Последние ночи я почти не спала. Прислушивалась к тяжелому, неровному дыханию соседок и думала: времени больше нет. Нас осталось четверо, в любой момент могут увезти меня, Олю, Свету, Машу. Конечно, придут другие, займут кровати, постелют чистое белье, заполнят шкафчики соками, книжками. Наверное, они еще смогут говорить о чем-то, кроме боли и предчувствий. Я уже не могу. Страх растворился в больничном воздухе, я дышу им. Временами кажется, что схожу с ума. До дыр затерты медицинские справочники, все разговоры обязательно заканчиваются слезами, и даже, включив телевизор, я непременно попадаю на какой-то из сериалов про врачей. Что обиднее всего - никто не говорит правды. Родные устали от моей слабости, я вижу, что мешаю им, чувствую себя обузой. Вроде и стараются поддержать, успокоить, а я злюсь еще больше. Сейчас уже и не вспомню, каково быть нормальным, здоровым человеком. Врачи, хоть и шутят, но как-то напряженно, фальшиво. Раньше хоть Интернет помогал, а сейчас, как ни зайди на любимый форум, там кто-то да умер. И тут... Вечерами рассказываем истории из своей не такой уж длинной жизни, но заканчиваются все разговоры одинаково - слезами и страхом.
- Я так мечтала съездить в Венецию, - прошептала Оля, самая младшая из нас. - С детства такой бзик был: вот вырасту, встречу своего любимого, и с ним вместе - на карнавал, как Ромео с Джульеттой...
- Они в Вероне вроде жили? - встряла Маша.
- Да какая разница? - отмахнулась Оля, и тут же охнула. - А мы в Венеции, вдвоем, на гондоле - по каналам, мимо палаццо, дворцов, под огромной луной, и он мне признается в любви...
- Гондольер? - пошутила я.
- Дура! - обиделась Ольга, захлюпала носом, мне стало стыдно.
- Прости. Продолжай, пожалуйста!
- Этого уже никогда не будет, понимаешь, никогда? Зачем нужны мечты, если они не сбудутся?
- Ну что ты, Оль, - я с трудом поднялась, держась за спинку кровати, добралась до нее, села на край матраса, гладила ее по голове, чувствуя, как стекают по виску горячие слезы. - Ты еще сто раз съездишь в Венецию с Мишей...
Она разрыдалась, уткнувшись в подушку.
Что толку утешать, если она права? Прежней жизни уже не будет, но даже не это страшно. Сам момент перехода - боже, как замирает сердце, едва подумаешь о том, что предстоит пройти! Никуда не деться - боль уже не раз напоминала о себе, но пока играючи, а будет по-настоящему, и неизвестно, сколько придется терпеть.
Мы очень сдружились тут, нас было пятеро... Два дня назад был похожий вечер, похожие разговоры, когда согнулась от боли Аня. Ее крик до сих пор стоит в ушах. Потом пришла молчаливая санитарка, свернула белье на опустевшей кровати, собрала вещи в пакеты. А мы утешали друг друга - ну вот, отмучилась, бедная. И завидовали. Ей-то уже не страшно.
Ольга перестала плакать, но плечи вздрагивали.
- Попробуй поспать?
- Не могу. У меня предчувствие, что сегодня моя очередь.
- Брось! На обходе тебя осматривали меньше всех.
- Нет, я чувствую, - упрямо шептала она. - Мне днем снился вещий сон.
- Да когда же успел? Ты спала от силы полчаса!
- Я умру, - она сказала то, что думала и я, но не решалась произнести вслух. Судя по тому, как вздохнули девчонки, они тоже.
- Глупости болтаешь, - сердито одернула я Ольгу. - Никто из нас не умрет, мы будем жить долго и счастливо, исполним все свои мечты, и еще посмеемся, вспоминая наши разговоры.
- Я не могу больше ждать, - глухо проговорила Света. - Они от нас вечно что-то скрывают. Сколько ни спрашивай - либо отмалчиваются, либо говорят ерунду какую-то. Вставать нельзя, есть, пить - не могу, спать - не получается. Разве это жизнь? Днем раньше, днем позже - какая разница? Скорее бы уже. Я читала на форуме, какие ужасы творятся в больницах. Вон, у одной такое же, как у меня, было - так она умерла. Тоже тянули до последнего. Вот увидите, они все-таки решат резать, но будет поздно. Зачем скрывать?
- Свет, ты еще не нагоняй тоски! - укорила я ее, чувствуя, как вскипает злость. Что за привычка паниковать?! Себя не жалеет, так хоть девочку бы поберегла!
- Да, а вы заметили, что ко мне на завтра вызвали кардиолога? - будто не замечая моих слов, откликнулась тихая Машка. - Готовятся. Я не перенесу наркоз.
От этих разговоров в горле встал комок. Нет, плакать не буду. Я не истеричка, как они, и сохранила способность соображать. Самое тяжелое положение - у меня. Но попробуй сказать это, тут же услышу град упреков.
От слабости ноги подкашивались, я откинулась на подушку, едва добралась до кровати. Дышать стало еще тяжелее - скорее всего, моя очередь сегодня. Даже от мысли об этом дрожат руки. Так хочется просто уснуть, и проснуться той, что была раньше - легкой, свободной, здоровой! Надоел запах лекарств, уколы, таблетки. Там, за белой крашеной дверью - новый мир, новая жизнь, где я буду счастливой и где не будет одиноко. Хотя, говорят, и это не конец, а только начало...
В палате повисла тишина. Болтать не хотелось, спать тоже, и я думала о Сергее. Вспоминала нашу встречу...
Мы познакомились в поезде, он вошел в купе на одной из станций. Едва увидев высокого крепкого парня, я поняла, что знаю его тысячу лет и очень скучала по смешливым серым глазам, ямочкам на щеках и приятному низкому голосу. Внешне же не подала вида, отвернулась с книжкой. Он не настаивал на общении и так мы промолчали почти весь день. Наверное, так и не заговорили бы друг с другом. Помогла случайность - на очередной остановке в купе заглянула тетка, торгующая копченой рыбой. К тому времени я уничтожила практически все свои запасы, но денег было в обрез. Сережка купил большущую форель, предложил мне присоединиться к ужину, и мы, как два кота, едва не мурлыча от удовольствия, умяли рыбку за милую душу. За едой и познакомились, и наговорились, как старые друзья после долгой разлуки. Самое несмешное началось, когда выяснилось, что закончилась вода. Не мы одни наелись соленостей, а может, это был заговор проводников с продавщицей из вагона-ресторана. Ни лимонада, ни минералки там не оказалось, зато было пиво. Признаться, до того я не любила этот хмельной напиток. Теперь обожаю, оно мне всегда напоминает о том вечере. Кажется, напились все пассажиры - отовсюду доносились песни и смех. В тамбуре собралась компания пьяных парней, один из них пристал ко мне, когда мы возвращались из вагона-ресторана:
- Эй, куколка! Ты одна? Пойдем к нам!
Я испугалась, но сильный голос позади меня произнес:
- Руки убери от моей девушки!
Я оглянулась и встретилась взглядом с Сергеем. Я поняла, что это правда: он мой парень, мы вместе. Сережа взял меня за руку, мы прошли в купе, и там целовались, как сумасшедшие. Утром мне нужно было сходить с поезда, на перроне ждали родители. Но увидели они двоих, и я, смущаясь, представила им Сергея как своего друга. Больше мы не расставались. До недавнего времени...
Конечно, у каждой из нас есть такая история за плечами, но такой любви, как у меня, не было еще на Земле. Сергей берег меня, старался предугадать каждое мое желание, удивлял маленькими, но приятными сюрпризами. Я вспомнила, как проснулась однажды и первое, что увидела - розы, рассыпанные по одеялу... В окно стучалось июльское солнце, ветер играл занавесками, разнося чудесный аромат цветов, а любимый сидел рядом, смотрел на меня, сонную, и улыбался...
В день нашей свадьбы шел дождь. "К счастью", - говорила мама, вытирая слезы. Почему люди плачут всегда - и в радости, и в беде? Я смотрела на себя в огромное зеркало и не узнавала - пышное платье, затейливая прическа, длинная фата. Еле сдерживалась, чтобы не разреветься от волнения. Едва не упала в обморок, когда Сережа вошел в комнату, красивый, с огромным букетом в руках, в строгом костюме, галстуке, похожий на киноартиста. С такой любовью он посмотрел на меня, что я сразу успокоилась, поверила - все у нас будет замечательно.
Пьяные гости кричали: "Горько", мы целовались у всех на виду, кажется, раз сто. Когда вышли танцевать, заиграла наша любимая песня, "Who wants to live forever". Да! Мы хотели жить вечно, молодые, красивые, полные радужных планов. Помню, у меня мелькнула мысль: "Вот когда надо умирать - на пике счастья..."
Помню и другое. Его белое от страха лицо, когда "Скорая" увозила меня. Он старался улыбаться, подбодрить, говорил: "Все будет хорошо, малышка, верь...", а я думала только о том, что мы расстаемся, может, навсегда. Дальше мне идти одной. Я сама запретила ему быть рядом. Всегда старалась выглядеть для него красивой, но сейчас от красоты не осталось и следа. Что предстоит, знает только бог. А Сережа будет мучиться сильнее меня, видя мои страдания. Я знаю - он отдал бы всё, лишь бы мне не было больно. Но помочь он не в силах. А иногда самая серьёзная помощь просто в том, чтобы не мешать. Все кончится. Все когда-нибудь кончается. До меня этот путь проходили миллионы. Пройдут и после меня. Нужно быть сильной. Я буду сильной. Я сильная.
Похоже, мне удалось задремать, потому что, когда все началось, я не сразу поняла, что это - то самое. Боль возникла в спине, разлилась по телу, захлестнула, скрутила мгновенно. Будто издеваясь, отпустила, чтобы дать мне понять - все, пора. Меня затрясло, руки похолодели. Но я еще не потеряла способность думать. Стиснув зубы, чтобы не напугать стоном девочек, сползла с кровати и, согнувшись, стала пробираться к двери, пока не начался новый приступ. Проходя мимо Ольги, увидела ее освещенное луной бледное лицо с темными тенями под глазами, и про себя попрощалась с ней: "Ну вот, не сбылось твое предсказание. Утром проснешься, увидишь пустую постель. Догоняй! Я буду ждать тебя там, подружка..."
Боль уже подкатывала, стягивала стальным обручем. По щекам текли слезы, или это холодный пот стекал струйками со лба? Я выбралась в коридор, и там уже сползла по стенке. Медсестра увидела, подбежала, подхватила.
Помню, мелькали лампы на потолке, пока меня везли на каталке. Раздавались короткие команды врача, предплечье стянуло жгутом, и я, чтобы не прокусить губы от боли, считала эти бегущие вспышки света. Сколько придется терпеть? Мне казалось, каждая судорога длилась вечность. Медленно, но неотвратимо разливалась она жаркой горячей волной по телу, выгибала так, что я думала, просто сломаюсь. Когда отпускало, я плакала и молилась. Мне очень нужны были силы...
Потом - туман, мельтешение лиц, красное болевое марево. Белые шапочки врачей, шприцы, капельницы. Нет, я не смогла сдержать крик, как и все, кто были здесь до меня. Чувствовала каждый нерв, каждую мышцу, стала просто безвольной куклой, ненадолго оживающей между приступами. Я уже не молилась, в голове стучало только одно: "Господи, за что?". Теперь уже не страшно было умереть, наоборот, хотелось, чтобы это случилось, и перестало выворачивать, как в мясорубке. Время то летело, то замирало, тянулось невозможно долго. Врачи успокаивали, уверяли, что скоро все закончится. Я считала минуты, плакала, не в силах сдерживать крик.
- Я умру, да?
Сколько раз им задавали этот вопрос? Они уже привыкли отмахиваться от него, спрятав лица под масками.
- Сделайте же что-нибудь! Режьте, усыпите - только пусть это прекратится!
Когда меня привезли, часы на стене показывали полночь. Четыре часа я смотрела, как ползет секундная стрелка, и мечтала сдохнуть. Почему другие даже не успевают почувствовать, а мне выпало так мучиться? Когда я снова выгнулась от боли, медсестра взяла меня за руку, сказала, не скрывая сочувствия.
- Ты кричи, дочка. Не сдерживайся, будет легче.
Я услышала, как они переговаривались между собой, и поняла: оперировать не будут. Поздно. На чей-то вопрос о наркозе врач помотал головой, значит, и этой маленькой поблажки мне не положено. Но пугаться ещё больше было некуда. Боль рвала меня на части. К моему лицу всё чаще прижимали маску с кислородом. Я плакала, звала Сергея. Он не слышал, конечно. Все-таки, наверное, мне было бы проще, держи он меня за руку.
- Ну же, девочка, давай, ты можешь! Соберись! - голос врача вернул меня из небытия. О чем он? Что могу? Я уже ничего не могу, дайте мне умереть.
- Думай о нем! Помоги ему! Дыши!
Да. Ради него. Выдержу, справлюсь. Я сильная!
- Ну, сейчас!
Судорогой свело все тело, так, что ни вздохнуть, ни застонать.
Отчаянно напрягаюсь, сгибаюсь, сжав до хруста пальцы на металлических поручнях.
-Мама!
Сколько раз слышали этот крик белые стены холодной комнаты? Сколько женщин кричали тут до меня, кто-то матом, кто - призывая бога, кто - проклиная тот миг, когда услышали свой диагноз...
- Не засыпай, девочка! Смотри на меня! Готовьте преднизолон. - Команды врача я слышу уже сквозь вату в ушах, воздуха не хватает, все темнеет перед глазами...
Новая волна боли особенно сильна. Накрывает, лишая всех чувств, ощущений, вырывает последний, дикий крик из моих легких. И тут же - движение внутри меня, боль сконцентрировалась в животе, выплеснулась - и ушла...
Сначала я не поняла, что произошло. Врачи работали. Я смотрела на белый свет лампы и уплывала от легкости, пришедшей на смену боли.
Слабый всхлип, будто кто-то кашлянул, затем громкий крик заполнил палату, и это был самый лучший звук, что я слышала в жизни.
- Мальчик у тебя! - Врач держал на руках мое сокровище, показывая мне. Сквозь слезы, хлынувшие водопадом, я разглядела крохотные ножки и ручки, сердито и испуганно сморщенное личико.
- Дайте... мне... - я не могла говорить, захлебывалась счастьем, сделавшим все, что было до - ненужным, пустым и бессмысленным.
Его положили мне на руки, и окончательно кончилась моя прошлая жизнь. Мы плакали вместе - я от любви и нежности, а мой сын - заявляя о том, что он пришел в мир.
За окном родзала наливалось светом рассветное хмурое небо, а по стеклу стекали струйки весеннего дождя.
- К счастью, - прошептала я, улыбаясь...
Два часа отдыха и непрекращающихся слез, особенно после того, как за окном раздался крик: "Аленка! Люблю тебя, жена! Спасибо за сына!". Медсестры, улыбаясь, приносили все новые записки с поздравлениями и разными милыми глупостями от Сережки.
Когда меня увозили в палату, по коридору родильного отделения звучал звонкий Ольгин голос: "Чтобы я еще когда-нибудь...."