Автономная некоммерческая организация

Высшего образования

"Сибирский институт бизнеса, управления и психологии"

С.Э. ВОРОНИН

Р.Л. АХМЕДШИН

Н.В. АХМЕДШИНА

А.А. АБРАМОВА

ТЕРРОРИЗМ: МЕТОДИКА И ТАКТИКА РАССЛЕДОВАНИЯ

Красноярск - 2023

Одобрена редакционно-издательским советом Сибирского института бизнеса, управления и психологии

Рецензенты:

доктор юридических наук, профессор И.В. Никитенко

кандидат юридических наук, доцент О.Х. Галимов

Воронин, С.Э. Терроризм: методика и тактика расследования: Монография /С.Э. Воронин, Р.Л. Ахмедшин, Н.В. Ахмедшина, А.А. Абрамова. - Красноярск: АНО ВО "Сибирский институт бизнеса, управления и психологии", 2023.- 465 с.

Воронин, С.Э. (введение, главы 3,4), Ахмедшин, Р.Л. и Ахмедшина, Н.В.

( главы 1,2), Абрамова, А.А. (глава 5, заключение)

В монографии исследуются актуальные проблемы современной криминалистики и криминологии. Авторы предприняли попытку разработки универсальной, эффективной методики расследования терроризма, используя современные методы ситуационного моделирования и структурно-функционального анализа. На основе комплексного анализа проблемно-поисковых ситуаций, возникающих в ходе расследования финансирования терроризма, в монографии предлагаются конкретные методические рекомендации по тактике производства отдельных следственных действий.

Монография предназначена для студентов и преподавателей высших учебных заведений юридического профиля.

No АНО ВО СИБУП, 2023.

ВВЕДЕНИЕ

Любая криминальная деятельность может быть иерархизированна с точки зрения общественной опасности, что даже на взгляд человека далекого от правовых наук даст понимание приоритетов противодействия преступности.

Террористическая деятельность в количественном плане несопоставимая с деятельностью "обычного" криминала, объективно занимает одно из верхних мест в этой своеобразной иерархии общественных угроз, что отмечается фактически всеми авторами.

Противодействие террористической активности не характеризуется высокой эффективностью, свидетельством чего является частота террористических актов и интенсивность террористической деятельности в целом. Однако ни в коем случае не стоит винить в этом прежде всего правоохранительные органы, так как эффективность их деятельности напрямую зависит от научно-методического обеспечения, выраженного в КОНКРЕТНЫХ инструкциях и методиках, наличие которых вполне обоснованно можно поставить под сомнение.

"Распространенно заблуждение что каждое преступление по своей природе расследуемо; что всегда есть достаточно доказательств доступных для выявления личности преступника; что преступник всегда оставляет следы на месте преступления, которые, в руках требовательного исследователя (следователя или специалиста), неизбежно приведут к двери преступника. Поэтому гражданин, который не может определить, какой из его трех детей открыл банку печенья может возмущаться неспособностью полиции определить местонахождение преступника совершившего грабеж среди нескольких миллионов жителей его города." Приведенное утверждения, прежде всего, актуально для так называемых неочевидных преступлений к числу которых вполне можно относить и преступления террористической направленности.

Однако еще более глубокое понимание природы терроризма приходит с осознанием истинности слов Д. Шиплера: "Терроризм - это театр. Его истинная цель - не невинные жертвы, а зрители. Он стремится повлиять на ситуацию, и поэтому должен произвести яркое впечатление. Он основывается на драматическом эффекте, он преуспевает, приковывая к себе внимание".

Как известно, экономическая составляющая является основной компонентой в механизме практически любого вида преступления. Финансирование терроризма представляет собой глобальную угрозу, и его расследование, безусловно, является одним из приоритетных направлений деятельности правоохранительных органов и спецслужб. Поэтому повышенное внимание уделяется вопросам раскрытия и расследования финансирования терроризма, и, в целом, борьбе с терроризмом на территории РФ и в других странах.

Президент Российской Федерации В.В. Путин обратил внимание, что на сегодняшний день "...террористическая сеть пытается любыми способами поддерживать свою активность. Необходимо проанализировать и уметь прогнозировать ситуацию, учитывая идеологию террористов, а также постоянную смену тактики для их финансирования...".

Террористы для осуществления своей противоправной деятельности нуждаются в спонсировании не только денежными, но и иными средствами.

Председатель Следственного комитета Российской Федерации (далее - СК РФ) А.И. Бастрыкин указал, что "...финансирование международных террористических организаций осуществляется через частных лиц, причём для этого предпринимаются активные попытки привлечения средств через Интернет...".

"...Только за 2020 г. Национальным антитеррористическим комитетом было пресечено 184 канала финансирования терроризма...", - отметил Директор ФСБ России (далее - органов безопасности) А.В. Бортников.

Проведенное авторами монографии исследование подтверждает увеличение преступлений террористического характера.

Так, с 2011 г. по 2021 г. на территории Российской Федерации было совершено 16639 преступлений террористического характера, из них 2534 преступления были квалифицированы по ст. 205.1 Уголовного кодекса РФ (далее - УК РФ) "Содействие террористической деятельности", частью которого является финансирование терроризма.

По данным ГИАЦ МВД России, в 2010 г. зарегистрировано 22 преступления в сфере содействия террористической деятельности, в 2011 г. - 61, 2012 г. - 58, 2013 г. - 74, 2014 г. - 124, 2015 г. - 127, 2016 г. - 200, в 2017 г. - 231, в 2018 г. - 316, в 2019 г. - 525, а в 2020 г. - 381, в 2021 г. - 437, что подтверждает стабильный рост выявленных и расследованных указанных преступлений.

Из них преступлений, связанных с финансированием терроризма, зарегистрировано в 2019 г. - 90 преступлений, в 2020 г. - 84, в 2021 г. - 123. Количество предварительно расследованных в 2019 г. - 50, в 2020 г. - 54, в 2021 г. - 48. Из них, уголовных дел, направленных в суд с обвинительным заключением (обвинительным актом) в 2019 г. - 48, в 2020 г. - 52, в 2021 г. - 45.

Уменьшение в последние годы количества направленных в суд уголовных дел о финансировании терроризма напрямую связано с более усиливающейся деятельностью по сокрытию действий преступников, увеличением уровня латентности данного вида преступлений и недостаточной активностью со стороны правоохранительных органов и спецслужб.

Несмотря на принимаемые меры правоохранительных органов по выявлению, раскрытию и расследованию преступлений террористического характера, до сих пор остаются проблемные вопросы, возникающие в ходе расследования финансирования терроризма. Это касается, прежде всего, частной криминалистической методики расследования данного вида преступлений, что связано с целым рядом различных обстоятельств: достаточно большим количеством источников финансирования; разнообразием финансовых схем и криминальных способов поступления денежных средств по адресам организаций и лиц, причастных к вышеуказанной деятельности; недостаточным опытом работы в данном направлении у следователей СК РФ, следователей и оперативных сотрудников органов безопасности; отсутствием достаточного эффективного уровня взаимодействия между заинтересованными ведомствами; несовершенством правовой базы и множеством других факторов. Основной проблемой расследования преступлений, связанных с финансированием терроризма является законспирированный характер указанных преступлений. Поэтому разработка частной криминалистической методики расследования финансирования терроризма относится к числу актуальных направлений в научной и правоприменительной деятельности.

К сожалению, вынуждены констатировать, что в настоящее время практически отсутствуют комплексные исследования, посвящённые вопросам формирования частной криминалистической методики расследования финансирования терроризма. Полагаем, это и обуславливает актуальность данной научной разработки.

Комплексное изучение проблем финансирования терроризма привело авторов настоящей монографии к необходимости разработки практических рекомендаций по расследованию финансирования терроризма, что, безусловно, является необходимым условием повышения эффективности расследования преступлений данного вида.

Глава 1. Природа терроризма как комплексного явления

1.1. История становления феномена терроризма

Терроризм. На сегодняшний день данный термин заполонил пространство не только научных изданий, но и различных СМИ, включая интернет-источники, и исходит как от людей, излагающих свою позицию с профессиональной точки зрения, так и от любителей, использующих терминологию совершенно произвольно в угоду желаемым "лайкам".

Вспомним, что очень часто термины меняют свое не только содержательное значение, но и трансформируют свой эмоциональный контекст. Рассмотрим, к примеру, изменение эмоционально-содержательного наполнения термина "острог". Изначально "острог" обозначал отдельно стоящее опорное военное укрепление - крепость, и ассоциировался с эмоциональной гаммой - надежность, безопасность, позитивность. Впоследствии содержательная составляющая термина "острог" изменилась и стала ассоциироваться скорее со словами одиночество, уединенность, отдаленность, в меньшей степени сохраняя за собой содержательную характеристику надежность и позитивность. Наконец, на третьем этапе термин "острог" стал скорее соотноситься со словом "тюрьма" и полностью свелся к эмоциональной оценке одиночества, заброшенности, потери смысла, обреченности.

Неудивительно, что и в разговорной речи, и в научном терминологическом обороте термину "острог" сейчас присущи одно из трёх вышеперечисленных значений, поэтому если исследователи не договорятся о едином понимании эмоционально-смыслового содержания данного термина любая дискуссия применительно к нему становится бессмысленной.

Само наполнение термина "острог" в контексте мировосприятия в целом не несёт какого-то принципиального значения в отличие от многих других терминов, эмоционально-содержательное понимание которых варьируется крайне широко, что совершенно исключает возможность результативной научной дискуссии. Применительно к избранной нами теме существующее положение полностью характерно для исследований природы терроризма как социального явления.

Можно с высокой уверенностью отмечать, что понятия терроризма, которыми оперируют современные исследования, содержательно радикально отличаются друг от друга, что недопустимо в научном исследовании. Естественно, однозначность понимания того или иного явления возможно только при вдумчивым глубоком историческом анализе обстоятельств, которые предопределили существование этого явления. С учетом сказанного рассмотрим историю проявления феномена "терроризм".

Терроризм: отдельные смысловые слои.

Уже поверхностный исторический анализ показывает, что в различные исторические эпохи под феноменом терроризма понимались совершенно различные социальные процессы.

Термин терроризм происходит от латинского oris [terro] - ужас, страх. Однако этот ужас и страх в различные исторические периоды имел совершенно разные источники.

Впервые этот термин стал применяться для обозначения политики якобинцев, а в особенности тех, кто принимал участие в революционных трибуналах в эпоху террора в годы Великой французской революции (14.06. 1789 - 9.11.1799). Термин "террор" стал широко употребляться с 5.09.1793 г., после принятия Конвентом постановления "Да будет террор в порядке дня!".

Государственный внутренний терроризм. Изначально термин терроризм обозначал официальную государственную политику Франции, направленную на борьбу с внутренними врагами этого государства в период Великой французской революции (Смотрите Приложение 1). Таким образом, как это не парадоксально, изначально терроризм был лишен современного негативного подтекста, будучи тесно связан с идеями добродетели и демократическим мировосприятием, выступая формой позитивного мировосприятия. Главный идеолог терроризма Робеспьер утверждал, что "без добродетели террор становится злом, однако и добродетель без поддержки террора становится беспомощной", а значит "террор есть не что иное, как правосудие - скорое, строгое и непреклонное, и тем не менее он является эманацией добродетели".

Как видно, на первом этапе возникновения феномена терроризма можно говорить о государственном терроризме, направленном на собственный народ. Неудивительно, что и сегодня некоторые исследователи под терроризмом ошибочно понимают любые злоупотребления официальной власти с открытым криминальным подтекстом, не всегда даже насильственной природы. Впоследствии власть в других государствах, формирующаяся в процессе революции на начальной стадии своего существования, традиционно стала пропагандировать понимание террора в его "французском" варианте.

Вывод. В период 1793-1794 во Франции терроризм представляет из себя государственную идеологию нагнетания ужаса на собственное население, как средство переходного периода, направленное на противодействие анархии и контрреволюции. Таким образом, рассмотренная идеология государственного внутреннего терроризма является исходным пониманием его природы.

Иногда в литературе встречаются крайне спорные утверждения вроде того, что "после революции 1905 года терроризм в России приобрел массовый характер, причем на террор революционный государство отвечало своим, государственным террором". Карательные мероприятия государственных органов, вне единой идеологической линии, направленной на целенаправленное создание атмосферы страха это не государственный терроризм. Также неудачным примером рассматриваемой формы терроризма применительно к части населения может послужить деятельность ультраправых монархистов при Николае II в начале XX века, имевших название "черносотенцы" и выдвигавших лозунг "Бей жидов - спасай Россию". Деятельность данной организации только лишь неофициально поддерживалась властью страны, поэтому не представляла собой проявление террористической деятельности в контексте политики государственного терроризма.

Оговоримся, в вопросах отнесения политики государства к государственной внутренней террористической необходимо относится очень осторожно иначе мы рискуем скатиться в болото либеральных благогоглупостей, направленных на решение злободневных проблем текущего дня. Всегда необходимо помнить, что "дать определение государственному терроризму сложно, потому что все нации в той или иной степени полагаются на насилие".

Государственный внешний терроризм. Эра колониализма предопределила раскол цивилизации на индустриальные государства и их колонии. Учитывая выраженный односторонний эксплуататорский характер взаимоотношений этих двух образований, неудивительно, что в отношении колоний предпринимались крайне жесткие меры удержания контроля. Политика террора и геноцида была одним из этих средств.

Стали каноническими примеры уничтожения ряда народностей аборигенов Северной Америки (индейцев) усилиями таких государств как Великобритания и США. Впервые организация концентрационных лагерей на Кубе усилиями Испании и в Южной Африке усилиями Британии в конце XIX, на Филиппинах усилиями США в начале XX века наглядно показало, что наиболее страшная форма терроризма -- это терроризм государственный на территории захваченных колоний. Не сильно отличалась от приведенных примеров колониальная политика Бельгии, Нидерландов и Португалии. Системность геноцида также была продемонстрирована Японией на корейском полуострове.

Также, как и в период французской революции, терроризм в рассматриваемый период воспринимался как некое объективное благо, проистекающее из "дикости" покоренных народов. Пропагандировалось, что эксплуатация жителей колоний есть форма приобщения их к цивилизации, необходимая прежде всего им самим. Гимном колониального террора можно считать произведение известного идеолога британского нацизма Р. Киплинга "Бремя белых".

Колониальный террор в отношении местного населения был объективно предопределен. Количество колонизаторов и их пособников на захваченной территории всегда было радикально меньше количества населения этих территорий. Только политика устрашения -- террора и геноцида могла продлить нацистскую политику "передовых" индустриальных государств того периода.

Суть идеологии террора того периода базировалась на идее неполноценности колониальных народов, которые в отношении "белых господ" выступали по мнению упомянутого Р. Киплинга "то дьяволами, то детьми". Современные исследователи терроризма, как выходцы из бывших колониальных держав, стараются обойти упоминанием терроризм колониального периода, стыдливо замалчивая о жертвах этого периода.

Анализируя идеологию колониального террора, необходимо выделять его системный, а не случайный характер. Также необходимо учитывать, что колониальный терроризм был составной частью государственной политики значительного количества европейских стран. Рассматриваемая форма государственного терроризма, в отличие от предыдущей, направлена не на граждан своего государства, а на население других стран.

Вывод. На смену государственному внутреннему терроризму, как идеологии нагнетания ужаса на собственное население, приходит государственный внешний терроризм, как идеология нагнетания ужаса на население колоний и оккупированных территорий.

Государственный политический (революционный) терроризм. Понимание терроризма, близкое к современному, прослеживается на третьем этапе становления терроризма как идеологического мировосприятия. На рассматриваемом этапе идеология терроризма -- это идеология революционных преобразований, идеология антиправительственной деятельности. Не стоит полгать, что данная идеология выступает качественно иной по сравнению с ранее рассмотренными. Нет. Скорее можно говорить о диаметральной противоположности воздействия. На первом этапе государство направляло террористическую деятельность против граждан, на рассматриваемом этапе граждане ориентируют террористические усилия в адрес государства.

В основу идеологии революционного терроризма лег постулат К. Пизакане о "пропаганде действием". К. Пизакане писал: "Пропаганда идеи -- недостижимая цель, идеи рождаются из деяний, а не наоборот. Знание не дает людям свободы, но свобода способна дать познания", "Применение насилия необходимо не только для привлечения внимания общества или предания огласке идеи, но ради просвещения, обучения и, наконец, сплочения народа во имя революции", "Морализующее действие насилия превосходит по своей эффективности издание памфлетов, настенных плакатов или устроительство собраний".

Согласимся с многими исследователями, полагающими, что общественно-политическая организация "Народная воля", основанная в Российской империи в 1876 году была первой классической террористической организацией. Деятельность "Народной воли" интересна прежде всего попыткой соблюдения той тонкой грани насилия, которая, разрушая бы государство, не затрагивала бы интересы простых граждан. Совершенно нетипичная для современной идеологии терроризма глубина поиска морально-нравственного баланса в революционной деятельности делает данную террористическую группу уникальной. В контексте сказанного неудивителен факт отмены очередного террористического акта в 1905 году, когда выяснилось, что в подлежащей взрыву карете с великим князем С.А. Романовым едут его жена и племянники. С другой стороны вспомним, что "терроризм вообще стремится к гуманитарному самооправданию, и в этом смысле гуманитарен par excellence" и не будем слишком умиляться моральности народовольцев.

Одновременно с этим в деятельности "Народной воли" четко просматривается элемент стороннего (иностранного) управления. Так, руководство группы было однозначно ориентированно против терроризма в индустриально развитых государствах. К примеру, исполнительный комитет "Народной воли" в 1881 году официально и публично осудил убийство президента США Джеймса Гарфилда. Управляющие органы "Народной воли" полагали, что насилие оправданно только применительно к России, и не может быть оправданно применительно к странам с "нормальной политической деятельностью". Маловероятно, что данное политическое лицемерие проистекало из наивности народовольцев, их веры в истинность зарубежной демократии, скорее логично говорить об их финансовой заинтересованности в стабильности за границами России.

Описанной финансовой заинтересованности, вероятно, не был лишен и образованный в 1885 году Анархистский ("Черный") интернационал, который активно проводил политику терроризма везде, кроме территории Британии. Членами "Черного интернационала" были убиты президент Франции Мари Франсуа Сади Карнов в 1894 году, императрица Австро-Венгрии Елизавета в 1898 году, премьер-министры Испании в 1897 и 1912 годах, король Италии Умберто I в 1900 году и президент США Уильям МакКинли в 1901 году. Представители данной организации совершили попытку ликвидации кайзера Германии Вильгельма в 1878 году и участвовали во многих иных "акциях" против политических противников британской короны.

Вывод. Модификация идеологии терроризма на рассматриваемом этапе обусловлена сменой полярности политической активности от государства к отдельным группам, находящимся на финансировании другого государства. В данной работе не стояла задача освещения проблемы финансирования террористической деятельности, которая пусть и редко, но раскрывается в специальных работах современных отечественных исследователей, которые в вопросе о системообразующей природе финансирования для современного терроризма солидарны с их зарубежными коллегами.

Подводя итог сказанному, мы можем говорить о государственном политическом терроризме, направленном на формирование страха у властей другого государства. Считать революционный терроризм формой деятельности нации неправильно, так как число активных террористов крайне невелико, а их деятельность не находит поддержки в обществе в целом. В целом можно сказать, что идеология рассматриваемого вида терроризма есть составная часть идеологии войны, а террористическая деятельность есть форма ведения военных действий без объявления войны одним государством другому. Со сказанным не согласны либеральные исследователи, настаивающие на том, что "терроризм следует рассматривать как преступление или преступное поведение, а не как акт войны".

Национальный (национально-освободительный) терроризм. Высшей формой нравственной неоднозначности терроризма, как идеологии, является идеология террористической деятельности, направленная на освобождение нации от угнетения оккупантами. Если идеология революционного терроризма есть антагонизм идеологии государственного терроризма, направленного на собственных граждан, то идеология освободительного терроризма есть антагонизм идеологии государственного терроризма, направленного на население колоний и оккупированных территорий. Рассматриваемая форма терроризма на уровне идей, как правило, разделяется большинством населения страны и часто соответствует идеям справедливости. Рассматриваемая деятельность эффективна и в условиях отсутствия внешнего финансирования (или его выраженной второстепенности), что радикально отличает её от революционного терроризма. Как и революционный терроризм, идеология национально-освободительного терроризма направлена на противодействие пусть и неправедной, но государственной власти. Либеральная культурная теория, в частности, предполагает, что преступление (и, в более общем случае, такие отклонения, как беспорядки) является коллективным проявлением отчаяния тех, кто маргинален в современном обществе.

В свое время страны третьего мира, а также страны социалистического блока, недавно отстоявшие свою независимость, стали активно отказываться от термина терроризм, полагая, что борющиеся против колониального или оккупационного гнета, не должны считаться террористами, так как являются борцами за свободу.

В своем монументальном исследовании Хоффман Б. описывает дискуссию, произошедшую в ООН в начале 70-х годов XX века.

"Дебаты начались с заявления Генерального секретаря ООН, которым тогда был Курт Вальдхайм, о том, что ООН не должна оставаться сторонним наблюдателем в то время, когда во всем мире террористами совершаются акты насилия, но принимать необходимые меры для предотвращения дальнейшего кровопролития. В то время как большинство государств -- членов ООН поддержали предложение Генерального секретаря, несогласное меньшинство, включавшее многие арабские государства, а также африканские и азиатские страны, сорвали дискуссию, утверждая (с тем же рвением, что и Ясир Арафат в своем обращении к Генеральной Ассамблее спустя два года), что "люди, борющиеся за освобождение от иноземного гнета и эксплуатации труда, имеют право использовать любые методы для выражения протеста, включая применение силы".

Делегаты от стран третьего мира подкрепили свою позицию двумя доводами. Во-первых, все истинные борцы за освобождение без различия классифицируются режимами, против которых они выступают, как террористы. Так, например, германские нацисты называли террористами группы Сопротивления, боровшиеся против немецкой оккупации. Моулей эль-Хассен, представитель Мавритании, отметил, что "все освободительные движения называются террористическими теми, кто вверг их в нищету и рабство". Следовательно, осуждая терроризм, ООН тем самым закрепила власть сильных над слабыми и признанными субъектами права над непризнанными претендентами, по сути, выступив в поддержку существующего положения вещей. По словам Чен Чу, помощника представителя КНДР, таким образом ООН предлагала лишить "угнетенные народы и нации" единственного действенного оружия, с помощью которого возможно противостоять "империализму, колониализму, неоколониализму, расизму и израильскому сионизму". ... По словам представителя Мавритании, который вновь объяснил, что термин "террорист" вряд ли можно применять к лицам, которым отказано в элементарнейших правах человека, а именно достоинстве, свободе и независимости, и чьи страны борются с иноземной оккупацией. Когда этот вопрос вновь был поднят год спустя, Сирия заявила, что "мировое сообщество имеет правовые и моральные обязательства поддержать освободительные движения и противостоять любым попыткам сравнения борьбы за свободу с терроризмом и незаконным насилием". В результате так и не выработавшая единого мнения о терроризме ООН стала прилагать больше усилий для укрепления международного сотрудничества в борьбе с терроризмом, выходя за рамки соглашений по отдельным вопросам данной проблемы (связанным, например, с дипломатией и гражданской авиацией)." "Более того, некоторые пресловутые террористы, если их движение достигает своих целей, становятся законными политиками или, возможно, лидерами своей страны, имеют признание в Европе и на Ближнем Востоке".

Признаком национально-освободительного терроризма выступает крайне четко определенный "враг". В качестве примера можно привести высказывание лидера террористической группы "Лехи" (от Лохамей Херут Исраэль - Борцы за свободу Израиля): "Враг - Британия. И с врагом этим мы должны бороться не на жизнь, а на смерть, при любых обстоятельствах и в любой ситуации".

Многие исследователи и политические деятели могут прикрываться утверждениями, что они являются представителями оккупированной стороны и имеют полное моральное право на борьбу и противодействие. Классическим примером выступает позиция представителей националистически настроенных представителей прибалтийских стран о периоде советской оккупации Прибалтики в 40-90-х годах XX века. Конечно, Советский Союз цинично создал в Прибалтике систему промышленности, образования, социальных благ исключительно во имя реализации своих имперских амбиций, которые в наши дни были разрушены свободными прибалтийскими государствами вместе с системой промышленности, образования и социальных благ. Воистину торжество национального освобождения. Данный пример говорит об ответственности ученого, заявляющего, что конкретное террористическое мировосприятие является частным случаем национально-освободительного терроризма.

Согласимся с мнением Ф. Фукуямы, полагавшего, что "национализм, эта современная, но не до конца рациональная форма признания, БЫЛ (выделено нами) двигателем борьбы за признание ... источником наиболее яростных конфликтов". Переоценивать влияние национализма (а значить и национально-освободительных движений) в современном обществе нам кажется нецелесообразным. Национализм перестал быть целью и смыслом став инструментом манипуляции популяцией. Исходя только из внешних признаков (выраженных лозунгами и поводами, а не целями и причинами) трудно согласится с утверждением о том, что "национализм и религиозный фундаментализм скорее потеряют, чем приобретут влияние и значение".

Учитывая, что эмоционально-смысловое восприятие феномена терроризма менялось с позитивного на негативный, неудивительно, что власти различных государств, пытались использовать термин терроризм в целях дискредитации своих геополитических противников. Обвинения в террористической природе того или иного режима фактически всегда взаимны. Так расово сегрегированные США обвиняли националистически настроенную гитлеровскую Германию в террористичности политического режима, забывая о собственном явно террористическом подходе к расовым, национальным и политическим меньшинствам. Обвинение в людоедском режиме часто раздавались со стороны апологета колониализма Британии в адрес политически чуждого ей Советского Союза. Как обычно в любой пропаганде, не замечая собственной неполноценности, власть склонна подчеркивать неполноценность политических режимов своих геополитических противников. Учитывая, что идеология террора в отношении собственного населения нами была рассмотрена в самом начале работы, мы не будем возвращаться к современной практике наклеивания политических ярлыков. Однако отметить, что идеология государственного терроризма, направленного против собственного населения характерна как для авторитарных государств (СССР, Северная Корея, КНР и др.), так и для тоталитарных государств (США, Британия, ЕС и др.). Возможно именно в силу этого в представлении концепта "терроризм" современными носителями русского языка преобладает негативная коннотация (отождествление).

Все сказанное относится и к таким разновидностям террористической деятельности, как наркотерроризм и кибертерроризм. Не все помнят обвинения со стороны США в том, что Советский Союз стоит за системой использования наркоторговли для осуществления стратегических целей некоторых государств и террористических организаций. Как и многие идеологические штампы, наркотерроризм был лишь поводом для обвинений со стороны государства, управляющего наркопотоками в XX веке, как Британия управляла ими в веке XVIII-XIX. Так и сегодня государство, контролирующее львиную долю программного обеспечения, не скрывающее слежки за своими пользователями, активно обвиняет наше государство в кибертерроризме.

Подытоживая сказанное, отметим, что терроризм является системой идеологических взглядов на целесообразность применения мер нагнетания ужаса и запугивания для решения политических целей. В процессе становления идеологии терроризма обособились следующие формы террористического восприятия;

Отдельно отметим опасность смешения явления терроризма с явлениями, в которых насилие выступает структурным элементом. Современный обыватель склонен видеть террористическую составляющую даже там, где её и не было. К примеру "как показывают исследования, после событий 11 сентября феномен массовых расстрелов часто связывают с терроризмом".

Если мы говорим о противодействии терроризму, необходимо четко определить, какую из четырех описанных идеологий мы имеем ввиду. Разработка понятия выступает системообразующим началом исследования феномена терроризма, той точкой, когда эмоциональное восприятие трансформируется в научное познание.

Группа понятий, определяющих систему "терроризм".

Нельзя, исследуя феномен терроризма, утверждать, что определяющая характеристика терроризма -- это сам акт насилия, а не мотивации, оправдания или основания для его применения. При подобном подходе невозможно найти разницу между массовыми бомбежками гражданских объектов Дрездена и Токио авиацией США и Британии, Варшавы авиацией Германии, Югославии авиацией стран НАТО, применением ядерного оружия в отношении гражданского населения Японии, химического в отношении гражданского населения Кореи и Вьетнама и взрывами, устраиваемыми современными "борцами за свободу". Об этом на трибунах ООН было сделано заявление представителем Кубы, утверждавшим, что: "методы борьбы, используемые национальными освободительными движениями, не могут быть объявлены незаконными, в то время как политика насилия, применяемая в отношении некоторых лиц (вооруженными силами независимых государств), считалась бы законной".

Представляет интерес результаты исследования, в котором выявлены основные элементы дефиниций терроризма (Таблица 1).

Таблица 1. Встречаемость основных элементов дефиниций понятия "терроризм" у различных исследователей.

Крайне спорно утверждение У. Лакера о природе терроризма, в отношении которой "общая теория a priori невозможна, потому что у этого феномена чересчур много различных причин и проявлений". Наблюдаемый избыток причин и проявлений есть индикатор смешения в качестве объекта исследования разных феноменов, о чем уже говорилось ранее.

Прежде всего необходимо понимать, что отсутствие единой дефиниции терроризма предопределено необходимостью в угоду текущему моменту объявлять ту или иную группу преступников террористами, если они выступают против нашего влияния, или борцами за свободу, если они с нами "в одной команде". Именно доминанта идеологии власти текущего момента тормозит признание единой дефиниции, следовательно, при её формулировании необходимо абстрагироваться от текущего момента, а следовательно:

Таким образом, научному исследованию поддается только третья форма идеологии терроризма - государственный политический (революционный) терроризм. Именно на дефиниции данного вида терроризма и необходимо остановиться.

Отдельно подчеркнем, что в определении терроризма должна просматриваться четкость научного подхода, в противном случае мы опять вернемся к псевдоидейным спорам, где правым оказывается более сильный. Все лидеры современных стран "грешны" заявлениями наподобие утверждения о том, что "Россия уже давно на переднем рубеже борьбы с террором...", однако подобные утверждения не несут позитивной направленности, решая только текущие пропагандистские задачи.

Попыткам очертить грань терроризму и отличить его от "умеренной, но вооруженной до зубов оппозиции" нет числа, но на уровне морально-нравственных аргументов они оказались безрезультатными. Так, экс-лидер государства, возникшего как результат активной террористической деятельности, Б. Нетаньяху заявил следующее "...те, кто целенаправленно убивают детей, не могут быть борцами за свободу. Те, кто попирают права человека, не заинтересованы в защите этих самых прав. ... граждане свободных стран понимают такую разницу инстинктивно". Трудно спорить со сказанным в целом, но конечный смысл высказывания предопределяет "инстинктивное", то есть не разумное определение виноватых, что очень удобно для любой политической борьбы. Неудивительно, что исследователи отмечают, что "до конца холодной войны в 1990-х годах, ярлыки террорист и преступник, как правило, совпадали, с тех пор различие проходит менее четко".

К сожалению, определение терроризма согласно ст. 3 ФЗ "О противодействии терроризму" от 6.03.2006 N 35 представляется даже не неудачной, а противоречивой. Так, указанный нормативный акт определяет терроризм как идеологию насилия и практику воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий. Терроризм как идеологию необходимо разводить с террористической деятельностью, как способом реализации вовне идеологии терроризма. Не должно быть в одном термине совмещения идеологии как явления и способов её реализация.

Представляется, что за основу целесообразно взять определение Госдепартамента США, содержащегося в разделе 22 свода законов США, параграф 2656f (d), содержащее дефиницию терроризма как предумышленного, политически мотивированного насилия, осуществляемого против мирных объектов субнациональными группами или секретными агентами, как правило, направленного на оказание влияния на общественность". Это крайне глубокое понимание природы современного терроризма, которое из идейной борьбы превратилось в средство скрытой политической борьбы между государствами. Неудивительно, что Ж. Бодрийар полагает, что "...современный терроризм, начало которому положили захваты заложников... уже не имеет ни цели (если все же допустить, что он ориентирован какими-то целями, то они либо совсем незначительны, либо недостижимы, во всяком случае, он является самым неэффективным средством их достижения), ни конкретного врага".

"Можно сказать, что все подходы к трактовке терроризма отчасти верные, но, тем не менее, полного и всеобъемлющего определения до сих пор нет. ... Если выразиться метафорично, то можно сказать, что данные ученые хотят создать ожерелье, однако в наличии у них есть только бусины, а связующей нити нет." В силу ряда факторов, начиная от академических традиций и заканчивая особенностями личности исследователей, о чем будет говориться позже, в отечественной правовой науке идея деятельности спецслужб как системообразующей для явления терроризма не находит отображения. Именно в силу сказанного современные исследования феномена терроризма нередко носят скорее характер историко-социальных обзоров, не имея криминолого-криминалистической ценности. В науке и политической практике "США, напротив, рассматривают большинство угроз как привнесенных извне и включают борьбу с терроризмом в повестку дня внешней политики".

Одновременно со сказанным отметим, что, по нашему мнению, исследования терроризма, которые игнорируют фактор спецслужб в рамках террористической деятельности менее вредны, чем те в которых прямо или косвенно роль спецслужб как системообразующего фактора принижается или отрицается. Так мы полагаем предельно ненаучными утверждения вроде того, что "терроризм становится независимым фактором мировой политики". Не независимым он становится, а полностью производным от политики, причем от политики небольшого количества государств.

Уровень исследований феномена терроризма характерный для конца XX века, в котором как самостоятельные выделялись государственный терроризм (организуемый или поддерживаемый одним государством против другого), международный, системный внутригосударственный, иной внутригосударственный, религиозный, должен уйти в прошлое как совершенно бесперспективный. Разграничения же терроризма на внутренний и международный есть поиск в наши дни какой-то архаической формы терроризма прошлого века.

Отдельно сразу оговоримся, что мы полностью разделяем мнение о том, что "этнорелигиозный терроризм" это такое же небытийственое явление, как и "гуманный капитализм" или "мягкая власть". "Религиозный терроризм" это понятийный кадавр несущий выраженную идеолого-манипулятивную функцию. Терроризм и религия антагонистические логические образования, поэтому правильнее говорить о псевдорелигиозном терроризме, подразумевая фальшивость любых религиозных лозунгов на знаменах терроризма. Говоря далее о религиозном терроризме, мы будем говорить скорее о внешней форме, нежели чем о психологической основе террористического движения.

"Вызывает сомнение существование самостоятельного феномена "международный терроризм". Все важнейшие признаки, установленные для терроризма в доктрине и международно-правовых документах, имеют место и в его международной версии."

"К тому же терроризм давно вышел за национальные рамки, приобрел международный характер. И сейчас это преступное явление просто нецелесообразно делить на международный и внутригосударственный терроризм. Он, в основной своей преступной посылке, един и неделим как для отдельного государства, так и для международного сообщества в целом."

Снова повторимся, утверждение о том, что "терроризм появляется в обществе тогда, когда оно переживает глубокий кризис, прежде всего, - кризис идеологии и государственно-правовой системы" верно только в принципе. Но правильнее оно будет звучать так - общество, переживающее глубокий кризис, прежде всего, - кризис идеологии и государственно-правовой системы становится уязвимым перед деятельностью спецслужб других государств, инициирующих террористическую деятельность из естественных для современного правового информационного общества протестных настроений. О естественности насилия в цивилизации насилия, а значить естественности протестных настроений уже говорилось многими.

Естественность протестных настроений возникает прежде всего по причинам социального неравенства, характерного не столько для конкретных государств, сколько для современного общества эксплуатации человека.

Понимание террористической деятельности как средства скрытой политической борьбы между государствами предотвратит появление таких неубедительных и даже откровенно спорных выводов исследователей, как вывод о том, что "бунты являются наиболее частыми в слабых и горных государствах". Современная революционная (террористическая) деятельность инспирируется так или иначе зарубежными разведками, и игнорировать это в исследованиях нельзя. "Терроризм - это политическая или военная стратегия". Целостная и системная.

Таким образом для решения проблемы формулировки определения терроризма необходимо учитывать его следующие составляющие:

Методы дестабилизации существующей системы государственной власти с помощью угроз, шантажа, массовых беспорядков, а также взрывов в местах наибольшего скопления населения и пр. "все чаще берутся "на вооружение" отдельными индивидами и группами лиц, имеющими политические амбиции, но не обладающими при этом ни кредитом доверия населения, ни административным ресурсом. Поэтому такие лица прибегают к информационной войне в виде экстремизма, а с помощью актов терроризма стараются придать этой войне наглядное подтверждение серьезности своих намерений.

Следовательно, экстремизм и терроризм как средства воздействия на общество, являются "оружием слабых", что нельзя сказать о самом этом "оружии", наделенном не только весьма разрушительной силой, но и значительным радиусом поражающего действия."

Феномен экстремизма крайне сложен. Дело в том, что с одной стороны к экстремизму тяготеют выраженные асоциальные граждане - противники спокойствия и порядка в государстве, в том числе финансируемые из-за рубежа, с другой стороны в современном индустриальном рыночном государстве экстремизм выступает чуть ли не единственно возможной формой политического протеста со стороны политически активных граждан. Неудивительно, что к экстремисткой деятельности склонны прежде всего молодые члены социума. Эта полная нравственно-окрашенная противоположность рассматриваемых групп делает борьбу с экстремизмом удобным инструментом подавления граждан своей страны, и одновременно с этим отсутствие этой борьбы - есть игнорирование попыток раскачивания политической стабильности в государстве из-за рубежа.

Сегодня не секрет, что демократические традиции это всего лишь мишура любого рыночного общества. Неудивительно, что систематически к экстремизму относят политическое инакомыслие и даже политическое несогласие с текущей "повесткой" исходящую от власти. Причем сказанное относиться не только к риторике политических деятелей, которая по природе своей редко имеет объективный характер, но и к области научных исследований. К числу подобных примеров мы можем отнести помещение такого явления как анархизм, или такого лидера как М. Каддафи в "Энциклопедию терроризма".

В качестве примера можно привести ряд законов стран Европейского Союза о наказании за отрицание геноцида евреев. Отметим, что ещё в 2011 году Комитет ООН по правам человека принял постановление, в котором сказано, что преследование за отрицание холокоста недопустимо для стран, подписавших Конвенцию по правам человека. В качестве другого примера можно привести закон Франции (2006) установивший уголовное наказание за отрицание геноцида армян в Турции в 1915 году. Даже ООН в лице комитета ООН по правам человека вынуждено было подвергнуть критике Соединенные Штаты за то, что терроризмом стали считаться и проявления по сути экстремистского политического инакомыслия, которые трудно назвать террористическими.

Сказанное актуализирует дальнейшие исследования феномена экстремизма, которые на данный момент часто бывают не просто необъективными, а оскорбительными. Так, сравнивая механизм экстремисткой деятельности в социуме и инстинктивные формы реагирования в природе (сравнивая общество и стаю рыбок), демонстрируя вульгарный натуралистский подход в решении социальных проблем, мы только удаляемся от решения поставленной проблемы.

Трудно отграничить экстремизм и терроризм по видовому фактору, так как "в чистом виде ни одна из форм экстремизма не существует", следовательно необходимо искать иной критерий.

Напомним, что отсутствие четкого описания содержания проступка было одним из основных принципов регулирования человеческой деятельности в концентрационных лагерях Великобритании и Германии в XIX-XX веке. Отсутствие четкого описания содержания экстремистских действий есть признак правого беспредела и коррупционного государства.

В целом для экстремистской деятельности системообразующим является такой элемент как мотив, направленный на ненависть к определенной группе лиц, а терроризм на прямое разрушение государства. Сказанное целесообразно отразить в нормах, посвященных противодействию экстремизма и терроризма, что позволит избежать существующей в них сегодня путаницы.

1.2. Теории причинности преступности террористической направленности

Криминалистическая наука как прикладное знание стоит на фундаменте знания криминологического, которое в свою очередь заимствует знание об исследуемом феномене из смежных областей знания. Однако, как и любая человеческая деятельность, криминологическое познание не является субстратом чистого знания. В криминологической науке результаты проводимых исследований напрямую зависят от ряда факторов, которые сами криминологи предпочитают активно не обсуждать.

Какие же факторы определяют содержание получаемого знания об исследуемом феномене?

Речь идет о следующих факторах:

Наличие объективных закономерностей, предопределяющих природу исследуемого объекта, подразумевает принципиальную познаваемость исследуемого объекта, проистекающую из самой природы установок научного познания. Здесь речь идет об объективности существования исследуемого объекта.

Нельзя изучать объект высокой степени абстракции и надеяться на получение практикоценного результата. Чем более общим является понимание объекта исследования, тем менее результативно его исследование. Чем больший круг исследуемых феноменов включает исследуемый объект, тем более общими будут выводы проводимого исследования. В силу сказанного упоминание о том, что терроризм -- это явление сложное и многоаспектное будучи объективным, тем не менее психологически программирует исследователя на неудачу.

Понятно, что терроризм -- уникальное образование, которое должно быть отграничено от схожих. Однако неправильно "сливать" в одно понятие содержание разных явлений. Исследование терроризма и так требует от исследователя смелости, так как объективно вскрывает нелицеприятную деятельность государственных учреждений (прежде всего спецслужб), антигосударственную деятельность банковских структур и слабоподлежащую коррекции деятельность организованной преступности, усложнять же её размыванием границ исследуемого явления значить окончательно выводить её за пределами разумного.

Возможно более рационально на данный момент перенести акцент в исследованиях с социокультурной составляющей феномена терроризма на его личностную составляющую, сконцентрировавшись на типовых моделях личности преступника-террориста.

Уровень научных знаний, необходимых для процесса познания исследуемого объекта никогда не бывает избыточным, но он всегда достаточен для научного познания хотя бы на уровне исследовательских гипотез.

Исследовательский потенциал ученого (наличие арсенала методик, эффективных и достаточных алгоритмов сбора эмпирического материала, уровень знаний и квалификации) -- категория объективная, но тем не менее малоисследованная и до предела дискуссионная. Примером негативного следствия успешного исследования фактора "исследовательский потенциал ученого" при изучении преступности является недооценка значимости биологических теорий преступности, проистекающая из того, что "большинство криминологов имеют плохую подготовку в области биологии, и немногие из них имеют интерес или склонность к выправлению ситуации и, таким образом, прилипают к биологии свободных теорий, которые были в моде, когда они были аспирантами".

В целом из факторов, определяющих содержание получаемого знания о личности преступника, наиболее проблемными являются фактор социального заказа общества и фактор академических традиций.

Социальный заказ общества предопределяет получение от естественных наук знания, необходимого для прогресса науки и техники, а от гуманитарного знания, наоборот, -- знания, необходимого для стабилизации общества, недопущения революционных изменений и прогресса. Конечно, в первом направлении часто встречаются исследователи-шарлатаны, а во втором -- ученые-бунтари, но они не составляют ту массу, которая бы определяла вектор научного развития, регулируемый социальным заказом общества. Что же требуется любой власти от теорий преступного поведения в рамках социального заказа общества?

Во-первых, в рамках социального заказа, власти необходимо до предела уменьшить вину государства в развитии феномена преступности, как правило, переложив ее на малые группы (семью, школу, окружение и даже национальные сообщества). Поэтому теории, которые предопределяют власть как основного виновника преступного феномена упоминаются редко и формально. Современные же либеральные теории, исследующие преступность как естественное следствие современного государства и власти в нем, больше носят не научный, а выраженно демагогически-политизированный подтекст характер. Ясно, что в рамках социального заказа для власти предпочтительнее теории причинности террористической деятельности, утверждающие, что базовым фактором в формировании личности преступника является его семья, или в крайнем случае он сам.

Во-вторых, в рамках социального заказа власти необходимо получить такие теории, которые бы предполагали возможность борьбы с преступностью в принципе (после увеличения ассигнований, модернизации правоохранительных структур, принятия "строгих, но справедливых" законов, общей консолидации гражданского общества и пр.).

Теории, которые исходят из ограниченного потенциала волевого контроля субъекта, противореча уголовно-правовой доктрине "свободы воли", таким образом, также не соответствуют социальному заказу. Ведь если ограниченный потенциал волевого контроля -- объективное явление, то вся современная уголовно-правовая доктрина нуждается в ревизии. Бессмысленно бороться традиционными способами с биологической преступностью именно в силу предопределенности криминальной природы человека, поэтому проще биологические теории отрицать. Неудивительно, что биологические теории преступности, объективно базирующиеся на ограниченном потенциале волевого контроля лицом своего поведения, всегда являлись объектом повышенной критики во всех государствах.

В рамках социального заказа любого общества оптимальна пропаганда социальных теорий преступности. Именно поэтому "социологическая криминология была господствующей парадигмой, которая руководила исследованием преступности в XX веке". К сожалению, для значительного количества зарубежных исследователей и подавляющего большинства отечественных ученых в XXI веке в этом плане ничего не изменилось. "Социологическая криминология успешно деконструировала консервативные представления о преступности, но не приобрела много полезных знаний о том, как спасти преступников от преступной жизни. Несмотря на благие намерения и искренние убеждения, его сторонники разработали скудные прагматические советы о том, как уменьшить страдания, которые несет преступление в жизни виновных и их жертв".

Учитывая, что "ключевые современные решения, касающиеся научного вопроса, смещены в сторону биологических, химических и инженерных проблем, что отражается в исследовании проблем уголовного преследования", будем рассматривать биологические теории преступности террористической направленности наравне с социальными и личностными.

Социальный заказ прежде всего реализуется путем выделения грантов на исследование ограниченного комплекса проблем, разработки неконфликтных образовательных программ, общего информационного воздействия на социум и научный мир.

Типичным примером следствия социального заказа является стремление значительного количества криминологов, как зарубежных, так и отечественных объяснить феномен преступности бедностью лиц, совершающих деликты, а не способом организации и реализации власти в данном государстве.

Есть еще ряд обстоятельств (в-третьих, в-четвертых, и т.д.), но применительно к теориям, объясняющим феномен терроризма, они маловажны.

Итак, говоря о социальном заказе той или иной теории, в дальнейшем будем говорить о ее политической и доктринальной ангажированности. Политическая ангажированность -- соответствие запросам и мировосприятию наиболее активных социальных групп, формирующих социальный заказ науке от общества. Доктринальная ангажированность -- соответствие интересам и основным положением доктрины, как источника права и правовой науки.

Академические традиции как фактор, который определяет содержание получаемого знания о личности преступника, вероятно является наименее исследованным. Больше всего современный исследователь боится обвинений в исследовательском радикализме, избыточном новаторстве, отходе от исследовательских традиций и направлений исследовательских школ. Неудивительно, что немаловажная задача для современного криминолога не давать четкий однозначный ответ, опасаясь обвинений от коллег и огульной бездоказательной критики, как это было в случае с Ч. Ломброзо, В. Штерном, И. С. Ноем и Б.Ф. Поршневым. Поэтому до сих пор, "не умея фиксировать определенность отношений, в которых совершаются переходы противоположностей, страшась релятивизма, и не желая быть односторонним, эклектик ищет спасение в формуле "и то, и другое"". Для изучения феномена терроризма сказанное характерно в максимальной степени. Достаточно автономных теорий причинности террористический деятельности существует очень мало, в большинстве они предельно эклектичны. Эклектизм -- смешение, соединение разнородных стилей, идей, взглядов и т. п. Никто не спорит, что в основании любого явления лежит комплекс причин, но полагать, что этот комплекс представлен равновеликими и равнозначимыми причинами это и есть эклектизм в его наиболее фарисейской форме, а в контексте научных исследований наиболее недалекой форме.

Анализируя деятельность академического сообщества в рассматриваемом вопросе, всегда необходимо помнить, что утверждение о том, что "история криминалистики -- это увлекательное исследование, в основе которой работа отдельных научных пионеров, а не организации систематизированной, финансируемой государством, спроектированной и предназначенной для оказания помощи государственным обвинителям", имеет под собой определенные основания.

Общая нейтральность и нерешительность выводов характеризуют и исследования природы феномена терроризма. Положение о том, что природу преступника-террориста детерминирует и биологический, и социальный, и личностный факторы, означает только одно: в логическом массиве "преступник-террорист" присутствует как минимум три его разновидности, одну из которых характеризует преимущественно биологический фактор, другую -- социальный, третью -- личностный.

Все теории преступности, в том числе и применительно к преступности террористической направленности, имеют объективную основу, просто поведение отдельных групп преступников-террористов можно объяснить только конкретной теорией. Нет правильных и неправильных теорий причинности преступного поведения -- есть группы преступников-террористов, которые познаются в рамках конкретной теории причинности. Повторимся, "террористы, как и остальные категории преступников, довольно разнообразны, в связи с чем становится невозможным подогнать их под какой-либо единый тип".

Доминанта только одного из факторов в поведении человека полностью соответствует таким системообразующим для наук о человеке понятиям, как:

Вера в правоту одной теории также необъективна и нелепа, как и вера в то, что единой детерминанты для конкретной группы нет, а есть сложный комплекс причин, который в силу своей сложности познаваем на уровне высокой абстракции. Смешна убежденность исследователей, что применительно к разнородной группе лиц эффективно понимание лишь в одном аспекте -- биологическом, социальном или личностном. Такое понимание целесообразно в исследовании только достаточно однородной группы, не всех преступников-террористов, а преступников-террористов определенного типа.

Анализ теорий причинности преступности террористической направленности должен происходить в рамках определенной схемы, единой для всех теорий. Только тогда криминологическая теория из области академических фантазий превратится в инструмент помощи практику, а неиспользование ее в теории расследования будет объясняться не оторванностью теории от реальности, а недостаточным уровнем квалификации практического работника.

К числу факторов, посредством которых целесообразно определять ценность теории причинности преступности террористической направленности, следует отнести следующие:

В последнее время в криминологической науке "особое внимание исследователей привлекает интегративная криминология, которая предпринимает попытку унификации различных отраслей знания на современном этапе". Если в рамках интегративной криминологии речь будет идти об интеграции знаний разных наук, то это без сомнения увеличит результативность исследований преступности, если речь пойдет об интегративности подходов в рамках слияния отдельных теорий, то это без сомнения крайне нецелесообразно. Перспективен не поиск универсального подхода и понимание какой подход целесообразен при исследовании конкретных видов преступлений.

При исследовании феномена терроризма трудноприменимы ряд криминологических теорий, которые в основе своей опираются скорее на философские, слабоформализуемые обстоятельства, а потому являются предельно полемичными. В силу сказанного мы не будем рассматривать ряд теорий, таких как:

Оговорим еще ряд моментов:

К группе биологических теорий причинности преступности террористической направленности следует отнести генетическую теорию и теорию R-комплекса.

Содержание теории. Генетическая теория преступности является одной из классических криминологических теорий. Что же отличает, по убеждению сторонников генетической теории преступников от обычных людей?

Выделяются две группы отличий:

Выводы обеих групп изучаются также на предмет наследования рассматриваемых особенностей. Так, статистически доказана наследственная предрасположенность к агрессивному поведению, предопределяющему совершение насильственных преступлений.

К генетической теории примыкает теория приобретенного дефекта, которая свойственные, к примеру, серийным преступникам физиологические и психологические отклонения объясняет совокупностью физических травм (прежде всего, в результате черепно-мозговых повреждений и интоксикаций). Применительно к личности преступника-террориста положения теории приобретенного дефекта подтверждения не нашли.

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Вполне естественно, что преступник-террорист, характеризующийся биологическими отклонениями, обусловливающими высокий уровень агрессивности не способен эффективно действовать ни на уровне стратегического управления террористической организацией, ни на уровне оперативного управления террористической группой, ни на уровне долговременного функционирования рядовым исполнителем. Малоподверженные внутригрупповой дисциплине, имеющие выраженную эмоциональную нестабильность, в процессе террористической деятельности они могут быть задействованы, либо для разовых акций, либо для акций отвлечения внимания. Это как раз та самая группа террористов-психопатов, образ которой широко растиражирован в СМИ, но на практике встречающаяся нечасто. Конечно, данный образ очень удобен для контрпропаганды терроризма, но необходимо понимать, что в силу психической неэффективности этот тип редковстречаем. Вспомним, что "большинство террористы - не "психопаты", хотя есть и не столь категорически отстаивающие противоположную позицию авторы и отстаивающие "пограничную природу" психики террориста.

В отношении агрессивности преступников-террористов можно даже утверждать, что они менее агрессивны, чем средний представитель социума. Так среди преступников-террористов "незначительное количество из них обладают высоким уровнем агрессивности (только 8%), средним - 50% и низким уровнем параметра - 42% респондентов исследования".

Теоретическая состоятельность и ценность. Прежде всего необходимо отметить, что генетическая теория преступности прочно стоит на позиции, что "биологический или эволюционный детерминизм не эквивалентен биологической неизбежности". Противникам биологического подхода нужно помнить, что "в действительности каждый аспект каждого живого существа, по определению, биологический, но все биологическое -- результат взаимодействия между генами и факторами окружающей среды". Отдельно теоретическая состоятельность предопределяется задействуемой естественно-научной методологией. Резюмируя сказанное теоретическую состоятельность рассматриваемой теории, можно считать очень высокой.

Отметим, что противники биологического подхода традиционно не ссылаются на конкретные исследования, ограничиваясь голословным отрицанием.

Практическая ценность и область применения. Генетическая теория преступности обладает как прикладной, так и объяснительной функцией. Практическая ценность выражается в потенциальной возможности фиксации и регистрации граждан, являющихся носителями биологического комплекса свойств, предопределяющих склонность к агрессивному поведению. Вряд ли можно оспорить идею криминалистической ценности организации учета, исходя из предрасположенности к совершению жестоких преступлений. Это значительно оптимизирует возможность расследования преступлений террористической направленности на первоначальном этапе, на котором предварительный поиск по базам данным, дополненный элементами, установленными профилером, позволяет оперативно сформировать небольшой по объему круг подозреваемых.

Будучи признанной, рассматриваемая теория может даже изменить тактику защиты преступников в суде. Так, "адвокаты уже пытались использовать исследование молекулярной генетики системы серотонина для оправдания или смягчения преступных деяний своих клиентов". Однако судебная практика проигнорировала эти попытки развеяв страхи ученых, которые "призывали к отклонению эволюционных объяснений человеческого поведения, апеллируя к тому, что эволюционные объяснения нежелательного поведения, такого как преступление, извиняют преступников, потому что они только делали то, что было для них естественным".

Эмпирическая состоятельность. Частичная обусловленность преступного поведения нашла убедительное подтверждение в трудах современных исследователей, например так называемого гена воина. Учитывая, что генетическая аномалия, предопределяющая дефицит моноаминооксидазы (МАО-А), оказывает влияние только на мужчин, становится понятным факт их преобладания среди насильственных преступников. Таким образом, эмпирическая состоятельность генетической теории достаточно высока, однако, как это говорилось выше, этого нельзя сказать применительно к группе лиц, совершающих террористические преступления.

Сильные стороны теории -- научность, базирующаяся на естественно-научной парадигме, высокий уровень проверяемости выводов, естественная логичность, однозначность и точность.

Слабые стороны теории проистекают из ее научности. Если опровергнуть социальные теории преступности довольно сложно ввиду их неконкретности, неоднозначности основных понятий, слабой проверяемости или вообще непроверяемости в лабораторных условиях, то с достижениями генетической теории ситуация прямо противоположная. Неудивительно, что область применения данной теории достаточно узка -- небольшая доля преступлений, связанных с агрессивным поведением. Слабостью теории выступает и современный уровень развития такой специфической области знания, как психогенетика.

Политическая и доктринальная ангажированность. Политическая ангажированность спорная, так как, с одной стороны, фактически не предполагает виноватого, преподнося преступника как жертву патологических отклонений -- что удобно. С другой стороны, в науке традиционно более распространены попытки обвинять общество и конкретно власть, нежели чем человеческую природу -- что непривычно.

Доктринальная ангажированность крайне низка, так как противоречит самой идее свободы воли человека, поведение которого предопределено не сознательными усилиями, а дефектами психики и нервной системы. Невысокий уровень доктринальной ангажированности обусловлен также традиционным нежеланием юридического научного сообщества (особенно в рыночных индустриально-развитых государствах) изучать естественно-научную составляющую поведения любого преступника, о чем говорилось ранее.

Современное состояние и перспективы развития -- на уровне малоскоординированных исследований специалистов различных научных областей, с громадными перспективами развития. Для отечественной науки подобные исследования крайне нехарактерны.

2. Теория R-комплекса.

Содержание теории. Тезис о том, что поведение человека можно объяснить историей эволюции человека, находит свое отражение и в исследованиях отдельных групп преступников. Известны исследования, выявившие уникальное место человека среди приматов как представителя единственного вида обезьян, являющихся прирожденными убийцами.

Исследование троглодитид (высших прямоходящих приматов, являющихся уже не животными, но еще не людьми) Б. Ф. Поршневым показало, что развитие человеческого вида прошло ряд этапов. На первом этапе сформировалась способность поглощать мясо, не имея специально предназначенного зубного аппарата. В силу сказанного троглодитиды питались преимущественно не мясом, а головным и костным мозгом убитых другими хищниками животных. На втором этапе троглодитиды стали употреблять в пищу трупы сначала умерших, а потом специально убитых членов племени (адельфофагия). На третьем этапе способность к подражанию образовала социальную и биологическую основы возникновения речи. Внутри сообщества гоминид возникает человек с его символической смысловой речью и относительно невысокой внушаемостью. На четвертом этапе происходит окончательное эволюционное размежевание человека (неоантропа) и палеоантропа (неандертальцев). При этом неоантропы и палеоантропы сосуществовали вместе в одних сообществах, причем первые служили основной пищей для вторых. На пятом этапе произошло распространение неоантропов по всему земному шару. Это произошло в силу того, что неоантропы стремились скрыться либо от палеоантропов, потреблявших их в пищу, либо от популяций неоантропов, находящихся в симбиотические отношения с неандертальцами.

К идентичным выводам пришли и зарубежные авторы, уверенные, что "внутривидовая агрессия человека это -- самопроизвольное инстинктивное стремление человека".

Именно описанные особенности становления человеческого рода предопределяют человеческую агрессию как некий атавизм, фрагментарно присущий человеку в силу его эволюции. Насильственные преступники, в том числе преступники-террористы являются носителями атавистического стремления к убийству представителей своего вида, которое называют "R-комплекс".

В рамках теории R-комплекса становится понятной та степень чуждости, неадекватности и неестественности уровня агрессии, наблюдаемого в преступлениях террористической направленности для нормального человека.

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Преступник-террорист, характеризующийся стабильно высоким уровнем агрессии. В отличии от типового представителя, имеющего выраженные биологические дефекты (генетическая теория), он не характеризуется психопатической природой, его агрессивность не психопатична, а "естественна" и не исключает социальной интеграции. Вероятно, типовая модель R-комплекс-носителя агрессивности ближе к равнодушию шизоида, чем к жестокости эпилептоида и истероида (описание психологических типов смотрите в Приложении 3). В террористической группе вероятно он найдет применение в качестве террориста-карателя, специалиста по зачистке следов преступления. В СМИ данный образ растиражирован на примере образа "антигероя" осуществляющих оперативного управления террористической группой, что теоретически на уровне тенденции может существовать в действительности.

Теоретическая состоятельность и ценность. Позитивность данной теории заключается в эстетичности установки на то, что агрессивное поведение, проявляющееся в значительной степени, является не типичной, а атавистической потребностью. Учитывая обоснованность теорий R-комплекса с позиций целого комплекса наук, что видно на примере учения Б. Ф. Поршнева, теоретическую состоятельность теории R-комплекса можно считать достаточно высокой.

Практическая ценность и область применения. Рассматриваемая теория является преимущественно объяснительной. Однако, если принять во внимание положение о том, что R-комплекс должен базироваться на каком-то пока неизвестном материальном носителе (особенности нервной системы, особенности развития отделов головного мозга, физиологические особенности) практическая ценность рассматриваемой теории выражается в потенциальной возможности фиксации и регистрации граждан, являющихся носителями рассматриваемого комплекса. Вряд ли можно оспорить идею криминалистической ценности организации учета, исходя из предрасположенности к совершению жестоких преступлений, что значительно оптимизирует возможность расследования на первоначальном этапе преступлений террористической направленности.

Эмпирическая состоятельность. Вероятно, механизм проявления R-комплекса предельно стихиен и на данный момент очень плохо поддается исследованию. Эмпирическое подтверждение данной теории возможно только посредством использования метода эксперимента. В ходе этого эксперимента можно будет установить, что агрессивность и жестокость конкретного лица, проистекает не из его психопатической составляющей, а обусловлена иными факторами. Методики диагностики применительно к подобному эксперименту не обладают высокой надежностью, и таким образом эмпирическая состоятельность теории R-комплекса применительно к преступникам-террористам крайне низка.

Косвенным свидетельством несостоятельности данной теории является положение о невыраженности социальной изолированности рассматриваемых преступников, которая неминуемо бы присутствовала, как реакция обывателей на устойчиво высокую агрессивность отдельных личностей. Сошлемся на исследования показавшие, что "только 29% всех преступников были в каком-то плане изолированы от общества, причем среди правых террористов социально изолированных было 33%, а среди религиозно мотивированных - всего 9%".

Сильные стороны теории -- исчерпываемость объяснения, естественная логичность, простота и однозначность.

Слабые стороны теории проистекают из ее односторонности (сложно представить социальный феномен, детерминируемый лишь одним фактором), объективной слабой проверяемости. Дополнительной слабостью теории является малая исследованность механизма спонтанного проявления архетипических моделей поведения.

Политическая и доктринальная ангажированность. Политическая ангажированность крайне низка, так как не предполагает виноватого, а значит не может быть использована как средство давления. Невысокий уровень политической ангажированности обусловлен также нежеланием научного сообщества (особенно индустриально-развитых государств) идти по пути осуждения отклоняющегося поведения неадекватных малых групп, так как это противоречит идее политкорректности. Доктринальная ангажированность низка, так как противоречит самой идее свободы воли человека: если R-комплекс -- образование стихийно-эволюционное, то степень вины преступника становится уже не столь однозначной.

Современное состояние и перспективы развития -- на уровне постановки научной проблемы, с незначительными перспективами развития.

К группе социальных теорий причинности преступности террористической направленности следует отнести феминистическую теорию, теорию субкультур, экономическую теорию, радикальную (критическую) теорию и теорию мифа.

1. Феминистическая теория.

Содержание теории. К феминистическим теориям применительно к различным областям знания в нашей стране традиционно относятся очень скептично. Это обусловлено и предвзятостью исследователей феминистического толка, и порой их научной недобросовестностью, а нередко и неадекватностью. Тем не менее, в отношении преступников-террористов данная теория вполне может быть применена.

Изменяющееся индустриальное общество породило новое восприятие традиционных социальных явлений. Явление преступности также было предложено пересмотреть в рамках так называемой критической (радикальной) криминологии. Радикальная криминология характеризуется крайне критическим отношением к классическим теориям преступности, к современным общественным, политическим, властным структурам и отношениям, что, конечно, не рационально, а также активным использованием эмпирики, что, без сомнения, позитивно. В критической криминологии правонарушитель позиционируется как двойная жертва -- общества и закона. "Вместо взгляда на некоторых людей как "плохие яблоки" или как причиняющих другим яблокам вред, критические криминологи видят в обществе "плохую корзину", в которой все больше яблок будет портиться... Решение -- только в новой корзине". Логика рассматриваемых исследователей в том, что если преступление -- это то, что нарушает закон, то "в этом смысле единственной причиной преступления является сам закон".

Одно из направлений критической криминологии -- феминистическая теория преступности, в которой выделяются два основных подхода. Либеральный феминизм утверждает, что причина преступности в особенностях социализации, связанной с полом. Радикальный феминизм утверждает: причина преступности в том, что "преступления -- мужское, не женское поведение. Это мужская биологическая природа -- быть агрессивным и господствовать". Непонятно при этом почему исследователи-феминистки так агрессивно стремятся к навязыванию своей позиции. Неудивительно, что радикальные феминистки, например, не признают понятия "насилие в семье", заменяя его на единственно возможное, по их мнению, "насилие против женщин".

Исследования 2011 г. показали, что числу исследований, которые подтверждали положения феминистской теории (гендерное неравенство коррелировало или способствовало насилию против женщин), противостояло примерно такое же число исследований, которые опровергали эту теорию (высокое гендерное равенство, напротив, способствовало совершению насилия над женщинами).

Конечно, феминистическая криминология не может быть признана абсурдной полностью, необходимо помнить о результативности исследований в её рамках проблемы женской преступности, однако идеологическая ангажированность данного направления не должна быть забыта.

Больше идеологи, чем ученые, не всегда адекватные как исследователи, феминистки тем не менее совершенно правильно отметили крайнюю степень дисбаланса частоты встречаемости среди преступников-террористов представителей разного пола в наше время.

Женский терроризм в недавнем прошлом (до середины XX века) было явлением недостаточно распространенным, если конечно не вспоминать революционное движение феминисток в странах Южной Америке. С другой стороны в событиях террористического акта на Дубровке (захват заложников на Дубровке в Москве, начавшийся 23 октября и продолжавшийся до 26 октября 2002 года), из группы, захватившей в заложники 916 человек во время мюзикла "Норд Ост", состоящей из 50 человек 20 человек были женского пола. Конечно, необходимо с настороженностью относиться к событиям, в которых все преступники уничтожаются при захвате, как к случаям возможно постановочным, или как минимум неоднозначным, однако утверждать, что сегодня терроризм -- это сфера преступной деятельности исключительно мужчин просто наивно.

Отметим также, что некоторые отечественные исследователи сомневаются в объективности даже того небольшого количества исследований преступниц-террористок, которые проведены за рубежом.

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Преступник-террорист, чье поведение обусловлено обстоятельствами рассматриваемой теории, объективно неадекватен, так как преисполнен агрессивности. Под образ преступника-террориста, вытекающего из содержания феминистической теории, подходят несколько карикатурный образ психопата-террориста, лишенного всего позитивного, некорректируемого и неконтролируемого, человека преисполненного инстинктивными побуждениями.

Теоретическая состоятельность и ценность. Концепция понимания преступности, базирующаяся исключительно на идее "вины" не человека, а большой группы лиц (общества, представителей определенного пола, нации, улицы, пола, возраста) слишком сомнительна, исходя из современной (от древних времен до сегодняшнего дня) науки о преступлении. Идея ущербности группы лиц, даже поданная в виде наукоемкой оболочки как показывает история с позиции научного познания бесперспективна и жизненна только в рамках фашистского/нацистского или либерального общества.

Практическая ценность и область применения. Рассматриваемая теория является ярко выраженной объяснительной теорией. Область ее применения лежит разве что в разработках содержания и алгоритмов воздействия на сознание обывателей, с выраженными системами либеральных ценностей.

Эмпирическая состоятельность. Феминистические теории опираются на малооспоримое утверждение, что "в последнее десятилетие количество женщин в тюрьме почти удвоилось, но их участие в преступлении по-прежнему минимально по сравнению с мужчинами". Данная статистика характерна и для преступников-террористов, в среде которых количество мужчин неизмеримо больше количества женщин. Поэтому с этой позиции рассматриваемая теория может быть признана эмпирически состоятельной.

Сильные стороны теории -- исчерпываемость объяснения, простота на уровне примитивизма и однозначность.

Слабые стороны теории проистекают из ее односторонности (сложно представить социальный феномен, детерминируемый лишь одним фактором, тем более социальным (гендер), да еще и явно недостаточно изученным). Спорность гендерного миропонимания чужда отечественной правовой науке с ее выраженной рациональностью и стремлением к объективности. Вероятно, в будущем сторонники феминистической теории найдут для нее дополнительное обоснование, хотя бы для экстремальных феноменов, под который вполне подходит личность преступника-террориста.

Политическая и доктринальная ангажированность. Политическая ангажированность крайне высока, так как рассматриваемая теория поднимает вопрос о сексизме, дискриминации, существующих в сфере науки и уголовной политики и призывает ученых и практиков прилагать усилия для минимизации этих проявлений. А так как для современного либерального общества крайне значимо понизить ценность основной производственной единицы современного общества (как правило, европеоида, мужчины 30-40 лет, состоящего в браке, гетеросексуального, имеющего детей, с приверженностью к традиционным видам религиозного мировосприятия), феминистические теории за рубежом активно насаждаются в науке и начинают распространяться у нас. Доктринальная ангажированность выражена слабо, особенно в России.

Современное состояние и перспективы развития -- на уровне большого количества декларативных заявлений, в формате лозунгов, слабосистематизированное состояние, однако имеющее перспективы к развитию, если авторы перестанут ограничиваться декларативными выпадами ненаучного характера.

2. Теория субкультур.

Содержание теории. Традиционно говоря о теории субкультур, исследователи имеют ввиду такое объяснение причин преступности, в котором основным движущим фактором выступает наличие социальных стратосов, обладающих системой общественного поведения и ценностей, существующих отдельно от господствующей системы поведения и ценностей и являющихся все же частью этой центральной системы. По мнению сторонников данной теории "одним из социально-психологических оснований, способствующих вступлению человека на террористический путь, является низкостатусное положение группы, с которой индивид себя идентифицирует, при том нет надежды на какие-либо существенные изменения в ближайшем будущем"

Действительно, как показывает анализ, определенные группы лиц склонны к совершению значительной части преступлений, например:

Учитывая, что "криминология оказывается в самоналоженном научном карантине, когда приходит понимание возможной связи между расой и поведением", исследования в этом направлении сегодня маловероятны, хотя и признаются актуальными.

В целом "либеральная культурная теория предполагает, что преступление является коллективным проявлением отчаяния тех, кто маргинален в современном обществе". Связь преступлений террористической направленности с социокультурными или экономическими факторами сейчас фактически не оспаривается.

Между тем, если рассматривать субкультуру не в социальном и экономическом, а исключительно в цивилизационном аспекте, данная теория может объяснить феномен преступлений террористической направленности, как и любую форму асоциального поведения.

Субкультурные группы делят часть морально-этических норм с господствующей культурной традицией (цивилизацией), сохраняя и собственные нормы поведения, и ценности. Сегодня официальная культура, формально пропагандирует монотеистические нравственные ценности (идеи добра). Однако параллельно с официальной культурой в современном обществе давно и прочно сложилась параллельная культура зла (культура элиты общества), к примеру, предполагающая активный интерес обывателей к творчеству (живопись, графика) лиц экстремистской ментальности, выдаваемого за элемент культуры. Не пропагандируя принципы карательной психиатрии, мы уверены, что в будущем связь между психической неадекватностью и "современным искусством" будет исследоваться на научном уровне.

Агрессия, как одна из системообразующих идей современного общества конкуренции и потребления, в значительной степени предопределяет мировосприятие и поведение обычных граждан. Рост преступности, уровня семейного насилия, социальной и сексуальной агрессивности -- явления одного порядка и следствие избыточного уровня агрессии, свойственного современности. Террористические акты, как и серийные преступления, выступают конечным результатом развития культуры "оборотней", конечным уровнем морального ослушания, исходящего из эгоистических интересов. Неудивительна убежденность ряда исследователей, что эффективный путь к искоренению терроризма - это изменение условий, дающих рост формированию морали, оправдывающей терроризм.

Необходимо также учесть, что современная система образования, в том числе и отечественная последних двух десятилетий, не способствует интенсивному росту интеллекта популяции, что усиливает неспособность сопротивляться агрессивным установкам, а значит предопределяет рост преступности, в том числе, естественно, и террористической направленности.

"59,7% опрошенных студентов заявили, что способны совершить агрессивное противоправное действие". Заявили, не скрывая и без стеснения. Все это вписывается в рамки последней разновидности теории субкультуры, выдвинутой М. Фольфгангом и Ф. Ферракути в 1967 г. и получившей название теории насилия, в рамках которой представители субкультуры идентифицируют себя с насилием, не являющееся для них ни запретным, ни вызывающим ощущение вины.

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Преступник-террорист, чье поведение обусловлено обстоятельствами рассматриваемой теории, должен выступать убежденным носителем альтернативной морали (религиозной, политической, культурной), базирующейся на отрицании монотеистической идеи добра. Человек, исповедующий философию сверхчеловека и презирающий жертв своих преступлений. Среди исследованных преступников-террористов значений высокой и выше среднего моральной нормативности (стремление к соблюдению общепринятых правил поведения) выявлено не было (0%). Большинство опрошенных обладали этим параметром на уровне ниже среднего (60%), 25% имели средний уровень, а 15% показали низкий уровень моральной нормативности. Таким образом мы явно имеем дело с выраженным девиантным вектором нравственной ориентированности отдельной субкультуры.

Лица, криминальное поведение которых можно объяснить в рамках теории субкультур, не склонны к сокрытию своей жизненной философии и асоциальности образа жизни, о чем в литературе уже говорилось. Значительная часть преступников-террористов низового уровня, своеобразные "рабочие лошадки" террористического движения гармонично вписываются в теорию субкультур.

Теоретическая состоятельность и ценность. Утверждение, что в основе асоциального поведения лежат не социальные и экономические, а культурные условия существования человека, опираются на философские воззрения подавляющего большинства религий. Выбор правильной и неправильной морали составляет одно из системообразующих прав человека в таких религиях, как христианство, зороастризм, ислам, а следовательно, природа этого выбора изучается уже давно.

Иным аспектом теоретической ценности рассматриваемой теории является распространенное и нашедшее широкое подтверждение в различных научных теориях положение о влиянии на конкретного человека внешних условий, в которых он существует. "Человек - есть совокупность общественных отношений". Культура же общества выступает одним из таких базовых элементов, формирующих реальность человеческого существования.

Учитывая длительную историю человечества, имеющего богатый опыт осмысления проблем выбора между добром и злом, теоретическую состоятельность рассматриваемой теории можно считать достаточной.

Не будем тем не менее забывать о традиционной критике теории субкультур, которая сосредоточена на сложности формализации используемых в ней понятий. Действительно в рамках данной теории, непросто определить и измерить те "оценки", которые должны способствовать или препятствовать совершению преступлений, что актуализирует продолжение исследований.

Практическая ценность и область применения. Рассматриваемая теория является преимущественно объяснительной. Использование положений теории субкультур применительно к преступлениям террористической направленности позволит лицам, определяющим политику государства, оценить социальную опасность конкретных социальных групп. Эти же свойства представителей рассматриваемых социальных групп послужат фрагментами поискового профиля неизвестного преступника.

Эмпирическая состоятельность. Статистика показывает, что существует значительная группа преступников-террористов, исповедующих философию силы, сверхчеловека, философию агрессии, в том числе сексуальной. Маскулинность образа преступника-террориста находит отображение в значительном количестве представителей этой криминальной группы. Таким образам применительно к преступникам-террористам низового уровня эмпирическая состоятельность данной теории очень высока.

Сильные стороны теории -- исчерпываемость объяснений, естественная логичность, простота.

Слабые стороны теории проистекают из неоднозначности феномена культуры, сложности оценки ее влияния, как процесса не разового, а растянутого во времени, характеризующегося различной интенсивностью и многообразием форм проявлений. Не способствует широкому признанию также отсутствие в рассматриваемой теории причинности преступности террористической направленности материального носителя, ее слабой связи с естественно-научными областями знания, а следовательно, частая голословность утверждений, порой прячущаяся за неоднозначными статическими данными.

Политическая и доктринальная ангажированность. Политическая ангажированность крайне высока, так как не предполагает существование реального виноватого (конкретного лица, или властной структуры), что автоматически переносит вину с государства на общество. Обвинение современной культуры в "некультурности" -- одна из любимых тем общественных деятелей и медийных субъектов, не предполагающее производство выводов. Доктринальная ангажированность низка, так как в условиях современного индустриального общества крайне непопулярна идеи цензуры агрессивности в СМИ и художественных произведениях. Исключением является избирательная и ритуализированная практика формальных локальных запретов на излишнюю агрессивную атрибутику в культурных произведениях (возрастные рейтинги, ретуширование произведений, абсурдная социальная реклама на фоне окружающей агрессии).

Учитывая же, что культура есть отображение экономических процессов, как-то корректировать первое без коррекции второго невозможно, а корректировать экономические процессы в целях достижения второстепенных задач (борьбы с преступностью) нереально.

Современное состояние и перспективы развития -- на уровне многократного повторения общеизвестных фактов, которое ввиду политической и доктринальной ангажированности не предполагает дальнейших серьезных перспектив развития.

3. Экономическая теория

Содержание теории. Основатель рассматриваемой теории Г. Беккер применил подход теории человеческого капитала к ситуации выбора, который стоит перед потенциальным преступником: совершить преступление или заниматься легальной деятельностью.

Преступное поведение как поведение экономическое, системно направленное на прибыль характерно для целых групп преступного поведения начиная от коррупционных преступлений до преступлений экономических. Тем не менее, террористическую деятельность как разновидность экономической деятельности рассматривает мало кто из исследователей, это проистекает прежде всего из установки на демонизацию террористической деятельности в рамках официальной пропаганды современных государств.

В рамках экономической теории исследователи приходят к результатам, которые говорят о том, "что более высокая степень этнического экономического неравенства приводит к большему числу террористических нападений, а также к большему числу убитых или раненых".

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Преступник-террорист, чье поведение обусловлено обстоятельствами рассматриваемой теории, характеризуется рациональным отношением к террористической деятельности, критически оценивая риски и используя эффективные действия независимо от их моральной составляющей. Данному образу в наибольшей степени соответствует образ полевых командиров в террористических группах, то есть лиц, осуществляющих оперативное управление террористическим формированием. Руководство террористической группой в контексте решения оперативных задач управления им предполагает корыстно заинтересованных лиц, не склонных к личностным расстройствам и избыточной идейной вовлеченности в декламируемую сферу целей террористического движения.

По мнению ряда авторов, лицами, криминальное поведение которых можно объяснить в рамках экономической теории выступают рядовые исполнители террористических актов, нижний организационный уровень террористической группы. Возможно в этом и есть рациональное зерно применительно к выходцам из экономически неразвитых территорий, однако данное утверждение сегодня пока еще не доказано и нуждается в последующих исследованиях.

Теоретическая состоятельность и ценность. Утверждение, что в основе асоциального поведения лежат экономические условия существования человека, опираются на громадный пласт социологических и психологических исследований. Любой криминолог признает корысть как одну из ведущих составляющих структур человека-преступного. Скажем больше для современного рыночного общества корысть наиболее базовый механизм, определяющий поведение современного обывателя. Протестантская мораль как предтеча морали современного индустриального общества поощряет корысть современного человека, конечно предварительно терминологически замаскировав её исходное название. Если идеалы материального обогащения так близки обывателю, то что требовать от деклассированных, криминальных или асоциальных групп населения. Утверждение о том, что преступник склонен выбирать преступную деятельность, если её ожидаемая полезность превышает полезность от гарантированного дохода, полученного законным путем обладает высокой степенью теоретической состоятельности, что выводит экономическую теорию применительно к явлению терроризма на одну из наиболее объективных. О доминанте экономического начала над заявляемым идейным в литературе отмечалось достаточно.

Встречаются, конечно, в литературе и противоположные точки зрения, которые сводятся к тому, что терроризм "изначально не направлен на обогащение каких-либо сил или групп" однако должной аргументации они не получили.

Практическая ценность и область применения. Рассматриваемая теория является предельно прикладной, перенеся акцент противодействия террористической преступности со средств пусть и привлекательных для обывателя в силу зрелищности (перестрелки и поиски злых психопатов, смертников и неадекватных личностей), на эффективные удары "по карману" террористического движения. Контроль банковской деятельности - смертный приговор современному терроризму. Вероятно, именно поэтому эти средства малораспространенны в практике противодействия современному терроризму.

Эмпирическая состоятельность. Современный терроризм тесно переплетен с феноменом наемничества, что полностью подтверждает эмпирическую состоятельность рассматриваемой теории.

Сильные стороны теории -- исчерпываемость объяснений, естественная логичность, простота.

Слабые стороны теории проистекают из игнорирования той эфемерной материи гетеростаза (стремления системы к саморазвитию), которая составляет если не основу, то дух человеческого развития, пусть и не на уровне каждой отдельной особи. Идеологические аспекты вполне могут существовать независимо и даже вопреки корыстной составляющей, что нам активно демонстрирует история революционного движения. Правда бескорыстность как движущая сила личности террориста явление пусть и частое, но не доминирующее, что несколько возносит экономическую теорию на пьедестал применительно к террористической активности.

Политическая и доктринальная ангажированность. Политическая ангажированность крайне невысока, так как не предполагает ранее упомянутой демонизации преступника террориста и террористического движения в целом. Теория косвенно уменьшает современные социальные страхи, которые как известно являются эффективным инструментом манипулирования популяцией любого государства.

Доктринальная ангажированность достаточно велика, особенно в нашей стране, в которой исторически экономический базис воспринимался как нечто системообразующее и бесспорное, что до сих пор не может поколебать даже заимствование далеких от реалий современных криминологических теорий преступности.

Современное состояние и перспективы развития -- экономические интересы и корыстная мотивация на уровне корпоративном, а именно этого уровня достигли современные транснациональные террористические организации, малоизучена в научной литературе. Перспективы развития данной теории несмотря на громадный научный потенциал мы оцениваем как незначительные.

4. Критическая (классовая) теория

Содержание теории. Критическая (классовая) теория основана на системном конфликте в борьбе за власть, будь то власть экономическая, или производная от неё власть политическая. Данная теория базируется на утверждении, что криминализируется поведение тех, кто лишен власти, теми, кто ее имеет.

Прежде всего призовем быть осторожными с терминами и не лепить ярлыки на направления научного поиска. Критическую криминологию часто называют по-другому - радикальной. Название радикальной теории было сформулировано на западе в период борьбы с коммунистическими воззрениями её оппонентами. Очень печально, что в отечественной науке ряд исследователей в угоду либеральным настроениям и некритическому заимствованию продолжают называть данную теорию радикальной, продолжая линию исследовательского абсурдизма 90-х годов XX века.

В рамках критической криминологии исследователями установлено, что рыночное государство не борется с преступностью, а управляет ею (Хаферкамп). Критическая криминология критикует фетишизацию свобод, ратуя за повышение жизненного уровня популяции как эффективное средство противодействия преступности.

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Преступник-террорист, чье поведение обусловлено обстоятельствами рассматриваемой теории, должен выступать убежденным борцом с политической системой против которой он восстает. В рамках критической теории преступник-террорист это бунтарь и борец за свободу. Его деятельность бессмысленно списывать на террор среды, в которой он сформировался, а его террористическая деятельность это внешнее отображение его жизненной позиции. Вероятно этот образ типичен для террористов прошлого века, действующих в рамках национально-освободительных движений о неактуальности которых сегодня уже говорилось.

Анализ личности террориста демонстрирует количество убежденных, некорыстных, целостных личностей среди террористов в остаточных количествах. Несмотря на невысокую встречаемость данного типа террористов необходимо понимать его крайнюю опасность по сравнению с лицами чье поведение детерминировано корыстной или асоциальной составляющей.

Теоретическая состоятельность и ценность. Утверждение, что в основе асоциального поведения лежат экономические условия существования человека, опираются на громадный пласт социологических и психологических исследований. Экономические процессы на макроуровне продолжаю определять принципы и механизм существования современного общества. Марксистская критика современных воззрений вступает в эпоху своего ренессанса и имеет все шансы снова стать доминирующей идеологией, даже когда будет запрещена как экстремистская. Однако сказанное будет объективным только если явление терроризма объективно обусловлено и не является результатом режиссирования спецслужбами.

Практическая ценность и область применения. Рассматриваемая теория является преимущественно объяснительной. Использование положений классовой теории применительно к преступлениям террористической направленности позволит лицам, определяющим политику государства, оценивать "градус кипения" в обществе и степень готовности невластьимущих защищать свои права насильственными способами, в том числе и посредством террористической деятельности.

Эмпирическая состоятельность. Статистика показывает, что существует количественно незначительная группа преступников-террористов, исповедующих террористическую деятельность вне контекста непосредственного достижения личных благ (речь не идет о террористах-смертниках), так называемые идейные террористы, террористы-фанатики. Таким образам даже применительно к преступникам-террористам низового уровня эмпирическая состоятельность данной теории на сегодняшний день очень невысокая

Сильные стороны теории -- исчерпываемость объяснений, естественная логичность, простота, доходящая до примитивизма.

Слабые стороны теории проистекают из несколько изменившейся структуры современного общества, требующей пересмотра ряда воззрений классического марксизма. Как это не парадоксально, но идея бунта невластьимущих полноценно не исследовалась даже в советский период, так как изучение природы отношений власти и невласти применительно к собственному государству фактически табуируется в любом государстве.

Политическая и доктринальная ангажированность. Политическая ангажированность крайне невысока, так как противоречит вере в либерально-рыночную парадигму как базису экономической составляющей.

Доктринальная ангажированность также низка вероятно в силу исследовательской "усталости". Поколение исследователей, проповедовавших в молодости марксистскую парадигму от неё, устали и ищут псевдообъяснений в иных системах мировоззрения, доходя до "махрового" идеализма. Новое же поколение исследователей с марксисткой парадигмой малознакомы, так как она слабо отражена в современных исследованиях. Замкнутый круг. Одноко междисциплинарные исследования способны выйти за пределы этого круга и на новом уровне обосновать тезис о том, что "терроризм возникает вместе с буржуазией как первый проект унифицированного экономического и политического мирового пространства".

Современное состояние и перспективы развития -- рассматриваемая теория ввиду её крайней непопулярности в рамках рыночной ментальности, распространяющейся и на научную деятельность, на современном этапе игнорируется и перспективы развития имеет очень слабые.

5. Теория мифа.

Содержание теории. В рамках многообразия подходов данной теории просто не может не быть. Пусть она, на поверхностный взгляд, имеет некоторый конспирологический оттенок, но целесообразность ее существование предельно высока.

Идеология любого государства встраивает в себя блок отношения к преступности, от непримиримого в коллективистских тоталитарных государствах, до крайне либерального в современных индивидуалистических (либеральных индустриально развитых) государствах. В последнем случае наблюдается фактическое существование двух систем правосудия -- для элиты и ее окружения и для остальных граждан. В отечественной науке, например, принято, рассматривая феномен коррупции, приписывать его детерминанты или текущей власти, или обществу (нации) в целом. Без сомнения, данные утверждения не имеют под собой никакой основы. Феномен коррупции является естественным и распространенным во всех индустриально развитых государствах, просто в некоторых с ним борются эпизодически в рамках информационных кампаний (например, КНР), а в либеральных (страны Европы и Северной Америки, Россия) только создают видимость борьбы, ограничиваясь политикой контроля той или иной степени "мягкости". Борьба с преступностью в современном индустриальном государстве подрывает ее экономический базис, так как преступность тесно интегрирована в экономику государства.

Доказательством фактического отсутствия намерений борьбы с преступностью является феномен ротационной пенитенциарной системы. Ротационная пенитенциарная система-- предельно интересный феномен, который выступает нормой для индустриально развитых демократий, начиная с начала XX в. Прежде всего перед данной пенитенциарной системой стоит задача поддержания высокого уровня ротации криминального контингента в социуме, тем самым решая ряд подзадач. К числу подзадач относятся: поддержание стабильно высокого уровня преступности в государстве, обеспечение рабочих мест в правоохранительной вообще и в пенитенциарной в частности системе для законопослушных граждан, внедрение в социум центробежных идей, формирование альтернативной правопослушному поведению ментальности, создание образа внутреннего врага у обывателя. Задачи кары и исправления перед данной системой de facto не стоят, впрочем, как и постулируемые задача защиты прав и свобод. Основная задача рассматриваемой системы предельно утилитарна -- поддержание преступности на таком уровне (как правило, достаточно высоком), который бы отвлекал от критичного восприятия деятельности власти. Справедливости ради отметим, что данная мысль высказана нами далеко не первыми, но обычно отечественные авторы относят ее только к реалиям нашей страны, что ошибочно.

На данный момент в обществе активно, хотя порой и опосредованно, формируется и поддерживается страх перед двумя разновидностями преступности -- террористической и серийной. И если создание страха перед серийными преступниками, прежде всего серийными сексуальными убийцами, насчитывает уже больше века, то терроризм как реальная угроза стал пропагандироваться в СМИ достаточно недавно.

Суть рассматриваемой теории в том, что террористическая деятельность как системное многоуровневое преступное сообщество (включающее банковские подструктуры и структуры спецслужб) группа преступников и как социо-психологический феномен не существуют. Иными словами сторонники данной теории отрицают системную координацию терроризма, заявляя о "неформальной общности террористов".

Сторонники теории мифа полагают, что на самом деле преступления террористической направленности представлены криминальными действиями разрозненных преступных сообществ, преследующих выраженно асоциальный характер. Действия этих разрозненных преступных сообществ СМИ пытаются подать как стихийные и однородные по своей зловещей природе, как деятельность социальных аутсайдеров, так называемая стратегия "безлидерского" сопротивления. Данная стратегия популяризировалась идеологом "белого превосходства" членом Ку-клукс-клана Л. Бимом.

Международная координация террористического движения по мнению сторонников теории мифа явление объективное, но базирующееся на организационной деятельности отдельной харизматической личности (Че Гевара, Бен Ладан и пр.), а не сформированных организационных структур под патронажем банковских структур и спецслужб отдельных государств. Переключение внимания обывателя на выдуманную уникальную угрозу -- прием старинный, но в случае с преступниками-террористами особо эффективен в силу непонятности, кровавости и непредсказуемости.

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Преступник-террорист, чье поведение обусловлено обстоятельствами рассматриваемой теории, это случайный, доведенный неудачами жизни до крайности, преисполненный детскими, юношескими, возрастными или старческими комплексами. Человек не имеющий своей правды, имеющий только широкий комплекс заблуждений. Также ярким маркером данной личности будут выступать склонность к непоследовательности в действиях, душевных метаниях и порывах (синдром Раскольникова), озлобленность и импульсивность. Необходимо понимать, что человек с грузом жизненных неудач, неустойчивый в своих взглядах и подверженный влияниям со стороны не способен к эффективно долгому функционированию в рамках террористического сообщества. Лица с описываемыми свойствами оптимально могут найти "применение" в разовых акциях, в том числе в суицидальных акциях.

Теоретическая состоятельность и ценность. Рассматриваемая теория фактически должна являться исследовательским аутсайдером ввиду ее кажущейся нелогичности. В самом деле какова вероятность существования в цивилизации XXI века сложного социального феномена, не имеющего один или несколько центров организации/координации? К сожалению, рассматриваемая теория исследовательским аутсайдером сегодня не является. Многие, если не большая часть исследователей в своих работах обходят вниманием организационный уровень террористических организаций, либо пишут о нем на уровне общих фраз. С одной стороны, не может сложная организация (власть) не иметь скрытых рычагов управления ситуацией (населением). Одновременно с этим не могут спецслужбы одного государства не задействовать потенциал протестных настроений в другом государстве-конкуренте. Утверждать обратное просто смешно. С другой стороны, проведение исследований в данном направлении по умолчанию непатриотично, как минимум или чревато обвинениями в экстремизме как максимум.

Для криминологов данная теория интересна как феномен возникновения исследовательских мифов. Мифология давно стала объектом научного исследования в медицине (новые "смертельные" болезни), истории (новое прочтение исторических реалий), экономике (денежная эмиссия, и экономические "законы"), политологии (криптократическое устройство власти). Неудивительно, что криминология не стала исключением, и многие мифы подлежат научному рассмотрению.

Практическая ценность и область применения. Будучи подтвержденной, данная теория предопределяет целесообразность разработку целого комплекса мероприятий, направленных прежде всего на воздействие на наиболее уязвимое место террористического сообщество - банковские подструктуры террористического сообщества и резидентов иностранных разведок.

Эмпирическая состоятельность не подтверждается при анализе всей совокупности преступников-террористов различных видов как единого целого, во всяком случае применительно к реалиям Российской Федерации. Справедливости ради отметим, что ряд исследователей полагают, что в рамках стратегии "безлидерского" сопротивления в последнее время (с 2006 г.) совершается 70% всех убийств, осуществленных в результате террористической активности и это количество неуклонно растет. Исследователи не утверждают, что в террористических сообществах нет единых координационных центров (банки и спецслужбы), они указывают, что в процессе расследования преступлений террористической направленности выйти на координационные центры в большинстве случаев не представляется возможным. Сказанное проистекает не столько из профессионального уровня работников правоохранительных органов, сколько из-за отсутствия социального заказа на противодействие терроризму на уровне координационных центров.

Сильные стороны теории -- исчерпываемость объяснения, естественная логичность, простота и однозначность.

Слабые стороны теории проистекают из ее односторонности (сложно представить социальный феномен, детерминируемый лишь одним фактором), объективной слабой проверяемости. Отметим, что рассматриваемая теория частично объективна, если рассматривать ситуацию, в которой предполагается реальное существование крайне небольшого количества преступников-террористов, не интегрированных в крупное террористическое сообщество ("Приморские партизаны" - 2009-2010 гг. Приморский край; группа В. Квачкова - 2005 г. Подмосковье).

Политическая и доктринальная ангажированность. Политическая ангажированность крайне низка ввиду некоторой экстремальности данной теории, так как противоречит самой идеи благости власти в государстве и объективности только ее позитивного отношения к населению. О доктринальной ангажированность говорить сложно ввиду того, что рассматриваемый вариант выходит за рамки привычных представлений не только обывателя, но и академического исследователя.

Современное состояние и перспективы развития -- на уровне постановки научной проблемы, без реальных перспектив развития.

К группе личностных теорий причинности преступности террористической направленности следует отнести эволюционную теорию.

1. Эволюционная теория.

Содержание теории. В основе эволюционного подхода лежит идея, что психические закономерности, обусловившие поведение преступников-террористов, есть не проявление их дегенартивности, а отражение специфических эволюционных изменений психики. Эволюционность изменений не говорит об их правильности, желательности, а свидетельствует о некоей оптимизации психического потенциала, пусть и крайне нетрадиционной. Сама идея эволюционности, имеющей асоциальный характер, может вызвать у обывателей неприятие, однако напомним, что не раз ранее считавшаяся террористическая идеология становилась идеологией государства (идея независимости США от Британии, революционные настроения во Франции 1789-1794, Германии, Китае, России в XX веке).

А. Маслоу говорил: "Жизнь человека нельзя понять, если не принимать во внимание наивысшие стремления. Рост, самоактуализацию, стремление к здоровью, поиски самотождественности и самостоятельности, жажду прекрасного (и другие способы выражения стремления "вверх") сейчас нужно принять безоговорочно как широко распространенную и, возможно, универсальную тенденцию". А. Маслоу сделал предположение, что большинство людей, если не все, нуждаются во внутреннем совершенствовании и в той или иной степени стремятся к нему.

Процесс самоактуализации чрезвычайно сложен, и мы видим движущими силами его не реализацию лица в какой-либо деятельности (подобная реализация -- индикатор процесса самоактуализации), предполагающей полное задействование потенциала лица. По нашему мнению, самоактуализация является результатом создания человеком собственной этической концепции. "Будем же учиться хорошо мыслить: вот основной принцип морали", -- говорил Р. Декарт. Социальные нормы, локализованные на сознательном уровне психики, вызывают напряжение в бессознательном в силу своей чужеродности и нерациональности (именно чужеродности, а не ложности и неадекватности). Редко кто может внятно объяснить, не задействуя такой психологический механизм неосознанной психической защиты, как рационализация, почему нельзя совершать неэтические поступки. Процесс самоактуализации позволяет понизить чужеродность социальных запретов и предписаний ввиду индивидуального осознания правоты этических канонов, тем самым понижая напряжение в бессознательном и направляя психическую энергию сдерживания последнего в сферу сознательного, оптимизируя его. Мы видим два основных направления эволюционной теории - эволюционность группы лиц и эволюционность конкретной личности. Вероятно, говорить об эволюционности психики террористов в целом нецелесообразно, чего не скажешь о возможной эволюционности личности конкретного террориста. Если признать идею самоактуализации как проявление эволюционности у отдельной личности, то можно говорить о потребности в самоактуализации личности в процессе морально-нравственного становления отдельных преступников-террористов.

Нередко исследователи наличие сверхценной идеи, как результата самоактуализации смешивают с идеей сверхценной идеи как акцентуированного свойства представителей параноидного типа. Сверхценная идея как результат самоактуализации не сопутствует наличию таких характеристик личности как "слаборазвитое мировоззрение, заключающееся в поверхностном восприятии действительности, житейском дилетантизме" даже на уровне рядовых исполнителей, не говоря уже об уровне лидеров террористического движения.

Таким образом при исследовании терроризма необходимо с осторожностью относится к таким идеологически желательным, но порой очень далеким от реальности утверждениям о том, что "чаще всего именно психологическая незрелость и внушаемость толкает молодых людей, в том числе и из благополучных семей, на осуществление религиозных террористических актов", особенно в такой культурной среде духовного поиска как российская ментальность.

Типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания теории. Преступник-террорист, чье поведение обусловлено обстоятельствами рассматриваемой теории, в своей деятельности будет представлен образом идейного борца с несправедливостью на низовом уровне и уровне оперативного управления террористической группой и наверняка лицами осуществляющими стратегическое управление террористическими сообществами. Это тип носителя своей правды, возможно даже своей истины, но преувеличивать частоту его встречаемости в террористических сообществах вероятно не стоит. Согласно распределению Гаусса, он входит в группу крайних значений и теоретически сопоставим количеству террористов-психопатов, представляющих противоположный полюс идейным террористам.

Исследователи отмечают, что преступники-террористы "показали средний (58%) и низкий (42%) уровень тревожности, средний (50%) и низкий (50%) уровень фрустрации", что еще раз подтверждает идею стабильности психотипа террориста, имеющего типовой образ преступника-террориста, вытекающий из содержания данной теории.

В обычной жизни преступник анализируемого типа высокосоциализирован, часто достигает достаточных статусных успехов в обществе. Эволюционная теория формирует образ преступника-террориста как носителя большого количества развитых интеллектуальных и волевых характеристик. Данный тип террориста официальная пропаганда обходит умолчанием, но не существовать этот тип не может.

Теоретическая состоятельность и ценность. Высокая теоретическая ценность предопределена уникальностью подхода, в основе которого лежит психологическое знание. Само понимание некоторых преступников-террористов как уникального образования предопределяет понимание, что базовыми потребностями его поведение объяснено часто быть не может. При исследовании преступников-террористов порой необходимо понимать системообразующие элементы их мировосприятия. Учитывая сказанное, теоретическую состоятельность рассматриваемой теории можно считать достаточно высокой.

Практическая ценность и область применения. Рассматриваемая теория не является объяснительной, в плане идеи эволюцинности конкретного лица посредством механизма самоактуализации. Прикладная ценность теории заключается в понимании, что преступник-террорист в своей обычной, некриминальной жизни является достойным членом социума и обычно не вызывает подозрений на первоначальном этапе расследования рассматриваемых преступлений. Возможность отслеживания граждан с идейными установками и активной жизненной позицией, противоречащими официальным, позволит сузить круг поиска в процессе расследования преступлений террористической направленности.

Эмпирическая состоятельность. Как показывает практика расследования деятельности террористических сообществ могут тянуться годами, безотносительно страны, культуры и мощи правоохранительных органов. Нельзя проблемы расследования преступлений террористической направленности списывать только на высокую латентность данной группы преступлений и цепочки случайностей. Рассматриваемая теория объясняет сложности расследования высоким психическим потенциалом части контингента террористического сообщества. Таким образом, эмпирическая состоятельность эволюционной теории достаточно высока.

Сильные стороны теории -- исчерпываемость объяснения, естественная логичность, однозначность.

Слабые стороны теории проистекают из ее односторонности (сложно представить социальный феномен, детерминируемый лишь одним фактором), объективно ограниченной группы преступников-террористов. Дополнительной слабостью теории является малая исследованность потребности в самоактуализации у отдельных граждан в рамках современного инертного (рыночного) общества, обладающего явными элементами неправедности на уровне системообразующих его элементов (рыночная ментальность, идея конкуренции и пр.).

Политическая и доктринальная ангажированность. Сам факт превосходства, хотя бы в чем-то, представителя криминального мира над законопослушным гражданином неприятна и обывателям, и исследователям, что делает политическую ангажированность невысокой. Политическая ангажированность дополнительно понижается, так как вина в преступном событии полностью лежит на преступнике, что противоречит либеральной традиции мировосприятия. Доктринальная ангажированность в принципе не выражена, так как теория достаточно нейтральна в отношении основных доктринальных постулатов права.

Современное состояние и перспективы развития -- на уровне постановки научной проблемы, с значительными перспективами развития.

Разнообразие поведенческих и личностных особенностей исключает возможность объяснения их природы в рамках одной как-бы то ни было детальной теории.

Все описанные теории имеют достаточный уровень теоретического и практического обоснования. Недопустима переоценка ценности как отдельной теории, так и отдельного направления исследования преступников-террористов.

1.3. Психологическая и информационная характеристика террористических актов

Информационно-организационная характеристика современного терроризма.

Если мы претендуем на научность исследования необходимо понимать, что кажущееся многообразие мотивов, личностных особенностей и различных видов мировосприятия должно быть сгруппировано в достаточно четкие обособленные видовые разновидности терроризма.

Ранее уже говорилось, что терроризм в понимании государственной политики мы не рассматриваем в силу этической неоднозначности, ведь недаром говорят, что "терроризм в политических целях обычно представляет собой театр", а терроризм в рамках национально-освободительных движений -- в рамках сегодняшней неактуальности.

При анализе деятельности террористических организаций, функционирующих в разных странах, сразу становится видно, что их информационно-организационная характеристика тяготеет к одной из двух достаточно автономных друг от друга моделей.

Первая модель -- модель экспансионистского терроризма. Экспансионистская модель реализуется крупными государственными образованиями, и ориентирована на создание вокруг этих государств линии марионеточных государств, в будущем ориентированных на реализацию политики государства-организатора террористической активности в регионе. Суть экспансионистского терроризма заключается в захвате власти в государстве, в целях установления марионеточного правительства.

На сегодняшний день четко прослеживается четыре центра, курирующих экспансионистский терроризм. Это такие государства как Соединенные штаты Америки, Китайская Народная республика, Исламская республика Иран, Королевство Саудовская Аравия. Каждое из этих государств реализует модель экспансионистского терроризма через свою уникальную идеологию. Относительно списка центров курирования террористической деятельности оговоримся: мы полагаем, что современная Россия, в полной мере, не будучи самостоятельным политическим игроком пока не переняла координационные традиции экспансионистского терроризма Советского Союза.

Модель экспансионистского терроризма Соединенных Штатов Америки базируется на экспорте идеологии либерализма. Данная идеология опирается на совмещение либеральных идей с англосаксоцентризмом. Суть идеи либерализма является доминирование фактических интересов одного человека над интересами государства. Сама концепция либерализма в США реализуется эпизодически и крайне фрагментарно, но в других странах по мнению либералов она обязана реализоваться максимально полно. В настоящее время проамериканские террористические движения крайне активны в политически независимых от США странах Южной Америки, Европы (бывшее пространство СССР) и Азии (прежде всего на Ближнем Востоке).

Модель экспансионистского терроризма Китайской Народной Республики базируется на экспорте идеологии маоизма. Данная идеология опирается на совмещение коммунистических идей с китаецентризмом. В настоящее время маоистские движения крайне активны во многих странах Азии и Латинской Америки. В настоящее время в Индии и на Филиппинах маоистские повстанцы проявляют наибольшую активность.

Бессмысленно говорить, что китайский менталитет характеризуется так называемым религиозным синкретизмом. Это очень упрощённая картина, и понимание того, что определяет базовые постулаты мировосприятия рядового китайца, она не даёт. Говорить о китайском синкретизме в политике тоже самое, что говорить о том, что идеи экспорта революции в Советской России 20-х годов не было, так как они противоречат гуманистической установке русской нации.

В одной из первых статей Устава КПК записано, что марксизм является "идейной основой" партии. А одним из главных условий реформ в стране, выдвинутых Дэн Сяопином, было соблюдение "четырёх основных принципов": "отстаивать социалистический путь, отстаивать диктатуру пролетариата, руководство со стороны партии, марксизм-ленинизм и идеи Мао Цзэдуна". Политический синкретизм всегда проигрывает геополитике. Китай не исключение.

Модель экспансионистского терроризма Королевства Саудовской Аравии базируется на экспорте идеологии суннизма, а точнее его радикальной составляющей ваххабизма. Здесь мы оставим в стороне рассуждения о различии между ваххабизмом и салафизмом в силу их принципиальной похожести. Своей основной задачей ваххабиты считают борьбу за очищение ислама от различных чуждых ему ересей. Ваххабиты в целом в теории отвергая насилие, на практике опираются исключительно на него, недаром их называют "пуританами и протестантами ислама". Данная идеология опирается на идеи "крестового похода" против мира "недостойных". В настоящее время просаудитские террористические движения крайне активны во многих странах Ближнего Востока и Азии в целом. Идеи суннизма, если отвлечься от религиозной составляющей тяготеют к пропаганде жесткого авторитарного общества во главе с одиночным лидером, имеющим избыточные властные полномочия. Историческая же преемственность власти саудитами предопределяет, что центр суннизма и ислама в целом должен находится в Саудовской Аравии.

Обращаем внимание, что в рамках экспорта идеологии суннизма распространение получило только его экстремистская форма, а к примеру религиозная идеология пуризма (пропаганда исходного ислама, но без преследования политических целей и при отказе от насилия) пропагандируется только на территории Саудовской Аравии.

Сказанное не означает, что мы совсем не различаем идеологию ваххабизма государства Саудовской Аравии и ваххабитскую идеологию террористических организаций. Формально (на уровне правовых норм и заявлений политиков) без сомнения они отличаются, однако признавать реальность этих отличий -- это отрицать идею презумпции доминирования государственных интересов каждого государства над интересами других государств. Если мы не принимаем эту презумпцию, то нет смысла проводить научные исследования природы терроризма, да и вообще любой разновидности преступности, достаточно прослушать очередной доклад официального представителя власти.

Действительно первая статья основного закона Королевства Саудовской Аравии гласит, что Саудовская Аравия -- исламское государство, государственной религией которого является ислам. В основном законе говорится, что государство защищает права человека в соответствии с исламским шариатом (статья 26). Одновременно с этим "ваххабизм" - религиозно-политическое течение в суннитском исламе, возникшее в Аравии в середине XVIII в. на основе учения Мухаммада ибн Абдулвахаба, проповедующее строжайшее соблюдение единобожия, отказ от поклонения святым и святым местам, очищение ислама от поздних наслоений и нововведений, возврат к его первоначальной чистоте, но не к террору.

Действительно некоторые исследователи воспринимают джихад как борьбу с тем, что находится в наших душах". "Однако сторонники ваххабизма в Саудовской Аравии (а они оказывают существенное влияние во всем арабском мире), а также алжирские, сирийские проповедники, включая и сторонников Движения Талибан, выступили решительно против такого понимания джихада".

Сейчас политически корректным считается признавать, что идеология ваххабизма является официальной идеологией Королевства Саудовской Аравии, не являясь террористической. Естественно, ни одно государство официально не будет заявлять о своей террористической природе, однако проводимая политика финансирования террористических организаций демонстрирует насколько фальшиво звучат официальные заявления.

В самом деле нельзя же доверять высказываниям отдельных лиц о том, что высказанные в частных разговорах мнения о террористической природе религиозного восприятия со стороны имамов Чечни являются подтверждением нетеррористической направленности политики Королевства Саудовской Аравии. Ниже приводится пример подобного высказывания.

"Попытки лидеров чеченских сепаратистов (З. Яндарбиева, М. Удугова) внедрить в массовое сознание чеченцев ваххабитскую идеологию под лозунгом борьбы против засилья "неверных" и создания независимой Ичкерии носили характер религиозно-политической спекуляции, поддержанной местными имамами Чечни. Саудовские официальные и духовные лидеры, с которыми мне приходилось общаться, прямо заявляли, что среди чеченских улемов, тем более лидеров бандитских формирований, не было ни одного, кто бы действительно разбирался в ханбализме и его ваххабитской производной".

Модель экспансионистского терроризма Исламской республики Иран базируется на экспорте идеологии шиизма. Отличительной чертой шиитов является убеждение в том, что руководство мусульманской общиной должно принадлежать духовным лицам (имамам), а не выборным лицам (халифам) как у суннитов. Шиитская идеология опирается на идеи защиты от давления, в конечном счете выполняя порой оборонительную политику как в отношении мусульманского суннитского большинства, так и от современного индустриального мирового сообщества во главе с США. В настоящее время проиранские террористические движения активны во многих странах Ближнего Востока и Индокитая. Деятельность организации "Хезболла" хорошо демонстрирует сферу интересов Исламской республики Иран за её пределами, хотя формально финансирование Хезболлы происходит от ливанских бизнес-групп, частных лиц, предпринимателей, ливанских диаспор.

Оговоримся, что мнение о том, что экспансионистский терроризм Исламской республики Иран это лишь защитная политика этого государства не стоит сразу отрицать. Действительно начиная с 2005 года действиями спецслужб иных государств в Иране инициирована активная террористическая деятельность, предполагающая ответную деятельность со стороны иранских спецслужб.

В целом же общие представления о механизме экспорта революции можно узнать как из специальной литературы, так и из анализа открытой информации в Интернете.

Вторая информационно-организационная модель -- модель сепаратистского терроризма.

Сепаратистская модель реализуется государственными образованиями, как правило соседствующими с государством-жертвой, или имеющими геополитические интересы на территории государства-жертвы, и ориентирована на расчленении государства на ряд государственных образований, объективно имеющих менее выраженный политический вес (как РФ по сравнению с СССР, Чехия по сравнению с Чехословакией, Сербия по сравнению с Югославией и т.д.). Цель сепаратистского терроризма заключается в захвате власти в части государства, в целях поэтапной нейтрализации геополитического потенциала исходного государства. Само государство-жертва объявляется несостоятельным и традиционно обвиняется в "высоком уровне преступности и насилия, эндемической коррупция, неспособности ее лидера осуществлять суверенитет без грубой силы, отсутствии концентрирующих механизмов управления, и в неустанной атмосфере неопределенности и нестабильности", ну и конечно в нарушении прав человека.

На основе вышеприведенных утверждений презюмируется слабость государства, его близость к крушению, что оправдывает объективность существования сепаратистского терроризма. Вспомним обвинения в адрес России 90-х со стороны США, которые вновь активно зазвучали после начала СВО на Украине.

Второй действующей силой в рамках реализации сепаратисткой модели терроризма выступает политически активная часть этнического меньшинства, направляемая ее политической этнической элитой. Этническая идентичность не менее распространена чем идентичность религиозная, хотя современные СМИ часто пытаются убеждать обывателя в обратном.

Таким образом сепаратистская модель часто выступает в двух разновидностях: в первой доминирующей деструктивной силой являются спецслужбы других государств, манипулирующих элитой этнических меньшинств, во второй доминирующей деструктивной силой являются элита этнических меньшинств, манипулирующая интересами других государств. В первом случае спецслужбы сами формируют управляющие центры будущего государства своими агентами влияния, во втором случае участие спецслужб сводится в основном к обеспечению финансами и вооружением уже сформировавшейся компрадорской элиты. Но даже в первом варианте можно хотя и условно говорить об интересах граждан государства, а не разведок государств-конкурентов, как это происходит в рамках экспансионистской модели.

В процессе исследования феномена сепаратистского терроризма необходимо понимать, что дискуссия о его движущих силах - культурных или экономических, в принципе завершена. "Политические экономисты, опирающиеся на кросс-национальную статистику и моделирование, сыграли видную роль в этой дискуссии. В отличии от большинства прошлых попыток исследования внутренних беспорядков, сейчас вспышки гражданских войн объясняются материалистическими, а не культурными условиями." Напомним, что террористическая деятельность -- это традиционное клише, которое обе стороны конфликта приписывают друг другу, следовательно сказанное Ларс-Эриком Сидерманом мы распространяем и на террористическую деятельность.

Некоторые исследователь скажут, что трудно согласиться с выводом о том, что дискуссия о движущих силах терроризма завершена. Возможно, это и так, и поиск причинности, напоминающий переливание из пустого в порожнее (доминирование культурных или экономических причин) будет вечен, ведь он позволяет уйти от анализа реальной причины терроризма - деятельности спецслужб. Давайте все же признаем давно известный факт. Цель большинства терактов последних десятилетий связана с межгосударственной/международной политикой, а деятельность спецслужб -- это способ реализации современной политики в условиях необъявленной войны государств друг с другом, проистекающей из идеи конкуренции на геополитическом уровне.

В отличии от экспансионистской модели сепаратистские настроения характерны для любого государства, даже для государства, предоставляющего свою территорию под тренировочные военные лагеря наибольшему количеству террористических организаций.

На стыке организационно-информационной и криминалистической характеристики террористического акта выступает вопрос о функциональной природе различных террористических групп. Для этого еще одной проблемой, нуждающейся в решении, становится вопрос о соотношении экспансионистской и сепаратистской модели терроризма с религиозным экстремизмом и иными видами экстремизма. Нам представляется, что экстремизм в контексте террористической деятельности есть форма реализации политики терроризма.

Для модели экспансионистского терроризма в настоящее время характерна именно форма религиозного экстремизма. Для модели сепаратистского терроризма в настоящее время характерна именно форма националистического или расового экстремизма. Это объясняется достаточно просто.

Модель экспансионистского терроризма нуждается в значительных человеческих ресурсах, которые в рамках одной страны легко исчерпаемы, что предопределяется потребностью в большом количестве наемников. А именно религия есть тот питательный субстрат, который обеспечивает поставку террористам "пушечного мяса", сочувствующего "братьям по вере" из других стран и уже настроенного на борьбу "за наше правое дело". Религия здесь выступает формой контркультуры, базирующейся на вере в избранность людей, исповедующих конкретную форму веры (суннизм, шиизм, маоизм, либерализм). Уточним, что последние названные две формы также психологически целесообразно относить к разновидности религиозного мировоззрения, не нуждающегося в глубинном рационалистическом восприятии. Простоту вербовки вносит и то обстоятельство, что координационный центр в модели экспансионистского терроризма в большинстве случаев находится за пределами страны, где реализуется террористическая деятельность.

Контркультура экспансионистского терроризма направлена на разрушение государства в том виде, в котором оно существует, на разрушение всего идеологического образа жизни общества, что предопределяет наличие у сторонников террора рассматриваемого вида выраженной психологической неадекватности. Недаром "в последнее время, ученые склонны утверждать, что религиозная мобилизация по сравнению с этнической особенно склонна к конфликтам". Само понимание, как человек взявший ориентир на высокоморальные религиозные постулаты, может вести себя совершенно аморально не представляет собой парадокс. О том, что аморальность может следовать как из эгоистических побуждений, так и из религиозных обязанностей, если доминанта веры замещена церковной доминантой, исследователями отмечалось достаточно.

Модель сепаратистского терроризма особо не нуждается в значительных человеческих ресурсах, так как интересы террористов направлены только на часть страны. К тому же количество людей, сочувствующих идеям сепаратизма, за границами конкретного государства всегда невысоко, так как в основном нации представлены в государстве метрополии, а за рубежом иммигранты мало интересуются страной из которой иммигрировали, если конечно их не поддерживают целенаправленно (как например выходцев из Ирландии в США в XX веке, или выходцев из Испании в СССР и Польши в Великобритании в середине того же века).

Неудивительно, что в отличие от предыдущей модели, сепаратисты ориентированы не на наемников, а на "местных" экстремистски настроенных граждан. Следовательно, системные связи рассматриваемых террористов с радикальными организациями и сообществами выступает особенностью, которую необходимо учитывать при расследовании террористических актов "сепаратистов".

Контркультура сепаратистского терроризма направлена на изменение устройства государства только номинальное, без разрушения всего идеологического образа жизни общества. Как видно деструктивность террористической идеологии сепаратистской направленности с точки зрения морали и нравственности ближе к общечеловеческой, так как они неосознанно верят в "зло на благо" и не являются вырожденными асоциалами, как террористы экспансионистской направленности. Да, конечно, элемент выраженной акцентуации личности у них прослеживается довольно четко, но до уровня патологии она как правило не доходит, во всяком случае у большинства "сепаратистов". Психология подростка, пропагандирующего бунт ради бунта, часто встречается у лиц, склонных к идеям сепаратистского терроризма.

Нам могут возразить, что данный тезис (деструктивность террористической идеологии сепаратистской направленности с точки зрения морали и нравственности ближе к общечеловеческой) спорен и не подтвержден статистическими данными и конкретными фактами, что делает его голословным. А есть ли необходимость проверять идею о том, что уровень неадекватности лиц, верящих в "зло во благо" (контркультура сепаратистского терроризма) ниже чем те, кто фактически совершает просто зло без его морального оправдания (контркультура экспансионистского терроризма)?

Очень нечасто сепаратистская модель сосуществует с экстремистской, когда приоритет цели религиозного доминирования и сепаратизма не определен, что, к примеру характерно для террористического движения на территории республики Индии, особенно в северных её областях. Но рассмотренный случай -- это скорее исключение, так как север территории Индии -- это сфера интересов всех современных супердержав.

Значимыми для криминалистов являются источники финансирования террористических групп как сепаратистской, так и экспансионистской природы.

Террористические группы экспансионистской направленности в первую очередь опираются на собственные финансовые ресурсы, и чем они значительнее, тем на большие размеры финансовых траншев от заинтересованных государств могут рассчитывать рассматриваемые террористы. Неудивительно, что давно установленным фактом является то, что "к началу XXI-го века по крайней мере 30 террористических кампаний финансировалась организованными группами наркоторговцев". О связи террористических групп экспансионистской направленности с организованной преступностью говорилось ранее.

Террористические группы сепаратистской направленности не имеют как правило собственных значительных финансовых источников, поэтому особо зависят от выделяемых разведками других государств финансов. Именно это обстоятельство предопределяет неравномерную по интенсивности террористическую активность рассматриваемой группы террористов.

Помимо источников финансирования, кадровой базы и иных рассмотренных элементов модель экспансионистского терроризма отличается от модели сепаратистского терроризма следующими особенностями:

Отдельно отметим, что в силу политической корректности или иной идеологической необходимости СМИ освещают порой деятельность экспансионистских террористических организаций как организаций сепаратистского толка. Так, к примеру, длительная антиваххабитская войсковая операция в Чечне и прилегающих субъектах (1991-2000) выдается исследователями как противодействие сепаратизму, хотя на самом деле все перечисленные выше элементы характеризуют её как противодействие экспансионистской террористической деятельности. Например, известен факт, что в 1996 году в Могадишо (Сомали) руководителями террористических группировок Судана, Эфиопии, Сомали, Йемена было принято решение направить в Чечню до 700 боевиков из перечисленных стран. Было ли реализовано данное решение в открытых источниках информации нет, однако мы склонны к презумпции реальности деятельности террористических групп, поэтому уверены, что она реализована была. Да и высказывания типа: "России как национального государства никогда не было... Мы будем сражаться на полях, в горах и на море. Вдоль и поперек, в Поволжье, на Урале и в Сибири, на Севере и Дальнем Востоке", четко позиционирует данное противодействие как антиэкспансионистское.

В завершение еще раз отметим, что участие иностранных разведок в террористической деятельности -- это не мифическая разновидность международного терроризма - государственного терроризма, а естественная составляющая любой террористической деятельности, что порой необходимо учитывать в процессе расследования. И пусть современная международная практика игнорирует прецедент, устанавливающий ответственность правительства государства за совершение террористических актов руками завербованных или используемых правительственными учреждениями террористов или террористических организаций, тем не менее факты участия в террористической деятельности иностранных разведок подлежат обязательному установлению. Упомянутые факты содержательно сводятся к следующим формам террористической активности:

"- совершение террористических актов сотрудниками спецслужб;

- использование государством в этих целях агентуры, наемников, банд, организованных, вооруженных и руководимых представителями государства;

- оказание государством финансовой и материальной помощи террористам;

- предоставление государством своей территории для размещения, подготовки и тренировки террористов;

- предоставление государством безопасного убежища террористам до или после совершения ими преступлений на территории других государств".

Организация террористической группы с учетом сказанного достаточно типична и включает в себя ряд уровней. Верхний уровень -- это уровень кураторов (заказчиков), уровень разведок и банкиров. Неудивительно, что правосудие редко имеет дело с представителями этого уровня. Хотя наказание финансиста К. Чэннела признанного виновным в "участии в заговоре с целью обмана правительства США" и кадрового сотрудника ЦРУ США Алана Дейла Файерса по делу Иран-контрас создало достаточно привлекательный прецедент.

Второй структурный уровень - это лидеры террористических группировок и их советники. Учитывая, что деятельность террористических групп тесно связано с политикой, представители этой группы также редко предстают перед судом. Здесь достаточно вспомнить убийство Д. Дудаева (Нохчийн Республик Ичкери) в 1996, А. Масхадова (Нохчийн Республик Ичкери) в 2005, Абу Мусаб аз-Заркавив (Аль-Каида) в 2006, Ш. Басаева (Нохчийн Республик Ичкери) в 2006, Абу Айюб аль-Масри (Аль-Каида) в 2010, Усама бен Ладена (Аль-Каида) в 2011, А. Мансура (Талибан) в 2016, Абу Бакр аль-Багдади (Исламского государства) в 2019.

Третий структурный уровень представлен полевыми командирами особенности личности, которых изучены недостаточно и в отношении которых также явно недостаточно статистических данных.

Четвертый структурный уровень представлен рядовыми членами террористических организаций. Именно данный уровень и исследуется в рамках современных изысканий и через его призму воспринимается криминалистическая характеристика современного терроризма.

Как это не парадоксально, но устойчивого и системного интереса к изучению личности преступника-террориста сегодня не существует. Так в частности "в 2011 г. исполняющий в то время обязанности директора ГНЦССП им. В.П. Сербского Минздравсоцразвития России З.И. Кекелидзе отмечал, что отсутствует государственное финансирование проведения исследований психики террористов".

Проводимое исследователями изучение личности террориста традиционно сопровождается теми же методологическими ошибками, что и исследования личности преступника, личности осужденного и т.д. К числу этих ошибок мы относим прежде всего ориентирование на предельно усредненную фигуру личности террориста; слабое использование типологического подхода и частую неконкретность и неизмеряемость факторов, на основании которых происходит типизация.

Проведенное Д.В. Сочивко исследование о соотношение нормы Вальнефера и типовых цветовых профилей, характерных для заключенных в целом и для лиц, осужденных за терроризм, дало очень интересные результаты. Отметим, что "норма Вальнефера" представляет собой усредненный цветовой выбор, к которому тяготеют выборы испытуемых при использовании восьмицветового теста Люшера, прошедших длительное психотерапевтическое лечение по методу аутогенной тренировки Шультца. Цветовое предпочтение, к которому тяготеют осужденные в целом, и осужденные-террористы значительно отличаются от нормы Вальнефера, но крайне слабо отличимо друг от друга. Сказанное на первый взгляд можно трактовать так, что личность террориста является аналогом усредненной модели личности осужденного в целом, что террорист -- это среднестатистический преступник. Естественно, согласиться с этим сложно.

Рис. 1. Выявленные Сочивко Д.В. отличия профилей цветового выбора по Люшеру.

Почему же профиль типичного террориста совпал с профилем типичного осужденного? Объяснить это просто, если мы на обобщённом уровне будем исследовать средние показатели у различающихся групп исследуемых объектов мы получим модель усредненную, совершенно не имеющую практическую ценность. Когда мы говорим о противодействии преступности, не важно террористической, коррупционной или серийной сексуальной, необходимо говорить не об усредненной модели, а о моделях типовых. В противном случае мы рискуем получить вывод, что террористы -- это такие же личности, как и все, а изменения в их личности можно наблюдать только в процессе совершения террористического акта. Конечно это утверждение очень политкорректно, но оспоримо.

Традиционно отечественная исследовательская мысль часто стремится избегать исследования отдельных типов личности преступников той или иной группы, из-за того, что исследование нескольких типов требует многократного увеличения эмпирической базы исследования, что для современных академических исследователей составляет проблему, так как академические исследования -- это исследования в лучшем случае малых коллективов, а как правило ученых-одиночек. Действительно, одно дело изучить 50 осужденных за терроризм и построить среднюю модель и другое дело типировать этих исследуемых в три и более группы и тем самым увеличить необходимое количество исследуемых до 150 и более осуждённых в сумме. Однако несмотря на сложность, только исследование с использованием приема типирования дает практически ценные выводы.

Построив среднюю модель преступника исследователь никогда не получит четкий и однозначный вывод. К примеру такой как получен исследователями изучавшими террористов одиночек и получивших данные о том, что "процент психически больных террористов-одиночек с религиозной мотивацией минимален".

Криминологическая характеристика личности террориста достаточно однозначна. Прежде всего подавляющая часть террористов - мужчины. Заметим, что по данным других авторов доля мужчин среди лиц, совершивших преступления террористической направленности, достигает только 79 %, что, конечно, нуждается в уточнении. Объяснить результаты исследования, которые показали участие женщин в террористической деятельности, можно только в рамках встречающейся в практике расследования тенденции относить к понятию "террористические акты" неоправданно больший круг уголовно-правовых событий, маскируемый за понятием "преступления террористической направленности". Необходимо помнить, что понятие "преступления террористической направленности" это скорее не содержательное, а описательное понятие, необходимое для практики корректировки успешности результатов противодействия терроризму в докладах должностных лиц.

Среди лиц, причастных к террористической деятельности большинство составляют граждане России (95 %), иностранные граждане причастны к террористической деятельности гораздо реже (5%).

По национальной принадлежности участники террористической деятельности составляют: 48 % -- русские, 44 % чеченцы, 1 % -- башкиры, 1 % -- мордвины, 1 % -- аварцы, 5 % -- дагестанцы. Как мы видим, распределение частоты встречаемости представителей различных национальностей среди преступников-террористов не соответствует доле этих наций в российской популяции. Однако внятно объяснить это на данный момент очень сложно. Мешает политкорректность. С такой же сложностью столкнулись западные исследователи, пытаясь объяснить, почему "менее чем 2 процента населения афро-карибского происхождения порождают 12 процентов мужчин-заключенных и 19 процентов женщин-заключенных".

Отдельно отметим, что несмотря на то, что в Дагестане проживает более 35 наций, народностей и этнических групп (аварцы - андийцы, арчинцы, ахвахцы, багулалы, бежтинцы, ботлихцы, гинухцы, годоберинцы, гунзибцы, каратинцы, тиндинцы, хваршины, чамалинцы и цезы; агулы; даргинцы - кайтагцы и кубачинцы; кумыки; лакцы; лезгины; таты; табасаранцы; ногайцы; рутульцы; цахуры; чеченцы-аккинцы, таты) общей численностью более 3 млн. человек допустимо говорить о дагестанцах как о некоей единой национальной группе. Конечно отметим, что принадлежность к конкретной малой нации в рамках дагестанского конгломерата большей части террористов это цель будущих исследований.

Возрастные характеристики лиц, осужденных за совершение преступлений террористической направленности, по сравнению со средними возрастными показателями преступников, осужденных за иные преступления отражены на рисунке 2.

Рисунок 2. Распределение осужденных по возрасту

Осужденные за террористическую деятельность лица имеют начальное среднее -- 4 %, среднее полное -- 48 %, 19 % -- неполное среднее, 25 % -- среднее специальное и 4 % -- высшее образование.

На момент совершение первого преступления террористической направленности 71 % не имели судимости, 29 % имели две и более судимости.

Вышеприведенная криминологическая информация о личности террориста также должна быть подвергнута анализу с позиций психологической науки.

Так отметим, что среди мужчин-осужденных за террористическую деятельность реже чем в среднем встречаются представители группы от 20 до 29 лет, и чаще представители группы от 20 до 39 лет (см. Рис. 2). Отсюда следует вывод, что личность террориста в меньшей степени подвержена юношеским порывам и анархической организации психики 20-летних.

С другой стороны, радикальная разница частоты встречаемости представителей возрастной группы 30-39 лет между всеми осужденными (27, 1 % случаев) и осужденными за террористическую деятельность (43, 7 % случаев) мало изучена. Известно, что рассматриваемый период -- это время переоценки ценностей мужчинами, время поиска себя, своей самоидентификации, достижения определенных целей в рамках алгоритмов проявления кризиса среднего возраста. Сказанное подтверждается фактом отсутствия судимости почти у трех четвертей, осужденных за террористическую деятельность. Таким образом следует уяснить, что террористическая деятельность -- это своеобразная форма самоактуализации, психологического становления и развития асоциальной личности.

Спорный тезис о том, что преступники имеют почти в два раза меньшие результаты прохождения тестов интеллекта, а значит имеют больше шансов стать преступниками (в основном из-за неспособности выучить правила поведения) в отношении личности террористов не подтверждается, так как уровень интеллекта у них мало отличается от усредненного уровня интеллекта общества, из которого они вышли. Скорее объяснение поведения людей, склонных к совершению преступлений, влекущих массовые жертвы, заключается не в том, что они не понимают закон, а в том, "что они игнорируют закон, ... и большинство из них не собираются жить как-то иначе".

Говоря о типологии лиц, совершающих преступления террористической направленности, необходимо всячески избегать ярлыков, несущих скорее элемент морально-нравственного осуждения. Мы полагаем, что ярлыки типа "синдром зомби", "синдром Рэмбо", "синдром камикадзе" крайне оценочны, несут скорее эмоциональную окраску и содержательно крайне спорны. Так, в частности:

"-- камикадзе были готовы идти на смерть из любви к родине, а террористы-смертники руководствуются только чувством ненависти и мести;

-- синтоистская религия не обещает никакой награды в загробном мире после смерти, а исламским шахидам обещают рай после смерти;

-- камикадзе были добровольцами, движимыми исключительно чувством патриотизма, а террористы-смертники часто вербуются лидерами боевиков, которые предлагают деньги их семьям."

Так же спорны такие классификации, в которых трудно провести грань между типами террористов. К примеру, нецелесообразно выделять среди последних такие типы, как:

В самом деле разве беспомощный террорист в большинстве случаев не является носителем свойств, приписываемых сентиментальному террористу, а террорист-фанатик не включает в структуру своей личности такие свойства как непонятость и зависимость? Вероятно, понимая это, те же авторы дают принципиально иную типологию личности террориста, выделяя такие типы как:

На первый взгляд в приведенной типологии "ярко выраженный тип участника террористической деятельности" отличается от "типичного участника террористической деятельности" только большей степенью (количественной) выраженности негативных свойств. Однако это не так, взяв за основу вышевыделенные типы террористов, мы соотнесли их уникальные характерологические особенности с акцентуированными типами личности. Еще одним основанием взять данную типологию за основу является её признанность, хотя и некоторая вариативность.

Под акцентуацией здесь и далее мы будем понимать гипертрофированость в структуре характера лица определенных типовых личностных свойств. Вопросы генезиса преступного поведения в контексте психотипологических особенностей личности мы рассматривать не будем, так как дискуссия о доминанте биологического или социального в структуре преступного поведения в последнее время целенаправленно обходится стороной.

В отечественной научной литературе типовая модель преступника, совершающего террористические акты в общих чертах очерчена. Так, мы полностью согласимся с тем, что "наиболее типичный психологический вариант террориста - это сильно невротизированный и экстравертированный холерик". Именно такому описанию соответствуют такие типы акцентуированной личности как эпилептоиды и истероиды. Исследование личности террориста показали, что профиль личности большинства из них соответствует именно названным двум акцентуированным типам. Подробное описание акцентуированных типов, статистически часто встречающихся среди лиц, совершающих террористические акты изложено в Приложении 3.

Склонность лица к тому или иному типу устанавливалась по совокупности жизненных выборов, демонстрирующих типовые черты характера представителя той или иной разновидности акцентуации личности, подвергнутых анализу в рамках биографического метода по алгоритму В. Л. Юаня.

Из 124 проанализированных лиц, признаки доминирующей истероидной акцентуации выявлено у 41, признаки доминирующей эпилептоидной акцентуации выявлено у 59, признаки доминирующей параноидной акцентуации выявлено у 11, признаки остальных типов акцентуации выявлено у 13 человек (см. Рисунок 3). Таким образом особенности личности террориста позволяют отнести её к одной из четырех групп.

Рисунок 3. Распределение частоты встречаемости различных типов с доминирующей акцентуацией среди лиц, совершивших террористические акты.

Сразу оговоримся мы не считаем, что психологический тип предопределяет неизбежность асоциальных форм поведения. Никто не оспаривает "свободу воли, как права в рамках морального выбора быть хорошим или плохим, закрепленного практически во всех религиозных конфессиях и уголовных законах, как "моральный выбор". Психологический тип предопределяет не само асоциальное поведение, а форму, в котором оно будет выражено. В различных группах эта форма асоциального поведения имеет нюансы.

Первая группа - террористы с доминирующей истероидной акцентуацией в структуре личности, имеющие ярко выраженное стремление сверхдемонстративности, то есть желания быть в центре внимания. Истероидная составляющая терроризма предопределяет существование этого явления как театра, так как истероиды очень любят участвовать в постановочных шоу, начиная от шествий и заканчивая трансляциями смертных казней. Истероиды, как наименее морально устойчивый тип с удовольствием привлекают к террористической деятельности детей и жертвуют ими при совершении террористических актов.

Вторая группа - террористы с доминирующей эпилептоидной акцентуацией в структуре личности, имеющие ярко выраженную повышенную импульсивность, слабый контроль своих влечений и побуждений. Неудивительно, что несмотря на то, что 92 % участника террористической деятельности не признают себя наркоманами, согласно материалам уголовных дел более 20 % участников террористической деятельности употребляли наркотические препараты либо до совершения преступления, либо после. Эпилептоиды, как представители типа сконцентрированного на идее доминирования, склонны унижать своих жертв, оказывать на них психическое и физическое воздействие, практиковать пытки.

Не стоит полагать, что представители истероидной и эпилептоидной группы склонны к реализации абстрактных, высоких идей в рамках достижения своих террористических целей. Сверхценные идеи, кроме, пожалуй, избыточной самовлюбленности для этих типов не свойственны. Почему же этих людей считают фанатиками не только обыватели, но и некоторые исследователи? Происходит это в силу демонстрируемой и реализуемой рассматриваемыми типами агрессивности, доходящую до жестокости. Однако жестокость является не признаком сверхценных идей, а выступает проявлением того, что "респонденты с высоким уровнем агрессивности считают для себя приемлемым большинство видов противоправных действий".

Рассматриваемый тип террористов жесток потому, что желает быть жестоким. Неудивительно, что именно эти два типа из десяти выделяемых составляют количественное большинство в среде террористов, формируя его рядовой (исполнительный) костяк. Описанные психологические типы в наибольшей степени соответствуют ранее рассмотренной модели "Типичный участник террористической деятельности", выступая своеобразной "пехотой" террористических сообществ.

Как отмечалось ранее целесообразно выделять две базовые модели терроризма - модель экспансионистского терроризма и модель сепаратистского терроризма. Функциональное отличие этих моделей предопределяет и их структурное отличие, как на уровне организации, так и контингента для них характерного. Ранее говорилось, что сепаратистская модель тяготеет к взаимодействию с местными радикальными сообществами политической, религиозной или социокультурной направленности. Хулиганско-демонстративная природа выступлений представителей этих сообществ предопределяет высокую частоту встречаемости среди их представителей лиц с выраженным преобладанием истероидной акцентуации. Неудивительно, что и в среде сепаратистских террористических организаций встречаемость представителей истероидной акцентуации выше, чем в среднем в террористических организациях. Сказанное кстати понижает опасность рассматриваемых организаций ввиду повседневной трусости как одного из системообразующих свойств в структуре личности истероида, его склонности к агрессии в основном в отношении более слабых лиц и в ситуациях "загнанности в угол".

Радикально-наступательная политика экспансионистских террористических организаций предопределяет более высокую по сравнению с террористическими организациями в целом частоту встречаемости в их рядах лиц с преобладающей эпилептоидной акцентуацией. Сказанное повышает опасность рассматриваемых организаций ввиду склонности к периодической жестокости в отношении неопределенного круга лиц как одного из системообразующих свойств в структуре личности эпилептоида, его развитой способности к существованию в жестких иерархиях, готовности доказывать окружающим свою доминирующую над ними природу, которая сосуществует с высокой исполнительностью.

Стремление к избеганию ответственности, свойственная представителям как истероидной, так и эпилептоидной акцентуации, предопределяет быстрое накопление панических настроений в среде "типичных участников террористической деятельности", их дезориентацию в условиях резкого изменения обстановки и потерю управляемости в террористической группе, наступающие после потери командного состава.

Представители истероидного и эпилептоидного типа в рамках террористических движений особенно опасны при сложившейся командирской вертикали, и не могут составлять конкуренцию правительственным силовым структурам в условиях разрушенной командирской вертикали. Кстати, именно в этом отличие партизанских формирований от террористических, в партизанских формированиях уничтоженная командирская вертикаль быстро оперативно дублируется, в террористических это процесс длительный и сложный.

Третья группа - террористы с доминирующей параноидной акцентуацией, в структуре личности, имеющие ярко выраженную направленность на реализацию сверхценной идеи. Параноид тип фанатика, ниспровергателя зла, борца за всеобщее человеческое счастье без оглядки на желание "спасаемого" человечества. Ярко индивидуализирующими свойствами, придающими параноиду ощущение целостности личности -- это психологическая готовность пожертвовать всем ценным, что имеется, во имя достижения цели. Параноиды в отличие от эпилептоидов и истероидов осознанно жестоки, жестокость для них -- это средство, а не цель. Описанный психологический тип в наибольшей степени соответствуют описанной ранее модели "ярко выраженный тип участника террористической деятельности". Неудивительно, что параноидные личности наиболее эффективно реализуют себя в оперативном управлении террористическими группами, образуя уровень эффективных полевых командиров.

Действия добровольческих карательных формирований на Украине (24-й отдельный штурмовой батальон "Айдар", добровольческий батальон территориальной обороны "Донбасс", партизанский отряд "Равлики", рота патрульной службы милиции особого назначения "Торнадо") показало их полную несостоятельность именно ввиду слабой организации командирской составляющей. Сравните деятельность перечисленных образований с деятельностью партизанского отряда "Тени", координируемого Александром Гладким, выраженным представителем параноидного типа. Ни эпилептоиды, ни истероиды не могут эффективно управлять малыми псевдовоенными формированиями, ведущими диверсионную и контрдиверсионную деятельность. Идеологи и организаторы террористических сообществ давно поняли это и реализуют практику руководства малыми группами именно лицами с ведущей параноидной акцентуацией характера.

Носители параноидной акцентуации личности малоспособны к компромиссам и не чувствуют вины за содеянное. Наглядным примером может быть фраза И. Амира члена экстремистской организации "Эйяль" убившего премьер-министра Израиля И. Рабина "Я не раскаиваюсь в своем поступке, я действовал в одиночку и исполнял волю Бога". Понятно, что с точки зрения устойчивости террористической группы командир с параноидной акцентуацией личности -- наиболее эффективный выбор.

Четвертая группа является своеобразной сводной не значимой по частоте встречаемости группой лиц, которые:

Говорить о полноценной типологической группе в рассматриваемом случае крайне сложно по ряду причин, к которым прежде всего относится то, что:

Учитывая, что представители аморфного типа составляют в среднем около 10 % лиц, причастных к террористической деятельности, точные исследования, опирающиеся на достаточную эмпирическую базу, ждут нас только в будущем. Таким образом аккумулируя в себе слишком разнородные типы преступников, "аморфный тип" личности террориста выступает как своеобразная статистическая погрешность в исследованиях криминалистической характеристики современного терроризма.

Однако специфическим распределением представители акцентуированных типов криминалистическая характеристика современного терроризма не исчерпывается. Личность террориста феномен гораздо более сложный нежели акцентуация личности, его образующая. Значительная составляющая феномена личности террориста заключается в природе его десоциализации.

Отметим отдельно, что психологические особенности работников отдельных подструктур террористических организаций, могут иметь выраженную "творческую" составляющую, что обусловливает их нетипичность по сравнению с ранее рассмотренными типовыми образами террористов. Это можно сказать о подструктурах террористических сообществ, направленных на вербовку в Интернет-пространстве контингента, отвечающего требованиям, рассмотренным выше. Отношения работников в таких подструктурах и распределение ролей, психологический портрет таких лиц только недавно стал объектом научного исследования.

Любой преступник по природе своего мировосприятия, а может и природе в целом, неспособен или понимать социальные запреты или соблюдать их. Неважно, речь идет о лице, крадущем кошельки или средства из госбюджета, об убийце, коррупционере или насильнике. Преступники не могут жить в рамках социума в целом, но создавая свой микросоциум (социум уголовного мира) пусть и под угрозой жестокого наказания и смерти, они способны соблюдать правила этого микросоциума. Таким образом можно говорить о специфической социализированности представителей криминалитета.

"Обобщенная черта личности террориста это его, если можно так выразиться, "принципиальная десоциализированность". Если обычный преступник десоциализирован в обществе, то тюрьма ему "дом родной" или даже что-то вроде "университета" преступной жизни. Террорист десоциализирован везде." Сказанное очень наглядно демонстрирует грань между личностью преступника (усредненного) и личностью террориста.

Контркультура терроризма -- это культура одиночек. Но не одиночек интровертного типа, взаимодействие с окружающими для которых представляет собой несколько энергозатратную деятельность. Не является также контркультура террористов культурой психопатов, садистов и психически неадекватных лиц.

Контркультура терроризма -- это культура одиночек выраженного экстравертного типа, пропагандирующих элитарность, проистекающую из высоких идеалов, но неспособных иметь какие-либо идеалы, даже в обычной жизни в силу крайне ярко выраженного индивидуализма, достигающего клинических форм.

1.4. Противодействие террористической деятельности

В противодействии террористической деятельности можно выделить два достаточно автономных уровня: стратегический и тактический.

Стратегия противодействия террористической деятельности.

Стратегический уровень противодействия терроризму базируется на понимании того, что современный терроризм -- это способ влияния одного государства или государств на другое государство или государства. В контексте этого можно смело утверждать, что жертвами террористической деятельности выступают политически слабые государства или государства, испытывающие текущие политические трудности. Сильное государство не позволяет иным государствам диктовать свою волю. Несогласные с этим тезисом могут ознакомиться со статистикой террористической деятельности в Китайской народной республике, или Корейской народно-демократической республике или Великобритании. На территории последней в наши дни, конечно, фиксируют деятельность схожую с террористической, но она:

А ведь в литературе отмечалось неоднократно, что террористический акт с использованием взрывчатых веществ - эффективен, эффектен, безопасен для террористов, не требует серьезных финансовых инвестиций, не нуждается в специальных знаниях. Ответ на вопрос почему же в Великобритании террористы перестали совершать террористические акты с использованием взрывов очевиден.

Стратегия противодействия террористической деятельности это комплекс мер внутренней политики, направленный на преодоление причин, влияющих на террористическую активность. Рассматриваемые причины можно сгруппировать в несколько групп.

Группа политических причин, характерных для всех стран, содержательно сводимая к совокупности следующих факторов:

Группа политических причин, характерных для нашей страны, содержательно сводимая к совокупности следующих факторов:

Группа экономических причин, предопределяемых совокупностью следующих факторов:

Группа социально-психологических причин, предопределяемых совокупностью следующих факторов:

Более подробное противодействие терроризму на стратегическом уровне явно выходит за пределы нашего исследования, так как повторимся определяется силой власти в государстве. Сильное государство терроризма не боится, потому что иные государства опасаются координировать террористическую деятельность на его территории. Неудивительно, что основная научная дискуссия о способах противодействия террористической деятельности на стратегическом уровне сводится к спору о целесообразности использования вооруженных сил против терроризма.

Как видно алгоритм эффективного противодействия террористической активности содержательно совпадает с алгоритмом построения идеального государства, поэтому стратегическое направление противодействия террористической деятельности значимо, но исследовательский акцент необходимо сосредоточить на тактической составляющей противодействия террористической деятельности.

Тактический уровень противодействия террористической активности

Тактический уровень противодействия террористической активности представлен тремя блоками:

Алгоритмы правоохранительной деятельности прежде всего предопределяются криминалистическими способами эффективного расследования конкретных видов преступлений. Криминалистическая составляющая традиционно и нашла адекватное отображение в современной научной литературе.

Общие вопросы природы предупреждения и профилактики преступности. Разработка мер предупреждения и профилактики преступности и отдельных преступлений - конечный результат и показатель эффективности всех исследований сложного феномена преступности.

В учебной литературе термины "предупреждение" и "профилактика" зачастую трактуются как идентичные, но вряд ли такое положение можно признать удовлетворительным, ведь за каждым термином, как верно замечает А.И. Долгова, стоит разное содержание.

Термин "предупреждение" относится к воздействию на лиц, готовящих или уже совершивших преступления, на нейтрализацию причин и условий совершения конкретных преступлений, а "профилактика" - термин, обозначающий защиту личности и общества от преступных посягательств.

Профилактика преступности - это система мер воздействия на широкий круг лиц в целях минимизации уровня преступности, нейтрализации ее детерминант и защите от преступлений личности, общества и государства.

В структуре профилактики преступности, по мнению ученых, можно выделить три ее вида: общая профилактика преступности, специальное (групповое) предупреждение, направленное на определенные группы лиц, и индивидуальная профилактика, объектом воздействия которой является конкретное лицо.

Общая профилактика в своем содержании представлена комплексом мер с достаточно размытой, слабоформализируемой составляющей. В некоторой степени можно утверждать, что общая профилактика есть политическая составляющая противодействия преступности.

Индивидуальная профилактика может выступать объектом научного исследования разве, что на уровне методологическом: предмет, задачи, принципы, методы, так как объектом научного исследования могут являться только закономерности, а не частности. Сказанное правда не исключает целесообразность использования достаточно общих алгоритмов в виде разработанных инструкций в рамках индивидуальной профилактики.

В силу сказанного представляется, что наибольший ценностный потенциал имеет специальное (групповое) предупреждение преступности.

Федеральный закон от 23.06.2016 N 182-ФЗ "Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации" в ст. 5 говорит о том, что субъектами профилактики правонарушений являются:

1) федеральные органы исполнительной власти;

2) органы прокуратуры Российской Федерации;

3) следственные органы Следственного комитета Российской Федерации;

4) органы государственной власти субъектов Российской Федерации;

5) органы местного самоуправления.

Первоначальный вариант законопроекта "Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации" (2011 г.) в ст. 8 в качестве субъектов системы профилактики правонарушений в РФ определял:

1) федеральные органы государственной власти, органы государственной власти субъектов Российской Федерации, органы местного самоуправления и их должностные лица, а также подчиненные им учреждения, организации, службы, осуществляющие в пределах своей компетенции, в том числе на основе норм настоящего Федерального закона и иных нормативных правовых актов Российской Федерации, нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации и нормативных правовых актов органов местного самоуправления, профилактику правонарушений;

2) юридические лица, участвующие в системе профилактики правонарушений по согласованным с органами государственной власти и органами местного самоуправления направлениям профилактической работы либо по собственной инициативе в пределах и формах, определяемых законодательством в сфере профилактики правонарушений в соответствии с компетенцией и уставными задачами;

3) физические лица, участвующие в системе профилактики правонарушений в пределах и формах, определяемых законодательством в сфере профилактики правонарушений.

Вообще субъект правовой деятельности - это участник общественных отношений, обладающий определенными правами и обязанностями, которыми он наделен в связи с необходимостью выполнения определенных функций. В вышеупомянутом законе определены субъекты профилактики правонарушений и лица, участвующие в профилактике правонарушений. Лицам, общественным объединениям и иным организациям в ст.ст. 13 и 14 также предоставлены права и обязанности.

В зависимости от вида предупредительной деятельности различают субъектов общего предупреждения преступности, специального и индивидуального предупреждения и профилактики преступлений. Субъектами общего предупреждения может быть широкий круг государственных и негосударственных учреждений и организаций, общество в целом.

Субъектами специального (группового) предупреждения являются правоохранительные органы, государственные и негосударственные организации, общественные организации, фонды и ассоциации.

Субъектами индивидуального предупреждения и индивидуальной профилактической работы с потенциальной жертвой могут быть участковый уполномоченный полиции, представители органов опеки и попечительства, школьный психолог, работник центра психологической помощи и др.

По объему полномочий выделяют специализированные субъекты предупредительной деятельности и неспециализированные субъекты. К специализированным относят тех субъектов, у которых функция предупреждения преступности является основной либо профилирующей. К ним относятся ФСБ и его подразделения, Следственный комитет и его региональные управления, и отделы, органы внутренних дел, прокуратуры, суда, юстиции: Федеральной службы судебных приставов, Федеральной службы исполнения наказаний, подразделения Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков и др.

Соответствующие функции указаны непосредственно в законодательных актах. Так, ст. 2 Федерального закона от 07.02.2011 N 3-ФЗ "О полиции" в числе основных направлений деятельности указывает предупреждение и пресечение преступлений и административных правонарушений. Статья 8 Федерального закона от 03.04.1995 N 40-ФЗ "О Федеральной службе безопасности" гласит, что деятельность органов федеральной службы безопасности осуществляется, в том числе, и в направлении борьбы с преступностью.

К неспециализированным субъектам возможно отнести различные учреждения и организации (как государственные, так и негосударственные), которые в процессе своей деятельности также могут участвовать в предупреждении преступности в целом и в профилактике отдельных преступлений. Это и общественные организации, и фонды, религиозные объединения, частные охранные предприятия и службы безопасности, средства массовой информации, отдельные граждане, коллективы по месту работы или учебы и т.п., что также подтверждается законодательно, например, Федеральным законом от 02.04.2014 г. N 44-ФЗ "Об участии граждан в охране общественного порядка". Отметим, что негосударственные организации эффективно достигают своих целей благодаря гибкости и мобильности, свойственной децентрализованным системам. В свою очередь эффективность государственных организаций может предопределяться централизованностью и системностью воздействия.

Профилактика террористической активности.

Профилактика террористической активности преступлений может быть представлена комплексом мероприятий, направленных на решение рассматриваемой задачи, а именно:

Использование специальных алгоритмов фиксации и анализа информации об агрессивном поведении граждан с помощью сервисов доверия. Без сомнения, в той или иной степени функцию профилактики преступлений правоохранительные органы реализуют. Однако профилактический потенциал правоохранительных органов напрямую зависит от объема имеющейся информации, актуальной для целей профилактики. Именно информационный аспект является "ахиллесовой пятой" профилактики "сложных" преступлений. Неудивительно, что, например, одной из причин неспособности госслужб США противодействовать террористической активности американцами видится в неэффективности выявления потенциальных террористов.

Необходим механизм внесения в базы данных информации, поступающей от граждан об асоциальных действиях иных граждан. Оптимальными формами могут выступать:

В предстоящих исследованиях необходимо разработать алгоритм оценки личности, в отношении которой в базу данных будет вноситься информация о совершенных ею асоциальных действиях. Как определить, является ли рассматриваемая личность ситуационно асоциальный или асоциальность может быть признано свойством этого лица? Вероятно, на данный вопрос можно дать два ответа, каждый из которых имеет свою логику.

В первом случае возможно присвоить каждому асоциальному действию условную оценку (число, - назовем их условно "очки асоциальности"). Суммирование результатов оценки всех форм девиаций покажет уровень социальной опасности лица. Высокий показатель этой опасности должен выступать основанием профилактических действий в отношении рассматриваемого лица или мотивированного отказа от необходимости этих действий. Недостатком данной системы является тот факт, что выраженная экстравертированная личность может набрать большое количество очков асоциальности за счет совершения большого количества разнообразных действий, по сути не являюсь личностью асоциальной. В наибольшей степени это будет свойственно для гипертимного акцентуированного типа (по классификации К. Леонгарда, А.Е. Личко, П.Б. Ганнушкина).

Во втором случае мы используем прогрессивную шкалу условий оценки. К примеру, за первые случаи асоциального поведения лицу присваивается базовое число "очков асоциальности". За повторное совершение конкретной формы социального действия лицу присваивают "очки асоциальности" в кратном размере, по сути реализуя концепцию рецидива в чистом виде. Недостатком данной системы является тот факт, что лица с определенным комплексом психологических свойств тяготеют к частому совершению определенного вида социальных действий, не будучи личностями асоциальными, со сложившейся деструктивной картины мировосприятия. Так, выделяемые вышеназванными исследователями эпилептоидный тип тяготеет к агрессии в виде физического воздействия на третьих лиц и их имущество, истероидный - к коммуникативным эксцессам (скандалам, шумным ссорам, оскорблениям), циклоидный - к оскорблениям в разных формах и так далее.

Затронем один момент культуры нашего общества, в целом негативно относящегося к доносам. Сказанное проистекает как из коллективистской природы отечественной культуры, так и из её избыточной интеллигентно-морализаторской составляющей, со скрываемой нелюбовью ко всем институтам государства, а также культурно криминальной составляющей, пусть и искусственно, но также интегрированной в отечественную ментальность. Парадоксально совпадение установок у интеллигенции и криминалитета в негативном отношении к практик6е информирования правоохранительных органов.

Негативное отношение к доносам характерно для населения, в целом негативно относящегося к власти и как видно является категорией скорее субъективной. Доносы - механизм обратной связи населения с государством. Механизм этот необходим, а его целесообразность определяется нормами не общей, а специальной профессиональной этики. Негативное отношение к доносам со стороны личности естественно, позитивное отношение к доносам со стороны гражданина естественно не в меньшей степени.

Создание баз данных с использованием современных технических средств - объективный шаг контроля государства за своими гражданами во имя блага последних. Учитывая же, что асоциальность откорректировать на стадии формирования еще возможно, использование специальных алгоритмов фиксации и анализа информации об агрессивном поведении граждан с помощью сервисов доверия на сегодняшний день должно выступать основной формы профилактики любых преступлений.

Вывод. Использование специальных алгоритмов фиксации и анализа информации об агрессивном поведении граждан с помощью сервисов доверия можно считать универсальным.

Антикриминальная пропаганда преступлений террористической направленности в идеале должна быть стратегическим направлением профилактики любого вида преступности. Однако, как обычно имеется ряд нюансов.

Современное индустриальное общество ориентировано на либеральные ценности, среди которых выделяется отдельно свобода информации. Под свободой информации реально следует понимать право личности на получение любой информации, прямо не ориентирующей её (в виде призывов или рекламы) на преступную деятельность. Под свободой информации для значительного числа людей реально, прежде всего, понимается получение информации, в лучшем случае спорной с позиции морали и нравственности, в худшем -- противоречащей им.

Неудивительно, что, прикрываясь свободой информации, в доступ обывателям представляется информация и о преступлениях террористической направленности, но не с точки зрения их критики, а с позиции скрытой рекламы.

Прежде всего, фигура "бунтующего преступника" (которая является одновременно реальной и социально сконструированной), может быть даже соотносима с дилеммой "тварь я дрожащая или право имею", очень популярная среди лиц, формирующих ту самую основу террористических движений, которую исследователи называют "группа пассивной поддержки терроризма".

Современная массовая культура, прежде всего зарубежная, давно сформировала отдельную нишу, посвященную преступлениям террористической направленности с четко обозначенными областями, такими как:

Современная индустриальная цивилизация базируется на пропаганде корысти, насилия и безнравственности. Незаметно именно эти три явления стали системообразующими для мировосприятия среднестатистического обывателя. Информационный прессинг направлен на запугивание обывателя, стимулирования его эгоистического начала, высмеивания ценностей коллективистского общества (образа идеальных родителей, учителей, правоохранителей, правителей и пр.). Средства массовой информации в своей деятельности пытаются воздействовать на элементы негативной природы человека, делая невозможной политику реализации оптимального баланса в воспитании.

Практика пропаганды социально приемлемого восприятия феномена преступлений террористической направленности в целях профилактики уже продемонстрировала эффективность отдельных направлений этой пропаганды:

Эффективна антитеррористическая пропаганда, опирающаяся на распространение информации о негативной составляющей личности террориста, об её дефектности, её неполноценности как психологической, так и биологической. Неполноценный неудачник не может быть образом антигероя и злодея для обывателя, в том числе имеющего предрасположенность к террористической деятельности.

В силу сказанного становится понятным, что антикриминальная пропаганда террористической активности, которая в идеале должна быть стратегическим направлением профилактики рассматриваемого вида преступности в условиях современного общества либеральных ценностей реализована быть не может, что актуализирует необходимость использования иных форм профилактики рассматриваемых преступлений.

Вывод. Антитеррористическая пропаганда, сводящаяся к воспеванию общечеловеческих нравственных ценностей достаточно неэффективна. Антитеррористическая пропаганда, сводящаяся к высмеиванию образа личности террориста как неудачника, обладает профилактическим потенциалом выше среднего.

Виктимологическая профилактика террористической активности. Виктимологический аспект преступности крайне проблемная исследовательская сфера. Результаты исследований отечественных криминологов в области исследования жертв терроризма невелики. Не то чтобы не имеют ценности утверждения о том, что: "виктимологическая профилактика терроризма -- это сложная и многоплановая деятельность, которая призвана обеспечить готовность противостоять терроризму на основе специальных мер воздействия на его потенциальных жертв", "террористическая виктимность - это объективная возможность или способность ("предрасположенность") любого лица, в том числе и юридического, стать непосредственной или опосредованной жертвой терроризма или террористической деятельности" и т.п., скорее проблема в том, что как правило, дальше поиска методологических основ исследования не идут. А ведь можно утверждать, что именно виктимологический аспект, в конечном счете определяет понимание населением степени страдания пережитых жертвами террористического акта, а, следовательно, часто определяет саму эффективность этого террористического акта. Однако мало разработать правовые основы по оказанию обязательной государственной социальной, медицинской, психологической, правовой и иной защиты и помощи жертвам терроризма и террористической деятельности и реализовать их механизм на федеральном и региональном уровнях. Необходим определить адресный комплекс или хотя бы вектор воздействия на жертв террористических актов с целью виктимологической профилактики преступлений террористической направленности.

Адресность исключает общий подход, поэтому виктимологическая профилактика должна быть ориентирована на отдельные группы жертв преступлений террористической направленности. Использование типологического подхода и есть реализация идея адресности виктимологической профилактики.

Наиболее целесообразной типологией (Ахмедшина Н.В., 2011) жертв мы полагаем их деление на случайных и закономерных жертв, с различными формами виктимности. Под виктимностью следует понимать свойство лица, формируемое в процессе социализации и детерминирующее повышенную степень вероятности претерпеть вред от преступных действий.

На первый взгляд, так как террористический акт направлен на неопределенный круг лиц, именно этим создавая атмосферу страха, то жертвы террористического акта в подавляющем большинстве своем относятся к группе случайных жертв. Профилактику случайной виктимности реализовывать трудно, так как её границы установить можно только крайне приблизительно. Но это только на первый взгляд.

Действительно террористический акт направлен на неопределенный круг лиц, но необходимо учитывать, что во времени террористический акт может быть представлен совершенно несхожими стадиями, таких как:

На второй стадии уже можно говорить о закономерных жертвах последствий террористического акта, а значит и о полноценной виктимологической профилактике террористической активности.

Виктимность в форме анадаптации, как в целом и случайная виктимность, преодолевается информированием широкого круга лиц о наиболее выгодных и безопасных линиях поведения при пребывании в условиях непосредственной террористической угрозы. Государственные службы и работодатели должны обеспечить прохождение широким кругом лиц курсов повышения квалификации, направленных на преодоление или снижение виктимологических рисков в случае совершения террористического акта. Вот пример корпоративного задания для тематических антитеррористических курсов повышения квалификации "Обучение действиям в рамках защиты от терроризма должно быть адресовано всем участников на всех уровнях участия, поскольку эти люди являются членами скоординированного подразделения, в котором требуется командная работа. Фонд командной координации - это полное понимание индивидуальных заданий. Обучение поисковых команд может осуществляться без привлечения помощи специалистов; однако органы полиции, а также специализированные консультанты по вопросам безопасности могут оказывать помощь или провести дополнительное обучение. Тренировочные занятия должны включать полное объяснение плана действий, как в теории и на практике, чтобы обеспечить его эффективность."

Отметим, что в силу некоторой консервативности государственных органов, из-за свойственной им инерции-вялости или нежелания меняться, развиваться, или действовать, нежелание многих учреждений принять более точные последовательные алгоритмы достижения цели является иллюстрацией этой инерции". Следовательно, повышение квалификации в плане ликвидации и недопущения последствий террористических актов широкого круга лиц должно инициативно исходить больше от общественных, чем от государственных организаций.

Отметим, что виктимность в форме анадаптации преодолевается преимущественно простым информированием об эффективных моделях поведения в условиях террористической активности.

Виктимность в форме дезадаптации, проистекает из того, что имеющиеся модели поведения, как правило из-за избыточной пассивности оказываются неэффективными в условиях террористического акта. Пусть учения, проводимые МЧС в нашей стране и раздражают обывателей, но их бесспорную ценность могут подтвердить участники этих учений, сравнивающие эвакуацию из учреждения в первый раз и скажем в раз четвертый.

Навыки покидания опасного здания, в котором происходит чрезвычайное происшествие, алгоритм поведения под завалами, правила безопасности при обнаружении подозрительного предмета, правила поведения при химической и гидродинамической аварии, правила безопасного поведения в толпе, испытывающей страх традиционно выступают целью преодоления виктимности в форме дезадаптации, а знания этих алгоритмов -- виктимности в форме анадаптации.

Отметим, что виктимность в форме дезадаптации преодолевается преимущественно многократными повторениями в рамках учений, действий направленных на минимизацию последствий террористической активности.

Виктимность в форме легкомыслия также свойственна преступлениям террористической направленности и проистекает как правило из двух ситуаций:

Виктимность в форме агрессии наблюдается при попытке активно противостоять террористам. Так, во время террористического акта на Мюнхенской Олимпиаде 5 сентября 1872 года представитель команды Израиля М. Вайнберг вступил в схватку с террористами, но получив огнестрельное ранение был нейтрализован, впоследствии раненый М. Вайнберг снова напал на террористов, дав возможность одному из заложников сбежать. В завершении М. Вайнберг нокаутировал одного из террористов и нанес ножевое повреждение другому ножом, после чего был террористами убит.

Не менее характерный случай произошел при захвате пассажирского самолёта Ан-24Б рейса N 244 15 октября 1970 года. В ответ на усилия противодействия со стороны экипажа, террористами было сделано более двух десятков выстрелов, убита бортпроводница, ранены командира экипажа, штурман и бортмеханик.

Агрессивная виктимность может быть и залогом успешного противодействия террористам, примером чего могут выступить действия Э. Бахшиняна, в результате героических действий которого 10 сентября 1961 года была сорвана попытка захвата самолета Як-12М рейса N 44348 Ереван-Ехегнадзор. Самолет разбился около города Еревана, при этом погиб один из угонщиков, а остальные были схвачены и осуждены.

Мы рассмотрели пусть и единичные случаи успешного сопротивления террористам, но встречающиеся в практике противодействия рассматриваемому феномену нечасто. В основном агрессивная виктимность проявляется в попытках прямого неподчинения террористам, критике их поведения в их присутствии. Неудивительно, что одной из наиболее известных рекомендаций взаимодействия гражданских лиц с террористами является рекомендация избегания конфликта, недопущения провокаций, которые находящимся в состоянии эмоционального взвода террористам видятся почт в каждом активном поведенческом акте жертвы.

В целом же агрессивная виктимность для преступлений террористической направленности не свойственна.

В завершение отметим, что виктимологическая профилактика преступлений террористической направленности -- это экономичный и эффективный комплекс приемов противодействия террористической активности.

Вывод. Виктимологическая профилактика наиболее эффективна на групповом уровне, базирующемся на типологии жертв выраженной прикладной направленности.

Разработка планов, противодействия террористической активности на гражданских объектах. Рассматриваемая разработка планов противодействия террористической активности, в том числе стратегических, представляет из себя деятельность, направленную на планирование предотвращения террористического акта и деятельность по ликвидации его последствий, если он произошел. "Планирование предстоящего инцидента предполагает подготовку в надежде, что событие никогда не произойдет. Планирование включает сбор информации, анализ рисков, организацию, обучение, определение логистических потребностей и получение необходимых материалов и оборудования. Последующая деятельность должна включать все, что необходимо для оказания помощи представителям уполномоченных органов при расследовании инцидента, а также в восстановлении до состояния, в котором будут возобновлен нормальный режим функционирования". Познавательной основой разработки данных планов должен являться синтез двух ключевых элементов природы познания - интуиции и опыта.

Отдельно отметим, что планы противодействия террористической активности в настоящее время должны быть разработаны, к примеру, еще на стадии проектирования, если речь идет о планировании противодействия террористической активности посредством уменьшения вреда от неё. Так, "Проектировщик или аналитик должен дать разумную оценку действия различных по типу систем оружия, которые могли бы быть применены к рассматриваемой структуре. Рассмотрение разрушительного потенциала военных боеприпасов важно не только для проектирования защитных сооружений военного типа, но и для гражданских объектов, так как многие самодельные взрывные устройства (СВУ) есть либо украденное, либо брошенное оружие".

Хотя "основное внимание здесь уделяется неядерным взрывным устройствам, типичным для террористической деятельности", в настоящее время это можно признать недостаточным. Так, например, некоторые отечественные исследователи уже опубликовали результаты анализа, которые четко говорят, что "имеется полное основание считать, что акты терроризма на уральских ядерных объектах возможны".

Вывод. Планы противодействия террористической активности на уровне инструкций, схем проводимых тренингов и семинаров должны стать обязательной структурной частью документооборота предприятий, организаций и учреждений.

Практика контроля общественных организаций. Антитеррористическая политика, выражающаяся в принципе "никаких уступок и сделок с террористами", не исключает эффективных методов воздействия на общественные организации с выраженным радикальным потенциалом.

"Относительно простая тактика при сборе информации о группах, которые могут вызвать проблемы в будущем - это отслеживание писем-протестов от связанных с ними лиц. Почти каждая радикальная группа, в пределах и за пределами США, начала свою деятельность в качестве заинтересованной гражданской организации, которая впоследствии была радикализирована или породила выделившиеся радикальные группы."

Для нашей страны учет протестного потенциала общественных организаций также крайне значим, но имеет свою специфику. Значительное количество политически активных организаций имеют выраженную национальную природу землячеств, центров национальной культуры и национальной истории.

"С позиции контрразведывательной работы надо реально осознавать и то, что в любой момент эти организации могут стать базой для тех экстремистски настроенных лиц, которые могут сюда приехать и на их базе обосноваться и вынашивать планы совершения тех или иных терактов".

Гипотетически мы можем рассмотреть некоторые приемы эффективного контроля рассматриваемых радикальных организаций с выраженным террористическим потенциалом.

Эффективно противопоставить интересы одних радикальных групп другим, вызывав тем самым конфликт между ними. Сами по себе радикальные группы -- это сообщества скорее "беспокойных", а не "идейных", поэтому канализация негативной энергии в противостоянии с такими же группами отвлекает их от более социально опасной деятельности, например, террористической. При организации противостояния необходимо учитывать актуальность ограниченного конфликта между радикалами, что исключается при противоположности точек зрения. Так, крайне сложно погасить возникший конфликт между двумя религиозными общественными объединениями, например, между христианами и мусульманами. Гораздо менее энергозатратно урегулировать избыточно разгоревшийся конфликт между теми же мусульманами или христианами с одной стороны и политическими экстремистами, неважно патриотической или либеральной направленности, с другой.

Крайне перспективно проведение нагнетания напряжения между криминальным сообществом и представителями радикальных групп. Так, проведение дополнительных сверх обычного лимита оперативных мероприятий (обыски, задержания, выявление притонов, пресечение активности мелких и средних по размеру каналов наркотрафика) после совершенного в регионе террористического акта или акции протеста радикальных организаций включит механизм эскалации конфликта между рассматриваемыми сторонами. Учитывая же более высокий организационный и кадровый потенциал криминального сообщества по сравнению с группами радикальных девиантов, мы, провоцируя эскалацию с легко прогнозируемым результатом победы криминалитета, тем самым задействуя весьма эффективный механизм контроля террористической активности в регионе.

Без сомнения, приведенные методы крайне спорны с этической точки зрения, однако их эффективность возможно предопределит их задействование в пресечение террористической активности, пополняя перечень средств профилактики преступлений террористической направленности. Проблемой реализации этих методов мы видим не в природе этичности, а в высоких требованиях к политической воли власти и высокому профессиональному уровню работников МВД и ФСБ России.

Вывод: Практика контроля общественных организаций должна быть направлена на правильную канализацию как положительной, так и деструктивной энергии их участников

Система контроля населения и система финансовых санкций для лиц причастных к террористической деятельности. Вероятно, рассматриваемый вектор профилактики преступлений террористической направленности наиболее спорен. Идея рассматриваемого вида профилактики сводится к тому, что, желая безопасности, гражданин должен пожертвовать частичкой свободы. Приведем в качестве примера четыре законодательных акта разных государств.

Отдельно отметим эффективную в профилактическом аспекте деятельность Федеральной службы по финансовому мониторингу (Росфинмониторинг), которая в рамках исполнения пп. 2.1 и 2.2 ст. 6 Федерального закона от 7 августа 2001 г. N 115-ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма" организует деятельность по блокированию банковских счетов граждан и организаций, причастных к террористической деятельности. Напомним, что для внесения лица в список террористов достаточно (приведем для краткости только два пункта):

Вывод. Система контроля населения и система финансовых санкций в адрес лиц причастных к террористической деятельности -- объективные реалии сегодняшнего дня, найденный баланс между свободой и безопасностью, доктринальностью и целесообразностью.

Предупреждение совершения преступлений террористической направленности.

Предупреждение совершения преступлений террористической направленности может быть представлена комплексом мероприятий содержательно сильно отличающихся, но направленных на решение рассматриваемой задачи. Описываемый комплекс может быть представлен в виде деятельности, направленной на:

Режим в исправительных учреждениях как средство исправления преступника. Система профилактики не может быть эффективной без профилактики в пенитенциарной системе это аксиоматичное положение в теории, в последние десятки лет в практике пенитенциарной системы так же системно игнорируется.

В рамках профилактики рассматриваемых преступлений необходимо понимать, что в местах лишения свободы преступники-террористы делятся на две разнородные группы. Представители первой группы, незначительной по объему, гармонично интегрируются в криминальную среду меняя свои идейные террористические установки на не менее идейные криминальные. После отбытия наказания такой человек продолжает свою криминальную карьеру, но дистанцируется от террористических и экстремистских сообществ. С одной стороны, его общественная опасность снижается, с другой стороны агрессивность этого лица, в ходе террористического прошлого закрепившаяся на уровне психологического свойства, выливается в частые всплески жестокости в быту и в рамках его новой криминальной жизни.

Про представителей второй группы преступников говорят, что даже будучи признаны виновными и приговорены к тюремному заключению, они по-прежнему остаются опасными. Представители рассматриваемой группы способны только извлечь из отбывания наказания криминальный опыт, затрудняющий их поимку в будущем.

Представителю второй группы и в процессе отбывания наказания и после него отойти от привычной модели самоидентификации с борцом за все хорошее против всего плохого фактически невозможно. "Будучи членом террористической организации, он получает защиту от своего страха, и любое нападение на группу воспринимается им как нападение на себя лично, а каждая акция против организации извне соответственно усиливает групповую сплоченность".

Вывод. Режим в исправительных учреждениях как средство предупреждение преступлений террористической направленности конструкция весьма полемичная. На сегодня отбывание в местах лишения свободы часто только формально ориентируется на исправление личности, а порой вообще игнорирует эту возможность. Но сказанное является не следствием неэффективности пенитенциарной системы, а скорее следствием тех либеральных благоглупостей, которые доминируют даже в современной пенитенциарной практике, не говоря уже о послушной ведомственным правилам пенитенциарной науке.

Учитывая сказанное, можно говорить, что режим в исправительных учреждениях как средство предупреждения преступлений террористической направленности - это проблема, которую только еще предстоит решить.

Ликвидация или эффективная изоляция лица, осужденного за террористическую деятельность. На первый взгляд, ликвидация и изоляция рассматриваемого преступника выступает предметом не только предупреждения, но и профилактики террористической активности. На самом деле страх наказания вполне способен остановит формирующегося преступника-террориста.

Отметим научную решительность авторов, обосновавших бесперспективность профилактических мероприятий в отношении группы преступников, характеризующихся феноменом зависимого криминального поведения, в наиболее чистом виде проявляющимся у серийных преступников, но не чуждого и террористам.

"У зависимой личности никаких альтернативных линий поведения нет, и она не рассматривает никакой спектр возможностей. Перед ней только один путь, по которому она должна следовать, причем лицо может вполне осознавать, что этот путь вреден и для него, и для окружающих, что он нарушает нормы морали и права. Поэтому никакой ситуации выбора реально не существует ... Его поведение не избирательно и не свободно, даже самой ситуации выбора для него нет."

Целесообразность ликвидации (смертной казни) и эффективной изоляции (пожизненного заключения) как меры предупреждения преступлений террористической направленности, как и любой иной трудно оспорить. Нельзя совершить еще один террористический акт будучи уничтоженным или навсегда изолированным.

Хотя граждане традиционно позитивно относятся к смертной казни применительно к лицам, совершившим резонансные преступления, к каковым часто относятся террористические акты, целесообразность этого несколько спорна. Исследователи отмечают, "что по сравнению с эмоционально пресной информацией, эмоциональный материал обрабатывается более глубоко и интегрируется более широко в когнитивные (и, возможно, нейронные сети)". Неудивительно, что при рассмотрении резонансного уголовного дела в суде атмосфера судебного заседания часто близка к истерической, а следовательно, вероятность судебных ошибок крайне высока. Сказанное значительно понижает целесообразность физического уничтожения приговоренного, как меры необратимой.

Пожизненное заключение с одной стороны несет высокий уровень страданий заключённого, совершившего преступления террористической направленности, с другой стороны именно неестественность пожизненного пребывания в заключении делает вероятным трансформацию личности преступника в нечто иное. Естественно, что измениться в худшую сторону убежденному преступнику сложно, поэтому личностная трансформация скорее будет ему во благо.

Вывод. Ликвидация и эффективная изоляция преступника-террориста как эффективное средство предупреждения террористической активности может оспариваться разве, что политиками. Никогда не потеряет актуальности высказывание известного либерала А.Н. Рыбакова: "Нет человека, нет проблемы" ("Дети Арбата", 1987; "Роман-воспоминание", 1997).

Коррекционные психологические тренинги. Традиционно эффективность психологических тренингов определяется потребностью человека в достижении успеха в них. Однако часть преступников либо отрицает, либо принижает тяжесть содеянного ими. По результатам проведенного нами опроса осужденных доля отрицающих свою вину преступников составляет 64 %. Понятно, что применительно к названой группе традиционные стратегии психологического воздействия становятся неэффективными. Как же преодолеть неосознанное или осознанное нежелание человека оправдать совершение единичного и/или повторного преступления, для этого не признающего своей вины?

Необходимо понимать, что отрицание своей вины процесс в определенной степени объективный. Террорист формирует представления о себе как о носителе большого количества ценностей в различных сферах, демонстрирующих его успешность.

Представляет интерес оригинальная стратегия формирования у лица, осужденного за террористический акт убежденности в своей неуспешности как основы возможной личностной трансформации в лучшую сторону. Упомянутая стратегия содержательно сводится к следующим этапам:

Вероятно, данный алгоритм воздействия на личность лица, совершившего террористический акт, который фактически отрицает свою вину, сбрасывая её на провокационное поведение общества, свое тяжелое детство и прочее позволит достичь задач предупреждения совершения им новых преступлений террористической направленности.

Вывод. Коррекционные психологические тренинги с отрицающим вину клиентом ввиду обязательной включенности исследуемого в процесс будут интересны прежде всего участниками террористической деятельности истероидной акцентуации, с их готовностью быть в центре внимания, в том числе и в рамках психокоррекционных тренингов.

Классические коррекционные психологические тренинги в силу схожести их целевой аудитории будут иметь высокую эффективность при работе с некоторыми представителями "аморфного типа" личности террориста (обладающих высокой конформностью) в силу серьезного груза переживаний прошлого, свойственного ему.

Глава 2. Расследование преступлений террористической направленности: отдельные аспекты

2.1. Профилирование неизвестных лиц, совершивших террористический акт

Мы разграничиваем криминалистическое профилирование и профайлинг. Криминалистическое профилирование это процесс построения поискового описания неизвестного преступника, базирующееся на анализе отражения его личностных свойств в следах преступления. Профайлинг это аппаратный анализ эмоционального состояния лица, в контексте ситуации предполагающий наличие у него противоправных намерений. Реализация приемов профайлинга в противодействии терроризму подтверждено богатой зарубежной практикой, а также практикой отечественной, пусть и в меньшей степени.

В рамках криминалистического профилирования выделился ряд направлений, которые достаточно автономны. Среди этих направлений наиболее значимыми выступает профилирование личности преступника по следам совершенного преступления и профилирование личности по результатам его непреступной деятельности, прежде всего в цифровом пространстве.

Ранее говорилось, что под терроризмом следует понимать контркультурную идеологию системного нагнетания страха, посредством совершения преступных действий в виде насилия или угрозы его применения в отношении индивидуально неопределенных жертв, реализуемую субнациональными группами или секретными агентами третьих государств в целях дискредитации власти, направленную на запугивание граждан, подрывающую их веру в силу государства и выступающую как форма политической борьбы между государствами в асимметричном конфликте. Столь сложное определение необходимо для отграничения круга явлений, образующих крайне многоплановый феномен терроризма от родственных или внешне схожих с ним явлений и феноменов.

Отметим, что среди англо-саксонских исследователей есть мнение о спорности существования такого явления как терроризм, спонсируемый государством. В текущем параграфе речь идет о рядовом составе террористического движения, что делает неактуальным изучение фигуры куратора (заказчика) террористической активности в контексте проводимого исследования, а значит неактуальными споры о причастности государств к террористической активности. Та же самая ситуация свойственна и отечественным исследованиям личности террориста, в которых рассуждая об этой личности в целом авторы затрагивают только личностные особенности исполнителей террористических актов.

Почему же состоятельна идея существования типового профиля террориста? Прежде всего потому, что есть мнение о существовании элементов психопатии в структуре личности террориста. Зарубежные исследователи настаивают на психопатической составляющей личности террориста, хотя и признают, что уровень этой составляющей не может быть системообразующим. Учитывая, что преступная деятельность психопата есть объективно обусловленное отражение его личности вовне, можно говорить о принципиальной пригодности приемов профилирования, в том числе и криминалистического, при расследовании террористических актов.

"Серийность" как элемент преступного поведения террориста также проистекает из значимости этой незаконной деятельности для преступника, из её длящегося характера, получающего максимальную выраженность в событии очередного террористического акта.

Напомним, что получению эффективной техники профилирования очередной группы преступников предшествует очень долгое исследование этой группы, которое объективно ведется с помощью криминологического знания. Неудивительно, что индуктивные модели криминологического профилирования всегда предшествуют индуктивно-дедуктивным моделям профилирования криминалистического. На данный момент смоделированные криминалистические профили преступников-террористов, имеющие высокую эффективность, нам неизвестны.

Профилирование, неважно криминологическое или криминалистическое, базируется на типологическом подходе. Это естественно, ведь чем более однородная совокупность представлена в рамках одной типовой группы, тем конкретнее описание этой группы, тем меньше используется абстрактных и неконкретных понятий.

Наибольшей прикладной ценностью среди зарубежных типологий, по нашему мнению, обладает типология, включающая в себя следующие достаточно уникальные группы преступников-террористов: террорист-психопат; этнотеррорист; террорист-мститель.

Террорист-психопат кратко может быть охарактеризован следующим образом:

Этнотеррорист кратко может быть охарактеризован следующим образом:

Террорист-мститель кратко может быть охарактеризован следующим образом:

Профиль террориста-психопата включает в себя следующие типовые элементы:

Профиль этнотеррориста включает в себя следующие типовые элементы:

Профиль террориста-мстителя включает в себя следующие типовые элементы:

Криминалистическое профилирование фигуры террориста интересная и очень перспективная область исследований, если конечно абстрагироваться от фактора организатора террористической активности.

2.2. О некоторых признаках псевдотеррористических актов (обобщение зарубежного опыта).

Терроризм, как и любое социальное явление претерпевает эволюционные изменения. Время, когда относительно автономные группы террористов совершали террористические акты (стихийный терроризм), прежде всего, террористические взрывы, уже позади. Как показывает анализ практики расследования террористических актов, на смену стихийному терроризму приходит системный терроризм, под которым мы понимаем такую разновидность террористической деятельности, в которой наиболее активной стороной выступает иностранное государство, лоббирующее свои экономические, реже чисто политические интересы, организующее террористический акт на территории другого государства. Одной из разновидностей системного терроризма является терроризм корпоративный, точнее транскорпоративный, когда за террористическим актом стоит куратором (заказчиком) крупный банковско-производственный конгломерат, имеющий свои коммерческие интересы, на территории которой планируется совершение террористического акта. Терроризм сегодня становится обыденным инструментом геополитики и экономики.

Увеличение видового многообразия террористической деятельности породил интересный феномен, который в криминалистической литературе освещен достаточно слабо - псевдотеррористический акт, то есть преступное событие имеющее внешние черты террористического акта, но направленное не на дестабилизацию деятельности органов власти / международных организаций либо воздействие на принятие ими решений, а на достижение иных целей. Заказчиком псевдотеррористического акта выступает не внешняя сторона и не экстремистски настроенная социальная группа, а лица, имеющие достаточно высокий социальный статус и выступающие гражданами той страны, на территории которой организует псевдотеррористический акт, часто обладающие достаточными властными полномочиями.

Как известно в отношении псевдотерроризма как явления распространенного и объективного есть свои противники и свои сторонники.

Напомним о том, что в техногенной катастрофе в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года исследователи насчитывают четыре эпизода; попадание рейса 11 American Airlines в башню ВТЦ-1; попадание рейса рейса 175 United Airlines -- в башню ВТЦ-2; падение рейса 93 United Airlines, лишенного управления, в поле около Шанксвилл в штате Пенсильвания; попадание рейса 77 American Airlines в здание Пентагона. Современные исследователи, изучающие феномен терроризма (и, следовательно, псевдотерроризма) в процессе изучения события 11 сентября разделились на две группы.

Одна группа исследователей на нижеприведенных фотографиях поврежденного здания Пентагона видит обломки авиалайнера Boeing 757-223 и, следовательно, абсолютно уверена, что в данном случае мы имеем дело с террористической активностью. Вторая немногочисленная группа сторонников конспирологических версий отказываются увидеть на нижеприведенных снимках следы авиакатастрофы и наивно настаивает на псевдотерроритической природе данного события. Мы не будем навязывать своего мнения и попросим читающего на основании просмотра фотодокументов определиться с позицией.

Как и любое явление, псевдотеррористический акт обладает рядом признаков, отличающих его от сходных явлений. Так, в отличие от террористического псевдотеррористический акт обладает следующими выраженными признаками:

Гипотетическая проработка обстоятельств, которая может сориентировать следователя на то, что он имеет дело со случаем псевдотеррористического акта, на наш взгляд, является актуальной и целесообразной. Анализ террористических актов, произошедших на территории европейских государств в 2015-2016 годах показывает, что наличие большинства из названных в параграфе обстоятельств заставляет задуматься об их истинной природе.

А теперь перейдем к анализу типичных проблемных ситуаций, возникающих в ходе расследования терроризма.

Глава 3. Проблемно-поисковая следственная ситуация: понятие, структура и виды

Современную криминальную ситуацию в России вообще и по терроризму, в частности, очевидно, надо оценивать как крайне неблагоприятную для осуществления любых социально-экономических реформ. И хотя Генеральный прокурор РФ в докладе о состоянии законности и правопорядка в стране и работе органов прокуратуры в 2021 году говорит о положительных результатах в борьбе с преступностью, но обоснованно заключает, что "...добиться перелома в борьбе с преступностью только силами правоохранительных органов невозможно. Нужна государственная программа предупреждения преступности".1

Эта программа должна основываться на научных исследованиях криминальных ситуаций, адекватно разрабатываемых им методах раскрытия, расследования и предупреждения преступлений - как бы ухищренно они не совершались, и как бы проблемно не складывались исходные следственные ситуации, весь ход расследования дела.

Под этим углом зрения дальнейшего исследования требуют следственные ситуации, через разрешение которых и лежит путь к установлению истины по уголовному делу.

Впервые появившись в 60-е годы почти одновременно в работах А.Н. Колесниченко2 и В.К. Гавло3, учение о следственной ситуации продолжает развиваться, обогащая методику расследования преступлений новыми знаниями. Теоретические и практические разработки данной проблематики позволяют сделать вполне определенный вывод о возникновении новой и перспективной частной криминалистической теории - теории следственных ситуаций.4

По вопросу определения следственной ситуации среди ученых до сих пор нет единства точек зрения. На момент настоящего исследования существует более тридцати ее дефиниций. Состояние понятийного аппарата криминалистики на сегодня позволяет все многообразие точек зрения по вопросу о понятии следственной ситуации условно свести к трем позициям.

Согласно первой точке зрения, следственная ситуация представляет собой системное образование, формируемое сочетанием различного рода компонентов и функциональными связями между ними.

Другими авторами следственная ситуация определяется как мысленная динамическая модель, отражающая информационно-логическое, тактико-психологическое, тактико-управленческое и организационное состояние, сложившееся по уголовному делу и характеризующее благоприятный или неблагоприятный характер процесса расследования.

Очевидно, что в первом определении подчеркивается системный характер и значение объективных детерминант в развитии следственных ситуаций, что не исключает и существование субъективных факторов. Во втором определении выделяется субъективный фактор, что не исключает влияние объективных детерминант на генезис следственной ситуации.

Сравнительно недавно появилось еще одно определение следственной ситуации, согласно которому она рассматривается как степень информационной осведомленности следователя о преступлении, а также состояние процесса расследования, сложившееся на любой определенный момент времени, анализ и оценка которого позволяют следователю принять наиболее целесообразные по делу решения.

Полагаем, каждая из приведенных позиций авторов имеет право на существование, так как отражает различные стороны явления объективно-субъективного порядка, каким является следственная ситуация.

Еще большее многообразие взглядов обнаруживается у ученых по вопросу о том, какие именно элементы следует включать в содержание следственной ситуации.

Согласно одной точки зрения в содержание следственной ситуации включается обстановка расследования или определенное положение в расследовании, характеризуемое "... наличием тех или иных доказательств и информационного материала и возникающими в связи с этим конкретными задачами его собирания и проверки", "... значимой для расследования информации, которая принимается во внимание наряду с источниками ее получения", или как ". . . конкретная следовая картина, возникающая к моменту обнаружения признаков преступления".

Для вышеприведенных и подобных им взглядов примечательно то, что авторы в содержание следственной ситуации правильно включают такой ее компонент как обстановка, характеризующаяся наличием совокупности доказательств, фактических данных, суммой информации, следовой картиной. То есть, то главное, что определяет ее содержание - объем собранных сведений и их информационную значимость.

Представители другой точки зрения полагают, что в содержание следственной ситуации должны входить и другие элементы, компоненты, условия как равнозначные, например: оценка следственной ситуации, компоненты психологического, материального, организационного, технического характера, возможности судебных экспертиз, квалификация эксперта, опыт, трудолюбие следователя, наличие или отсутствие у него в производстве других дел, сроки расследования.

Наиболее полно такой подход рассмотрен Р.С. Белкиным, который выделяет в следственной ситуации "... компоненты 1) информационного; 2) психологического; 3) процессуально-тактического; 4) материального и организационно-технического характера".

На наш взгляд, следует согласиться с точкой зрения В.К. Гавло, полагающего, что такая позиция является чрезмерно широкой, "... ею охватываются не равнозначные по своей сущности компоненты, которые лежат за пределами "узла" следственной ситуации. То есть, той ее содержательной части, первоосновы, которая несет главную доказательственную и иную информацию, представляет совокупность фактических признаков деяния в их истинном правовом значении о происшедшем и расследуемом событии преступления, лице, его совершившем, и других обстоятельствах предмета доказывания. Лишь система фактических и иных данных действительно "диктует" следователю алгоритм выполнения задачи, показывая ход и отражая состояние расследования, независимо от того, болен следователь или утомлен, есть ли у него в производстве дела или нет, квалифицированный ли эксперт работает с ним или не очень и т.д. Эти факторы (условия), безусловно, имеют место в реальной действительности, могут оказать влияние на расследование (затормозить, ускорить), создать затруднительное положение, но они - не главные и лежат за пределами внешнего и внутреннего воздействия ситуации расследования как криминалистической категории".1

Более того, они являются объектом исследования других наук, например, НОТ2.

Теория и практика подтверждают необходимость учитывать в структуре следственной ситуации в качестве ее основных элементов:

1) следственные и оперативно-розыскные данные о способе, механизме, личности субъекта преступления, объекте и предмете преступного посягательства, личности потерпевшего, обстановке, мотиве, цели и других обстоятельствах расследуемого события преступления;

2) следственные и оперативно-розыскные данные в целом о расследуемом событии;

3) наличие доказательств о расследуемом событии и его отдельных обстоятельствах;

4) данные о возможной инсценировке расследуемого события;

5) сведения о противодействии следствию со стороны заинтересованных лиц;

6) сведения о возможных источниках получения фактических и иных данных;

7) данные об обстановке, в которой выявлено, возбуждено уголовное дело, начато расследование и проводятся первоначальные следственные и иные действия;

8) данные об обстановке, в которой ведется расследование после производства первоначальных следственных и иных действий;

9) данные, затрудняющие расследование, как следствие своеобразия обстановки и условий по сохранению отдельных доказательств1.

Предложенная В.К. Гавло структура элементов предметно раскрывает содержательную сторону следственной ситуации вообще и способствует определению так называемой проблемно-поисковой следственной ситуации, как ее классификационной ветви, в частности.

Впервые проблемная ситуация как разновидность следственной ситуации была выделена в классификации Л.Я. Драпкина. Он предложил дифференцировать следственные ситуации на пять классификационных подгрупп: проблемные; конфликтные; тактического риска; организационно-неупорядоченные; смешанные. В основе проблемных ситуаций, по мнению Л.Я. Драпкина, лежит, так называемая, семантическая (логико-познавательная) неопределенность, а сама проблемная ситуация - это своеобразное противоречие между знанием и незнанием, специфическое соотношение известного и неизвестного по делу, при котором искомое не дано и непосредственно в исходных данных не содержится, но находится в неоднозначной, вероятностной связи с уже установленными фактами, в какой-то мере ограничивающими и направляющими поиск решения1.

По поводу выделения в данной классификационной системе проблемных ситуаций в литературе было высказано мнение о некорректности именования их "проблемными". Авторы аргументируют свою позицию тем, что в расследовании нет и не может быть непроблемных следственных ситуаций: любая ситуация, с которой сталкивается следователь вплоть до окончания расследования, может быть рассмотрена как проблемная2. В связи с этим предлагается назвать подобные ситуации "ситуациями познавательного типа"3.

С данной точкой зрения трудно согласиться. Если следовать логике этих авторов, то нет смысла в классификационной системе выделять и конфликтные ситуации, так как бесконфликтного следствия практически не существует, а имеется лишь конфликт различной степени выраженности. Точно так же не было бы смысла выделять и ситуации тактического риска, так как риск утраты доказательств существует при расследовании любого уголовного дела. Поэтому любая следственная ситуация могла бы называться ситуацией тактического риска. Кроме того, нередко проблемная ситуация переходит в конфликт, под которым понимается осознаваемое людьми столкновение противоположных интересов, стремлений, взглядов, проявляющееся в их поведении. Это позволяет и сам конфликт рассматривать как разновидность проблемной ситуации. Для того и существует теоретическая конструкция, на наш взгляд, чтобы дать возможность при изучении однородных криминалистических явлений выделить и актуализировать проблему конфликта (в конфликтной следственной ситуации), проблему тактического риска (в ситуации тактического риска), проблему познания и поиска решений (в проблемно-поисковой следственной ситуации).

В качестве примера проблемной можно привести ситуацию, которая возникла в России в связи с деятельностью так называемых исламских банков. На сегодня такие банки в нашей стране существуют только в Республике Татарстан. Данная негативная ситуация возникла в силу ошибочного убеждения отечественных спецслужб в том, что исламские банки являются традиционными спонсорами международного терроризма. Это - по нашему мнению, глубокое заблуждение, неизбежно порождающее проблемную ситуацию познавательного типа в процессе познания данного правового явления. Практика показывает, что самыми активными клиентами исламских банков в Саудовской Аравии, Кувейте и Эмиратах являются именно США и Израиль, которые, как известно, "умеют считать деньги". Привлекательность этих банков состоит в том, что они вообще не берут проценты за кредиты, так как по Корану ростовщичество является тяжким грехом. Исламские банки финансируют строительство, промышленное производство и сельское хозяйство. При этом исламские банки становятся равноправными коммерческими партнерами перспективных бизнес-проектов. Серьезная экспертная служба исламских банков скрупулезно проверяет кредитную историю коммерческих предприятий в течение 6 месяцев, что делает реализацию таких бизнес-проектов надежным и весьма прибыльным делом.

Проблемно-поисковая ситуация характеризует познавательный аспект в развитии следственной ситуации. Это означает, что такая ситуация характеризуется "... отсутствием заранее определенной однозначной процедуры (способа) информационного поиска, жесткой программы принятия следователем решений и производства действий по делу. Независимо от категории уголовного дела и криминалистической характеристики преступления возникающая в процессе расследования проблемная ситуация всегда имеет одни и те же логический состав и структуру".1

Данная позиция не противоречит современным представлениям о ситуации и в психологии. Если раньше здесь проблемную ситуацию понимали как внешнее, иногда сугубо объективное, воздействующее на субъекта, или как "... сложный организованный субъективный образ объективной действительности, то введенная О.К. Тихомировым качественно новая характеристика ситуации - "неформальная, ценностно-смысловая структура, не сводимая ни к объективному, ни к субъективному" - развивает мысль А.Н. Леонтьева о том, что реальная психологическая ситуация порождается перекрещивающимися связями субъекта с миром".2

Проблемная ситуация характеризует определенное психическое состояние субъекта, возникающее в процессе выполнения такого задания, которое требует открытия новых знаний о предмете, способе или условиях выполнения действия. В связи с этим главным элементом проблемной ситуации является неизвестное, новое, то, что должно быть открыто для правильного выполнения поставленного задания, для выполнения нужного действия. Важнейшей характеристикой неизвестного как центрального элемента проблемной ситуации в отличие от искомого как центрального элемента задачи, является то, что неизвестное в проблемной ситуации всегда характеризуется какой-либо степенью обобщения. Кроме того, важным элементом проблемных ситуаций, без которого невозможно их успешно разрешать, являются интеллектуальные способности познающего субъекта.

Подчеркивая необходимость учета диалектики объективного и субъективного внутри проблемно-поисковой следственной ситуации (ППСС), В.К. Гавло отмечает, что под ней необходимо понимать "сложившуюся в ходе расследования обстановку, характеризующуюся состоянием интеллектуального и иного порядка затруднений следователя, когда он не может в данный момент установить обстоятельства расследуемого события на основе имеющихся фактических и иных данных и встает перед необходимостью увеличить их объем посредством известного в целях решения задачи уголовного судопроизводства. Перспектива получения их затруднена".

В проблемной ситуации исходные данные, условия должны привести к раскрытию неизвестного. Это последнее обнаруживается через свою связь с тем, что известно.

Из сказанного выше можно сделать вывод, что центральное место в проблемно-поисковой следственной ситуации занимает субъект познания, поскольку никакие ситуации в своей объективной представленности (т.е. без человека) не существуют. Объективно существуют факты, явления, события, но не ситуация. Эти факты составляют суть внешнего или внутреннего воздействия совершенного и расследуемого преступления, проявляющегося вовне как сигнал к действию.

Проблема ставится и разрешается субъектом познания, причем постановка проблемы и поиск ее решений - две неразрывно связанные стороны одного познавательного процесса. Отсюда и название данной классификационной ветви следственных ситуаций - проблемно - поисковые (ППСС).

В связи с этим представляется актуальной проблема разграничения понятий "следственная обстановка" и "проблемно-поисковая следственная ситуация". В криминалистической литературе под следственной обстановкой понимается "... наиболее стабильный компонент следственной ситуации, содержащий факторы, относящиеся к внешней среде расследования".1

Как видно из этого определения, понятие "следственная обстановка" значительно уже по объему и содержанию понятия "следственная ситуация", что может быть представлено соотношением "часть - целое". Несколько иное будет в соотношении понятий "следственная обстановка" и "проблемно-поисковая следственная ситуация". Проблемно-поисковая следственная ситуация (ППСС) является разновидностью психологической ситуации, которая рождается на пересечении целостного человека с окружающим миром, она и представляет человеку действительность в ее предметности и реальности. Психологическая ситуация многомерна и в этом плане сопоставима с понятием "образ мира". Психологическая ситуация есть результат взаимоперехода внешнего и внутреннего и в ней происходит "удвоение" - природные характеристики предметов становятся носителями ценностей и смыслов как внечувственных, системных качеств.

Из этого можно сделать вывод, что следственная обстановка является всего лишь одной из многих детерминант (внешней) в развитии ППСС. Диалектические методы познания позволяют правильно определить место и роль предметной и реальной действительности в многомерном пространстве проблемно-поисковой следственной ситуации.

С учетом сказанного, полагаем, проблемно-поисковую следственную ситуацию можно определить как наиболее психологизированный тип следственной ситуации, характеризующий определенный уровень психической активности познающего субъекта (оперативного работника, эксперта, следователя, прокурора, судьи) в процессе постановки и решения задачи преодоления информационной неопределенности по расследуемому уголовному делу.

Задача преодоления информационной неопределенности, на наш взгляд, тесно связана, но не совпадает по объему и содержанию с проблемой установления объективной истины по уголовному делу как цели доказывания. На наш взгляд, результатом решения проблемы полного преодоления информационной неопределенности и будет являться установление объективной истины по расследуемому уголовному делу. Именно эта цель доказывания в уголовном судопроизводстве будет определять вектор и динамику развития проблемно-поисковой следственной ситуации.

Далее возникает закономерный вопрос: какие элементы следует включать в структуру проблемно-поисковой следственной ситуации? На этот счет в юридической литературе предложены следующие решения.

Так, Л.Я. Драпкин предлагает включить в структуру ППСС два компонента: "1) совокупность неполных, недостаточных знаний и неизвестное искомое, сформулированное в общей форме; 2) специфическое познавательное отношение, возникающее между ними - отношение диалектического противоречия".1

В соответствии с данной концепцией он рассматривает динамическую структуру проблемной ситуации как процесс, состоящий из 4-х этапов. Содержанием 1-го этапа является поиск и обнаружение информации путем проведения следователем различных процессуальных, организационно-подготовительных и иных практических действий, а также осуществления предшествующих им мыслительных процедур и последующего анализа полученных результатов. Цель первого этапа заключается в создании информационного массива, который в силу ограниченной избирательности поиска может включать в свое содержание как полезные сведения, так и избыточные, и даже вредные (дезинформация).

Содержание 2-го этапа, соответственно, состоит в исследовании информационного массива и формировании исходных данных в ходе напряженной мыслительной деятельности следователя, использующего разнообразные логические методы, в том числе анализ, синтез, абстрагирование и др.

Третий этап - это определение (формирование) искомого. Формирование искомого осуществляется параллельно с этапом формирования исходных данных и органически связано с ним.

Четвертый этап, по Л.Я. Драпкину, и составляет собственно проблемная ситуация. Он дифференцируется на три подэтапа, два из которых осуществляются параллельно, а третий - сразу же после завершения двух предшествующих... Первый подэтап - это постановка проблемы, т.е. выделение и описание того элемента искомого, для установления и доказывания которого в распоряжении субъекта деятельности нет не только достаточной информации, но и сведений об очевидных ее источниках (носителях). Второй подэтап - определение ситуации. Определение следователем ситуации заключается в дальнейшем упорядочении информации, уже выделенной и в какой-то мере обособленной. Третий подэтап заключается в переходе от дифференцированных друг от друга ситуаций и проблемы к проблемной ситуации. На третьем подэтапе и завершается процесс осознания следователем проблемной ситуации, именно здесь потенциально существующие ситуации и проблема, объединяясь друг с другом, актуализируются и осознаются следователем и только после этого становятся проблемной ситуацией.1

Позиция Л.Я. Драпкина вызывает несомненный научный интерес, так как представляет собой одну из первых попыток рассмотреть проблемную ситуацию в дискретном состоянии. Однако необходимо заметить, что созданная им теоретическая конструкция весьма сложна и практически пользоваться ею очень трудно.

Так, совершенно очевидно, что постановка проблемы в проблемно-поисковой следственной ситуации происходит уже на первом этапе процесса познания в расследовании преступлений.

Например, формируя информационный массив по уголовному делу, обладая определенной базовой информацией (тезаурусом), в которой находит отражение личный и коллективный опыт, следователь, эксперт или оперативный работник уже ставит перед собой и решает одну из первых познавательных проблем - проблему избирательности восприятия.

Очевидно, что восприятие реальной обстановки при этом у следователя существенно отличается от восприятия эксперта. И дело здесь не столько в психологических свойствах познающих субъектов, сколько в избирательности восприятия, мотивированной потребностью. Потребность же, в свою очередь, определяет цель деятельности, и наоборот. Анализ данной диалектической взаимосвязи и составляет суть предметно - деятельностного подхода к исследованию проблемно-поисковой следственной ситуации.

Проблема избирательности восприятия различными познающими субъектами порождает ППСС уже на первоначальном этапе расследования.

Например, как известно, задачи и методы оперативно-розыскной деятельности существенно отличаются от задач и методов предварительного следствия. В орбиту познания следователя попадают только те обстоятельства, которые возможно проверить процессуальным путем.

Напротив, методы оперативного работника лишены процессуальных гарантий, его тезаурус по сравнению с тезаурусом следователя неизмеримо больше по своему объему и содержанию, а, следовательно, и пути решения проблемно-поисковой следственной ситуации у каждого познающего субъекта будут различны. Таким образом, мы видим, что постановка проблемы избирательности восприятия уже на первоначальном этапе расследования порождает, как минимум, два вида проблемно-поисковых ситуаций: оперативно-розыскных и следственных.

То же самое можно сказать еще об одном субъекте познания - эксперте, избирательность восприятия которого актуализирована специфическими задачами, решаемыми им в процессе доказывания. Познавательные трудности, возникающие, например, уже при наружном осмотре трупа, могут породить весьма сложные экспертные проблемно-поисковые ситуации, о чем речь пойдет в следующих главах настоящей работы.

Проблема избирательности восприятия порождается другой познавательной проблемой более высокого порядка - проблемой преодоления информационной неопределенности, которая априори заложена в расследовании любого уголовного дела и, в сущности, инициирует весь мыслительный процесс субъектов познания. В связи с этим, полагаем, весьма удачной представляется принципиальная блок-схема, предложенная В.К. Гавло, которая может быть успешно приложена и к задачам исследования проблемно-поисковых следственных ситуаций.

Так, в качестве основных этапов развития следственной ситуации он называет:

1. Оценку следственной ситуации: а) по способу и механизму совершения преступления; б) по личности субъекта преступления; в) по объекту и предмету посягательства; г) по мотиву преступления; д) иным признакам, которые входят в криминалистическую характеристику преступлений и отражают ход и состояние расследования.

2. Прогнозирование расследования.

3. Выдвижение и проверка следственных версий.

4. Фактические и иные данные, полученные в результате проверки следственных версий.

5. Новую следственную ситуацию и ее признаки ... цикл повторяется.

6. Задачи расследования выполнены.1

Развивая эту позицию применительно к проблемно-поисковым следственным ситуациям, выделим в данной блок-схеме основные этапы познавательной деятельности в раскрытии и расследовании преступлений:

I - первоначальный этап расследования, где 1) - постановка основной проблемы по уголовному делу - преодоление информационной неопределенности; 2) 3) - поиск решения проблемы, где 2 - сбор и обработка информации, 3 - стратегическое прогнозирование дальнейшего хода расследования; 4) постановка проблемы избирательности восприятия субъектов познания; 5) 6) 7) - поиск решения проблемы, где 5 - проверка и оценка фактических данных, 6 - выдвижение и проверка версий и 7 - дальнейший сбор и обработка информации.

II - дальнейший этап расследования, где 1^I) постановка основной проблемы на новом этапе познания - преодоления информационной неопределенности; 2^I) 3^I) - поиск решения проблемы, где 2^I - сбор и обработка информации, 3^I - тактическое прогнозирование. Цикл повторяется на заключительном этапе расследования (1^II) и этапе судебного следствия(1^III).

Приведенная блок-схема наглядно показывает, что в роли инспирирующей (запускающей) детерминанты в развитии проблемно-поисковой следственной ситуации выступает проблема преодоления информационной неопределенности по уголовному делу. Именно она инициирует познавательную деятельность в расследовании преступлений, активизирует поиск субъектом познания оптимальных решений. Поставленная проблема уже на первоначальном этапе расследования решается путем сбора и обработки информации, а также стратегического прогнозирования дальнейшего хода расследования. Проиллюстрируем данное положение на примере.

В дежурную часть Железнодорожного РОВД г. Барнаула поступило сообщение сторожа Дворца культуры ПО "Сибэнергомаш" о том, что 11.11.2008 года в 6 ч. 30 мин. на крыльце ДК им обнаружен труп мужчины в возрасте 20-25 лет с огнестрельным ранением головы. Перед прибывшей на место происшествия следственно-оперативной группой встала проблема преодоления полной информационной неопределенности: личность потерпевшего неизвестна, свидетелей происшествия нет и т.д. Именно этот момент следует считать началом развития проблемно-поисковой следственной ситуации, инициированной осмотром места происшествия. Очевидно, что до этого момента никакой следственной ситуации быть не может, так как нет субъекта, познающего его.

Следственно-оперативная группа (СОГ) преодолевает информационную неопределенность с помощью тактических комбинаций (следственных и оперативных тактических приемов), в том числе осмотра места происшествия, поквартирного обхода прилегающих к месту преступления домов, поиска возможных очевидцев события преступления и т.д. На данном этапе развития проблемно-поисковой ситуации сбор информации идет по пути количественного накопления, а сама познавательная деятельность участников СОГ носит стихийно-поисковый характер. В условиях такой информационной неопределенности следственный осмотр, как тактический прием, конечно же, является самым энергозатратным по времени и силам. К моменту окончания осмотра следователь, как руководитель СОГ, уже имел исходную информацию о событии преступления и мог, в связи с этим, осуществить стратегическое прогнозирование дальнейшего развития проблемно-поисковой ситуации по данному уголовному делу.1

Осуществить стратегическое прогнозирование - это значит: 1) определить общий характер расследуемого преступления; 2) найти аналог такого преступления в своей и коллективной профессиональной деятельности; 3) определить стратегическое направление расследования по уголовному делу; 4) наметить примерный алгоритм тактических комбинаций и т.д.

Проблема преодоления информационной неопределенности по расследуемому уголовному делу тесно связана с другой познавательной проблемой - избирательности восприятия участников расследования. Поскольку в отечественном уголовном процессе на следователя возлагается обязанность не только собирания, но и проверки-оценки доказательств, закономерно то, что вся собираемая информация рассматривается им с позиции допустимости и относимости доказательств. Это существенно усложняет роль следователя в разрешении проблемно-поисковой следственной ситуации в отличии, например, от следователя в США, на которого традиционно возлагается обязанность собирания, а на прокурора - оценки доказательств.

Дело в том, что имеющийся у следователя на момент исходной следственной ситуации информационный массив не позволяет должным образом дифференцировать и отсеивать поступающую информацию, в частности, с позиции ее относимости к расследуемому событию, что, в сущности, входит в содержание проверки и оценки доказательств.

В реальности две названные выше познавательные проблемы тесно связаны, поэтому отграничить их друг от друга можно только умозрительно. С помощью предметно - деятельностного подхода уже было показано ранее, что избирательность восприятия оперативного работника и следователя обусловлена характером и целями их деятельности. Поиск решения данной проблемы идет по направлениям 5) 6) 7), где 5 - проверка и оценка фактических данных; 6 - выдвижение и проверка версий; 7 - дальнейший сбор и обработка информации.

В приведенном выше примере это шло по следующей схеме: обнаруженные в ходе осмотра места происшествия предметы около трупа: шприц, студенческий билет на имя Калинина Г.И., выкидной нож кустарного производства и гильзы от пистолета "ТТ" - были оценены следователем как относимые к событию преступления. Это, в свою очередь, послужило основой для выдвижения следующих версий происшедшего:

1) Убийство совершенно из хулиганских побуждений группой студентов после общегородской дискотеки (закончилась в 23.00 - смерть потерпевшего наступила около 1 ч. 00 мин.).

2) Убийство - следствие выяснений отношений в среде наркоманов.

3) Убийство - результат криминальных "разборок" между членами одной преступной группировки.

Неотложные следственные действия и розыскные мероприятия сделали первую и вторую версии несостоятельными. В ходе проверки выдвинутых следственных версий была установлена неотносимость обнаруженных в ходе осмотра шприца и студенческого билета к событию преступления. В пользу третьей версии говорили следующие данные: "униформа" убитого, типичная для членов преступных группировок; способ убийства - из пистолета "ТТ", пользующегося большим спросом в преступной среде из-за своей "убойной" силы; обнаруженные возле трупа следы протектора от автомобиля иностранного производства. Дальнейшее развитие проблемно-поисковой следственной ситуации подтвердило правильность данной версии.

На этом первый цикл ППСС, соответствующий первоначальному этапу расследования, заканчивается, и начинается новый цикл - дальнейший этап расследования. Этот цикл также инициируется постановкой основной проблемы - преодоления информационной неопределенности, но на качественно ином уровне. Необходимо заметить, что данная проблема сохраняется вплоть до окончания судебного следствия.

На дальнейшем этапе расследования проблема информационной неопределенности решается двумя основными путями: 1 - дальнейшим сбором и обработкой информации; 2 - тактическим прогнозированием ситуации субъектом познания. Тактическое прогнозирование, в свою очередь, представляет собой логическую операцию, при которой реальная следственная ситуация сравнивается и сопоставляется с типовой ситуацией расследования для данной категории уголовных дел. Поиск аналогов реальных следственных ситуаций в прошлой профессиональной деятельности следователя и их сопоставление с универсальной моделью типичной следственной ситуации позволяет спрогнозировать развитие ППСС не только в процессе расследования, но и в суде.

Третий цикл проблемно-поисковой следственной ситуации также начинается с постановки основной проблемы познания и соответствует заключительному этапу расследования.

Четвертый цикл проблемно-поисковой следственной ситуации берет свое начало и заканчивается на этапе судебного следствия. Здесь также актуальна проблема информационной неопределенности, так как по сравнению с предварительным расследованием это уже вторичная реконструкция события преступления - здесь очень высок риск допущения гносеологических ошибок доказывания, связанных с воздействием на процесс познания в суде различных "возмущающих" факторов, например, фактора времени и психических состояний участников судебного разбирательства.

В соответствии с действующим уголовно-процессуальным законом суд не связан выводами следователя, содержащимися в обвинительном заключении, поэтому проблема избирательности восприятия судьи актуализирована самим характером процесса доказывания в суде, где жесткая регламентация судебного следствия предъявляет еще более строгие требования к оценке и проверке доказательств. Полагаем, и проблема преодоления избирательности информационной неопределенности, и проблема избирательности восприятия судьи, как субъекта познания, в равной мере инициируют развитие проблемно-поисковой ситуации судебного следствия. Поиск решений проблемы на данном этапе более ограничен, чем на предварительном следствии, так как арсенал познавательных средств (тактических комбинаций) у судьи значительно меньше. Проблемно - поисковая ситуация судебного следствия имеет более усеченный вид, чем ППСС предварительного расследования.

Основным познавательным инструментарием судьи является оценка и проверка данных, добытых в ходе предварительного расследования, поэтому, когда проблема информационной неопределенности в суде не может решаться способами, имеющимися в распоряжении судьи (например, при необходимости проведения дополнительных следственных или розыскных действий), судья направляет дело прокурору для устранения недостатков (фактически, тот же аналог дополнительного расследования), инициируя, таким образом, новый цикл проблемно-поисковой следственной ситуации.

Существенный научный интерес представляет вопрос о классификации проблемно-поисковых следственных ситуаций. Полагаем, существующие в криминалистической литературе классификации следственных ситуаций не могут быть в полной мере применены к изучаемому нами классу явлений именно из-за отсутствия четкого классификатора. При этом авторами предлагается целый ряд классификационных схем, в которых в качестве классификационных оснований в большинстве случаев выступают различные характеристики следственной ситуации.1

Так, в зависимости от характера и особенностей условий, обстановки, в которых протекает деятельность следователя, оперативного работника, судьи и эксперта, выделяют следственные, оперативно-розыскные, судебные и экспертные ситуации.

В зависимости от количества компонентов, составляющих ситуацию, их связей, взаимозависимостей - относительно простые (менее сложные) и более сложные.

На основе качественной характеристики возможностей достижения целей судебного исследования следственные ситуации делятся на благоприятные (способствующие расследованию) и неблагоприятные.

В зависимости от позиции подозреваемого, обвиняемого и других участников процесса авторы подразделяют следственные ситуации на конфликтные и бесконфликтные.

В зависимости от отношения к субъекту доказывания ситуации разделяются на идеальные и реальные, применительно к этапам расследования - первоначальные, последующие и заключительные.

Применительно к проблемно-поисковым следственным ситуациям, на наш взгляд, необходимо обратить внимание на следующие классификационные группы.

По уровню абстрагирования можно выделить типовые и реальные проблемно-поисковые следственные ситуации. Полагаем, данная классификация представляет собой вариант модельного подхода к исследованию проблемы следственной ситуации.

Возникает закономерный вопрос: может ли типовая ППСС претендовать на роль модели?

Изначально термин "модель" в философском значении слова означал "... аналог (схему, структуру, знаковую систему) определенного фрагмента природной или социальной реальности, порождения человеческой культуры - оригинала модели. Этот аналог служит для хранения и расширения знания (информации) об оригинале, конструирования оригинала, преобразования и управления им. С гносеологической точки зрения "модель" - это "представитель", "заместитель" оригинала в познании и практике. С логической точки зрения распространение модели на оригинал основано на отношениях изоморфизма и гомоморфизма, существующих между моделью и тем, что с ее помощью моделируется (изоморфный либо гомоморфный образ некоторого объекта и есть его модель)".1

Из данного определения вытекают следующие свойства модели: формализованность, структурированность и избирательность свойств объективной действительности, положенных в основу модели. Как справедливо отмечает Д.А. Степаненко, "... так как ни одна модель не может претендовать на статус полного, совершенного заместителя изучаемого объекта, формируя базовые мыслительные модели, выбирают наиболее существенные признаки объекта с учетом предмета исследования (в каждом случае он предопределен наличным объектом, подлежащим исследованию, и целевой функцией исследования, т.е. вопросами, которые в данной проблемной ситуации надлежит выяснить)".2

Типовая проблемно-поисковая следственная ситуация, на наш взгляд, обладает свойствами модели: формализованности, структурированности и избирательности, так как под ней обычно понимается "... обобщенная, основанная на сходстве криминалистических характеристик совершения и расследования преступлений обстановка, которая при заданных информационных и иных характерных данных объективно отражает внутреннее состояние, ход и условия расследования".3

Из этого определения следует, что типовая ППСС является результатом научного анализа реальных (конкретных) следственных ситуаций. Иначе говоря, в содержании типовой ППСС может быть включено только то, что разумно и знает о разумном. Поэтому ни внешняя природа, ни простое ощущение не имеют права на это название. Непосредственное, не очищенное разумным знанием ощущение всегда связано с определенностью природного, случайного, себе - самому - внешнего бытия, несет на себе признаки распада.

В отличие от типовой реальная (конкретная) следственная ситуация складывается при расследовании данного дела. Она всегда индивидуальна. Определяется множеством частных специфических черт обстановки расследования. Многообразие воздействующих на расследование внешних и внутренних факторов к определенному моменту следствия всегда формирует конкретную ситуацию как единое целое со всеми сложными связями и отношениями, их составляющих. Конкретная следственная ситуация обладает специфическим внутренним свойством - устойчивостью связей между элементами, ее составляющими.

Взаимосвязь типовой и реальной ППСС во многом обусловлена диалектической связью объективного и субъективного внутри самой системы, какой является следственная ситуация.

Так, например, реальная ситуация, связанная с расследованием грабежей, приобретая свойства константности, становится объектом научного познания частной криминалистической теории, а познанная с помощью научных методов реальная проблемно-поисковая следственная ситуация, приобретая свойство универсальности, становится типовой, то есть моделью в широком смысле этого слова. В то же время типовая модель, применяемая следователем для разрешения реальной следственной ситуации, воздействует на нее в виде алгоритмов поисково-познавательных средств.

Реальные проблемно-поисковые следственные ситуации могут быть классифицированы на типичные и атипичные. Основанием данного деления является повторяемость проблемы, порождающей данную следственную ситуацию, а также средств ее разрешения. В типичной ППСС находят свое отражение константные свойства повторяющихся следственных ситуаций, отраженные коллективным опытом следователей (экспертов, оперработников, судей и т.д.). Атипичные же "... формируются под влиянием факторов, не свойственных обычному течению события преступления и его расследованию".1 Атипичная проблемно-поисковая следственная ситуация в экспертной практике может вылиться в экспертный казус, в судебной - в судебный прецедент.

Иногда в криминалистической литературе предлагается деление следственных ситуаций на реальную и идеальную, где под последней понимается "... мысленная модель, создаваемая субъектом доказывания в процессе изучения реальной ситуации".2 Данная позиция основывается на тождественности понятий "образ" и "модель", хотя, очевидно, что понятие "модель" - значительно более сложное и многомерное, чем "образ".

Дифференциация проблем познания на различных этапах расследования позволяет выделять проблемно-поисковые ситуации первоначального (исходные ППСС), дальнейшего, заключительного этапов расследования, а также ППСС судебного следствия. Необходимость и научно-практическое значение такой классификации заключается в том, что проблема преодоления информационной неопределенности по уголовному делу сохраняется с различной степенью трансформации на всех этапах расследования, в том числе на этапе судебного следствия.

В зависимости от познающего субъекта можно выделить оперативно-розыскные, следственные, экспертные и судебные ППСС.

По степени информационной определенности проблемно-поисковые следственные ситуации можно классифицировать на детерминированные и рандомизированные. Данная классификация позволяет в генезисе следственной ситуации учесть как детерминизм, так и случайность.

Детерминизм в проблемно-поисковой следственной ситуации предполагает наличие четкой корреспондирующей связи между элементами криминалистической характеристики расследования и криминалистической характеристики преступления. Иначе говоря, когда ситуация преступления четко детерминирует развитие следственной ситуации.

Так, по приведенному выше примеру обнаруженные при осмотре места происшествия предметы и полученные в результате проведенных оперативно-розыскных мероприятий данные позволили установить следующее: наличие у потерпевшего значительного денежного долга, личности кредиторов, многочисленные факты угроз расправы в случае невозврата долга и т.д. Все это, в конечном итоге, определило вектор дальнейшей поисковой работы следственно-оперативной группы и обусловило развитие проблемно-поисковой следственной ситуации в жестко детерминированном режиме.

Иначе развивается ППСС в случае, когда закономерные связи в ситуации преступления и следовой картине оказывается непознанными. Именно при расследовании неочевидных преступлений чаще всего и возникают так называемые рандомизированные проблемно-поисковые следственные ситуации. Отсутствие внутренних детерминант в информации о совершенном преступлении заставляют познающего субъекта интуитивно прибегать к "методу рандомизации".

Рандомизация (от английского "random"- случайный) - термин, заимствованный из теории игр, означающий сознательное внесение случайного элемента в какой-то процесс. Теория игр исторически развивалась интенсивно. Она умела описывать случаи, когда участников конфликта не два, а много. Более того, участники конфликта могут вступать в коалицию друг с другом так, чтобы их интересы совпадали. Но всегда остается справедливым такой вывод: если игра не содержит никакой неопределенности, если это игра с "полной информацией", то наилучшее решение в каждой ситуации строго определено и не нуждается в рандомизации. И, наоборот, если в игре есть элемент неопределенности (к примеру, вносимый противником), то наилучшее решение носит в общем случае случайный или рандомизированный характер.1

Данное положение напрямую относится к предварительному расследованию, когда имеются не два, а много противоборствующих сторон: преступники, оперработники, следователи, защитники и т.д., а также элементы неопределенности, вносимые противниками - например, инсценировка самоубийства, маскировка подлинного предмета преступного посягательства, тактические приемы допроса и т.д.

Полагаем, что в этом случае как раз и идет речь о рандомизированных (абсолютно-неопределенных) проблемно-поисковых следственных ситуациях, то есть, о ситуациях с неполной, лишенной внутренних детерминант, информацией.

Какие же способы существуют для разрешения подобных ситуаций?

В качестве иллюстрации заслуживает внимание пример, опубликованный в 1943 г. в монографии американских ученых Д. Неймана и О. Моргенштерна "Теория игр и экономическое поведение". "Данный пример относится к столкновению между Шерлоком Холмсом и профессором Мориарти. Напомним, что Шерлоку Холмсу пришлось бежать от своего врага в Дувр и дальше во Францию. Но успех бегства с самого начала оказался под вопросом: отъезжая, на перроне Холмс увидел Мориарти, и ему стало ясно, что неизбежна погоня на специальном поезде. У Холмса были две возможности: ехать все же в Дувр или высадиться в Кентенберри, единственном промежуточном пункте, где поезд делал остановку. Те же две возможности были и у его преследователя. Какое решение должны принять оба участника конфликта?

Прежде всего, нужна какая-то количественная мера происходящего, чтобы Холмс остался в живых, а Мориарти добился успеха. По Нейману и Моргенштерну решение задачи таково: обоим участникам следует рандомизировать свое поведение. Мориарти должен с вероятностью 3/5 оказаться в Дувре, а с вероятностью 2/5 - в Кентенберри. Холмс, наоборот, с вероятностью 3/5 в Кентенберри и 2/5 - в Дувре. Но как практически реализовать эту рекомендацию? К примеру, так: Мориарти должен взять круглую палочку и выстругать на ней пять одинаковых граней. Три из граней Мориарти должен пометить крестиками и бросить на перрон. Если палочка упадет на помеченную грань, то Мориарти должен ехать до Дувра, а если на чистую - до Кентенберри. В свою очередь Холмс должен пометить только две грани, а в остальном поступать также".1 Это вполне согласуется с основными постулатами теории вероятности.

Подобная рандомизация в ситуации расследования в условиях неочевидности может быть применена, например, при выдвижении пяти равнозначных версий о событии преступления, обеспеченных одинаковым объемом информации по уголовному делу. Причем, чем больше преступник склоняется к детерминированному способу совершения преступления, тем больше он дает шансов следователю изобличить его, и наоборот, если в совершенном преступлении присутствует элемент случайности - эта задача следователя значительно усложняется. Случайная замена одного наилучшего решения многими, которые следует применять следователю с оптимальными частотами - один из вероятных способов разрешения рандомизированной ППСС.

При разрешении рандомизированных проблемно-поисковых следственных ситуаций большое значение имеет интуиция познающего субъекта. "Психологи уже давно заметили, что человек в своих рассуждениях, как правило, пренебрегает размерами случайной выборки, переоценивает вероятности малоправдоподобных (особенно угрожающих) событий. Более того, человек может сознательно освоить и применять в научных расчетах законы математической статистики, но в интуицию они не входят".1

Примером данного теоретического положения может послужить интуиция оперработника, осуществляющего выборочный поквартирный обход в многоэтажном доме, прилегающем к месту преступления. В своей поисковой деятельности он руководствуется не законами математической статистики, а интуитивными предположениями - в какой квартире вероятнее всего можно получить нужную информацию. В связи с этим ошибки интуиции, которые часто возникают при данной форме мышления и о которых речь пойдет несколько позднее, по своей сути, являются ошибками рандомизации.

Метод рандомизации может быть применен не только в ситуациях с неполной информацией, но и в условиях достаточной информационной осведомленности сторон об образе действий противника.

Например, преступник-рецидивист, знакомый с методами раскрытия преступления, и оперативный работник, осведомленный об основных психологических уловках допрашиваемого. Бесконечное количество проблемно-поисковых следственных ситуаций в этом случае делают попытку рассмотреть их все полностью с целью отыскания оптимального тактического приема допроса практически неосуществимой. Поэтому при выборе тактики допроса оперативный работник интуитивно прибегает к методу случайного поиска - рандомизации. Здесь прослеживается прямая аналогия с шахматами.

Так, положение всех фигур на шахматной доске известно обоим противникам. И, значит, в каждой позиции можно указать ход, который приводит к выигрышу за минимальное число ходов (или, скажем, к проигрышу за максимальное, если позиция хуже). Но то, что возможно в принципе, отнюдь не всегда осуществимо технически. Поэтому шахматист и прибегает к методу случайного поиска удачного, на его взгляд, хода.

К сожалению, метод рандомизации как способ разрешения проблемно-поисковых следственных ситуаций в условиях неполной информации при определенных положительных моментах имеет и существенные недостатки, не позволяющие его сделать основным в деятельности следователя.

Так, в ситуациях, когда выдвигаются многочисленные версии совершения преступления, исследователь неизбежно наталкивается на отсутствие необходимых количественных характеристик. Кроме того, абсолютизация метода рандомизации в расследовании преступлений означает абсолютизацию роли случайности в поисково-познавательной деятельности оперработника или следователя, что, конечно же, недопустимо.

Отсюда закономерен вопрос - существует ли возможность прогнозировать развитие проблемно-поисковых следственных ситуаций с учетом того, что в их генезисе в равной степени проявляются детерминизм и случайность?

Получить ответ на этот вопрос можно с помощью методов другой частной криминалистической теории - теории криминалистического прогнозирования.

Глава 4. Проблемно-поисковые следственные ситуации и теория криминалистического прогнозирования

Если учение о следственной ситуации уже давно оформилось в частную криминалистическую теорию, то теория криминалистического прогнозирования представляет собой гораздо менее разработанный блок криминалистических проблем. Между тем, основные концептуальные положения настоящего исследования, так или иначе, актуализируют проблему исследования роли и возможности прогнозирования в решении криминалистических задач. Актуальность разработки данной проблемы связана, по меньшей мере, с несколькими обстоятельствами.

Во-первых, расширяющаяся интеграция наук, появление новых отраслей знания на стыке смежных научных проблем, которыми отмечен особенно конец ХХ и начало ХХ1 столетия, ставят задачу переосмысления господствующей парадигмы криминалистики в соответствии с быстроизменяющимися объективными условиями и потребностями правоохранительной деятельности.

Во-вторых, возникла необходимость определить место проблемно-поисковой следственной ситуации в криминалистическом прогнозировании.

Теория криминалистического прогнозирования, полагаем, является удачным вариантом интеграции психологии, психиатрии, криминалистики, кибернетики и т.д. При этом ситуационный анализ в исследовании криминалистических явлений, полагаем, должен выполнять ведущую роль в методологии данной частной научной теории.

Формирование теории криминалистического прогнозирования можно, на наш взгляд, рассматривать как результат экстраполяции на проблемы раскрытия и расследования преступлений знаний, накопленных другими науками.

В исследовании вопросов прогнозирования особенно преуспела криминология.1

В той или иной степени к проблеме прогнозирования обращались в своих трудах и криминалисты: например, Г.Н. Мудьюгин, рассматривающий вопрос предвидения развития следственных ситуаций, связанных с исчезновением потерпевшего2; И.М. Лузгин - при изучении вопросов моделирования в расследовании преступлений3; Р.С. Белкин, предложивший структуру будущей теории криминалистического прогнозирования4; В.К. Гавло, рассматривающий прогнозирование в качестве структурного элемента следственной ситуации5 и многие другие6.

К числу специальных трудов, появившихся сравнительно недавно и посвященных вопросам криминалистического прогнозирования следует отнести работы Л.Г. Горшенина.

Следуя своему концептуальному подходу к проблеме, Л.Г. Горшенин выделяет два уровня прогностических исследований - теоретический и прикладной. Теоретический уровень, по его мнению, составляет система основных идей, обобщающих опыт и практику прогнозирования, отражающих объективные закономерности этого процесса.

Прикладное прогнозирование включает в себя использование методов прогнозирования в повседневной деятельности по борьбе с преступностью. В соответствии с этим положением формулируются общенаучные задачи криминалистического прогнозирования:

- прогнозирование новых научных проблем;

- прогнозирование перспективных и приоритетных направлений и тенденций в криминалистике;

- прогнозирование сроков решения научных проблем;

- прогнозирование материальных затрат в области научных исследований;

- прогнозирование результатов возможного применения тех или иных специальных разработок;

- прогнозирование факторов, способствующих развитию или тормозящих развитие криминалистики и отдельных ее направлений.

К частнонаучным задачам Л.Г. Горшенин относит разработку методов и посторонних методик прогнозирования развития:

- элементов прогнозируемых механизмов преступлений;

- закономерностей собирания, исследования, оценки и использования прогнозируемых доказательств;

- специальных средств и методов судебного исследования и предотвращения преступлений;

- закономерностей процесса разработки криминалистических прогнозов.1

Обращая внимание на частнонаучные задачи теории криминалистического прогнозирования, можно заметить, что объектами прогнозирования здесь выступают явления, имеющие ситуационную природу: например, механизм преступления. При этом автор не отрицает и возможность прогнозирования следственных ситуаций, которые, по его мнению, могут выступать:

"1) Как объекты криминалистической прогностики;

2) Как прогнозный фон для разработки прогнозов в области следственных действий, методики расследования преступлений".

Между тем, Л.Г. Горшенин, так или иначе, связывая возможность прогностики с системностью и ситуационностью явлений, не включает ситуационный анализ в методологию теории криминалистического прогнозирования. В связи с этим, полагаем, данная теоретическая конструкция нуждается в определенной корректировке.

В предыдущей главе уже шла речь о том, что прогнозирование (стратегическое и тактическое) логически входит в структуру проблемно-поисковой следственной ситуации, выступая одним из многих направлений поисково-познавательной деятельности субъекта. При этом необходимо заметить, что прогнозирование в таком качестве не может выступать ни как предмет, ни как метод частной криминалистической теории. Более того, представляется очевидным, что прогнозирования, как метода познания, вообще не существует, а речь может идти лишь об одном из векторов познавательно-поисковой деятельности, базирующемся на системе общих и частных научных методов: системном и ситуационном, методе Делфи, методах экстраполяции, методе коллективной генерации идей, методе моделирования и др.

Поскольку прогнозирование входит в структуру проблемно-поисковой следственной ситуации, сама категория "следственная ситуация", на наш взгляд, должна быть включена в предмет данной частной криминалистической теории, а ситуационный анализ, как общенаучный метод, должен логически войти в параграф 4 главы I примерной структуры теории криминалистического прогнозирования "Методология и методы теории", предложенной Л.Г. Горшениным.

Что же представляет собой прогнозирование, как элемент структуры проблемно-поисковой следственной ситуации? Трудности в понимании данного явления связаны, прежде всего, с определением самого понятия "прогноз" и существующей множественностью критериев деления.

В современной литературе криминалистический прогноз определяют как научно обоснованное суждение о предполагаемых состояниях криминалистически значимых объектов.

В специальной литературе рассматриваются различные классификации прогнозов.

Так, С.М. Ямпольский, Ф.М. Хилюк и В.А. Лисичкин классифицируют прогнозы по 18 критериям, выделяя 50 их типов.

Например, по объекту прогнозирования различают технико-криминалистические, тактико-криминалистические, методико-криминалистические прогнозы. По продолжительности сроков прогнозирования - текущие (до 1 года); краткосрочные (1-2 года); среднесрочные (3-5 лет); долгосрочные (10-15 лет). По функциям - исследовательские, программные, организационные. По области реализации - научные, практические. По содержанию - микро- и макропрогнозы. По цели - нормативные и поисковые.

На последнюю классификацию необходимо обратить особое внимание.

Поисковые прогнозы разрабатываются для выполнения характеристик прогнозируемых криминалистически значимых объектов, для установления тенденций их развития. Посредством нормативных прогнозов определяют способы и сроки достижения этих характеристик. Сюда относятся прогнозы в области методики расследования преступлений, тактики производства следственных действий.

В связи с исследованием природы проблемно-поисковой следственной ситуации можно выделить еще один критерий классификации прогнозов применительно к задачам предварительного расследования преступлений: по уровню информационной обеспеченности прогноза. В соответствии с данным основанием деления, на наш взгляд, следует различать стратегический и тактический криминалистические прогнозы.

Стратегическое прогнозирование, при их внешнем сходстве, следует отличать от эмпирического предвидения. Эмпирическое предвидение - это предсказание возможного состояния объекта, основанное на данных органов чувств и интуиции.

Стратегическое прогнозирование - это предвидение, под которым понимается научно обоснованное суждение о возможном ходе расследования уголовного дела, которое имеет в своей основе разработанную методику расследования преступлений отдельного вида.

С данным видом прогнозирования исследователь сталкивается уже на первоначальном этапе расследования, когда исходной информации по делу недостаточно, но разработанные криминалистические методики позволяют определить примерный алгоритм тактических операций, который необходимо провести в будущем, исходя из характера совершенного преступления и имеющейся следовой картины. Наличие методики расследования данного вида преступлений как раз и будет определять основное направление поисково-познавательной деятельности по уголовному делу.

Тактическое прогнозирование в своей основе имеет большую информационную обеспеченность, чем стратегическое, и представляет собой логическую операцию по анализу реальной следственной ситуации и ее сопоставлению с типовой проблемно-поисковой ситуацией расследования отдельного вида преступлений. Иначе говоря, тактическое прогнозирование - это сравнение полученных в ходе расследования фактических данных с моделью, которой, по сути, и является типовая проблемно-поисковая следственная ситуация.

Оба вида прогнозирования выполняют важную роль в разрешении проблемно-поисковых следственных ситуаций. Если стратегическое прогнозирование определяет общий вектор развития поисково - познавательной деятельности по уголовному делу, то тактическое прогнозирование, имея дискретный характер, позволяет проследить развитие проблемно-поисковой ситуации на каждом этапе расследования.

Так, орган дознания, передавая дело следователю, на основе добытых доказательств прогнозирует развитие проблемно-поисковой ситуации дальнейшего этапа расследования. Следователь, передавая оконченное дело в суд, прогнозирует развитие ППС С судебного следствия.

Что же входит в содержание процесса прогнозирования?

В литературе принято выделять две стадии данного процесса. В первую, соответственно, входят следующие элементы:

1) определение объекта прогнозирования, его основных характеристик и параметров;

2) определение прогнозного фона;

3) составление координационного плана;

4) разработка основания для прогнозирования.

Содержание второй стадии составляет:

а) прогнозная ретроспекция - это этап, на котором исследуется история развития объекта прогноза;

б) прогнозный диагноз, посвященный систематизированному описанию объекта прогнозирования и прогнозного фона;

в) проспекция, где по результатам диагноза разрабатываются прогнозы объекта прогнозирования;

г) моделирование;

д) верификация как этап оценки достоверности и точности прогноза.1

Одной из актуальных проблем в связи с этим является проблема использования в криминалистическом прогнозировании математического аппарата.

Попытки разработать универсальные математические модели, пригодные для выполнения задач криминалистической прогностики, уже предпринимались в научной литературе.

К сожалению, во многих случаях предлагаемые авторами математические модели носили довольно абстрактный характер. Причина этого заключается, в основном, в неумении облекать криминалистически значимые объекты, в том числе следственную ситуацию, в математическую форму. Создание же адекватных математических моделей, полагаем, послужило бы толчком к эффективному использованию ПЭВМ в процессе криминалистического прогнозирования, в том числе и применительно к проблеме следственной ситуации.

Особенно перспективной для разработки вероятностных моделей разрешения проблемно-поисковых следственных ситуаций, на наш взгляд, является теория дифференциальных игр, которая рассматривает такие ситуации, где противники принимают длинный ряд последовательных - дискретных или непрерывных - решений; причем решения так логически связаны друг с другом, что эта связь может послужить основой наглядной и поддающейся счету модели.

Исследование реальных конфликтов, которыми, по сути, и являются проблемно-поисковые следственные ситуации, с помощью теории дифференциальных игр - одно из новых и бурно развивающихся направлений кибернетики и исследования операций.

Однако на пути широкого применения теории игр в методике расследования отдельных групп и видов преступлений имеются определенные препятствия. Одним из существенных, на наш взгляд, препятствий этому является высокий порядок дифференциальных уравнений, описывающих модель следственной ситуации, что усложняет процесс обработки криминалистической информации на ПЭВМ, и отсутствие общепринятого в кибернетике понятия решения антагонистической и неантагонистической игры.

Все сказанное выше касается математических трудностей, связанных с применением теории дифференциальных игр для построения моделей реальных конфликтов. Но есть и другая группа трудностей при исследовании ППСС. Это - трудности психологического порядка, суть которых состоит в том, что нормативная теория конфликта обеспечивает познающего субъекта набором оптимальных решений, имеющих теоретико-игровую природу, без учета реальных гносеологических и психологических условий познания. И здесь вполне, на наш взгляд, уместен вопрос: в какой мере рекомендациями, полученными с помощью математических (игровых) моделей, будет пользоваться исследователь в криминалистической и экспертной прогностике при разрешении реальных ППСС?

Прежде чем ответить на этот вопрос, остановимся на ряде обстоятельств, вытекающих из особенностей задач исследования проблемно-поисковых следственных ситуаций. Основные задачи исследования ППСС всегда многокритериальные, а многокритериальность является источником неопределенности цели.

"Сталкиваясь с многокритериальными задачами, исследователь испытывает естественное (с точки зрения человека, ибо человек хорошо работает в пространствах малой размерности) желание свести их к обычным одноэкстремальным задачам. Решение же этой задачи связано с использованием неформальных способов, которые не могут быть получены как результат решения какой - либо математической задачи".1

Существуют и другие виды неопределенности:

"1) неопределенность "природы", формируемая неизвестными исследователю факторами, статистическая неопределенность и т.д.;

2) неопределенность исхода в конфликтных ситуациях, формируемая характером источника неопределенности, являющегося игровым по существу: например, игрок может не знать, какого образа действия придерживается его противник. Иногда эту неопределенность называют стратегической".2

Для моделей, предполагающих сознательного противника, неопределенность исхода является необходимым условием возникновения конфликта, ибо только в этом случае в конфликт могут вступить те его участники, которые с самого начала обречены на поражение.

Никакой математический аппарат не сможет полностью снять неопределенность, которая присутствует в условиях криминалистического прогнозирования. При решении подобного класса задач исследователь сталкивается с проблемой выбора альтернатив в слабо структурированных (плохо формализуемых) проблемно-поисковых следственных ситуациях, основная особенность которых заключается в том, что их типовая модель может быть построена только на основании дополнительной информации, получаемой от человека, участвующего в конфликте. Отсюда следует необходимость разработки специального математического аппарата, предназначенного для решения слабо структуризованных и неструктуризованных задач.

Полагаем, этот аппарат должен адекватно отражать проблемно-поисковую следственную ситуацию с учетом характеристик субъекта, принимающего решение. В теории принятия решения это правило часто забывается, а ведь поправка на некомпетентность следователя или эксперта для построения адекватной модели ППСС обязательна. По существу, мы имеем дело с так называемым "возмущающим" фактором, который также может иметь математическое выражение. При этом, необходимо помнить, что далеко не каждая проблемно-поисковая следственная ситуация может быть подвергнута анализу с помощью математического аппарата (слишком уже сложна и многообразна наша жизнь, чтобы укладываться в математическую формулу).

Проблема формализации нечеткой информации (а именно такой в большинстве случаев является информация о криминалистически значимых явлениях) остается основной и при выведении уравнения канонической корреляции по профилю преступника, и при математическом моделировании проблемно-поисковой ситуации.

Действительно, представляется весьма сложной формализация таких социальных характеристик индивида, как "опытный рецидивист", "следственная ситуация с неярко выраженным конфликтом" и т.д. Проблема формализации такой информации напрямую связана с проблемой поиска критерия перехода от словесного описания информации к числовому. Теория игр для решения этой задачи предлагает следующие лингвистические переменные: соотношение численностей, качество, вероятность, потери.

Например, "множество Т(К₃) лингвистической переменной К₃ (качество) включает: Т(К₃)={отличное, среднее, плохое}. Каждый из термов У и Т (К₃) является нечеткой переменной <У, И_к, У> и формализуется нечетким множеством У с функцией принадлежности у: И_к [0, 1]. Базовая переменная У универсального множества И_к характеризует способность оператора к прогнозированию у= уt, где у - погрешность прогнозирования, t - время прогнозирования или принятия решения. Степень принадлежности Му (у) интерпретируется как субъективная мера того, насколько элемент у И_к соответствует понятию, смысл которого формализуется нечетким множеством у"1.

Как видим, процесс перевода лингвистических переменных в математические весьма сложен, особенно для исследователя, не знакомого с языком математики вообще и с методами построения функций принадлежности нечетких множеств в частности.2 Тем не менее, такая работа необходима для создания и обработки модели проблемно-поисковой следственной ситуации на ПЭВМ математическими методами.

Здесь необходимо заметить, что и при создании психологического профиля преступника, а также других криминалистически значимых математических моделей, исследователь неизбежно сталкивается с понятием "множество элементов".

Понятие множества впервые было введено в математику немецким ученым Георгом Кантором (1841-1918 гг.). Под множеством в современной математике понимается "... мыслимая как единое целое совокупность определенных и различных между собой объектов любой физической природы. Объекты, из которых состоят множества, называются элементами. Различаются множества конечные и бесконечные".1

Операции с элементами различных множеств особенно необходимы при выведении корреляционных зависимостей между механизмом преступления и личностью преступления, способом преступления и следами преступления и т.д.

С помощью методики Кантора нами было проведено комплексное изучение личности преступника корыстно-насильственной направленности в исправительной колонии общего режима УБ-14/1 г. Барнаула. Была обследована группа из 100 человек, осужденных за совершение грабежей, разбоев в условиях города; в том числе, сопряженные с убийством потерпевших. При этом выбор личности преступника корыстно-насильственной направленности в качестве объекта исследования был осуществлен не случайно. На фоне дальнейшего углубления социально-экономического кризиса в России темпы роста именно этих преступлений особенно велики.

Так, по сравнению с 1997 г., по данным ГИЦ МВД РФ, количество грабежей и разбоев в 1998 г. увеличилось на 9,2% и составило по России 113900 преступлений (раскрыто 57953), разбоев - на 12,2% и составило 38513 преступлений (раскрыто 25935).

По данным криминологов, "... насильственно-корыстные деяния могут увеличиться в среднем на 5-10% в год. Кражи, грабежи, разбои стимулируются снижением у населения порога требовательности к источникам приобретения товаров и расширением круга потенциальных покупателей краденного. С корыстной мотивацией сочетаются агрессивно-разрушительные побуждения противоправного поведения, сопровождающегося насилием и уничтожением материальных ценностей. К такому варианту прогноза приводят и экстраполяция имеющихся тенденций, и экспертные оценки возможной криминологической обстановки, и моделирование причинной базы преступности будущего, и широкий системный анализ всей совокупности криминологически значимых сведений прошлого, настоящего и возможного будущего".1

Разработанная нами методика обследования осужденных содержит 32 параметра криминалистической характеристики преступления. Под цифрами 1, 2, 3 и т.д. была закодирована криминалистически значимая информация (время, место, способ совершения преступления, предмет преступного посягательства, личность потерпевшего, социально-психологические характеристики преступника), взятые из личных дел осужденных, приговоров судов и в ходе социологических опросов.

Основные параметры были сгруппированы по множествам: {1, 2, 3} - параметр формы соучастия; {4,5} - способа преступления; {6, 7, 8} - предмета преступного посягательства; {9, 10, 11} - выбора орудия преступления; {12, 13} - удаленности места преступления от места жительства преступника; {14, 15, 16}- выбора жертвы; {17, 18, 19} - времени совершения преступления; {20 - 32} - социально-психологические характеристики личности преступника. Пусть данные о личности осужденных Иванова и Петрова представлены множествами А и В. Тогда набор корреляционных величин для Иванова и Петрова может быть математически выражен следующим образом:

А={1, 5, 7, 9, 13, 14, 18, 21, 22, 24, 28}

В={2, 5, 7, 8, 9, 13, 16, 19, 20, 21, 22, 24, 27, 30}

Пересечением А U В двух множеств А и В будет соответственно множество тех и только тех элементов, которые принадлежат обоим множествам А и В одновременно. Для приведенного примера эта запись математически может быть представлена следующим образом: А U В ={5, 7, 9, 13, 21, 22, 24}. Запись А U В= O означала бы, что у данных множеств нет общих элементов.

Декодирование математической записи показало наличие у двух осужденных за разбой общих социально-психологических свойств личности и определенную схожесть преступных "репертуаров": например, по выбору потерпевшего, времени и месту совершения преступления, выбору оружия и т.д.

Подобная математическая операция была произведена в отношении 100 осужденных, в результате чего была произведена селекция основных криминалистических параметров, присущих всем множествам. Математическая модель вероятного преступника, совершавшего грабежи и разбои в городских условиях, после обработки данных с помощью ПЭВМ, была представлена следующим образом:

Х={2, 5, 7, 8, 9, 13, 14, 19, 20, 21, 22, 24, 27}.

Декодирование математической записи обнаружило при этом определенные закономерности: как правило, грабежи и разбои в городе совершались в преступной группе, при этом преступники осознанно шли на насилие; основным предметом преступного посягательства являлись деньги; оружие при совершении преступлений применялось редко; большинство грабежей и разбоев совершалось в интервале от 20 до 23 часов; преступления совершались, как правило, ранее судимыми за подобные преступления лицами в возрасте от 18 до 25 лет, не работающими, в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Практически всем осужденным этой группы присуще крайне агрессивное поведение в местах лишения свободы.

Последняя психологическая особенность личности преступника корыстно - насильственной направленности подтверждается исследованиями и других авторов.

Так, "...при анализе черт личности лиц, совершивших грабежи и разбойные нападения по шкале "эмоциональная стабильность-нестабильность" (по тесту Г. Айзенка) из 39 только 14 эмоционально ранимы и не уверены в себе. Остальные 25 человек характеризуются противоположными чертами. В связи с этим предварительный вывод таков: тайные хищения имущества чаще совершаются лицами с достаточно высоким уровнем тревожности, в то время как открытые хищения, к тому же сопряженные с насилием, склонны совершать люди с низким уровнем тревожности. Среди обследованных преступников корыстно-насильственной направленности значительное количество обладает однородными личностными особенностями, как - то: дезадаптивностью, отчужденностью, агрессивностью. Обнаруженная связь между психологическими особенностями преступника и способом совершения им преступления позволяет с определенной степенью вероятности надеяться на возможность прогноза".1

Применяемый в дальнейшем метод, именуемый в математике как "декартовое произведение двух множеств", позволил выявить корреляционные зависимости между различными параметрами.

Так, обнаруженная нами корреляция между параметрами 2U9U14, по нашему мнению, объясняется тем, что большинство грабежей и разбоев совершается в группе лиц, в качестве жертвы выбираются беспомощные люди (женщины, дети, старики, лица в состоянии сильного алкогольного опьянения) поэтому, как правило, преступники не применяли ни огнестрельного, ни холодного оружия, рассчитывая на свою физическую силу. Кроме того, обнаружены и другие корреляционные зависимости: например, между возрастом преступника и предметом преступного посягательства.

Особое место в криминалистической прогностике, полагаем, занимает теория конфликта. В числе трудов, посвященных природе и динамике конфликта на предварительном следствии, следует отметить работу профессора Карагодина В.Н. "Основы криминалистического учения о преодолении противодействия предварительному расследованию" (Екатеринбург, 1992 год). Однако в теории игр имеется несколько иной подход к исследованию конфликта, чем в криминалистике.

Так, в отличие от криминалистики и прикладных психологических наук, теория игр совершенно не рассматривает вопросы о причинах и природе конфликта, а также влиянии личности индивида на процесс поиска и эффективности решений, то есть то, что относится к предмету психологического исследования конфликта.

Если речь идет о поиске решений проблемно-поисковой следственной ситуации, особенно рандомизированной, методами теории игр, то предполагается заданной модель конфликта: определено количество участников и их активность (следователь и его профессиональный опыт, обвиняемый и его криминальный опыт), задана функция полезности, тип конфликта и т.д. Очевидно, что любая проблемно-поисковая следственная ситуация по своей природе является конфликтом в широком смысле слова.

Конфликт, по мнению Спинозы, инициируется способностью мыслящего тела активно строить свое действие по форме любого другого тела, активно согласовывать форму своего движения в пространстве с формой и расположением всех других тел.1

Именно это отмеченное Спинозой свойство человека осознанно реагировать на действия другого человека, полагаем, обуславливает генезис и динамику реального конфликта. С точки зрения криминалистического прогнозирования, несомненный интерес представляет разработанная в теории игр методология такого конфликта.

Одной из типичных ситуаций, рассматриваемой теорией игр, является следующая ситуация: один из игроков пытается вступить в конфликт, а другой пытается избежать встречи. Эта ситуация характерна для так называемых игр преследования (уклонения). Участвующие в данной ситуации противоборствующие стороны имеют разные уровни активности: одна сторона активна (следователь), другая - менее активна (обвиняемый). Математический аппарат теории дифференциальных игр на сегодня предназначен для построения и исследования именно таких моделей. Сила конфликта в таком варианте будет определяться силой взаимодействия противоборствующих сторон. Последняя, в свою очередь, будет определяться двумя факторами: 1) желанием конфликтовать; 2) желанием противоборствовать.

Данный вид игры предлагает информацию о противоборствующей стороне и о своих параметрах, что типично в следственных ситуациях, когда известна личность преступника и имеется достаточная информация о событии преступления.

Кроме того, следователь должен адекватно оценивать свои возможности доказывания. Только при достаточной исходной информации по делу следователь может рационально распределять свою энергию между решением задачи преодоления противодействия обвиняемого и задачи по установлению истины в уголовном судопроизводстве. Чем лучше и полнее исходная информация по уголовному делу, тем меньше сил и времени должно быть затрачено на противодействие обвиняемого, а, следовательно, тем больше сил и энергии затрачивается для достижения основной цели расследования. При ухудшении информации о ситуации преступления энергетические затраты на противодействие растут, что означает увеличение силы конфликта.

"В математическом выражении эта связь (Y) может быть представлена в следующем виде:

Y =Ео / Е, где Ео - энергетические затраты на решение основной задачи; Е - суммарный энергетический потенциал для решения задачи в данных условиях. Если информация полная, то Е идет на решение основной задачи, то есть Ео =Е, а тогда коэффициент равен 1".1

Энерго - информационная модель проблемно-поисковой следственной может быть успешно применена в криминалистическом прогнозировании. Она позволяет оценить ППСС с позиции информационной обеспеченности, спрогнозировать силу реального конфликта в расследовании уголовного дела.

Кроме того, при наличии достаточной математической основы, появляется возможность разработки на ПЭВМ программы алгоритмов для проблемно-поисковых следственных ситуаций с различной степенью конфликта.

И здесь вновь возникает вопрос: а что же является математической основой для построения моделей противоборства на стадии предварительного расследования?

На первом (синтаксическом) уровне взаимодействие противоборствующих противников может рассматриваться с позиции известного закона кибернетики - закона необходимого разнообразия. Суть его заключается в том, что для получения ожидаемого результата активный противник, кроме желания выиграть, должен обладать определенным разнообразием ходов.

"Пусть R₁ - разнообразие ходов игрока Р, R₂ - разнообразие ходов игрока; Е, R₀ - разнообразие исходов. Тогда в логарифмическом отношении

l_nR₀= l_n R_i- l_nR₂

Отсюда следует, что In может быть уменьшено за счет соответствующего увеличения R₁ (при условии R₂=const). При разнообразии исходов l_nR₀=0, то есть в этом случае существуют объективные предпосылки для решения задачи противоборства с высокой вероятностью.

"Использование соотношения данного типа позволяет решать ряд практических задач. В частности, на основе закона необходимого разнообразия можно проводить сравнение потенциальных возможностей противоборствующих противников (статическое сравнение). Смысл этого сравнения в следующем: предполагается, что разнообразие ходов (тактических решений) пропорционально предельному разнообразию, которое может "генерировать" участвующий в поединке игрок. В фазовом пространстве конфликта строятся области предельного разнообразия (фазовый портрет) каждой стороны. Эти области накладываются друг на друга, и, тем самым, все фазовое пространство делится на подобласти различного "тактического" назначения:

R₁=R₂, R₁ < R₂ , R₁ > R₂".1

Пусть R₁ - потенциал следователя, R₂ - потенциал обвиняемого, тогда подобласть R₁ < R₂ выгодна для обвиняемого; в данной подобласти R₁ = R₂ возможность следователя и обвиняемого по предельному разнообразию равны (опытный следователь и опытный рецидивист). Такое соотношение, как правило, порождает ППСС с высокой степенью конфликтности. Подобласть, где R₁ > R₂ предпочтительна для следователя и порождает проблемно-поисковую следственную ситуацию детерминированного типа, где конфликт легко преодолевается имеющимся у следователя арсеналом поисково-познавательных средств.

Количество разнообразия, внутренне присущее конечному объекту или системе, всегда ограничено для определенного уровня исследования и может быть определено с помощью порога различимости.

Используя понятие "порога различимости", можно определить предельное количество психических состояний участников конфликта, что необходимо для определения прогнозного фона развития различных проблемно-поисковых следственных ситуаций, особенно судебного следствия.

Полагаем, сказанное выше относится к статическому сравнению, которое является важным этапом в изучении возможностей противоборствующей стороны. При таком виде сравнения изучение потенциала противника носит характер обоюдной разведки.

Однако это сравнение совершенно не учитывает динамики противоборства, а, следовательно, не позволяет построить оптимальный алгоритм поведения участвующих в конфликте сторон. Математическая модель, основанная на законе необходимого разнообразия, становится более реальной, если учесть информацию, которая имеется у участников расследования. Это связано с тем, что в процессе разрешения ППСС следователь оценивает не все разнообразие вероятных тактических ходов обвиняемого, а только часть, объективированную в материалах уголовного дела, то есть информацию о механизме совершения преступления и личности преступника. И здесь мы вновь с необходимостью убеждаемся в информационной природе проблемно-поисковой следственной ситуации.

Учет информированности следователя о механизме совершения преступления и свойствах личности преступника, в большей степени, отвечает требованиям динамического сравнения, то есть требованиям, учитывающим не только предельное разнообразие тактических приемов следователя и обвиняемого, но и динамику противоборства.

С учетом информированности в фазовом пространстве противоборства для каждой стороны могут быть построены зоны предпочтительного поведения не только по предельному, но и отраженному разнообразию возможных тактических приемов противника, то есть информации, находящейся в распоряжении следователя и обвиняемого. Эти зоны в большей степени характеризуют реализованные возможности противоборствующих сторон (хотя бы с точки зрения информационного обеспечения).

"Выбор решения в дифференциальной игре осуществляется не только на основе отражения того, что существует в данный момент, но и того, что должно произойти в будущем, то есть речь идет о рассмотрении задачи противоборства в прогнозируемом пространстве. Прогнозирование выступает как необходимый элемент, момент процесса принятия решений, характерный для всех систем, управляемых человеком. Именно предвосхищение поведения противоборствующего противника позволяет построить регулятор по схеме полного регулирования".1

Если прогноз на предварительном следствии выполнен без ошибок, правильный выбор тактики и стратегии позволяет следователю надеяться на успех расследования даже в условиях плохой информационной обеспеченности. Теория игр предлагает целый ряд принципов для определения оптимальности решений различных проблемно-поисковых следственных ситуаций, в том числе в условиях полной информационной неопределенности.

"Наиболее распространенным принципом оптимальности в теории игр, по праву, считается максиминный принцип, суть которого сводится к следующему: выбором стратегий стороны стремятся обеспечить себе гарантированный выигрыш".2 Такой принцип хорошо описывает неантагонистический конфликт, в котором увеличение информационного преимущества следователя соответственно ведет к ухудшению тактического положения обвиняемого, то есть максиминные стратегии образуют равновесные ситуации, что означает их устойчивость (следователь выбирает такую стратегию именно потому, что она, в конечном итоге, работает на разрешение следственной ситуации). В случае антагонистического конфликта максиминные стратегии обладают свойством прямоугольности (сторонам абсолютно безразлично, какой из равновесных стратегий придерживаться):

S₁
S₂

S₁ / S₂ /

где S₁ S₂ и S₁^/ S₂^/ - равновесные стратегии.

Примером выбора равновесных стратегий может послужить разрешение некоторых проблемно-поисковых ситуаций, связанных с тактикой производства следственных действий, при расследовании очевидных преступлений.

Так, следователь прокуратуры Крехов (S₁), располагая достаточной доказательственной базой по обвинению Петренко (S₂) в совершении убийства на "бытовой" почве, столкнулся с противодействием обвиняемого, выразившемся в воспрепятствовании изъятию у него образцов крови для сравнительного исследования. Следователь не стал настаивать на проведении данного следственного действия, оценив собранную совокупность доказательств достаточной для передачи дела в суд. При наличии достаточных доказательств выбор такой стратегии (S₁ S₂) практически не ухудшает проблемно-поисковую следственную ситуацию.

В случае, если следователь принимает решение о принудительном изъятии образцов для сравнительного исследования у обвиняемого Петренко (а ч. 2 ст. 202 УПК РФ категорически запрещает использовать при получении образцов для сравнительного исследования методы, опасные для жизни и здоровья человека или унижающие его честь и достоинство), то мы также имеем дело с одним из вариантов равновесной стратегии (S₁^/ S₂^/), принципиально не ухудшающей положение обвиняемого, но усложняющей разрешение тактической проблемно-поисковой следственной ситуации в организационно-тактическом плане для следователя (довольно трудно представить себе процедуру принудительного изъятия крови и спермы, не унижающую честь и достоинство обвиняемого).

Оценивая типичные следственные ситуации с позиции теории дифференциальных игр, можно сделать вывод, что в большинстве случаев мы имеем дело с выбором следователем или обвиняемым одной из следующих стратегий - минимизации выигрыша противника (защитная стратегия обвиняемого) или максимизации своего выигрыша (атакующая стратегия следователя). В теории игр данное соотношение носит название операции расширения стратегий и имеет достаточно завершенную математическую форму, что позволяет ее также весьма успешно использовать в криминалистической прогностике.1

Отдельные теоретические положения, представляющие интерес для криминалистического прогнозирования, можно обнаружить и в кибернетике.

Например, информационная природа проблемно-поисковых ситуаций позволяет успешно применять для их анализа хорошо известный в кибернетике метод "черного ящика".

"В кибернетике этот метод применяется при изучении систем, внутренний механизм которых не открыт полностью для наблюдения. Такая система, по сути, и является "черным ящиком", а первичные данные его исследования состоят из последовательности значений вектора с двумя составляющими: входное состояние, выходное состояние".

Полагаем, методы "черного ящика" особенно успешно могут быть применены в анализе рандомизированных проблемно-поисковых следственных ситуаций, развивающихся в условиях полной информационной неопределенности. Являясь системой с обратной связью, данная проблемно-поисковая следственная ситуация отвечает всем каноническим представлениям о "черном ящике": имеет "вход" (постановка проблемы), а также инициирующее начало развития ППСС - полную информационную неопределенность.

Метод "черного ящика" позволяет исследователю отыскать в недетерминированных ППСС статистическую детерминированность, то есть детерминированность в среднем. Следует согласиться с У.Р. Эшби, который отмечал, что "... если о "ящике" неизвестно ничего, то в таком случае метод случайных изменений входных переключателей (то есть изменений, определяемых жребием) ничуть не хуже любого другого метода, ибо у нас нет никаких фактов, которые могли бы служить оправданием для предпочтения того или иного конкретного метода".

Предложенная кибернетиками система записи входных и выходных состояний в "черном ящике" (так называемый протокол), полагаем, вполне можно использовать при моделировании типовой проблемно-поисковой следственной ситуации.

Взяв за основу следующие лингвистические переменные: "вход" - постановка проблемы (оперативно-розыскной, экспертной, следственной), "выход" - поиск решений проблемы (соответственно, оперативно-розыскных, экспертных, следственных), "переход" - последовательная смена циклов в развитии проблемно-поисковой следственной ситуации, и, применив математическое "кодирование - декодирование" указанных лингвистических величин, можно получить так называемое "каноническое представление" - то есть вывод о том, что поведение системы в той или иной степени детерминировано, а, значит, его можно прогнозировать.

Каждый цикл ППСС при такой методике исследуется путем постепенного изготовления длинного протокола, составленного в хронологическом порядке и показывающего последовательность состояний "входа" и "выхода".

Например, если какая - либо ППСС при расследовании неочевидного убийства имеет возможные входные состояния a и b ("труп опознан" и "труп не опознан") и возможные выходные состояния p, g, h, j (отдельные направления поиска в установлении личности подозреваемого и потерпевшего), то типичный протокол, например, по входному состоянию может выглядеть следующим образом:

Время (в сутках): 1 4

Состояние: - p g + h j

Время в данном протоколе означает количество суток, необходимых для разрешения проблемы установления личности потерпевшего. Декодирование данного протокола означает следующее: состояние -p (например, поквартирный обход) заняло сутки, но положительного результата не дало. Разрешение оперативно - розыскной ППСС произошло на 4 сутки вследствие состояния +h (негласные оперативно-розыскные мероприятия), которое, согласно протоколу, заняло 4 суток. По такой же схеме может быть составлен протокол и при входном состоянии B ("труп не опознан").

Последовательно изучив протоколы по нескольким розыскным делам определенной категории (степень репрезентативности в каждом случае определяется индивидуально), можно обнаружить повторяемость состояний, которая позволяет наиболее успешно разрешить ту или иную проблемно-поисковую следственную ситуацию. Иными словами, полученное исследователем множество данных должно указывать на однозначность преобразований.

Уточним, что детерминизм криминалистических явлений в данной записи будет проявляться только в случае неоднократного повторения познанных оперативным сотрудником случайностей.

Например, данные полученных протоколов по 10-ти розыскным делам могут быть записаны следующим образом:

Данная таблица показывает, что при входе a ("труп опознан") оптимальным для разрешения ППСС "установление личности виновного" по 10-ти розыскным делам является состояние ah (негласные ОРМ - в 5 случаях). Соответственно при входе b ("труп не опознан") для разрешения ППСС "установление личности потерпевшего" - состояние bf (поквартирный обход - в 5 случаях) и состояние bg (сообщение оперативных органов по розыску в СМИ - в 3 случаях).

Очевидно, что для ППСС, когда труп не опознан, более эффективными оказываются гласные оперативно-розыскные мероприятия; когда труп опознан - соответственно, негласные. Полученная при этом статистическая детерминированность может быть положена в основу типовой оперативно-розыскной ситуации рандомизированного типа по определенной категории преступлений и впоследствии использована в криминалистической прогностике.

По такой же схеме с помощью протокола Эшби нами последовательно было изучено 50 розыскных дел, возбужденных по убийствам в условиях неочевидности. В частности было установлено, что прослушивание телефонных переговоров, устанавливаемое как правило, на срок до 60 суток, дает положительный эффект в последние 10 суток прослушивания.

Определенную роль в криминалистическом прогнозировании ППСС может сыграть и так называемая "теория графов" - математическая дисциплина, получившая свое развитие в середине ХХ века.

"Термин "граф" был введен немецким математиком Д. Кенигом и получил распространение после выхода в свет книги "Теория конечных и бесконечных графов", опубликованной в Лейпциге в 1936 г.

Граф представляет собой фигуру, состоящую из некоторого множества точек плоскости и линий, соединяющих все или часть из них попарно (пару может образовывать одна и та же точка). Точки, входящие в состав графа, называются его вершинами. Две линии, имеющие общую вершину, называются смежными. Линии графа могут иметь направление, обозначаемое на чертеже стрелкой, то есть быть ориентированными. Ориентированные линии называются дугами в отличие от неориентированных, называемых ребрами. Различаются виды графов: изоморфные, плоские, связанные, не связанные, деревья и т.д.".

Как видим, понятие "граф" связано с уже рассматриваемой ранее категорией "множество элементов", что позволяет записать в виде графа и проблемно-поисковую следственную ситуацию, также представляющую собой достаточно сложную структуру множества.

Математики издавна пытались формализовать процесс поиска решений в тех или иных проблемных ситуациях. Графы также являются попыткой графического изображения процесса отыскания правильного решения с позиции математической логики. Кроме того, граф имеет еще и алгебраическое выражение, что позволяет проследить положение каждого элемента в представленном множестве. По сути, граф - это применение структурно-функционального метода для описания процесса принятия решения, где алгебраическая запись характеризует структурный аспект множества, геометрическая - его функциональный аспект. Данное свойство графа может быть использовано и для описания поисково-познавательной деятельности следователя.

Примером использования данного математического метода, применительно к задачам осмотра места происшествия или обыска, может послужить так называемый эйлеров граф.

"Как известно, эйлеровым графом, который графически может быть представлен в виде классического равностороннего треугольника, является план любой выставки - именно он показывает, как должны двигаться посетители, чтобы осмотреть каждый экспонат в точности по одному разу. Но предположим, что, как это обычно бывает, экспонаты расположены по обеим сторонам всех проходящих по территории выставки путей. Оказывается, что тогда, каков бы ни был соответствующий граф (если только он является связным), можно провести посетителя таким образом, чтобы каждый путь был пройден им дважды - по одному разу в каждом направлении".1

Рассмотрим с помощью данного графа проблемно-поисковую следственную ситуацию осмотра места происшествия.

В однокомнатной квартире многоэтажного дома в Ленинском районе г. Барнаула на кухне с колото-резанной раной груди обнаружен труп хозяина квартиры гражданина Мезенцева. При выборе концентрического способа осмотра (движение к трупу) граф может быть записан следующим образом: цепь начинается из произвольной вершины А₀ (входная дверь в квартиру) и пойдет вдоль некоторого ребра Е₀=(А₀, А₁), где соответственно А₁ - место обнаружения трупа (кухня). Затем цепь осмотра переходит последовательно к другим вершинам (комната) - А₂ .

В соответствии с эйлеровым графом необходимо выбрать еще не использованное направление. В данном варианте осмотра таким направлением будет ребро Е₂=(А₂ А₁), то есть направление, указывающее на место обнаружения трупа. В каждой вершине имеется одинаковое число возможностей для входа и для выхода. Поэтому процесс осмотра может окончиться только в начальной вершине А₀. В точке А₀ становится ясно, что все выходящие ребра здесь будут использованы, так как в противном случае можно двигаться дальше, поэтому и все входящие ребра тоже будут использованы, так как их число равно числу выходящих ребер.

В частности, ребро Е₀=(А₀, А₁) будет пройдено в обоих направлениях. Но это означает, что все ребра, идентичные А₁, тоже будут пройдены в обоих направлениях, так как первое входящее в А₁ ребро А₀А₁ должно использоваться в качестве выходящего лишь в последнюю очередь. То же самое рассуждение применимо и к следующему ребру Е₁=(А₁, А₂), и к следующей вершине А₂ и т.д. (в зависимости от количества комнат и подсобных помещений в квартире). Следовательно, во всех вершинах, которые будут достигнуты, все ребра окажутся пройденными в обоих направлениях.

При эксцентрическом способе осмотра граф будет иметь несколько иной вид, так как движение начинается от трупа и проходит последовательно по всем имеющемся ребрам с возвратом в точку А₀.

Использование графов и математическое моделирование вероятностей обнаружения необходимых для следователя предметов может быть особенно эффективным при осмотре и обыске в больших помещениях со сложной архитектурой (что особенно актуально в современных условиях индивидуального строительства), так как могут предложить наиболее оптимальный алгоритм осмотра (обыска), сэкономив, тем самым, время и силы следователя.

Кроме того, основываясь на достаточной репрезентативности результатов обысков и алгебраической записи графов, можно проследить существующие корреляции между наиболее распространенными местами обнаружения тайников и типами помещений - это, по нашему мнению, можно рассматривать как вариант психодиагностики места производства обыска, позволяющий алгоритмизировать данное следственной действие.

Еще одна сфера применения теории графов в криминалистической прогностике - построение так называемого "дерева целей".

"Дерево целей" используется в том случае, когда анализируемая система или процесс можно представить в виде уровней причинных взаимосвязей, уровней сложности или иерархических уровней. Система строится путем последовательного выделения все более мелких компонентов на постепенно понижающихся уровнях.

Если в приведенном выше примере использован связанный, ориентированный граф, то при построении "дерева целей" должны использоваться изоморфные графы, то есть которые несут одинаковые сведения, но отличаются внешним видом. "Два графа являются изоморфными, если они имеют одинаковое число вершин и линий и между вершинами можно установить следующее соответствие: как только пара вершин первого графа соединяется линией, так соответствующая ей пара вершин второго графа оказывается соединенной линией, и наоборот. В ориентированном графе должны совпадать также и направления линий".1

Построение изоморфных ориентированных графов особенно наглядно иллюстрирует процесс доказывания по уголовному делу с несколькими обвиняемыми.

Пусть Х₀ - цель доказывания по уголовному делу (установление объективной истины), которая распадается соответственно на три цели: Х₁, Х₂ , Х₃ - виновность Ивачева, Ефремова и Петрова в совершении убийства Зоркова; А_п - прямые доказательства их вины, В_п - косвенные доказательства. Тогда "дерево целей" по данному уголовному делу может быть представлено сложным ориентированным графом из трех ветвей, берущих начало в точке Xo.

Как известно, доказывание с помощью косвенных доказательств идет через промежуточный тезис. Прямое доказательство, напротив, непосредственно связано с предметом доказывания. С помощью данного графа можно наглядно увидеть, как складывается ситуация с доказыванием вины по каждому обвиняемому.

Например, если два свидетеля прямо указали на Ефремова, как на лицо, совершившее убийство, то алгебраически это может быть записано следующим образом:

Х₁ = {А₁, В₁, В₂};

Х₂ = {А₁, А₂, В₃ , В₄};

Х₃ ={А₁, В₁, В₂}.

Приведенный выше граф с помощью матричного анализа укажет наиболее оптимальный путь доказывания в данной проблемно-поисковой следственной ситуации. Кроме того, исходя из статистической детерминированности (например, на основе обобщения данных судебной практики по уголовным делам и алгебраической записи графа) можно определить количественный критерий для таких сложных лингвистических переменных, как "достаточность доказательств" и "пределы доказывания" применительно к типу рассматриваемой ППСС.

Свойства графов (возможность кодирования и декодирования, матричного анализа и алгебраической записи) позволяют успешно использовать их в криминалистической прогностике, хотя на этом пути имеется проблема - механизм декодирования графа требует сложной программы алгоритмов, что практически невозможно без участия в разработке криминалистических прогнозов оператора-программиста ПЭВМ.

В настоящей главе уже говорилось о том, что личность преступника также является объектом криминалистического прогнозирования. Во многом возможность такого прогнозирования обусловлена ситуационной природой личности преступника, что позволяет разработать не только его психологический портрет, но и спрогнозировать его дальнейшее преступное поведение (особенно по длящимся преступлениям), а также поведение на предварительном и судебном следствии. Как показывает практика, опыт интеграции психологии, психиатрии и криминалистики на этом пути может быть весьма удачным.

Так, на наш взгляд, весьма интересными представляются попытки анализа и прогнозирования поведения людей исходя из характерологических особенностей личности.

Так, в отечественной и зарубежной литературе по психиатрии уже давно уделялось достаточно большое внимание моделированию поведения людей исходя из акцентуаций характера.1

Попытки создания адекватных моделей поведения преступников, исходя из особенностей акцентуаций личности, предпринимались и в юридической литературе.

Представляют несомненный научный и практический интерес данные комплексного динамического исследования различных групп подростков с нарушениями поведения, проведенного М.И. Рыбалко. Полученные им результаты позволили установить корреляционные зависимости видов психопатий и форм девиантного поведения, между формой патохарактерологической реакции и типом акцентуации характера.

Например, реакции активного протеста более предпочтительнее для эпилептоидного, гипертимного типов характера; реакции пассивного протеста - для астенических, психоастенических типов; реакции в форме суицидальных попыток - для истерического, лабильного, сенситивного и шизоидного типов.

Учитывая, что количество преступлений, совершаемых подростками с девиантным поведением, неуклонно растет, выявленные у них "штампы поведенческого стереотипа" могут быть успешно использованы в ситуационном моделировании при производстве судебно - психологических и судебно - психиатрических экспертиз.

Данные современной психиатрии свидетельствуют о жестко детерминированной взаимосвязи патохарактерологических реакций и акцентуаций характера у несовершеннолетних.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"