Часть 2


***

Поздно быть в просветлённой печали,
Знать надежду, испытывать боль.
Поздно думать о новом начале,
Поздно, выучив новую роль,
Быть актёром в возвышенной драме,
Поздно жечь за собою мосты:
Жизнь отваливается кусками,
И один из них - это ты.

Январь 1992


***

Лето кончилось надолго,
Лето кончилось всерьёз.
Осень мимо пролетела,
Мёрзнут руки, мёрзнет нос.
Мёрзнут голые осины,
Мёрзнет глина, крепнет лёд.
Путник кепочку надвинул
И идёт, идёт, идёт.
Утомившися, приляжет
В свежевыкопанном рву.
Засыпает белым снегом
Пожелтевшую траву.
И зелёную засыпет -
Что с того, что зелена...
Заволакивает небо,
Будто душу, пелена.

14 января 1992


***

Есть точка в пространстве,
Есть времени миг,
В которые взгляд мой случайно проник.
Там в сгорбленной позе, угрюм и небрит,
Король-коротышка на троне сидит.
Нет, нет, не горбат он, а просто сутул,
А трон его - пёстро раскрашенный стул.
Вокруг - лишь деревья, кусты и трава,
Короной прикрыта его голова.
Вот тучи сгустились и ветер подул,
Опасно скрипит и качается стул.
И тут приключился б вселенский скандал:
Король зазевался и с трона упал.
Но некому было его поднимать:
Куда-то ушла королевская рать,
И двор разбежался, и стража в бегах,
Паденье закончилось собственным ах!
Поднялся с земли он, корону надел,
И дальше на троне упорно сидел.
Как прежде небрит он, угрюм и сутул,
А трон его - пёстро раскрашенный стул.

Февраль 1992


***

В стране невиданного счастья,
Где солнце красит терема,
Порой случается ненастье,
Порой - скандал, порой - зима.
Но привкус лайковых перчаток
Добавлен в тамошний гранит,
И всё, что тронешь, отпечаток
Нездешней мягкости хранит.
Там не порежешься осколком,
Там в семьях - мир, в домах - уют,
Там и ругаются негромко,
Там и беззлобно чашки бьют.
Мороз приходит ненадолго:
Скуёт ручьи, и был таков.
Лишь тихо хвойные иголки
Скользят с кисельных берегов.
И даже если бой кулачный, 
Не насмерть стенка стенку бьёт.
Там под ногами непрозрачный
Зимой лежит молочный лёд.

13 февраля 1992


***

Ну, что ж, решено: попробуем жить,
Стакан униженья не страшно испить.
А выйдет тогда почти баш на баш:
Пойду попрошу, ты что-нибудь дашь,
А может быть, всё, а может быть, шиш,
А может быть, зол, а может быть, спишь.
А может быть, сник, а может, быть, хам,
А может быть, псих, а может быть, - там.
А может быть, смыт волной декабря,
А может быть, сыт, а может быть, - зря.

Февраль 1992


***

Осень. Гнёт кусты калины
Спелых ягод горький груз.
На подошвах - комья глины.
Первых льдинок слабый хруст.
Осень - лета разрушенье.
Ветер злобен и колюч.
Осень. В лицах отраженье 
Синевы свинцовых туч.
Осень. Кончены работы.
Урожай - всему венец.
Отдохнуть. Но что-то, что-то...
Осень - это же конец.
Осень. В доме мышь-полёвка,
Лист осиновый дрожит.
Под подушкою верёвка
Мёртвой змейкою лежит.
Осень - долгое прощанье,
Я и здесь стоячий гость.
Как залог, как обещанье
В небо вбит огромный гвоздь.

16 октября 1992


***

Когда фортуна надо мной хохочет,
И кажется - вот он, водораздел,
И кажется, что далее нет мочи,
И кажется... И кажется - предел,
Я край сознанья малость отодвину,
Исчезнет всё, останется одно:
Земля, промёрзшая до самой сердцевины,
И поздней зелени нелепое пятно.

26 октября 1992


***

Вот свежая новость вчерашнего дня:
Пошёл серый дождик и всё ещё льёт.
И даже не в радость - увидеть тебя,
И что-то душа - ну, никак не поёт.
Не день и не ночь, а кромешнее не
Увидишь, поближе к окну подойдя.
Фальшивая нота звенит в тишине -
Неабсолютной, на фоне дождя.
Фальшивая нота, мотивчик убог -
Да ну его к чёрту, какая-то муть.
Всё спуталось, слиплось, смоталось в клубок,
И не угадаешь, за что потянуть.

4 ноября 1992


***

Загляну в глаза: осталась,
Глубже бы и не копать,
В них вселенская усталость
И одно желанье: спать.
Счастье, если электричка, 
Хоть на всех она тесна.
Сидя, стоя, есть привычка
Утоленья жажды сна.
Сон твой - до остервененья,
Сон твой - как работа, рьян.
Голова не оторвётся, хоть болтается свободно:
Человеческая шея - не из худших матерьял.

8 ноября 1992


***

Я встану в угол. Добровольно.
В двугранный угол внутрь лицом.
Как будто бы в далёком детстве
Я так наказана отцом.
Я буду, даже и с обидой,
Но в безмятежьи голубом,
Стоять и ни о чём не думать,
Упёршись в обе стенки лбом.
Уравновешена, спокойна,
Со всех сторон защищена,
За что наказана - не знаю,
Но знаю - буду прощена.

6 ноября 1992


***

Всё в этом мире, кажется:
Болезнь, туман, весна,
И колдовские заводи,
И тихий плеск весла,
Настурции, каденции,
В дыханьи перебой -
Наполнено, насыщено,
Навеяно тобой.
У облака, у семени, 
У мглы, у суеты,
У спиленного дерева
Есть и твои черты.
И каждый звук: мычание,
Смех, пенье, пёсий вой -
Мне кажется, он, всё-таки,
Немножечко и твой.
Когда ж гонец из вечности
Абстрактен, но суров,
Появится, проявится
И снимет свой покров,
И мне вручит послание -
Конверт из пустоты,
Таинственная тень
В нездешней упаковке
Окажется, как водится,
Не более, чем ты.

13 ноября 1992


***

Немного странна наша встреча:
Словами расчленяя тишь,
Ты говоришь и говоришь,
Я соглашаюсь, не переча.
Собрат замшивевшего пня,
Я труп. К чему анализатор?
И кто же ты? Реаниматор,
Снующий около меня.
Ты сделал всё без проволочек,
Ты - мастер, судя по всему,
Ты так старался. А к чему?
Ну, дёрнусь я ещё разочек,
Ну, будут судороги бить.
Нет, прекрати, прошу, не надо:
Энергией полураспада
Меня не перезарядить.

16 ноября 1992


***

Не пора ли отсюда убраться,
Cовершить перемену в судьбе?
Влиться бы в слизняковое братство,
Или ползать в червивом грибе,
Или маленькой серенькой мышкой
Забираться в ваш старенький дом.
А, попробую... Вышло, вышло!
Вот и съедена я котом.

Лето 1992


***

Когда с фасадов облетает краска,
И сбившись стаями, дичают псы,
И вместо музыки в ушах - замазка
Площадной брани и крутой попсы,
Когда в домах обыденны уходы,
И стынет в чашках недопитый чай,
И на плаву - пустые теплоходы,
И убивают просто, невзначай,
Когда привычно вас встречает город
Крысиным трупом, запахом мочи,
И в стариковских лицах - близкий голод,
И близкий друг подавленно молчит,
Когда в висках стучит без перебою,
Тускнеет свет и рушатся дома -
Чтоб всё объять и объяснить собою,
Приходит странно ранняя зима.

18 ноября 1992


***

Не от гульбы, не от жары, 
Не от того, что сыро,
Не от озоновой дыры,
И уж совсем не с жиру,
Не от любви, не от тоски,
А чтоб им было пусто,
Я выкину свои мозги,
А внутрь набью капусты.
Нет света разума в очах, 
Мой интеллект бессилен,
Но голова-то на плечах
И несколько извилин -
Внутри капустного листа.
Мой вид вполне приличен,
Лишь память, словно белый лист, чиста,
И нет былых привычек.
А ты, подумавши, что я
С капустными мозгами
И в самом деле это я,
Приблизишься кругами.
Ты будешь мне в глаза смотреть
И руку жать до хруста,
А я хихикну, друг мой, ведь
В башке моей, в башке моей, в башке моей - капуста.

19 ноября 1992


Колыбельная себе

Дремлют в теле метастазы,
Дремлет чахлая трава,
Дремлет смысл вашей фразы,
Завернувшися в слова.
Позабыв, что в мире зло есть,
С головы до самых пят
Сладким сном объята совесть,
Угрызенья тоже спят.
Спит котёнок, очень мило
На бок сбив атласный бант.
Дремлют внутренние силы,
Непробудно спит талант.
Дремлет божая коровка,
В полусне глотая тлю,
Дремлет гордость, честь, сноровка.
Что же это я не сплю?

23 ноября 1992


***

Забыться я хочу. Забиться
В какое-нибудь логово. Дыру.
О, эволюция, верни мне когти:
Они нужны, чтоб выкопать нору.
Глубокую - как можно глубже,
Чтоб отсветам туда не попадать.
Залезть, залечь, и ничего не видеть,
Не различать, не чувствовать, не знать.

25 ноября 1992


***

Прошу тебя: не выходи
На поиски страны желанной.
Неважно, поздно или рано -
Её не встретить, не найти.
Её, наверно, не бывает,
И мгла, и ветер завывает,
Но если вышел, то дойди.
Дойди, прошу тебя, дойди.
Дойди - прошу негромко, шёпотом.
Твой долог путь, 
Башмак твой стоптан -
Но как-нибудь, но как-нибудь.

25 ноября 1992


***

У ног моих - то пыль, то сор,
То кучка прошлогодних листьев.
А ты твердил: "Паду, лишь свистни,
К твоим ногам". И с этих пор
Я часто в трудную минуту,
Ломая дней своих размер,
Приду одна вот в этот сквер,
И всё свищу, как ветер лютый.
А взгляд - к ногам. Но там, но там -
Лишь пыль, лишь сор, лишь кучка листьев,
А иногда - рябины кисти,
А иногда - домашний хлам.

30 ноября 1992


***

Куда ты так несёшься, жизнь?
Твоих колёс мелькают спицы.
Я не сумела в щель забиться,
Я вижу злость на милых лицах -
Остановись, остановись!
Остановись, застрянь в сугробах,
Подумать дай, понять себя,
Понять других, понять любя -
Сквозь снег, сквозь смех, сквозь боль, сквозь злобу.
Искать источники тепла
Дай сил мне, жизнь - в них больше смысла,
Чем в том желаньи, что нас грызло -
Желаньи всё спалить дотла.
Дай сил отвергнуть это знамя,
Где нет зачёркивает да.
Остановись, как много льда
На наших лицах и меж нами.
Дай сил мне эту наледь, ледь
В себе, в других растаяв в воду,
Своё желание ухода
Преодолеть, преодолеть.

3 декабря 1992


***

Напрасно я, себя смиряя,
Себе шепчу: "Держись, держись!" - 
Меня выталкивают стены,
Меня выталкивает воздух,
Меня выталкивает ваша
Такая чуждая мне жизнь.

24 ноября 1992


***

Вот в это самое мгновенье
Я чувствую, ложась на грунт,
Предметов неповиновенье,
А может быть, и вялый бунт.
Трельяж ведет себя прескверно:
Он мой оскал возводит в куб.
Электродрель мне череп сверлит, 
Порой соскальзывая в зуб.
Ну, дрель - чёрт с ней, она за стенкой,
Она соседская, но нож,
Мой собственный, привычный нож,
Зачем мне кровь пустил в тарелку?
Враждебность дрели мне понятна,
Пусть сверлит мозг, пусть сверлит зуб.
Но пятна, всюду крови пятна...
И что, мне есть кровавый суп?
Нет, не хочу. В ответ на это
Всего приятнее уснуть.
Под скрип дверей, под скрип паркета,
Под скрип ещё чего-нибудь.

5 декабря 1992


***

Увы, мы несколько пещерны,
Но утешает, что с луной
Похожи мы: она ущербна,
Как ты и я, как мы с тобой.

7 декабря 1992


***

Подойти, постоять, посмотреть и уйти -
Дальше мне не дано, дальше нету пути.
Это буду не я, и не скажешь "пока",
Это зонтик, расчёска, пакет молока,
Лист газеты вчерашней, конверт голубой
За закрытую дверь проникают с тобой.
Это голос не мой - скрип паркетных полов,
Плеск воды, водопад механических слов,
Это клювами стук голубей по пшену
Нарушают в жилище твоём тишину.
Это вовсе не я - это лампы колпак,
Это кем-то, не мною, засушенный злак,
Это твой карандаш, это борщ на огне
Будут рядом с тобой отражаться в окне.
Постоять, помолчать. С крыш стекает вода.
Дальше нету пути - навсегда, навсегда.

11 декабря 1992


***

Сброшу я с плеч своих давящий груз,
Вырвусь из плена разрозненных линий.
Сумерек цвет зазывающе синий -
Вот в синеве-то я и растворюсь.
К каждой поверхности плотно приникну,
Каждою клеткой вольюся в зиму,
В щели, закрытые прежде, проникну
И что-нибудь, может быть, в жизни пойму.
Сумерек зимних впитаю кусочек,
Жадно мгновение каждое для,
Сумерек, что обрамление ночи,
Краешек, рамка, каёмка, а впрочем,
Может быть, и обрамление дня.
Сколько слияние с синью продлится -
Мигов, часов ли, не знаю, и пусть
Синие мысли и синие лица -
Утро придёт, синева испарится,
Я твёрдым остатком обратно вернусь.

12 декабря 1992


***

Разве я это в люкс-интерьере
И с роскошной собакой у ног?
Понимал ты меня еле-еле,
А узнать вот и вовсе не смог.
Не меня биографии волны
В эти мягкие кресла влачат.
Обознался ты. Полно,
Это фото с чужого плеча.

13 декабря 1992


***

Сегодня в смысл круговращенья
Проникну, может быть, и я.
Оно возможно - возвращенье,
Исход мой из небытия.
Я склею воедино части
Того бессмертного панно,
Где боль вынашивает счастье,
Где это мне ещё дано -
Остановить свою телегу, 
Спуститься наземь и пройтись
По свежевыпавшему снегу
И ощутить: вернулась жизнь.

14 декабря 1992


***

Ничего не сбудется 
Из того, что снится.
Проскользнёт меж пальцев
Хитрая жар-птица,
Вверх взметнётся соколом,
Ниже - купола,
А была ведь около,
Около была.

15 декабря 1992


***

Ветер последние листья срывает,
Гонит, несёт их, бросает на склон.
Стыль, но горячей волной накрывает:
Господи, разве такое бывает?
Как мне поверить, что это не сон?
Ветер утихнет вдруг - лишь дуновенье,
Что-то на ветках осталось - дрожать.
Это вершина - пронзит откровенье,
Лучше не будет, но это мгновенье -
Как удержать его, как удержать?
Голос твой имя мое называет, 
Эхом доносится с разных сторон.
Вот и опять с головой накрывает...
Господи, разве такое бывает?
Это волшебный, но всё-таки сон.

17 декабря 1992


***

Заросла моя дорога,
Посерёдке - острова:
Безнадёга, безнадёга, 
Придорожная трава.
Безнадёга слева, справа,
Безнадёги этой - страсть.
Заглушив другие травы,
Буйно, дико разрослась.
Привести б сейчас к дороге
Много, много косарей,
Накосить бы безнадёги -
Только нету косарей.
Вот последняя застава,
Вот надежд моих погост:
Безнадёга нагло встала
В человеческий тут рост.
Дней пройдёт ещё немного,
И придёт на ум вопрос:
А была ли здесь дорога?
Безнадёгой мир зарос.

22 декабря 1992


***

Я в шесть утра подам прошенье,
Чтобы какой-то мелкий вождь
Моё от прочих отторженье
Как снегопад, как нудный дождь,
Как майский день, как штиль на море,
Смешенье рас, запрет чернил
С монаршей твердостью во взоре
Своею властью утвердил.
Пусть будет что-нибудь весомей
Всех просто мыслей, просто фраз,
Недобрых духов в этом доме -
Пронумерованный указ.
Мне не претит вождя наёмность,
Я действом веру укреплю
В свою от тех отъединённость,
Кого пока ещё люблю.
Пусть сменится стеной казённой
Мой самодельный частокол:
Ненужным стал отдельный кол
Меж мной и каждым - поимённо.

24 декабря 1992


***

В мешанине привычной из дел неотложных
И случайных решений, диктате упавших монет,
Ничего не понять - что же, это возможно,
Ничего не почувствовать -  это, наверное, нет.

Я не знаю, в каком из возможных обличий
Доберётся, докатится эта волна.
Может статься, презрев свой печальный обычай,
Из-за ближнего дома тебе улыбнётся луна,

Или, может быть, станет немного добрее
Закрутивший тебя человеческий круг,
Или зимняя радуга, или же ветер согреет,
Или как-то нечаянно, вдруг,

Ты почувствуешь, будто, прорвав неизбежность,
Уже севшее солнце заглянет в окно...
Нет же, это просто моя бесконечная нежность,
Только это, только это одно.

28 декабря 1992


***

Откроется дверь... А с чего б ей открыться?
Открытая дверь - непорядок в квартире.
Я всех сосчитаю:  раз, два, три, четыре.
Конечно, да что тут могло измениться?
И нечего ежеминутно считать.
Считать поминутно - пустое занятье,
Собака подохла и где-то зарыта,
Но где и зачем - не умею понять я,
И дверь почему-то всё время закрыта.
Закрытая дверь - это просто и ясно,
Не слышен соседских детишек галдёж,
И в смысле жулья и ворья безопасней,
Но как же в закрытую дверь ты войдёшь?
Ты чувства и мысли, как краски, смешаешь
И вылепишь что-то, тебе дорогое.
А почему там не я, а другое - 
Ты эту закрытую дверь ощущаешь.
Но в пику судьбы своей странному крою
И вам, что твердите: так делать негоже,
Я всё-таки дверь свою настежь открою,
И ты не почувствовать, верю, не сможешь,
Что это открыта она для тебя.

2 января 1993


***

Где ненадёжная тропа,
И скалит пропасть пасть,
Не опирайся на меня,
Ведь я могу упасть.

С тропы, не удержавшись, вниз
Скользнёт моя рука,
И ты последуешь за мной
Почти наверняка.

И в царстве хрупкого огня
На жизненном пути
Не полагайся на меня -
Ведь я могу уйти.

Уйти совсем не от тебя -
Не мной мой мерен век.
Я не утёс, я не скала,
Я только человек.

4 января 1993


***

Чёрное, чёрное, чёрное, чёрное -
Что ты такое вокруг?
Не поглощай меня, чёрное, чёрное,
Лучше мне быть, как теперь, вовлечённою
В полчища белых мух.
С ними спускаться и медленно, медленно,
Плавно на землю ложась,
Не замечать, что сустав тазобедренный
Вывихнут, вывернут, тут же, немедленно,
Таять и смачивать грязь.
Чёрное облако, чёрное, чёрное - 
Что ты такое во мне?
Не заставляй меня быть обречённою,
Ты не моё - это плотное, чёрное,
Ты проникаешь извне.
Не наполняй мою душу отчаяньем,
Не набегай, как волна.
Цвет - чернота твой и звук твой - молчание,
То, что стоит за пределом прощания,
Смысл твой - кромешная мгла.

5 января 1993


***

Уходи, весна, из сердца,
Уноси свою капель.
Глупо было бы надеяться,
Что зимой придёт апрель.
Прочь обманные соблазны,
Этот лживый календарь
Унести подальше с глаз бы -
Начинается январь.
Начинаются метели,
Предстоит душой болеть,
Жить вполсилы, еле-еле,
И терпеть, терпеть, терпеть.

5 января 1993


***

Я не предполагала в зной,
Что предстоит и мне
Идти на лыжах при луне
Январскою порой.
Об этом странно думать в зной,
И, что всего смешней, 
Идти в лесу, идти одной,
Доверившись лыжне.
А ведь тогда был подан знак,
Что эти зной и ночь,
Луна и лыжи, снег и дочь -
Всё связано. Но как?

5 января 1993


***

Неплохо вдруг как бы воспрянуть,
Как бы преодолеть недуг,
И шагом медленным, неспешно,
По следу маленькой старушки,
Несущей в сумке полотняной
Для внука соки и игрушки,
Вокруг церквушки сделать круг.

8 января 1993


***

Как хорошо быть человеком -
Из кожи, мяса и костей,
Имея нос, четыре века,
Рот, уши, пару челюстей,
Глаза, живот и всё такое,
Что полагается иметь.
Но лучше - сливой: вместо гноя 
Она из ран сочит камедь.
А при желании - сосною:
Там в ход пускается смола,
Или церквушкой расписною:
Они имеют купола.
Быть привлекательно туманом:
Пришёл шутя, ушёл шутя,
Священной книгою - Кораном,
Игрушкой, что несёт дитя,
Или же центром мирозданья,
Где всё вокруг - любя, любя.
Но состоять из ожиданья
Тебя, тебя, тебя, тебя...

8 января 1993


***

Зелёные яблочки, зелёные яблочки, зелёные яблочки,
Заброшенный сад.
Потрясёшь ветки, потрясёшь как следует - 
На траву приствольную
Яблоки летят.
На след жизни своей едва видимый
С неба души глядят.
О чём они думают:
Негодуют, радуются, яблочка хотят?

8 января 1993


***

Вспомните: вы его тоже когда-то видели,
Он так от вас отличался - всех.
Вы похвалили его или обидели,
Но он не заметил этого - видимо
Категорий таких, как обида, успех
В мире его никогда и не было.
А что же там было? Весенний поток?
Красок запас, что казался небылью?
Тонкость ли чувств, глубина ли их, небо ли
Там, где обычно у нас потолок?
Ему говорили и делали гадости,
Его пустою пугали казной,
А он не сдавался: он плакал от радости,
Что почки набухли, что лужи во впалостях,
Что всё-таки, всё-таки пахнет весной.

11  января 1993


***

Я хочу жить в огромном доме,
Где бы комнат было так много,
Чтоб по ним я могла слоняться
Долго-долго и затеряться
Где-нибудь далеко от порога.
Чтобы были в нём закуточки,
Где б средь белого дня найти
Можно было беззвёздную ночку
И в неё, как в себя, уйти.
В доме с пыльными чердаками,
Где тома пожелтевших книг,
Письма старые - маминой маме -
Оживляет солнечный блик.
В доме, где бы, как на вокзале,
В тупики собирались пути,
Где б меня, потеряв, не звали -
Всё равно не найти.

12 января 1993


***

Это всё дурацкий стресс...
Ледяной водой умыться
Не поможет. Будешь злиться,
Раздражение прорвётся:
"Слишком тонко, вот и рвётся,
Как верёвочке ни виться, 
Всё равно ты смотришь в лес".
А и правда, а и правда:
Я живу без перебою
Много, много лет с тобою -
И посматриваю в лес.

12 января 1993


***

А всё-таки есть вы, чья ноша - не знамя,
Не яркий пакет с калачом.
Вы в душу глядите глазами, глазами,
А может быть, чем-то ещё.
Вы братья и сёстры не только по духу,
А много ещё по чему:
По лёгким, по сердцу, по среднему уху,
Сойдёмся у вас на дому.
- А стенки у дома не слишком ли тонки?
- Да что вы, вполне можно жить.
Мой дом из фанерки, ваш дом из картонки,
Давайте домами дружить.

13 января 1993


***

Наш общий мир - всего лишь разность
Густого дыма и огня.
В душе родящаяся ясность
В свой плен берёт, берёт меня.
И, чувствуя, как мир ей тесен,
Как неуместен жанр витрин,
Ищу, чем бы уравновесить
То, что снаружи и внутри.
И, до краев полна отваги,
Я собираю свой багаж:
Беру с собою лист бумаги,
Беру с собою карандаш.
И, скрывшись в дальнем закуточке
От глаз друзей, от глаз семьи,
Я ставлю, ставлю, ставлю точки
Над строчкой, где сплошные i.

14  января 1993


***

Уснула, уснула, уснула я.
Если я рыба, то снулая,
А человек если - спящая,
Но - равномолчащая.
Я уже не ворчу, не кричу, не шепчу,
Я уже ничего, ничего не хочу,
Я молчу, я молчу, я молчу, я молчу.

16 января 1993


***

Проходит жизнь - точней, несётся.
Я оглянусь - умом объять
Всё то, что в память остаётся,
И различаю, как опять
Мелькают вёсны, вёсны, вёсны,
И длится каждая лишь миг -
Как будто бы байдарки вёсла
Ритмично в глаз бросают блик.
А с зимами - совсем иначе:
Между собой соединясь,
Сплошную зиму обозначат -
Как жизни фон, как мира связь.
В зиме есть яркие вкрапленья - 
Так лето оставляет след.
У каждого - свое значенье:
Есть лето-рай, есть лето-бред.
А осени стоят отдельно:
Вне фона и других времён.
Их ряд, как будто бы бесцельный,
К пределу жизни устремлён.

19 января 1993


***

Есть свойство у тебя: ты ускользаешь,
Меж пальцами уходишь, как вода.
А у меня - другое: никогда
Я удержать тебя при этом не пытаюсь.
Я говорю себе: уходишь - значит я
Фатально не гожусь на роль сосуда.
А впрочем, в этом-то и чудо:
Я - не сосуд, а ты - невесть откуда приходящая вода,
Всё льющаяся на мои ладони,
Всё та же и всё новая - мне б вот,
В душе благодаря круговорот,
Так и стоять, в воде держа ладони.

21 января 1993


***

А я сейчас ищу того, кто б мне ответить мог,
Куда девается Земля
В тот самый миг, когда она
Стремительно уходит из-под ног.
В какие дальние края, орбиту поменяв,
Она свои уносит льды,
Свои моря, свои сады,
Толкнувшись об меня.
Мне б разобраться в этом. Всё ж
До той поры, пока
В ногах почувствуется дрожь,
Два или три шага.
Но не успеть - беда, беда:
Валюсь на правый бок.
Земля уходит из-под ног.
Куда, куда, куда?

26 января 1993


***

Сквозь хрупкий сон сознание прорвётся.
Взгляд на часы: четыре. Не уснуть.
Мой день неслышно для других начнётся,
Его родит предутренняя муть.
Каким он будет? - мысленно прикину,
Но сей вопрос немедленно забыт:
Мой прежний опыт слишком давит в спину,
Я слишком знаю, что мне предстоит.
Дышать неглубоко, копить усталость,
Но не носить пока её оков,
В уме прокручивать, что не сказалось,
Припомнить тьму несделанных шагов,
Смотреть в глаза несущейся машине,
Идти себе, не ускоряя шаг,
И бормотать - "Бог с ним" - да нет, не о мужчине,
А так.
И что-нибудь ещё - умно ли, вздор ли,
Но несколько похожее на бред.
Глотать комки, что застревают в горле...
Да нет же, молнией мелькает, нет!
И тёплая волна несёт, а значит - 
Твержу себе до одури, до хрипоты -
Сегодня всё не так, сегодня всё иначе:
Сплошное, долгое, мерцающее ты.

29 января 1993


***

Я не ношу с собой поленья,
Чтобы разжечь костёр в ночи,
И в нём спалить свои сомненья -
А лишь расчёску и ключи.
Мой краснокожий паспортина -
Его давно могла б отнять
Вот этот ражая детина:
В нём нету фото в сорок пять.
И крест огромного размера,
Увы, на шее не ношу,
И кошельков не нахожу, 
Чтоб сдать их милиционеру.
Я шить одежду не умею,
Я на работе не горю
И государственным музеям
Своих коллекций не дарю.
Ночами не стою в дозоре
И не кричу: "Стой, кто идёт?"
И сын мой - не на вахте в море,
И муж, бывает, водку пьет.
Я не рождаю сыр колбасный,
Я не ищу в деталях брак,
А значит, я живу напрасно,
Как в дивном садике сорняк.

30 января 1993


***

Как магазинов стало мало -
Но это, право, не беда.
Ведь есть музеи, их навалом,
В них выставляется еда.
Какие дивные колбасы,
Полузабытый аромат.
Есть даже та, что с мелким глазом -
Народом чтимый сервелат.
Полузабытые названья
Нездешней музыкой, хоть плачь:
Сметана, сыр, рагу баранье,
Кета, чавыча, сиг, клыкач.
А косхалва, зефир, шербеты
И разный прочий сладкий яд...
Как шоколадные конфеты
Уютно в гнёздышках лежат!
Молчу уж о напитках, чтобы
Не раздразнить сухой ваш рот.
И - достиженье высшей пробы:
Бесплатный до абсурда вход.
С чужой старушкой общим воздухом
Подышим возле груды кур.
Поймем друг друга: лучшим отдыхом
В свободный час - музейный тур.
Приду домой слегка промёрзшая
И - нагуляла аппетит:
Так вкусно луковка проросшая
С горбушкой чёрною хрустит.

2 февраля 1993


***

Зима должна быть. По счетам уплачено.
Но стужи снова не было и нет.
В февральской луже, мартовски прозрачной,
Лежит январский проездной билет.
Кто объяснит, что в мире происходит -
Всё кувырком. Картина неясна.
Остатки снега с тротуаров сходят -
Нет, не зима это. Но ведь и не весна.
Пусть и похоже: как весною, тает
И масса совпадающих примет,
Но серо всё, и неба не хватает,
И радости весенней тоже нет.
Капели вялым кажется стаккато,
Сосульки тает нехотя стекло,
И давит мысль, что предстоит расплата
За это прежде времени тепло.
Безвременье - и чувствуем иначе мы,
А пониманья не было и нет.
В февральской луже, мартовски прозрачной,
Лежит январский проездной билет.

6 февраля 1993


***

Отчаянье, моё отчаянье,
оно так плотно:
мне б на кирпичи
его ножом, остро заточенным,
нарезывать в ночи.
Молчание, мое молчание -
оно так вязко:
мне бы мастерком
его, как бы раствор строительный,
намазывать молчком
на эти кирпичи отчаянные
и строить дом,
свой новый дом,
чтобы в нём жить - потом, потом,
когда достанет кирпичей,
он будет мой, больше ничей,
а крышей станет безнадёга,
нарезанная на листы.

7 февраля 1993


***

Никто ничем не поможет:
Всё предстоит самому.
Не влезть в твою голую кожу
Карпу или сому.
Ты плаваешь слишком редко,
Им не прожить без воды.
Птица сидит на ветке,
А ты - в ожиданьи беды.
Ищет медведь пищу, 
Выход какой-то - ты,
Ты дверь открываешь в жилище,
А рыбы в авоське - рты.
Тянет тебя в горы,
Тянет рыбак сеть.
На головные уборы
Бывает, нужна медь.
Горько старик заплачет,
Отыщет медведь мёд.
У каждого всё иначе,
Никто никого не поймёт.

10 февраля 1993


***

От тумана до тумана
В песне несколько слогов,
От обмана до обмана
В жизни несколько шагов.
Встанешь утром, рано-рано,
Прошагал, и был таков
С песнопеньем про туманы
Эти несколько шагов.

19  февраля 1993


***

- Я её резьбой украшу,
Подниму её на щит.
Нет, не пьётся эта чаша:
Содержимое горчит.
Мне его, себе внушаю,
Пить не то, чтоб от добра.
Я его перемешаю   
Ложечкой из серебра.
Результат, увы, печален:
Только горше стало пить.
Мозг вопросом измочален:
Что же делать, как же быть?
- Есть испытанный порядок:
Перестанешь ворошить,
Горечь выпадет в осадок,
Остальное можно пить.
Выйдет пусть и не подарок,
Но и не сжимает грудь.
Догорит свечи огарок,
Выпьешь чашу как-нибудь.

13 февраля 1993


***

Я приближаюсь к истине кругами:
Ослепну, если сразу посмотреть.
Работаю усиленно ногами:
Я под собой нащупываю твердь.
Порою кажется, что мир - скорлупка.
Кто видит дальше, пусть меня простит.
Всё так непрочно, всё так хрупко,
Всё устрашающе под пальцами хрустит.
Я знаю хрупкость наших настроений,
Засушенного осенью листа,
Архитектурных и словесных построений,
Я знаю хрупкость всякого моста.
Одновременно существует твёрдость:
Ответа, взгляда, сжатых кулаков.
Порою твёрдой кажется упёртость
Или же поступь чьих-то сапогов.
И твёрдость с хрупкостью порой соединяет
И сталкивает жизни круговерть.
Но эта мысль никак не согревает.
Я о другом: мне не даётся твердь.

17 февраля 1993


Газель

Пароход мой отплывает, шлёт прощальные гудки,
В воздух шлются поцелуи, машут белые платки.

Расставание надолго, чтоб не думать - навсегда.
Мальчик, руки не дотянешь, они слишком коротки.

Ты утешишься, и скоро: завари покрепче чай,
У тебя на белых чашках золотые ободки.

У тебя на чашках розы, ни к чему в глазах тоска,
Не набрасывайся жадно, делай мелкие глотки.

Согревай о чашку руки, на расспросы - промолчи,
В твоём доме есть, конечно, кой-какие закутки.

Слушай музыку разлуки, слушай музыку судьбы:
За соседскою стеною застучали молотки.

18 февраля 1993


***

Для счастия нужно щемяще немножко,
Пора тебе это понять, человек:
В избушке сидеть, небольшой, в три окошка,
И не замечать, что кончается век.
И не замечать, что скопилась усталость,
Забыть о кошмарах озлобленных масс,
И чтобы в ушах голосов не осталось,
Разящих оружием радиофраз.
Чтоб глаз отдохнул на пушистых сугробах,
На согнутых ветках, на елях в снегу,
И чтоб различить след оленя, и чтобы -
Оставленный зайцем на полном бегу.
И выйти наружу, и свой след оставить,
К холодному солнцу попасть в кабалу,
И пусть не увидеть, а только представить
Бег белки стремительный вверх по стволу.
Смотреть, как проткнув белизну покрывала,
Свой зонтик топорщит засохшая сныть,
О том, что для тех, кого любишь, так мало
Ты значишь - не думать, не помнить, забыть.
Забыть о диктующем шопоте долга,
А просто смотреть на заснеженный мох.
Я знаю, что счастье такое недолго,
Но хватит на выдох и хватит на вдох.

19 февраля 1993


***

Подойду к реке. Погодка:
Ветер, тучи, дождик льёт.
Будет лодка - сяду в лодку,
Будет плот - сгодится плот.
Хоть бревно, что проплывает -
Все плавсредства хороши:
Ведь река эта впадает
В океан твоей души.

21 февраля 1993


***

Я смотрю на тебя через призму боли,
Физической, грубой, простой, как хлеб.
Я вижу изломанность линий, не более,
Твой образ неточен, он просто нелеп.
Но это от боли. Лимонная долька
Вкуса забытого тает во рту.
Это от боли, от боли, и только,
Вижу изломанность и суету.

28 февраля 1993


***

Предамся тяжкому труду:
Ваш образ в глубь души задвину.
Я вас отторгну, вас отрину,
Я вас покину, я уйду.
Есть сад из призрачных растений,
Но вы там не растёте, нет,
Там нет ни вас, ни вашей тени,
Там только тень от этой тени,
Она всеобщий трафарет.
По ней кроятся все растенья:
Деревья-призраки, кусты,
Там есть весна, там есть цветенье:
След следа тени вашей тени,
И пар идёт из борозды.

2 марта 1993


Счастливый день

Я думала, это - только эскиз,
Я думала - первый блин.
Я думала, это - один из,
А вышло - просто один.

2 марта 1993


***

Вы слишком сдались, слишком мёртвы,
Аж крутится при виде вас
В уме набросок натюрморта:
Вы, пара яблок, ананас.

3 марта 1993


***

Уходит лёгкость. В голове
Предательски просторно.
Уходит смех, вползает боль
Неслышно, но упорно.

Свой пробный делает укол
И рядом остаётся,
И с нею страх, и этот страх
Лисою обернётся.

Лиса глядит из-за угла,
Лиса в портретной раме,
Лиса по лестницам бежит,
Лиса бежит дворами.

Неважно, утро ль, ночь ещё -
Лиса глядит в окошко,
По позвоночному стволу
Ползёт электрик в кошках.

А на стене - нет, не лиса,
Твое, как прежде, фото.
И крик сорвётся: "Помоги,
Ну, сделай же хоть что-то".

И ты поможешь: взявши шприц -
Нет, это не крамола -
Сойдёшь ко мне: рассеять боль
Спасительным уколом.

10 марта 1993


***

Не такая уж я безоружная:
Разглядите оружье во мне.
Внешность - это нечто наружное, 
Не исчерпывающее вполне.
Вот вчера в толчее троллейбуса
В непонятно какие края
Вы меня посылали со злобою,
Вы так нагло смотрели, а я
Вас, мужчину, в отместку представила
В очень ярком цветастом платке:
Вы гуляли с поджарым и грязненьким
Поросёнком на поводке. 

11 марта 1993


***

Нездешнее солнце пройдётся по кругу,
Сиреневый сумрак падёт на бульвар.
Придёт Боливар, и уйдёт Боливар - 
Он хоть и не солнце, а ходит по кругу.
Подруга приходит, уходит подруга,
В руке сине-красный зажат карандаш,
С хозяйственной сумкой, походкой упругой,
Она не светило, не конь, а туда ж:
По кругу, по кругу, пусть кажется - Броун
Законам своим подчинил её бег.
И стайка колибри, и пара калек,
И рыцарь в доспехах, и в стойле коровы
Орбитою солнца, орбитой подруг
Заходят, восходят, уходят, приходят -
И ничегошеньки не происходит:
Всепоглощающий замкнутый круг.

17 марта 1993


***

Вы не любите, я - люблю.
Вы не знаете, а я - знаю.
Вам со сливками, а мне - без.
Вы добры, значит я - злая.
Вы кому-то кричите: "Позор!"
Значит мне приходится: "Браво!"
А кончается коридор,
Вам налево, а мне - направо.
Вам за окнами ночь, а мне - день.
Вы в белом, а я - в чёрном платье.
Значит я - это ваш негатив,
Негатив ваш, проклятье.

18 марта 1993


***

А что мне, собственно, осталось?
К шершавой стенке прислонюсь,
Что посоветует усталость,
Спрошу, послушаю, очнусь.
Я ничего не позабуду,
Я ничего не перевру,
Своих привычек старых груду
Похороню в глубоком рву.
Да, как бы сердце не сжималось,
Зарою: пусть их тащит крот.
Я вспомню, что велит усталость,
И сделаю наоборот.

20 марта 1993


***

Старый плотник пошарит в чулане своём
И найдёт к топору топорище.
С серой мутью вода, что растаявший лед,
К океану дорогу отыщет.
То овраг, то ручей, то река, то каньон -
По пути размывает планету.
И пройдёт сквозь асфальт городской шампиньон
К свету.
И найдёт без ошибки морская вода
Незаметную трещину в днище.
Только ты не найдёшь никогда, никогда
Меня - да и не ищешь.

21 марта 1993


***

Полустук, полузвон,
Полу-пли! Полу-вон!
Полужизнь, полусмерть,
Оглянуться не сметь,
Ибо зеркало сзади,
И лишь полсебя
Ты увидишь, в него посмотревшись.

23 марта 1993


***

Вы приносили мне фрукты,
Вы приносили мне книги,
Вы приносили мне мясо,
А иногда - цветы.
А мне не хватало - воздуха:
Воздуха, воздуха, воздуха!
Но вы же не знали этого
И воздуха не несли.

28 марта 1993


***

Вот судьба. Её десница
Начинает белым мелом 
Делать чёрный передел.
Что бывает за пределом?
За границей - заграница,
За пределом - запредел.

 Март 1993


***

Повисли в небе провода.
Зачем - сейчас и тут?
Как много ног:  туда, сюда -
Куда они идут?
Наводит снова мерзлота
Напрасные мосты.
Откуда эта пустота,
Когда уходишь ты?
Понятно: вечером темно.
Но среди бела дня?
Стучат костяшки домино
В сознаньи у меня.
Стучит ворона по стеклу,
Стучит по крыше дождь.
А это - мокрый зонт в углу,
А это - ты идёшь.
Как славно: в небе провода,
Душ разлучённых связь.
Стекает с зонтика вода,
Вода смывает грязь.
По тротуару - сотни ног...
Окошко отворить.
В чужих шагах - высокий слог,
Ведь среди них - твои.
Так вот откуда высота,
Так вот зачем мосты.
Куда уходит пустота,
Когда приходишь ты?

11 апреля 1993


***

Не наступайте лбом на грабли:
За раны я не полюблю.
Царица туч роняет капли,
Я их ладонями ловлю,
Я их коплю, я их роняю,
Я ими смачиваю лоб -
Тот самый, что о грабли хлоп,
Но в ваши игры не играю.
Я вас от силы пожалею,
Своё подставлю вам плечо
(А вы надеялись, что шею?)
А полюблю, когда сумею, 
Не вас - кого-нибудь ещё.

14 апреля 1993


***

Смотри: по улице из улиц,
Той, где в жару - прохладный дождь,
Шагает курица из куриц,
Так хороша, бросает в дрожь.
Ей вслед с наличника резного,
Не в силах кукарекнуть вслух,
Глядит, глядит резной петух
И тщится кукарекнуть снова.
Напрасно, ничего не выйдет,
Пусть сила тяги велика:
Он только символ петуха,
Он из наличника не выйдет.
Он там останется, покуда
Не станет весь - одна труха.
Но мы-то созерцаем чудо:
Любовь резного петуха.

18 апреля 1993


***

Лосьоном "Старт" протрите вашу кожу,
Проткните розой утренний туман,
И пусть через дыру свой путь проложит
Какой-нибудь восточный караван.
Вы ощутите странный привкус чуда,
Увидев, как обыденный туман
Пронзил, прорвал, промял пунктир верблюдов -
Идёт, идёт восточный караван.
Сухим, горячим, ветреным подуло,
Несут верблюды парные горбы.
В их шерсти - не колючки саксаула,
А только розы, розы и шипы.
Идут, идут, идут верблюды,
Вы будете достаточно умны,
Чтобы себя не спрашивать, откуда,
Зачем, куда, послы какой страны.
Прервите явь на слоге безударном, 
Меж двух горбов подшёрсток теребя.
Пусть это было несколько вульгарно -
Вы вышли, вышли за предел себя.

11 мая 1993


***

Охапка лилий, под камнем рак,
Кружок молока замороженного -
Исчезло, растаяло, сгинуло всё
В чёрной дыре прошлого.

Маленький мальчик, что в велосипед
Глазами впился завороженно,
Жив ли ты, нет ли, тебя больше нет,
Ты - аромат прошлого.

И ты, что с портрета печально глядишь,
Не надо: под кожей горошина,
Все боли, все страхи уже позади,
В чёрной дыре прошлого.

А ты, под стеклом, до абсурда фальшив:
Лицо, будто плащ, наброшено.
Напрасно: всё поглотится, всё
Чёрной дырой прошлого.

Я задним числом прошепчу: "Перестань" -
И ты словно вымылся.
Время стирает, стирает грань
Между прошлым и вымыслом.

17 мая 1993


***

Мне очень, очень не хочется
Средь болот умереть.
Свой вес возлагаю на кочку:
Кочка в болоте - твердь.
Но что это, что это, что это?
Кочка имеет глаза.
Они блестят возбуждённо -
Стой, опасно, назад.
Назад? А вокруг - болото,
Назад? А вокруг - нежизнь.
Кочка с глазами - хоть что-то,
Держись за нее, держись.
Поскольку очень не хочется
Средь болот умереть,
Свой вес возлагаю на кочку,
Надеясь, что это - твердь.
Но что это, что это, что это?
Под истерический смех
Она уходит, уходит -
Вниз, конечно, не вверх.

18 мая 1993


***

Чтобы дождаться мая, 
Я задержу дыхание
На слякоть, морозы, наледь,
Январь, февраль и так далее.

Сделаю долгий выдох
Над озябшими пальцами...
В мае всегда есть выход:
В лес убежать, в зайцы.

Я там затеряюсь, исчезну
До полного растворения.
Зелень даёт миру
Новое измерение.

Лес меня встретит соснами,
Дубами, берёзами, клёнами...
Май изменяет палитру 
На оттенки зелёного.

Там я найду прохладу, 
Пищу, тепло, призрение:
Зелень даёт жизни
Лишнее измерение.

20 мая 1993


***

Ветер пройдётся опушкою леса из зданий,
Рябью отметит свой бег по судьбы полотну.
Где человек? Утонул в океане страданий,
Волны его волочат по корявому дну.

Волны, чей двигатель - только инерция гнева,
С вами в любом направленьи ему по пути.
Мимо скользнёт слишком крупноячеистый невод -
Через такие ячейки могла б и акула уйти.

Мимо скользнёт и акула подводного мира:
К тому, что влекомо по дну, интерес миновал.
Уже не предмет для кровавого хищницы пира
Коленки шарнир и лица искажённый овал.

Время настанет, и выплюнет море на берег
Полуистлевший, едва узнаваемый труп.
Больше не будет ни слёз, ни обид, ни истерик -
Вы в своей плоти распухшей одеты тулуп.

23 мая 1993


***

Тень длинноногого мальчика
На миг поглотила тень
От небольшого мячика
В яркий солнечный день.

А тень самого мячика - 
Тени анютиных глаз.
Тени воюют с тенями,
И рикошетом - в нас.

Негде от солнца укрыться,
Такая стоит жара...
Тень от берёзы срублена
Тенью от топора.

26  мая 1993


***

Так случилось:
осенью
из всех желобов
лились с грохотом струи
чёрных блестящих бобов.
Чёрный боб посадили,
и он по весне пророс
головою, покрытой
чёрным платком волос.
Из седых одуванчиков 
искусно сплетённый венок
оттенял белизною
чёрных волос платок.
Эту голову стали
тёплой водой поливать:
может, вырастет шея,
руки, ноги, тело - как знать.
Ну, а где ж остальные
чёрной окраски бобы?
Их, наверное, съели:
люди
к соблазнам слабы.

1 июня 1993


***

Как не смягчает зной июня
Снег поседевших тополей,
Как не накормит караваем
Злак неевклидовых полей,
Как за чертой души улыбка,
Которая - искусный грим,
Как не приносит облегченья
Ты, обращённое к другим,
Так дым сгоревшего жилища
Не воскрешает дым костра,
Так недоступна топорищу
Глухая тяжесть топора.

Июнь 1993


***

Вот и солнце на землю садится,
Завершив свой дневной полукруг.
С ним прощаясь, примолкли птицы,
Лес и луг, и зверьё вокруг.

Миг всеобщего примирения:
Тех, кто голоден, тех, кто сыт.
Наша лодка вниз по течению
Без усилий, легко скользит.

Тяжело нам, но лодку это
Не смущает и не страшит:
Наша тяжесть - не тяжесть тела,
Тяжесть мыслей и тяжесть души.

Мы ни в чём с тобой не виноваты,
Просто мы - не мудрее травы.
Затеряемся в зарослях мяты -
Выше солнца и головы.

7 июня 1993


***

Дождь идёт. Струи плавно стекают
По лицу, по плечам. Не беда:
Он одежду твою постирает.
Льётся, льётся с неба вода.

Льёт три дня, что уже непривычно.
Ты не просто будешь умыт,
Дождь доходит до неприличья:
Он одежду твою растворит.

Дождь неделю уже. Так бывает. 
Это главная из новостей.
Дождь смывает, смывает, смывает
Грязь и пот, и кожу с костей.

Исчезают знакомые лица,
Остаётся от тела скелет.
Может быть, и он растворится.
В мире дождь. Ничего больше нет.

10 июня 1993


***

Закрыть глаза. Всплывает
Из сумрачных глубин:
Выходит из-под стула
Мурлыкающий сын.
Потрётся лбом о ножку,
Поближе подойдёт.
Зачем? Ведь я не кошка,
А он совсем не кот.
Но вскочит на колени,
Свернёт себя в клубок.
Пойму: невероятно, 
Но это ты, сынок.
Поглажу против шёрстки...
Не нравится? Позволь 
Ещё одну попытку - 
Теперь я буду вдоль.
Не вздрагивай: из спаленки
Мелькнула в кухню мышь.
Сейчас ты снова маленький
И на коленях спишь.
Затягивает корочкой
Души моей ожог.
Гляжу в глазные щёлочки:
Всё будет хорошо.

7 июля 1993


***

В холодном доме мёрзнет день, как ночь,
В без стёкол окна залетают птицы,
И двери хлопают бесшумно, как ресницы,
Когда его жильцы уходят прочь.

В холодный дом электропровода
Идут, лишь чтобы кончиться обрывком,
И жизнь нелепая коротеньким отрывком
Через трубу уходит в никуда.

В холодный дом не приглашать гостей,
В холодном доме снег весной не тает.
Но ты приди. Мы там поговорим,
Нам там никто ничем не помешает.

7 июля 1993


***

Приходите на пир: угощения хватит на всех:
Мышь в зелёном доме катит орех.
Кто мышей не ест, приходите и вы, не беда:
Мы расколем орех, будет и вам еда.
Приходите, погасим свет - слышите звук:
Это шорох ритмичный, а вот тихонько тук-тук.
Это в дом зелёный, найдя одну из прорех,
Мышь забралась и катит прямиком в бесконечность орех.

13 июля 1993


***

Мы выросли из взгляда, вздоха, слова,
Прикосновенья, яблок, хлеба, плова,
Опавших листьев, из лесной трухи,
Подсолнухов и прочей чепухи.

Но жизнь мелькнёт, и мы уйдём, как в вату,
В одышку, капли, хмурые закаты, 
Глухую осень, иней, горький мёд,
В сырую землю, в бесконечный лёд.

17 июля 1993


***

Горит костёр посередине лета,
Рождая дыма белую дугу,
И искры жгут ромашки на лугу
За полчаса до вялого рассвета.
Горит костёр посередине луга,
Там, где всегда виднее, чем в лесу,
Его отметина: чернь выжженного круга.
Туман съедает дыма полосу,
И, чувствуя себя как бы в раю,
Куст клевера дожёвывают слизни.
Горит костёр посередине жизни -
Хотелось бы сказать, но - на краю.

22 июля 1993


***

Пора, проделав брешь в заборе,
Из досок сделав в спешке гать,
Бежать, бежать, бежать, бежать -
От всех и от себя. Но вскоре
Твой остановит быстрый шаг
Ручей, транзитных вод обитель,
Ручей, ландшафтов разделитель,
Ручей, расширивший овраг.
Ручей тотчас тебя заметит -
Он не пропустит даже мышь.
Он прожурчит: куда бежишь?
А ты не знаешь, что ответить.
Ты посидишь на камне, прежде,
Чем перейти черту ручья.
Он - территория ничья,
Он грязь лица или одежды,
Не замутившись, унося,
И душу заодно умоет.
А в зеркало его кривое
Вглядишься - и найдёшь себя.

Сентябрь 1993


***

Вечер кончится, пыль уляжется,
Напечатает адский станок
Лишний ноль в номинале тяжести
Головы моей, рук и ног.
Свой запустит тоненький зуммерик
Стрелка биочасов в груди,
От вечерних до утренних сумерек
Прошагавшая полпути.
Это слабенький, но отчётливый
Пробивается к мозгу сигнал:
На исходе души моей топливо,
Каждый мускул смертельно устал.
Что-то важное в жизни кончается,
Как приходит конец весне.
Ну, а лёгкость - она случается:
Лёгкость... Лёгкость приходит во сне.

17 сентября 1993


***

Мимо ГАИ покинутых постов,
Мимо металла мёртвых поездов,
Забытых грузов, брошенных машин,
Упавших сосен, елей без вершин,
Ломая мелких лужиц ранний лед,
Упругим шагом человек идёт.
Он с рюкзаком, отнюдь не налегке,
Горящий город виден вдалеке.
Горят киосков псевдотерема,
Горят многоэтажные дома,
Скамейки в скверах, клёны и кусты,
Вокзалы, склады, почты и мосты.
Сгущает сумрак дыма пелена,
Зловеще красной выглядит луна,
Кружится искр адский хоровод,
А человек идёт, идёт, идёт.
Себя не спросит, что, зачем и как,
И не ускорит, не замедлит шаг.
Как год назад, как позапрошлый год,
Морковку с репой в рюкзаке несёт.

9 октября 1993


***

Мы были здесь вчера, невыносимой ранью.
Мы были здесь вдвоём, мы плавали в тумане.
Друг друга потеряв, произносили слово,
И шли на голоса, и находились снова.
Несли друг другу как отчаянную новость
Тяжёлый жёлудь, как не тягость, но весомость.
Несли друг другу лист: большой, резной, кленовый,
Молчали, ели хлеб и говорили снова...
Среди тех самых мест опять топчу круги я,
Но день уже другой, и мы уже другие.
Всё призрачно теперь и не имеет веса:
Белёсый цвет небес, полупрозрачность леса,
Вчерашние слова, вчерашние решенья
И в лужах черт моих кривое отраженье.
Лишь тяжесть желудей в ладонях - как участье,
Как отпечаток сна, как невозможность счастья.

15 октября 1993


***

Жизнь течёт, людей толкая
В спину, пятки и бока -
Неглубокая река,
Несерьёзная такая.
Только выплывет не всяк:
В мутных водах этой речки
Тонут, тонут человечки -
То средь зарослей кувшинок,
То в заторах из коряг.
Губит, губит человечков
Несерьёзность этой речки,
И к тому же их размеры
По сравненью с ней малы.

31 октября 1993


***

В нашем детстве далёком,
Розово-голубом,
Мы не знали друг друга,
Мне неведом твой дом,
Твой щенок косолапый,
С горки саночный скат,
Твои мама и папа,
Твой двоюродный брат.
Нами порознь прочитан 
Сказок Гофмана том,
Мы не ссорились бурно,
Не мирились потом,
Были разными наши
Ели и тополя,
Мы не знали друг друга,
А наверное, зря.
Изменить бы хоть что-то
В розово-голубом...
Наши детские фото
Вклею рядом в альбом.

2 ноября 1993


***

Незваным гостем постучусь в окошко.
На стульях закусь: всяческая рыбь.
На гладких плитах - мраморная крошка,
На хмурых лицах - мраморная сыпь.
Чужая дверь распахнута со скрипом,
Навстречу - мутноватые глаза.
"Ну, заходи!"- мне бросит кто-то сипом,
И подтвердят товарищи: "Мы - за".
Со стула тут же сдвинута закуска,
Смахнули на пол кости рыбьих стай -
Они прикроют трупик трясогузки
Под чей-то шёпот: "Вася, наливай!"
И в этот миг по мне прямой наводкой
Часы судьбы одиннадцать пробьют.
На стуле в кружке - дармовая водка,
Жаль только, я её не пью.

7 ноября 1993


***

Обстановка не скажешь, что нервная -
Я не буду плести небылиц.
Ну, подумаешь, тридцать первое -
Это мирнейшая из границ.
Всё спокойно, всё тихо, всё запросто,
Диверсанты придут на постой...
На границе июля и августа - 
Никаких пограничных постов.
Никаких заграждений-кактусов,
Топчет, топчет границу народ.
Только все - из июлей в августы,
Нет, чтоб кто-нибудь наоборот.
У границ оживлённо и скученно,
Правда, шепчут луга лебеды,
Будто есть диверсанты-лазутчики,
Их в другом направленьи следы.
Будто бы незаметно пришлые
Среди знойно-июльских нас
Ходят всё и бормочут: "Вышло бы..."
И всё пьют наш июльский квас.

13 ноября 1993


***

Не бойся снега. Он холодный?
Да, это верно. Ну, и что ж?
Он падает, а ты идёшь:
Легко, размеренно, свободно.
Пройдя сквозь снежную завесу,
Поймёшь, познавши страх сполна,
Что проницаема она, 
Не давит, не имеет веса -
Среда без вязкости, без сгустков,
Кристаллизованный туман.
Снег забивается в карман,
Под кожу, в душу, мысли, чувства.
Пусть он летит, куда угодно,
Ты им не будешь занесён,
Пока идёшь сквозь снежный сон
Легко, размеренно, свободно.

5 декабря 1993


***

Ваш взгляд кирпичный, жёлтый, белый...
Ваш подбородок голубой...
Да, мы встречались - за чертой,
За гранью смысла, за пределом.
Там в плоскость добрых намерений
Вворачивался жизни винт,
Брал многомерный лабиринт
В плен тупиковых измерений.
Там морда вашего лица
Мысль неподъёмную рожала,
И ни луча не отражала
Чернь предстоящего конца.
Там было слишком всё известно,
Там облако дыханья шло...
Всё это было - и ушло,
Как дым растаяло, исчезло.

18 декабря 1993


***

Ну что же, верно, можно, поднатужась,
В промозглый, хмурый, серый зимний день
Воображеньем отодвинуть ужас,
И вызвать солнце, и рассматривать ту тень,
Что на траву отбрасывают клёны,
И размышлять в полдневной тишине,
Как хорошо, что цвет травы - зелёный,
Всё медленнее, как бы в полусне...
Когда же в море света мысль утонет,
Понять нутром, что время истекло,
И бабочка не залетит в ладони,
Что бьётся, бьётся, бьётся о стекло.
Та бабочка - она снаружи,
Луч времени пространству не объять,
И меркнет день, и ослик перегружен,
И ничему не кончиться на ять.

24 декабря 1993


***

А я тебя любила, как могла:
Любовь чуть слышная, любовь из-за угла,
Не главной улицей ходящая - задами,
Себя не узнающая годами,
Зажатый зов, устойчивый порыв,
Растянутый на многолетья взрыв...
А ты - за стенкой тонкого стекла,
Я бить её не смела, не могла.

14  марта 1994


***

Я плыву по зиме, я рулю, я гребу,
Я сейчас не в земле, не в петле, не в гробу.
Знаю, колокол нынче звонит не по мне,
Мне не надо креста и надгробных камней,
Чёрных рамок, прощаний, последних речей -
Я увижу ещё незамёрзший ручей,
Я увижу, как в лето врастает трава,
Я скажу тебе эти простые слова:
Я жива - и за это спасибо судьбе,
Я жива - и за это спасибо тебе, 
Это вовсе не сон, это всё наяву:
Я живу, я живу, я живу, я живу.

2 января 1994


***

Знать бы, знать бы - постлать рогожки...
Сторож страх сторожит в сторожке.
О, за ним нужен глаз да глаз: 
Заглядится сторож на ёлочку,
Страх протиснется в узкую щёлочку,
Испытает свободы экстаз.
Разразится позёмка-метелица: 
Это страх по дорогам стелется,
Загудят провода на ветру: 
Это страх говорит: я иду.
Не поможет ничей строгий глаз -
Страх настигнет меня и вас.
Страх заполнит собой настоящее: 
Руки станут противно дрожащими, 
Ноги - ватными, волосы - ломкими...
Не постлали рогожки с соломкою.

2 января 1994


***

Во внутреннее зеркало всмотритесь: 
Недобрый взгляд, нос несколько кривой,
И чья-то тень за вашей головой...
Да вы себя немножечко боитесь!
Как глуп ваш смех, кричащи как румяна,
Размер ушей скрывает полумрак.
И всё-то в вас с каким-нибудь изъяном,
И всё-то в вас немножечко не так.
В принадлежащем вам внутрилежащем доме
Как будто бы сплошные бардаки,
И будто б опечатки в каждом томе,
И будто бы зловещи чердаки.
И будто мухи плавают в вареньи,
И муж чужой забрался под кровать...
Не будьте у себя под подозреньем,
Себе необходимо доверять.

6 января 1994


***

Я в мышеловке.
Мой хребет перебит.
Добавить нечего.
В горле что-то противно сипит.
Это выходит воздух, 
А значит, жизнь.
Я не мышь, у меня нет лап,
Но они свесились вниз.
Я не мышь, у меня нет хвоста,
Но он не шевелится.
И это всё?
Меня уже нет, но - не верится.

19  января 1994


***

Катилось псевдоколесо обочиной,
Найдя тропинку, вкатывалось в двор.
Ломилось в двери - двери заколочены,
Чтоб не унёс пространство в сетке вор,

И, повернув, таранило забор -
Постройку ветхую, ненужную, непрочную,
И с ним валилось в лужу непроточную.
Простор, какой теперь простор!

Свершилось быстро - времени примета,
Свершилось быстро - сняли чьё-то вето,
Свершилось быстро - не раскрыть и рта.

Нет, нет, напрасно радость пенится: 
Забор упал, но ничего не переменится,
Забор упал, останется черта.

27 февраля 1994


***

Тебя не назвать красивым,
Но и уродом - грех: 
Из множества одинаковых
Ты - одинаковей всех.

Твой труд, даже самый жалкий,
Всегда обречён на успех: 
Из множества параллелей
Ты - параллельней всех.

Ты - птица в руках, ты понятен,
Не над тобою смех,
Из множества разных смыслов
Ты - тривиальней всех.

Ты летом - жара и дождик,
Зимою - метель и снег.
Из множества необходимого
Необходимей всех.

18 сентября 1993


***

В неком городе далёком
Ты оставила свой след.
Так случилось ненароком: 
Глянешь сверху птичьим оком,
План его - твой силуэт.
Может да, а может нет,
Может кажется, а может
Росчерком карандаша
"Здесь живёт твоя душа"
Написал мороз по коже.
И сама ты где-то тоже,
Переулками кружа,
Как по лезвию ножа,
Ходишь, ходишь. Этот бред
Может вздор, а может - нет,
Бог пусть будет судия.
Только он в себя вбирает
Боль непрожитых мгновений,
Только он отодвигает
Пустоту небытия.

19 февраля 1994


***

Раны - в свежем наплыве камеди,
Смотрят в сторону сыновья.
Переняв привычку медведя,
Впала в зимнюю спячку свинья.
От усталости иль неуменья
На полслове порвался сонет,
Жизнь задумалась на мгновенье: 
Продолжаться ей или нет.
Бог не выдаст - свинья проснётся,
Вихрем в лето весна пронесётся,
Оставляя зелёный след.
Бог не выдаст? Мели, Емеля.
Бог не выдаст? В конце тоннеля
Меркнет, меркнет обманный свет.

28 марта 1994


***

Не стирать, не пахать, не писать, не любить,
Быть? Да нет же, конечно, не быть.
Не хотеть, не кричать, не спешить, не бежать,
Лишь безвольно, бездумно, бездвижно лежать -
На полу, на диване, на гребне идей,
Под ногами постыдно спешащих людей.
Что за дело, спрошу, никого не виня,
Мне - до этих спешащих, а им - до меня?
Черепа, черепа, мой рентгеновский глаз
Под личиной людей видит вас, только вас.

10 марта 1994


***

Цепочкой чёрной, рано-рано,
В туман снегов, в снега тумана
Уходит странный коллектив.
А ты - одно звено цепочки,
В ней нет штрихов, в ней только точки,
Она - свой собственный мотив,
Свой марш, свой гимн, глухая тема,
Иль чья-то нервная система,
Или задумчивый романс.
Идти - тяжёлая работа,
Но ты звено, а значит нота,
Сбежишь - родится диссонанс.

10 марта 1994


***

Верно: в поле пасётся корова,
Верно: в банке смола, а не джем.
Верно: всё начиналось со слова.
Верно: кончится слово ничем.
Слово мёртвым обрывком повиснет,
Лишь порю возникнет фантом
Параллельной непрожитой жизни,
И мелькнёт незнакомой отчизной,
И махнёт полосатым хвостом.

23 апреля 1994


***

Такой чудесный, ласково-телячий,
И тёплый ветер просто валит с ног...
Да нет же, нет, всё несколько иначе: 
Смотрите вглубь, читайте между строк.
Представ внезапно многоруким Шивой,
С напрягом мышц, привставши на носок,
Он крякнет: "Ух!", вытягивая жилы,
И словит кайф, высасывая сок.
Потом уйдёт в себя, но ненадолго,
И, дробью слов проткнувши барабан,
Он апельсин разломит не на дольки,
А на куски в лохмотьях рваных ран.

30 апреля 1994


***

Земля колышется, как море,
Поднялась чёрная волна.
Ну что ж, земля себе хозяйка,
Ну что ж, она вполне вольна
Быть в гневе, биться, волноваться,
Плевать в лицо, вставать стеной -
И накрывать девятым валом: 
Той, погребальною волной.

11 мая 1994


***

Вяло текущие сражения,
Монблан словесной шелухи.
В парах взаимоотторжения
Там задыхаются стихи.
Уходит мысль в слои наружные,
Уходит музыка из слов.
Счастливая, прекраснодушная,
Уходит жизнь в обрывки снов.
Уходит жизнь...Родиться заново?
И сквозь монбланы шелухи
Смотреть, как освещает зарево
Край неба, тучи и стихи.

Май 1994


***

Он вне времён:  ни юн, ни стар.
Он чёрный, чёрный, чёрный шар,
Он налетел, он закрутил,
Он растоптал, он поглотил.

Меня друзья напрасно ждут;
Домой мне больше не попасть.
Уже не шар, а чёрный жгут,
Уже не жгут, а чья-то пасть.

А формы, собственно, и нет: 
Уже не жгут, а сгусток тьмы.
Лишь чёрный, чёрный, чёрный цвет
И ощущение зимы.

Уже не сгусток - облака,
Вон то - оно чернее всех,
Оно, как чёрная рука,
Горстями сыплет чёрный снег.

17 июня 1994


***

Скрипят несмазанные веки,
Всё шире света полоса...
Так открываются глаза
Распластанного человека.

Он, может быть, смертельно болен?
И на одре лежит? Да нет,
Он этой жизнью недоволен,
Ему мешает яркий свет,

Ему мешает время года,
Жара, холодная роса,
И - что нелётная погода,
И - что полярны полюса.

Ему мешают отраженья,
Укус пчелы, полёт шмеля,
Снежинки, головокруженья
И в белом пухе тополя.

Его томит познанья жажда,
Ему мешают жить слова: 
"Что там вдали, за просто  дважды?"
Он думает, что  дважды  два.

28 июня 1994


***

Всем детям времени сурового, 
Так называемой зимы, 
Сугробы пуха тополёвого
Как тайный знак её даны.
Где видят просто хлопья ватные
Послы сезонов подобрей: 
Зелёных, жёлтых, с глянцем, матовых
Июней, маев, сентябрей, 
Там ощущают дети зимние
Январь завьюженный, пургу,
Деревья кажутся им - в инее,
Земля им кажется - в снегу.
И нет в том ничего случайного,
Что снег в жару запорошит: 
Зима - их время изначальное,
Их состояние души.
...А тем из времени сурового,
Кто не дотянет до зимы,
Сугробы пуха тополёвого
Как утешение даны.

3 июля 1994


***

И я могу, как посуху, по морю,
Уподобляясь в этом кораблю...
Бог есть любовь, и я с тобой не спорю.
Бог есть - ведь я тебя люблю.

3 июля 1994


***

Чуть выйдешь за порог - известьице,
Что туча съела нижний рог у месяца.
Не испускает тусклый свет часть скрытая,
А туча на боку лежит - ох, сытая!
А мотыльки на светлый рог - ох, пачками,
Они его своей пыльцой запачкали.
Прибьёт их к Млечному пути - что ж, жизнь с изъянами,
Но женщина плывёт, скорее, чем идёт, поляною.

21  июля 1994


***

Какой роскошный карандаш,
И грифель - точно жало.
Его изящная рука
Держала.
Рука порхала по листу,
На лист ложились строчки.
Но это были не стихи -
И точка.

17 августа 1994


Завтрак на траве

Осеннее солнце поляну залило.
"Сейчас бы чего-нибудь съесть" -
Душа из-за стенок желудка просила.
Точёную ржавчиной жесть
Кроило консервного ножика жало,
Закройщик был навеселе,
И килька в томате от страха дрожала,
Как будто селёдка в желе.
По кильке, друзья, убиваться не стоит -
Ей дважды не умирать.
И взгляд наш зависит, да-да, от настроя.
Тянула голодная рать
Немного застенчиво жадные пальцы
К развалистым кильим хвостам,
А самые ловкие - ножика жальце
К богатым глубинным пластам.
Старались лишку прихватить воровато,
Валялась жестянка во рву.
И капали, капали капли томата
В примятую ими траву.

30  августа 1994


***

Последний тёплый день - он был
Воспоминанием о лете.
Кричали дети, как коты,
А, может быть, коты, как дети.
Мчал полем велосипедист,
Крик лета - в каждом кратком дзине.
Несли грибы в большой корзине,
Был небосвод белёсо-чист.
Но хрупкость листьев, их смятенье -
Всё предвещало листопад.
И всё длинней ложились тени,
И окна с видом на закат
Уже готовили, уже,
Тайком, упорствуя, заранье,
Своё холодное пыланье
На дня и ночи рубеже.
День ускользал. Он был, он был.
Он был - и вот теперь кончался.
Луч на лице листвы качался
И постепенно холодел.

8 сентября 1994


***

Я существую без тебя... Я существую.
Это странно. Дождь изъясняется пространно
На языке антиогня.
Распространённое наречье.
С поникших веточек берёз
Стекают капли мне на плечи
Подобьем слёз.
Ночь родила больной фонарь,
И ищет глаз: а где аптека?
Не ближе, чем за два парсека,
Аптеки были только встарь.
Ты ускользаешь, как всегда,
Боль, как всегда, незаглушима.
Дождь с выразительностью мима
Перебирает провода.
Пусть остаётся всё, как есть,
Пусть остаётся - ты так хочешь.
Деревья мокнут у обочин...
Дожди, дожди - конца им несть.

15 октября 1994


***

Я сижу, а часы стоят.
Я стою, а часы идут.
Я иду, а часы бегут.
Я бегу, а часы отстают.
В ногу с временем - ну, никак.

18 октября 1994


***

Небосвод давяще-серый,
Воздух недоголубой.
Расширяется пространство
Между мною и тобой.
Раздвигаются пределы,
Там, вдали, теплеет свет,
Облака перисто-белы,
Ты их видишь, а я - нет.
Там, вдали, мелькнувшим плёсом
Взгляд твой втянут в дивный бред.
Там, вдали, стучат колёса,
Ты их слышишь, а я - нет.
Раздвигаются пределы: 
В них - открытая вода,
Сны, месторожденья мела,
Книги, мысли, города.
Раздвигаются пределы: 
В них уже весь этот свет.
Твоя память - листик белый...
Ты так можешь, а я - нет.

23  октября 1994


***

Слишком яркое солнце.
Глаза зажмурь -
Даже так будет ярче,
Чем вчерашняя хмурь.
Ощущение лета
Отчаянно для,
Выйди в воздух румяный
Морозного дня.
Будет с хрустом крошиться
Бывшей лужи стекло,
И пора позабыть бы
Про сырое тепло.
Грязь бесснежной земли
Голый холод сковал.
Праздник вечной зимы,
Ледяной карнавал.

5 ноября 1994


Настоящий мужчина

Подружек нет, но есть товарищи: 
Железный рыцарь, ротор, статор.
Не семенящий, а шагающий,
Не человек, а экскаватор.

12 ноября 1994


***

Я иду по ноябрьскому лесу, как
По январской морозной пустыне.
Соловьи здесь бывали, а ныне
Тишина, тишина, тишина.
Так ли важно, где они: в Турции,
Никарагуа иль Сомали?
Соловьи?
Да в другом полушарии времени
И в другом измереньи Земли.
Были, были, а может, не были,
Просто яркая галлюцинация.
Соловьи, вы иная нация,
Ну, а наша реальность - снега.
Снегопад никогда не кончится...
В замке из ледяного стекла
Человек одиноко скорчился,
Он от времени ждёт тепла.

18 ноября 1994


***

Не мани меня химерой: 
У меня полно своих.
Не тяни меня обратно: 
Штиль на море, ветер стих.
Не страши меня полётом: 
Если надо, полечу.
Не пугай меня разлукой: 
Мне и это по плечу.
Не грози мне отторженьем: 
Что такое разность вер?
Что такое расстоянье?
Механический барьер.
Не прельщай меня врачами: 
Лечат боль не доктора.
Не достать меня болезни -
Просто знаю: не пора.
Отодвину тень недуга,
Отодвину холода.
Пусть поставят мне диагноз: 
Безнадёжно молода. 

27 ноября 1994


***

Плывёт, плывёт, плывёт по жизни щука,
Она свою открыла щучью пасть.
Не сгинуть бы по-рыбьему, без звука,
За острым многозубьем не пропасть.
И кажется, не шевельнуть рукою,
И эти зубы, кажется, везде.
Безмолвие... Безмолвие такое
Рождает ощущенье: мы в воде.
Вода собой Вселенную залила...
Перебираю средства: все подряд.
Не ускользнуть... Неравны наши силы.
Взгляд. Остаётся только взгляд.
Как жаль, она в воде нерастворима.
Я сроду не была ворожеёй,
Но щука поворачивает мимо,
Меня коснувшись скользкой чешуёй.

3 декабря 1994


***

Нет логики ни в чём, нигде.
Толкуем мы о сути внешней,
Но чем темнее, тем кромешней
В прозрачной жидкости - воде.
Нам кажется - скользим снаружи,
И просто нонсенс - аш о три,
Но в завтрак превратился ужин,
И оказалось - мы внутри.
Ориентировать пространство
Бог не умел - или не мог.
И был ли Мёбиус пророк?
Локален смысл постоянства,
И нет снаружи и внутри,
Как нет гармонии случайной.
Тень мира и бутылка Кляйна -
Не более, чем две сестры.
Нет логики нигде, ни в чём.
Нет, это здравый смысл бастует.
Но аш о трине существует,
И Мёбиус тут ни при чём.

10 декабря 1994


***

Снег заметно нечист: 
Пылью, гарью покрыт,
Семенами какой-то травы.
Лыжник в гору идёт,
Длинноног и плечист,
Словно всадник без головы.
В этом дивном занятьи она ни к чему,
Можно, стало быть, и потерять.
Так откуда ж тогда у него, не пойму,
Выбивается чёрная прядь?
Мимо звери-машины куда-то несут
Свой бензин-механический рёв.
Выбран явно не самый удачный маршрут.
Кто виновник? Машины, что вечно ревут,
Или Герцен (и Огарёв)?
Будет лучше другою дорогой пойти,
Заблудиться в еловых лесах,
Сгинуть там, а весной на поляне взойти 
Или в чьих-нибудь юных умах.
Гарь и рёв - эпизод, не вина, не беда.
На носках - семена лебеды.
Параллельные, будто в степи провода,
На снегу остаются следы.  

25 декабря 1994


***

Асимметрия мира: лишь в кармане правом
Я нынче слышу звяканье монет.
Как пишет левая рука коряво...
Есть слева сердце, справа сердца нет.
Как я люблю! А  ты, увы, немножко.
А, может быть, как страшно, вовсе не.
Асимметрично, больше слева, стёрта ложка,
И тает снег на крыше по весне.
Есть голубь правый - смута и отрава
В левосторонней стае голубих.
С тобой общаюсь полушарьем правым,
А левое осталось для других.
Асимметричны контуры Наскалья,
Асимметрична летопись идей.
Все отраженья - мифы Зазеркалья,
Нет в мире одинаковых людей.
Один несёт посылку из Турина,
Другой идёт закладывать кларнет.
Асимметрия мира: в супе осетрина,
А в осетрине супа нет.

27 декабря 1994


***

Новый год уже не нов,
Он потрёпан, и изрядно.
На снегу чернеют пятна -
Негативы летних снов.
Постаренье новизны,
Почерненье белизны...
В детстве год не так летел,
В детстве он скорей тянулся,
Тополь на ветру не гнулся,
Лёд был скользок, снег был бел,
Магистраль - однополосной,
Молоко - всегда вразлив.
Наряжали ёлкой сосны
Там, где ели не росли.
Вспоминать только начни: 
Были длинными занозы,
Были крепкими морозы,
Были бурными ручьи.

29 декабря 1994


***

Город очищен от грязного снега -
Сделало это сырое тепло.
Капало с крыш, по асфальту текло.
Жалким подобьем весеннего бега
Зимние эти ручьи уносили
Тихую роскошь снежинок круженья,
Радость по свежему снегу скольженья -
Образ холодной и снежной России.
Время металось направо, налево,
Не соблюдало простые каноны,
Путались мысли, пространство болело,
Кто-то хотел, чтоб прикрыли погоны
Всё, что хоть чем-то похоже на плечи.
О, как тепло в январе неуместно -
Кем-то нелепый сценарий намечен.
Плакало небо. О чём - неизвестно.

31 декабря 1994


***

Не увлекай меня туда,
Где всё мне противоположно,
Где человеку невозможно,
А прочим - лунная руда.
Где числа дней теряют смысл,
И он в пыли лежит, разъятый,
Где невозможен запах мяты,
И недоступен ближний мыс.
Где в чёрной трещине разлома,
Сворачиваясь в плотный жгут, 
Про них не скажешь, что живут,
Взаимодействуют фантомы.
Слова из серого свинца
Где полируются до глянца.
Не увлекай. Сопротивляться
Не престану до конца.

10 января 1995


***

Вы кислы, как жёлтый цвет лимона,
Вы черны, как хлад осенней ночи,
Вы мудры, а, может быть, не очень,
Сединой больного Соломона.
Ваше солнце сумрак излучает,
В мрачных тучах - ваше отраженье,
Мокрым снегом небо расточает
Знаки и приметы отторженья.
С ломких яблонь обрывает завязь
Ветер отдалённого шаманства -
Это вы фатально не вписались
В чёткий профиль моего пространства.

25 января 1995


***

Лёд пальцев рук никак не тает: 
Слишком холодная среда.
Вас это очень угнетает?
Не отрицайте, вижу: да.
Не подходите слишком близко: 
Ступив на ледяной горох
(То замороженные слёзы),
Вы поскользнетесь. Сделав вдох,
Вы холод в лёгкие впустили, 
Что воспалением грозит.
Полярно-северных фамилий
Воздушных масс идёт транзит.
Моя холодная обитель...
Не понимаю только лишь,
Зачем вы тут ещё стоите?
Нет, лучше так: ты тут стоишь.
Останься, выдержи. Однажды
Заметишь: капает вода,
Слышны таинственные бульки...
То тают руки изо льда,
Пятиконечные сосульки.

31 января 1995


Город

1
На две струи препятствием расколот,
Поток людей, застигнутых весной,
Выносит нас в предсумеречный город,
Разбросанный, растрёпанный, больной.

Как вязь из слов, совпавшая с паролем,
Хоть и произносилась наугад,
Двойным штрихом чернеющие тролли
Въезжают в бледно-розовый закат.

Быть может, код - сам угол их наклона,
Невычислимый, но работающий код.
Они в моей среды въезжают лоно,
Чуть замедляя свой бесшумный ход.

Смахнётся, как пушистой тёплой лапой
Текущих мыслей кучка шелухи,
И выпустит открывшийся вдруг клапан
Пока что бессловесные стихи.

6 февраля 1995

2
Лицо альтиста скрылось за колонной,
Склонил пюпитр в своём поклоне раму.
Великолепно-строен белый мрамор,
Он никогда не делает поклонов.
Куда-то вверх глаза уводят своды,
Кусок пространства, мир в себе, отколот.
Здесь может быть жара, а может - холод,
Но нет понятий "климат" и "погода".
Есть время, ход его замедлен: 
Замрёт на миг - и через век очнётся.
Оно порой описывает петли.
Здесь музыке легко живётся.
Здесь каждый вечер музыка родится,
А к ночи стихнет, но не умирает.
У музыки есть жизнь вторая: 
Она на глянец мрамора ложится.
Пусть незнакома нам такая запись звука,
Но слой на слой витками нарастает.
Кудрявое дитя - стрелок из лука -
Свободно звуколетопись читает.
А людям шифры эти не даются,
Они остановились на пороге.
Им в ту же реку снова не вернуться -
На то они и люди, а не боги.
Им белый мрамор эхом возвращает
Ритмичный стук ладоней о ладони.
И сумму двух стихий в слиянье двух гармоний
Ещё на миг пространство превращает.

17 декабря 1994

3
Войдёмте внутрь. Закончена ходьба.
Пора настала скучиться и сжаться.
У нас на время общая судьба: 
Мы будем вместе в стёклах отражаться.
Ложась на чернь метротуннельных стен,
Сограждан лица выглядят, как лики,
И я внезапно соглашаюсь с тем, 
Что в чём-то все сейчас равновелики.
Исчезло прошлое, и будущего нет,
Лишь только это тряское мгновенье
И этот тусклый падающий свет,
Ввергающий вас в род оцепененья.
Кто жертва, кто преступник, кто герой -
Всё стёрлось в замкнутом пространстве.
Мы в окнах отражаемся с тобой,
Как сумма двух разрозненных простраций.
Ещё один, последний, перегон.
Движение замедленно и вяло.
С шипеньем двери открывал вагон,
То малое, что нас объединяло.

24 марта 1995

4
Гуляют люди в парке под дождём.
Промокла вдрызг газетная страница.
Не надо к выходу, немного подождём,
Быть может, дождь на время прекратится.
Исчезло в небе синее окно - 
Оно закрылось облака заплатой.
Давай останемся, не жизнью, но
Льдом рук и синевою губ заплатим.
За счастье жить - ничтожная цена,
За счастье чувствовать всю гамму красок.
Нет, всё-таки напрасно
Дождливые рисуют серым времена.
Давай увидим, как растёт трава,
Давай безумьем марта заболеем,
Ведь пройдены не все ещё аллеи,
И главные не сказаны слова.
Давай бродить по парку под дождём,
Он никогда не кончится, похоже.
Не надо к выходу, немного подождём, 
Ведь даже так совсем неплохо тоже.

29 апреля 1995


***

Пусть окажусь я в самом начале: 
Маленькой, сморщенной, скользкой, кричащей,
Где при рожденьи мы все получали
Право веселья и право печали,
Право любви и блуждания в чаще,
Право надежды и право сомненья,
Право всегда оставаться собою,
Право ошибки и право даренья - 
Разве без них я что-нибудь стою?
Доброй рукою пусть каждое право
Вместе со мной завернут в одеяло,
Чтоб не сбежало налево-направо,
И я ни одно из них не потеряла.
Лишнего бы прихватить, да не смею,
Что не моё, то я и не имею: 
Дерзкое право хоть на мгновенье
Принадлежать к твоему поколенью.

17 февраля 1995


***

Неудержимо падает размерность.
Картина угасания. Каким
Её измерить тестом достоверность?
Вот перья облаков. Как им 
Легко лежать на горизонте, нежась.
Здесь издавна равнина, но
С фантомов гор пронзительная свежесть
Вползает в незакрытое окно.
Напьются ею страждущие души,
А злые, как ни странно, станут злей.
Глоточек свежести - чудесный ужин
На склоне лет и на исходе дней.
Какая тяжесть - редкие ресницы, 
Когда в глазах - сцепление колец.
Оторвана последняя страница
И неизвестен истинный конец.

24  февраля 1995


***

Вы принимаете за быль
Мои болезненные бредни.
Вы принимаете за боль
Всё то, что лишь в её передней.
Вы принимаете за сон
Обычай каждодневной смерти.
Вы принимаете закон,
А он лишь вой волков, поверьте.
Вы принимаете за май
Название компаньи чая,
Вы говорите мне:  "Прощай!"
А я, бывает, не прощаю.
Вы говорите:  "Полоса...
Она закончится... Осталось..."
Вы смотрите в мои глаза,
А в них - смертельная усталость.

25 февраля 1995


***

Ни куста, ни колодца,
Ни креста голытьбе.
Я не стану бороться: 
Все победы - тебе.
Я себя представляю
Тварью с множеством щёк: 
Правую подставляю, 
И ещё, и ещё.
В эвкалиптовой роще
С пьедестала сойду,
Если гонят - тем проще: 
Повернусь и уйду.
Быть песчинкой согласна,
Быть былинкой в стогу,
Абсолютно безгласной -
Я и это могу.
Быть не дальше передней,
Проходить через строй,
Быть фатально последней
Или просто - второй.
Чтобы каждою жилой, 
Каждой клеткой любя,
Каждою ощутила: 
Я сильнее тебя.

28 февраля 1995


***

Сольёмся с белою метелью!
Сейчас мы ей с тобой под стать: 
Твоё лицо в ночи белеет
И мои пальцы - пять и пять.
Сольёмся с белою метелью!
Несёт небесный тарантас...
Сугробы, снежные постели, 
Уже заметно ниже нас.
Сольёмся с белою метелью!
Вой вьюги будет нарастать.
Великолепная затея: 
В два голоса ей подвывать.
Сольёмся с белою метелью!
В руке зажатая рука
Окоченеет, холодея,
На белоснежные века.

2 марта 1995


***

Процесс свободного паденья
Порой, случается, прервёт
И превратит его в полёт
Шальное счастье совпаденья.
Как много сказано вне слов...
Ты весь - сплошное исключенье.
В чём нашей встречи назначенье?
Осуществленье давних снов?
Как будто завершилась зона
Отчаянья и пустоты.
И это радостное ты -
Как ощущение озона...
И сразу - эта духота
И чувство вымученной роли: 
То не к моей, не к нашей боли -
Но к чьей-то боли глухота.
И призрак близости, как дым,
В холодном небе растворится,
И ничего не состоится.
А жизнь запутает следы.

5 марта 1995


***

- Смотри: изображают мимы,
Все десять, одного вождя.
- Но это же невыполнимо,
Как обещание дождя,
Как обещание мороза,
Как обещание грозы.
- Изображаются угрозы
Дыханьем чёрной полосы...
Смотри, скользят кого-то мимо
Удары страшные вождя.
- Но ведь они невычислимы,
Как расписание дождя,
Как расписание разрывов,
Страстей, предательств, горьких слёз.
- Смотри скорее, как с обрыва
В овраг стекающий мороз
Лишает жизни бедных мимов -
То весть о гибели вождя.
- Но это же необъяснимо,
Как заклинание дождя.

8 марта 1995


***

Ты - один из многих для меня.
Я - одна из многих для тебя.
Почему же так легко вдвоём,
Будто плоскость заменили на объём?
Может быть, как знать, уже любя,
Понимаю с полувзгляда я тебя.
Ты же чувствуешь, как вряд ли кто окрест,
Полуслово моё или полужест.
Нечего другим у нас отнять: 
Нам с тобою вместе не бывать.
Вот мы вычислять и не хотим
Разность качества и чисел наших зим.
Числа, прошлого и будущего дым,
Вырастают долго - так растут сады.
Мы живём минутой, часом, днём.
Но живём, мы всё-таки живём.

9 марта 1995


***

Пусть солнце - на лето, а жизнь - на мороз.
Коричневый лес на квадраты разбит.
Костлявая вышла на свой сенокос
И трудится - не отдыхает, не спит.
Строга и угрюма, молчит до поры -
Подножье её стережёт истукан -
Двойная вершина лиловой горы -
Он тайну скрывает, что это вулкан.
Никто в эту тайну проникнуть не мог,
Но слышно дыхание горной груди.
Однажды закурится парный дымок,
И кто-то шепнёт: "Истукан, огради!"
И время придёт, как палач, как бандит,
Горячею лавой квадраты зальёт,
И вряд ли кого истукан оградит,
Под всё поглощающий магменный лед
Уходя.

18 марта 1995


Пир одиночества

Окна шторами завесить,
Дверь закрыть бы на засов: 
Разразилось ровно десять
В исполнении старинных,
Так и хочется добавить: 
Страдиварьевых часов.
Всё останется снаружи: 
Люди, фары, фонари.
Что там: жарко или стужа,
Или дождь стучит по крыше -
Позабуду, не узнаю
Вплоть до утренней зари.
Отключили свет - и кстати: 
Есть предлог зажечь свечу.
Мир густых теней захватит,
Мир живых, подвижных, странных -
Это сладкое безумье,
Неподсудное врачу.
Нижний Новгород за Тверью
Отойдёт в небытиё.
Что есть жизнь: та, что за дверью
Или эта, теневая,
Промежуточной вселенной,
Где колеблется средь теней
И подобие твоё?

12 апреля 1995


***

Усталые капли закапают с крыш,
Под стук их родится усталый малыш.
В прострации мама глядит за окно,
А дождь затихает, и боль заодно.
Что боль - ей на смену усталость придёт.
Зимою вода превращается в лёд.
Зима объяснялась нехваткою сил.
Усталою поступью лыжник скользил,
Мороз без конца на стекле рисовал
Этюды на тему: усталый металл.
Этюды растаяли, ибо - ничьи.
Весна. Побежали устало ручьи.
Поток этот зимнюю грязь уносил,
Но только по-прежнему не было сил.
Проходит весна, увядает сирень.
Усталостью кормится летняя лень.
А может, конечный виновник - жара?
Но осень настанет, сырая пора.
Усталые капли закапают с крыш,
Под стук их родится усталый малыш.
В прострации мама глядит за окно,
А дождь затихает, и боль заодно.

24  апреля 1995


***

Вы лежали на траве: 
Инородный, как заноза,
Посторонний, как заплата.
Мимо бегали цыплята -
Вряд ли новая заплата
Им препятствием была.
Ветер тени оживлял: 
Тень куста и тень берёзы,
Тень сиреневой рубашки,
Что висела нараспашку -
Тень сиреневой рубашки
Не сиреневой была.
Тень берёзы - не зелёной.
Зелень тени - странный бред.
Почему цветные тени -
Столь незыблемый запрет?
Птички пели а капелла,
Дева спряталась в кустах
И из них на вас смотрела.
Вы смутились, право дело,
Ваша тень не покраснела.
Мысль запуталась в листве,
Заблудилась, потерялась,
Не найдёт сама себя.
Дева вышла из укрытья: 
Наблюденье надоело,
По траве она порхала
Меж берёзовых стволов.
Вы за ней бродили тенью,
Вызывая чью-то жалость,
Только всё было напрасно: 
Ничего не получалось -
Жизнь её была цветной.

14  мая 1995


***

Нет, ещё не конец - это волны удушья
Набегают на мир, за волною волна.
Ветер жизни несёт запоздалые души,
Им нельзя не увидеть цветения льна,
Им нельзя не услышать, как иволга плачет,
Им нельзя не оставить следы на песке.
Жизнь не кончилась - вряд ли могло быть иначе,
Жизнь продолжится в неком своем колоске.
Человечество бровь свою снова и снова
Изогнёт удивленно дугой коромысл.
Из глубинных пластов археологи слова
Откопают потерянный некогда смысл.
Тронут пальцы симпатии тонкие струны,
Задрожит под рукою страданья смычок.
Ветер жизни рассеет богатства Рашид аль Гаруна,
Время жизни расширит свой чёрный зрачок.
Нет, ещё не конец - это волны удушья
Генерируют белую краску лица.
Пережить бы момент... Запоздалые души
Отодвинут на время начало конца.

6 июня 1995


***

Исчезла яркая звезда
За пеленой густых туманов.
Есть ли она? Звучит обманом
Ответишь нет, ответишь да.
Не хватит ясности на всех.
Напрасно каждая туманность
Воспринимается как данность,
Она - латание прорех.
Всё объясняющий туман,
Частиц случайное собранье...
Прикрылась вера маской знанья -
Всех примиряющий обман.
Не хватит мудрости на всех,
Как не хватает дней погожих,
Но и сырых не хвати тоже.
Не хватит глупости на всех,
Не хвати подлости на всех,
Не хватит...

6 июля 1995


***

Нет, не сделаться нам тонкорунными...
Коммутации, как и мутации,
Поиграв ожидания струнами,
Результаты давали не те.
Как меня подозрения мучали,
Будто вы - лишь своя имитация,
Лишь не слишком искусное чучело
Со скрипучей пружинкой в локте.
Обманув наблюдателя строгого,
Подходила к вам незамеченной,
Осторожно вас пальцем трогала,
Всё пыталась, пыталась, узнать,
Человек ли вы механический,
Механизм ли очеловеченный...
Смысл жестов и роль электричества
В вашей жизни мне не понять.

8 сентября 1995


***

Вы - как целая плеяда,
Как растущий снежный ком.
Вдоль лексического ряда
Вы пройдётеся гуськом.
Выбрать нужное значенье,
Словно мысленный арбуз...
Сила встречного теченья
Разрывает нитку бус.
Обнажилась смысла выя.
Как балласт случайных тел,
Слов горошинки цветные
Тонут в призрачной воде.
Ветер дует, дует, дует,
Ваш колеблет силуэт.
Жаль, что он не существует,
Да и вас в природе нет.

17 сентября 1995


***

В этой комнате тихо.
В этой комнате книги.
В этой комнате рыхлая
С неба падает пыль.
Здесь навряд ли кто дышит,
Здесь давно не услышишь
Звука чьих-то шагов.
Окна, двери забиты,
Ваши речи забыты,
На столе ваш букет.
Он не сохнет, не вянет,
Он вполне оловянен -
Металлический блеск.
Он латунен, он меден,
Золота не заметно,
Серебро кое-где.
Хрупкостью лепестковою,
В бесконечность закованной,
Вы являетесь мне.
Вот какая удача...
На пол скатится мячик,
В воздух вскинется пыль.

26 сентября 1995


***

... А когда тебя нет,
И когда белизна на лучи раскололась,
Ни для глаз, ни для кончиков пальцев когда тебя нет -
Остаётся лишь голос.
Голос - это только фантом.
Сотрясение воздуха тонкой мембраной.
Эхо под железобетонным мостом: 
Недолёт, перехлёст, слишком поздно, нет, всё-таки рано.
Голос - это такая волна: 
Догнала, захлестнула и вдруг тишиною повисла.
Высыхают следы на спине валуна: 
Ускользание чувства как грань ускользания смысла.
Голос, никого не согрев,
Пустотой обернётся, безмолвья провалом.
Даже серебром нараспев
Голос - этого мало.
Птица пролетит под мостом,
Водной глади коснётся.
Память глаз, память кожи проснётся,
А потом...

27 октября 1995


***

Исказило смехом 
Ваши пол-лица: 
Скорлупа ореха
В скорлупе яйца.
Доедают мыши 
Королевский сыр.
Щорс идет под знаменем,
Красный командир.
Общие вагоны
По стране снуют.
На плечах - погоны,
В небесах - салют.
Лихо мчится конница,
Каскадёр не спит: 
У него бессонница.
Пыль из-под копыт.
Сашеньки и Вовочки
Выросли вполне.
Дёрнут за верёвочку -
Будут на войне.
Догорает зарево,
Таракан в углу.
Всё отстроим заново,
Ждите на полу.
Вытоптаны розы,
Командир в плену.
Кабы не морозы,
Выиграли б войну.

8 ноября 1995


***

Лежит золой берёза бывшая.
От холода и воздух сжат.
А мысли глыбами застывшими
На подоконниках лежат.
Они, как греческие статуи,
Так окончательно наги.
Из абсолюта неподвижности
Торчит движение ноги.
С китайской грацией Конфуция
Колено дёргается вниз.
Быть может, это лишь конвульсии,
А может - спрятанная жизнь.
Чернеют пропасти бездонные,
Толкают глыбы за окно -
Непоправимо многотонные,
И небо с ними заодно.

8 декабря 1995


***

Она подходит всё ближе,
Зовёт его выйти наружу.
Она колотится в двери,
Она у ворот стоит.
Ей дверь широко распахнули,
Она уже на пороге,
Она уже наступила
На коврик у двери входной.
Он рад её видеть. Очень.
Он ждал её не напрасно,
Он кое-чего дождался.
Сейчас он увидит, что
Она ему принесла
Большую, жирную пользу.
Она ему верно служит, 
Она принесёт ещё.

9 декабря 1995


***

Мир очерствел? Неправда.
Сострадание есть.
Кошка оплачет мышку
Перед тем, как её съесть.
Плачет отчаянно, бедная,
Плачет навзрыд.
Перед нею мёртвая мышка,
Не шевелясь, лежит.
Капают, капают слёзы,
Их уже полный таз.
За мышкою, даже мёртвой, 
Всё-таки нужен глаз.
Не притворилась ли, хитрая?
Дважды её не поймать...
Да нет, она всё-таки мёртвая -
Ну, и дальше рыдать.
Теперь и не съесть, однако: 
От плача скулу свело.
Ох, не завидуйте кошке -
Ей так тяжело.

12 декабря 1995


***

Всё не так, мы не те: без сомнения,
Наступают, мой друг, холода.
Мы не те. С равнодушным смирением
В поездах замерзает вода.
Исказило черты, покоробило
Это жёсткое чудо: мороз.
Отморожены, кажется, добела
Даже кончики наших волос.
Что-то жалобное доносится -
Так скулят альбиносы-щенки.
Белый снег на твоей переносице,
Белый снег - не белее щеки.
Всё внутри навсегда отморожено,
Мёрзлый мозг на кристаллы разбит.
Снег сухой, небом под ноги брошенный,
И скрипит, и скрипит, и скрипит.
В белый холод мир удивителен,
В нём величие и покой.
Я к тебе прикоснусь нечувствительной
Белой, белой, как снег, рукой.

21 декабря 1995


***

Когда светило красное погасло,
Когда сошёл на нет полдневный зной,
Не смешиваясь, как вода и масло,
Волы и овцы шли на водопой.
Одна и та же пыльная дорога,
Одну им песню пастушок поёт,
Один и тот же спуск к реке пологий,
Одну и ту же воду каждый пьёт.
Перечисляю долго и бесстрастно,
Что общего - и нету здесь конца.
Но тем не менее, как-то очень ясно: 
Вот вол, а это вот - овца.
И так же люди: общая дорога,
Одни и те же светят им огни,
Но различается неумолимо строго: 
Есть мы - и рядом есть они.
Есть чувство надвигающейся стужи,
Есть чувство расступающейся тьмы.
Нам нечего делить - не лучше и не хуже
Они, чем мы - но есть они и мы.
Доколе искра жизни не погасла,
Доколь к реке спускаются стада...
Не смешиваясь, как вода и масло,
Они и мы - как масло и вода.

26 декабря 1995


***

Выйти из города. Хватит метаться...
Зимнее поле белее и глаже.
Лес впереди, что-то может начаться,
Лес - он обнимет, научит, подскажет.
В снежных кристаллах на ветках, на ёлках
Холодное солнце зимы догорает.
День убегает, ночь догоняет...
Что будет дальше? Забиться бы в щёлку
Между одним и другим, и катиться
Сумерек сгустком по шару земному.
Это подходит, это годится
Полуздоровому, полубольному.
Это годится: приходы, уходы
По расписанию непостоянства.
Будут закаты, а вместо восходов -
Тёмная синь и безмерность пространства.
Это пойдёт: перемена деталей
При неизменной окраске мгновений.
Это годится: скольжение далей
И оправдание исчезновений.

4 января 1996


***

В огромном городе - многоэтажном,
Спешащем, механическом, бумажном,
В огромном городе, предсумеречно-тёмном,
На атомы людские разделённом,
Любовь, как жизнь, без цели и без смысла,
Из синевы мгновений вырастая,
Над нами нимбом облака повисла,
И снег на подоконниках растаял,
Хотя весной ещё, пожалуй, и не пахло.
Любовь росла из общего дыханья,
Пружин молчанья, сжатых до упора.
Любовь, чья власть - всевластье ханье;
Ей подчиняются и с ней не спорят.
Любовь росла из шорохов за стенкой,
Фантасмагорий зимнего тумана,
Полутонов, нюансов и оттенков.
Любовь росла без привкуса романа.
Ей в мире места становилось мало,
Любовь росла - да из чего попало.
Любовь росла, а сумерки сгущались,
И мы с тобой, чуть встретившись, прощались:
Нам в этой жизни вместе не бывать.

15 января 1996


***

Снаружи вы, а я внутри -
Как бы в неволе.
Снаружи вам не различить
Оттенки боли.
Снаружи вы, вам всё равно,
Что крест, что плаха.
Снаружи вам не различить
Оттенки страха.
Не ставши мыслью,
Хлопья фраз зависли.
Снаружи вам не уловить 
Оттенки смысла.
Снаружи вы, ваш выбор мудр:
Он - неучастье.
Снаружи вам не различить
Оттенки счастья.
Снаружи вы. Снаружи вы
В мой дом стучите.
Но дверь не заперта, и вы
Войдите.

26 января 1996


***

Наткнувшися на непрозрачность смысла,
Пространство фраз на буквы слов дробя,
Измерь мгновенье промежутком жизни,
Как мерю пустоту отсутствием тебя.
Измерь молчаньем сумрачные вёрсты
И кружевом - заснеженность лесов,
Измерь любовью тягу полюсов,
Бессонницей - неправленную вёрстку.
А синью глаз сумей измерить небо,
Не спрашивая, что из них синей.
И призадумайся, чем измеряют небыль,
А точность измерения - бог с ней.
Я сомневаюсь в том, что эта точность
Кому-нибудь хоть в чём-то помогла.
А всё ж измерь терпением бессрочность
И опьяненьем - градусы угла.

1 февраля 1996


***

Есть ещё городки, есть ещё города,
Где зимой на дорогах не каша, а снег,
Он утоптан и бел. Есть ещё города,
Только их, как ни кинь, не хватает на всех.

Есть ещё города, где живут не спеша,
Где старушки в бидонах несут молоко,
Где ещё существует понятье душа,
Только так невозможно и так далеко.

Есть ещё города - за снегами полей,
За пространствами стынущих голых лесов,
Есть ещё города, где берёзы белей,
Но туда не докатишь, толкнув, колесо.

Я в холодном вагоне с замёрзшим стеклом
Буду ехать, не видя мелькающих вех,
За душевным покоем, за ровным теплом
В городок, где зимою не каша, а снег.

4 февраля 1996


***

Я глядела на вас. Непонятно,
Это вы были или не вы.
Эти странные серые пятна,
Ощущение вялой травы...
Метрономы бесстрастно стучали,
Этот маятник только качни.
Глянув в зеркало вашей печали,
С белых гор побежали ручьи:
Это мир заливался слезами,
Их уже не один океан.
Тучи небо над вами слизали,
Воздух вытеснил белый туман,
Чувства вытеснил, вытеснил мысли,
Он, туман, новый мир сотворил.
Вас присвоил и вас растворил -
Вас и замысел вашего смысла.
Стал туман вашей новой отчизной,
Вы же сами, вступив в этот бред,
Стали старше на несколько жизней
И дряхлее на тысячу лет.

7 марта 1996


***

От этих разговоров сводит скулы,
От этих разговоров - скрип в коленках,
И рвёшься в дверь, но почему-то
Лбом ударяешься в простенок.

От этих разговоров убегают -
Хоть мысленно, а резво и подальше.
Но мировых запасов фальши
И на тебя, как будто бы, хватает -
И остаёшься.

16 марта 1996


***

Всё связано со всем. Земля неотделима
От зеркала воды, от пламени огня.
Неторопливым шагом пилигрима
Цепочка следствий от творенья дня
Дотянется до нашего и дальше.
Пусть это невозможно проследить, 
Но лист берёзы, в озеро упавший
Сто лет назад, чтоб просто сгнить,
Быть может тою точкою отсчёта,
С которой начинался твой приход.
И твой уход, он тоже обусловлен
Каким-нибудь событьем за тьму лет.
Не ускоряй свой шаг: ты будешь остановлен,
Всё связано, бессилен амулет.
Легла на море лунная дорожка,
Её волной внезапной не размыть.
Твой путь перебегающая кошка
Не позволяет море переплыть.

23 марта 1996


***

Я пораньше проснусь, выйду в сад на заре:
Там за домиком свежебелёным
Плод созрел и упал, он лежит на земле,
Я его не срывала зелёным.

Я его подниму, положу на ладонь:
Вот он в капельках утренней влаги.
Бог мой, как меня жёг нетерпенья огонь...
Вот он: впору вывешивать флаги.

Только вот почему в этот утренний час
От огня ничего не осталось?
Догорел неожиданно, вдруг, как-то враз,
Навалилась такая усталость...

Я подальше уйду - в непрополотый лес,
Чтобы быть не в саду, а снаружи.
Я не знаю, как лучше: с плодом или без,
Я не знаю, да так ли он нужен.

Я его положу на берёзовый пень,
Что белеет средь пламенных кленов.
Я уйду без него в наступающий день,
Мне он нужен тогда был - зелёный.

12 апреля 1996


***

Штамбы деревьев на белом снегу,
Кроны уже за пределами зренья...
Штамбы чернеют, и я так могу - 
Догадка, похожая на озаренье.
Каждое дерево - древний старик,
Возрастом, верно, давно века за три.
Как же уместно стоять среди них
Мне вертикалью в обрезанном кадре.
Пусть настроений моих рукоять 
В мире деревьев окажется лишней.
Как хорошо средь соседей стоять
Прочно, незыблемо и неподвижно.
Всякого чувства стирая печать,
Даже к деревьям белую зависть,
Как хорошо бесконечно молчать,
Неадекватностью слов не терзаясь.
Как хорошо, дожидаясь весны,
Ждать, не как встарь, ручейкового бега,
А наблюдать, как всё больше ясны
Контуры круга таянья снега
И близ меня.

14 февраля 1996


***

Предел поставлен. Круг очерчен. Странно,
Что мне мой мир казался бесконечным.
Мне не бывать прозрачной и трёхгранной,
Мне не бывать продольно-поперечной.

Черта-предел меня отгородила
От шанса быть библейскою Рахилью.
Мне не водить знакомство с крокодилом,
Мне не писать стихи на суахили.

Предел поставлен. Мне не научиться
Перелагать симфонии в клавиры.
Мне не бывать голодною волчицей,
Мне не просить воды у конвоира.

Не надо, друг мой, делать цветопробы
С той пелены невысказанной жажды.
Предел поставлен для того лишь, чтобы
Его черту перешагнуть однажды.

31 марта 1996