14

Ю-99. Юрий Александрович “Исповедь старого сластолюбца”

это талантливая, ярко окрашенная живым юмором история сексу- альных взлётов и падений автора. Читая эту книгу видишь, как в зеркале или на экране цветного телевизора многотрудную, порой драматическую борьбу мужской индивидуальности за достижение личного счастья в непростых условиях недоразвитого социализма.

Автор повести Заблоцкий Юрий Александрович, печатающийся под псевдонимом Юрий Александрович давно известен, как новеллист и поэт широкому кругу читателей квартиры Љ164.

“Исповедь” -это вторая работа автора. Его первая книга “Избранное”, изданная в Голландии в 1995 году мизерным тиражом всего в 2500 экземпляров моментально разошлась и в настоящее время является библиографической редкостью.

Юрий Александрович родился в Москве в 1925 году в семье недорезанного интеллигента. Счастливое детство автора, его героическую юность и сложную, полную захватывающих приключений жизнь сексуально -озабоченного извращенца легко можно проследить, читая предлагаемую “Исповедь”.

Образование автора ниже среднего: он закончил Московский Горный институт. Несмотря на это автор владеет двумя языками-

Матерным в совершенстве и Русским -со словарём.

Вредных привычек автор не имеет, на учёте в псих диспансере не состоит. Пока.

Книга имеет огромное воспитательное, а также морально -этическое значение и рассчитана на мальчиков дошкольного возраста и девственниц всех возрастов.

ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

ИСПОВЕДЬ

СТАРОГО

СЛАСТОЛЮБЦА

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

С трепетом и благоговением приступаю к изложению САМОГО СОКРОВЕННОГО, что может быть у человека, или, как запросто сейчас принято в наших российских средствах массовой информации, собираюсь рассказать про ЭТО.

Быстро мчится автомобиль, самолёт, - куда быстрее, а ракета? Даже представить себе невозможно с какой скоростью несется ракета!

А всего быстрее проходит наша жизнь!

Еще, казалось, вчера я слушал папины рассказы про страшную БУКУ или с хорошими девочками под обеденным столом нехорошими делами занимался, глядь, и я уже на “финишной прямой”, восьмой десяток разменял....

Как славно человеческая память устроена: страдания, огорчения, болезни, голод -всё было, но как-то на задний план отошло, а вот радости жизни, занятные сказки, катанье на санках, книги, Третьяковка, Консерватория, театры -не уходят из памяти.

А радости здорового тела? Велосипед, гантели, байдарка, лыжи, яхты, дальние походы по горам и рекам?

А высшая человеческая радость, радость ТВОРЧЕСТВА?

Какое всепоглощающее удовлетворение испытываешь, когда ты ПЕРВЫЙ заходишь опробовать “по большому” сортир, который только что сам построил!

Но сильнее и ярче всех самых мыслимых и немыслимых радостей жизни это, конечно же, общение с вечно загадочным, прелестным, могучим СЛАБЫМ полом!

Взгляд, от которого по всему организму пробегает электрический ток, первая игривая беседа, где каждое неверное слово может всё испортить, первые опьяняющие поцелуи, её первое обнажение перед тобой и кульминация -трепетное, божественное слияние двух тел ...

Милые мои подруги, богини вы мои! Сколько же я нырял, очертя голову, в ваш чудный омут! Сколько же долгих верст “протопал” я по этой очаровательной влажной и теплой дороге!

Не надо быть профессором математики, чтобы подсчитать этот путь.

Получается никак не меньше, чем расстояние от Москвы до Киева. Убежден, что ни один фантаст, ни Жюль Верн, ни Уэллс, ни Беляев с Ефремовым вместе взятые не смогут себе вообразить влагалища такой глубины!

И что замечательно: я нисколечко не устал потеть на этой утомительной дороге и мне совершенно не надоел этот весьма однообразный пейзаж!

Не все, вероятно, сейчас могут себе представить даже, в какой изоляции от самых элементарных сведений “про ЭТО” росло моё поколение. Сейчас, когда двухлетний малыш, гуляя с мамой за ручку, видит в каждом газетном киоске красивые цветные журналы, на которых голые тёти нарисованы, сейчас, когда по “телику” даже в дневное время эротические сцены показывают, когда в газетах и разных информационных листках Вам предлагают интересный “досуг" ну и многое, многое другое, что можно сейчас, тогда всё было -НЕЛЬЗЯ!

Радио: -черная картонная тарелка, которая хриплым голосом вещает о достижениях Советской власти, телевизора -нет, он появится только лет через 25. А “порнуха”? Черно -белые фотокарточки девиц в купальниках, иногда раскрашенные акварельными красками с надписями: ”Люби меня, как я тебя” или: “Приходи ко мне друг мой ненаглядный я прижму тебе в объятиях своих”...Запреты, запреты, запреты. А они только лишь возбуждали любопытство!

Обидно, очень обидно, что лучшие годы мне, как, впрочем, и всем тогда портили, как умели, наши ОТЦЫ, достойнейшие наши руководители

Ханжество и лицемерие коммунистической морали, которое можно сравнить лишь со средневековым церковным маразмом, за 70 лет своего господства над умами и душами 250 миллионного народа бывшего Союза Советских Социалистических Республик привело к тому, что невежество, бескультурье, различные уродства, национальные по форме и СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ по содержанию в вопросах сексуальной сферы, стали нормой.

Игнорирование создания условий для нормальной человеческой жизни, никакой, просветительской работы, полное отсутствие полового воспитания в школах и прочих детских учреждениях, ни книг, ни статей про ЭТО.

Результат: -первое место в Мире не только в “области балета”, но и по количеству абортов и матерей -одиночек на душу населения, детские венерические болезни, тайная проституция, официально изжитая, “как социальное явление”, наконец, милые ПАРТКОМЫ, которых хлебом не корми, дай только в чужом постельном бельишке покопаться!

Отвлекся, виноват. А потому, что наболело, обворованным себя чувствую.

Где была моя школа по сексуальным вопросам? В подъезде, во дворе. Слушая разговоры “больших ребят” набирался я ума -разума по ЭТИМ деликатным вещам. А чему верил, -чему не верил, это зависело не столько от достоверности услышанного, сколько от таланта рассказчика.

Кто врет занятней, тому и вера. Как в политике.

Конечно, были и папа и мама. Они очень пеклись о моём сексуальном воспитании. Про АИСТА мне рассказывали, с хорошими девочками знакомили. А вот в школе про ЭТО ни-ни! Табу!!! Помню в 5 классе один мальчишка громко слово “презерватив” произнес. Что было! Родителей вызывали: -матерится, мол, на уроках.

Когда мне было лет десять, “большие ребята “ доверили мне и дали почитать затасканную и замусоленную до дыр “запрещенную” книжку. Это была какая-то популярная медицинская брошюра Латвийского издания на русском языке.

После этого прочтения все акценты, более -менее, были расставлены по местам.

А до того? Мы уже знали, конечно, от “больших ребят”, что девчонкам надо обязательно туда засунуть. А вот ЧТО засунуть? Мнения разделялись: одни говорили ПИПИСЬКУ, а другие утверждали, что не пипиську, а ПАЛЕЦ! Понятно: не у всех ещё к тому времени эта самая пиписька торчала по утрам, а как её мякенькую-то засунешь?

Однако, к делу. Своё сексуальное развитие я бы разделил на несколько периодов. Не буду заранее определять их количество, я не Ленин, который точно определил ПЯТЬ признаков Империализма, и не Сталин, который насчитал ДЕСЯТЬ главных ударов Красной Армии по Гитлеровской Германии.

Буду писать по наитию, как получится, что вспомнится. Документов по этой деликатной теме, естественно, нет. Итак, мы начинаем!

ДОШКОЛЬНЫЙ ПЕРИОД.

Запомнилось несколько эпизодов. Попробую воспроизвести их на бумаге, не нарушая хронологии. Оно и важно: хочется, чтоб читатель понял, как и почему чистый ум ангелочка превратился в замусоренную помойную яму сексуально озабоченного старого извращенца.

Возможно я малость и переборщил в негативной оценке собственной персоны, но я поступил так преднамеренно: ведь Читателю приятно будет сознавать, что он, Читатель не пал так низко, как автор, в вопросах снимания -надевания штанов и связанных с этим разных пикантных моментов!

В 1929 году, когда мне было всего 4 годика, мы переехали на новую квартиру. Район, двор, -сплошные хулиганы. Мат стоял: топор вешать можно. Пролетарии, чего с них взять?

Папочка и мамочка, беспокоясь за Юрикину нравственность принимают Соломоново решение: по договоренности с другими интеллигентными мамами из нашего подъезда, также опасавшимися, как бы уличный мат не испортил слух их воспитанных девочек, свели нас всех, познакомили и настойчиво рекомендовали дружить и играть только друг с другом, не привлекая в свою компанию посторонних, плохих, невоспитанных детей.

Это были: Неля со второго этажа, Лида с третьего этажа и Зина с пятого этажа.

Я жил на четвертом. Неля и Лида были так себе, а вот Зина, -очень красивая. Кажется, я уже тогда это понимал. Но она была также и наиболее капризная и своенравная. Я часто спорил с ней и готов уже был поругаться окончательно.

Мы играли по очереди на квартирах у каждого. Мамы наши в то время не работали, мы, практически, целыми днями пропадали друг у друга. Девочки были старше меня на год -полтора, часто у нас бывали разногласия в выборе темы для игр, но за ними было большинство. Я подчинялся.

И вот, в описываемый роковой день мы сидим, играем у нас под столом. Там такие перекладины были, для ног, нам на них сидеть очень удобно было а со всех сторон скатерть опущена, вроде комната получается. Полный интим. Во всё уже переиграли. Скучно. Зина предлагает:

-Давайте играть в доктора. Юра, ты будешь доктор, ты должен нас лечить.

-А как? Я не умею.

-Возьми ЧТО У ТЕБЯ ЕСТЬ.

Я вылез из под стола, стал рыться в барахле среди своих игрушек, стараясь найти что-либо, хоть отдаленно напоминающее докторскую трубочку для прослушивания. Нашел рукоятку от крана, которым регулировали батареи центрального отопления. Кстати: батареи тогда регулировались, а на газ и воду ставили счетчики!

Залез обратно под стол. Зина была неумолима:

-Да нет, я же тебе говорю: возьми, ЧТО У ТЕБЯ ЕСТЬ!

Я снова вылез, и снова не то. А девочки уже задрали юбочки и не двусмысленно показывали мне, где у них “болит”. Тогда Зина прямо сказала мне, недогадливому, то, что нужно для их, девочек, правильного лечения, находится у меня в штанишках. Я стал расстёгивать проймы...

В это время угол скатерти приподнимается и под стол заглядывает моя мама:

- Это чем вы тут занимаетесь?!

Естественно, общение с “хорошими девочками “ прекратилось. Но я, тупой, тогда так до конца и не понял, зачем им было нужно то, ЧТО у меня есть? Ну пиписька, а им-то она зачем?

Позже, уже весной, другие девочки мне рассказали, что Зина действительно знала, что ТАК лечат, она сама видела, как доктор лечил её маму, когда в тот день неожиданно вбежала в комнату.

И мама ей сказала, что женщинам это очень помогает, и что папа Зинин очень ругался с мамой, когда Зина рассказала ему про доктора, и что папа сказал, что сам теперь будет лечить и маму и тетю Нину, мамину сестру, которая тогда жила у них, и что, если они не согласны, то пусть обе убираются к чертовой матери, и что мама плакала, и что Зина потом видела, как папа лечил сразу и маму и тетю Нину, и что мама сказала потом тете Нине:

-Пользуешься моментом, стерва!

Я знал, что “стерва” -это нехорошее слово и хотел спросить у своего папы, а что такое “момент”, но не решился, так как чувствовал, что это тоже нехорошее слово...

Я выходил гулять в наш двор и был там совершенно один: к играющим мальчишкам я подходить не смел, так как, естественно, они все страшные хулиганы да и не знаком я с ними, а с моими девочками мне общаться было строго запрещено. Как, впрочем, и им со мной!

И вот вижу как-то: во дворе соседнего корпуса одинокая, как та гармонь, неумело ковыляет на коньках по только что выпавшему снегу девочка, хорошо одетая, чистенькая, красивая, а кататься на коньках, видимо, совершенно не умеет.

Да и какой же дурак по свежему снегу на коньках катается! Сознаюсь: я в этот день вышел гулять тоже НА КОНЬКАХ и мудрость, которую только что изрёк, постиг буквально за минуту до того, как увидел эту девочку.

Позже, я всё узнал об этой своей незнакомке: как-никак в одном дворе жили!

Это была Лора, особа неординарная, прославившаяся впоследствии своими громкими любовными похождениями и тем еще, что вышла замуж за капитана дальнего плавания, а это, в те времена, была голубая мечта всех девиц.

Но это было потом, много лет спустя, а в тот пасмурный зимний денёк, когда я, уставши ходить пешком на коньках по мягкому снегу, осмелился подойти и заговорить с ней, она была для меня всего лишь Прекрасной Незнакомкой.

Девочка, видимо умаявшись от этой бесполезной ходьбы по снегу ещё больше, чем я, стояла неподвижно, её ноги были подвёрнуты в лодыжках коньками внутрь, она тяжело дышала, и глядела на меня сверху вниз. Как сейчас, помню её толстые мокрые губы, её огромные красивые глаза.

Я решил взять быка за рога и начал скороговоркой, без всяких пауз:

-Девочка, а у тебя какие коньки? У меня “НУРМАС”, а ты давно здесь катаешься? А ты в какой квартире живешь? А твой папа где работает?

Она молча смотрела на меня своими серыми глазами и потом так же, скороговоркой, её прекрасный ротик выдал мне:

-Отойди от меня, засранец, ты с девками ебался, КУРКУ целовал!

Я не целовал никакой “курки” и, тем более, не делал того, что она назвала таким гадким словом, но понял, что дурная слава о моей дружбе с “хорошими девочками” идёт впереди меня. Покраснев, я ретировался, услышав от неё вдогонку:

-Девушник, ушник, ушник, надел бабий воротник!

Больше я не пытался устанавливать какие-либо контакты с девочками из нашего двора. Городской период моего дошкольного сексуального образования завершился. Могу добавить лишь один малозначительный эпизод.

В первом корпусе нашего дома, на первом этаже в двух квартирах размещались спальни детского сада, как раз над котельной, которая находилась в подвале. Вход в котельную был со стороны этих спален. Так что, если забраться на железную крышу, прикрывающую вход в подвал, то окажешься лицом прямо к стеклу спален.

Я уже не якшался с девочками, я познакомился с настоящими ребятами! Когда у детсадовцев был “мертвый час”, мы залезали на эту крышу и разглядывали спящих детей. В комнате над котельной были только мальчики. Ничего, казалось бы интересного. Ан нет! У некоторых ребятишек почему-то пиписька торчала столбиком, как маленький карандашик: дети во сне раскрывались, очевидно, там была нестерпимая жара, и мы бесплатно любовались детским стриптизом.

Однажды один из нас вскрикнул:

-Ребя, смотрите: а у этого хуй, как церковь! Действительно, кончик его торчащей пиписьки напоминал церковный купол. Это было так непохоже на наши, затянутые толстой кожицей кончики, что возбуждало здоровый интерес. Немало лет спустя я понял, что мы видели тогда еврейского мальчика, которому в своё время сделали ОБРЕЗАНИЕ. Наблюдать за девочками мы не имели возможности: там не было входа в подвал и, соответственно, нужной нам крыши.

И с тех пор я всё чаще и чаще разглядывал свою собственную, маленькую, как запятая в букваре, пипиську, совершенно не понимая, ну как же ей можно кого-то лечить? Ну хоть бы она торчала, как у того мальчика в детском саду!

ПОДГОТО ВИТЕЛЬНЫЙ

ПЕРИОД

Приведенные выше эпизоды из моей биографии не внесли для меня никакой ясности во взаимоотношение полов. Мне было все равно девчонка или мальчишка. Я только знал, что девчонки больше любят играть в куклы, а мальчишки в “Казаки-разбойники” и, потом, девчонки чаще начинают капризничать, поэтому с ними лучше не связываться. А что они писают приседая, а не так, как мы, стоя, это меня не волновало: я считал, что это их, девчонок, личное дело.

Летом 1931 года мы снимали дачу в Калиновке, у Комковых, которых за год до этого раскулачили.

У хозяев было четверо пацанов примерно моего возраста, но я, почему-то, больше дружил не с хозяйскими ребятами, а Геркой, тоже деревенским парнем, который жил через дом.

Герка был года на полтора старше меня и славился своими кровавыми поносами: когда он, извините, садился по-большому, у него из задницы вылезала окровавленная кишка сантиметров на пять, не меньше.

Я слышал, как моя мать говорила с его матерью, кстати, местной учительницей, что пора, мол, парня врачам показать. Та с олимпийским спокойствием отвечала, что и так пройдет, у него, мол, это каждый год. Герка ел траву, что его мать также поощряла. Он воровал овощи на чужих огородах, умел плавать и нырять с открытыми глазами, словом, мой тогдашний товарищ был настоящим парнем.

У них в доме также были дачники. Родителей не помню, а вот их девочку, Нинку, запомнил. Капризуля была и скандалистка. Герка её защищал по праву хозяина дома. Я избегал игры втроём, а Герка их навязывал.

Однажды, мы трое залезли в комковский каретный сарай, где грудой в три ряда были свалены возки, сани, пролётки и прочая ненужная теперь Комковым снасть, так как лошадей-то у них отобрали при раскулачивании, а на себе этот транспорт возить не станешь. Продать также не кому: раскулачили пол деревни, а не только Комковых!

Словом, оказались мы в этом самом сарае. Залезли сквозь узкую щель под воротами, воспользовались ямкой, прорытой курами.

Сидим, балдеем от счастья: в запертый сарай пробрались, ещё бы! А ведь все запретное - сладко. На улице ярко светит солнце, а в сарае полумрак: только сквозь редкие щели пробиваются лучи, полосами освещая поднятую нами пыль. Однако, просто так сидеть скучно, пора что-то предпринимать. Я предложил играть в прятки. Герка возразил:

-Тут будешь лазить, обдерёшься весь!

Резонно. Тогда Герка, как старший, сам берет инициативу:

-Давай снимем трусики.

-А зачем?

спрашивает Нинка.

-А мы будем щупать друг друга по очереди.

Эта идея понравилась всем. Мы сняли свои доспехи: у Герки были яркие красные трусы, у меня совершенно выгоревшие на солнце голубые, а у Нинки, как у дамы, естественно, белые. Я запомнил, куда положил свои трусики, Герка тоже, а эта мадам зашвырнула свои куда-то за рессорную пролётку.

Началось ощупывание. Первого исследовать стали меня: еще бы, их двое, попробуй, переговори! Герка щупал мою пипиську без всякого интереса, Нинка, в общем, тоже: а чего там разглядывать-то? Маленький с мизинчик кусочек мясца, комочек кожи на кончике, даже непонятно откуда эта штучка

писает. Исследование Геркиных гениталий прошло также без взаимного энтузиазма. А вот когда дошла очередь до Нинки, ситуация резко изменилась.

Во-первых, сначала Нинка сопротивлялась и ничего не хотела нам показывать, но под нашим давлением справедливость восторжествовала и ей пришлось таки лечь на какие-то санки и расставив ноги показать нам с Геркой свои секреты.

Мы оба склонились над её пиписькой и стали своими грязными руками исследовать все, что видно и все, что мы бы хотели увидеть.

За её первыми пухленькими губками мы обнаружили еще какие-то мокренькие складочки и, когда мы полезли дальше, Нинка заорала, что ей больно и вырвалась. Мы не стали прибегать к насилию и цикл повторился: опять стали исследовать меня, потом Герку, а она снова запротестовала.

На сей раз мы не стали настаивать и тут Герка предложил:

-А что? Давайте ЕБАТЬСЯ!

Мы оба не возражали, так как знали, что Герка молодец, плохому не научит! Но оба спросили его:

-А как?

Тут я должен остановиться и сделать маленькое отступление.

Хотя мы занимались в этом сарае делами совсем не детскими, ни у меня, ни у Герки не было даже намёка на эрекцию, или какое-либо сексуальное волнение: чистое любопытство, никаких эмоций. Просто, взрослые нам чего-то не договаривали, что-то от нас скрывали, вот нам и хотелось все ЭТО выяснить самим, да побыстрее. Герка был постарше. Он был деревенским мальчишкой, а в деревне простота нравов, сами понимаете... Вот он и выпендривался передо мной да перед своей подопечной Нинкой, “знания” свои показать хотел. А может он и видел не раз, как взрослые парни девок натягивают, только ему еще НЕЧЕМ делать это, а хочется, очень хочется поскорее взрослым стать!

Вернемся в наш сарай. Итак, мы собрались делать то, что Герка назвал таким хорошим, ёмким русским словом. Но не судьба. Как и в тот раз, “под столом”, в самый интересный момент появились взрослые: у стен сарая громко разговаривали двое мужчин.

Нам, понятно, было уже не до Геркиного предложения: выбраться бы незамеченными!

Срочно стали одеваться. Герка надел свои красные трусы, а эта пигалица схватила МОИ и собирается уже натягивать их на свою тощую попку! Я во время вцепился в них, не даю свершиться злодеянию!

Она реветь: -“Мои трусы!” Герка за неё заступается. Он сильнее, зло восторжествовало, я остался без трусов.

Я принялся шарить по всему сараю. Глаза наши уже здорово привыкли к темноте, и, конечно, я вскоре обнаружил Нинкины трусики. Как сказали бы современные острословы: “Они были в углу, за собранием сочинений Ленина, нашего Великого Учителя”.

И вот попробуйте теперь сказать, что я не гений! Чтобы доказать свою правоту я, шестилетний, сообразил прислонить найденные мною ее белые трусики к моим выгоревшим голубым, практически также белым, в которых она, нахалка, уже красовалась, как победительница. Контраст был в мою пользу.

Инцидент был исчерпан, Нинка еще разок скинула с себя трусики, мы переоделись и благополучно покинули этот сарай. Испугавшие нас люди уже давно ушли.

Это приключение, конечно, расширило мои познания относительно некоторых особенностей женского организма. Но нисколько не затронуло моих эмоций.

Ну, видел её пипиську. Ну, не такая, как у меня. Ну и что? Однако то, что случилось со мной буквально через год, влезло мне глубоко в душу, не побоюсь быть пошлым: потрясло её!

Случилось это в нашей районной поликлинике на медицинской пред-школьной комиссии, куда согнали детей чуть не со всего района. Где время тянулось бесконечно долго, где стоял гвалт и плач, и где мне одна тетя в белом халате после моего посещения уборной, на мой вопрос: -“А чем подтереться?” -предложила обрывок носового платка, которым до меня уже воспользовались минимум два десятка детей. Я, в общем-то, был мальчик чистоплотный и предпочел вообще не подтираться, чем принять подобное предложение. Описываю эти мерзости специально, чтоб ввести Читателя в ТУ обстановку..

Впрочем, там были разные тети....

Порнография, как средство воздействия на определенные центры возбуждения, выработала ряд проверенных штампов.

Основной: женщина не целиком обнажена, а ПОЛУ обнажена, на ней ажурное бельё, сквозь которое видно ВСЁ, чулки с целой системой поддерживающих тесёмок, туфли на высоченном тонком каблуке. Возможен головной убор. Выражаясь языком соотечественников: без порток, а в шляпе. Цветовая гамма: белое тело, чёрное бельё, ярко красная помада.

Смею утверждать, что не менее возбудителен своеобразный медицинский вариант проверенного штампа. Белоснежный халат с ярко красным крестом на рукаве, белоснежный накрахмаленный чепец различной конфигурации, в зависимости от ранга его носителя, ярко красные губы, цвета креста, черный чулок, черные туфли на шпильке. Раздеваться не обязательно: все и ТАК действует.

Вот именно такая, очень красивая врачиха ходила без конца туда-сюда по коридорам той комиссии, где время тянулось невыносимо долго.

Ожидая, когда же меня вызовут, я невольно поймал себя на том, что не так уж и тороплюсь, что я больше, чем вызова, жду очередного появления этой красивой тёти. И она, мне кажется, обратила внимание на мои совсем не детские взгляды..

Неожиданно сестра, которая уже много раз заходит в центр зала со списком, громко называет мою фамилию. Я откликаюсь, меня берут за руку и ведут в кабинет. Там сидит ОНА. Строгая, с докторскими трубочками в ушах, она меня осматривает:

-Разденься, открой рот, дыши, не дыши, смотри на палец....

... и так далее. Я все это проделываю, как автомат, а сам буквально ем ее глазами. Потом она что-то пишет, а я возьми да и скажи ей:

-Тетя, будьте моей женой!

Она улыбнулась, брови её взлетели вверх:

-Ну? А что ты будешь со мной делать?

Мне было совершенно ясно, что надо делать с женой и я ответил:

-Когда вы будете приходить с работы, я буду вас целовать.

-А ты умеешь целоваться?

Ну, это был совсем простой вопрос, я много раз целовался со своей мамой и поэтому сказал, что конечно умею!

-А еще что ты со мной будешь делать?

Дальше -больше, пошла целая серия наводящих вопросов.

Не знаю, как в данном случае поступают с женщиной, я не юрист, но если бы такие вопросы задавал мужчина девочке, он, точно, схлопотал бы себе срок за совращение малолетней.

Вернусь на час-полтора назад. Описывая гнусную обстановку и безобразную организацию дела в этой медкомиссии, и распевая дифирамбы полюбившейся мне врачихе, я забыл упомянуть про еще одно действующее лицо в этой моей маленькой трагедии. Конечно, это ОН. Коренастый мужчина невысокого роста, в белом расстегнутом халате, с огромной, черной до синевы бородой, который периодически выбегал в коридор и кричал:

-Тишина будет?

Все сразу замолкали, а он скрывался так же неожиданно, как и появлялся. Ребетня боялась его до ужаса. Он тут главный, говорили. Его все боятся. Сказку про “Синюю Бороду” я прочел только в третьем классе. Но этого страшного человека я назвал про себя, точно помню: Синяя Борода.

И вот, в самый разгар нашей задушевной беседы с очаровательной врачихой дверь кабинета распахивается и влетает ОН.

Я похолодел от ужаса. А он совсем тихим, заискивающим голосом пропел:

-Тома, простите, Тамара Андреевна, вы заняты?

-Я уже освободилась...

Она встала, своим ключом открыла мне дверь, не ту в какую я вошел, а какую-то другую, стеклянную, выходящую на черную лестницу. Буквально вытолкав меня из кабинета она шепнула:

-Выйдешь вниз, иди прямо домой и НЕ СМЕЙ ПОДГЛЯДЫВАТЬ!

Я оказался на пыльной, захламлённой лестничной площадке. Лестница, по которой мне предстояло спускаться, находилась в её противоположной стороне, метрах в пяти от меня.

Я стал пробираться к лестнице, перешагивая через поваленные шкафы и разбитые унитазы. Дойдя до другого края площадки и уже почти начав спускаться, я почему-то оглянулся.

. Там, с противоположной стороны лестничной площадки, была вторая дверь в тот кабинет, где я только что был. Матовые стекла двери были местами процарапаны и хорошо освещенный солнечным светом кабинет с моей темной лестничной клетки смотрелся, как театральная сцена. То, что я увидел меня потрясло

“Борода”, видимо, что-то мямлил, умолял, а она смеясь, резко жестикулировала и явно выказывала ему свое превосходство. Он засуетился, пошел к двери, не к той, в которую он вошел, а к двери в коридор, Запер дверь, ключ оставив в замке. Снял халат, пиджак и стал расстегивать брюки. Она, тем временем, не снимая ни туфель, ни чулок, взгромоздилась на непонятное мне сооружение, легла на спину в какой-то желоб и широко раскинув ноги в стороны, положила их на блестящие подставки. Потом она задрала кверху свой халат и я увидел все ее роскошные прелести в натуральную величину!

Как непохоже было это на пухленькие, беспомощные Нинкины “губки”!

Сейчас я готов смаковать эти картины, а тогда первая жгучая ревность скрутила меня. Особенно, когда “борода” подошел к ней, придерживая рукой нечто, торчащее у него из под полуспущенных брюк.

Нет, это была не пиписька. Это было что-то грандиозное, не умещавшееся в его огромной, противной, волосатой ладони.

Он встал на какое-то возвышение, как раз посередине перед нею, спиною ко мне, загородив собою прекрасное зрелище, ноги ее взлетели, потом снова упали на эти подставки и стали ритмично покачиваться.

Я видел только её качающиеся ноги в черных чулках и его ненавистную задницу, которую он приподнимал и опускал в такт ее движениям.

Не дожидаясь конца этого действа, я выбежал на улицу и зарыдал.

Рыдал и рыдал, не мог говорить. Заикался. Мне было холодно, хотя был жаркий день. Я знал, она нарочно выпроводила меня через черную лестницу, нарочно сказала мне, чтоб не подглядывал. Сквозь слезы и сопли без конца повторял слова: -Ненавижу!

Пришел в себя только к вечеру. Несколько лет потом я избегал появляться в той поликлинике.

Так познакомился я с женским коварством.

Ревность в семь лет? Смешно? Мне не очень. Главное, меня удручало то, ЧТО я увидел у Синей Бороды, особенно, глядя на своё собственное достоинство. Успокоился лишь годам к четырнадцати...

НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА

Незадолго перед тем, как я должен был пойти в школу, где-то в конце августа для нас, пацанов было предоставлено замечательное бесплатное зрелище: недалеко от нашего дома на Канаве, затонула баржа. Там работали водолазы и ребятня со всей округи приходила туда смотреть. Работы продолжались аж до самой зимы. Сначала мы наблюдали за происходящим со своего берега, а потом, запросто, по льду, стали подходить к самой барже. Приходили туда каждый день, как на работу.

Сознаюсь: я приходил смотреть уже не на водолазов, точнее, не только на баржу и водолазов, а и на одну девочку с необыкновенно красивыми карими глазами. Такая ухоженная, хорошо одетая девочка.

Она заметила мои взгляды, сама украдкой поглядывала на меня, но когда мой взгляд задерживался на ней дольше, чем, вроде бы случайный, она тут же переходила на другое место, откуда, якобы, было лучше видно водолаза.

Мне было стыдно глядеть на неё в упор, ведь я на ВОДОЛАЗА пришел смотреть, а не на эту противную девчонку! Но сила её красоты сразила меня. Я тогда сказал себе: -Вот вырасту большой и эта девочка станет моей женой. И окрестил её про себя, небрежно так: “Красная Шапочка”.

Эта Красная Шапочка дала потом мне жизни, будь здоров! Она застряла во мне , как заноза.

Все розовое детство меня, как Дон Кихота Дульцинея Тобосская, преследовал её надуманный образ.

Все прекрасные героини прочитанных романов, все увиденные экранные звезды и театральные дивы каким-то непонятным способом перевоплощались внутри моего сознания в ЕЁ, Красношапочкинский вид. У них, у этих героинь был ЕЁ голос, ЕЁ запах, ЕЁ манера подбирать свои волосы, ЕЁ походка...

Когда я повзрослел и погрубел, все-таки и тогда, мои, вполне конкретные подружки в чем-то несли ЕЁ признаки.

Обнимая и лаская очередную Нюру или Веру, я представлял себе, что со мной ОНА, злодейка моя, Красная Шапочка моя ненаглядная!

Красная Шапочка неизменно сопровождала всех моих жен и самых устойчивых любовниц.

Даже сейчас, на восьмом десятке, нет, нет да и возникнет предо мной её милый мне образ. Но вижу я её только пятнадцатилетней девочкой, школьницей, у которой я списывал английский.

Красная Шапочка, где ты? Жива ли? Здорова ли?

В семь лет я пошел в школу. В нулёвку.

Школа от нашего двора три минуты хода: выскочил на набережную, перебежал Горбатый мостик и на другой стороне Канавы сразу школа.

Спортзала в школе не было. Длинный коридор, по обе его стороны классы, один класс как бы вынут: вот тебе и зал! В этом зале нам, соплякам, иногда кино показывали. Нет, не цветное. Нет, не звуковое. Нет, не художественное.

Завхоз наш, мы звали его “Кукуруза” крутил нам черно-белое 16 миллиметровое. Это были довольно бессистемно построенные документальные фильмы про разные страны, про горы, пустыни, про скот, лес, про чертовы стулья и старухины семечки.

А нам все равно: нам бы кино смотреть! Комментировали эти шедевры, естественно, учителя, которым иногда удавалось перекричать жужжание проектора. В зал приносились низкие длинные скамеечки, на которых мы и рассаживались по своему усмотрению, точнее, кто какое место захватит. Окна занавешивались шторами из черной бумаги, так что кино было нормальное, как за деньги. Сеансы эти устраивались не часто, на них собирали пять- шесть классов из нулевок, из первых, из вторых.

В один из таких сеансов меня вдруг обняла за шею какая-то девочка. Очень маленькая, ручки, как соломинки. И вот этими ручками она меня обнимает, вся прижимается ко мне и со словами :

-Мальчик, я тебя люблю!

начинает целовать меня в губы. Нет, не как мама, “чмок” и побежала дальше, а долго-долго. Ее губки были мокренькие и холодные, и вся она в легеньком платьице была какая-то очень тоненькая и холодная. Я не знал её. Она была не из нашего класса. Но я не вырывался. Мне были приятны её прикосновения, её мокренькие поцелуи. Видел ли кто нас? Не знаю. Педагоги, точно, не видели, а иначе был бы шум на всю Европу, а ребятам, если и видели, было наплевать: все кино смотрели.

Мы просидели так до самого конца просмотра. Когда зажгли свет, сразу крик, шум, гвалт. Все повскакали со своих мест. Она -мгновенно исчезла.

Я какое-то время пытался найти ее, угадать, но не смог. Потом это приключение перестало меня волновать, но интерес, кто же это все-таки был? - остался со мной на всю жизнь.

Летом 1933 года я был снова на даче в Пуговичино. Мама поступила на работу и я целыми днями был предоставлен самому себе.

С деревенскими мальчишками я не особенно дружил, знакомых ребят среди дачников тоже, вроде, не было, словом, я развлекался один, как умел, благо игрушек было невпроворот.

Однажды утром, когда родители уже давно ушли на поезд, на работу, а я еще продолжал нежиться в постели, в нашу комнату заглядывает хозяйская девчонка, Люська, она была года на два младше меня, а мне-то еще и восьми не было!

Надо сказать, что ни до этого случая, ни тем более после, я с этой Люськой не общался.

Люська была босиком, в какой-то коротенькой ночной рубашечке, а я, как спал: в своих трусиках. Люська, едва всунув голову в нашу комнату, радостно воскликнула:

-Уй, ты один?

и не успел я ещё ничего ответить, как она впрыгнула в мою кровать и закуталась в одеяло.

-Какая у тебя кровать мировая! Давай, поиграем, помнем друг у друга?

Я что-то промычал в ответ невнятное, но и её появление и её предложение мне понравились.

Она вылезла из под одеяла и стала своими пальчиками трогать и тискать мою пипиську.

При этом, она сидела напротив меня, раскорячив ноги, никаких штанишек у нее не было и все её подробности были, как на ладони.

Я моментально вспомнил наши с Геркой и Нинкой упражнения в каретном сарае и решил, что для продолжения образования наступил весьма подходящий момент.

Не отнимая Люськиных рук от своей пиписьки, я полез изучать то, что скрывалось у неё за пухленькими губками. Там оказались, как и у Нинки, ещё какие-то мокренькие складочки и пальчик мой пролез и еще дальше. Совсем, совсем в дырочку, до конца. Люська не мешала мне проводить этот научный эксперимент, она только предложила:

-А, знаешь, давай, как мои мамка с папкой?

-А как? -поинтересовался я.

-Сейчас покажу!

Она откинулась на спину, раскорячив ноги, рукою держала меня за пипиську. Я уже почти понял, что должно произойти, как вдруг раздался истошный крик хозяйки:

-Люськ, зараза, сколько раз тебе говорить, чтоб не смела ходить к дачникам!

Мою подружку, как ветром сдуло. Больше я её не видел до конца сезона: мать отправила её к тетке, в соседнюю деревню, километрах в пяти от Пуговичино.

Но на этом инцидент не был исчерпан. Вечером мама, прибирая мою кровать, вдруг подзывает меня:

-Ну-ка, а это что такое?

и указывает мне на жирный мазок дерьма на пододеяльнике.

-А ну, рассказывай, кто у тебя был?

Я молчал, как партизан.

-Мам, это я.

Она не верила. Кричала. Стучала кулаком по столу. Я был непреклонен.. Свою любимую я не выдал. Мама долго шепталась с отцом, но, отец, видимо, решил, что лучше не заострять на случившемся моего внимания.

Через четыре года я еще разок встретил эту Люську, когда мы снимали дачу как раз в той деревне, где жила её тетка. Люська все отлично помнила, но обстоятельства снова не позволили нам закончить прерванный эксперимент.

Вот ведь какая штука интересная получается, три раза начинался урок моего сексуального образования: “хорошие девочки”, Герка в сарае и эта Люська и каждый раз урок не не мог завершиться по причине неожиданного вмешательства взрослых. Не рука ли это СУДЬБЫ?

Я уже упомянул, что мама моя устроилась на работу. Дача, -это дача, а вот в городе мальчика одного оставлять не гоже. Нужна няня.

Мне 8 лет, а вот видите ли: НЯНЯ!

Исаевна. Неграмотная баба, деревня. Лет пятидесяти. Мать учила её всем городским премудростям: как газ зажигать, куда помойку выносить. Учила, как с электричеством обращаться. Но главное: ЮРИК. Не дай бог с нехорошими ребятами сдружится или дурные привычки какие-нибудь приобретет?

Тут уж папаша выступает:

-Исаевна, когда Юрка спать будет укладываться, смотри, чтоб руки на одеяле держал, а то начнет за пипиську хвататься!

Понятная забота родителя, чтоб дитя преждевременно к онанизму не приучилось.

Исаевна инструкцию папашину усвоила, как солдат сверхсрочной службы. Укладываюсь я спать. Она бдит.

-А руки где?

-Да вот они у меня, на одеяле.

Оказывается на одеяле, да не там, где надо.

Я возмущаюсь:

-Да не все ли равно, где?

Нет, оказывается, не все равно: если руки у меня ТАМ, я могу вот так одеяло прижать, да вот так его вверх поддернуть, да вот так потом отпустить, да вот так потом потрясти..

.Короче: старуха ясно показала мне, как можно заниматься ОНАНИЗМОМ, не засовывая рук под одеяло. Я был ей весьма признателен. Как учит нас Вождь Мирового Пролетариата:

-Онанизм -очень увлекательная штучка!

Итак, замечательное искусство это, в самом примитивном его виде, я постиг с 8 лет, но не сделав из него привычки, прибегал к нему лишь в случаях крайнего душевного волнения, о чём и будет рассказано в соответствующих разделах данной исповеди.

СРЕДНЯЯ ШКОЛА

Дальше моё развитие в сексуальном направлении пошло более ускоренными темпами. Почти, как по Листу: играть быстро, быстрее, еще быстрее, быстро, как только возможно, и...еще быстрее!

Я уже не ждал милостей от природы, на мамочкины советы я чихал: у меня во дворе советчиков, хоть отбавляй! Интересные, между прочим, истории рассказывались!

-Ребя, а мне про одного летчика говорили. Он на своём ероплане из города в город летает. И каждую ночь с разными бабами спит. Вечером лягут вместе, он ей туда засунет и не вынимает всю ночь до утра, а на другой день в следующий город улетает.

-А что с бабой?

-Как что? Понятно, баба пухнет, пухнет, потом на третий день умирает.

-А зачем же они с ним ложатся, если потом умереть можно?

-Ну ты дурак, что ли? Ведь бабам тоже хочется!

Ещё о более страшных вещах говорилось, ночью, бывало, не сразу уснешь!

Все кинофильмы, все книги делились на две категории: про ВОЙНУ и про “ЭТО” ( Хотел, признаюсь, другое, более подходящее слово употребить, но постеснялся). Остальное -мура, нечего и врем зря терять.

Кроме “ужасных” россказней старших ребят жизнь щедро подсовывала нам “наглядные пособия” по данному предмету.

Как-то среди бела дня раздается клич:

-Ребя! Айда на помойку, там урки девку ебут!

Вот тут уж -ничего не могу поделать и вынужден принести извинения своему шибко интеллигентному Чтателю: без употребления некоторых сильных выражений будет утрачен весь колорит той обстановки, о которой рассказываю.

Итак, остановились на помойке. Что она собой представляла, эта самая помойка?

Огороженная высоким глухим забором часть двора размером метров 15 на 15, ворота, которые дворник запирал на ночь и на этой площадке пять -шесть огромных деревянных мусорных ящиков со скошенной вперед верхней крышкой, для удобства их загрузки. Ящики эти были вечно переполнены, мусор грудой валялся на всей территории помойки, но состав этого мусора сильно отличался от теперешнего.

Никаких пластмасс, никаких полиэтиленовых пакетов, никаких коробок от телевизоров и пластиковых бутылок из под пепси-кола.

Там был капустный лист, картофельные очистки, металлические консервные банки, грязные и рваные газеты ну и для пикантности добавлю: огромные клочья окровавленной ваты, так как были и тогда сознательные женщины, которые понимали, что спускать в унитаз это нельзя, а Тампаксов, равно как и Сникерсов, извините, и в помине не было. Мусоропроводов тогда, также не было, жильцы с помойными ведрами самолично провожали свои отходы в последний путь.

Вонища на всей помойке была такая, что я, например, вынося ведро (иногда заставляли!) на территорию помойки вбегал с задержанным дыханием, и пулей выскакивал наружу...

Итак, раздался клич: -“Все на помойку!”

Мы прибежали и заняли наблюдательные позиции: забор был так удобно устроен, что перекладины, за

которые можно зацепиться, находились с внешней стороны территории помойки. Нас набежало человек двадцать. Мелюзга лет по 7 -10 из нашего дома, из соседних домов. Мы облепили весь забор. А было на ЧТО посмотреть!

Посреди помойки на куче капустного листа был расстелен рваный ватник, а на нём возлежала совершенно голая, но в башмаках., девица неопределённого возраста. Мы же были малолетки и всё, что было старше нас хоть на три года, уходило в недосягаемую, загадочную жизнь взрослых. Сейчас, вспоминая и анализируя увиденное, я считаю девице было лет 14-17, а её партнёрам, бравым молодым людям без определённых занятий, где-то от 12 до30. Было их человек 15.

Они обслуживали её по очереди, без толкотни и споров. Слегка приспускали брюки и быстренько забирались на девицу, едва дав предыдущему клиенту подняться.

Девица принимала своих возлюбленных с лихими выкриками и отчаянной матерной бранью. На нас эта шпана смотрела благожелательно:

-Пусть, мол, учится подрастающее поколение!

А вот одну жиличку, появившуюся не кстати на помойке со своим ведром, едва не укокошили.

Не всё у них прошло гладко: одного очередного претендента на сеанс любви девица встретила сильным ударом своего башмака в пах. Парень скорчился, застонал и попытался учинить над ней расправу, но тут же, получив по зубам от старшего, убрался с помойки.

“Представление” закончилось в какие-то полчаса. Один из этой банды крикнул нам:

-Ну вы, шибздики, кто хочет попробовать?

Мы моментально разбежались...

Уже издали я видел, как вся компания быстрым шагом удалялась прочь с нашего двора. Увидел и “героиню”: она шла, как ни в чём ни бывало, и курила, накинув на голое тело грязный ватник, на котором только что совершала ВЕЛИКОЕ ТАИНСТВО ЛЮБВИ.

Сколько было потом обсуждений, как завидовали нам те, кому не довелось увидеть это необыкновенное зрелище!

На вопросы КУДА, и ЧЕМ ответы были получены. Оставалось не до конца выясненным:

ВСЕ ли этим занимаются, или только жулики и проститутки?

Мы уже, конечно, знали, что проститутка - женщина с которой делают ЭТО.

А вот занимаются ли этим постыдным делом наши папы, особенно, мамы -большой вопрос!

Ленька Бибирев честно сознался, что его родители один раз ЭТИМ занимались, он сам видел. Юрка Гольцев заявил, что ничего подобного его родители себе не позволяют. Мы возразили:

-Как же так, они же спят в одной постели?

-Ну и что? Ведь мой папка в кальсонах спит! Возражение было принято. Я загадочно молчал.

Я не видел, как мои родители ЭТИМ занимаются, но однажды, разбираясь в каком-то барахле, обнаружил целый маленький стеллаж, на котором СУШИЛИСЬ ВЫСТИРАННЫЕ ПРЕЗЕРВАТИВЫ!

Я моментально сообразил, ЧТО это такое, но тут случайно оказалась мама, пришлось разыгрывать невинность. Я спросил ее:

-Мам, а что это?

-А, это, это,... Это что-то у папы для фотографии.

Я не стал её мучить и удовлетворился этим неубедительным объяснением.

Сейчас, анализируя всё вспомнившееся, я с болью думаю о том, в какой же нищете жили люди, если мой отец, ведущий инженер крупного предприятия, был вынужден стирать свои использованные гондоны!

А вскоре, после этой интересной находки и мне представился случай увидеть, КАК мои родители делают ЭТО.

ПЕРВОГО МАЯ 1935 года, когда мы с папой, гуляя по праздничной Манежной площади, сдуру, захотели “посмотреть МЕТРО”, мы попали в смертельную давку, выбраться из которой невредимым нам помог Бог и Случай. ( с подробностями этого ужасного события Читатель может ознакомиться в Первом томе моей “Краткой биографии”.)

Папашины нервы тогда еще, очевидно, были покрепче моих, он быстро отошел от пережитого ужаса, а я нескоро пришел в себя, и дома, лёжа в своей постели, мысленно находился всё ещё там, в той страшной давке, слышал крики раздавливаемых и лихую ругань напирающей сзади толпы...

Здесь уместно сделать некоторое разъяснение.

В нашей, законно купленной трехкомнатной кооперативной квартире мы, по милости Властей, занимали тогда две комнаты: 17,5 метров, она называлась СТОЛОВАЯ и 12,5 метров -СПАЛЬНЯ. Всё, как у хороших людей. Родители играли в “спальню”, “столовую”, “кабинет”. Кабинет, правда, совмещался со столовой.

Я продолжал спать в детской кроватке, из которой безнадежно вырос: ноги просовывались сквозь прутья спинки сантиметров на двадцать, папаша сообразил только убрать сетку ограждения с боку кровати. Сколько я ни ныл, сколько ни клянчил купить мне “взрослую” кровать, меня просили потерпеть малость:

- Купим, детка, купим!

Ритуал “отхода ко сну” был такой: сначала укладывали меня, то есть говорили:

-Пошел в постель!

Я ложился, вскоре появлялись родители.

Папа открывал форточку минут на 10, чтоб проветрить комнату перед сном, затем ложились родители, каждый в свою постель. Отец и мать спали на узких железных койках. Рама из толстых квадратных прутьев без всяких никелированных шаров, железные крючья поперёк, на крючьях доски вдоль, на досках тощие волосяные матрасы. Дальше, как у всех: простыни, ватные одеяла. Что было, то было, врать, наговаривать напраслину не стану!

Итак, родители закрывали форточку, ложились, ЗАКУРИВАЛИ оба и, считай, начинался ночной отдых от трудов праведных.

Я засыпал, обычно, сразу, в постели пиписькой не баловался. В тот день, после пережитых волнений, долго не мог уснуть. Лежу с закрытыми глазами и слышу шепот. Мама:

-Подожди, ОН не спит!

Папа:

-Да что ты, спит, как убитый, ОН так намаялся сегодня!

Я понял, что “ОН”- это я и весь напрягся: чую, что-то будет. Действительно, было. Я не только подслушивал, я даже ухитрился ПОДГЛЯДЫВАТЬ, -окна у нас без штор и, приглядевшись, можно было видеть и в темноте.

События развивались следующим образом: сначала папа слез со своей кровати и встал на колени в пространство между кроватями, против тумбочки. Что-то делал так несколько секунд. Потом он лёг к маме в постель, они вместе укрылись одеялом, стали возиться, шептаться, хихикать, вскоре папа оказался сверху и начались ритмичные покачивания укрывающего их одеяла. Это сопровождалось мерзким скрипом хлипкой железной конструкции.

Я был - весь внимание.

Интересно, что ни чувства стыда за родителей, ни чувства ревности я не испытывал: только любопытство и некоторое злорадство, типа: -“Ага, попались!”

Здесь замечу, чтоб читатель не подумал, что я отпетый подонок: чувство ревности к маме мне знакомо, я испытал его пять лет назад, когда папа, не стесняясь меня, тискал мать довольно откровенными приёмами. Это было на даче. Мы всей семьёй ходили на ручей купаться. Вот тогда я и приревновал маму и чуть не плача обратился к родителям:

-Мам, давай я тебя так же!

Папа , смеясь, остановил меня:

-Сынок, обожди, ты это сделаешь потом, и ты будешь ТАК не маму, а какую-нибудь комсомолку!

Но, я не хотел КОМСОМОЛКУ, я хотел маму!

Дело в том, что предыдущей зимой мне папа подарил игрушку, “КОНСТРУКТОР” и на коробке были нарисованы две девицы, которые что-то собирают из этого конструктора. Рисунок был отвратительный, девушки были даже на людей не похожи, рожи какие-то, вдобавок, одеты в военные гимнастёрки, накрест перепоясаны ремнями. А к папе незадолго до этого заходил какой-то человек в портупеях. Он противно курил, от его ремней воняло, словом, целая гамма неприятных ощущений.

Всё это: и рожи, и портупеи, и табачный дым сплелись в какую-то единую противную цепь.

Спрашиваю папу:

-А кто это нарисован на коробке?

-Это? Комсомолки.

Нет, комсомолок мне не надо, мне нужна мама.

Тогда я ревновал, я был совсем дитя. А к 1935 году я уже закалил некоторыми знаниями жизни свою душу. Я не ревновал. Я ИЗУЧАЛ. Делают мои родители ЭТО или не делают? -Делают! Этот вопрос был закрыт.

Итак, я уже знал КУДА, я уже знал ЧЕМ, я даже знал, что ЭТИМ занимаются не только летчики и проститутки, даже такая приличная, культурная, умная, добрая женщина, какой, естественно, была моя мама - делает ЭТО.

Но все же, того, что я видел, для полного понимания процесса, было очень мало.

Та грязная возня на помойке? Или мои родители? ЧТО я мог разглядеть под одеялом? А тот роковой эпизод с коварной врачихой? Да я, кроме ЕГО противной задницы ничего и не видел. Правда, вначале мне приоткрылась райская картина. Но всего лишь на мгновенье. Причем, только картина, а не весь ПРОЦЕСС. Словом, ставить точку в моём теоретическом образовании было, конечно, рано.

И здесь судьба снова обо мне позаботилась.

Я уже описывал устройство входа в подвальные помещения нашего дома, когда рассказывал, как мы наблюдали детский стриптиз во время “мертвого часа” в нашем детсаду.

Так вот, точно такие же лестницы в подвал, прикрываемые наклонными крышами, были и в нашем корпусе. В подвале в то время размещались чуланчики для барахла, на каждую квартиру по чуланчику. И у нас был там свой чуланчик.

Вскоре после заселения дома чуланчики эти у жильцов отобрали и в подвале устроили картофеле-хранилище. Года два спустя картофелехранилище ликвидировали и, разделив подвал на мелкие клетушки, пустили туда лимитчиков. Так они в то время, правда, еще не назывались, но по существу это были самые, что ни на есть, лимитчики.

Отвлекся от темы. Наболело всё это. Как подумаешь, какая поганая жизнь была! Как куражились над людьми, как издевались!

А ведь есть и сейчас идиоты, которые по той жизни тоскуют!

Вернемся к нашей лесенке в подвал. Вернее, к той крыше, которая над ней установлена. Если лечь на эту крышу и прислониться лицом к оконному стеклу, то откроется полная картина происходящего в комнате. Комната, о которой пойдет речь, принадлежала некой тете Нюре.

Тетя Нюра работала кассиршей в билетных кассах дальнего следования на Павелецком вокзале. Тетя Нюра была дама весьма любвеобильная, мужики ходили к ней табуном.

А ведь стоило! Не баба, а мёд! Красивое лицо, наглый взгляд, вызывающе торчащие груди, и главное: роскошная, метровая задница.

Одевалась тетя Нюра не в пример всем нашим остальным дамам: видимо, её визитёры допускались к ней не бескорыстно! Однако, оговорюсь: это только мои догадки, не стану клеветать на честную женщину!

Так вот, рисую ситуацию: комната с окном как раз против крыши входа в подвал, загадочные визитёры, легкая тюлевая занавесочка вместо плотной шторы, яркий свет в комнате плюс устойчивый слух о том, что тетя Нюра упражняться любит не просто абы как, а с разными фокусами!

Ребята постарше эти все моменты усекли. Прилипнув к стеклу тетинюриного окна, не дыша, как разведчики, часами лежали они на этой мокрой крыше тихими дождливыми ночами! Зато неоднократно дожидались заслуженной награды, наслаждаясь зрелищем, по тем временам экзотическим.

Один раз, в виде поощрения, пустили на эту крышу и меня. Взглянуть в заветную щель мне позволили, буквально, лишь несколько секунд, потом оттолкнули. Но не потому, что я ещё был мал, для подобных зрелищ, а потому, что им самим посмотреть страсть охота.

Эти несколько секунд я и сейчас помню, так сказать, В НАТУРАЛЬНУЮ ВЕЛИЧИНУ.

Вскоре, во время очередного “сеанса” какой-то идиот стал барабанить по окну в самый патетический момент. Свет в комнате мгновенно погас, а на другой день на окне появилась тяжелая темная занавеска.

Много разных сцен совокупления пришлось мне созерцать за свою долгую жизнь, но эту тетю Нюру, это незабываемое зрелище по силе произведенного впечатления, даже близко ни с чем сравнить я не могу...

Вот теперь, после всего изложенного, можно сказать, что теоретическая подготовка закончена.

После виденного в окне тетинюриной комнаты вряд ли чем меня можно было удивить. А что идёт после теории? Естественно -ПРАКТИКА!

Но я был совсем ребенок, ни физически, ни эмоционально я не готов был к свершению этого самого главного в жизни действа:

к СОВОКУПЛЕНИЮ С ЖЕНЩИНОЙ.

Читать эротические сценки, рассматривать пикантные картинки и, возбудившись сверх меры, самому утешать себя в уборной -это одно, а то, о чем я сказал двумя строками выше - совсем другое. Тут требуется мобилизация всех духовных сил, подкрепленных физической готовностью свершить на достойном уровне это божественное слияние.

Эк, куда загнул, сам удивляюсь!

Умри, Денис, лучше не напишешь!

Пора заканчивать раздел: вспомнить, вроде, больше нечего, средняя теоретическая школа сексуального развития на этом закончена.

Переходим к практическим занятиям.

ОПАСНЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ

.

Наши новые соседи были тихие, безобидные люди. Иван Михайлович работал на кож заводе простым работягой, получал, естественно, не густо, Ольга Алексеевна и вовсе дома сидела. А так как хозяин еще и четвертинками не брезговал, денег на жизнь не хватало. И они жертвовали своей свободой, сдавали “угол”.

Жильцы у них бывали разные. Чаще, это были командированные из разных городов и весей нашей необъятной Родины. Командированный, это надёжно: не задержится, и прописывать не надо, ну и вообще..

А в том, богатом на события 1935 году сняла у них угол одна особа, очень из себя ничего. Годков сколько не скажу, я был сам десяти лет, для меня все взрослые были просто большие.

Мы с ней сразу подружились: приходя в квартиру она обнимала и тискала меня, угощала конфетами, да какими! Таких конфет мама сроду не покупала! Дома она бывала не часто, только ночевать приходила, а иногда, так наоборот, весь день дома сидела. Одевалась она в яркие, дорогие вещи (я в ценах, конечно, ничего не понимал, просто я видел, что у мамы таких красивых вещей нет). От неё всегда пахло духами.

Когда она бывала дома, к ней приходили гости. Только мужчины. Причем, приходили всегда в то время, когда Ольги Алексеевны дома не было. Обычно, сперва появлялась она. Целовала меня, шутила, угощала конфетами. Потом скрывалась в комнате и вновь появлялась уже в халате. Вскоре, после ее прихода, раздавался звонок в дверь. Если я шел открывать, она останавливала меня и говорила:

-Это ко мне.

Сама открывала дверь, впускала гостя и сразу проводила в комнату. Своим гостям никогда не предлагала раздеться в прихожей, хотя там у нас были вешалки. Часа через полтора, - два она так же провожала уже одетого гостя до парадной двери.

Я догадался, зачем к ней гости ходят!

Двери в нашей квартире были с филёнками, причем, верхние филенки были выполнены не деревянными, а заделаны матовым стеклом. Не настоящим матовым, а просто выкрашенным белой краской.

Соображаете? -Правильно, я вспомнил сказочную картину, показанную мне большими ребятами в окне тетинюриной комнаты и, улучив момент, когда ни моей знакомой, ни тети Оли (так по-свойски я звал соседку, Ольгу Алексеевну) не было дома, процарапал в краске на верхней филёнке двери малюсенькую “смотровую щель”.

Кровать, за которой я собирался установить наблюдение, стояла как раз против двери, но, к сожалению, торцом. Так что, даже при хорошей видимости я мог наблюдать только ноги действующих лиц и то при условии, что на спинку кровати не будет накинуто никакой тряпки.

Еще одна трудность: мой рост в то время не позволял вести наблюдение непосредственно с пола, я должен был подставлять табуретку.

Эти подготовительные работы вполне окупились. Я оказался прав: действительно, дяди приходили к моей подруге только затем, чтобы лечь с ней в постель. За время “визита” я успевал совершенно бесшумно подставить и своевременно убрать табуретку, и все же я был сильно раздосадован: ОНИ ВСЕГДА чем-то укрывались, мне только оставалось догадываться, что происходит под этой колыхающейся горой тряпья...

Вдобавок, я считал, что моя подруга предает меня, и ревновал её к этим противным визитерам.

Мне САМОМУ хотелось быть на их месте, и я обливался беззвучными слезами, в то время как там происходил сеанс райского наслаждения.

Моя бедная маленькая, пиписька поднималась торчком и я бежал “спасаться” в уборную, едва успев убрать за собой предательскую табуретку.

И это произошло. На третий или четвертый мой “видео сеанс” я, убежав в уборную “утешать” себя, забыл там запереться.

Сижу на унитазе, обливаясь слезами смертельной обиды, изо всех сил терзаю свою пипиську, как будто ОНА виновата в том, что я еще маленький, что мне ещё и мечтать нельзя о сказочном наслаждении с настоящей женщиной.. ..

И тут дверь в уборную открывается и в дверях стоит онемевшая от неожиданности ОНА, моя злодейка, моя любимая, моя мучительница.

С секунду она молча глядела на меня и вдруг ее прорвало:

-Маленький дурачок! Ты же на всю жизнь изуродуешь себя! Ты же никогда потом не сможешь по настоящему...

-А зачем, а зачем они к Вам ходят?

только и смог я проговорить сквозь рыдания.

-Бедненький мальчик, пойдём со мной, пойдём скорей!

Она распахнула халат, под ним ничего не было, прижала меня к себе такого, как я был со спущенными штанишками, и почти понесла в комнату. Клиент, понятно, уже ушел.

Все произошло почти мгновенно: она села на дяди Ванин высокий табурет, расставила широко ноги и привлекла меня к себе. Я почувствовал, как мой торчащий “карандашик” погрузился куда-то в теплое, мягкое, мокрое. Она целовала меня своими толстыми губами, от нее пахло вином, её духами и еще чем-то, очень противным. Она шептала, обхватив меня руками:

-Быстрей, быстрей, не останавливайся!

а я не знал, куда мне свои руки девать: перед самым носом моим висели её большие груди с черными кругами вокруг сосков, мне очень хотелось потрогать их, но я боялся сделать это.

В безрезультатном дергании прошло несколько минут. Оргазмом и не пахло: мой микроскопический приборчик, с головкой обтянутой толстой кожицей, привыкший к жёсткому тисканью пальцами, совершенно не воспринимал мягких, студенистых охватов её естества.

Став старше, прочитав бессмертную поэму господина Баркова “ЛУКА МУДИЩЕВ”, я понял, что знаменитая фраза:

..”-И бедный член его порхает, как по сараю воробей...”

сказана именно про мою тогдашнюю ситуацию.

Однако, моя “спасительница” была дама опытная. Она сразу смекнула, что тут нужен другой прием. Резко извернувшись, она оттолкнула меня, встала на колени перед кроватью и выставив мне свою попку, сказала быстрым шепотом:

-Ты так измучаешься и ничего не сможешь, попробуй сюда, тут потуже!

Она чем-то мазнула свою дырочку и вновь шевельнула попкой, приглашая меня:

-Ну же! Ты что?

Я все ещё продолжал рыдать и, заикаясь пробормотал:

-Так ведь там какашки!

Мгновенно её, как подменили:

-Ах, “какашки”?! Убирайся говнюк в свой сортир, додрачивай!

Она больно схватила меня за руку, чуть не вывернув её, и вытолкнула меня из комнаты.

Я не последовал её совету, не стал “додрачивать”, но приборчик мой никак не опадал еще часа полтора, а потом там долго и сильно болело.

Когда пришли родители, я был паинька. Я не грубил маме. Я показывал свои рисунки папе. Что там произошло среди взрослых, я не знаю, но этой своей подруги я больше не видел.

Я так и не узнал, а как же её зовут? Но что моя подруга была обыкновенная проститутка -я знал точно. И, видимо, денежки она платила Киселевым не маленькие за представляемую возможность заниматься своим деликатным и очень нужным ремеслом.

Сердце у неё, безусловно, было доброе, она искренне хотела избавить меня от ужасной болезни, которой считался тогда онанизм.

И я, действительно, испугавшись, прекратил эти занятия. Ну... скажем, лет до 19ти, когда возможности сблизиться с женщиной я не находил, а организм уже по настоящему требовал соответствующей разгрузки...

Можно ли считать, что эта дама была моей первой женщиной?

Можно ли, вообще, считать, что весь этот лечебно-профилактический сеанс с резким сексуальным уклоном был моим первым ПОЛОВЫМ СНОШЕНИЕМ?

Вопрос, как считать. Как в греко-римской борьбе: и я не кончил и она не кончила, но

КАСАНИЕ было!

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

“Сначала я в девке не чуял беду,

Потом задурил не на шутку....”

-Что за подонок этот самый автор?

-воскликнет иной, шибко интеллигентный Читатель. -О чём пишет, мерзавец! О каких-то помойках, о подглядывании в окна к простым советским труженикам? О грязных задницах сорокалетних проституток? Он бессовестно клевещет на наших детей, на воспитанных, послушных девочек, дочерей нашей славной коммунистической элиты! Он с упоением рассказывает нам про все эти мерзости, как про какие-то подвиги?

-Успокойся, дорогуша, вспомни, как сам в замочную скважину за родителями подглядывал! Вспомни, чистюля, как на стол в учительскую дерьмо, завёрнутое в газетку приносил! Вспомни, как мочился на телефонные трубки в будках -автоматках, как привязывал горящую бумагу кошкам к хвосту! Я-то, по крайней мере, таких гадостей никогда не делал! Ишь, какие вы все стали сейчас красивые! Не могу молчать, как Лев Толстой. Не нравится, - не читайте! И нечего, там, понимаешь!

Пятый, шестой, пожалуй, седьмой классы в смысле продвижения в вопросах сексуального развития были очень похожи друг на друга.

У наших одноклассниц набухали сосочки. Очень интересное явление! Так и хотелось потрогать.

Но “своих”, как правило, мы, шпана, не обижали: куда интереснее было облапать пришлых второгодниц, у них и “хозяйство” куда богаче, они же на год-два старше “наших”, да и в моральном плане девахи эти, как правило, посговорчивее.

Тем не менее за ”миг блаженства” полагалась увесистая затрещина, которую мы, донжуаны сопливые, стоически принимали, как должное.

Занимались этим своеобразным спортом, практически, все, кроме, может быть, парочки наших “отличников”. Лапали девчонок по разному: одни в открытую, другие, вроде случайно, воровски.

Но испытать упругость этой очаровательной выпуклости, которая почему-то у мальчиков не растет, хотелось всем..

Особенно нахально действовали Борька Маленков да я. Замечу, Борька всегда, при этом, получал затрещину, а мне -сходило с рук!

Я был мальчишка, как мальчишка: матерился, дрался, увлекался модными забавами. А тогда было модно в Рыцарей играть, -фильм “Александр Невский” вышел, во всех дворах сраженья на деревянных мечах происходили. В “Пионерской Правде”, которую мне родители выписывали, тогда печатался роман Алексея Толстого “Гиперболоид инженера Гарина”. Так этот самый гиперболоид мерещился мне и на уроках и на занятиях музыкой.

Это я пишу так, для справки, а то ещё подумаете, что я, как маньяк, только о сиськах и мечтал!

В отношениях с прекрасным полом у меня был полный порядок: сидел я на одной парте с Тамарой, умной, рослой, волевой девочкой, которую даже отпетые хулиганы боялись, с ней вел разговоры на разные житейские темы. Но только на уроках! Как переменка, -я к ребятам, в рыцарей играть или анекдоты похабные травить.

Моей дамой сердца, “Дульсинеей” неизменно с первого класса оставалась Красная Шапочка.

Никаких формальных заявлений, объяснений в любви, обещаний, клятв, договорённостей ни с моей, ни, тем более, с её стороны, естественно, не было. Просто, я так считал: она самая красивая, она давно мне нравится, вот я вырасту большой и она станет моей женой.

Само -собой, а как же иначе? Иного я себе просто не мог представить. С ней я на эту тему не разговаривал, я вообще, с ней не разговаривал, а вернее, ОНА со мной не разговаривала. Называла она меня “дураком” за мои вечные трюкачества.

Тем не менее, она весьма активно проявляла обо мне заботу: охотно давала списывать по английскому, защищала меня перед классным руководителем или даже перед завучем, когда я, не в меру нашкодив, попадал в пикантную ситуацию.

Я ей нравился. Однозначно, как сказал бы Жириновский, но её угнетало могучее влияние надо мной Тамары и моё безобразное поведение. Ей было стыдно за меня.

Я же был убеждён в естественности нашего дальнейшего сближения и в упор не замечал того, что сам себе рою могилу.

Всё у меня проходило в лёгком жанре, никаких переживаний: Красная Шапочка- это школьная любовь, так сказать -“зимний” вариант.

У меня был еще и “летний” роман, с соседкой по даче с Таней Соловьёвой. Таня была очень красивая девочка, тонконогая, голубоглазая, точеные черты лица. Моя одногодка. Двоюродная сестра моего дачного товарища. Был такой: Лешка, постарше меня года на два..

У меня был велосипед, редкость по тем временам! Лешка постоянно просил покататься, а когда заметил, что мне Таня нравится, подал мысль: учить её кататься, при этом, мол, лапать за разные места, можно будет, практически, беспрепятственно.

Таня кокетничала со мной отчаянно, но руки распускать мне не позволяла. Она щипала меня, убегала, а когда мне удавалось её догнать, и я начинал её тискать “в наказание”, она поднимала такой визг, что мне приходилось отпускать её, боясь вмешательства наших родителей.

Такой вот дачный детский роман. Начавшийся летом 1937 года, роман этот продолжался без какого-либо продвижения и в 1938 и в 1939 годах. Никаких поцелуев, ни тем более, ЭТОГО, у нас не было. Лишь однажды, в знак большого доверия, она присела при мне пописать, но я не смог оценить по достоинству этот её роскошный жест и больше подобного она себе не позволяла.

Таня жила в 20 минутах от нашего дома, тем не менее, никаких контактов, даже телефонных, в Москве у нас не было. Это была СЕЗОННАЯ любовь: наступала осень, кончалась дача, снова школа, снова Красная Шапочка.

Коль скоро зашла речь о даче, уместно будет рассказать и о других событиях, имевших место там и прямо относящихся к теме настоящего повествования.

Мой друг Лешка, видя полную бесперспективность моего романа с Таней, предложил мне переключиться на аборигенок, 11ти - 13ти летних деревенских девчонок, которые стайками сидели на своих открытых террасках и, томясь от безделья, задевали нас озорными выкриками, когда мы проезжали мимо них на моём велосипеде.

Мы через деревню ездили вдвоём: один на педалях, другой -на раме, а уж за деревней, на футбольном поле, где я, кстати, и научился ездить на велосипеде, начинали, собственно, КАТАТЬСЯ, совершенствуя свое мастерство.

В один из таких проездов мимо заветной терраски я услышал озорной выкрик:

-Юра, смотри, вот твоя Люська, к которой ты в пизду лазил!

В этот раз я был на педалях, а на раме сидел Лешка. Я только на мгновение мог отвлечься от управления, иначе бы мы кубарем полетели на землю, но я успел заметить, как одна из девчонок зажимает другой рот руками:

-Молчи, зараза!

Их было пять или шесть этих озорниц, среди них, я узнал её, ту самую хозяйскую беспартошную Люську, которая залезла однажды ко мне в постель, оставив на память о себе вымазанную простыню.

В другой раз, проезжая мимо этих веселых птичек, Лешка, взяв инициативу в свои руки, обратился ко всем сразу прямым текстом:

-Девочка, дай поеться!

Одна из этих невинных крошек отреагировала моментально:

-Шить, поеться, раздерешь!

Это самое “ШИТЬ” тогда заменяло им почти все слова русского языка.

А еще несколько дней спустя, катаясь на упомянутом уже футбольном поле, за которым был луг, простирающийся аж до самой железной дороги, мы увидели двоих девчонок с той хулиганской террасы: двух Нинок. Нинку, дочь нашего хозяина дачи и другую Нинку, известную в деревне, как девку безотказную.

На поле в тот день стояли небольшие копны свежего сена. Возле одной из них и нежились наши потенциальные любовницы.

Мы с Лешкой прилегли за ближайшей к футбольному полю копной. Девчонки перебазировались дальше от поля, а следовательно, и от деревни, копны на три.

Минут через пять мы с Лешкой и велосипедом переместились вслед, за девчонками, но не достигая их , а заняв позицию под предыдущей копной. Через пару минут девчонки повторили маневр: еще дальше от деревни, ближе к железной дороге.

Все было ясно: девочкам захотелось поиграть во взрослых! Мы с Лешкой распределили дам: Ему “моя” Нинка, а мне Нинка- подставлялка. Нинки совершили еще две перебежки, и на последней разделились, заняв позиции ЗА РАЗНЫМИ копнами! Мы уже совсем собрались к завершающему броску, каждый к “своей” Нинке, как вдруг возник спор, -А кто возьмет с собой велосипед? Произошла заминка.

А ведь не зря Вождь Мирового Пролетариата учит: -Промедление -смерти подобно!

Пока мы с Лешкой рядились, к соседней копне подъехала телега, сено забирать. Управлял данным транспортным средством не кто-нибудь, а Нинкин отец, хозяин нашей дачи...

В который раз не повезло!

А еще была на той даче замечательная встреча с самой податливой из всех наших второгодниц, с Дусей Петровой. Второгодницей со стажем, Дуся

постарше меня года на два. Дусю эту я не только наскоком за сиськи лапал, буквально, по десять минут за них держался, а она только хихикала!

Лето 1939 года, моё последнее дачное лето.

Я купаюсь в Пахре. Купался я не на пляже, где песочек, и где куча народа, а на повороте реки, ближе к деревне. Там глубже. Купался всегда один. С хранением одежды никаких проблем: бегал в трусах и купался в трусах. Очень увлекался нырянием с открытыми глазами. Никакого Кусто тогда и в помине не было: акваланг изобрели только в 1943 году! Просто начитался книг про водолазов.

Купаюсь, значит, никого не трогаю, вдруг слышу, меня окликают:

-Эй, парень!

Небольшая компания: здоровый бугай лет 18, грудастая девица лет16 -17, паренек моего возраста и двое малолеток, парень и девчонка, лет по 12, а то и меньше! Девчонка курила, размахивая сумкой с каким-то барахлом.

Точно, зовут меня. Вылез из воды, поднялся на берег. Они стояли как раз против солнца, лиц не разглядишь. Ба! Да это ж Дуся Петрова !

-Юрка, ты? Ты как тут оказался?

Все выяснилось, я -на даче, а они -приехали погулять. Искупались, теперь в лес хотят, а где лес этот, -никто не знает. Действительно! Народ в лес совсем не ходил. Да и леса-то нормального нет по Павелецкой дороге! И еще спросили они меня, а где можно вина купить? А где его купишь? В нашей деревне магазина нет, надо в село ЯМ топать. А это тоже не близко и совсем в сторону от леса.

Компания стала совещаться. Чую, про меня говорят, взять ли с собой? Решили- не брать. Ладно, не гордый, не обижусь. Подробнейшим образом растолковал им, как в лес, в самые что ни на есть лучшие места пройти. Туда, где у меня очень удобные позиции для наблюдений приспособлены.

Ребята удалились, а я домой. Быстренько переоделся, как для дождливой погоды: тёмную курточку, коричневые чулки и свои штанишки на проймах, брюк мне в том возрасте ещё не полагалось! И бегом, обходной тропочкой в лес.

Компания сначала шла точно по указанному мною маршруту. Затем, почти уже у места назначения, вместо рекомендованной мной поляны, на которую я их, дураков, нацелил, что б удобнее было вести наблюдение, повернули вниз, к ручью, поросшему густыми зарослями ольхи.

Я уже давно ждал их появления, сидя на заветной сосне и, было огорчился, что не увижу ничего, как вдруг узрел, что все они вылезли от этого ручья на открытое место, видимо, не выдержав комариной атаки.

Компания живописно улеглась на легком одеяльце, которое расстелила шустрая малолетка. Они находились от меня по прямой метров сто и ниже метров десять -пятнадцать, да еще на солнце, на открытой поляне, а я в тени, да в зарослях! Ну точь-в-точь, будто я наблюдаю за ними из окна своей квартиры с четвертого этажа!

И тут мне удалось увидеть такую картину образцово-показательного группового секса какую, клянусь, теперь, в наше время, не видел ни на одной порно -кассете .

.

Петрова Дуся в седьмом классе уже не училась. Куда она делась, не знаю.

Я случайно встретился с ней, вернувшись с фронта. Она работала какой-то шестёркой в Рай жилотделе, а мы с матерью тогда решали свой жилищный вопрос, хотели жировки разделить. Дуся зашла ко мне домой, мы говорили о разных пустяках, вспоминали школу. Она раздобрела, грудь её, так привлекавшая меня в шестом классе, не умещалась в бюстгальтере. Дуська говорит мне что-то, а я не слышу её, я, как наяву, вижу ту неповторимую сцену у лесного ручья.

Я хочу её, но не смею к ней даже притронуться: какая-то уголовно-венерическая аура, веявшая над ней, сдерживала меня. Уверен, пошевели я хоть пальцем, она бы мне не отказала.

Вышли из дому мы вместе. Идем по нашей улице. Навстречу компания молодых мужиков. Заржали:

-Эй, парень осторожней, ты от Дуськи не только триппер, а и весь “сифон” схлопочешь!

Она пробурчала: -Сволочи!

Никаких жилищных дел я с её помощью не затевал.

Я, кажется, главу назвал “Первая любовь?” Ничего себе “Любовь”! А что? Сейчас повсеместно звучит: “заниматься любовью”, то есть СОВОКУПЛЯТЬСЯ? Любовь это все-таки нечто другое. Но не надо спешить, мы еще, оказывается, не все подготовительные этапы прошли.

Было у меня еще одно любовное приключение. Она -дочь подруги моей матери. Я -в шестом учился, она -в седьмом. Оказались мы как-то вместе с ней на спектакле в детском театре. До сих пор помню песенку из этого спектакля. Потом, дома я даже декорации одной из картин на память рисовал. Кажется, какие-то вариации на тему “Принц и нищий”. Не уверен. Во время действия я держал её за сиськи и даже под кофту залезал, а во время антракта мы прогуливались врозь, как та кошка, которая ходит сама по себе.

Ещё бы! С девчонкой по фойе разгуливать! Стыдно! А вот за сиськи хватать во время спектакля, - совсем не стыдно!

Почему я так подробно пишу обо всех этих моих художествах? Да потому, что параллельно, в это же самое время я был без памяти влюблён в неё, в Красную Шапочку свою.

Я, конечно, мечтал о женщинах, представлял себе, как я наслаждаюсь с женщиной, сливаясь с ней в одно целое.

Но ни разу я не мог вообразить, что делаю ЭТО с Красной Шапочкой. Я не мог даже представить себе, что целую ЕЁ, что обнимаю ЕЁ, я никогда не позволял себе даже случайно, прикоснуться к её груди. Я обожал ЕЁ, я только мог без конца ЛЮБОВАТЬСЯ ЕЮ.

И при всём при этом у меня была Таня -для дачи, Тамара- для умных бесед, и добрых два десятка одноклассниц, которых я мог безнаказанно хватать за груди.

Конечно, я знал, что существует РЕВНОСТЬ,

я сам испытал это чувство не раз, но даже представить себе не мог, что ОНА, моя Красная Шапочка станет меня ревновать!

Наступило первое сентября 1940 года. Восьмой класс. Я увидел ЕЁ. Ей уже 14 лет. Боже, как она хороша! Но подойти страшно. Вдруг ужалит какой-нибудь колкостью?

У нас первый урок физкультура. Ребята переоделись на четвертом этаже, в кабинете физкультуры. Девчонки, как всегда, в классе.

И вот они выходят стройной цепочкой. Впереди Зина Колобова, ЕЁ подруга. Зина- староста по физкультуре.

ОНА -идет последней, самая маленькая. Не потому, что мала ростом, а потому, что моложе всех нас на год. Маршируем кругом по узкому коридору: спорт зала-то нет!. Когда, уже повернув, мы идем на следующий виток, девчонки, завершая круг, идут как бы нам навстречу. Ага, вот она. Загорелая, словно шоколадка, она бросает на меня мгновенный взгляд, но какой! Она РАЗРЕШАЕТ мне любоваться собой!

В моей семье беда: отец безнадежно болен. Матери не до меня, тем более, не до моих амуров.

А вот другие мамаши начинают постепенно суетиться: детки-то вырастают, пора и о будущем подумать:

-Вот Юра, шалун большой, конечно, но ничего, пообтешется. Он неглупый мальчик и из приличной семьи.

Мамаша лучшей подруги Красной Шапочки, упомянутой уже Зины, взялась активно руководить ПРОЦЕССОМ. Был организован пробный поход в театр. Две девочки, одна мама (дети всё же!) и Юра, с надеждой на хорошее поведение.

Театр этот я запомнил на всю жизнь, а вот соответствовать проявленной инициативе не смог. Опять же, матери- не до того, а я- материально недееспособен. Да что там “материально”! Дурак я был и всё тут.

В школе новости: из четырех седьмых классов сделали только один восьмой “А” куда, естественно, натолкали ребят из классов ”Б”, “В”, и “Г”.

Среди “новеньких” был мой сосед по лестничной клетке, потомственный алкоголик Ленька Бибирев, некий Гога Крабтри, глупое дитя умных. интеллигентных родителей, Сарьянов Андрей, -фигура, достойная музея мадам Тюссо и Люся Маслова, простая девушка неброской наружности, но с горячим сердцем, которая, по простоте своей душевной, возьми да и влюбись в меня по уши.

Образовалась компашка, главным увлечением которой был вовсе не учебный процесс!

Мы закупали бутылочку, а то и две “красненького”, осушали эти бутылочки в ближайшем подъезде и намыливались бродить по вечерним набережным. Вскоре появились и девочки. У Гоги Крабтри была Дуся из соседнего с ним двора, у Лени Бибирева -Катя, которая не то, что б любила его, а жалела дурачка, хотела отучить его от пристрастия к водочке. Ну, а мне братва подсунула Люсю Маслову.

“ЭТОГО” у нас не было, даже, практически, не целовались. Так просто, время убивали. Шлялись без толку, анекдоты травили, слегка лапали своих девочек, не то, что б с сексом, а так., хихоньки одни...

А моя настоящая любовь к Красной Шапочке была СЕКРЕТНАЯ. Я был уверен, что ни одна душа на свете даже и не подозревает о моей тайной страсти!

И вот, незадолго перед Новым, между прочим, 1941 годом, на очередной переменке оказался я в классе наедине со своей напарницей по вечерним прогулкам, с Люсей Масловой.

Слово за слово, что-то очень живо вчерашняя вечерняя прогулка вспомнилась, присел я к ней за парту, придвинувшись ближе, чем положено, да и рука моя, почему-то, оказалась на талии у нее.

У Люськи глаза от счастья расширились, щечки порозовели: я её на прогулках-то нежностями своими не шибко баловал! И тут вдруг в класс вбегает Зинка Колобова... Сцена, как в РЕВИЗОРЕ.

-Ага , Юрка, все скажу ЕЙ!

Вот тебе и “секреты” мои.

Давно ВСЕ ВСЁ знали, знали, но никто и не подумал тогда смеяться надо мной. Знали и учителя, знали и родители.

Не подозревал только я один, что все всё знают.

Зинка слово сдержала: Красная Шапочка с тех пор даже не взглянула в мою сторону. Последние месяцы в восьмом классе были для меня невыносимы, я понял, ОНА для меня потеряна. Потеряна НАВСЕГДА.

Я продолжал ходить в школу, продолжал заниматься музыкой, продолжал шляться с ребятами по набережным, но всё делалось мною, как во сне. Я ни на что не реагировал. Я проспал в своём любовном бреду последние недели жизни своего отца, я кое-как сдал экзамены, я наделал массу глупостей, даже едва не угодил в тюрьму, связавшись со шпаной.

Эта большая, настоящая, взрослая любовь была явно не по плечу моей ещё детской не повзрослевшей психике. Я считал, что жизнь потеряна, мне было на все наплевать...

4 мая 1941 года умер мой папа. 21 июня началась ВОЙНА.

. Эти, по настоящему, страшные события как-то расшевелили меня.

Я, как видите, не умер. Красная Шапочка из вполне реальных мечтаний о будущем превратилась в некий недоступный образ, ореол, вроде черно -белого огромного портрета, который постоянно висит передо мной на воображаемой стене.

Всю свою жизнь я видел перед собой этот портрет. Он и сейчас стоит у меня перед глазами.

Он здорово выцвел, точнее, -выгорел, ведь изображение-то черно -белое.

На этом портрете изображена нестареющая пятнадцатилетняя красавица, моя несбывшаяся мечта,

моя КРАСНАЯ ШАПОЧКА,

моя ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ.

СКИТАНИЯ РАЗБИТОГО СЕРДЦА

Вам что, заголовок не понравился? С претензией, мол? А как прикажете?

“Страдания молодого Вертера” уже было, “Приключения Электроника” тоже было, “Месяц в деревне” и, подавно, было. Да я этих “месяцев” вам в разделе “Дачи” сколько угодно опишу!

Первая любовь закончилась крахом, но жизнь-то продолжается! Снова встречи, надежды, поиски...

Как прикажете озаглавить данный раздел повествования? “Средь ягодиц и влагалищ”? Не пойдет: -я человек интеллигентный! Оставляю так, как начал: “Скитания разбитого сердца”...

Много всего произошло в ту весну и лето 1941 года. Война, скажете? Да, война. Но она, война эта проклятая началась в ночь на 22 июня, а для меня точкой отсчета теперь уже была другая дата: 10 марта. Это день, когда я ЁЙ в любви объяснился. Знал, дурак, что всё уже потеряно, что всё напрасно, но была надежда и мне хотелось просто точки над ”И” поставить, пусть, думаю, сама откажет, тогда я свободен и никаких гвоздей!

Но не вышло по моему: она НИЧЕГО мне не сказала, просто разговаривать перестала со мной, стала НЕ ЗАМЕЧАТЬ меня в упор...И, если ДО 10 марта я был счастливый, беззаботный, сопливый прожигатель жизни, то после 10 я превратился в повзрослевшего на 15 лет страдальца, для которого всё в прошлом, жизнь не имеет смысла, и, если не топиться или вешаться, то только потому, чтоб мама не расстроилась.

Но эта, уже не имеющая никакого смысла жизнь, почему-то продолжалась, я шлялся со своей тогдашней уголовной компанией по улицам, и, если видел ЕЁ, также, гуляющей по нашему “Бродвею” с девчонками, ревновал до боли в желудке, но друзьям своим виду не показывал.

А потом был пионерский лагерь, где я во время ночных дежурств лапал за сиськи свою пионервожатую, Зиночку. И где я во время ночных воздушных тревог, когда весь лагерь выводили в лес, заигрывал с тамошней примадонной из первого отряда, с Юлей. Думал ли я о НЕЙ в это время? Кода кокетничал с Юлькой, -думал и мне даже было как-то, вроде, стыдно, сомневался, а не предаю ли я при этом свою неземную любовь? А вот когда Зиночку за сиськи лапал, я даже не вспоминал про свою Красную Шапочку...

А потом была дача в Кратово, у тетки Маруси, где я по призыву тамошнего штаба Гражданской Обороны дежурил связным по ночам в местном лесничестве. В этом Кратово случай со мной произошел. Так, эпизод без продолжения, но заставивший меня испытать сильное волнение.

Был я зачем-то на железнодорожной платформе поздновато вечером. То ли Марусю поджидал из Москвы, то ли еще зачем, не помню. Только что отошла в Москву электричка, все, кто был там уехали, я оказался один на пустой платформе. Нет, не один: на лавочку присела молодая женщина и зарыдала, закрывая лицо руками.

А тогда, в самом начале войны, похоронки с фронта еще не стали неотъемлемой частью нашего быта, поэтому слёзы плачущей женщины я никак не увязывал с потерей близкого, мне это вовсе на ум не приходило.

Я подсел к ней, спросил участливо:

-Что с вами?

Она вдруг вся извернулась ко мне, буквально схватила меня и стала тискать и целовать, приговаривая:

-Мальчик, миленький мальчик, какие же все ОНИ сволочи!..

Она была в легком батистовом платьице, на груди мокром от её слез, я же был в одной рубашке и уже начал ощущать вечернюю прохладу, мне стало хорошо от прикосновения её горячего тела.

Я чувствовал упругость её грудей, её быстрые солёные поцелуи, как магнит притягивали меня, мне было страшно, стыдно и приятно. И у меня неожиданно ВОЗНИК мой прибор, который уже не совсем подходил под определение “детская пиписька”. Женщина, почувствовав, что произошло со мной, оттолкнула меня, сказав:

-Ты такой же будешь!

и убежала с платформы, звонко топая своими острыми каблучками.

Прошло незабываемое 16 октября. Магазины опустели. В некоторых иногда, по инерции мирного времени, вдруг “ВЫБРАСЫВАЛИ” какие - либо продукты: то ли колбасу, то ли яйца, то ли крупу. Мгновенно об этом округу облетал слух и возникали километровые очереди... Так как в “одни руки” отпускали строго определённое количество, то народ забирал с собой в очередь всех наличных домочадцев.

В одной из таких очередей за яйцами я увидел ЕЁ. Она была с матерью, отец её в то время был в ополчении, где вскоре и погиб.

Несколько часов мы стояли в одной очереди метрах в пяти друг от друга, но “ни один мускул не дрогнул”: она выдерживала марку, а я боялся, что она лишний раз только оскорбит меня.

А ещё некоторое время спустя, уже в декабре, наверное ( Жаль, дневника не вёл!), когда костлявая рука голода основательно схватила за горло, когда на своей шкуре я почувствовал, что война - не сахар, судьба подбросила подходящий материал для данного раздела моей правдивой повести.

У соседки, тети Оли, была племянница, Нюрка, к тому времени ей было лет двадцать.

Халда порядочная. Тетя Оля, как сейчас помню, все время ругала и отчитывала её за какие-то проделки. Нюрка эта в славном 1941 году была мобилизована в зенитчицы, охраняла небо Москвы от налета немецких варваров. Иногда, она забегала к тетке.

Обычно она приносила с собой что-то пожрать из своего военного пайка. Тетку, естественно, угощала.

В один из таких её визитов ЭТО и случилось.

Она пришла, а тетки нет, куда-то намылилась или в очередь или трепать языком к соседям. Мать моя, - на фабрике, сосед, дядя Ваня, - на своём кожзаводе. Мы одни в квартире.

Нюрка, как обычно, развернула свой паёк, стала кушать и причмокивать. Четвертинку принесла, между прочим. Скорей всего, четвертинка дяде Ване предназначалась, но она, красавица, всю её сама освоила. Дело происходило на кухне, тогда вся жизнь квартиры была только на кухне: как-никак, а тут печечка топилась, а в остальных комнатах мороз аж до десяти градусов доходил.

Нюрка ест, я слюну глотаю, делом своим занят: Чехова я тогда читал запоем.

Нюрка покушала. Угощать было не принято: карточки! Каждому -своё! Скучно девке, стала ко мне приставать с разговорами. Я отбросил своё чтение, принес ей показать последние свои фотокарточки: уж очень я там сам себе нравился! Оказывается и ей понравился:

-Юрочка, да какой ты тут хорошенький! Подари мне вот эту?

Не жалко, тем более, что похвалила. Надписал, отдал ей, а она не унимается:

-Какой ты тут чистенький, а ты, наверно, вкусненький?

И от слов без предупреждения переходит к делу: схватила, впилась своим ртом мне в губы.

От неё водкой и селедкой разит, но она здоровая, намного сильней меня. Я пытаюсь уклониться от её поцелуев, а она прижалась, почувствовал мякоть её грудей и, вроде, уж не так противно стало.

Я был в валенках, в харпае каком-то, то ли ватник, то ли душегрейка женская. На мне трое брюк напялено. Она мгновенно в моих брюках разобралась и то, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ (читай первую главу настоящего исследования!) извлекла наружу. Возились мы, сидя на сундуке.

Из расстегнутого воротника её гимнастерки мне в нос шибанул резкий запах пота, меня, как по мозгам ударило: мой член, еще не совсем тронутый голодной дистрофией, приобрел требуемые для данного момента качества. Я не успел разобраться в подробностях её туалета, что там было у неё напялено под короткой, вонючей гимнастеркой, но она сама четко, без помех направила мой инструмент в свое мокрое, мягкое и горячее нутро.

Так полулежа, полустоя, полусидя мы подергались с минуту, не больше .

Я закончил, она разжала руки, охватывающие меня и отвалившись от неё, я едва не упал: ноги были, как вата. Она покровительственно провела рукой по моим волосам (шапка с меня слетела в самом начале нашей возни):

-Эх, Юрочка, маленький ты ещё!

Мне было и радостно и стыдно и противно одновременно.

Неловкость обстановки разрядилась сама собой: мы услышали, как поворачивается ключ в двери, возвращалась соседка.

Нюрка вскоре ушла. А я первые три дня через каждые полчаса бегал в уборную разглядывал свой прибор: нет ли каких прыщичков? Пронесло.

Нюрка ходила к тете Оле еще года два, но я избегал встреч с ней. Потом она исчезла.

Надо признаться, что в момент занятий с Нюркой на сундуке, светлый образ Красной Шапочки НЕ стоял перед моими глазами.

Продолжать летопись моих похождений в строго хронологическом порядке мне вряд ли удастся. Да и нужно ли перечислять все свои встречи с представительницами прекрасного пола?

Задачу я поставил другую: показать РАЗВИТИЕ сексуального сознания, своё ОТНОШЕНИЕ к этому деликатному вопросу.

Поэтому, гораздо интереснее рассказать про ОСОБЫЕ моменты, вызывающие волнение в крови и щекотание под ложечкой, при этом вовсе и не обязательно, прошел ли в данном случае герой в ДАМКИ или его, так сказать, “прокатили”.

Но на первых порах хронологию соблюсти надо, так как иначе РАЗВИТИЯ не видно будет.

В школе со мной, в параллельном классе училась очень красивая девочка с оригинальным прозвищем: “САРА-ПОМЕШИВАЙ!”. У неё была слава “нехорошей девочки”.

Она с раннего детства занималась ЭТИМ, естественно, с такими же нехорошими мальчиками. Мы, пацаны, избегали открытой дружбы с ней, но, никуда не денешься: она нахальная, красивая и от нее так и веяло каким -то загадочным ореолом.

Да, она двоечница, она прогульщица, она драчунья и так далее. Но зато её известно ТО, о чем мы, сопляки, только треплемся в парадных. Однажды, получив от нее под Новый Год записку -пожелание, я был рад и взволнован: ещё бы, девчонка, которая уже делает ЭТО, обратила на меня своё высочайшее внимание! Меня, что, её двойки должны были беспокоить? Ошибаетесь мамы и папы!

Так вот, той, голодной зимой 42 года, иду я, шатаясь от недоедания в свой “Диетический”. Трамваи не ходят. Прохожу мимо гостиницы “Балчуг”, там тогда английские и американские летчики жили, которые “челноками” летали по маршруту Москва -Лондон, по пути сбрасывая всё лишнее на Берлин. Наши очень высоко моральные ОРГАНЫ не мешали отдельным советским гражданкам скрашивать короткий досуг этих героев..

Вдруг вижу ОНА, Сара- Помешивай, зима, а она в какой-то легкой шляпке с пёрышком, в короткой шубке выше колен с огромными плечами, в черных чулках, в каких-то ботиках на очень высоком каблуке, с ярко накрашенными губами и...

БЕЗ ЗУБОВ!

Мне мгновенно, до боли захотелось слиться с ней, с лихой героиней моих школьных лет, со знаменитой Сарой -Помешивай.

Я, забыв даже про то, куда и зачем я иду. ВОЗЖЕЛАЛ её . Да, да мне страстно захотелось окунуться в ту грязь, в которой она существует, приобщиться к её высокой квалификации....

А я же от голода еле стоял на ногах! “Машинка” моя, считай, была на капитальном ремонте до лучших времён, я был одет в какое-то тряпьё и, главное: у меня в кармане было пусто!

Она вздрогнула, увидев меня, узнала, конечно, опустила голову и ускорила шаг. Она пошла дальше своей трудной, но интересной, дорогой, а я своей: через Москворецкий мост, через Красную площадь до улицы Горького, туда, где мой “Диетический”, в котором также, как и везде, тогда, зимой 1942 года, было пусто.

А потом была школа радистов и был завод.

В смысле секса, -это были пустые номера: в голове стучала, не умолкая ни на минуту, только одна мысль:

-Чего бы пожрать?.....А?

С первого февраля 1943 года я в Армии. Пехотное офицерское училище. Харчи не в пример лучше! Стал отъедаться. Голод отступил на второй план.

А что на первом оказалось? Не угадали! Читали Чехова рассказ “Спать хочется”? Так это про меня в армии. Ну, а когда прожили мы в этом училище уже два месяца без всяких увольнительных, что-то странное с нами произошло. По женщинам мы истосковались. Не в том, прямом смысле, что мы не ИМЕЛИ женщин, а мы тосковали даже просто потому, что мы не ВИДЕЛИ женщин!

И вот, на тебе! Нам устраивают к какому-то празднику или юбилею -концерт. Естественно - самодеятельность. Кто-то стихи читал, ротный наш тенором своим противным пел, один старшина чечетку неплохо наяривал, сценку по рассказу Чехова сыграли. Ну и разные прочие номера, включая художественное чтение.

И вдруг, на сцену вылетает девица, лихо что-то вытанцовывает. Надо там быть, чтоб понять и прочувствовать дикий экстаз, в который пришел весь зал. Мы орали, свистели, мы топали ногами. Мы вызывали её на “бис” до тех пор, пока начальство не распорядилось закончить концерт.

Она что, какая-то звезда? Или номер её необыкновенный? Да ничего подобного: просто озверевшие взаперти молодые мужики вдруг ЖЕНЩИНУ увидели.

Когда стали расходиться, я случайно оказался рядом с одним из “артистов”. Это был курсант из нашего батальона, но из первой стрелковой роты.

Я был в пулеметной роте. По занятиям мы практически не контактировались, но в столовой встречались и, вообще, лицо его мне было знакомо, да и он меня видел не в первый раз.

Я начал с комплимента, похвалив его танец. Он сказал:

-Ничего странного, это моя профессия, я же заканчиваю театральное училище.

Дальше, -больше, слово за слово. Я заикнулся и о девице, которая покорила весь зал.

-А, это Люська, она с нашего курса, Неплохая девка. А ты, собственно, к чему клонишь?

Мы уже вышли из клуба и шли по плацу в наш корпус. Было темно. Парень был старше меня года на три, и чувствовалось, что на мякине его не проведешь. Я взял быка за рога и попросил его познакомить меня с какой-нибудь его подружкой. Всё оказалось намного проще, чем я думал.:

-Гони водку и будет девочка!

-А как с увольнительной? В нашей роте очень строго.

-Будет водка, будет и увольнительная!

Мой отец не был алкоголиком, но любил иногда пропустить рюмочку перед обедом, это для куражу, чтоб как у “порядочных людей”. Поэтому, водка у нас дома всегда имелась. И, хотя в войну она стоила бешенные деньги, мать не продала её и не обменяла на хлеб. Я знал, что в платяном шкафу стоят заветные две бутылочки. Одна даже 50 градусная!

Парень этот был опытный делец, он всё устроил. И вот, через пару дней после этого разговора, старшина подходит ко мне и говорит:

-Ты сегодня идешь в увольнительную. Чтоб в шесть утра, как штык, был в расположении!

И это тот самый старшина, который не пускал меня ни разу в “город”: то к подворотничку придерется, то ботинки не так почищены... Я уж, признаться стал думать, что всё это, с девочками трепотня! И вдруг, на тебе! Сердце моё заколотилось, я схватил увольнительную и быстро выбежал за проходную.

ОН уже ждал меня. Я взял адрес, по которому должен был явиться и поехал домой за водкой. Мама была дома, она страшно обрадовалась моему появлению и тут же расстроилась, узнав о моих планах.

Где-то часам к девяти вечера я прибыл по назначенному адресу. Меня ждали. Был мой знакомый, еще один молодой человек, видимо сокурсник и три девицы. Та, что танцевала у нас на вечере, другая, очень хорошенькая, подруга нового знакомого и ещё одна. Та, что предназначалась мне.

Уточню: действие происходило в районе Смоленской площади, в старом дореволюционной постройке доме. Сейчас он снесен. Первый этаж, высоченные потолки, огромная, запущенная квартира. В коридоре, через который меня проводили, - темно, в большой, метров тридцать заставленной старой мебелью комнате мигает коптилка: нет электричества. На столе блюдо с винегретом, шесть мелких тарелок, шесть вилок, шесть стопочек. Всё. Хлеб мы привезли с собой, велено было оставить от ужина.

Я достал оговоренные две бутылки. Когда мужчины сообразили, что одна бутылка пятидесятиградусная, мне был сделан комплимент, сказали, что со мной можно дело иметь.

Начинается самая деликатная часть моего рассказа.

Та, девица, что предназначалась мне, в сравнении с подружками моего протеже и его товарища, выглядела гадким утенком. Видимо, я не мог скрыть своего разочарования и она даже собралась было уйти, но подружка, вышедшая вслед за ней в коридор, уговорила её остаться. Пока двое шушукались в коридоре, девица, оставшаяся в комнате, а именно та Люська, которая танцевала у нас на вечере в училище, стала успокаивать меня:

-Юра, вы не обращайте внимания на ее не очень броскую внешность, она на самом деле очень и очень талантлива!

Утешила! Нужны мне её таланты! Я взял себя в руки и больше не выражал никаких отрицательных эмоций, даже пару анекдотов рассказал. Чувствовал себя, однако, в той компании явно желторотым: а эти двое в подобных делах собаку съели!

Ко мне все относились снисходительно, но держались в рамочках: водку-то я принес!

События развивались стремительно: время военное, некогда кота за хвост тянуть. Выпили водки, поклевали винегрет и стали укладываться.

Главный заводила со своей возлюбленной устроились на кровати, другая пара на старом промятом диване, а нам дали какой-то ковер и предложили уйти в прихожую. Оно и лучше: я до групповухи еще не дозрел.

Мы с моей новой знакомой впотьмах набросали на расстеленный ковер каких-то пальто, висевших тут же в изобилии и получилось, в общем, неплохо.

Хуже обстояло дело с налаживанием контакта. Выпитой водки мне явно не хватило, чтоб потерять стыд и, как к себе домой, лезть под юбку незнакомой женщине. А тогда зачем всё это, спрашивается, затеял?

Но все страхи быстро рассеялись: с каким-то странным акцентом она стала шептать мне на ухо об ужасной войне, о бедных молодых людях, которые умирают, так и не изведав неземного счастья, о женском патриотическом долге и прочий бред в том же духе.

Мне стало легче: -Ну, думаю, -раз это для тебя мероприятие по досрочному выполнению патриотического долга, то я ЗА! Я всегда поддерживаю инициативу нашей Партии и Правительства, а также нашего вождя, любимого Сталина!

Ишь, стерва, она долг свой выполняет, а я пытаюсь её от оскорбления женской чести уберечь? Тем временем, моя подруга от патриотических разговоров к поцелуям перешла.

Совсем осмелев, я залез ей своим пальчиком туда, куда до этого лазил только своей деревенской Люське, хозяйской девчонке, когда мне 7 лет было. Моя дама не возражала, только целовать меня стала ещё активней и задышала совсем, как паровоз.

Понюхав вытащенный из её секретного места палец, я почувствовал, как распрямляется моё естество.

И мы совершили ЭТО. Тихо, скромно, без стонов и выкриков, впотьмах, на полу, под грудой пахнущих сыростью чужих пальто..

Утомленный,. я отключился на какие-то десять минут, а когда очнулся, она спросила меня:

-Ты еще будешь, Андрюша?

Мне стало стыдно и обидно: ей все равно, кого ласкать, она ведь ДОЛГ свой исполняет. Патриотический.

В соседней комнате заорали:

-Рота, подъем!

Не знаю, как они там, а я не раздевался, только так, расстегнулся кое-где. Моя патриотка шепнула мне на прощанье:

-Желаю счастья тебе, Андрюша, не забывай меня!

Не забуду. Никогда не забуду. Я нарочно не называю её. Не описываю её внешность. Она действительно талантлива. Она ОЧЕНЬ талантлива.

Уже после Войны, студентом, когда в Консерватории и театрах я проводил времени больше, чем на лекциях, я увидел ЕЁ на сцене и, не веря себе, -узнал! Тогда это была ещё восходящая звезда нашего кино и театра. Я не посмел искать с ней встреч, наперед зная, чем это может кончиться... Несколько лет назад с ней простилась вся Театральная Москва...

Интересно, помнила ли она своего “Андрюшу” с которым студенткой, в голодный и холодный военный год, на полу в прихожей чужой, запущенной квартиры свой патриотический долг осуществляла,? -Сомневаюсь!

А потом был фронт. Отвратительные речи нашего командующего:

-Если курсант говорит девушке “Садись!”, -она должна ложиться!

Тихие россказни “бывалых” солдат:

-Вон Валечка пошла, наша славная медсестричка! Сегодня с одним, завтра -с другим. Никто не обижается.

Меня, воспитанного, в общем-то, мальчика, слегка от этого всего коробило: -Как это можно: сегодня с одним, а завтра с другим? А любовь как же?

Но позже, став постарше, я понял, что уродливая жизнь порождает уродливые отношения. А что может быть уродливее Войны? Тысячи оголодавших мужиков и считанные единицы женщин. Да не даст она им добровольно, -изнасилуют, ни на какой трибунал не посмотрят!

А так, вдобавок, шанс домой попасть появляется: забеременеешь и тю-тю фронт!

И госпиталь. О, госпиталь это целая школа. Это АКАДЕМИЯ сексуальных наук. Замечу, я был-таки здорово ранен, поэтому, мне было не до ТОГО.

Но насмотрелся я всякой всячины предостаточно.

Прежде всего, -теплушки, в которых нас везли.

И “легкие” и “тяжелые” и совсем умирающие, там, как при коммунизме, всё едино. Сестрам приходилось туго: надо было должным уходом обеспечить “тяжелых” и ублажить своим телом выздоравливающих. Бессонными ночами (а я отоспался в медсанбате) наслушался я и насмотрелся немало любовных историй. Вот одна, для примера.

Ночь. Поезд стоит в очередной раз. Кругом болота, поросшие высоким камышом. В нашем 25 тонном товарном вагончике. между рядов нар, как раз против раскрытой двери, сидит сопровождающая медсестра и выздоравливающий сержант. Парень лет 24.

Тискаются, целуются. Парень умоляет:

-Ну, Люсенька, ну дай, меня выпишут завтра, может погибну. Миленькая, ну дай, они же все спят! (Это про нас, лежащих на нарах).

Люсенька упрямится:

-Мне надо ведро воды раненым принести. Пойдём со мной за водой сходим?

Парню невдомёк, что ему уже всё ОБЕЩАНО, но не в теплушке, а рядом, там, на болоте. Ведро она возьмет для блезира: она-то знает, что добрая половина солдат не спит и всю их любовную торговлю подслушивают.

Он так и не понял её прозрачных намеков, не захотел с ней выйти “за водой”. Остался, дурак, без вкусненького! Ох и издевалась наутро над ним её подруга. Красивая, блядища, намазанная. Пела, на гитаре играла. Эта, -только с офицерами!

В госпитале на острове Городомля, на Селигере была у нас замечательная сестра, Шурочка. Очень любила меня: десятый стол мне выписала ( это самый сытный, его только по блату давали!) Когда она перевязывала мне бедро, там у меня загноилась ранка от того осколка, который я сам из себя выдернул и даже в медсанбат тогда не пошел.

А что? По всем правилам имею право на орден Отечественной войны Первой степени!

Так вот, при перевязках она никогда не забывала поощрительно щелкнуть меня по пипиське.

А однажды Шурочка, вообще, оказала мне знак высокого доверия.

Тут я вынужден уклониться от темы и пригласить Читателя к размышлению над предметом важным, но скверно пахнущим.

Если у вас одна рука и вы захотели, пардон, пописать, вы сделаете это без особых затруднений. Если же вам, еще раз пардон, приспичило по большому, то сделать это вы сможете не иначе, как сняв с себя штаны. Совершить обратный процесс, то есть НАДЕТЬ штаны одной рукой вы сможете лишь в случае, если ваши штаны для этого приспособлены.

Сейчас понапридумывали разных гидравлических матрасов, кроватей с изменяемой геометрией и еще черт те что. В те прекрасные времена мы все отлично валялись на общих нарах, затянутых плащ-палаткой вместо простыни, а экипированы были подштанниками НА ЗАВЯЗОЧКАХ.

Попробуй, Уважаемый Читатель, в виде эксперимента, надеть на себя кальсоны и завязать завязочки ОДНОЙ рукой. Я справлялся с этим, но мне, таки, было трудно!

К теме. Сижу, значит, я в мужском туалете, обыкновенный сортир на десять очков, дело делаю, думу думаю. Вдруг, распахивается дверь, влетает Шурочка, оглядывается:

- Уй, ты один?.

У них, у персонала, свои уборные, почище наших-то. Но ведь это два барака в сторону. А ей некогда! Вскакивает на стульчак “орлом” и, высоко задрав свой белоснежный халат, шумно испускает мощную, лошадиную струю. Картина, достойная кисти Айвазовского. Но доверие, доверие-то какое!

Вы скажете, “Да она, тебя, дурачка и за мужчину-то не считала!” Естественно. Я снова стал мальчик. Обескровленный, с перебитой рукой. Я еле ходил, вдобавок, меня простудили и у меня была высокая температура. Сейчас я такого вам понапишу, что вы заплачете: “Птичку жалко!”

Конечно, я был мальчик. А впечатление, все равно, сильное!

В Валдайском госпитале я подружился с Лизой, медсестрой, которая надела на меня “Самолет”.

Это такая гипсовая повязка -от шеи до живота, рука торчит вверх и вперед и подпёрта палкой: как рыцарская броня, жаль, вторую тарелку супа съесть нельзя! Лиза была хорошая, добрая девушка В госпитале все звали её Лиза -Бомба.. Я приходил к ней в “гипсовую”, она рассказывала мне про свою довоенную жизнь в деревне и по матерински целовала меня. Ничего ЭТОГО у нас не было.

Да и быть не могло, повторяю: я очень ослаб, да и был в “самолете”!

Была другая медсестра, красивая садистка, которая нарочно мучила меня: делая мне вливания она нарочно по 10 раз втыкала шприц в одно и то же место. Мне было еще больнее от того, что садистка эта была очень похожа на неё, мою Красную Шапочку.

Я все время какую-то связь пытался уловить, что-то анализировал. Словом, это был плохой период: нытьё, апатия...

Последний этап моей госпитальной жизни, - станция Нея Ярославской области.

Нея это, конечно, Тося. Тося, это почти любовь. Тося это много, много нежности. Нежности персональной, не по Долгу, не по призыву Партии.

Но прежде, чем сказать о Тосе, пару слов ещё об одном персонаже. Случай явно клинический.

Моя роль тут никакая, я -зритель, но в воспитательном смысле, точнее, в ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ, или как сказал бы бессмертный Чичиков, “в познании разного рода мест и КОЛОВРАЩЕНИИ людей” случай этот достоин занять место в данном труде.

Речь идет о госпитальной сестре -библиотекарше. Женщина лет 35 или что-то около этого, перенесла Блокаду, вывезена на Материк и вот она в госпитале, в библиотеке.

Сексуальный сдвиг на сто процентов.

Захожу к ней книжку взять. Она рекомендует взять “Вот эту”. Беру, расписываюсь, уже ухожу, шепчет вдогонку:

-Обрати внимание на страницы 45 и 78!

На этих страницах любовные сцены. И такие рекомендации она давала всем. и солдатам и офицерам. Её даже подначивали:

-Подберите мне, пожалуйста, что-нибудь эдакое.

Она из кожи лезла. А где в то время сплошных запретов и сверх -цензуры было взять “Эдакое”? Но эта дама была способна увидеть секс даже в учебнике алгебры.

И вот однажды, наш госпитальный шулер, мерзкий тип из Эстонии, тип, какие обязательно попадаются по одному на каждый коллектив, сильно засуетился. Что-то организовывает. Всех посвященных предупреждает:

-За ужином хлеб не ешь!

Ночью, часа в два -три я проснулся от какой-то возни и приглушенных разговоров. В палате светло: чистый снег на улице, луна, на окнах никакой светомаскировки- ведь это ТЫЛ!

Приоткрыл глаза, наблюдаю: на кровати “Шулера”, совершенно голая, широко раскинув ноги лежит на спине белобрысая библиотекарша, правой рукой достаёт с тумбочки, придвинутой к изголовью кровати, кусок хлеба с маслом и жует, жует, жует. Ничем не запивает, кусок за куском. Когда блюдце с хлебом заканчивается, “Шулер” ставит очередное и всё повторяется.

Над библиотекаршей по очереди “трудятся” записавшиеся с вечера у “Шулера” счастливцы, которых она страстно прижимает к себе свободной левой рукой....

Процесс организован идеально: никто не толпится, все “очередники” лежат на кроватях, вроде спят. Когда наступает нужный момент, а наступает он каждые три -пять минут, “Шулер” поднимает очередного и “работа” продолжается.

А дама запихивает в рот очередной кусок хлеба с маслом, умело совмещая приятное с полезным.

Продолжалась эта вакханалия часа полтора. Потом он всех выпроводил из нашей палаты. Убежала и библиотекарша, накинув наспех халат.

Невольно вспомнилась мне увиденная в детстве оргия на помойке. Но ведь там были отбросы общества, а здесь?

Об этом происшествии потом никогда не говорили: вроде ничего и не было.

А уже после была Тося. Это из тех “шефов”, которые приходили в госпиталь скрашивать досуг раненых и их тоску по дому. Приходили по предварительной договоренности с начальством, обычно, после ужина. Шефы читали нам газеты, спрашивали нас, как там на фронте? Как будто мы знали, как ТАМ на самом деле! Шефы сидели до отбоя, а потом их выставляли на улицу. Провожать, -разрешалось. До дверей госпиталя.

Мне очень приглянулась одна востроглазая деваха лет двадцати. Назвалась Тосей. При первом же провожании я чмокнул её в щечку, не обращая внимания на строгого часового. В знак признательности Тося шепнула мне:

-Приходи завтра вон к тому (показала) дому ровно в девять, я встречу тебя!

Я забеспокоился:

-Так меня ж не выпустят!

-Выпустят, я договорюсь!

Действительно, выпустили....

Мы сидели при свете коптилки у её подруги, электричество частенько отключали: война, всё же! У подруги в тот вечер был гость, солдат из нестроевой роты, расквартированной неподалеку от нашего госпиталя. Мужик лет под сорок. Попили мы чайку безо всего и подруга вежливо выпроводила нас в холодные сени: сидите там хоть до утра, а у нас с Колей дела серьезные, вы нам мешаете!

В тот вечер Тося раскрыла мне глаза: я понял, что подарить райские наслаждения способны не только баронессы и герцогини, про похождения которых я был изрядно начитан голодной зимой 42 года, ласки этой простой деревенской девушки совершенно изумили и околдовали меня, я готов был превратиться в ледышку, лишь бы не расставаться с ней в ту ночь.

Напоминаю: на мне был изношенный байковый халат поверх нижней рубахи, истертые вигоневые носки, тапочки без задников и вафельное полотенце на остриженной наголо голове, а в наших сенях мороз был под двадцать градусов!

Тося была трезвее и практичней: она почти насильно загнала меня обратно в госпиталь, пообещав на завтра свидание в теплой постельке у другой своей подруги.

Но назавтра была Комиссия и к вечеру меня, уже гражданского Инвалида Второй Группы увезли на станцию для отправки домой.

Я так и не узнал ни адреса Тоси, ни её фамилии. Иначе, вряд ли я удержался б от соблазна продолжить наши отношения!

ВЗРОСЛАЯ ЮНОСТЬ

Итак, Москва, дом родной....”Гражданка”. Свобода! А как насчет сексуальных аспектов?

-Да никак. Для “этих” дел даже тогда, в эпоху без 15 минут коммунистическую, когда наши подружки отдавались нам не за презренный металл, а за красивые глаза, все же необходим был некий джентльменский минимум: умытое лицо, приличная одёжа и 30 -50 рублей в кармане, чтоб в кино сходить и, хотя бы, порцией мороженного даму свою угостить. Про букеты роз я уж и не заикаюсь!

Был, конечно, в то героическое время широко распространенный мужской вариант- ультиматум, который бравые инвалиды предъявляли несчастным молодым вдовам:

-Пол-литра поставишь, -приду ночевать!

Но мне хотелось, что б с розами!

Девочки в доме сразу окружили меня вниманием., Все эти сопливые Вальки, Люськи, Тоньки, Зойки, как-то незаметно подросшие, сбивали меня с пути праведного, таская по киношкам, используя моё “инвалидство” для доставания билетов. Некоторые из них были очень даже ничего! Но свой двор, все мамаши знакомы -перезнакомы, чуть влипни, не отмоешься потом.

Более того: я дважды был зван к НЕЙ, да, да,

к самой “Красной Шапочке “на танцы”.

Организатором выступала всё та же Зина Колобова, а двигало этими повзрослевшими моими одноклассницами скорей всего любопытство: какой, мол, стал наш Юрочка после фронта?

“Шапочка” была уже замужем и танцульки эти были возможны тогда, когда муж бывал в командировках.

Танцевать я не умел, учиться с раненой рукой, которая еще и не думала заживать окончательно, не очень здорово, одевался я на эти танцульки в единственный сохранившийся отцовский костюм, который висел на мне, как мешок, вдобавок, от обычной моей развязности, при виде ЕЁ не оставалось и следа: ни шутки, ни анекдота пр

и ней я не мог из себя выдавить.

Меня учили девчонки танцевать, как в известном шлягере:

-Две шаги налево, две шаги направо,

Шаг вперед и два назад!

И, когда я “танцевал” с НЕЮ, чувствовал знакомый со школы, такой любимый запах её кожи, я изнемогал от ревности, сознавая, что она спит с другим, что этот другой на законных основаниях каждую ночь раздевает её, мнет её всю, облизывает и делает с ней ЭТО, то есть то самое, о чём я даже, применительно к ней, и думать не смел!

Её мужу было тогда за тридцать. Их “роман” был прост, как апельсин, стандартный вариант военного времени: мама, бедная вдова, сдала койку одинокому инженеру, не москвичу. Он партийный, с перспективой, работает рядом, -на заводе стена к стене с их домом. Мужик оборотистый, -мешок картошки, Зинка сказала, достал! Умный, - ГАЗЕТЫ ЧИТАЕТ! (тоже Зинкины слова). Где мне с ним тягаться: МЕШОК КАРТОШКИ, а я вообще, иждивенец, до сих пор на маминой шее сижу!

Перестал я ходить на эти танцульки, тем более, что мне там лестное предложение сделала другая наша одноклассница. Не стану называть её. Она тогда работала на железной дороге в почтовом вагоне поезда Љ1: Москва -Владивосток. Я вежливо уклонился. По двум причинам:

во-первых, шила в мешке не утаишь, всё узнают те же девочки с танцулек и это будет полный конфуз, так как “параметры” упомянутой почтмейстерши на порядок ниже Шапочкиных и это будет расценено, как полная моя капитуляция.

Во-вторых, я знал от друзей, ЧЕМ занимаются почтари во время своих длительных рейсов взаперти в своих почтовых вагонах, и я знал также, что все триппера излечимы, кроме первого!

Мне было 18 лет, мне, конечно, уже нужно было ЭТО, и я уже знал, с чем ЭТО едят. Но у меня не было ЭТОГО аж до осени 1945 года.

В чём дело? Женщин не было? Были женщины, много, много несчастных, обездоленных, овдовевших. Не было у меня РЕШИМОСТИ пойти да и организовать себе любовный союз по вкусу! Отсутствие приличной одежды, пустой карман, -всё это, конечно, усложняло дело, но не являлось непреодолимым препятствием. Привык я уже, что меня за ручку водят: во всех моих предыдущих приключениях я, извините, был ПАССИВНАЯ СТОРОНА.

Следовало начинать с азов, с маленького.

А что могло быть меньше Ирочки в том самом экстернате, где я свой девятый класс заканчивал?

Ирочка была маленькая, чистенькая, хорошенькая, опрятная пятнадцатилетняя мамина дочка, которой очень хотелось стать взрослой. А тут и случай подвернулся: такой видный одноклассник, фронтовик. Ничего, что он ходит в обмотках да в застиранной гимнастёрке! Зато насколько солидней он всех этих недоразвитых Ивановых и Сидоровых! Ирочка стрельнула в меня пару раз своими огромными голубыми глазками и готово. Я был удовлетворен: наконец-то, у меня есть девушка!

Мечтая о недосягаемой Красной Шапочке или об плотских утехах с какой-нибудь опытной, взрослой женщиной, я молча бродил вечерами со своей малолеткой Ирочкой по центральным улицам Москвы, слушал, её бесконечную болтовню, не вникая в суть того, что она говорила, провожал её таким образом до дома.

Я не дарил ей цветов, я не угощал её мороженым, мы даже в кино ни разу не сходили: денег у меня не было совершенно. Мне выдавался только рубль на дорогу: метро тогда стоило 50 копеек. Заикнуться матери о том, что мне деньги на девочку нужны, я не смел: еще бы! Мои сверстники в нашем дворе Ленька Бибирев, Борис Карпов уже давно кормильцами в семье были, а я? Тот факт, что я был уже инвалид, а эти ребята не воевали, -в расчет не принимался.

Да что там говорить! Правильная у меня была мама. Правильная!

Провожал я, значит, свою Ирочку до дома, прижимались мы там к забору прямо под её окнами и начинались поцелуи до посинения.

Только поцелуи, я даже за груди её ни разу не потискал. Лишь прижимал её к себе поплотнее.

Стоим так, лижемся полчаса -час, я упираюсь в неё своим торчащим прибором, она всё чувствует, ей нравится, а потом я еду домой от Маяковской

до Павелецкой и, если уж там болит невмоготу, “лечусь” ручным способом...

Встречались мы раз в неделю. Вы удивитесь: девчонка явно хочет, ей любопытно, что же ты, дурак, теряешься? Не хотел я её. Не хотел и всё!

Мне приятно было облизывать её вкусный ротик, любоваться её красивым, кукольным личиком. У неё уже была хорошая кругленькая попка, на груди красовались два упругих теннисных мячика. Так в чём же дело? - Деточка совсем она ещё была. Любил и жалел её я почти по отечески, хотя целовал уверенно, как взрослую.

И, всё-таки, однажды ЭТО едва не случилось. Она пришла ко мне домой, матери не было. Мы тискались на диване, она стала недвусмысленно закатывать глазки. Я стал раздевать её. Помог стащить платьице и там, под платьем, оказался самый настоящий детский лифчик маминой работы, детские штанишки от которых пахло не пряным, возбуждающим фантазию женским ароматом, там пахло непросохшими детскими пиписьками...

Я никогда не был извращенцем. Я мыл свою дочь в ванной аж до четырнадцати лет. Тёр ей спину, ноги, руки, а потом давал ей мочалку, говорил:

-Помой себя как следует ТАМ.

и выходил из ванной.

Зимой 1941 года, в замороженной комнате, я спал со своей матерью в одной постели. Мы укрывались общим одеялом, ещё наваливали на себя всего, что было из тряпья, тесно прижимались друг к другу, чтоб не замерзнуть.

И, если под утро я чувствовал, что у меня кое-что напряглось, я поворачивался так, чтоб мать этого не заметила.

Ни кур, ни кошек, ни овец я в ЭИТХ целях не использовал.

Так зачем же я буду растлевать младенца? У меня даже желание испарилось, когда я унюхал эти Ирочкины пиписьки. А напряжение было о-го-го! Приятно вспомнить! Я просто пожалел её тогда. И она меня за это “отблагодарила”.

Года два спустя мы встретились по какому-то деловому поводу. Я уже учился в своём Горном, она тоже была студенткой. Поговорили, уже собрались прощаться, как вдруг она мне заявляет:

-Знаешь, Юрка, какой же ты был ТОГДА дурак!

А может она права?

Старостой у нас в этом экстернате, была Рита Ефимова. Отличница, на ней так и написано, что она отличница. Волевая, умная девушка. Девушка для женитьбы, а не для трали -вали! С ней никто не смел заигрывать. Строга была девка! Собой не красавица, но все при ней.

Произошел у меня с ней один пикантный эпизодик. Где ж рассказать о нём, как не в этой главе?

После окончания нашего девятого класса девчонки решили устроить вечеринку на природе. Какая-то дача на станции Катуар что по Киевской дороге. Впрочем, это не важно. Вечеринка была, естественно, с выпивкой и с ночевкой. Впрочем, и это не важно! Что же важно? -Обратная дорога!

Поезда тогда ходили паровые, а вагоны были какие-то, вообще, допотопные. Как купе, времен Анны Карениной. Мы погуляли на славу, едем в Москву. Ехать около часа. Подходит наш поезд. День, народу почти нет совсем, а мы врываемся в вагон, места занимать, находим купе, в котором нет ни одного человека и с криком кидаемся на скамейки. Всё. Занято. Все сидят, Рите места не хватило. Она, ничтоже сумняшися, плюхается ко мне на колени:

-Хотели меня без места оставить, а у меня теперь будет МЯГКОЕ!

Хохот, остроты по этому поводу (без намека на секс!), как говорится, поехали. Ритка у меня на коленях ерзает, размахивает руками, балагурит.

А мне сверху в широком разрезе сарафана отлично видны ее крепкие груди. Упругие ягодицы, смявшись под её весом, приятно укрыли мои ляжки, в нос пахнул аромат разгоряченного тела. Не Нюркин конский пот и не Ирочкины детские пиписьки, а замечательный, возбуждающий аромат здоровой женщины.

Рита никогда не была для меня объектом вожделения. Просто товарищ по учебе. Но в той поездке я готов был проткнуть её насквозь, с какой силищей упёрся мой прибор в пространство между её ягодицами. Я видел со спины, как она покраснела, но она проявила удивительную выдержку, просидев на моих коленях до самой Москвы. Спрыгни она с моих колен в тот момент, когда ЭТО случилось, все ребята заметили бы, на ЧЁМ она сидела.

Когда мы приехали, все также с визгом, побежали из вагона. Это было нам с Ритой на руку: она выбежала предпоследней, а я еще чуть задержался . На улице я Риты уже не увидел...

..

Занятия в экстернате кончились, а документы по какой-то причине нам не выдавали еще недели две. Кормили нас “завтраками”. Мы почти каждый день приезжали к экстернату и все напрасно. Однажды к нашей компании присоединилась Элла Кауфман. Рыжая, грудастая, невысокого роста, хитрющая бестия. У нее был каллиграфический почерк.

Её письма приятно в руки взять.

. Все началось в тот день, когда мы, я и вышеупомянутые Петровы -Ивановы приехали в очередной раз за документами и нам ещё раз предложили приехать завтра. Тут же оказалась и Элка. Решили, чтоб не так обидно, сходить в кино.

В “Колизей” что на Чистых Прудах. Сейчас там театр “Современник”. Шел фильм “Серенада Солнечной долины”. Про что этот фильм, -до сих пор не знаю, так как я сидел рядом с Элкой и весь сеанс тискал её огромные груди.

Было и продолжение: она позвонила мне и попросила проконсультировать её по тригонометрии. Зачем ей понадобилась эта тригонометрия, если мы кончили занятия, да и училась она ничуть не хуже меня? Она сказала, что пойдет в десятый со спец уклоном. Врала, наверное, но это к теме изложения не относится.

Встретились у метро, вместе пошли ко мне домой. Лето, жара. Я, как вошел, сразу стал раздеваться до трусов. Она запричитала:

-Ой, Юрк, зачем ты раздеваешься?

Я ответил, что в жару всегда дома так хожу. Не нравится, - не смотри. А хочешь, мол, сама разденься, будем на равных.!

И она разделась. ДОГОЛА! Я не улыбаясь подошел к ней, в упор стал разглядывать её грудь, живот. Руками НЕ ТРОГАЛ! Посмотрел, похвалил, а потом сказал:

-Ты заниматься приехала? Вот, давай и будем заниматься.

Она оделась, а я остался в трусах и мы стали повторять, чему равен синус двойного угла...

Вот такие номера позволял я себе откалывать!

С этой женщиной я встретился много лет спустя. Несколько раз у нас с ней было ЭТО, и я принес ей запоздалые извинения за своё хамство юных лет.

Читателю, наверняка, уже надоели все эти психологические выверты. Где же женщины? - справедливо воскликнет он. Будут женщины, будут. А пока, чтоб рассчитаться с пикантными моментами, так сказать, малых форм, поведаю еще об одном подобном эпизоде.

Где-то незадолго перед вступительными экзаменами в институт ехал я зачем-то к тете Ане в Звенигород. Поезда туда ходили только паровые, причем только дважды в сутки. Посадка, сами понимаете: как эвакуация белогвардейцев из Одессы в Гражданскую войну.

Я пришел за минуту до отправления и мне чудом удалось втиснуться на площадку. Чей-то локоть, чья-то коленка, что-то колет, не то зонт, не то чемодан... Вертелся, ерзал, наконец, поезд тронулся. Стоим, как сельди в бочке, дышим друг другу в затылок.

Спиной ко мне какая-то женщина, невысокого роста. Её закрученные черные волосы лезут мне прямо в рот. Пахнет резкими духами. На ней черное легкое платье, как на той, которая меня в 41 году в Кратове на платформе целовала.

Дамочка стала устраиваться поудобней: она стала потихоньку ёрзать и тереться об меня своей попкой, привставая на цыпочки и опускаясь. Точь в точь, как тогда с Ритой Ефимовой, только это уже не Счастливый Случай, а осознанное, направленное действо.

Я упирался в нее своими вздутыми штанами, а она даже чуть-чуть повернулась в этой тесноте, чтоб поудобней разместить мой напряжённый член между своих ягодиц.

Руки мои были скованы: одной я держался за какую-то скобку вверху, чтоб не упасть во время толчка поезда. В другой было что-то вроде авоськи с едой и какой-то подачкой тетке от матери.

Процессом полностью руководила незнакомка. Лица её я в этой давке так и не увидел. Она слегка поворачивалась, приседала и снова приподнималась на каких-то пару сантиметров, но не выпускала моего “пленника” из своей мягкой и теплой ловушки.

Мы молчали оба, хотя остальные пассажиры уже почти познакомились и обменивались шуточками.

После Голицына народ стал выходить, давление уменьшилось, но она от меня не отлипала. Перед платформой Скоротово, я услышал её шепот:

-Извините, мне сходить на следующей!

Она отвалилась от меня и толпа выходящих пассажиров вынесла её на платформу. Я тут же обмяк, только в висках стучало. А может это она приглашала меня выйти с ней? Но все равно, у меня ничего бы уже не вышло: перестоял.

Вскоре после этого я встретил свою Лидочку, мою первую жену, очаровавшую меня круглой попкой, рыжими волосами и Бетховеном.

Там уже было всё, как у людей. Но не сразу!

УКРОЩЕННЫЕ ДЕМОНЫ

Прежде, чем говорить о поверженных или, чтоб романтичнее, укрощённых демонах, надо сказать читателю, коль скоро уж я затеял весь этот стриптиз, о том, как демоны эти одолевали меня, буквально, не давая спокойно существовать.

Россказни о том, как я в поездах воровскими способами услаждал свою фантазию изучением чужих задниц, вполне, могут насторожить читателя: -а здоров ли автор? Может он в услугах психиатра нуждается?

Успокою: вполне здоров.

На вечеринках в своей компании нормально выпивал стаканчик-другой портвешка или сухенького, танцевал “Рио- Риту” или “Трот -марш” под хрип старого патефона, целовался слегка ( в щечку!) со своими партнёршами, если какое-нибудь сногсшибательное ПА удавалось, но чтоб шарить по заднице или лапать за груди своих девчонок!? Не было этого!

Танцевать к тому времени кое-как научился, пара новых рубашек завелась в моём гардеробе, даже новый костюм: френч японский, с пленного офицера куплен был мне на толкучке. Это, правда, произошло уже в 1946 году, я тогда уже студентом был.

Короче, некоторые препятствия на моём пути к любовным победам были устранены. Надо было действовать. И я начал действовать. Сразу на двух фронтах.

Фронт внутренний.

Для улучшения нашего очень, не простого тогда материального положения мать, по совету одной прохиндейки, сдала нашу маленькую комнату некой Марии Ивановне, дамочке 27 лет от роду, только что возвратившейся из эвакуации.

По легенде, -она пострадала от бомбёжки, то есть её законная московская квартира разрушена. Как я сейчас понимаю, никакой квартиры у неё никогда вообще не было: мамашу просто обдурили, как маленькую. Мы сразу окрестили нашу жиличку Цыпа. Так я её и буду в дальнейшем именовать.

Цыпа была высокого роста, красивая, прекрасно одета по тем временам: шелка, крепдешины, каракулевое манто, сапожки на меху. Она ярко красилась, всегда была надушена, подвижная, как живчик, без умолку болтала о своих успехах на работе, у мужчин, о своих связях в торговле (“Могу достать всё, что ни попросите!”) Словом, её появление внесло в спартанский быт нашей квартиры заметное оживление. Она честно заплатила нам обещанные три тысячи при вселении и семьсот рублей за первый месяц. Мамаша также честно -прописала её временно на три месяца.

Забегая вперед скажу, что эта временная прописка, как по мановению волшебной палочки, превратилась в постоянную, а оговорённые три месяца - в полтора года. Денег от неё мы больше вообще не видели, зато на адвоката, ведущего судебный процесс по её выселению с нашей жилплощади мы истратили тютелька-в-тютельку, как раз те три тысячи, которые выручили от этой замечательной коммерции..

Мама в первый же день её прихода сказала мне: -

-Ты не вздумай с ней шашни устраивать!

Я, вроде даже возмутился:

-Ну что ты, мама!,

но демон, с которого я начал главу, -не спал!

Буквально на второй день её появления она, придя с работы, не раздеваясь, влетела в нашу комнату, закрыла дверь и прижав меня к этой самой двери стала исступлённо целовать. В короткие перерывы, когда её рот не был занят, горячо шептала:

-Юрка, ты такой славный, ты такой вкусный!

- и многое другое в этом же духе. Вначале я обалдел от такого наскока, но уже через пару секунд освоился и сам обхватил её за талию здоровой рукой, одновременно отводя раненую руку в сторону, так как, эта дамочка в своём усердии не замечала, что причиняет мне боль.

Организм, естественно, отреагировал и почувствовав, что я уже готов, эта стерва мгновенно отпрыгнула от меня и заперлась в своей комнате.

То же повторилось и на другой день и на третий. А несколько дней спустя я уже ожидал с нетерпением, её прихода с работы.

Не всегда эти “дрочиловки”, иначе их и не назовешь, проходили в нашей комнате. Чаще она, придя с работы, затаскивала меня в свою комнату, снимала пальто и жакет, если он был на ней и, оставаясь в легком платьице, заводила очередную модную песенку Клавдии Шульженко.

Мы танцевали фокстрот и лизались. Она любила прижимаясь ко мне своей нижней частью и откинувшись назад, дергать своими бёдрами, изображая танец живота. Как вариант, мне предлагалась рюмка тархуна. Это была популярная в то время водка. Её выдавали по карточкам, по “безымянному талону”. Неизбежно, как только она чувствовала моё возбуждение, мгновенно выталкивала меня из комнаты.

А мне надо было уроки делать. Повторять что-то из Новой Истории или образ Чичикова учить.

А в моих мозгах был только один образ: острые торчащие сиськи и мягкая вертлявая задница нашей жилички.

Ох, как я её ненавидел! Ох, как я её хотел!

Вот такие нездоровые страсти разгорались на внутреннем фронте.

А на “внешнем” всё было “О кэй!”. Вместе с нашими чистыми, непорочными девочками уроки учили, увлекались, влюблялись друг в друга понарошку.

Радя, одновременно и в меня и в Петю Иванова влюблена была. В чём сама, дура, признавалась и устно и письменно! А замуж, таки, вышла за Лешу Дмитрова: у него, все же, папа академик

Оля Ездакова, тоже порядком насмешила всю нашу компанию: она дневник вела. Ну, ведешь свой дневник и помалкивай себе в дудочку! Так нет, она дразнила нас, шифром что-то там записывала, ни за что, мол, не прочтете!

А мы возьми да и свисни у неё дневничек -то! Расшифровали в течении часа. Там “ужасные” секреты были: как она в меня влюблена, да как я на неё посмотрел, как мы поздоровались УСТНО, а простились за руку. Себя она тоже “засекретила”: называлась ЯЛО АВОКАДЗЕ.(читай наоборот!)

Она провалилась на вступительных экзаменах и пропала с нашего горизонта. Но однажды я с ней встретился. Как вы думаете, где? На свадьбе своего двоюродного брата, она, как выяснилось, его лучшая подруга и представляет собой цвет студентов Пищевого института.

И Радя и Оля, даже при самом малом усилии с моей стороны, могли бы стать моими любовницами, но я и этих малых усилий не предпринимал, так как чувствовал, что мощный пожар моих низменных страстей, разожженный и поддерживаемый вожделенной Цыпой, эти милые девочки всё равно не смогли бы погасить. Требовалось более сильное средство.

Такое средство нашлось: это была аппетитная попка, увиденная мною на вступительном экзамене по физике.

Влечение было взаимное, целовались взасос уже при первом провожании, а серьезные дела начались, примерно, через недельки две. У нее на квартире. На Арбате. Она жила тогда с теткой.

Через несколько дней поцелуйных провожаний в парадном я довольно открыто намекнул ей, что мы уже взрослые и что надо двигаться дальше в наших отношениях. Она не возражала и мы назначили день ИКС.

Тетки дома, естественно, не было. Никаких сопровождающих атрибутов: ни шампанского, ни цветов, ни, даже, кофе с пирожным.

Я пришел в назначенное время, поцеловались, чуть, чуть потискались и я спросил:

-Ну, что, будем?

-Давай, - ответила она и стала стягивать свои трико.

Молодежь наверняка не знает: в пятидесятые годы, в период полной изоляции от Растленного Запада к нам в Союз вдруг приезжает из Парижа на гастроли сам Ив Монтан. Что было! Ни в книгах описать, ни в сказках не сказать...

Но я не об искусстве. По возвращении в Париж этот прохиндей, Ив Монтан, устроил выставку женского белья, привезенного из Советского Союза.

Там были сатиновые с грубыми швами бюстгальтеры аж до 12 номера, с белыми, диаметром в пятачок пуговицами и всех размеров и расцветок отвратительные ТРИКО. Выставка пользовалась диким успехом.

Так вот именно эти, с выставки Ив Монтана застиранные НЕВЫРАЗИМЫЕ, демонстрировала мне моя подруга. Это был первый удар по моей психике.

Я, было уже пристроился, как она вдруг запротестовала:

-А презерватив? Надень презерватив!

На мне был надет презерватив: я не собирался усложнять себе жизнь. Я показал.

-А он не рваный? Мне показалось, резинка лопнула.

-Нет, не рваный.

Я направил свой инструмент и собирался сделать усилие, чтоб довести затянувшееся начало до приятного продолжения, но последовали дальнейшие сомнения.

-Ой, я, кажется, керосинку не погасила!

Я, придерживая одной рукой своё, уже настроенное хозяйство, другой, -приспущенные штаны, бегу вприпрыжку в тамбур -кухню проверить керосинку. Керосинка была погашена. Чувствую, что мне нанесён еще один удар. Наклоняюсь, приспосабливаюсь, она преграждает мне путь рукой:

-Ой, наверное надо смазать? Возьми, пожалуйста вазелин в тумбочке!

Я отошел искать вазелин. Подхожу вновь к ней с тюбиком в руке. Внизу на первом этаже что-то брякнуло.

-Юрочка, я дверь запереть забыла.! Миленький, проверь!

Я проверил, дверь была заперта нормально, но мне уже НЕ С ЧЕМ было к ней подходить.

Боже, что со мной было! Я удавиться хотел. Что только я не передумал!

Я достал у матери из шкафа сторублёвую бумажку, чего раньше никогда не делал, и побежал в Рахмановский переулок, где висело соответствующее объявление. Доктор выслушал меня, обругал по матерному, сказал что и я дурак и она дура. Сотню, однако взял....

Недели через две мы повторили попытку.

С презервативом, но БЕЗ ВАЗЕЛИНА. Всё было в порядке. Она, как выяснилось, была девушка..

Мы стали встречаться регулярно: то у нее, то у меня. Но, по прежнему, делали это воровски, не раздеваясь полностью, не разбирая постели.

Мой организм получил необходимую разрядку. Но не моя фантазия. Лида позволяла ЭТО только “бутербродиком”, а если я предлагал иную позу она протестовала:

-Это разврат, делай, как все люди!

А в квартире изменения: дав кому следует “на лапу”, Цыпа сумела получить себе постоянную прописку. В её комнате стали почти каждый день бывать её родственники: сестра Зойка, девица лет 17 и её падчерица, девочка лет 10, Люся.

. Люсю, очевидно, мачеха лаской не баловала. Девочка привязалась ко мне. Иногда вечерами, когда я, сидя за письменным столом, делал очередную курсовую или график какой чертил, вбегала Люся, прыгала ко мне на колени, обнимала за шею, целовала. Не так, конечно, как её мачеха, а как старшего брата или любимого папочку.

Мне тоже хотелось приласкать её, потискать. Поглажу, бывало, по головке, а дальше что? Очень просто было ПЕРЕСОЛИТЬ!

С Зоей, другое дело, на Зою меня натравливала сама Цыпа:

-Что ты ко мне лезешь? Вон, иди к Зойке, она все равно влюблена в тебя!

Я обратил внимание на Зою, действительно, девка втрескалась. Я целовался с ней, ходил даже раза два на танцы в одну компанию. Она была крепенькая, по своему хорошенькая, прекрасно одета: ещё бы, в ателье работала! Но уж больно густопсов был её пролетарский дух: “положь”, “ездию”. Словом: клюёть-блюёть. Когда это произносится без юмора, становится грустно.

Цыпа уже не целовала меня, приходя с работы: я сам, улучив момент, влетал в её комнату, обнимал, целовал, тискал её груди. Она силой выставляла меня во свояси.

Вскоре в квартире появился её новый муж. Дипломат. Тогда они серо-синюю форму носили. Какого он ранга был, понятия не имею, но влюблен был в свою Цыпу без памяти. Прислуживал ей во всём, готовил обеды, посуду мыл, а она валялась целыми днями в постели. Это в выходные, конечно. А в рабочие дни они оба отправлялись трудиться.

Шел последний год войны. Жизнь стала не в пример легче, чем в 41 -42 годах, но до полного благоденствия еще было далеко. На электроэнергию был установлен жесткий лимит: пережжешь сверх нормы, -вообще отключить могут! Газовая плита почти не работала: горела только одна конфорка, и то, на “маленький” огонь. На этом единственном огоньке постоянно стояла, грелась кастрюля с водой: желающие по мере надобности отливали себе на чай, на суп и доводили до кипения или на плитке, что было чревато, или на печурке, существенно усовершенствованной против “модели 41 года”. Батареи были чуть тепленькими. Не ноль, конечно, в квартире, но где-то около. По прежнему на кухне были сложены дрова. В ванной комнате хранилась картошка, помыться возможно было только на кухне, что и делали, становясь в таз и поливая друг друга. Работали в Москве и бани, но чтоб туда попасть не один день надо было затратить!

Цыпа обнаглела: часто, когда мы оставались в кухне одни, она, не стесняясь при мне подмывалась. Ну и я был хорош: когда она что-то подогревала на нашем фитильке, помешивая ложкой в кастрюле, я становился сзади нее, прижимался вплотную, руками тискал её груди, целовал ее в шею, в щеки. Упирался своим “пылающим” между её ягодиц. Она даже не пыталась высвободиться, только поддразнивала меня:

-Хочешь, котик?

Котик очень хотел. А из комнаты доносился жалобный стон дипломата:

-Мусенька, ну ты скоро?

Я вспомнил своё счастливое детство и решил понаблюдать, как она со своим мерзким дипломатом занимается ЭТИМ.

Были технические трудности: хоть дверь и со стеклянными филенками, да в них не увидишь ни черта, -кровать стояла в нише, как раз у той же стены, что и дверь. Вспомнил я свои детские книжки про подводников, хотел какой-нибудь перископ сконструировать да в дырку сквозь стену смотреть. Наверняка, я б попался на этом деле, если б стал стену ковырять.

Но человечество давно пришло к выводу, что всё гениальное -просто. Против двери, через которую я намерен был проводить свои наблюдения, углом стоял зеркальный шкаф. Мне оставалось только слегка вспомнить физику: угол падения равен углу отражения. Днем, когда их не было, я за несколько приемов слегка повернул шкаф, так. что в смотровую скважину (а процарапал я её ещё в детстве ) отлично смотрелась кровать.

Теперь каждое утро у меня было занятие. Первым на работу уходил сосед Иван Михайлович. Потом отправлялась на свою швейную фабрику мать. Ольга

Алексеевна изволили дрыхнуть, аж до десяти -одиннадцати часов. Оставались лишь действующие лица: ОН, ОНА и НАБЛЮДАТЕЛЬ.

Я наблюдал их утреннюю возню, естественно, помогая себе рукою получить полное и окончательное впечатление. Что только не вытворяла в постели эта артистка!

Конечно, впечатления, которые остались в моём сознании от наблюдения за тетей Нюрой в детстве были сильнее: тогда, ребенком, всё, что видел в щель занавески, было незабываемо, потрясающе, ведь то было ВПЕРВЫЕ.

Но сейчас не новизна восхищала меня, а удивительный артистизм этой твари. Я даже не мог вообразить себе, что ЭТО можно делать с таким откровенным бесстыдством. Они были явно в разных “весовых категориях”: при всей своей неопытности я видел, что дипломат, только игрушка в её руках, точнее -в ногах...

Подставлять, как в детстве, табуретку мне не требовалось: стоя на полу я свободно дотягивался до смотровой щели. Когда дипломат заканчивал, он с ужасом бросал взгляд на часы и, не отдохнув ни минуты, дрожащими руками натягивал на себя одёжу. Не позавтракав, не забежав даже в уборную, стремительно вылетал из дома. Как его там небритого, немытого на работе встречали, не представляю!

Я успевал незаметно исчезнуть за своей дверью, подбегал к окну и, только убедившись, что дипломат действительно ушел, снова занимал свою наблюдательную позицию. Теперь я ждал, когда мадам начнет одеваться. Интервал между их уходом на работу был где-то около получаса. Цыпа вылезала из своей норы, я давал ей возможность пописать, умыться, но только лишь она приступала к одеванию, я был тут, как тут: вламывался в комнату и охватывая её сзади, тискал всю, целовал плечи, шею, бормотал бред какой-то про счастье, которого я всё жду от неё. При этом мы оба смотрели в зеркало: она непосредственно стоя перед ним, а я из-за её спины. Она не гнала меня. Только шептала:

-Глупый, глупый, отцепись, я из-за тебя на работу опоздаю.

Казалось, всё бы у меня должно быть в порядке: я, наконец, стал взрослым, у меня молодая, чистенькая любовница, могу “снимать лишнее давление” не прибегая к ручному способу, могу спокойно зубрить свои интегралы, ан нет, меня убивали КОНТРАСТЫ.

Как непохоже было тонкое, ажурное бельё этой стервы на выцветшее и застиранное исподнее моей возлюбленной! Как разительно отличался пьянящий аромат дорогих заграничных духов этой дряни от дешевого цветочного одеколона моей Лидочки!

Дурманящие воображение картины из прочитанных в детстве книжек про будуары разных герцогинь и баронесс теперь, как бы, реализовались, они отравили моё сознание, сделали неоправданно ненасытным мой аппетит. Я владел роскошным телом молодой чистой женщины.

Ан нет! Антураж, видите ли, меня не устраивал!

Между тем, уже несколько месяцев, как мать начала против Цыпы судебное дело, на предмет её выселения из нашей комнаты. Уже были выписаны повестки, назначен день суда. А это -война! Цыпа ни о чём не догадывалась.

Я понимал, что в моём распоряжении считанные дни.

И вот, в день очередного моего “дежурства”, ЭТО произошло. Как только дипломат выбежал из квартиры, я не стал проверять его уход, глядя в окно, а сразу ворвался в комнату к ней, моей желанной мучительнице.

Моё обнаженное естество было уже давно напряжено и, если можно выразиться по спортивному, до финиша оставались мгновения.

Я сорвал с нее одеяло и буквально повалился к ней в постель. Она, как будто ждала этого, так как не сопротивляясь, сразу приняла меня в свои широко раздвинутые ноги. Я вошел в нее до конца и кончил при первом же погружении. Она покровительственно потрепала меня за волосы:

-Ну что, дурачок, доволен? Завтра приходи, сразу, как ОН уйдет, я устрою так, что у нас будет больше времени, только не смей больше дрочить за дверью!

Я обалдел.

-Откуда, откуда Вы знаете?

-Глупенький, ты думаешь это я для НЕГО такой цирк устраиваю? Это я для ТЕБЯ стараюсь. А что ты подглядываешь я сразу заметила: твои очки в зеркале, как прожектор сверкают!

Но я знал, что ЗАВТРА не будет. Уже СЕГОДНЯ ей должны были принести повестку в суд..

Я мучился: кого предать мать или ЕЁ? Я, было уж думал, черт с ней, с этой комнатой, побегу в суд, возьму назад заявление. С болью заставил я себя растоптать с таким трудом завоёванное счастье.

Счастье? Скажет мой строго Целомудренный Читатель. -Ах ты, кролик похотливый, да у тебя ж любовница есть! Мало любовницы, - ублажай себя сам на здоровье! В чужой малофейке ему приятней барахтаться, чем ласкать опрятную, чистую девушку. Ишь, французскими духами и бельишком соблазнился, эстет вонючий!

С критикой согласен. Но... демоны, братцы, демоны....

С Цыпой, конечно, всё было покончено. Был суд, через три месяца она навсегда исчезла из моей жизни.

Но не исчез отпечаток всего произошедшего в моём сознании. Я, по глупости своей, отнёс всю цыпину квалификацию, весь её сексуальный артистизм за счет её превосходства в возрасте: она на 8 лет была старше меня. И я много лет, желая снова приблизиться, так сказать к ВЫСОТАМ СЕКСА, искал эти высоты в объектах постарше.

У меня бывали подруги на 10, 15 лет старше меня. Но однажды я установил свой личный рекорд, пообщавшись с дамой, старше меня аж на 33 года!

Об этом эпизоде стоит рассказать особо.

Один мой старший министерский товарищ попросил помочь ему настелить линолеум в новой квартире, пардон КОМНАТЕ, квартир тогда даже начальству средней руки не давали!

Служба быта была еще не шибко развита, а я недавно подобную хозяйственную операцию осуществил у себя и, поэтому, считался большим специалистом.

Я мужик не ленивый, в ближайшее воскресенье пришел к нему в первой половине дня и уже часам к шести вечера “приёмная комиссия”, неожиданно для меня появившиеся его друзья и братья с женами, лихо отплясывала на новом, натёртом восковой мастикой полу.

Я был потный и грязный, поработал, как для себя, естественно, “за спасибо”. Попросив у хозяина разрешения, отправился в душ. Расслаблялся я в ванной комнате с полчаса, а когда я чистенький и розовый вышел к гостям, в комнате уже шел пир горой: вокруг богато накрытого стола сидело человек 15.

С края на какой-то табуреточке, в полуоборота к двери сидела суховатая дамочка, на вид лет сорока, с хвостиком. Слегка подмазанные губки, волосы убраны в пучок, темная кофточка с белым кружевным воротничком и МИНИ ЮБКА!

Она сидела, положив нога на ногу, а так как стол стоял у окна, между столом и дверью из прихожей было свободное пространство метра два, обзор был отличный!

Первое, что мне бросилось в глаза, кода я раскрыл дверь в комнату -её точеные, красивые ноги в черных чулках и туфлях-лодочках, а она, едва я просунулся в дверь, ведомая каким-то особым женским инстинктом, широким размашистым движением переменила положение своих ног, буквально на мгновенье дав возможность моему взгляду скользнуть под её юбку почти до того места, где ноги сходятся.

Я увидел и ажурную верхушку её черного чулка из под которого виднелась белая полоса её ляжки, и черную тесёмку от лифчика, поддерживающую чулок и темно-зеленые трусики. Всего лишь одно мгновенье, но дело сделано.

Весь вечер я был на взводе: острил, рассказывал рисковые анекдоты, пил “Кубанскую”, а думал лишь о ней. Нарочно не смотрел в её сторону, но чувствовал на себе её любопытные взгляды.

Застолье было неожиданно прервано: какая-то родственница привезла детей хозяина, которых на время настилки линолеума сообразили удалить из дома. Гости стали прощаться. Любезный хозяин взялся подвезти всех до метро на своей машине. Никто не сообразил остановить его: он же “принял” грамм 300, не меньше!

Но все сошло благополучно. Всех сажали в машину мелкими партиями. Я, конечно, “подгадал” попасть в одну ездку с заинтересовавшей меня дамочкой, на что хозяин хитро подмигнув, заметил:

-Ну ты, друг, вижу не теряешься!

Её дом был где-то рядом, нас высадили прямо у подъезда. Дальше, -обычная схема: я упорно предлагаю проводить её, а она:

-Нет, спасибо, дальше я сама!

В результате -чашечка кофе, она -в домашнем (извините!) халате, и, почти насильно, -поцелуи и ЭТО: малопродуктивная возня на низком, продавленном диване. Через силу, для “галочки”: “Кубанская” водка не способствует молодецкой лихости! А в заключение, нелепое прощанье с неубедительными обещаниями “обязательно” позвонить.

В понедельник этот друг, не успев поздороваться, наскочил на меня с расспросами:

-Ну, как?

-Порядок!

Он дико заржал:

-А ты знаешь, что ей 61 год!

И дальше он рассказал мне её историю. Она -их старая знакомая, давняя сожительница его покойного дяди. Она замужем за высокопоставленным военным, но живут они в разных квартирах. В свои молодые годы была профессиональной проституткой. Натурально! В самом настоящем публичном доме работала. Во Владивостоке, в двадцатых годах, во время японской оккупации. Согласитесь, в этом что-то есть!

Но я имел дело, конечно, уже не с проституткой, а с простой Советской Труженицей, женой бравого командира Советской Армии.

Остальные мои великовозрастные подруги были тоже не из рядовых: или это жена какого-нибудь директора, или академика.

Что находил я в них? Объясню: умыты они были нормально! Шампунями мылись, а не хозяйственным мылом и белье них у всех было на высоте, а не то, которое Ив Монтан на своей выставке демонстрировал! Наши жены и подруги не виноваты, конечно в этом. Большое спасибо за нашу серость и нищету мы должны сказать Родной Коммунистической Партии и её Центральному Комитету!

Я многие годы продолжал свои поиски высот секса, усиленно занимаясь геронтологией, но никаких чудес не происходило, все мои подопытные были бабы, как бабы, только кожа более дряблая.

Ан, не скажите: стольким приемам разных хитростей я научился у них, столько ступеней необыкновенного женского коварства открыли мне они, мои подружки великовозрастные, так что, по сумме очков, я, пожалуй и не в проигрыше!

Однако, лишь когда поседели мои волосы, понял я, что дело вовсе не в возрасте: тогда, в той чужой постели с ненавистной мне Цыпой случай свел меня с настоящим ТАЛАНТОМ.

С подобной дамочкой удалось мне встретиться в жизни потом только ещё однажды.

Но это уже совсем другая песня: ТА встреча выходит за рамки даже этого, весьма откровенного повествования.

А пока будем считать, что демоны мои побеждены.

МОИ ЖЕНЫ

-Ты что, уважаемый Читатель, думаешь, что я так и буду по порядку всех своих дам перечислять? Не надейся, дорогой, не рассчитывай, слюни свои похабные не распускай!

Во первых, я где-то, джентльмен, шибко пекусь о женской чести, во вторых, я, вообще, человек с кристально-чистыми моральными принципами, а в третьих, я -человек семейный.

Что же я, идиот, по вашему, чтобы при живых женах о своих любовницах распространяться? Мне моя спокойная жизнь пока не надоела!

Так, чисто теоретически, в смысле развития сексуального сознания я, пожалуй, готов привести отдельные примеры, но БЕЗ ДАТ!

Так что, относительно сопоставить “А когда это и с КЕМ у него было?” - фига вот! Не выйдет! Ни Петровка, ни Лубянка -ничего не докажут!

Кстати, о женах. Женат я трижды. Пока.

Первая моя жена -это как раз та самая рыжая Лида, которая сразила меня наповал своей крутой задницей.

Вот о ней я могу себе позволить сказать пару слов: во первых, - ничего о ней не знаю вот уж 45 лет, да и потом, она, вообще, в Америку уехала! “Заниматься любовью” с ней начал я осенью 1945 года. Отвратительное словосочетание: как это можно “заниматься” самым редким, самым красивым Божьим даром, который дается Свыше, далеко не всем и весьма редко!

Никакого артистизма в интиме у нас не было. Да я и не предъявлял к ней никаких претензий: моё глупое убеждение, что ЭТИМ с шиком могут заниматься только женщины постарше, успокаивало меня. “Не торопись, мол, Юра, пройдет годочков восемь -десять и она покажет тебе !” Но время шло, а сдвигов в её технике не намечалось, напротив, она всякий интерес к постельным занятиям потеряла, ей бы только в Консерваторию да в Третьяковку со мной ходить. Отказывать мне во “вкусненьком” она, однако, не решалась: эва, сколько голодных девок вокруг бегает, а я мальчик был шустрый и, вообще, ничего себе! Я так хвастаю потому, что основания к тому имею: уже в шибко взрослом возрасте о себе лестные отзывы от бывших однокурсниц слышал.

Зачем же, спрашивается, на ней женился, идиот, если она тебя не вполне устраивала в САМОМ ГЛАВНОМ?

Объясняю: во-первых и в основных, -я тогда и понятия не имел, что ЭТО и есть Самое Главное.

Я считал, что главное, это уметь отличить Бетховена от Дунаевского, знать наизусть “Золотого телёнка” и, кто написал картину Репина “Бурлаки на Волге”.

Во-вторых, а оно вытекает из во-первых: к тому времени я уже побывал в угледобывающих районах нашей необъятной Родины и знал, какой контингент женщин могли тогда предложить эти районы молодому интеллектуалу, к числу которых я, безусловно, относил и себя. Бетховенами там и не пахло. Там пахло самогонным перегаром и не залеченным триппером. Я понимал, что в ЭТУ Тулу надо ехать только со своим самоваром! Отвертеться от периферии у меня тогда шансов не предвиделось.

Обошлось, однако! Остался в Москве, прекрасно устроился: 15 минут хода от дома до работы, в то время как почти все москвичи на дорогу не меньше часа тратят. Оклад, пожалуйста, -1200 рублей, а не какие-то 600 или 700, сколько получали тогда почти все молодые специалисты. Да и немолодые -немногим больше! А врачи и педагоги -аж сказать стыдно, сколько они всю жизнь получали!

С техническим ростом, правда, загвоздочка: бумажками заниматься пришлось, ну да, брат, тут уж не до жиру! Вот и выходит, что перестраховался малость: Бетховенов и Хемингуеев я не лишился, а вот в постельке -изволь, -только “бутербродиком”!

Ладно, не такой уж я секс -специалист, переживём!

Жизнь продолжалась, в ЭТОМ плане я не дергался, жене не изменял. Легкие амурчики были, (я, кажется, уже упомянул про свою высокую мораль?) но, что б серьёзного: ни-ни! Так, пара случаев на картошке по пьяной лавочке ( уж и не помню с кем!), да разок в подшефном пионерлагере, где гуляла наша Министерская комсомольская элита. А я был тогда членом Министерского Бюро.

Про этот случай можно и рассказать.

Это был предмайский воскресник.. Сначала слегка поработали по уборке территории. Потом, естественно, выпивон. Водки достаточно, поллитровок пять на десять человек, а со стаканом напряженка: никто не захватил, один где-то добыли, очевидно, с прошлогоднего воскресника. Закуска стандартная: хлеб, колбаска, рыбные консервы, огурчики- девчата подсуетились. Поорали патриотические песни про “Мурку” и “Гоп со смыком” и стали устраиваться баиньки. Девок и мужиков было поровну. Заранее об этом не договаривались: просто повезло! Ребята все холостые, я один женатик. Ночевать пришлось в холодном помещении, кровати, матрасы, подушки без наволочек. Обычный сервис для подобных ночевок. Одеял нет, о белье -забудь. Света тоже не было, то есть электричество на территории есть, но лампочки все поворованы, а завхоза нет. Жрали при свечке, кто-то догадался захватить.

На ночлег комсомол распределился попарно, кто с кем успел. Мне досталась Люся, фамилию помню, но не скажу. Тамарка, стерва, наш Секретарь, орет с другой кровати через всю комнату:

-Люська, учти, он женатый!

Я уж было расстроился, что не даст. А Люсенька моя орет ей в ответ:

-Ну и отлично, МЕНЬШЕ УЧИТЬ!

Вот, такими были наши комсомольские подруги!

Люся показала себя “в деле” с лучшей стороны, но, конечно, это не Цыпа!

А жизнь продолжалась. Моя законная супруга ворчала вечером:

-Делай скорей, я спать умираю!

И я “делал”. Я делал, а она, вроде и не участвовала.

И продолжалась бы такое неопределённо долго, может быть и всю жизнь, если бы не одно событие, перевернувшее мои мозги, встряхнувшее меня, пробудившее меня от преждевременной апатии.

Лето, душная, бессонная ночь. Окно распахнуто настежь. Я вылез на подоконник подышать. Сижу на своём четвертом этаже, вглядываюсь в предрассветную тишину. Прямо подо мной на скамейке сидит парочка. Меня, естественно, не видят. Узнаю: это Сашка Бычков из 92 квартиры и его пассия. Сашка старше меня года на четыре. Бывший подводник. Квартирные условия у него похуже моих: в одной комнате две семьи живет. Так все почти тогда жили, это меня судьба с малых лет баловала!

К теме. Видимо уже “поупражнялись” они в квартире кое как: при посторонних не очень-то разгуляешься и вышли “прощаться” на воздух. Боже мой! Что я увидел! Девица обвивалась вокруг него, как плющ, целовала его губы, плечи, грудь, ниже... Он спокойно сидел, усталый, сытый. Молча курил. Она то вскочит, то на колени станет, чтоб удобней было внизу целовать, то начнет, обхватив его голову что-то нашептывать ему на ухо...

Стало светать. Сашка лениво встал, поцеловал её, пожал её руку и скрылся в подъезде. Девица быстро пошла в сторону от дома.

А я понял, что меня обворовывают каждый день. Ведь эта Сашкина девица вовсе не бальзаковского возраста. Неужели я сам лишу себя таких ласк? Я почти с ненавистью смотрел на свою спящую половину, понимая, конечно, что она тут не при чём, сам виноват, я знал, что она ТАКАЯ. Зачем связался? Но мне было стыдно что-то изменять, чувство долга, мораль и прочее, вдолбленное в меня с измальства. Тупик. Конец света.

Конец света не наступил, пронесло на сей раз! Помог мой друг по экстернату, Алик.

Возвращаясь домой с Кавказа, после героического месяца в альпинистском лагере, Алик познакомился в поезде с пикантной бабенкой, но взять быка за рога самостоятельно не сумел и прибежал ко мне за консультацией.

Я убедил его, что консультация возможна только предметная и была, соответственно, организована встреча ВТРОЕМ.

Алик всегда был сильнее меня в математике, но в ЭТИХ делах, я шел на два корпуса впереди него. Короче, после встречи втроём, его знакомая, Валечка, стала моей любовницей, проявив в этом качестве показатели, на порядок превосходящие сексуальные возможности моей супруги.

Мне уже было под тридцать, чисто человеческие качества и социальный статус моей новой подруги меня вполне устраивали: высшее образование, с юмором полный порядок, талант художника (она -архитектор), ну, и так далее...

С Бетховеном, правда, было затруднение, но нельзя же от одного человека требовать всего! Вдобавок, я очень хотел ребенка, а моя Лидия не могла мне его подарить.

Короче: Аликова Архитекторша вскоре стала моей второй женой.

Не стану вдаваться в детали наших с интимных отношений, скажу только, что с этой женщиной, я закрыл все белые пятна своего сексуального развития. Я провел с ней несколько счастливейших лет своей жизни в самом мужском её расцвете. Она подарила мне прекрасную дочь, мою умницу, мою гордость, мою Дюгу-Дюгу, мою мучительницу.....

А два десятка лет спустя мы с ней расстались. Не виню её во всём: я и сам хорош! Гуляла? Изменяла? Возможно, но ЗА НОГИ я её не держал! Так что, -утверждать не смею.

В хозяйстве, -безалаберна. Но и это не определяющий фактор. Главное, что, к сожалению, доказано: всю нашу совместную жизнь, как тень, незримо сопровождал нас её бывший покровитель -СТАРИК...

Надеюсь, мы расстались друзьями. Со слезами

на глазах! Во всяком случае, -не врагами. Живет моя бывшая Валечка в одной чудесной европейской стране. Дочке помогает, внуков воспитывает...

Моя третья жена, ныне здравствующая, досталась мне по конкурсу, устроенному моими руководителями похода ВЕКА, по Саянским рекам Билину и Кызылу.

На Ток-Шоу у Елены Ханги в отдельных сексуальных аспектах, она, возможно, и проиграла бы Валентине несколько очков, зато по своим нравственным и физическим данным она устроена так, что, как мужчина, я чувствую себя в отличной форме до сего времени.

И я намерен провести с ней остаток своих дней, если, конечно, Судьба не распорядится иначе.

Читатель может подумать, что я, как молодой стрекозёл, только и делал, что порхал с цветка на цветок. Ни Боже мой! С первой женой я прожил 10 лет. Со второй -20, а третьей, вот уж скоро Серебряную Свадьбу справим!

И опять, Читатель придерется: -а сколько же тебе лет,? Шалунишка ты, эдакий!

Сознаюсь, маленький “перехлёст” во времени был: когда становилось вполне очевидным, что данному браку уже не жить, начинались активные поиски замены. Пик Кобелирования, так сказать. Последняя пассия в данном цикле и становилась очередной женой. Через какой-то промежуток времени фактическое состояние оформлялось юридически.

В заключение могу только сказать, что я бесконечно благодарен ВСЕМ своим женам, как бы не сложилась моя с ними жизнь. Все они наградили меня огромной порцией неземного счастья, а последняя и по сейчас продолжает свою нелегкую миссию, безропотно неся тяжкий крест наказания Божьего: быть моей женой...

РАБИНОВИЧ -ДНЁМ ПЕРЕНОЧЕВАЛ!

Итак, после того, как кристально чистый в моральном плане автор рассказал о своих женах, можно слегка и порезвиться. Но ни дат, ни имён!

-Договорились?

Представьте себе, что вы лежите на пляже.

В Сочи, например. Кругом полно полуголых женщин. Или еще лучше, в Голландии, на нудистском пляже: там, вообще, загорают безо всего... Вы, что, будете как-то реагировать? Возбуждаться? Ну, тогда я первый скажу:

-Вам, дорогуша, лечиться пора.

А теперь представьте себе другую ситуацию:

Москва, метро, зима, полный вагон.

И вот, в этот вагон вдруг входит женщина в шубе, а сзади у неё вырез и видна голая попа. Ручаюсь, что не только у здоровых мужиков, но и у семидесятилетних импотентов, а также у сорокалетних алкашей, которые уже забыли, когда они в последний раз ласкали своих Нюшек и Валек, в штанах сделается так горячо, что не прикрой они тут же известное место руками, -скандала не избежать!

В чем дело, спросите?

В контрастах. Нам требуются контрасты.

ОСТАНОВИСЬ МГНОВЕНЬЕ, ТЫ -ПРЕКРАСНО!

Какие слова! Однако, -ошибочка, НЕ НАДО останавливать мгновенье!

Если Вы, лаская женщину, остановились в самой что ни на есть очаровательной позиции и замерли, желая продлить это самое “чудное мгновенье”, то оно, мгновенье это, через некоторое время испарится само собой.

Или, ласкаясь, вы дольше, чем предусмотрено природой, задержали руку в одном месте, пусть даже в самом чарующем: чудо исчезнет, ваша рука вспотеет и только. Нужна динамика!

Динамика и контрасты!

Для достижения некоторого сексуального эффекта вовсе даже и не обязательно переспать с женщиной.

С этой целью, например, смотрят порнуху, журнальчики забавные листают. Вовсе не собираюсь тут пропагандировать эти виды развлечений, дело вкуса. Лично я разика два в год соответствующие кассеты прокручиваю, полезно для стимуляции кровообращения.

В связи с вышеизложенным, хочу поведать читателю пару -тройку эпизодов из своей многоплановой жизни, где о физическом контакте с женщиной не было и речи, а сексуальное удовольствие получено такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Во всяком случае, запомнились мне оба эти момента куда ярче, чем иное, вполне стопроцентное совокупление.

В молодые годы, ещё не побывав ни разу в нашей Северной Столице, загорелся я страстным желанием посетить Эрмитаж, Мариинку, Русский музей и Петропавловскую крепость. Нашлись добрые люди, которые дали мне соответствующий адресочек. На гостиницы, сами понимаете, я рассчитывать не мог: и не попадешь и не расплатишься!

Приехал, представился. Люди интеллигентные, не станешь же им деньги за постой предлагать? Вместе с тем, им то, с какой стати, неудобства терпеть да лишние расходы нести? Словом, интеллигентство заело.

Решил, самое милое дело, устроить им культурную компенсацию: по театрам всех поводить, девчонок в Пушкино прошвырнуть, тем более, они, хоть и Питерские, а далеко ещё не везде и сами-то побывали. Ну, про театры я рассказывать не буду, а вот, как съездил я в Пушкино Царскосельский лицей посмотреть, рассказать придется. Но не про всю экскурсию, а так, небольшой фрагмент.

Девочек в той семье было двое: 17 лет и 15. Та, что помоложе, заупрямилась и ехать со мной не захотела. Поехал со старшей. Ходим по музеям, картины, скульптуры смотрим. Там, где уж чересчур много голого тела, я тактично отхожу в сторону. Словом, оправдываю свою репутацию приличного человека. А девка рвется на волю, в пампасы!

Ей эта вся классика, как выяснилось, до фени! Она пожелала на лодке покататься. Ну, что ж, фирма не стоит ни перед какими расходами! Взяли лодку на прокат. Лодка старого образца: за задней скамьёй загородочка, вроде балюстрады на господской террасе. Я, как кавалер, берусь, было за весла. Нет! Она сама грести хочет. Пожалуйста, греби, сколько душе угодно!

Эту греблю я помню, как сейчас. Я уселся на заднюю скамью, держу в руках рулевые веревочки, а моя милая девочка дорвалась до весел. Сидит она, значит, напротив меня, на средней скамье, ноги широко расставила, уперлась ими для устойчивости в борта лодки, юбочка на ней и так до колен, а тут, вообще вверх задралась и моему взору открываются не только её коленные чашечки, но и, так сказать, весь сервиз.

На ней надеты штанишки, явно маминой работы, из легкой белой ткани и такие свободные! Узенькая перемычка, в сантиметр, не более соединяет в одно целое коротенькие широченные штанины. Не забудьте, что девочка гребет, старается и эта символическая перемычка при каждом её гребке переходит из правого положения в левое, а из левого, естественно, в правое. А переходит-то она через ЦЕНТР!

Все её милые девичьи прелести, как на ладони, в полутора метрах от моих глаз. Низкое вечернее солнце освещает эту картину, не хуже прожектора, ритмичные напряжения её ног придают зрелищу неповторимую прелесть.

Я кручу головой туда -сюда, а она, дурочка ещё замечания мне делает:

-Смотрите вперед, а то в кого-нибудь врежемся!

Искушение продолжалось около часа. Она так ничего и не поняла в своей наивности. Я успешно замаскировал свое состояние, положив авоську себе на колени. Милая, милая девочка!

Эпизод номер два. Это случилось в дешевом профсоюзном походе по Северному Уралу.

В нашей группе было человек двадцать. Среди них ОНА. Не знаю почему, она как-то сразу не взлюбила меня. Что я ни скажу, у неё противоположное мнение. Мне -наплевать, я кадриться с ней не собирался, имел дело только с руководителем похода да с ребятами, соседями по палатке.

На третий или четвертый день устроили днёвку, то есть, хочешь лежи и загорай хоть весь день в лагере, а хочешь пройтись: вот тебе шестичасовая прогулка в сторону от основного маршрута -“обозреть” какую-то достопримечательность. Пошли почти все. Налегке, без рюкзаков. Вышли мы на открытое место, объявили:

-Привал!

Девки, конечно, растелешились: загорать! Минут через двадцать “начальство” орет:

- Подъём! Кончай загорать!

Снова выстроились в цепочку, девки, как были полураздетые, так и двигаться дальше собрались.

Перед этим привалом я шел в цепочке как раз за героиней описываемого эпизода, всё было в норме: на ней был обычный походный наряд -штормовка, тренировки, башмаки. А сейчас на ней такое “бикини”, что закачаешься: спереди ещё был какой-то символический треугольничек из тряпочки, а сзади голо, -только еле заметная ниточка между ягодиц.

Мне чужого не надо, и, поскольку отношения наши были далеки от дружеских, не говоря уж о большем, я решив, что мне принципиально не следует разглядывать её телеса, встал в цепочку впереди её. Так нет, она почти оттолкнула меня и влезла на своё прежнее место!

Вот тут-то всё и началось. Дамочка была в возрасте лет эдак 25-28. Высокая, спортивная и при хорошо развитой филейной части обладала “осиной” талией. Через каких-то триста метров нашего движения начался крутой подъём. Тропа устремилась в облака. И вот, представьте себе картину: в метре от моих глаз на высоте моего лица вздрагивают в напряжении два роскошных полушария. Ритмично напрягаются икры, бедра, тонюсенькая веревочка не в состоянии прикрыть очаровательную коричневую дырочку, сморщенную, как ротик обиженной старушки.

В глубине между этими чудными выпуклостями виднеются волосы её основных прелестей.

Я не смотрел на тропу, мой взор как магнитом притянуло в углубление между её дышащими ягодицами. Мелкие камни выскальзывали у меня из под ног, шедшие сзади, орали:

-Ты, осторожней!

Как я не сорвался на этой круче, вслепую карабкаясь по опаснейшей тропе, непонятно! Подъем продолжался минут двадцать. Вверху на открытом месте дул ветер, группа остановилась и девицы стали утепляться.

Еще несколько дней продолжался этот поход. Я со своей искусительницей изредка обменивался колкостями, а она крутила роман с руководителем похода. Они и в “кустики “ удалялись и в палатку к нему она залезала, а я не ревновал: я был убежден, что такого подарка, какой она, не ведая того сама, преподнесла мне, он от неё всё равно не увидел, что они там в своей палатке ни вытворяй!

Вот, такая странная действительность: вроде ничего и не было, а вспоминая оба эти эпизода, делается мне приятно на душе, и еще и ещё раз благодарю Всевышнего за то, что он создал и мужчин и женщин, и что райское наслаждение можно получить не только от примитивного соединения, а и таким вот, необычным способом, и, конечно, мне НЕ делается мучительно больно за бесцельно прожитые годы!

Вспоминается еще один эпизод. Но это немножко из другой оперы. То же про секс, то же, отсутствие непосредственного контакта, а результат: полное удовлетворение. Только тут слегка мазохизмом попахивает. Однако, к делу и по порядку. Во всём виноваты мои зубы. Очень плохие зубы. Видимо, Бог наказал меня за то, что я слишком часто их скалил без надобности.

Словом, мой коренной снизу слева разболелся так, что хоть на стенку лезь! У кого зубы болели хоть раз, знают, что это такое. Лето, жара. Иду в стоматологическую поликлинику. Я нигде не прикреплен, вообще лечиться не люблю, пошел в районную. Записался к дежурному хирургу. Рвать, только рвать!

Сижу, жду. Вызывают. Захожу. Сажусь в кресло. Врачиха такая худенькая, маленькая, красивая. Лет тридцать, запомнил фамилию: Миончинская. Жара, спасу нет. Окна кабинета раскрыты. Кажется, четвертый этаж, не важно.

Я держусь руками за поручни кресла. Экзекуция

начинается. Она делает мне укольчик и отходит к столу, что-то писать. Они все не столько лечат, сколько пишут. Щека постепенно деревенеет, а зуб все равно болит. Она подходит:

-Не больно?

Сует мне в рот вату, берет какие-то клещи.

Я стараюсь не смотреть на орудия пыток, предпочитаю разглядывать врачиху. Губки тонюсенькие, ярко накрашены, волосы убраны в круглую шапочку, халатик застегнут только на одну пуговицу. Когда она стоит или прохаживается по кабинету, вроде все нормально, а вот, когда она ко мне наклонилась со своими щипцами, я увидел, что под халатиком нет НИЧЕГО.

Зуб оказался не простой, она его крутила, ломала, меняла несколько раз свои инструменты, двумя руками держа клещи, изгибаясь всем корпусом, изо всех своих сил пыталась одолеть упрямца. Зуб не поддавался. Позвала сестру, чтоб та какими-то железками пошире рот мне растягивала.

Я чувствую треск и хруст, рот заполнен слюной и кровью: ни сплюнуть, ни проглотить. Сижу, как партизан в гестапо, руками вцепился в кресло. Болит уже не только зуб, а вся растревоженная челюсть, больно щеки, так как сестра, растягивающая мне рот, тоже устала и тянет, не контролируя свои усилия. Шею свело от неудобной позы. Словом, обстановочка!

Измученная Миончинская не замечает, что халат на ней уже совсем нараспашку. Лифчика на ней не было и мне отлично были видны её маленькие, почти детские груди, капельки пота стекавшие у нее между грудей вниз на живот. Скосив глаза я видел её ажурные зеленые трусики, её стройные ноги в черных туфлях -лодочках на босу ногу.

А она, сжав для упора своими ляжками мою ногу, и, едва не падая на меня, из последних сил расшатывала неподдающийся зуб.

И мне ХОТЕЛОСЬ, чтобы эта пытка продолжалась

бесконечно. Мой член, едва не разрывал тугие плавки, врачиха раскачивала уже полу вылезший зуб, я продолжал вращать своими ненасытными глазами, переводя их от её грудей на ноги. И, как-то неожиданно все кончилось:

Миончинская отринула назад, едва не упав с окровавленным трофеем в клещах, сестра отпустила, наконец, мои измученные щеки, а я испытал сильнейший оргазм, аж в висках застучало.

Вот, такое вот приключение!

Интересен этот факт для меня тем, что во время всей этой зубодергательной процедуры, никаких физических раздражений мой “прибор” не получал: ноги мои были раздвинуты на ширину её ляжки, руки лежали на поручнях кресла. Своего рода телепатия. Материализованная секс -фантазия...

После описания всех этих совокуплений на расстоянии, считаю необходимым ещё раз убедить Читателя, что со мной все в порядке, хотя, теперь в это поверить всё труднее и труднее.

Но, честное слово, ни с коровой, ни с овцой -ни разу! Только женщины...

Кстати, а сколько же их нужно, этих самых женщин нормальному мужчине? Кому одна, а кому и нескольких тысяч маловато. Разные примеры из ИСТОРИИ имеем.

Я считаю нужно столько, сколько возможно, плюс еще одну! Шутка...

Сколько их было у меня? -Большой секрет! Не в

количестве дело, даже не в качестве. Ведь это самое качество, -вещь субъективная.

Один древний мудрец и богат был и сам из себя ничего, а спутница жизни у него, говорят, была страшней войны. Ему намекали приятели:

-Сократ, ты, что, пальцем деланный? Получше-то не мог бы себе подобрать?

И Сократ (может и не Сократ, а Геродот, Архимед, Евклид... Какая разница?) Сократ, значит, отвечает:

-Если бы вы посмотрели на нее МОИМИ глазами...

Вот так -то, братцы. Секс, -дело сугубо личное....

Ну, а меня лично, какая сила заставляла искать от добра добро?

Ну, с первой моей женой, надеюсь, всё ясно: девушка, даже став дамочкой не захотела фантазировать, не сочла нужным превращать ночной отдых в своеобразное развлечение:

-Делай скорей, я спать умираю!

А последующая моя подруга? Тут уж ничего

не скажешь: в смысле фантазии она мне запросто нос утрёт!

Так в чём же дело?

Любовь, - вещь прекрасная, но очень хрупкая.

Неосторожное слово, случайный взгляд не в ТУ сторону, легкий упрек или маленькая ложь -страшные, разрушительные факторы.

Как можно целовать губы, из которых час

назад в тебя, как плевок, вылетело слово “СВОЛОЧЬ”? А естество все равно своего просит. Вот и получается без роз и без стихов, молча, по-деловому, обидно для женщины и неполноценно для тебя самого.

А ведь я хитрю! А ведь я недоговариваю! Да, грубость, взаимные обиды -это для любви, как песок в двигатель. Но только ли в этом дело?

То-то и ОНО! Сказанное, это всё так, все правильно, но главное, что бросает нас в объятия разных женщин, порой ставя под удар всю налаженную жизнь: семью, карьеру, здоровье -это неистребимое желание познать любую понравившуюся женщину, найти в ней и выковырять из неё ту изюминку, которой нет у твоей постоянной подруги, найти тот самый 102 элемент, без которого тебе жизнь не в жизнь.

И когда достигнут очередной успех, условно назовем это “победой”, (хотя и дураку ясно, что истинная победа, - это только изнасилование, так как во всех остальных случаях твоя “победа” -это всего лишь результат хитроумной женской интриги), выясняется: что изюминка, -с гнильцой, 102 элемент, -не той валентности, и, вообще, вы по резус-фактору несовместимы.

Ну и что? Разочарование в жизни? Руки опускать? -Нет, снова вперед! К новым поискам, к новым победам!

Где же берутся эти временные подруги? Вариантов столько, сколько людей на свете.

Я лично всю жизнь изображал из себя джентльмена: на улице не знакомился, -меня должны были ПРЕДСТАВИТЬ даме. Никаких интрижек в командировках с горничными в гостиницах, с проводницами в поездах, с официантками, стюардессами я себе не позволял.

Мой ареал: коллеги по учебе, товарищи по работе, спутницы в дальних странствиях, а также женщины по рекомендациям упомянутых коллег, товарищей и спутников. Без рекомендаций я позволял себе, в виде исключения, заводить знакомства на вечеринках в хорошо знакомых компаниях: дни рождения, свадьбы, похороны. Сам себе, как истинный джентльмен, насоздавал множество разных ограничений в вопросе знакомств на предмет сексуальной близости. Например: я никогда не позволял себе заводить шашни с женами своих друзей или даже просто знакомых.. Замечу, что друзья мои не всегда платили мне той же монетой!

Еще одно обстоятельство, существенно ограничившее мои возможности в выборе партнерш для красивой жизни: у меня с детства (спасибо родителям!) аллергия на никотин, поцеловать в губы курящую женщину я физически не могу.

А в наше время свободы и демократии добрых 70 процентов представительниц прекрасного пола курение считают особым шиком.

К перечисленным ограничениям я добавил бы

еще и чисто нравственные аспекты: я не стану ласкать откровенную воровку или аферистку, если я установил этот факт ДО того. Но уж если “процесс пошел” и я ПОТОМ узнаю о своей избраннице нелицеприятные подробности, тут, ничего не поделаешь: зуд в штанах, как правило, побеждал мои несгибаемые принципы.

Все мои романы проходили шито-крыто, так сказать, без отрыва от основного производства. Только однажды я позволил себе исключение: объявил во всеуслышание о том, что ухожу из семьи. Что-то с разумом моим стало! Скандал с нервотрепкой продолжался около года.

С трудом удалось восстановить СТАТУС КВО.

Все мои дамы имели клички, все адреса -телефоны в записных книжках зашифрованы, была разработана хитроумная система “железных” алиби. Одно всегда хромало: всю свою сознательную жизнь я прожил НИЩИМ, хроническое безденежье постоянно преследовало меня. В самые активные и красивые годы мои я нес на себе страшное проклятие Советского режима:

-ЧТОБ ЖИТЬ ТЕБЕ НА ОДНУ ЗАРПЛАТУ! Кроме всего прочего, я -человек семейный. Семья на первом плане и, при грошовой своей зарплате, на свои кавалерские надобности денег от семьи я не отрывал. Благородно, не правда ли?

Спасало меня то обстоятельство, что времена были другие: любовь давалась за любовь!

А кобелирование моё было, в основном, со спортивным уклоном: байдарка, пешие походики по родному Подмосковью с ночевкой, лыжные вылазки с обогревом на “базе”. Были, конечно, и букеты цветов, были и рестораны. Но чаще, всё же, походы в кино, эскимо на палочке, ну и моя жизнеутверждающая поэзия!

С антуражем тоже сплошной кошмар.

Еду, к примеру, в электричке. Напротив дамочка, так вся и просится! Или, скажем, девушка, смешливенькая и очень даже не против!

Я перья распушу, бывало: и шутки и анекдоты, а потом уж и намеки идут, как, мол, насчет встретиться? Дело почти на мази. Но тут моя станция, мне выходить, я встаю, снимаю с крючка предательскую авоську с хлебом и картошкой... Рожа у спутницы становится кислая, кислая.

Ну какой после этого, скажите, роман?

Не будешь же ей объяснять, что у меня, мол, мама при смерти?

Все мои прокурорши и директорши были постарше меня годков на 10-15. Это результат моих бесплодных поисков “высокой квалификации”. Ничему сногсшибательному в сексе они меня не научили, а вот, как бабы мужей обманывают, я у них насмотрелся досыта.

Лежим, к примеру, в постельке у какой-нибудь её подруги. Днем, естественно! И я ”на работе” и её муж на работе. Но, муж, зная свою прохиндейку- жену, может возыметь желание накрыть её с поличным. Для этого делаются упреждающие маневры. Дама, абсолютно голенькая, берет с тумбочки телефон и звонит мужу на работу. Я в ужасе:

-Что ты делаешь?

А она мне:

-Успокойся, дорогой!

и в трубку:

-Вася, приезжай скорей в ГУМ на первую линию, я лечо купила десять банок. Я не знаю, как я всё это дотащу!

А у Васи совещание, он никак не может сейчас, и все машины в разгоне. Она ругает его и вешает трубку. Я интересуюсь, как она потом выкручиваться будет.

-Глупенький, лечо давно уже дома. Скажу ему, дураку, что на такси потратилась!

Или, они, дамы со стажем учили меня, как надо в дом к любовнице проникать, как к себе водить. На всё свои отработанные приемы.

А мораль? Интереснейшие “повороты” попадались!

Одна дамочка охотно встречалась со мной на конспиративной квартире только лишь в том случае, если её муж уезжал на срок, БОЛЬШИЙ, чем две недели. Мы встречались сразу на другой день после его отъезда. Только один раз. Я интересовался, почему? Ведь у нас впереди еще столько дней? Она объяснила, что она честная женщина и ей нужен срок, чтоб “забыть” нашу встречу:

-А то как я мужу в глаза посмотрю?

Но, главное, приятно мне было с ними дело иметь: вымытые все, стервы, ухоженные, пахнут приятно, а уж бельишко на них, закачаешься!

Мне не приходилось своих великовозрастных подруг ни по театрам водить, ни по ресторанам: на люди соваться со мной они остерегались: мало ли на знакомых напорешься! “ХАТУ” также они организовывали, а к вдовушкам я и на дом захаживал. Денег я на них почти не тратил.

ПОЧТИ, все-таки, без пирожных и без бутылочки сухенького на свидания не приходил. Я вам сказал уже, кажется, что я всегда джентльменом был?

А вот ежели возникал финансовый вопрос в противоположном направлении, то есть, если дама пыталась МНЕ деньги предложить, отношения прерывались незамедлительно: Советский инженер деньги за любовь не берет!.

Этим самым я намекаю вам, дорогой Читатель, что АЛЬФОНСОМ я никогда не был. (Дурак, скажете?)

Расхвастался своими победами над старухами! Да нет. Во первых эти мои “Старушки” многим молодым очков вперед дали бы, а во -вторых и тут, со “старушками” не всё всегда гладко проходило.

Вот, помню, дамочка, кличка Кожница, капитан медицинской службы.” Бабенка -кровь с молоком, лет 38.

У нее дочь, десятиклассница, в той же компании вместе с мамочкой время проводила.

Мой визит строго целевой: мамаша. А тут дочь её под ногами путается. Танцы, шманцы, анекдоты. Короче, девочка слегка влюбилась.

Я форсирую только мамашу: зачем мне трудности и приключения? А у мамаши, видать, идея: а что, если этого шустрого Юрия Александровича взять да и женить на доченьке?

Раза три в течение месяца встречались мы все втроём в той компании. Танцуем в комнате, на кухне я мамашу тискаю, а в прихожей дочь, -сама целоваться лезет...

Все-таки девочка поняла, что не стоит на меня время терять, тем более, выпускные экзамены на носу! А с мамашей я прокатился на природу пару раз. Как раз в том месте были, где меня впервые на байдарку посадили. Купались в заливе водохранилища. У неё, помню, купального костюма не оказалось, так она, ничего, голенькая при мне купалась. Я основательно потрогал её, естественно. Но дать так и не дала. Проститутка!

В семидесятых годах вышел на экраны фильм “Осенний марафон”. Когда я смотрел этот фильм первый раз, я нарушал общественный порядок, сотрясая зал своим истерическим хохотом. Это же про меня!

Героиня артистки Нееловой в этом фильме возненавидела часы своего любимого. Так это же Я так возненавидел золотые часики одной своей подруги, что аллергия к женским ручным часам осталась у меня на всю жизнь! Не верите? Спросите по тихому у моей жены!

Та дама была очень красива! Высокая, стройная, как античная статуя, она любила демонстрировать себя передо мной обнаженной в различных эффектных позах. Стоит, вертится, я любуюсь ею, а она смотрит на часы!

Но самая дорогая мне из всех моих подруг была, так называемая “АПН -новости”. Наше общение можно выразить термином:

ЛИРИЧЕСКАЯ ДРУЖБА.

Эта женщина, без дураков, была настоящим другом. Шибко партийная, она состояла членом тех организаций, от которых тогда людские судьбы зависели. Мне представился случай оказать ей существенную услугу. Какую? Неважно! Она не забыла этого. Пару лет спустя для разговора по одному делу я пригласил её в ресторан. Поговорили, слегка поддали, она меня пригласила к себе “на чашку кофе”. Ещё выпили, и, как-то сразу, почувствовав взаимную симпатию друг у другу, начали целоваться,. как сумасшедшие. Она была почти моей сверстницей. Я стал трогать её и она сама предложила мне остаться на ночь. Сознаюсь, я тогда оскандалился. Выпил, видимо, лишнего, поволновался, почувствовав ответственность А уж отличиться так хотелось! Легли, а я ни тпру, ни ну! Пришлось действовать спец-методами. Представьте, ей это очень даже понравилось! Стали встречаться. Иногда в театры ходили, оттуда -к ней.

Поразила меня её бесстыдная откровенность. Она сама, без всяких домогательств с моей стороны, сказала, что у неё сейчас семь любовников.

Я -восьмой. Все женатики, кроме одного. Все мы ей одинаково приятны, как люди. Я не утерпел и тут же спросил:

-А, как мужчины?

-А как мужчины вы все разные и в этом весь интерес.

Я не смог сдержать мучившего меня вопроса, на каком, мол, месте я в ЭТОМ ДЕЛЕ по сравнению с другими? Она сумела спокойно, без истерик, объяснить мне, что ни величина “прибора”, ни длительность его работы не определяет степень удовольствия. Важно, как ведет себя партнер. Как он относится к ЭТОМУ, как ласкает женщину. И дальше, в этом же роде. Тогда я спросил её, а почему она сегодня со мной? Она ответила просто и понятно:

-А потому, что ты сегодня ПЕРВЫЙ мне позвонил. Все они тоже сегодня звонили. Но я сказала им, что занята.

Вот такая у меня была с ней ЛИРИЧЕСКАЯ ДРУЖБА. Она сильно помогла мне в моей карьере, я в свою очередь, не оставался в долгу: неоднократно я делал для неё сложные расчеты, которые она потом выдавала за свои труды.

С этой женщиной я встречался, примерно, лет десять с перерывами на год, на два. И никаких сцен, и никаких истерик!

-Чем хвалится автор? Женатый человек! Свои

мерзкие похождения, как какие-то подвиги преподносит...

-Подождите, не так быстро. Допустим, текут две реки почти параллельно. Текут, друг друга не трогают. Как называется территория, находящаяся как раз между этими реками? Правильно, МЕЖДУРЕЧЬЕ...Другой пример: зима по календарю, вроде, кончилась, а морозы все продолжаются. А потом вдруг тепло и все тает, и опять, -мороз и, вроде зима. Как называют такой период? Правильно? МЕЖСЕЗОНЬЕ. Так вот, уважаемый Читатель, все мои “художества” ( за редким исключением!) происходили в период МЕЖДУЖОНЬЯ.

ПРИЯТНО ВСПОМНИТЬ!

Поймите меня правильно: я вовсе не считаю себя Дон Жуаном или Казановой! Я совсем не хочу сказать, что женщины гонялись за мной, как за кинозвездой или за поп -символом! Но, братцы, жизнь-то длинная, вот и понабралось всякого. Кое-что вспомнить особенно приятно.

Вот это, скажем, можно назвать:

Страшная месть.

А случилось это в тот период моей биографии, когда я был в расцвете своих физических возможностей, достаточно поднаторел в байдарочных походах, знал и умел узлы разные завязывать, в дождливую погоду, запросто, костер с одной спички зажигал, любую палатку за две минуты мог установить, таскал рюкзаки по сорок кг, ну и прочие туристские задачки решал быстро и качественно.

В “мастера” я никогда не лез, ну, а на семейном уровне выступал вполне квалифицированно.

И вот, как-то, в несложном байдарочном походе по родному Подмосковью остановились мы на привал. Мы- это я, жена и дочь. Разбили палатку, костёр, ужин. Нормально, Константин!

Дождичек стал накрапывать, темнеет уже, вижу рядом с нами остановились на ночлег трое горе -туристов: парень лет двадцати, пижон, из ТЕХ, по прическе видно и двое девиц ему под стать.

И все-то у них не клеится, и палатка падает и костер не разгорается. Ругаться начали, девки чуть не плачут: замерзли и промокли. А я сытый, довольный собой ( у нас-то, порядок!) подхожу к этой компании и так, баском, покровительственно:

-Ну, что, ребятишки, проблемы?

И в пять минут наладил им и палатку, и костер, и насчет дальнейшего маршрута совет не лишний дал. Словом распустил свой хвост павлиний: одна из двух девиц очень мне приглянулась. Сделал дело и молча, с достоинством отошел к своим. Я не навязчивый!

На другой день утром мы быстренько позавтракали, погрузились, но, прежде, чем отплыть, я подошел к палатке этих горе-туристов и бросил небрежно:

-Ребятишки, если вас хорошие маршруты интересуют, позвоните, рад буду помочь советом.

Назвал им свой телефон, имя отчество и отчалил со своим семейством вниз, по водной глади...

На неделе мне звонок, так и знал: ОНА. Произвела, видимо, на неё моя показуха!

Встретились пару раз по спортивному, естественно, на байдарке, так, легкие однодневные вылазки.

А на третий раз я уговорил её поехать со мной в двухдневный поход, с ночевкой. Бутылочку не забыл захватить. Рассказал ей, какой я несчастный в семейно жизни, что, мол, только дочку жалко, а то бы давно... И так далее. Песня не новая, тем не менее, девочка не сопротивлялась. А еще через пару “походов”, уже однодневных, она поведала мне КТО её папа. А папа был О-го-го! У них дача в Архангельском, не своя, Государственная.

И закружилась у Юрочки голова: а не попробовать ли ему попасть без драки в большие забияки?

Словом, когда она пригласила меня на дачу, чтоб познакомить с мамой и сестрой, я уже принял решение: ДЕРЗНУ!

И визит состоялся. Папаши, слава Богу, в тот день на даче не было. Девочка меня встретила, провела через охрану, познакомила с мамочкой, эдакой раскормленной, любезной дамой с маленькими злыми, бдительными глазками. Вкусный обед подавала домработница! Потом прогулка по саду, аж до самой до реки.

Ба! Да это ж моя Москва река, это ж мой воскресный байдарочный маршрут!

Но воскликнул я это про себя, так как уже за обедом понял, что мне не светит, что моё дело пахнет керосином, что мой номер тухлый: мамочка мне четко дала понять, что с моим свиным рылом нечего соваться в калашный ряд!

А потом играли в бадминтон и все это время не прекращался любезный, изуверский допрос этой номенклатурной стервы.

Я поддерживал светский разговор, улыбался, вертелся, как уж на сковородке, но на чай оставаться не стал. Попрощался, ссылаясь на завтрашнюю командировку. Девочка вывела меня через охрану, спросив сквозь набегающие слезы:

-Тебе не очень понравилась моя мама?

Я утешил её, сказав, что это дело времени, и что главное это не мама, а то, что я все равно её люблю.

На следующее воскресенье я снова пригласил свою девочку прокатиться на байдарке. Но маршрут не назвал. Кстати, созванивались мы с ней через её подругу, так как прямой связи с этим номенклатурным ребенком просто не было. Она согласилась, но по её тону я почувствовал, что ей за меня дома устроили хороший втык.

И вот он наступил день моего возмездия.

Я уже знал полный распорядок дня этого недоступного семейства: когда они встают, когда завтракают и когда на речку купаться ходят. А так как, я и прежде много раз ходил по реке мимо их дачи, рассчитать точно время для моей “мести”, было несложно.

Девочка моя не подозревала, что мы будем проплывать мимо её родных мест, так как я обозначил эту прогулку, как “поход по Истре”, а в географии подружка моя была не копенгаген.

Всё шло, как по маслу: мы плыли, перекусывали, “поупражнялись” в кустиках, причем, не нарочно, но вышло так, что в этот раз я усадил её прямо на муравейник. Не по злобе, честное слово, не по злобе!

День был солнечный, на реке полно байдарочников, нас обгоняли, мы обгоняли, словом -наслаждец!

Уже давно плывем по Москва реке, ОНА этого и не подозревает! Чую, скоро заветный поворот, а там открывается вид на её дачу.

И тут я очень-очень прошу свою девочку доставить мне особое удовольствие. Она не упрямится, забирается ногами в форпик (поясняю для тупых: в нос байдарки), переворачивается на живот, устраивается поудобней и лежа на днище лодки делает мне то, что делала Биллу Клинтону Моника Левински, сидя у него под письменным столом, в то время, как он разговаривал по телефону с Конгрессом.

Лодка выходит за поворот реки, там небольшая стремнинка, скорость повышается, я гребу во-всю, откинувшись корпусом на заднем сиденье, а моя возлюбленная, лёжа на дне лодки, в это время старательно трудится надо мной своим прелестным ротиком. В реке полно купающихся, словно суп из людей, того и гляди на кого-нибудь наткнешься!

Ага, вот и знакомая компания на берегу: номенклатурная мама с другой своей дочкой и солидный гражданин в пижаме. Уж не папаша ли?

Меня заметили и узнали. Сестренка моей возлюбленной делает мне ручкой, мамаша не видит меня в упор, ну, а Глава Семейства -не в курсе: он никак не реагирует.

Я кладу весло, делаю им рукой жест -победное римское приветствие и тут же обмираю в волшебной судороге: моя девочка прекрасно справилась с деликатным поручением!

Знай эта стерва, чем занималась её любимая дочь в десяти метрах от неё, сдохла бы на месте!

Мы благополучно закончили свой маршрут, но сразу не расстались, а заскочили к одной моей знакомой, частенько предоставлявшей мне “хату”.

И там я приласкал свою девочку еще раз, причем был нежен с ней, как никогда: это была моя благодарность за то огромное моральное удовлетворение, которое испытал я, совершив свой символический плевок в рожу этой издевавшейся надо мной сытой даме, которая олицетворяла для меня тогда всю Номенклатуру.

Больше мы не виделись, Бедная девочка позвонила мне на работу, сказав, что у неё сложности дома. Мне всё было ясно и без звонка.

Кстати, об этом деликатном “французском” способе. С некоторыми своими партнёршами по “нежной страсти” я прибегал к нему, но не потому, что этот прием мне нравится. Для меня это был, как бы, момент истины, своего рода индикатор, подтверждение факта, что тебя действительно, любят, тебя хотят.

А что касается удовольствия, тут большой вопрос: лично мне куда приятней нырять в нежное и влажное влагалище, чем царапать свою головку о жесткое нёбо и шершавый язык!

Следующий эпизод я назвал бы:

Интрига

Дело было в самом начале моей кобелиной

практики. Туристический поход по бесплатной профсоюзной путевке. 25 женщин и пять мужиков. Мужики, скажем так, завалященькие. Один, правда, красавец, умница, доцент университета, вдобавок ко всем этим достоинствам, -прекрасно играет на фортепиано и плавает, как бог, стилем, красиво.... Ну и я, само собой.

Я -нищий студент, понятно, а вот какой ветер занес этого доцента в дешевую профсоюзную экскурсию до сих пор не понимаю. Но не в этом дело. Девицы? Коротышки, замарашки, замухрышки и страхолюдины. Абсолютно не шучу. Помню с Юрой Ульминым, своим другом и учителем по туризму, сидели как-то на Истре у костра, за жизнь разговаривали. А мимо байдарки плывут, а в байдарках девицы сидят одна страшней другой! Я и сказал Юре:

-Слушай, а ты заметил, что все эти туристки такие некрасивые?

Он мне, со свойственным ему темпераментом почти закричал:

-Юра, красивые девки сейчас в ресторанах сидят, а не на байдарках прохлаждаются!

Ну, это я так, кстати. В нашей группе была все-таки одна особа заслуживающая внимания!

Не сказал бы, что она красива, она лучше всех была в этой группе, это бесспорно, но быть лучшей в том паноптикуме, еще не значит, быть красивой!

И всё же это была дама яркая, крупная, фигуристая, умная, сильная. Врач по специальности. Незамужняя.

Словом, в нашей группе она была примадонна.

И я на нее глаз положил: не пропадать же отпуску!

А она, коварная, глаз на доцента положила. Доцент постарше всех нас, он гордый, он, конечно, не против, но хочет, видимо, чтоб она сама в рот к нему прыгнула, а он только, чтоб заглотал и всё.

И я вижу, дело керосином попахивает: дамочка, действительно, уже почти готова сама доценту свои услуги предложить. А в отпусках, ковать железо надо срочно там некогда рассусоливать. Ежели ты в первые три дня не обзавелся подружкой, считай “холостым” весь отпуск проведешь!

Доцент, правда, еще что-то соображает, взвешивает, не торопится. Ну, ладно, думаю, ты не торопишься, а я постараюсь! А как тут стараться, ежели у неё-то на уме ОН, а не я?

Надо сказать, что разместили нас в гостинице, где я оказался в одной палате с доцентом. Палата на третьем этаже, балкон, а по балкону лианы обвиваются или может это виноградный куст такой вымахал. Утверждать не стану: я в сельском хозяйстве профан. Короче, при желании, по этой лиане или виноградине можно запросто спуститься на землю, если, конечно, шею не свернёшь!

Привезли нас в тот пункт где-то после обеда, туда -сюда, пока расположились, и уже только после ужина всей компанией на море пошли.

Стемнело, пляж опустел. А мы только начинаем своё купанье. Доцент острит, перед группой харахорится. Чувствую: дозревает. Моя избранница аж в рот ему смотрит, его уму-разуму надивиться не может.

Искупались, оделись, всей группой двинули к гостинице. Моя избранница норовит к доценту пристроиться, но тут у нее промашка вышла, другая девчонка шустрее оказалась: цапнула доцента под руку и прилипла к нему.

Доцент оглядывается, а где, мол, ОНА, а я тут, как тут, не растерялся, за руку её схватил, остановил, почти насильно, и нашептываю чушь какую-то:

-Смотри, вон парочка за камнем лежит!

Она:

-Где, где, не вижу?

А я:

-Да вон, вон они!

а там и нет никого, но мы остановились, я что-то шепчу ей на ухо, доцент это видит. Вся наша группа ушла от нас за это время шагов на сто. Я ей:

-Не торопись, не бежать же за ними, до отбоя успеем!

В гостиницу пришли: группа с доцентом вместе, а мы чуть-чуть поотстав. В вестибюле гостиницы я, как живчик крутился, следил, чтоб между доцентом и ЕЮ никаких контактов не случилось. Так и вышло, попрощались и спать по палатам разошлись. Мы с доцентом легли, о музыке, о других высоких материях поговорили и затихли. Но я следил внимательно, чтоб он не уснул.

И вот, когда все уснули, а он, чувствую, еще не спит, я тихо встал, впотьмах оделся, вышел на балкон и спустился по лиане во двор гостиницы. Шлялся без толку по двору часа четыре. Потом взобрался по той же лиане на свой балкон, крадучись вошел в палату, тихонечко разделся и лег в свою кровать. Бедный доцент все это время не спал, меня караулил, но, однако, мужественно делал вид, что спит.

Наутро моя избранница за завтраком несколько раз кокетливо обращалась к доценту.

Он отвечал ей холодно и с достоинством, не поддамся, мол, на ваши хитрые штучки! Ишь, какие, задумали из меня ширму себе устроить! Потом доцент, вообще, удалился от нашей компании, нашел где-то товарищей по возрасту, ходил с ними в теннис играть.

Дамочка подергалась, подергалась да и упала в мои объятия, благо повод был подходящий: мы на Ай-Петри ходили в ночь, восход солнца смотреть, так из всей группы захватить одеяло только я один сообразил. А там было ой, как не жарко! Все тряслись, как цуцыки. Но ЕЙ я любезно предоставил местечко рядышком: она не сильно сопротивлялась. Дальше все пошло, как по маслу.

Этот роман не имел продолжения, хотя она была москвичка и мне очень во всем понравилась: я был женат, и она не захотела быть второй.

Но был в этой истории один пикантный момент. Моя Лидия сразу после нашей женитьбы заболела. Разными болезнями мучилась, в том числе и гинекологическими. И вот, года три спустя после моего туристического романа, жена разворачивает газету и там портрет знаменитого гинеколога, ему тогда звание лауреата Сталинской премии присвоили. Жена развеселилась, хвастает мне:

-Знаешь, Пупик, этот дядя мне в пипу лазил!

А я в ответ возьми да и скажи:

-А я его внучке в пипу лазил!

Я ведь еще тогда знал, что она внучка знаменитого гинеколога и пошла по стопам деда.

С доцентом я больше никогда не встречался, а жаль, интересный человек!

Следующий рассказ я озаглавлю:

Гонки с препятствиями

Я зарекался, что в описании моих амурных похождений не будет ни дат, ни имён, но что поделаешь, без информации о некоторых конкретных подробностях просто рассказа не получится! Конечно, эти подробности обязательно выведут опытного следователя на определённые временные рамки, а там недалеко уж и до персоналий. Но, кто не рискует, тот не пьет шампанского!

А именно, в этом рассказе я вынужден сообщить читателю, что главным действующим субъектом был автомобиль марки ”Запорожец”. (ныне - иномарка!) А в какие годы я катался на Запорожце? Ясно. Остается проследить моё окружение и, дело в шляпе.

Получаю я на работе поздравительную разукрашенную открытку, к очередному дню рождения: “ПОЗДРАВЛЯЮ, ЖЕЛАЮ”. От такого поздравления даже у импотента в штанах тепло станет. А я тогда был ещё на уровне. Словом, пригласил я автора этой открытки в ресторан. Оттуда благодарная моя поздравительница увела меня к себе домой. Утром вместе на работу. Деньков через пять, когда лишняя десятка в карманах завелась, я её на ВДНХ приглашаю. Посидели там в какой-то харчевне, погуляли по ботаническому саду, потискались, разомлели оба, -ко мне домой поехали. Обстановка позволяла.

А вскоре я приехал на работу на машине, хотя обычно я ездил на работу общественным транспортом. Ну как тут не покататься? Середина лета. Дни светлые. Мы доехали до Звенигорода и полил дождь, да такой: стена водяная. А мы в центре города. Пришлось остановиться: дворники не справлялись с потоком воды, и впереди на метр ничего не видно. Сидим в машине, светло, но кругом сплошная стеклянная водяная штора.

Я поцеловал свою спутницу и, поняв, что в такой ливень нам до леса все равно не добраться, повернул рычажок и её сиденье опрокинулось назад. Я как-то заполз на неё (Запорожец не Мерседес!) и сумел сделать своё маленькое, но очень нужное дело. Днем, прямо посреди улицы. В славном городе Звенигороде. Может слыхали? Это “Русская Швейцария”.

Вечерело. Дождь кончился. Мы поехали по бетонке в сторону Ленинградского шоссе. Километров 10-15 отъехали от Звенигорода, лесок, удобная, накатанная свертка.

Тогда с этой самой экологией не больно-то нянчились, въезжали в лес на машинах, кто насколько сможет. Первыми застревали, естественно, “Волги”, “Москвичи” прорывались подальше, ну а я на своем боевом коне мог хоть по грибы, хоть по ягоды! Если где и застревал, так сам себя один и вытаскивал!

Въехали мы, значит, с подружкой в лес. Лес редкий: ели, сосны. И, между прочим, всюду видны колеи от машин. Мы метров сто от шоссе заглубились. Потрепались, потискались. Стало темнеть. Ну, думаю, тут ни одна душа не увидит. Разложил сиденья поудобней, подстелил какую-то рогожку, в машине таковая про запас всегда имеется! Только начали осуществлять своё право на личное счастье, как в глаза резанул свет фар: еще одна машина, причем, как раз “Волга”. Машина покачиваясь проехала в метре от нас и остановилась рядышком. Фары погасли.

Я понял, что это наши коллеги и спокойно продолжил своё занятие.

После “чудного мгновенья” мы полежали еще минут 15 и вылезли из машины: мальчики налево, девочки -направо. Вижу, из “Волги” тоже вышла девица и удалилась в кустики в направлении моей подруги. Я забрался в машину, жду свою даму. Жду 5 минут, 10. Сколько же можно мочиться? Вдруг она появляется и холодным тоном заявляет мне:

-Дай мою сумку, я поеду на “Волге”!.

Я протягиваю ей требуемое и говорю:

-А ты отдаешь себе отчет? Ты знаешь этого человека?

-Это тебя не касается!

Я молча отвернулся и включил стартер. И тут к машине подошла ТА, из “Волги” и хорошим, тихим голосом, улыбаясь и пристально глядя мне в глаза говорит:

-Вы не будете так любезны подбросить меня до Ленинградского шоссе? Это Вам по дороге.

Я что, я -пожалуйста.

Мы тронулись к шоссе, “Волга” с моей коварной подругой осталась в лесу. Я выехал на бетонку, но не успел проехать и полкилометра, как моя новая спутница легко взяв меня за руку так же тихо и глядя мне в глаза говорит:

-Не надо сильно разгоняться, сейчас удобный спуск будет.

Я даже удивиться не успел, а она продолжает:

-Вот здесь, круче поверните, пожалуйста, тут очень удобное место!

Я притормозил, слегка повернул машину вправо и, действительно, в свете фар увидел удобный съезд с шоссе.

Машину я остановил, едва проехав первые два ряда деревьев: подумал, таки, о том, как отсюда буду выбираться в кромешной темноте?

Как только машина остановилась, женщина, не говоря ни слова, обхватила меня обеими руками за шею и принялась исступленно целовать. Я шарил по её попке, пытаясь достать до голенького, но запутался в конструкции её одежды, на ней было что-то нестандартное, вроде комбинезона, с какими-то металлическими бляшками, хитрыми кнопками, которые я никак не мог расстегнуть.

Когда она почувствовала, что я созрел, она также тихо, обращаясь на ВЫ, сказала:

-Опустите спинку, и не трудитесь, я все сама сделаю!

Я нажал заветный рычажок и упал навзничь на заднее сиденье вместе с откинувшейся спинкой.

Она, щелкнув какой-то кнопкой, в одно мгновение оголилась от пояса до колен, но осталась в закрытой наглухо курточке: её грудей я так и не увидел. Штаны же её хитрого комбинезона, буквально развалились на две части.

Всё произошло в какие-то секунды, я едва успел расстегнуться, как она уселась сверху, целиком приняв меня в себя. Ноги её были круто согнуты в коленях, ляжки широко расставлены в стороны, руками она крепко прижала меня к заднему сиденью. Она стала раскачиваться на мне, как фарфоровый китайский мандаринчик, не столько приподнимаясь и опускаясь, сколько поворачиваясь в разные стороны, я как бы ввинчивался в нее....

Так как я в тот день проделывал эту приятную процедуру уже в четвертый раз: утром-то с любимой женушкой успел “поупражняться”, я долго не смог достичь своей кульминации. Она, по видимому, тоже, никуда не спешила, и, не уставая ёрзала на мне, как волчок.

Я обхватил руками её попку, стараясь добраться до заветного отверстия, но мне это не удавалось: мои плечи были, буквально, “припечатаны” её руками к сиденью.

Привыкнув к темноте, я смог, наконец, разглядеть её лицо серьезное, усталое, красивое. Толстые губы её казались еще толще от размазанной губной помады. А вкуса помады я не почувствовал, когда мы целовались, очевидно, всю её слизал водитель “Волги”.

Весь этот анализ я проделал только потом.

А тогда, я целиком, не рассуждая, предавался этому необычному происшествию, не думая ни о заразе, ни об ответственности. О криминале тогда, вообще, не думали.

Наконец, я закончил, выпустив в неё свои жалкие последние капельки. Она же, видимо, ухитрилась за время нашей близости достичь своего апогея раз десять, так как она неоднократно приостанавливала на несколько секунд свои “винтовые” движения и лицо её при этом как-то морщилось. Но ни вскриков, ни шумных вздохов и, вообще, никакой показухи.

Увидев, что я “готов”, она как-то боком скатилась с меня и в одно мгновенье вновь оказалась затянутой в свой комбинезон.

Я обалдело молчал, не соображая, о чём с ней разговаривать? Понятия не имел, кто она такая. Чувствовал себя опустошенным физически и переполненным мужским, животным самодовольством.

Завел мотор и задом попятился к шоссе. Боясь застрять, сильно нажал на газ и, буквально, вылетел на бетонку, едва не перескочив в противоположный кювет. В полной темноте, без всякой страховки: ехал бы там в тот момент какой-нибудь самосвальчик, не читать бы Вам сейчас моих сладких воспоминаний!

Мы ехали и оба молчали. Я размышлял, как поудобней завести с ней близкое знакомство. Что можно было сказать ей в подобной ситуации, чтоб не оскорбить её? Всё произошло так внезапно и было для меня так необычно. Мне очень хотелось продолжения. Время шло, я не находил слов, а надо было ковать железо!

Километров через пять вокруг бетонки появились какие-то домики. Она сказала:

-Остановите, пожалуйста на минуточку!

Я остановил машину. Она вышла и растаяла в темноте. Минут десять я ждал ее, прежде, чем понял, что не увижу ее больше никогда!

Вскоре показалась свертка на Ленинградское шоссе. Примерно к часу ночи без приключений я доехал до своих Кузьминок. Поставил свою машину. Поставил просто так, под окном, без всяких хитрых замков, “ракушек” и сигнализаций!

Я пожил, таки, чуть -чуть при коммунизме!

Возбужденный, буквально, взъерошенный пережитым приключением я, как молодой грузин, накинулся на свою невинную супругу, от которой, между прочим, слегка винцом попахивало! И получил от неё роскошный комплимент:

-Ой, папаня, что это с тобой сегодня? У тебя стоял, как у ПЛАНТАТОРА!

Моя Валентина умела ценить настоящее искусство!

ФИАЛКИ ПАХНУТ НЕ ТЕМ!

Ишь, как я расхвастался в предыдущей главе: троих в один день “оформил” и аж пять заходов совершил!

Не на это я, конечно, упор делаю, а на пикантность ситуации: мы, мужики, уж очень командовать привыкли, а зачастую получается, что командуют именно нами, да так, что комар носа не подточит!

А что касается, извините, личных “рекордов”, пожалуйста, уж я в этом правдивом изложении такого понасочинял, что дальше стесняться вроде бы и смешно. Итак: мой количественный рекорд это

1. Четыре женщины за один день и

2. Двенадцать оргазмов за одну ночь.

Поясняю ситуацию по первому пункту.

Первая -это подруга, у которой я накануне заночевал, а утром, естественно, вышел на работу.

Вторая, -это секретарша, с которой я обычно в обед сматывался на конспиративную квартиру (встреча на тот день была у нас запланирована!).

Третья -это одна из моих “директорш”, с которой я встречаться в тот день не собирался, но которая позвонила неожиданно и в ультимативной форме потребовала встречи. Я скандалов не люблю. Пришлось ехать. Удрал с работы на полтора часа раньше: подумаешь, фирма переживет!

Четвертая -законная жена, тогда еще я её своими отказами не обижал.

А что касается 12 оргазмов, так это я, естественно, с героической своей супругой Љ2 отличился! Она ещё тогда у меня в невестах числилась.

Причем, все эти художества я откалывал не в юные годы. Отнюдь! Как сказал бы Егор Гайдар, а уже в свои тридцать, - сорок.

Тем не менее, не стану вводить читателя в заблуждение: я никакой-такой не половой гигант, я вполне середнячок, а может в чём-то даже и слабак: “срывов” в ЭТОМ у меня было предостаточно, однажды даже к помощи врача обратиться пришлось.

Но я ведь не на книгу рекордов замахиваюсь и не историю болезни пишу.

Расскажу об эпизоде, существенно выходящем за рамки моей сексуальной практики и по моральным критериям и по способу реализации.

Тут я вынужден предупредить своего Читателя о том, что я, как верный последователь наших Великих Пролетарских литераторов, намерен писать о человеческих экскрементах со всей коммунистической прямотой и несгибаемостью.

Короче: нервных прошу эту главу НЕ ЧИТАТЬ!

Работал я в описываемый период в проектном отделе, по специальности, полученной в институте. Это случалось в моей биографии не часто, поэтому, работал я увлеченно, вроде, как для себя.

Регулярно ездил в командировки. И на стройки, и в разные НИИ.

А в командировках у меня насчет ЭТОГО ни- ни! Принцип такой. Вот, в одну из таких поездок в славный город Харьков, где я пасся в институте ВНИИОМШС, что на Сумской и случилось ЭТО.

Приехал, в гостинице мест нет. Это нашего брата командировочного не смущало: всегда к услугам частный сектор. Рубль швейцару в гостинице, он звонит по телефону и ты имеешь за тот же рубль в сутки койку, а то и отдельную комнату. Причем, не за тридевять земель, а тут же, в центре. Где и магазины и театры и мой уже упомянутый ВНИИОМШС.

Явился по указанному швейцаром адресу. Дверь открывает румяная, кровь с молоком, черноглазая хохлушка:

-Заходьте, заходьте..

Яркие губы, приветливая улыбка, жестом показала мне мою комнату. Я как-то даже сразу не всю её разглядел, вроде так, ничего особенного: ну, невысокий рост, белая вышитая кофточка, обтягивающая огромную грудь, по локоть обнаженные мощные руки с короткими пальцами.

Но, когда она повернулась ко мне спиной и стала этими своими короткими пальцами проворно стелить мне мою постель, я обалдел. Нет, такого я не видел никогда. Это было нечто. Метр! А может и больше. Не мерил. Во всяком случае руками охватить ЭТО было невозможно....

Я неделю прожил в её доме. Муж был на каких-то заработках недалеко в совхозе, дети, школьники, -в пионерлагере. В квартире мы двое. Но, ведь у меня ПРИНЦИПЫ!

С утра я уходил из дома, завтракал в ближайшей харчевне: времена были Хрущевские, было ВСЁ! Забегал в свой ВНИИОМШС ненадолго и отправлялся или шляться по Сумской, любоваться местными красотками, или, не поверите! -сидел в городской читальне, труды ЦИОЛКОВСКОГО в подлиннике изучал!

Обедал в какой-нибудь столовке, а вечером, -в театр. Ходил даже в Украинскую драму. Ничего, все было понятно, а играли почище нашего МХАТа!

Уже к ночи возвращался в квартиру. У меня был свой ключ. Хозяйку я даже не видел.

Так прошла моя неделя. Вроде бы всё отлично: успехи в делах, интересное чтение, культурные развлечения и верность моим замечательным ПРИНЦИПАМ!

Но я подло совру, если не признаюсь в том, что не было ни одной секунды за всю эту неделю, когда бы я не думал об этой сверх-заднице!

Мой первый любимый начальник в Министерстве, Василий Сергеевич, говаривал часто мне, молодому специалисту:

-Юрий Александрович, ЖОПА -СЧАСТЬЕ! Ты еще молод, ты еще не понимаешь этого...

Теперь я почувствовал, что дозрел. Но как же быть с принципами?

И вот, последнее моё утро в Харькове. Билет взят, чемодан собран, с хозяйкой рассчитался, поблагодарил, стараясь не глядеть ей в лицо. Скоро мне выходить.

Лето, жара нестерпимая. Пятый этаж. Воды в кране нет. В Харькове это бывало частенько.

В раскрытые окна со двора доносится истошный крик:

-Ганна, выходи, в “Голубую” палатку сардельки завезли!

Это мою хозяйку любезная соседка информирует. (Изобилие-изобилием, но если, что-то “выбросили”, -надо ловить!) Ганна хлопнула наружной дверью и затопала вниз по лестнице.

Я решил перед уходом зайти в туалет. Открыл дверь туда и обомлел: в сухом унитазе одиноко лежала коричневая колбаска и от неё заметно шел легкий пар... Я отпрянул назад. Остановился. Какая-то могучая сила тянула меня обратно к этому унитазу, к тому, что в нем лежало...

В уборной, обычно, стояла трехлитровая банка с водой, на случай, перебоев. Банка стояла неиспользованная: хозяйка, выскочившая на крик соседки, как по тревоге, забыла смыть за собой сделанное. А может специально оставила?

Я, как нашкодивший школьник, снова вошел в уборную, нагнулся над подсыхающей какашкой и даже дотронулся пальцем до сгусточка слизи, собравшемся на её переднем, сухом, слегка потрескавшемся конце.

Информация, закодированная в генах моими далёкими предками миллионы лет назад говорила:

“-Это письмо тебе. Прочти, дурак, прочти!”

“Произведение” моей хозяйки было совершенно уникальных размеров, толщиной побольше граненого стакана и по длине стакана полтора.

Движимый непонятной, дьявольской силой я поднес палец к носу, резкий, специфический запах, запах не экскрементов, а чего-то другого, ударил меня по мозгам. Я машинально вытер палец о стену и представил себе, каким же должен быть станок, отформовавший такое уникальное изделие!

Почувствовав эрекцию страшной силы, я расстегнул штаны, чтоб вручную избавиться от напряжения. Тут бесшумно раскрывается входная дверь, и моя Ганна видит своего интеллигентного жильца выскакивающим из уборной с расстёгнутыми штанами в полной боевой готовности...

Дальше, всё, как по Листу: быстро, быстрее и так далее. Умной женщине не потребовались мои объяснения, она сказала только:

-Какие вы все очкарики застенчивые!

И, не теряя ни мгновенья, тут же в проходе, повернувшись ко мне спиной припала на колени на какой-то пуфик, задрав юбку и выставив мне свой зад, оголённый до талии.

Талия, - это условно. Там не было никакой талии, там были только необъятные, закрывающие горизонт ягодицы.

И, как центр мироздания, посередине всей этой роскоши царило, окруженное радиально разбегающимися мелкими коричневыми складочками, тёмное, манящее отверстие, которое Ганна уже ухитрилась смазать, каким-то снадобьем.

Я немедленно подскочил к ней, жадно вцепился руками в её полушария и сделал неосторожное движение забраться куда-то ниже, в её женское естество. Она пресекла мои намерения и своей рукой направила меня в анальное отверстие, заметив назидательно:

-А ТУДА -нельзя, ТО -для моего Ванички. Я мужу никогда не изменяю!

Логично!

Эта была вторая задница в моей сексуальной биографии.

Первая, это несостоявшийся акт с соседской жиличкой в раннем детстве. Я тогда какашек видите ли, испугался!.

Но эта? Эта была настоящая жопа -счастье. Моих рук едва хватало, чтоб притягивать Ганну к себе, от моих поршневых движений из её нутра вырывался с хлюпаньем какой-то резкий запах.

Нет, это не были мерзкие кишечные газы. Это был какой-то неведомый мне ранее, резкий, дразнящий аромат, от которого, казалось, член и без того напряженный до невозможности, стремится вообще, разорваться.

Я кончил очень быстро и буквально, выпал из Ганны. Она поднялась, оправила одежду, краска стыда заливала её красивое лицо. Озорным жестом оправила растрепавшиеся волосы и улыбаясь сказала мне:

-Вот, Юрий Александрович, теперь вы на всю жизнь меня запомните! Но снова приезжать ко мне не надо.

Ничего мне больше не сказав, она ушла и заперлась в своей комнате.

Я забрал свой чемоданчик и пошел на автостанцию: мне тогда очень нравились междугородние поездки на автобусе.

И НА СТАРУШКУ БЫВАЕТ ПРОРУШКА!

В предыдущей главе я, со свойственной мне скромностью, уже объяснял Читателю, что не считаю себя половым гигантом, даже слово такое интеллигентное употребил: ОТНЮДЬ.

В порыве самокритики, я готов пойти и дальше: не считаю себя также специалистом по любовным интригам, более того, частенько я проявлял себя, как последний дурак даже там, где лишь следовало бы слегка пошевелить мозгами.

Обидно, конечно, а что делать? От правды не уйдешь!

Хвастался, конечно, как в Крыму учёного мужа на любовном фронте обскакал, а может ему, этому мужу ученому просто плевать было на ту даму? А я уж и обрадовался? Да что говорить, вот наглядный пример моей позорной несообразительности.

Дело было на третьем году моей работы в Министерстве. Меня только что по комсомольской линии выбрали редактором министерской стенгазеты. Честь-то какая! Я, хоть и не считал себя никогда карьеристом, особенно по ихней партийной линии, но тут, естественно, был горд до соплей.

Надо срочно номер выпускать. Заметок нет, как всегда. Кручусь, сам что-то пишу, сам всех обзваниваю. Набрал, с грехом пополам, материала на номер. В понедельник срок, а на дворе уж суббота! Горю, как швед. Редколлегия не укомплектована, художника нет, машинистки нет, словом, -трибунал.

В Министерстве в то суровое сталинское время был строгий режим: в воскресенье там можно было находиться только по спец разрешению Первого отдела. Понятно, если б я и сунулся в этот отдел со своей стенгазетой, меня бы просто к черту послали. А у меня дома, как на грех, -ремонт! Как же быть?

Выручила Зиночка член нашей редколлегии:

- Мы можем у меня дома поработать. Мужа не будет первую половину дня, а живу я недалеко, на Таганке. Ты ведь, кажется, у Павелецкого живешь?

Я обрадовался: это ж решение вопроса! С утра в намеченное время явился к ней с ватманом, клеем, красками и кучей заметок, отпечатать которые уговорил нашу секретаршу.

Зиночка была лет на семь-восемь моложе меня. Высокая, широколицая с острыми насмешливыми глазами, острижена “под мальчика”: на лбу челка, сантиметр не больше, а затылок, чуть ли не под бритву. Очень пикантная, остроумная дамочка, кем она работала в Министерстве, убей, не знаю.

Она встретила меня в легком платьице и домашних тапочках и еще раз улыбаясь напомнила, что мужа не будет до трех часов, мы можем спокойно работать.

Ну, я и начал работать: расстелил на обеденном столе ватман, разложил заметки, стал, советуясь, спрашивать её, как лучше расположить материал.

Она со всеми моими предложениями соглашалась. Я говорю:

-Зин, может так?

Она отвечает:

-Давай так.

Я:

-А может лучше так?

Она:

-Можно и так.

В процессе работы выяснилось, что рисовать она не умеет. Клеить заметки она тоже не может, так как боится перекосить. Обрезать она согласилась, но с оговоркой, что она будет обрезать сначала грубо, а я потом уж буду заметки обрезать начисто.

Согнувшись над столом пыхтя, как паровоз, я обрезал, рисовал, клеил, она ходила вокруг меня, улыбалась и похваливала:

-А что, ничего, не плохо получается!

Минут без десяти три я закончил свой труд: готовая стенгазета поблескивая невысохшей краской красовалась на столе. И, как раз, в двери раздался звонок: возвращался её супруг. Она познакомила нас. Ничего, приятный парень. Я попросил Зину принести завтра стенгазету на работу, так как мокрую мне не донести, не размазав. Зиночка любезно проводила меня до лестничной площадки, и тихо так, с милой улыбочкой сказала:

- До свиданья, ЛОПУШОК!

Ну не обида ли? Ведь это надо ж быть таким дураком! Приятная, молодая, остроумная, доброжелательная. Сама в дом к себе пригласила, сама возможное время указала, только что открытым текстом в постель не позвала!

Да-с, Юрий Александрович, маху дали!

Я часто встречался потом с Зиной в одной компании, был очень не против, но даже не пытался рот раскрыть для намёка -она останавливала меня своей издевательской улыбкой. Женщины не прощают подобных глупостей!

Теперь, насчет моего коварства. Примерно в это же время, когда произошел этот грустно -очаровательный эпизод с Зиночкой, мною была упущена еще одна возможность побаловать своё самолюбие и, возможно, существенно повысить квалификацию.

У нас в Главке появилась новая сотрудница. Женщина лет на пять-шесть старше меня. Невысокая, с роскошными формами и развязными манерами.

Она не была красавицей, но весь облик её, прическа, косметика, выражение лица так и говорили: “-Попробуй меня, не пожалеешь!” И я захотел ПОПРОБОВАТЬ.

Тогдашний наш Главный Маркшейдер, мужик лет на десять постарше меня, заметив мои взгляды, сказал, желая добра:

-Юра, ну куда ты лезешь, ведь она на своём веку мужских приборов видела больше, чем ты стаканчиков от мороженого!

Но это ценное замечание старшего товарища меня не урезонило. Я понимал, что у этой дамочки богатое прошлое и активное настоящее. Но вот влезть в эту грязь, в эту слизь, окунуться в самую гущу разврата, хоть на миг, мне, уже осатаневшему к тому времени от кисло-пресных ласк своей недотроги -Лидочки, мне это было всё равно, что в Париж поехать...

А тут и случай помог: мне предстояла очередная командировка в Ленинград. Кадровик наш дает мне деликатное задание, проверить, действительно ли вышеупомянутая дамочка имеет экономическое образование. Что-то у неё, как выяснилось, с документиками было не в порядке.

Ага, думаю, ну теперь ты моя! Я, естественно, не был в неё влюблён. Просто ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ, как в той песне у Высоцкого.

Командировка прошла удачно и по моей инженерной части и по спец-заданию нашего кадровика.

Я выполнил норму на 200%, документально доказал: что она ОКОНЧИЛА институт и, что она НЕ ОКОНЧИЛА институт. Во, думаю, теперь я она, стерва, моя!

Вернувшись в Москву, я, не заходя на работу, позвонил ей и назначил встречу в Нескучном саду Парка Культуры. Напоминаю, с жильём тогда была большая напряженка, все амурные дела происходили либо в подъездах, либо на природе. Я предпочитал природу. Моя дамочка была в курсе моего “секретного” задания. Сильно подозреваю, что бравый кадровик САМ рассчитывал попользоваться насчет клубнички, шантажируя бабу документами, которые я должен был ему передать.

Встреча состоялась. В моём кармане лежали шесть бумажек: три “ЗА” и три “ПРОТИВ”. Добытые мною вышеупомянутые “ЗА” и “ПРОТИВ” были не что иное, как свидетельские показания её однокурсников, которых я сумел разыскать, несмотря на Войну, Блокаду и прошедшие 12 лет. Уж хотя бы за этот труд я заслужил от нее вкусненькой награды!

Зашли в кафе, слегка выпили портвешку, как сказал бы мой яхтенный капитан и друг Костя Пантелеев, и направились “под сень лип”.

В кустиках я стал её бесстыдным образом лапать, а она, между поцелуями, то и дело допытывалась, что же мне удалось в Ленинграде добыть. Я снял с нее бюстгальтер, залезал руками в трусики, но отдаваться мне она не торопилась. Требовала показать бумаги...

Полная темнота вокруг, в соседних кустах вздохи и движение: в Москве много народа, всем жить хочется.

Я смалодушничал, показал ей при свете зажигалки три бумажки “ЗА” и провал при ней те, что “ПРОТИВ”. Не знал я тогда еще железного закона проституток: ДЕНЬГИ ВПЕРЕД!

Так и ушел домой не солоно хлебамши!

Вот. И не говорите, что я коварный Дон Жуан.

Я -Пасхальный барашек!

А еще были у меня огорчительные моменты в Архитектурном институте, куда ходил я на общедоступные лекции для студентов Москвы..

Я там ведь не только архитектурой занимался, я там и с двумя девушками познакомился. Обе Гали. Одна попроще, я с ней сидел рядом обычно. Груди ей мял во время лекции. Нежно так, ей приятно было. Провожал до метро, целовались, дружески, в щечку... Но не больше. Она хорошая была, мне её жалко было.

А нравилась мне совсем другая. Я с ней рядом не сидел, мы с ней просто в антрактах переглядывались. Она была очень красивая.

И вот, однажды, гуляем мы, мужики по улице Горького со всей нашей тогдашней компанией, встречается мне Галя, та, которая нравится. Остановились, разговорились. Она приглашает меня с ней на вечер идти, в их Педагогический, а то, говорит, у нас мальчиков не хватает.

Мне бы, дураку с ней и пройти, и дело бы в шляпе, я чувствовал, что тоже нравлюсь ей. Ан нет, мужская солидарность. Мои жеребцы орут:

-Юрк, ты скоро?

-Иду, иду.

Попрощался с Галей и, ...навсегда, конечно. Она что, десять раз приглашать меня будет?

А девочка из диетического магазина?

А та же Надя, из почтового поезда Москва -Сочи, которая влюблена была в меня до чертиков?

Мне бы, дурню, жить да пользоваться, а я в принципы играл, первую любовь свою замарать боялся. А любовь моя первая, тем временем, от другого дочек спокойно рожала, да, говорят, не шибко мужнину честь берегла...

Ну, я зарапортовался. Все, о чем пишу сейчас, - это чистый секс.

А любовь? Была ли любовь-то? Была.

Была первая любовь: Красная Шапочка.

Была вторая любовь: Лира. Красавица, коса

до пят. Познакомился с ней в одном Большом доме, куда был приглашен в составе одной компании на дегустацию браги своего изготовления. Там я эту Лиру и увидел. Поражен был её редкой красотой: глаза- озёра, пепельная, в руку толщиной коса до пят, ну и груди, как пушки противотанковые....Я не смог скрыть своего восхищения, а она еще распалила меня, поцеловав.

Мне понравилось и я, основательно нажравшись этой браги, и, потеряв всякое чувство меры, бегал за ней по огромной квартире с недвусмысленными намерениями удовлетворить свою молодую страсть.

Ребята скрутили меня во время, не дав произойти уголовщине. Ночью я написал ей стихотворение:

“Глупые мысли сбились с пути,

Блуждают в тумане Огромного мира...”

Наутро отнес его по адресу и уже на следующий день от второй любви не осталось и следа..

Была третья любовь: из богатых, при муже, красивая, глупая чиновница в одном из учреждений, где мне пришлось работать. У нас с ней перекрещивались дела. Я стал ходить к ней чаще, чем эти дела того требовали. Но броская красота её и положение меня смущали, я считал, что эта дамочка мне не по зубам и не позволял себе расслабляться.

А у неё, как выяснилось, на меня были виды.

Не то, что б она влюбилась в меня, а просто, женщина эта была из породы ненасытных.

Во первых, -муж. Во вторых, - у неё был богатый любовник, какой-то вор-хозяйственник. Мало того, у неё был про запас влюблённый в неё по уши мужик, лет на десять моложе её, так вот, ей еще и я понадобился!

“Завоевала” она меня просто и по -советски, при помощи профсоюза: достала себе и мне абонемент в бассейн, в рабочее время, естественно.

Бассейн “Москва”, там, где теперь Лужков храм воздвиг. На первом же совместном купании у неё так мило лифчик соскочил, что я прямо в воде эрекцию почувствовал. Поправляла она свой лифчик так долго и так неумело, опираясь при этом на меня, чтоб не поскользнуться, что лишь дурак не догадался бы о её действительных намерениях.

Потом были поцелуи, потом были визиты на дачу в “охотничий замок” и мы решили, что совместно проведем зимний отпуск.

А когда я, как договорились, приехал к ней в санаторий, увидел, что у неё уже другой. Вот тут-то меня и забрало. Чуть под поезд не кинулся!

К ней больше -ни ногой. Так надо же, она сама, после отпуска не отставала от меня несколько месяцев, хотела, чтоб мы ВДВОЁМ её обрабатывали!

Но я тогда еще не дозрел до групповухи, а когда дозрел, не с чем было на эту групповуху заявляться. Такая селяви, братцы! Куй железо, как говорится, пока горячий!

А еще у меня была знаменитая, по счету четвёртая, любовь, породнившая меня с Великим поэтом. Длилась любовь эта ровно неделю. Купили меня тогда красиво! До чего же верно сказано:

Любовь нечаянно нагрянет,

Когда её совсем не ждешь...

Попадаешься в сети, обычно тогда, когда об этих сетях и не думаешь. Дело было в институте.

Пришлось мне как-то похлопотать насчет съёма квартиры, точнее -комнаты. О друге своём заботился. Порекомендовали мне одну девицу из машбюро, сдает, мол, комнату. Я вызвал её, заговорил об условиях. Серьезно, без хохм, по -деловому. Красивая девушка, глаза удивительные. Она мне вдруг, без всякого перехода:

-Юра, а ты любишь стихи?

Я обалдел: во -первых, какой я ей “Юра?” Я для всех Юрий Александрович. Во-вторых, при чём тут стихи, мы ведь о квартире разговариваем? Но этого оказалось достаточно. Я растерялся:

-Знаешь, о стихах мы в другом месте поговорим.

-Поедем сегодня вместе домой, ты ведь тоже в Кузьминках живешь?

И всё. И я готов. Страстная любовь продолжалась ровно неделю. Девица эта, явная шизофреничка, в это же самое время дарила свои ласки одному очень видному поэту.

Знал бы он, поэт этот, что мы с ним куманьки, может помог бы мне по литературной части? Шутка...

Ну, вот, это почти все мои интересные приключения, замешанные на сексуальной основе.

Почти. Можно рассказать еще о некоторых шалостях, которые позволял я себе, о некоторых, скорей не сексуальных, а дружеских жестах, сексуального, однако, направления! Ну, и, конечно, о некоторых выводах автора по данному вопросу.

Фрейдом я себя, естественно, не считаю, я ведь, всего-навсего, самоучка и книг по этому деликатному вопросу, кроме, как Баркова в детстве да Спид-инфо в старости, -не читал.

Опять отвлекся! Так и тянет в классики!

Итак, к моим “пустым номерам” я бы отнес безрезультатные попытки превратить одну очень хорошую девушку в женщину ПО ЕЁ ПРОСЬБЕ.

Скажете бред? -Ничего подобного! Особа эта была из той министерской, комсомольской плеяды, о бравых похождениях участников которой я сообщал в первых главах настоящей исповеди. Она почти всегда ПРИСУТСТВОВАЛА на наших выездных оргиях, но не была активной участницей. Скажем так: ВОЗДЕРЖИВАЛАСЬ от крайне левых действий. Отношения у нас с ней были по -настоящему дружеские.

И вот, как-то в летний вечер, она возьми, да и признайся мне:

-Юр, мне уж за тридцать, а я всё девушка! Ведь это ненормально, да?

Я её успокоил, что всё нормально, придет, мол, и твой час, старуха! А если уж такие проблемы, изволь, готов помочь! Она была вполне приятна на вид, всё было при ней, но никаких эмоций она во мне не вызывала. Так, товарищ по работе. Однако, взялся за гуж...

Купили шампанского, пошли к ней. Выпили, я стал её целовать. Мять потихоньку, дальше -больше, ниже, ниже... Разогревал по всем правилам науки. Трусики снял, уложил на диван. Она вдруг напряглась, вскочила:

-Нет, Юр, дома не могу. Пошли к тебе. Хорошо, пошли ко мне. Благо -рядом! Взяли недопитую бутылку и перебазировались в мою квартиру.У меня та же схема: выпили, поцелуи, объятия и...стоп!

-Нет, Юр, у тебя мне ещё страшнее!

Я настойчивый. Снова пошли к ней, но у самого подъезда она остановила меня и сказала:

-Извини, я, наверное, такая дура, я просто не могу.

Я пожал ей руку и пошел домой баиньки.

А осенью, вернувшись из отпуска, она похвасталась мне, что уже не девушка. Её героем оказался сорокалетний торгаш из Свердловска, естественно, женатый.

Иногда я шалил с женщинами без каких-либо дальнейших намерений. “Просто так”.

Представьте картину: купе скорого поезда Москва -Владивосток. Едем уже неделю. Все перезнакомились, нечем себя занять. И тут в нашем купе начинается шахматный турнир. За столиком двое сражающихся, вплотную к ним сидят “болельщики”, следом за первой парой болельщиков, -другая пара, дальше, - третья пара, а там уж и стоят, нависая головами над играющими.

На верхней полке лежит прикрывшись одеяльцем моя попутчица, кандидат наук из Ленинграда, мы с ней мило беседовали все дни, но -никаких амуров!

Я стою позади склонившейся над играющими кучи болельщиков, вроде, тоже смотрю на игру, мои локти на обеих верхних койках, а левая рука под одеялом у кандидатки и лезет дальше, под юбку моей милой собеседнице.

У дамы безвыходное положение: если она сделает резкое движение или закричит, то привлечет внимание зрителей, целиком, пока, увлеченных игрой. Докажи потом, что она САМА этого не хотела! Я лезу до конца, она изо всех сил щиплет мне руку, я терплю и лезу, она щиплет и молчит...

Я угомонился только тогда, когда погрузил свои два пальца целиком в её мокренькое место.

Мои пальцы находились ТАМ до конца этой замечательной шахматной партии.

Хулиганство, скажете? -Нет! Озорство, причём, по обоюдному согласию! Она что, дитя малое? Здоровая баба 35 лет. Вывернуться от меня не могла? Дать мне по морде, наконец? Нет, это молчаливый сговор: -“Ты мня пощупать хочешь? Пожалуйста! За это изволь терпеть боль!”

Подобные милые шалости я проделывал неоднократно и в кузове грузовика во время очередной поездки в колхоз под дожем, под брезентом, и в гостях в малознакомой компании, каждый раз в “жертву” выбирая самую “неприступную” и самую “непорочную”.

А случай, про который я расскажу дальше, можно сравнить разве что с ходьбой по тонкой проволоке, перекинутой через глубокое ущелье.

Представьте свадьбу в 30-40 человек “гуляющую” в тесной “Хрущебе”. Комната 20 метров. Гости сидят тесно прижавшись друг к другу, кто на стуле, кто на табуреточке, кто, вообще, между стульев. На “рыло” приходится не больше 30 сантиметров стола. Стол завален снедью и заставлен бутылками. А ножей-вилок не хватает. Только и слышно: “-Передайте, пожалуйста, вон тот салат!” -“Этот?” -”Нет, с крабами я не употребляю.” “Возьмите попробовать селедочку” и т.д.

Героиню свою я заприметил ещё в прихожей, когда раздевались: глазками своими блудливыми в меня сверкнула. ( Рыбак -рыбака...) Я уж, было, подскочил помочь пальто снять, да вовремя мужа увидел. Угрюмая довольно личность. “Случайно” уселись рядом. Муж, -как раз напротив. Я сижу -в пол оборота к ней, к соседу справа, почти спиной. Начались тосты. Муж её опрокидывает в себя рюмку за рюмкой, а у меня в правой руке бокал, я “за молодых” выпить желаю, а левая рука под скатертью к соседке под юбку лезет. Соседка, конечно, “не замечает” ничего, только ноги чуть-чуть раздвигает, чтоб облегчить моё проникновение к заветной цели.. Сама мужу в глаза смотрит и громко-громко “Горько!” орет. Думает, небось, красавица: -“Пей, пей, свинья грязная! Я вот что у тебя под носом себе позволяю, а уж без тебя-то...”

Читатель скажет: “Там, по проволоке -благородный спорт. Там смелые люди жизнью рискуют! А это?”

-Ан, не скажите: да заметь этот хмырь болотный, как я руку из-под юбки его благоверной выдернул, да как я свои пальцы потом о брюки соседа вытер, так он мне “по знакомству”, ну вышку -не вышку, а “червонец” без права переписки организовал бы запросто. Тогда они это умели и могли. А что у него в сапоги заправлены галифе с голубым кантом, я ещё в прихожей заметил.

По морде не получал ни разу, но, однажды, все-таки влип: одна дурочка, которую я слегка “приласкал” подобным образом, призналась потом, в виде покаяния, во всём моей жене. Был маленький скандальчик. Ну что ж, не привыкать!

Конечно, это не секс. Так, баловсьво,щекотанье нервов.

А случалось, что сам становился игрушкой непредсказуемых женских фантазий.

Наиболее яркий эпизод произошел со мной в Адлере в 1947 году. Я в тамошнем Чай совхозе подрабатывал.

Жизнь моя в Чайсовхозе была полуголодная, раз в неделю ездил в Сочи на рынок за ДЕЛЬФИНЬИМ ЖИРОМ. Да, да, бедных наших братьев по разуму тогда безжалостно уничтожали!

Ездил я туда, как правило, - поездом, обратно, - на автобусе. Замечу, что и автобусы были не те, что сейчас: обыкновенная трехтонка на которой сооружен фанерный кузов, две скамьи вдоль, два малюсеньких окошечка по бортам, дверь сзади и там же откидная лесенка, чтоб пассажиры взобраться могли.

В тот день возвращался я поздно: увлёкся гулянием по Сочи и едва успел на последний рейс.

В автобусе темнота полнейшая: маленькая “габаритка” совершенно не освещала этот туго набитый людьми фанерный сундук. Автобус кидало в стороны, заносило на крутых поворотах, жара, духота. Народ с покупками возвращается, мешки, сумки. Кое-кто уже рвет в платочек и вдруг водитель объявляет:

-Автобус только до Хосты!

Советский человек возмущаться вслух не приучен: до Хосты, значит до Хосты. До Адлера пешочком пройдемся.,

Весь народ вышел и как-то сразу растворился в темноте. Я направился в сторону гор: мне предстояло сперва прошагать двухкилометровую дугу Хостинского ущелья. Знаменитого красавца-моста тогда еще не было. Потом - финишная прямая до Адлера еще километров восемь.

Ко мне подскочила маленькая женщина с авоськой:

-Извините, можно я с вами пойду, мне тоже в сторону Адлера, я одна боюсь в темноте?

-Пожалуйста, только я очень быстро хожу, вы за мной не угонитесь!

-Ничего, я бегать умею!

И я пошел метровыми шажищами, она, бедная еле поспевала за мной, порой переходя на трусцу. Совершенно не помню её лица: в автобусе я о ней представления не имел, а тут, извините, как у негра в одном месте...

Таким манером прошагали мы дугу Хостинского ущелья, откуда уже тянуло спасительным холодком, вышли на прямой участок дороги, снова в банную духоту.

Слева каменная стена гор, справа еле заметный в темноте бетонный парапет ограждения шоссе, за ним черная стена кипарисов, скрывающая редкие постройки и дальше вниз скорее не слышен, а угадывался шум прибоя. Ни огонька, ни машин, ни людей, только треск цикад да шлёпанье наших сандалией по горячему асфальту. Едва мы успели пройти по прямой метров двести-триста, как моя спутница неожиданно остановилась, схватила меня за плечо и, прыгая на одной ножке проговорила:

-Ой, извините, у меня в тапочек камень попал, я сейчас...

В том месте, где произошла эта непредвиденная остановка, был метровый разрыв в ограждающем шоссе парапете и угадывалась тропинка, ведущая вниз, в темноту. Я ничего не понимал, что происходит, а она, держась одной рукой за моё плечо другой размахивала снятой сандалией и так, подпрыгивая увлекла меня за этот парапет и, только мы оказались там, неожиданно сильным движением опрокинула меня на себя, обхватив обеими руками мою шею.

-Вы что? Вы что?

только и успевал я говорить, обалдевший совершенно, а она быстро, быстро целовала меня, успевая что-то отрывисто говорить, вроде:

- Давай, хорошо, скорей, хорошо...

Она была маленькая, костистая, горячая, необыкновенно сильная, каким-то буквально борцовским приемом, она вывернулась наверх и села на меня, больно нажав при этом на мою раненую руку.

На мне не было ни плавок, ни трусов, так как днем я дважды купался в море и обе эти принадлежности, мокрые, лежали в моей авоське рядом с дельфиньем жиром, а брюки, -одно название: перекрашенные в черный цвет летние белые папины парусиновые штаны, которым было сто лет в обед. Самая ответственная часть этих брюк -ширинка, давно не соответствовала стандарту: растрепанные петли и полу оторванные пуговицы не раз ставили меня в неловкое положение.

Таким образом, вопрос с моим раздеванием, практически не стоял. Что было под платьем, у моей попутчицы -понятия не имею, но она, вроде, тоже ничего с себя не снимала, просто приподнялась слегка на мне, а потом присела и ОН оказался у неё ТАМ.

Попутчица моя сделала два-три движения, не больше, не стала, как я уже было понадеялся подпрыгивать на мне, нет, она вновь, каким-то диким, гимнастическим приёмом перенесла свои руки с моих плеч на мои же бёдра, резко приподняла свой таз, освободившись таким образом от моего в ней присутствия и, оттолкнувшись от меня назад, в сторону моих ног, как жонглёр, поймала своим ртом мою разгоряченную головку.

Через две секунды я был “готов”, а она, сделав напоследок глотательное движение, выпустила меня и моментально растворилась в темноте. Я услышал только затихающий шорох гальки, выскальзывающей из под её быстрых ног...

На всё, что я так подробно расписал, на самом деле, времени ушло, наверное, в десять раз меньше, чем на то, чтоб прочесть этот отрывок, но врезалось это приключение в мою память ничуть не меньше моих фронтовых впечатлений.

Последующие несколько дней я специально, без всякой на то надобности, разъезжал на местных автобусах и пригородных поездах, в надежде встретить её. Тщетно напрягал я память, пытаясь восстановить портреты всех пассажиров того рейса.

Однажды в поезде мне показалось: ОНА! Дамочка, схожая по комплекции, вся в кисее и в модной шляпке, на меня -ноль внимания.

Я несколько минут гипнотизировал её взглядом. Никакой реакции. Я что, по вашему, должен был её спросить:

-Простите, гражданочка, это не ВЫ случайно,

на прошлой неделе мне член сосали?

И, ВСЁ-ТАКИ, ПРО ЛЮБОВЬ!

Любовь возвышенное чувство,

Ловить издою мух -искусство!

Примерно так относились к любви поручик Ржевский и его бравые товарищи. Их можно понять и извинить: они не читали Тургенева.

Ну, а я то, интеллигент вшивый, пишу про задницы да про лапанье девок в грузовиках. А где же оно ЧИСТОЕ, СВЕТЛОЕ, ПРЕКРАСНОЕ?

Мой постоянный читатель, конечно помнит по первому тому моих сочинений неоконченную лирическую драму “КРОВЬ С НОСУ”, особенно строки: “....нечто запыхавшееся, растрепанное, любопытное, молодое и прекрасное....” вот это и была ОНА, моя последняя ЧИСТАЯ, СВЕТЛАЯ и так далее. Но эта чистая и светлая была так хрупка и эфемерна, что не выдержала испытания медными трубами, которое Дьявол для нее устроил.

Дело было в Ялте, где мы с другом вместе отдыхали в санатории. Я, без всяких задних мыслей вызвался показать Крым этой, действительно, необыкновенной, совершенно непохожей на других девушке, встретившейся накануне вечером нам у Армянской церкви.

Мы сели на наш экскурсионный катер, не на такую махину, какие сейчас ходят, а на что-то, очень похожее на простую лодку, только слегка побольше, да, вдобавок, тент сверху натянут.

Экскурсовод завел свою шарманку про санатории да дома отдыха, построенные Партией и Правительством для трудящихся, а я на ушко ей давал необходимые, по моему мнению, комментарии, сообщая такие пикантные подробности, что она не успевала удивляться моей эрудиции, а это распаляло меня еще и ещё.

Рейс наш заканчивался в Симеизе, после чего катер должен был всех экскурсантов везти назад. Но, Симеизкая бухта произвела на мою спутницу такое впечатление, что она захотела там остаться. “Хоть на всю жизнь, особенно с таким компаньоном..” В это слово она не вкладывала никаких сексуальных намеков, она просто, придя в телячий восторг от увиденной красоты, разболталась, как ребёнок.

Мы были одни на огромном Симеизском пляже. Сейчас в это трудно поверить: бархатный сезон, первая половина дня, отличная погода, спокойное море, райская красота и...НИКОГО!

Я был в санатории, и, уехав так рано на экскурсию, я пропускал свой законный завтрак, поэтому, справедливая администрация снабдила нас всех сухим пайком.

Она же, -была “дикарем”, поэтому должна была заботиться о себе сама. И она позаботилась: мой “сухой паек” мы заедали её виноградом. Грелись на солнышке, купались, катер наш давно ушел.

Этери, а именно таким красивым грузинским именем назвалась моя романтическая знакомая, болтала без умолку:

-Юра, представьте, я -графиня, вон там на горе, -это мой замок, а это всё мой парк...

-А я кто?,

-поторопится я выяснить, какое же место отводится мне в её фантазиях,

-А Вы? Вы мой дворецкий!

Уезжали мы из Симеиза на автобусе, по нижнему шоссе. Я и там давал по дороге комментарии, хотя “выпендриваться “ уже было и не к чему: девочка была готова.

Договорились встретиться вечером.

Мы встретились на набережной в шесть часов. Купанья уже, вроде кончились, а в рестораны ещё рано. Такая ситуация меня очень устраивала, так как с моей десяткой в кармане не очень то разгуляешься. Выручил морской флот: на всю набережную проревел мегафон вечной памяти теплохода “Адмирал Нахимов”, о том, что для отдыхающих славного города Ялты организуется часовая морская прогулка.

И вот мы на палубе этого гиганта. Сидим культурненько на самом верху, на скамеечке.

Я в белом чесучовом костюмчике, а Этери, как была в Симеизе в открытом сарафане, так и на рандеву со мной явилась.

На юге темнеет быстро: теплый, ласковый морской воздух неожиданно обернулся прохладным ветерком. Этери стала заметно ёжиться и прижиматься ко мне плечом. Я попытался, было обнять её, но она остановила меня:

-Юра, давайте не будем переходить границ

дружбы!

Я нашелся, чем отпарировать:

-Этери, а вам не кажется, что уже

немножко поздно?

Моя болтовня о Черном море, о его достоинствах и недостатках прекратилась. Мы оба поняли: что-то произошло.

Так мы сидели до конца прогулки, молча, тесно прижавшись плечами друг к другу. Я не делал никаких движений, боясь вспугнуть это ЧТО-ТО. Мы молчали, а молчанье, как учит нас эстрадная звезда моей молодости Клавдия Ивановна Шульженко, -....”А молчанье нам понятней многих слов.”

На берегу Этери сразу стала прощаться, при этом она просила не провожать её и не приходить назавтра к автостанции (она уже уезжала в Москву), сказав мне, что не хочет, чтоб у нас было так, как это бывает всегда, но просила написать обязательно.

Я дёрнулся, было, чтоб поцеловать её, но она сказала:

-Не надо портить хорошее!

На другой день, она ещё, наверняка, не уехала, я уже писал ей письмо. Все оставшиеся дни отпуска, я думал только о ней. Я не мог дождаться, когда окажусь в Москве, а приехав в Москву, сразу же позвонил ей и мы договорились о встрече.

Вот она вам ЧИСТАЯ, СВЕТЛАЯ, НЕПОРОЧНАЯ, какую любовь вам ещё надо?

Меня уже не беспокоил мой тощий кошелек,

я уже не боялся того, что не смогу её в ресторан пригласить, я другого боялся: я понимал, что не смогу ВРАТЬ этой девушке, а как я скажу ей, что я женат?

Я ни за что не хотел её терять и я её потерял.

Нет, я ещё не успел сказать ей всего про себя. Я, вообще, еще рта не успел раскрыть, она, искренне обрадовалась нашей встрече и, как бы компенсируя моё крымское красноречие сама, как младенец, непрерывно тараторила, тараторила, тараторила.

И из бесконечного потока её вполне наивных слов сформировался, как джин из грязного дыма мерзкий червь, который опоганил и уничтожил зарождающееся чувство. Именно: ЧИСТОЕ, СВЕТЛОЕ и так далее...

Если б она узнала, что я женат, у меня был бы ещё шанс, возможно мы бы сумели найти компромисс: моя семейная жизнь с первой женой тогда уже дышала на ладан, но ТО, что я услышал из её болтовни исправить и обойти было невозможно.

В первых главах моей исповеди я писал о том, что некие проворные молодые люди в условиях строжайшего режима военной школы сумели мне организовать пикантную встречу с некой студенткой из театрального мира. Ещё говорили при этом, что де она талантлива.

Мне тогда было начхать на её таланты, мне бы “вкусненького”!

Так вот, не обманули тогда меня эти прохиндеи, она действительно, талантлива.

В описываемое время это была уже Звезда нашего театра и кино. Я понимал, конечно, что наш давний эпизод не застрял в её памяти, если уж даже в ту ночь она меня Андрюшей называла?

Да кто я для неё? Вшивый инженеришка?

Да за ней поэты -лауреаты ухлёстывают, герои -летчики ей цветы дарят да ручки целуют, перед ней министры да академики заискивают, не говоря уж о торгашах.

А половое сношение это вообще, не повод для знакомства. И вдруг, выясняется, что моя вновь обретенная любовь, моя звездочка, как назвал я её в своём, считаю, самом удачном лирическом стихотворении, является ближайшей родственницей этой Великой Примадонны!

Любовь разлетелась вдребезги, как хрустальная рюмка о мраморный пол.

Моя Этери из ЦЕЛИ превратилась в СРЕДСТВО.

Моя испорченная фантазия стала рисовать схемы и интриги одна гаже и глупее другой: как при помощи Этери приблизиться к ТОЙ, большой

звезде?

В действительности ничего такого я, конечно, даже и не попытался бы предпринять, да на что мне она, ТА, чужая, недоступная? Гордыню свою тешить? Понимал, что ни при каком раскладе я не смог бы вызвать интереса у той Звезды, избалованной славой и богатством....

А посмей я ей напомнить, о том, что было в 43 году, мог бы и приключения себе схлопотать!

Но дело было сделано: все тончайшие, божественные флюиды такие СВЕТЛЫЕ и ЧИСТЫЕ, подаренные мне провидением быть может в последний раз, были обгажены и убиты намертво даже самой крохотной мыслишкой, проскочившей в этом направлении.

Вот, а вы говорите, что автору незнакомы настоящие чувства?

ДВЕ ВСТРЕЧИ

Всему хорошему приходит конец, пора и мне заканчивать эту неприличную исповедь.

Опишу, пожалуй, ещё один эпизодик, так, шалость моя неосторожная, которая, однако могла закончиться большой бякой!

Примерно в тот же период моей жизни, годом раньше, годом позже, не важно, пришлось мне быть в Усть -Каменогорске по производственным делам, естественно.

Был конец мая. Там цветы роскошные в это время, жаль, что я в ботанике профан, описал бы вам всё с большим чувством. Дела служебные меня не шибко утомляли, большей частью я по окрестным горкам шатался. Брал с собой бутербродов на перекус, воды в бутылке. В то время ещё не было этих невесомых пластиковых, стеклянные брать приходилось! Одет по городскому, не станешь же в командировке на однодневную прогулку туристский костюм на себя напяливать.

Но форменная фуражечка обязательно: а как же, мало ли кто на горных тропках может встретиться, а так сразу видно: НАЧАЛЬСТВО!

Фуражку на время командировок я одалживал у лучшего друга лично я этого чинодральства не терплю и своей формы у меня никогда не было.

К делу. Погулял я часика три -четыре, сижу на камушке бутерброд жую. Виды кругом -закачаешься: река Бухтарма внизу блестит, за ней голые каменные горы, -ни травинки, ни кустика, -дикая красота. Бухтарминскую ГЭС тогда строить ещё и не начинали.

Внизу у самой реки домик одинокий виднеется. Тропинка, у которой я на камне сижу, вроде к этому домику и ведет. В другую сторону поглядеть, - город Усть -Каменогорск внизу корявится своими двухэтажными деревянными небоскребами. Современные бетонные коробки тогда только начинали ещё в обиход заводить.

Вокруг ни души, только птички поют, да кузнечики тишину нарушают. Хорошо мне и как-то робко, а вдруг медведь из-за поворота выйдет, или, скажем, мужик с кистенём, Сибирь, всё-таки!

Это не Сибирь, конечно, а Казахстан, но Сибирь, звучит романтичнее.

Вдруг вижу, прямо на меня по этой тропинке идет девочка, школьница, лет одиннадцати -двенадцати. В белой кофточке, коричневой юбочке с проймами, размахивает маленьким портфельчиком, жесткие черные волосы и необыкновенно красивое лицо. Казашка. Или помесь русского и казашки.

Я тут сижу, мужиков с кистенём опасаюсь, а малолетка -школьница смело разгуливает за три версты от города и ничего. Воистину, дикие люди!

Поздоровалась со мной.

-Вы из Москвы?

-Да, а как ты догадалась?

-Вас, москвичей сразу видно.

-А ты не боишься так далеко от города гулять?

-А я не гуляю, я к дедушке иду, вон тот домик, видите? Он там бакенщик.

Дальше, - больше. Девочка оказалась очень разговорчивая. Я угостил её тем, что осталось от моего завтрака, и ещё раз спросил, не страшно ли ей одной так разгуливать, ведь девочку и обидеть могут. Она ответила мне, что тот, кто её обидит двух дней не проживет и добавила:

-Вы против кинотеатра Доску Почета видели?

Я каждый день проходил мимо этой доски почета, не обращая на неё никакого внимания, такого рода достопримечательности есть в каждом городе, в каждом завалящем посёлочке нашей Великой Родины. Я что, больной, чтобы их разглядывать?

-Так вот, -продолжала она, -второй справа, -это мой папа. Он бригадир на Свинцово-Цинковом. Его весь город боится!

Наш разговор пошел теперь в другом направлении. Я стал спрашивать её, чем она увлекается, какие у неё подруги, кем она хочет стать. Она отвечала мне охотно, а я откровенно любовался её красотой и эта маленькая женщина всё отлично понимала. Ей импонировало внимание взрослого мужчины, да ещё начальника (см. -фуражку!), да ещё МОСКВИЧА!

Она с цинизмом, которого я и представить себе не мог в двенадцатилетнем ребенке, поведала мне самые откровенные свои помыслы: -Да, она собирается окончить семь классов здесь, в Усть -Каменогорске, а потом обязательно переедет в Алма -Ату, к тетке, там закончит десятилетку и поступит куда-нибудь, скорее всего в медицинский, но работать врачом и не собирается (что она, дура, что ли!). В Алма -Ате много всякого начальства, она выйдет замуж и будет жить припеваючи. Девки похуже её выходят, а ей, с её-то внешностью (знала ведь цену себе, малолетняя стерва!) -раз плюнуть!

Я слушал, слушал, любовался этой маленькой циничной красавицей, а Бес не спал! Бес никогда своего не упустит. Мой первый брак к тому времени держался на липочке, и я уже строил потихоньку разные планы относительно дальнейшей своей семейной жизни.

Я не влюбился, конечно, в эту девочку и не строил иллюзий относительно того, что смогу покорить её сердце, было ясно, что покорить её могут только Деньги, Слава, Богатство и, мало задумываясь о последствиях, я бросил ей зерно надежды на сладкую, беспечную жизнь.

-Зачем же Алма -Ата, уж лучше прямо Москва. Там на каждом шагу артисты-лауреаты, академики, которым молоденьких жён хочется, спортсмены, которые полгода заграницей живут, полно всяких торгашей, которые в деньгах купаются...

-Да, скажете тоже, Москва, а как туда попадешь-то?

Я вошел в авантюрный ажиотаж, и предложил своей несовершеннолетней, но далеко превосхо-дящей меня по цинизму собеседнице, сделку:

- через шесть лет, когда ей исполнится 18, я приезжаю за ней, мы женимся, я везу её в Москву, прописываю, она честно живет со мной три года, а потом делает, что хочет, если жизнь со мной её не устраивает! Пожалуйста, на все четыре стороны! Возможностей в Москве у такой красавицы -вагон!

Договорились и о связи: так как у неё ещё нет паспорта, я буду писать её любимой тетке до востребования в Алма -Ату.

-А уж она всегда мне передаст!

-уверенно закончила моя Люся. Везет мне на Люсь: что ни авантюра, то Люся!

Я даже выговорил у неё одно пикантное условие:

-Только, Люся, чтоб я у тебя был ПЕРВЫЙ! Ты понимаешь о чем я говорю?

-Не дурочка. Ну и вы не обманите: буду ждать письма.

Она задорно сверкнула на меня своими жгучими глазищами и побежала вниз по тропинке к домику своего русского дедушки-бакенщика.

Придя в гостиницу, я понял, что натворил, я же, играючи, смутил душу несовершеннолетней. Меня занесло в своих бредовых фантазиях, в своих мечтах, освободиться, наконец, от давно обрыдшей мне супруги, а она-то, девочка эта испорченная, всерьез всё восприняла, свою жизнь на моей болтовне проектировать будет!

Надо же, старый дурак, договорились переписываться через её тетку! Да эта тетка, как только сообразит, что за хмырь покой её любимой племянницы смущает, такой шмон устроит! А её папаша, знатный металлург? Да он до Министра дойдет, да он своими пудовыми кулачищами в кисель меня превратит!

С тяжелым чувством стыда за совершенную глупость доживал я последние три дня в этом Усть -Каменогорске. Почти совсем не выходил из гостиницы, боясь столкнуться случайно с Люсей.

Да и в Москве не сразу успокоился, поняв, какую гадость совершил! Надеялся, что Люся поймет, что это всего лишь шутка.

Время лечит. Прошло лет десять с тех пор.

Я не забыл, конечно, о своих обещаниях, данных двенадцатилетней красавице, но уж и не терзался страхами и угрызениями совести. Прошло, забыто, быльём поросло....

Я давно уж состоял во втором своём браке, был счастливый отец и преуспевал на работе: кандидатом наук не стал, а вот в маленькие начальнички вылезть сподобился!

А сколько нас таких инженеришек беспартошных, так инженерами и кончают свою карьеру. Даже в “старшие” выбраться не всем удается!

Лыжи, байдарки, фото, кино, автомобили, велосипеды, подводное плаванье, гантели, яхты, любовницы, сухое вино, Бетховен, Рахманинов.... Красиво живет Юрий Александрович!

Случилось это в ресторане “Гранд Отель”, куда я приглашен был с супругой на очередной юбилей очередного товарища. Не это важно.

Юбилей отмечался в отдельном кабинете. Там выпивали и тосты произносили, а танцевать выходили в общий зал, где, к тому времени уже дым стоял коромыслом и где мне очень приглянулась одна немочка из туристской группы: они, немцы, тоже бражничали в отдельном маленьком зале, а сюда, в общий, расслабиться приходили.

Но я не про немочку. Я в уборную пошел. “По маленькому”. А это внизу. Надо сначала по мраморной лесенке спуститься, туда, где вестибюль, там же и туалеты.

Спускаюсь, разгоряченный такой, жизни радуюсь, а на площадке, как раз посередине, между двумя лестничными маршами сидят на подоконнике и покуривают три красавицы, -жрицы любви.

Этих женщин ни с кем не перепутаешь, они одеты как-то по особому, у них свой стиль косметики и, проходя мимо, даже, если и не желаешь вступить с ними в контакт, невольное возбуждение охватывает тебя. Доступность. Захоти, -и она твоя! Деньги, возможность заразиться, это всё вторичное. А первое, что бьет по мозгам: -доступность!.

Я проходил мимо, стараясь не смотреть в их сторону. Не видел, скорее чувствовал: какие они красивые, разные, длинноногие, намазанные, пугающие и желанные.

Видно, кинул я все же взгляд в их сторону на мгновенье, иначе откуда же взяться волнению-то? И что-то кольнуло мне электричеством по памяти моей.

Прошел вниз, сделал своё дело в уборной, направился обратно, прохожу мимо трёх богинь, смотрю себе под ноги. Вдруг слышу:

-Эй, ты, поди сюда!

Я продолжаю идти. Снова, громче и требовательней:

-Ты что, глухой? Поди сюда, тебе говорю!

-Вы мне?

-А то кому же?

Моё волнение усилилось. В голове с быстротой компьютера побежали назад кадры из моей жизни последних лет.

И я узнал в надменной красавице, окликнувшей меня, в этой дорогой валютной проститутке, свою казахстанскую знакомую, двенадцатилетнюю пионерку, с которой я так безответственно, полушутя, полусерьезно затеял разговор о перспективах её счастливого будущего.

-Люся! Вы?

-Узнал, женишок!

И, обращаясь к своим коллегам:

-Девчата, оставьте нас на минутку, разговор есть...

Все мои страхи десятилетней давности мгновенно ожили. “-Вот она, расплата” -думаю. Она с ненавистью в упор смотрела на меня.

Выпустив мне в лицо струю дыма заговорила, четко выговаривая каждое слово:

-Узнал, женишок, ну, спасибо, подонок. Это по твоей милости я сейчас тут стою! А знаешь, гад, одного моего слова будет достаточно, чтоб ты отсюда живым не ушел?

Я почувствовал, что бледнею, на лбу появилась испарина.

И я заговорил, быстро, быстро пытаясь как-то изменить ситуацию:

-Хочешь верь, хочешь нет, я ничего не забыл. Мы же тогда с тобой договорились, как два дурака: -ну мог ли я написать твоей тетке? Да твой папочка с кашей съел бы нас обоих! Я приехать в Усть -Каменогорск хотел. Не получилось, не всё от нас зависит. А если бы и приехал, как я тебя нашел бы? На квартиру к тебе ввалиться, что ли: -Здравствуйте, я вашу дочь закадрить хочу ! Или у школы тебя подкараулить, чтоб любой пацан папаше доложил? С женой своей я развёлся в тот же год, как обещал, а потом всё наперекосяк пошло: жена квартиру отсудила. Куда я позову тебя?....

В этом же духе продолжал я ещё некоторое время произносить свое “последнее слово”, а потом, сделав паузу, не удержался и выдал ей:

- А ты стала такая красивая!

-Что, может пройтись со мной желаешь? Хотя ты у нас инженер! Сто двадцать, небось, огребаешь? Живи, живи, я пошутила...

К нам уже приближались её подруги, и с ними два огромных мордоворота во фраках, точь-в-точь чикагские гангстеры из фильма “В джазе только женщины”. Один, смерив меня зловещим взглядом, спросил Люсю по-деловому:

-Эля, что, проблемы?

-Какие проблемы, Вить, просто знакомого встретила!

-и кивнула мне головой, чтоб я тут больше не задерживался.

Я вернулся назад к своим, жена спросила въедливо, где я шлялся: -мол, за это время можно пол Москвы обоссать!

Валентина Владимировна отличалась редким остроумием.

ВЫВОДЫ, ОБОБЩЕНИЯ, МЕЧТЫ.

Ну что, пора заканчивать? Всё равно, как ни старайся, всех душещипательных моментов не перескажешь. И не стоит зря утомлять моего уравновешенного Читателя.

Почему уравновешенного? Да потому, что Читатель, шибко о себе понимающий, уже давно, небось, с брезгливостью откинул в сторону это моё произведение и даже руки успел помыть, а Читатель легко возбудимый и не в меру впечатлительный, наоборот, сидит с мокрыми штанами, задыхаясь листает страницы, в надежде прочесть ещё Бог знает что!

Не хочу никого разочаровывать.

Любовь. Как много в этом звуке!... Так и хочется в классики!

Не терпится формулировочку какую-нибудь отмочить, открыть какой-нибудь завалященький закон природы вроде:

“ЛЮБОВЬ-ЕСТЬ НЕКОНТРОЛИРУЕМОЕ СОЗНАНИЕМ СЕКСУАЛЬНОЕ ВЛЕЧЕНИЕ К КОНКРЕТНОЙ ОСОБЕ ПРОТИВО-ПОЛОЖНОГО ПОЛА”,

но ведь тут же изобьют меня конкуренты от науки: -“Почему ПРОТИВОПОЛОЖНОГО? А как же лесбиянки или голубые?”

Нет, уж лучше не буду и пытаться обобщать и формулировать!

Итак, любовь. Это, конечно, от Бога.

Это совсем не то, когда просто случается у женщины в ногах порезвиться. Это большой подарок судьбы. Любовь душу греет .Любовь, извините за пошлость, ОБЛАГОРАЖИВАЕТ!

Даже безответная любовь. Но она слепа, эта самая любовь.

Все свое детство, юность, даже став взрослым, когда уже кое в чем разбираться начал, я считал свою Красную Шапочку первой красавицей не то что в нашем классе, а во всей школе, более того: во всей округе никого красивее её я не видел!

. Но вот под старость, когда все же побледнел и выцвел изрядно её черно-белый портрет, маячивший перед моими глазами столько лет, протрезвевшая моя память раскрыла мне глаза: -Не только в округе, не только в школе, но и в НАШЕМ КЛАССЕ рядом со мной училась девочка, гораздо красивее моей Красной Шапочки.

Правда, эта девочка не попалась мне на глаза тогда, когда наблюдал я водолазно-спасательные работы по подъему затонувшей баржи, а узнал я её только в первом классе, когда и сердце моё и все мои мысли уже были отданы безвозвратно вышеупомянутой Красной Шапочке.

Девочка эта -Римма Чуднова.

Жгучая брюнетка с мелкими чертами лица. Ярко красные тонкие, красивого рисунка губы, огромные голубые глаза, резко оттененные длинными ресницами, черные брови, изогнутые, как взмах крыльев большой птицы. Всё это, конечно, естественное, так как ни о каком макияже тогда и понятия не имели!

У Риммы над верхней губой намечался темный бархатный налёт -усики. Возможно, со временем эти усики станут её наказанием, но тогда, в 12-14 лет она была прекрасна О фигуре не говорю, она была очень стройная девочка, женские прелести у неё только начинали проклёвываться.

Римма исчезла из моего поля зрения после седьмого класса.

Не просто дались мне в жизни любовные радости. С раннего детства узнал, что такое ревность, с молодых лет прочувствовал жгучую боль отвергнутой любви. Понятие “разбитое сердце” узнал не по цыганским романсам!

В 20 лет впервые оскандалился перед дамой в нужный момент. А это дело сильно психику угнетает: впору вешаться или топиться! И помощи ни от старших товарищей, ни от врачей не жди. Товарищи, пожалуй, только посмеиваться станут, а врачи?

Тогдашний врач вылечит тебе руку, ногу, даст пилюли от живота и таблетки от головной боли, но если ты с ЭТИМ к нему обратился, получишь только унизительную нотацию типа:

-Страна коммунизм строит, а у тебя разврат на уме?

Напоминаю молодым, что в нашей милой Родине табу с ЭТОГО было снято лишь после 1991 года. А трудности в этом деле возникали всегда и не только у недоношенных интеллигентов, вроде меня.

Вспоминается эпизод на шахте. Тогда женщины под землёй работали наравне с мужчинами. На “легкой” работе, -вагонетки по полторы тонны катали. Но рубать уголёк Правительство им все же не доверяло!

И дети работали. А то как? Нужна же смена трудовая! Пришлось мне наблюдать такую сцену: паренек, лет 14, не больше, усиленно пристает к одной откатчице, женщине лет 35.

Она, как капустный лист, в брезенте, в резиновой спецовке, в сапогах. Это его не смущает: лезет лапать прямо при всех, чего, мол, стесняться-то, свои люди, все, небось, рабочие! Пристает нагло, хватает за все места, уговаривает, как умеет, а, кроме матерного, другого языка он не знает. Харахорится: -Пошли в сторонку, я, мол тебя там буду и так и эдак!

Пожилой шахтер урезонивает его:

-Отстань от неё, Степка, не храбрись, ты

ещё помучишь её, пизду-то эту!

Хорошо сказал мужик: - “помучишь”, видно, самому когда-то не просто дались его сексуальные старты!

А кому из нас мужиков не приходилось в санаториях или больницах перед сном в общей палате слушать лихие россказни вроде такой:

-Товарищ был у меня хороший. В артиллерийском учились вместе. Ну, прошло после армии лет пять. Приезжаю я, значит, в один город в командировку, устроился, только вышел из гостиницы, вижу, -ОН! Я к нему:

-Вася, ты?

-Я. Уй, Федор? Здорово!

-Ты как?

-Нормально!

-Женат?

-Женат, пойдем ко мне, отметим встречу. Заодно и с женой познакомлю..

Ну, зашли, познакомил. Ничего, глазастенькая, губки бантиком, а подержаться не за что: худовата, интеллигенция. Выпили, значит, он мне и говорит:

- Мы на концерт идём, давай с нами? Пригласительный, правда, на двоих, но ничего, я тебя проведу, там все свои.

Он извинился, просил подождать, в ванну побриться пошел.

Только он вышел, я, блин, схватил его бабу в охапку и на диван. Она:

-Что вы, что вы, он сейчас войдет!

Я ей:

-Ничего, -мол, -успеем!

Нормальная баба мне бы по морде врезала, а эта только: - “Что вы, Что вы!”

Ну, отодрал её по-черному, она едва платье успела оправить, как входит ОН, розовый весь, надушенный!

Пошли в клуб. Сели. Мы по краям, она -посередине. Как свет погасили, друг всё в бинокль на сцену смотрит, а я её потихоньку за ляжку тискаю. Она, зараза, вертится, руку мою отталкивает, целку из себя строит!

Я, вообще-то, плевать на неё хотел: после концерта танцы начались, так я там с одной бабёнкой снюхался. Груди -Во! В Гостиницу ночевать не пошел, она меня к себе зазвала. Ох, мы и кувыркались!

-Ну, а дальше?

-А что, дальше? На другой день я уехал, даже с лучшим другом не попрощался....

Вот такой рассказик. И, конечно, после каждого слова -“блин” После такого выступления, обычно, мало, кто из слушателей выдерживает, тоже хочется душу излить, так сказать, сокровенным поделиться:

-А у меня, ребя, случай был в тамбуре почтового поезда “Орел -Ясиноватая”.... и дальше в этом же духе.

Признаюсь, я не могу похвастаться такими героическими похождениями, у меня их просто не было. Наверное это и хорошо, так как , всё, что очень легко даётся, мало и ценится.

Я, например. не представляю себе, какое удовольствие от близости с женщиной может получать гинеколог, ежели ковыряться в интимных женских подробностях, - его ежедневная работа!

Расставался я со своими подругами, или, как сейчас модно говорить: со своими половыми партнершами, мирно и без скандалов. Вспоминаю “лекцию” одного массовика-затейника в доме отдыха на тему: “Как познакомиться с девушкой, как добиться благосклонности девушки и, как избавиться от нее”. Так вот: мне не от кого избавляться не приходилось. И от меня, думается, не избавлялись. Все сходило “на нет” просто и естественно. Частенько, отношения даже переходили в дружеские. Исключение, пожалуй, было одно: развод с первой женой.

А если спросят меня, старика, давно подбившего итоговую черту под пёстрым списком своих интимных дел, доволен ли я, в итоге, по жизни, своими контактами с прекрасным полом, удовлетворил ли я свои помыслы и искания на извилистом пути романтических приключений?

Отвечу, как на духу, и повторю на Страшном Суде:

-Да, доволен, очень даже доволен, но...

-не удовлетворён!

Как я могу считать себя удовлетворённым, если ярчайшие из моих фантазий остались нереализованными?

Про фантазии даже писать страшно: тут и голенькие лилипуточки от КИО, которые ползают по мне, как двухнедельные щенки, тут и толстозадая негритянка, которой я восхищался в Голландии и, перед которой моя Харьковская Ганна просто -худенькая манекенщица! Тут и семейное трио: двадцати-восьмилетняя мама, с десятилетней дочкой и их сорокашестилетняя бабушка, которые одновременно возятся со мной в огромной кровати и передают друг другу накопленный жизненный опыт, используя меня, как наглядное пособие ...

Наверное хватит? А то я могу и ещё!

А сны? Иногда занятные случались! Под утро, естественно.

Нет, мне не снились восточные гаремы, переполненные томящимися, неудовлетворёнными невольницами, собранными со всех стран мира. Чернокожие евнухи, мраморные бассейны, обилие фруктов...

Мне не снились Северо-Американские хлопковые плантации, где под жарким солнцем гнут спину шоколадные рабыни, а надсмотрщик в пробковом шлеме, с кольтом за поясом и плетью в руке алчно разглядывает их прелести, выбирая на ночь очередную жертву.

.Мне не снились, сладкие утехи с Парижскими проститутками, воспетыми гениальным Мопассаном, или оргии в Российских публичных домах, так красочно описанные Куприным.

Никогда не снились мне всемирно знаменитые секс -символы: Софи Лорен, Брижит Бардо, Мерилин Монро или наши красотки -теле ведущие.

Тем более, не снился мне Ален Делон или Марчелло Мастрояни! ( Шутка!)

Но много раз, практически без вариантов, я видел один и тот же сладкий, сладкий сон:

-вроде бы я добродушный русский барин, здоровый мужчина в соку, средних лет. И парюсь это я, значит, в просторной бревенчатой баньке, а компанию мне составляют две-три голенькие девочки, не старше шестнадцати лет. Тут и квасок холодный, и веничек, ну, и всё остальное! И, между прочим, всё по любви и по доброму согласию, никакого, замечу, принуждения! Девки, правда, крепостные, он это детали, согласитесь! И такие вкусные подробности, снятся, аж просыпаться не хочется!

Уж не гены ли это предков моих далёких стучатся в моё серое вещество, распаляя воображение?

-Годы мои молодые, где вы?

Основной вывод, к которому я пришел: -ежели хочешь максимум наслаждения получить от близости с женщиной, надо её ЛЮБИТЬ!

Ласкать нелюбимую, конечно, тоже очень приятное занятие, но, поверьте, - не ТО!

Однако, здесь необходим тонкий баланс чувств: - влюбившись без памяти “до того”, вы рискуете, вообще, не завоевать сердце своей избранницы.

Не следует забывать слова нашего Великого Поэта:

-Чем меньше женщину мы любим

Тем больше нравимся мы ей...

Или, как адаптировал эту мудрую мысль наш современник Жванецкий:

-Чем меньше женщину мы больше,

Тем больше меньше нас она...

Это я про чистую любовь.

Но и в “грязной заднице” побывать не грех!

Для развития кругозора.

Имеется много специальной литературы, целые исследования об интимной жизни великих людей. Начиная с Римских цезарей.

О Петре Первом, о Екатерине, о Пушкине...

Тут нет возражений: - Великие люди!

Пушкин, к примеру: сказку “О Золотом петушке” написал и про то, как мальчик отморозил пальчик.

С Петром Великим тоже всё ясно: он под Полтавой кого-то разбил. Японцев, кажется. Екатерина? -Ну, эта, вааще!

Ну а я-то, я-то чем отличился? Кто я такой?

Ни цезарь, ни Петр, ни Пушкин.

!

За свою долгую жизнь я был и радистом и слесарем. Солдатом и студентом. Я увлекался мотоциклом, лыжами и велосипедом. Был фото и кино любителем. Нырял в Черном море с аквалангом, ходил на байдарках по речкам и на яхтах по озёрам, спускался на плотах по порогам горных рек. Уже с седой головой покорил несколько горных перевалов..(.Нет, на ЭВЕРЕСТЕ был то-то другой! )

Освоил три автомашины! Я строил заборы и сараи, возводил дачные сортиры, сооружал глубокие подземные бункеры для овощей и капусты, сорок лет занимался виноделием.

И всё это без отрыва от моего основного занятия: СОРОК ТРИ ГОДА Я ЧЕСТНО ТРУДИЛСЯ В ГОСУДАРСТВЕННЫХ СТРУКТУРАХ СВОЕЙ СТРАНЫ!

Наконец, я вырастил и воспитал дочь, которая пять языков знает, два университета окончила и родила мне троих внуков, обеспечив тем самым неистребимость моих шкодливых ген!

Так имею ли я после этого всего право на те маленькие радости, о которых я так скромно и ненавязчиво поведал в этой книге?

Спасибо за внимание.

Юрий Александрович.

Москва -

1998 год.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Вместо предисловия.................................................

Дошкольный период...............................................

Подготовительный период.....................................

Начальная школа.....................................................

Средняя школа.........................................................

Опасные эксперименты...........................................

Первая любовь.........................................................

Скитания разбитого сердца.....................................

Взрослая юность....................................................

Укрощённые демоны.............................................

Мои жены...............................................................

Рабинович днём переночевал!...............................

Приятно вспомнить!...............................................

Страшная месть.........................................

Интрига.........................................................

Гонки с препятствиями.................................

Фиалки пахнут не тем!............................................

И на старушку бывает прорушка!..........................

И, все-таки, про любовь.........................................

Две встречи.............................................................

Выводы, обобщения, мечты...................................