. Решение следственных задач / Н.Л. Гранат, А.Р. Ратинов. Волгоград, 1978. 118 с.
  40. Григорьев, Н.В. Следственные ошибки и причины их возникновения / Н.В. Григорьев, А.А. Плотников. Хабаровск, 1990. 114 с.
  41. Гросс, Г. Руководство для судебных следователей, как система криминалистики / Г. Гросс. СПб., 1908. 286 с.
  42. Де Риос, М.Д. Растительные галлюциногены / М.Д. Де Риос. М., 1997. 284 с.
  43. Джандиери, А.С. Расследование дел о незаконных операциях с наркотическими веществами: Учебное пособие / А.С. Джандиери. Л.: Институт усовершенствования следственных работников, 1984. 44 с.
  44. Доля, Е.А. Использование в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности / Е.А. Доля. М.: Спарк, 1996. 78 с.
  45. Драпкин, Л.Я. Основы теории следственных ситуаций / Л.Я. Драпкин. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1987. 168 с.
  46. Дулов, А.В. Судебная психология: Учебник / А.В. Дулов. Минск, 1970. 565 с.
  47. Жбанков, В.А. Человек как носитель криминалистически значимой ин-формации / В.А. Жбанков. - М., 1993. - 101 с.
  48. Зазулин, Г.В. Криминология / В.Г. Зазулин; под ред. В.Н. Бурлакова, С.Ф. Милюкова, С.А. Сидорова, Л.И. Спиридонова. СПб., 1995. 482 с.
  49. Закон об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации: Комментарий / Под ред. А.Ю. Шумилова. М.: Юрид. лит., 1994. 128 с.
  50. Законность в досудебных стадиях уголовного процесса России / А.Б. Со-ловьев, М.Е. Токарева, А.Г. Халиулин, Н.А. Якубович. Кемерово, 1997. 118 с.
  51. Зникин, В.К. Оперативно-розыскное обеспечение раскрытия и расследования преступлений / В.К. Зникин. Кемерово, 2003. 164 с.
  52. Игнатов, В.П., Михайлов, Б.П. Предупреждение и раскрытие преступле-ний, связанных с незаконным оборотом наркотиков / В.П. Игнатов, Б.П. Ми-хайлов. М., 2000. 96 с.
  53. Калугин, А.Г. Особенности доказывания по уголовным делам о незакон-ном сбыте наркотических средств: Практическое пособие / А.Г. Калугин. Красноярск, 2003. 66 с.
  54. Клиническая токсикология детей и подростков / Под ред. Марковой В.И., Афанасьева В.В., Цыбулькина Э.К., Неженцева М.В. СПб., 1998. 286 с.
  55. Колдин, В.Я. Идентификация при расследовании преступлений / В.Я. Колдин. М.: Юрид. лит., 1978. 144 с.
  56. Колесниченко, А.Н. Общие положения методики расследования отдельных видов преступлений / А.Н. Колесниченко. Харьков, 1965. 87 с.
  57. Колесниченко, А.Н. Криминалистическая характеристика преступлений: Учебное пособие / А.Н. Колесниченко, В.Е. Коновалова. Харьков, 1985. 93 с.
  58. Комаров, И.М. Криминалистические операции в досудебном производстве / И.М. Комаров. Барнаул: Изд-во АГУ, 2002. 345 с.
  59. Комиссаров, Б.Г. Подросток и наркотики. Выбери жизнь!/ Б.Г. Комисса-ров. Ростов-на-Дону, 2001. 128 с.
  60. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации/ Отв. ред. В.М. Лебедев. М.: Юрайт-М, 2001. 736 с.
  61. Корноухов, В.Е. Основы общей теории криминалистики / В.Е. Корноухов, В.М. Богданов, А.А. Закатов. Красноярск: Изд-во КГУ, 1993. 160 с.
  62. Краткий словарь по социологии. М., 1989. 684 с.
  63. Криминалистика: Учебник для вузов / Под ред. И.Ф. Герасимова, Л.Я. Драпкина. М.: Высш. шк., 2000. 672 с.
  64. Криминалистика: Учебник для вузов / Под ред. проф. А.Ф. Волынского. М.: Закон и право, ЮНИТИ-ДАНА, 1999. 615 с.
  65. Криминалистика: Учебник / Под ред. В.А. Образцова. М.: Юристъ, 1997. 757 с.
  66. Криминалистика: Учебник / Под ред. И.Ф. Пантелеева, Н.А. Селиванова. М.: Юрид. лит., 1988. 543 с.
  67. Криминалистика: Учебник / Под ред. Н.П. Яблокова, В.Я. Колдина. М.: Изд-во МГУ, 1990. 463 с.
  68. Криминалистика: Учебник / Под ред. Т.А. Седовой, А.А. Эксархопуло. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1995. 528 с.
  69. Криминалистическое обеспечение деятельности криминальной милиции и органов предварительного расследования / Под ред. проф. Т.В. Аверьяновой и проф. Р.С. Белкина. М.: Новый юрист, 1997. 400 с.
  70. Кудрявцев, В.Н. Механизм преступного поведения / В.Н. Кудрявцев. М., 1981. 256 с.
  71. Ларин, А.М. От следственной версии к истине / А.М. Ларин. М., 1976. 98 с.
  72. Лузгин, И.М. Методологические проблемы расследования / И.М. Лузгин. М.: Юрид. лит., 1973. 103 с.
  73. Майоров, А.А. Наркотики: преступность и преступления / А.А. Майоров, В.Б. Малинин. СПб.: Изд-во "Юридический центр Пресс", 2002. 290 с.
  74. Меретуков, Г.М. Криминалистические проблемы борьбы с наркобизнесом организованных преступных групп / Г.М. Меретуков. М.: Академия МВД РФ, 1995. 383 с.
  75. Николаева, Л.П. Выявление лиц, потребляющих наркотики, и особенности профилактического воздействия на них / Л.П. Николаева, И.П. Пятницкая. М.: ВНИИ МВД СССР, 1978. 45 с.
  76. Новик, И.Б. Моделирование сложных систем: Философский очерк / И.Б. Новик. М.,1965. 152 с.
  77. Новоселов, С.А. Тактика проведения реализации дел оперативных учетов при раскрытии и расследовании преступлений в сфере наркобизнеса / С.А. Новоселов. М., 1997. 116 с.
  78. Облаков, А.Ф. Криминалистическая характеристика преступлений и кри-миналистические ситуации: Учебное пособие / А.Ф. Облаков. Хабаровск: Изд-во Хабаровской высшей школы МВД СССР, 1985. 88 с.
  79. Образцов, В.А. Криминалистическая классификация преступлений / В.А. Образцов. Красноярск, 1988. 211 с.
  80. Ожегов, С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов; под ред. Н.Ю. Шве-довой. М.: Рус. яз., 1990. 921 с.
  81. Омигов, В.И. Криминологические и правовые проблемы борьбы с нарко-манией и наркотизмом / В.И. Омигов. М., 1992. 196 с.
  82. Организованная преступность / Под ред. А.И. Долговой, С.В. Дьякова. М.: Юрид. лит., 1993. 352 с.
  83. Пантелеев, И.Ф. Криминалистика / И.Ф. Пантелеев, М., 1988. 654 с.
  84. Порубов, Н.И. Расследование преступлений, связанных с употреблением наркотиков: Лекция / Н.И. Порубов, Г.А. Ярош. Минск: Минская ВШ МВД СССР, 1988. 52 с.
  85. Протосевич, А.А. Допрос как процесс информационного взаимодействия /А.А. Протосевич. Иркутск, 1999. 63 с.
  86. Противодействие незаконному обороту наркотических средств и психо-тропных веществ. Учебное пособие. Часть 2 / Под ред. А.Н. Сергеева. М.: изд-во "ЩИТ-М", 2001. 638 с.
  87. Птицын, А.Г. Использование оперативно-розыскной информации на предварительном следствии / А.Г. Птицын. Киев, 1997. 72 с.
  88. Рожков, В.Е. Судебно-психиатрическая экспертиза алкоголизма и других состояний / В.Е. Рожков. М., 1964. 162 с.
  89. Ронин, Р. Своя разведка: Практическое пособие / Р. Ронин. Минск, 1998. 98 с.
  90. Рубинштейн, С.Л. Основы общей психологии / С.Л. Рубинштейн. СПБ. И др.: Питер, 2002. 712 с.
  91. Савенко, В.Г. Распространенные наркотические средства: Учебное посо-бие / В.Г. Савенко, А.Н. Сергеев и др. М.: ЭКЦ МВД РФ, 1992. 80 с.
  92. Смилгайтис, В.К. Тактика предъявления доказательств при допросе обви-няемого / В.К. Смилгайтис. Л., 1979. 58 с.
  93. Сорокин, В.И., Семкин Е.П., Беляев А.В. Использование экспресс-тестов при исследовании наркотических средств и сильнодействующих веществ / В.И Сорокин и др. М.: ЭКЦ МВД РФ, 1997. 38 с.
  94. Старченко, А.А. Логика в судебном исследовании / А.А. Старченко. М., 1958. 12 с.
  95. Сурков, К.В. Принципы оперативно-розыскной деятельности и их право-вое обеспечение в законодательстве, регламентирующем сыск: Монография / К.В. Сурков. СПб., 1996. 216 с.
  96. Танасевич, В.Г. Значение криминалистической характеристики преступле-ний и следственных ситуаций для методики расследования преступлений / В.Г. Танасевич. Душанбе, 1975. 112 с.
  97. Тюхтин, В.С. Отражение, система, кибернетика / В.С. Тюхтин. М., 1987. 193 с.
  98. Филимонов, Б.А. Основы теории доказательств в германском уголовном процессе / Б.А. Филимонов. М., 1994. 168 с.
  99. Холл, А.Д. Определение понятия системы: исследования по общей теории систем / А.Д. Холл, Р.Е. Фейджин. М., 1969. 278 с.
  100. Хорунженко, К.М. Культурология. Энциклопедический словарь / К.М. Хорунженко. Ростов-на-Дону, 1997. 764 с.
  101. Шабанов, П.Д. Руководство по наркологии / П.Д. Шабанов. СПб., 1999. 486 с.
  102. Шабанов, П.Д. Наркомании: патопсихология, клиника, реабилитация / П.Д. Шабанов, О.Ю. Штакельберг; под ред. А.Я. Гриненко. СПб, 2000. 532 с.
  103. Шар, В.К. Путь рока. Оригинальный опыт музыкально-исторического исследования / В.К. Шар. М., 1998. 184 с.
  104. Шиканов, В.И. Актуальные вопросы уголовного судопроизводства и криминалистики в условиях современного научно-технического прогресса / В.И. Шиканов. Иркутск, 1978. 94 с.
  105. Шнайдер, Р. Криминология / Р. Шнайдер. М., 1994356 с.
  106. Щукин, А.М. Особенности выявления и документирования наркоприто-нов: Практические рекомендации / А.М. Щукин. Барнаул, 2001. 21 с..
  107. Янсон, И.Я. Наркомания, токсикомания (клиника, лечение, профилакти-ка) / И.Я. Янсон. Челябинск, 1987. 411 с.
  108. Мои Видеолекции https://www.youtube.com/watch?v=Uin9wsWwilA&t=6s
  
  
  
  
  
  
  
   Оглавление
   Стр.
  Введение...........................................................................3
  Глава 1..............................................................................7
  Глава 2..............................................................................34
  Глава 3...............................................................................71
  Глава 4..............................................................................128
  Заключение........................................................................172
  Список литературы...............
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"