Воронин Сергей Эдуардович. Либретто к опере-балету "Окини-сан"

ЛИБРЕТТО

"ОКИНИ-САН"

Опера-балет в двух действиях

Либретто Сергея Воронина по мотивам романа Валентина Пикуля "Три возраста Окини-сан"

Действующие лица:

Владимир Коковцев баритон

Окини-сан сопрано

Оя-сан, хозяйка дома мусумэ сопрано

Мичман Атрыганьев баритон

Чайковский, старший офицер тенор

Леня Эйлер тенор

Его жена, Лиза Эйлер сопрано

Матрос Ярошенко баритон

Купец Парамон баритон

Матрос Кошкин баритон

Балетная группа: матросы, гейши, портовые девки, японский театр "Кабуки".

Действие первое

1880 год. Парусно-винтовой клипер российского военно-морского флота "Наездник" пересек Атлантику по диагонали, спускаясь к устью Ла-Платы, взяв курс на японский порт Нагасаки. Два друга, еще с кадетского корпуса, мичманы Владимир Коковцев и Леонид Эйлер, распивая в кают - компании казенную мадеру, размышляют о своей морской жизни. У берегов Японии "Наездник" попадает в жестокий океанический шторм и терпит крушение недалеко от японского острова. Экипаж судна на время ремонта клипера находит счастливый приют у японцев в Нагасаки. В шутливой беседе Леня Эйлер предлагает Коковцеву обратиться к услугам местных мусумэ. Мусумэ - это институт временных браков японок с иностранцами, поощряемый местными японскими властями, заинтересованными в том, чтобы как можно дольше продлить пребывание в Нагасаки русских моряков. Коковцев относится к этому предложению очень серьезно. Так происходит его кармическая встреча с мусумэ Окини - сан. Плененный красотой и восточной мудростью Окини - сан, Коковцев заключает с ней брачный контракт и живет несколько недель в неге и счастье семейной идиллии. Окини - сан знакомит Владимира с древнейшими японскими обычаями и культурой. Однако близится час расставания - экипаж "Наездника" берет себе на борт зашедший в Нагасаки русский военный корабль. Расстроенная Окини - сан предсказывает Коковцеву очень сложную трагическую судьбу, в которой будет война, плен, большая любовь к жене друга, потеря родины, взлет и падение, насильственная смерть. Все эти несчастья Окини - сан связывает с тем, что она родилась в несчастливый год Тора, под знаком Тигра. Согласно старинным японским преданиям, все женщины, урожденные под этим знаком, приносят близким людям лишь беды и страдания. Коковцев не придает значения ее словам и нежно прощается с японкой.

Картина первая.

Офицеры сидят в кают-компании клипера "Наездник" и беседуют.

Владимир Коковцев (обращаясь к Эйлеру). Леня, ну вот наш "Наездник" наконец-то пересек Атлантику по диагонали, скоро спустимся к устью Ла-Платы, а там уже до Японии рукой подать!

Леня Эйлер (с печальной миной). Однако очень удручает тот прискорбный факт, что у нас закончилась мадера! А команда прикончила последнюю бочку солонины. Правда в запасе еще остались жирный, никогда не унывающий поросенок и две даровые газели, закупленные у португальцев на островах Зеленого Мыса, но команда категорически отказывается пустить их в общий котел!

Матрос Кошкин (жалостливо). Помилуйте, вашбродь, они же с нами играются, как детки малые, а мы их жрать будем?

Леня Эйлер. Но тогда вам предстоит сидеть на одной чечевице. Без мяса, причем до самого Кейптауна.

Матрос Кошкин. Премного благодарны, вашбродь. А ежели разочек в неделю макаронцами угостите, так нам боле ничего и не надобно...

Леня Эйлер. Ну да, конечно, макароны всегда у матросни считались "господской" пищей. А нам же остается доедать жесткие мясные консервы, которые даже мой великий прадед, математик Леонард Эйлер при жизни всей душой ненавидел и остроумно называл "мощами бригадира, геройски павшего от почечуйной болезни".

Чайковский. Господа, русский консул в Кейптауне оказался большим растяпой: почту для "Джигита" передал на "Всадника", а почту для "Всадника" вручил экипажу "Наездника". Вот такой вот получился неприятный карамболь!

Коковцев. Петр Иванович, ну не бить же нам его теперь, глупенького! Очевидно, консулу никак не освоить разницы между всадником, джигитом и наездником...

Чайковский (с важной миной). Господа, прошу избегать закоулков по "изучению древних языков" мира. Обойдетесь и без этого! Лучше мы посетим обсерваторию Капштадта, где установлен величайший телескоп. Созерцание южных созвездий доставит вам удовольствие большее, нежели бы вы глазели на танец живота местной чертовки. Молодежь флота обязана проводить время плавания с практической пользой.

Мичман Атрыганьев. Господа, а правда ли, что в Японии можно завести временную жену, никак не отвечая за последствия этого странного конкубината?

Чайковский. Все так и делают... Но я не сказал еще главного. Консул передал распоряжение из-под "шпица" не полагаться на одни лишь ветры, а помогать парусам машиною. На смену восточному кризису в делах Памира, из которого нам, русским, лаптей не сплести, явился кризис дальневосточный, и тут запахло гашишем. Лондон все-таки убедил пекинских мудрецов, чтобы собрали свои армии у Кульджи для нападения на Россию! Потому будем поторапливаться в Нагасаки, где "дядька Степан" собирает эскадру в двадцать два боевых вымпела...

Эйлер. Господа! Вам не кажется трагичным положение нашего российского флота? Ведь мы крутимся вокруг "шарика" с протянутой дланью, словно нищие. Пока что англичане торгуют углем и бананами, но представьте, что однажды они заявят открыто: stopping!.. Интересно, куда мы теперь все денемся?..

Чайковский. И не говорите! Кейптаун как никогда сегодня переполнен британскими солдатами в их дурацких красных мундирах, спекулянтами и аферистами всех мастей, шулерами и куртизанками международного класса: солдаты понаехали, чтобы размозжить пушками восстание зулусов, другие - в очередной раз нажиться на "алмазной лихорадке", сотрясающую сейчас черную Африку!

Эйлер (поет, аккомпанируя себе на рояле). Эх, господа, и о чем мы только говорим с вами? Прочь грусть-тоску!

В переулке за дачною станцией,

Когда пели вокруг соловьи,

Гимназисточка в белых акациях

Мне призналась в безумной любви.

О, неверная! Где же вы, где же вы?

И какой карнавал вас кружит?

Вспоминаю вас в платьице бежевом.

Вспоминаю, а сердце дрожит!

Эйлер (с громким стуком захлопывая крышку рояля). Самое печальное, что у меня ведь так и было: тишайший дачный полустанок за Лугою, белая акация и... Однако легко же нам прокладывать курсы на картах и как трудно понимать сердцем, что все былое осталось далеко от тебя.

Атрыганьев (с затаенной усмешкою раскуривая сигару). Вовочка, а теперь мы ждем признания от тебя.

Коковцев. А что сказать-то? Отец у моей Оленьки служит по министерству финансов. Уже статский советник. А вход со швейцаром в богатой ливрее. Что еще? (задумавшись). Кажется, триста десятин на Полтавщине. Она очень хороша, господа... даже очень!

Атрыганьев (со смехом). Догадываюсь и сам! Где же ей быть очень плохой, если она с ног до головы обляпана жирным полтавским черноземом и украшена ливреей швейцара.

Коковцев. Простите, Атрыганьев, но это уже "гафф" - абсолютнейшая бестактность!

Атрыганьев (как бы извиняясь). С тех пор, как нам в последний раз мигнул маяк Кадикса, "дядька Степан" в Нагасаки ожидает нас с нетерпением, а в Питере стали понемножку забывать. Но я так и не понял, была ли у тебя акация с полустанком, как у Ленечки Эйлера?

Коковцев. Акация уже отцвела, но зато распускался жасмин.

Атрыганьев. Вовочка, тебе несказанно повезло, завидую по-хорошему! Эй, кто там на камбузе? Матрос Кошкин, кажется, пора нам подавать чаю! Мне лично - "адвоката" с лимоном!

Коковцев. Гопода, прошу прощения, но я вас покидаю! У меня сегодня ночная вахта! Судя по всему, ночка обещает быть очень неспокойной - норд-ост заметно усилилился!

(Коковцев выходит из кают-компании на палубу. На море опустилась кромешная мгла. Начинается шторм. Внезапно в черном штормовом небе Коковцев отчетливо увидел силуэт и лицо Окини-сан. Он поет свою пророческую арию):

Мгла поглотила застывшую гавань,

Плыли и плыли во мгле корабли.

Подхваченный свежим весенним пассатом

Скоро наш клипер достигнет земли.

Время бежит, как река быстротечна,

Наша Судьба не подвластна рулю.

Да, но я просто влюблен, да, я просто влюблен в твои контрфорсы,

Трудно признаться в любви кораблю!

Припев:

Жизнь подобна реке, Окини,

Течет река, ускоряя ход!

Кто ответит: где ждет гибель?

Кто ответит: где есть брод?

Ты рождена в несчастливый Год Тора,

Все, что ведет нас Судьбой назови,

Тигр приносит несчастье, приносит несчастье Окини,

Ты у Судьбы ничего не проси!

Вдвоем, в одиночку ль отправимся оба,

Ты не просила меня ни о чем,

Все очень просто - мы любим, мы любим, мы любим до гроба,

Нет счастья знать, что случится потом!

Припев:

Жизнь подобна реке, Окини,

Течет река, ускоряя ход!

Кто ответит: где ждет гибель?

Кто ответит: где есть брод?

Балетный номер (Начинается шторм; корабль терпит крушение, налетев на подводный риф, команда "Наездника" покидает корабль на шлюпках и добирается до берегов Нагасаки).

Картина вторая

Моряки плывут в спасательных шлюпках, где-то вдалеке на берегу играет японская музыка.

Эйлер. Володя, тебе не кажется, что на этом берегу нас ожидает нечто весьма странное? Такое, что никогда больше не повторится.

Коковцев. Да, меня просто пленяет эта удивительная музыка!

Чайковский. Это играют японки. Очевидно, офицеры с наших уцелевших в шторме крейсеров мотают последние деньги на иносских красавиц. (обращаясь к Коковцеву). Однако, вы не туда смотрите: огни Иносы светят нам по левому борту. Когда-то была деревенька, а теперь стала пригородом Нагасаки....

Атрыганьев. Вы не поверите! Когда я был в Нагасаки четыре года назад, нас окружили лодки - фунэ, с которых японцы торговали дочерьми, словно дешевой редиской. Теперь по указу микадо девиц разрешено продавать только на фабрики. Временное житейское счастье обретается в Японии по контракту. Этот обычай здесь никого не смущает, и вы, хомяки, не смущайтесь... Тем более, сейчас, когда мы все равно остались без боевого корабля!

Чайковский. Ладно, горю не поможешь, а свершившееся не исправишь. Утро вечера мудренее. Завтра ответим перед адмиралом за корабль по всей форме. Думаю, как-нибудь отбояримся. В конце - концов, снять "Наездника" с рифа и залатать пробоину - дело двух-трех недель. Пойдемте спать, господа. Что-то я устал. Все мы сегодня устали чертовски...

Картина третья

Наступило утро в Нагасаки

Японец. Русика матросика, выпей воґдичка, закусай едишка...

Коковцев (обращаясь к Эйлеру). И то верно, Леня! А не выпить ли нам, да закусить с утреца? Все же, как это странно - обрати внимание, как умудряются двигаться японцы в этой кошмарной уличной сумятице, никого при этом не толкая и не задевая? На редкость деликатный народ!

Эйлер. Володя, Петр Иванович Чайковский приглашает нас к хозяйке местного приличного заведения "мусумушек" Оя-сан. Это очаровательная 40-летняя женщина, которая ублажала еще великого князя Алексея-сына нашего императора Александра Второго. Она и поможет нам каждому выбрать хорошую "походную" жену - мусумэ. Сколько мы здесь в Нагасаки будем болтаться - никому не известно! Проведем же время с пользой для дела и тела!

(Заходят в японский дом - обитель "мусумэ")

Оя-сан. Господа, должна вам сказать, что в моем доме все девушки - очень хорошие! Выбирайте на любой вкус!

Коковцев. Да, они, действительно, все хороши, но я слышал, что у вас имеется девушка из Нагойи.

Оя-сан. Если ты задумался об Окини-сан, голубчик, она полюбит тебя... вместе с домом! Но задаток немалый - двести долларов, голубчик. умолчала.

Коковцев (обращаясь к Эйлеру). Однако в мои планы, Леня, никак не входит становиться домовладельцем в Японии! Хорошо, я готов платить за все в мексиканской валюте. Но сначала покажите мне красавицу из Нагойи!

Оя-сан. Хоросо! Это - контракт на Окини, заранее составленный... Подписывайте его скорее!

Коковцев. Э, нет! У нас в России так не принято - никто и никогда не покупает "кота в мешке"...

Оя-сан (сердито крикнула что-то по-японски). Хорошо, пусть будет по вашему. Окини-сан!

Окини-сан (входит в комнату, без конца кланяясь). Гомэн кудасай!

Коковцев. Что она сказала, Петр Иванович?

Чайковский (обращаясь к Коковцеву). Это она просит у нас извинения за то, что явилась.

(Коковцев кинулся поднимать женщину с пола).

Окини-сан. Голубчик!

Коковцев. Давайте контракт... Подпишу! Но почему только на месяц? Мой клипер еще долго никуда не уйдет из Нагасаки.

Оя-сан. К чему загадывать вперед? Мы, живущие вдали от вас, европейцев, не привыкли верить ни женщинам, ни пьяницам, ни морякам: женщина склонна обманывать, пьяница ничего не помнит, а моряк рано или поздно все равно потонет. Через один месяц с удовольствием продолжу контракт.

Коковцев. All right! (оставшись наедине с Окини-сан). Окини, я чертовски много сегодня выпил и, прости, должен выспаться. Нет ли в этом домике чего-либо похожего на кровать? (с любопытством рассматривая японскую подушку) Забавно! А как зовется такая подушка?

Окини-сан. Макура, голубчик, это макура.

Коковцев. Звучит вполне по-русски... макура... макура...

(Коковцев засыпает, Окини-сан усаживается напротив него и поет свою пророческую арию в сопровождении балетного номера с театром Кабуки).

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего того вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Давно ли гордясь своей победой,

Ты говорил: она - моя?

Год не прошел, прости и сведай,

Что уцелело от нее?

Ты помнишь ли при вашей встрече

При первой встрече роковой

Ее волшебный взор и речи

И смех младенчески живой?

И что же теперь, и где все это,

И долговечен ли был сон?

Увы, как северное лето

Был мимолетным гостем он!

(Под последние аккорды этой арии Коковцев прощается с Окини-сан)

Коковцев. Прощай, Окини!

Окини-сан: Сайанара, голубчик! До-си-да-ня...Я всегда буду ждать тебя!

Картина четвертая

1904 год. Эскадра адмирала Рожественского уходит в свой последний поход из Кронштадта до берегов Кореи, идя на выручку русскому гарнизону, осажденному японцами в крепости Порт-Артур. Это было почти кругосветное путешествие в невыносимых климатических условиях и при крайне низком уровне походного тылового обеспечения. Коковцев размышляет о судьбе России, задает себе вопрос, что он делает на чужбине, куда несет его и товарищей корабль Судьбы.

(Звучит ария Коковцева "Время")

Годы проходят, волна за волною,

А время ведет свой отчет в никуда,

Кто-нибудь спросит: откуда и кто мы?

Но нам собираться в дорогу пора!

Точка отсчета - компас судьбоносный,

Укажет дорогу судьбы для тебя.

Путь в бесконечность, твой взгляд безнадежный

Долго преследовать будет меня!

Припев:

Где же ты, где же ты, ласковый, нежный мой

Море украло тебя у меня,

Где же твой голос и взор безнадежный твой

Бедную девушку сводят с ума!

Милый, мой нежный, прекрасный избранник

Тебя увлекает морская душа,

Знай, мой любимый очарованный странник:

Ты - Вера, Надежда, Любовь и Мечта!

Я - навсегда твоя!

Припев:

Где же ты, где же ты, ласковый, нежный мой

Море украло тебя у меня,

Где же твой голос и взор безнадежный твой

Бедную девушку сводят с ума!

В марокканском порту между командами русских и ирландских матросов вспыхивает ссора, которая перерастает в драку (балетный номер "Ирландский степ" против русской "Яблочки"), где русские моряки одерживают верх.

Сцена в Марокко

Атрыганьев (первым побывав на берегу, пришел сердитым, грубо выражаясь). Что же это за город такой, господа?! Грязь, вонь, суета! Шлюх в порту нет абсолютно. Ислам, понимаешь! После чистеньких японских улиц здесь даже главная марокканская дорога выглядит проселочной дорогой, покрытой кочками и ухабами! Долго еще нас здесь, в этой отвратительной клоаке, будет держать этот наш доморощенный флотоводец, горе-адмирал Рожественский?

Эйлер. Здешнее портовое начальство воду нашим кораблям не дают и угля, потому и стоим на якоре, не отправляемся - то ли ты не в курсе, Алексей?! Перед англичанами, видать, прогибаются арабы! Стараются - из кожи вон лезут! И что нам теперь делать, а, господа? Совсем без воды уходить в поход, что ли?

Коковцев. Сиди - не сиди, а пьяным не будешь! Пойду добывать воду в этом проклятом порту! Леня, ты со мной?

Эйлер. Знаешь, что я тебе, Вовочка, хочу сказать - ты бы не внимал Атрыганьеву с таким подчеркнутым решпектом. Атрыганьев, мало того, что барин, он еще - и законченный циник.

Коковцев. Отчасти - да, я согласен с тобой, Леня. Но он - минер от Бога, а минер похож на рыцаря старинного и могучего ордена, вроде Мальтийского.

Эйлер. Скорее, Каста, Володя, это - самая настоящая каста! Алеша Атрыганьев просто не понимает, как близка гибель его и ему подобных.

Коковцев. Да так ли это, Леня?

Эйлер. Поверь мне, ты просто не слышал минера достаточно пьяным. А в пьяном состоянии Атрыганьев произносит жуткие, просто страшные тосты...

(Звучит ария Атрыганьева "Африка")

Ты пришел сюда, где не ждали тебя,

Белый цвет для всех здесь это-табу!

Ты пришел туда, где не ждут никого,

Где законы природы не щадят никого!

Припев:

Что нам делать, русским, в этом крае

Позабытом крае?

Африка, это - Африка!

Ты пришел сюда, где не звали тебя,

Эти люди точно не звали тебя!

Да, ты пришел туда, где ты - никто

И этот никто для них ничто!

Припев:

Что нам делать, русским, в этом крае

Позабытом крае?

Африка, это - Африка!

Прибыв в Цусимский пролив, русская эскадра принимает бой с превосходящими силами японской эскадры. Несмотря на героизм и мужество русских моряков, русская эскадра терпит сокрушительное поражение. Гибнет и броненосец "Ослябя", на котором проходил службу Коковцев.

(Балетный номер с морским сражением)

Коковцев вместе с другими членами экипажа "Ослябя" затапливает израненный броненосец и оказывается на миноносце "Бедовый", волею случая ставшим флагманским, экипаж которого по приказу адмирала Рожественского позорно сдается в плен японцам. Освободившись из японского плена, Коковцев вновь возвращается к Окини-сан. Так происходит их вторая и уже последняя встреча.

Сцена встречи Коковцева и Окини-сан

Окини-сан. Ты не спишь, голубчик?

Коковцев. Что-то не спится.

Окини-сан. Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Коковцев. Да.

Окини-сан. Но она очень смешная.

Коковцев. Тем лучше.

Окини-сан. Далеко на севере жил-был тануки...

Коковцев. Кто жил?

Окини-сан. Тануки. Тануки жил очень хорошо. Он любил музыку, а животик у него был толстенький... как у меня! Когда наступали зимние вечера, тануки стучал себя лапкой по животику, будто в барабанчик, и ты смотри, как у него это получалось. (Распахнув на себе кимоно, Окини-сан выбила дробь на своем животе). Разве тебе не смешно?

Коковцев. Очень. А что дальше?

Окини-сан (пальчиком она нежно провела по его губам). А дальше я хочу рассказать тебе уже печальную историю, голубчик... Обещай, что не прогонишь меня, если я расскажу тебе все... Я родилась в году Тора, который повторяется каждые двенадцать лет. И все женщины моего года обречены на одиночество и презрение. Мужчины избегают нас, не желая с нами общаться. А если бы и нашелся муж, я бы доедала после него объедки, на улице я бежала бы за ним только сзади, в гостях или в доме родителей мужа, пока он там пирует, я должна бы стоять под окнами и ждать его, как собака... хуже собаки!

Коковцев. Отчего такая жестокость?

Окини-сан. Потому что мы приносим мужчинам несчастья, и я боюсь, что и тебе, голубчик, доставлю горе... Зато наш сын, если он родится в год Тора, это будет для него счастьем: мужчины Тора самые смелые, их все очень любят, и что они ни скажут - все становится законом для других... Нас никто не слышит?

Коковцев. Нет.

Окини-сан. А мы с тобой вместе?

Коковцев. Да.

Окини-сан. И ты меня любишь?

Коковцев. Да...

(Балетный номер "Па-де-де Окини-сан и Коковцева")

Действие второе

Картина первая

Бал в офицерском морском собрании. Звучит "Морской вальс". Контр-адмирал Коковцев встречается с глазами жены друга Лизы Эйлер, между ними вспыхивает любовь с первого взгляда. Влюбленная пара мучается двусмысленностью своего положения. Особенно Коковцева тяготит мысль, что он обманывает своего боевого товарища. (Звучит ария Лизы Эйлер)

Как нам найти себя до утра,

Прежние мечты и адреса, и не забыть поздравить?

Здесь, сейчас и больше никогда

Не перечеркнуть и не исправить!

Припев:

Обыкновенная любовь как сумасшедшая комета

Прилетела к нам и две судьбы спалила в ночь.

А с неба каплями летят осколки солнечного лета

Мы сошли с ума и за окном осенний дождь.

Мы пытались расставаться, обещали не сдаваться,

Целоваться больше нету сил.

На рассвете стук трамвая - разнимались, понимая,

Обнимая, дождик моросил.

Припев:

Обыкновенная любовь как сумасшедшая комета

Прилетела к нам и две судьбы спалила в ночь.

А с неба каплями летят осколки солнечного лета

Мы сошли с ума и за окном осенний дождь.

Картина вторая

Однако над Россией уже проносится смерч революционных событий, вызванных первой мировой войной. Озлобленные матросы устраивают массовые избиения офицеров русского флота. Началась гражданская война.

(Звучит ария "революционного" матроса Ярошенко)

Что нам рифы, что нам мели?

Что нам стервы - напугали очень!

Что нам водка, что нам бренди?

Все пропьем, но флот не опозорим!

Деньги есть - в карманах дырка,

Все в борделях разом спустим,

Там, где девки - место есть для моряка!

Что нам буря, что нам мины,

Что нам девки - эти Маньки, Зины?

Что ты, Тонька, из Кронштадту,

Я ж красивый в новеньком бушлату?

Познакомься ты с нахалом,

Прыгнем мы под одеяло,

Станцевать мечтаю целый год!

Припев:

Время бежит, как река быстротечна,

Наша Судьба не подвластна рулю.

Да, но я просто влюблен, я просто влюблен в твои контрфорсы,

Трудно признаться в любви кораблю!

Водка есть, а драка будет,

Порт - капкан для всяких дуралеев!

Офицеров бросим за борт,

Адмиралам - в добрый путь на рею!

То, что хочешь - ты получишь,

Гниду - за борт, якорь - в дышло,

Как, ребята, славно вышло!

О, ля-ля!!!

Картина третья

Коковцев с толпой беженцев устремляется на Дальний Восток, затем в Китай, где в русском Харбине он оказывается в весьма плачевном, крайне бедственном положении. Здесь неожиданно он встречает бывшего коллегу из коммерческого отдела Адмиралтейства в Санкт - Петербурге купца Парамона, с которым сел играть в карты. На этот раз удача улыбнулась Коковцеву - он выигрывает у Парамона большую сумму денег.

(В комнату купца Парамона заходит Коковцев в оборванной одежде и грязных армейских кальсонах)

Коковцев (с деланной радостью целует купца в губы). Парамоша, друг мой сердечный, вот так встреча!

Парамон. Позвольте, мы разве с вами встречались, на брудершафт пили?

Коковцев. Ну, уж коль встречались, так значит и пили! Ты что, Парамон, грезишь? А Санкт - Петербург, а адмиралтейство, отдел военных поставок, забыл?

Парамон. Как же, как же, припоминаю. Только давно это было, как - будто в другой жизни! Чем, собственно, обязан визитом? (тут он замечает грязные кальсоны Коковцева). Позвольте, вы что же это - в кальсонах? И так по Харбину шел?

Коковцев. Да нет, по Харбину я шел в штанах, а в прихожей у тебя их снял! А почему, собственно, это тебя так смущает? Я, чай, не женщина, коей данный вид одежды не присвоен! Ну, что за дурацкий вопрос, Парамоша? Что с тобой, дружище? Твои соотечественники здесь, в Харбине, подыхают с голоду и холоду, а ты воротишь свое сытое поганое мурло, не желая раскошелиться на мизерную сумму!

Парамон. Я так и думал, что речь опять пойдет о деньгах! Сразу же хочу все расставить на свои места - я не занимаюсь благотворительностью! Здесь, в Харбине, слишком много дармоедов, желающих залезть ко мне в карман! Денег никому в долг не даю, это - мой железный купеческий принцип!

Коковцев. Ну, Парамон, я грешный человек, нарочно бы записался к большевикам, чтобы поставить тебя к стенке за твою подлость и жадность, расстрелял бы и моментально обратно выписался!!!

Парамон. Полагаю, этот бесполезный разговор на сим закончен - нам с вами не о чем больше говорить! Аревуар!

Коковцев (замечая колоду карт на столе). Постой, ты что же, играешь в карты?

Парамон. Да, представьте себе - я очень люблю играть в "покер".

Коковцев. Ну, так сыграй со мной!

Парамон. Видите ли, я привык играть на наличные!

Коковцев. Ну, так я ставлю свои адмиральские именные часы - личный подарок императора. Все берег на крайний случай, да, видать, он уже наступил!

Парамон. О, вполне себе изящная вещица. Ну что же, сыграем!

Дуэт Парамоши и Коковцева

Бери - беру, сдавай - сдаю,

Сдавай - сдаю, бери - беру!

Пиковый туз - какой пассаж,

Теперь я квит - пошел кураж!

Бери еще - налей лафит,

Погнали "стрит" - еще лафит,

Мой "флеш - рояль" - пошел кураж,

Пошел кураж!

Бери - беру, бери - беру,

Сдавай - сдаю, сдавай - сдаю!

Бери - беру, сдавай - сдаю,

Сдавай - сдаю, бери - беру!

Пиковый туз - какой пассаж,

Теперь я квит - пошел кураж!

Теперь я квит - пошел кураж.

Бери еще - налей лафит,

Бери еще - налей лафит.

Погнали "стрит", погнали "стрит",

Равняю "флеш", равняю - "пас",

Пошел кураж!

Припев:

Жизнь - это театр, вам ее не понять,

Если вы не поймете, что жить - значит лгать!

Лгать - вот в чем смысл, лгать себе и друзьям,

Ложь - это правда, увидишь ты сам!

Бери - беру, сдавай - сдаю,

Сдавай - сдаю, бери - беру!

Пиковый туз - какой пассаж,

Теперь я квит - пошел кураж!

Бери еще - налей лафит,

Погнали "стрит" - еще лафит,

Мой "флеш-рояль" - пошел кураж,

Пошел кураж!

Бери - беру, бери - беру,

Сдавай - сдаю, сдавай - сдаю!

Бери - беру, сдавай - сдаю,

Сдавай - сдаю, бери - беру!

Пиковый туз - какой пассаж,

Теперь я квит - пошел кураж!

Теперь я квит - пошел кураж.

Бери еще - налей лафит,

Бери еще - налей лафит.

Погнали "стрит", погнали "стрит",

Равняю "флеш", равняю - "пас",

Пошел кураж!

Припев:

Мы связаны тесно законом игры,

Это - ставка на прикуп, дают - так бери!

Магия карт - это логика Тьмы,

Ты, как хочешь - играй, ну а лучше - беги!

Картина четвертая

Узнав, что адмирал Колчак вместе с армией генерала Каппеля двигается на Москву, Коковцев покидает Харбин и отправляется на встречу с Колчаком, который поручает ему командование корпусом. Однако было уже поздно - под натиском Красной Армии белая армия Колчака уже неуклонно покатилась на Восток. Здесь в пути Коковцев вновь встречает Лизу Эйлер, уже в качестве сестры милосердия в колчаковской армии, от которой узнает, что Леня Эйлер убит в Петрограде разъяренными матросами. До Иркутска они едут уже вместе в штабном вагоне адмирала Колчака. Под Иркутском поезд Колчака останавливают большевики. Колчака и Коковцева арестовывают. Коковцев призывает Елизавету отказаться от него и таким образом спасти свою жизнь, однако она принимает решение обручиться с ним и полностью разделить его судьбу.

Сцена в вагоне "Дуэт матроса Кошкина и Коковцева"

Коковцев. Служивый, налей-ка мне водки,

Мне незачем больше жить,

Мне некого больше любить.

России нет, Царя и Веры!

Матрос Кошкин. Выпейте, ваше благородие,

Но как же честь? Вы - моряк.

Россия жива, пока гордо реет,

Над нами Андреевский флаг,

Крестовый Андреевский флаг!

Коковцев. Служивый, налей-ка еще мне!

Российского флота уж нет,

Пирует "веселый Роджер",

Над нами пиратский стяг!

Где он, овеянный славой,

Российский Андреевский флаг,

Крестовый Андреевский флаг?!

Припев: Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет!

Живи еще хоть четверть века,

Все будет так - спасенья нет,

Все будет так - спасенья нет!

Умрешь-начнешь опять сначала,

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь,

Аптека, улица, фонарь!

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет!

Живи еще хоть четверть века,

Все будет так - спасенья нет,

Все будет так - спасенья нет!

Картина пятая

Сидя в камере заключения, Коковцев размышляет над своей извилистой линией Судьбы. Он вновь вспоминает слова Окини - сан, и вдруг со всей ясностью божественного откровения понимает, что его финал предрешен. Поняв неизбежность Фатума, Коковцев смиряется и утрачивает страх смерти, приготовившись к Вечности (балетный номер с Ангелом Смерти).

Остатки армии Каппеля предпринимают неудачную попытку освободить Колчака и Коковцева из иркутского плена. Вскоре после этого Коковцева вместе с адмиралом Колчаком ведут на расстрел. Получив известие о смерти любимого, Окини - сан совершает "секуку" - ритуальное самоубийство японки, ставшей вдовой (балетный номер Окини-сан).

Картина шестая (Финал).

Бал - мистерия в Адмиралтействе. Пары морских офицеров с прекрасными дамами (в том числе, воскресшие персонажи оперы-балета) кружатся в феерическом вальсе. Финальная сцена с балетом, хором, оркестровым тутти.

Красноярск, 2014.

Оставить комментарий © Copyright Воронин Сергей Эдуардович (vorona64@inbox.ru) Размещен: 12/03/2014, изменен: 12/03/2014. 64k. Статистика. Статья: История Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Либретто к опере-балету Сергея Воронина "Окини-сан" по мотивам романа Валентина Пикуля "Три возраста Окини-сан"

Воронин Сергей Эдуардович : другие произведения.

Либретто к опере-балету "Окини-сан"