Утро не задалось. Мало того, что не прозвонил будильник, еще и на колготках обнаружилась дыра, благо хоть на заднице, где никто не видит. Хлеб зачерствел, молоко прокисло, а банка с кофе оказалась пуста. Маринка расстроилась, чуть ли не до слез. Но быстро собралась, натянула юбку со свитером, схватила сумку и побежала в школу.
Опоздала. Химичка с ненавистью посмотрела на запыхавшуюся девчонку, пару секунд поразмышляла, но, видно, у нее утро тоже не задалось, потому разразилась обычной проповедью:
- Смотрите, кто нас почтил своим визитом! Спиридонова! Всем пасть ниц и благодарить за оказанную честь! Ну что, безответственная, сколько еще будешь срывать уроки? Что на этот раз помешало тебе прийти в школу, как всем нормальным людям, к началу урока? Бессонная ночь? Не рано ли? А то смотри, недолго и в подоле принести, то-то мать будет рада.
Класс заржал, Маринка вспыхнула, по стеночке пробралась к своей парте, вытаскивала учебники, а химичка, почувствовав себя звездой, очевидно, продолжала заливаться:
- Вот из таких, как ты, Спиридонова, и получаются потом гулящие наркоманки. Все ведь с малого начинается - сначала пропущенный урок, потом первая затяжка марихуаной, потом панель и СПИД. И это наше будущее поколение, которому государство дает все возможности для нормальной жизни: бесплатное обучение, пособия, стипендии и открытые двери в светлое будущее. А вас-то все в грязь тянет, на помойку!
Класс притих, поняв, что от Маринки злоба учительницы перешла уже и на них. На лицах ребят читалась ответная ненависть.
- Ладно, раз уж пришла, иди к доске. Посмотрим, чем ты занималась дома, кроме разврата и прожигания жизни.
Маринка понуро поплелась к доске. Урок она выучила, но не поняла. И если эта дура начнет заваливать...
Так и получилось, и вскоре дневник украсила жирная тройка.
"Скорее бы выйти отсюда! - тоскливо думала Маринка, глядя в окно, за которым моросил мелкий противный осенний дождь. - Так хорошо быть взрослой и ни от кого не зависеть!"
На перемене она умудрилась неудачно втиснуться в толпу ребят из параллельного класса, так, что оказалась зажатой между двумя пацанами. Те не упустили возможности зажать ее, гогоча, как ненормальные. На этом несчастья не закончились. Подошли девчонки - одноклассницы этих уродов. И, что хуже всего, среди них - Леська Василькова.
- Та-ак, это что тут у нас? Гляди, девки, пока мы расслабились, эта сучка наших пацанов обхаживает! Чего прижалась, шваль? Своих не хватает?
Леська славилась задиристостью, и при случае не церемонилась. Приводов в милицию у нее было достаточно для того, чтобы ее выперли из школы, но, как назло, Бог наградил ее, помимо драчливости, влиятельными родителями, по какой-то нелепой случайности отдавшими дочь в обычную школу. Так что, понятно, все ей сходило с рук.
- Да, Лесь, она сама к нам липнет, - закричал тот, что повыше, Сергей, кажется, крепко сжимая за талию вырывающуюся Маринку. - Но мы своих не променяем! Да и на что тут менять? - и, изловчившись, задрал юбку на Маринке.
Громкий хохот заглушил звонок. Ее отпустили, разбрелись по классам, а она осталась сидеть на полу, рыдая от стыда, закрыв лицо руками. Подонки! Какие же подонки! Но что она может им противопоставить? Пожаловаться матери? И что, одиночка - медсестра придет их стыдить? Нет, скорее всего, просто расстроится и будет глотать корвалол литрами.
Отрыдав, Маринка собрала рассыпанные по полу учебники и поплелась в туалет. Умылась, села на подоконник. Урок пропущен, да и хрен с ним. Сердце кололо от обиды. Еще полгода, целых полгода мучиться. И перевестись нет никакой возможности. Да, впрочем, и там найдется, кому ее пнуть - мелкую, тощую серую мышь.
С трудом отсидев оставшиеся уроки, Маринка пошла домой, подождав в раздевалке полчаса, чтоб рассосалась толпа у школы. Настроение немного исправилось, когда она вошла в парк. Под ногами рассыпалось золото листьев, дождь закончился, людей не было и пахло осенью - кострами, близкими холодами, сырой древесиной и туманом.
Я - лист осенний, лист осенний,
Сорвался вниз я и лечу,
Я доживаю миг последний,
Но миг тот мой - и я кричу:
- Спасибо, что дожить мне дали,
Что дали света и тепла,
Что не сорвали, не порвали
Чужие злобные ветра.
Маринка в голос декламировала стихи, сочиняя на ходу, подбрасывая охапки листьев, и кружась под ними, падающими.
- Красиво.
Она вздрогнула, обернулась. На скамейке неподалеку сидел парень лет двадцати пяти. Может, кого-то ждал, может, подошел незаметно, когда она приплясывала. Нет, скорее сидел тут уже давно, у его ног стояла пустая бутылка из-под пива, а рядом валялись окурки. Маринка смутилась и повернулась уйти, подхватила сумку.
- Нет, подожди! - окликнул ее парень, подходя. - Почитай еще? Мне понравилось.
Она с трудом сглотнула, не сводя глаз с его лица, медленно кивнула. В его глазах застыла грусть. Плохо человеку отчего-то. А ей трудно, что ли? Она отвернулась, пошла по аллее, теребя лист клена, и вполголоса заговорила:
- Когда умру я, как-нибудь в четверг,
Зайдут в мой дом печальные туманы,
Накинут на меня затертый плед,
Дождем омоют резаные раны.
Влетит сквозняк, развеет по дворам
Мою никем не найденную нежность,
Моих тетрадок бесполезный хлам
Дожди косые на клочки порежут.
Когда умру я, обо мне не плачь,
Скажи, как все: отмучилась, бедняжка.
Сними с меня свой позабытый плащ,
Отдай другой, мой бывший, мой вчерашний.
Ей расскажи, как глупо и смешно
Тебя любила, о тебе мечтала,
Как глупые стихи свои писала
Та, чью любовь ты выбросил в окно...
Маринка не дочитала. Она почувствовала, что ее плеч коснулись руки незнакомца, прижали к влажной кожаной куртке, и в ухо она почувствовала горячее дыхание: "Спасибо".
Обернулась и увидела лишь его удаляющуюся фигуру. Пожала плечами, пошла домой. Но осталось ощущение какого-то чуда, и плечи горели от прикосновения его рук.
Назавтра она проснулась другой. Будильник не понадобился - рассвет едва алел, а спать уже не хотелось. Встав у зеркала, Марина попыталась посмотреть на себя глазами незнакомца. Романтичная барышня, читающая стихи... Оглядела себя придирчиво. А ведь не так уж она и уродлива. Даже, может, красива. Что там эти дураки в школе, разве им понять истинный свет души? А Он понял...
Маринка плюхнулась на кровать и размечталась. Он придет, непременно придет еще. Встанет на колено, протянет букет роз, скажет: "Любовь моя...". Немного пафосно получается, но в книжках всегда так. На волне этого настроения у нее родилось несколько стихов, наверное, слишком приторных.
В школе ей не было дела ни до чего. Забылись уроки и поддевки учителей и одноклассников, в голове безраздельно царил Принц. Последний звонок прозвучал как выстрел стартового пистолета. Она понеслась к парку, как на крыльях. Прибежала, осмотрелась - никого. Просидела на лавочке еще целый час, оправдывая Его. Заболел? Уехал в командировку? Попал под машину? Иногда разум возвращал ее в нормальное состояние и возражал: "Да почему он должен прийти? Да забыл он уже о тебе!" Но Маринка не слушала доводов разума.
За неделю эпизод в парке разросся в ее голове до мексиканского сериала. Фантазия накрутила ей слова, которых не было, чувства, якобы мелькнувшие в его красивых (самых красивых на свете!) глазах, неясное движение губ, будто им хочется слиться в поцелуе с губами Маринки, да и вообще, что говорить - это была любовь с первого взгляда! Стихи множились, заполняли тетрадку, она выбирала самые нежные, самые проникновенные, заучивала, чтоб прочесть ему.
Однако, в школе, кажется, заметили произошедшие с ней перемены. Наверное, она просто лучилась счастьем, часто мечтательно улыбалась, и эту улыбку не сгонял с лица даже ехидный окрик химички. Однажды на перемене она брела по коридору, замечтавшись, когда кто-то сзади дернул ее юбку. Раздался гогот. Она же, нисколько не смутившись, оправилась, обернулась, посмотрела на мальчишек с такой жалостью, мол, бедные вы, бедные, никогда вам не стать такими, как Он. Пацаны осеклись, недоуменно глядя друг на друга. А она пошла дальше, как королева.
Принц не появлялся. Маринка ждала в парке каждый день. Деревья все больше оголялись, дворники мели листву на аллеях, а она сидела и грустила. Однажды к ней подсел одноклассник, Сашка Первухин.
- Можно посидеть с тобой?
Она пожала плечами. И в голове мгновенно нарисовалась картинка: Принц приходит и видит ее с другим. Пусть знает, что своим отсутствием он дает ей право флирта с недостойными ее любви типами. Пусть видит, как ей плохо без него, и как она нужна кому-то еще. Призадумается, может.
Сашка заговорил о море. Как выяснилось, он мечтал стать моряком. Его рассказ о яхтах, парусах, штормах и известных мореплавателях захватил ее, она даже не заметила, что уже давно идет под руку с ним по аллее. Спохватилась, оглянулась на свою лавочку - нет, пусто, опять не пришел. Сашка заметил ее жест и печаль, им вызванную.
- Ты кого-то ждешь?
Она снова пожала плечами. Кого она ждет, в сущности? Человека, виданного лишь однажды? Того, кто давно забыл и ее, и дурацкие стихи? Ей стало так горько, что в глазах собрались слезы. Чтобы не расплакаться, она бодро сказала:
- А давай я тебе стихи почитаю?
Сашка кивнул.
- Простите, сударь, мне мою попытку
Стать на минуту кем-то - не собой,
Той, что ворует тень улыбки зыбкой
Наверно, предназначенной другой.
Простите, сударь, мне мое волненье,
И поступь легкую осенней пустоты,
Кто я для вас - всего одно мгновенье,
И вы, как листья, тлеете... Мечты,
Где вы со мной, о как они никчемны!
Как клекот улетевших в небо стай.
Я не любила вас, мой луч осенний,
Я просто так ждала, что будет май...
Сашка молчал, оглушенный. Потом взял ее за руку. Это касание обожгло ладошку. Она вздрогнула и посмотрела ему в глаза. Ощущение дежавю. В его глазах плескалась... нежность? Мальчишка, сидевший рядом, за соседней партой много лет, вдруг стал близким. И захотелось читать ему еще и еще. Она благодарно улыбнулась, и они молча пошли по аллее.
Назавтра он ждал ее у подъезда. Она встала, как вкопанная, глядя, как он, улыбаясь, подошел и без лишних слов взял сумку из ее рук. И стало вдруг так понятно, так очевидно и правильно просунуть руку под его локоть и пойти рядом.
У школы толпился народ.
- Эй, смотрите-ка! Парочка! Гы-ы-ы!
Конечно, это ватага парней из параллельного. Маринка инстинктивно прижалась к Сашке. Тот прижал ее руку к своему боку и повел за собой.
- Подружка, на кого ж ты нас променяла? - ерничая, кривлялся долговязый Сергей. - Вернись ко мне, вспомни наши жаркие ночи!
Пацаны ржали, а Маринка все больше холодела, мечтая побыстрее оказаться в школе.
- Эй, девочка, ты что, язык проглотила? А зря, он тебе еще понадобится! - Сергей вошел во вкус. - Приходи после школы на пустырь, я тебе покажу настоящую любовь, а не это...
Он выдернул из кармана листочек, и Маринка замерла - это ее стихи, наверное, он украл его тогда, в коридоре, из рассыпанных тетрадок.
- Смотрите, как она ему пишет: "Коснись меня волшебным поцелуем, пусть это будет сказкой, чудом, пусть, скажи, что я твоя, тебя люблю я, с тобой я зла и боли не боюсь..." Не боишься, значит?...
Он не договорил. Одним движением вырвав руку из Маринкиных рук, Сашка впечатал кулак в ухмыляющееся лицо подонка. Тот взвыл, но ответил. Завязалась драка. Сашка бил неумело, сам получал удары по лицу, по груди, но лез в драку остервенело. Тут опомнились друзья Сергея, подключились к избиению. Маринка бросилась в кучу дерущихся, пыталась оттащить пацанов от Сашки, и вдруг почувствовала, что кто-то помогает ей.
- А ну, ша! - прозвучал зычный голос Леськи. - Разошлись, иначе я за себя не отвечаю!
Парни разошлись, тяжело дыша. Сашка сидел на земле, вытирая кровь, сочащуюся из разбитой губы. Маринка бросилась к нему, уселась в грязь, на колени, плакала и пыталась помочь ему встать. Леська подошла, помогла ей, вдвоем они подняли его, он с ненавистью смотрел на обидчиков и сплевывал красные сгустки. Леська подняла листок со стихами из лужи, стряхнула его и протянула Маринке. Потом обернулась к одноклассникам:
- Какой же ты урод, Пошехонцев! И вы все! - Обвела она взглядом пристыженных пацанов. - Если кто-нибудь еще хоть раз к ним сунется, будете иметь дело со мной!
Она повернулась к Маринке.
- А ты не плачь. Уродов в жизни хватает. У тебя красивые стихи. Дашь почитать?
Маринка ошалело кивнула. Тут прозвенел звонок, и толпа тихо разбрелась. Маринка с Сашкой остались на улице. Ни слова не говоря, повернулись и пошли к парку. Она вытерла его лицо носовым платком, болезненно морщась, когда касалась синяков и ссадин.
Его трясло.
- Ты, Марин, не бойся. Я за тебя, Марин... Ты другая, особенная, им не понять... - его голос срывался. - Ты, Марин, морская, знаешь, да? Имя твое - Морская. Свободная. У тебя душа есть. Я рядом буду. Больше никто...
Она не дала ему договорить. Повинуясь внезапному порыву, прильнула губами к его губам.
Они долго сидели на лавочке, и она читала ему стихи, он улыбался и иногда целовал ее.
Мимо них прошла парочка - двое парней, со стороны казалось - просто друзья.
- Смотри, - кивнул на Маринку один из них, - Я тебе про нее рассказывал. Она меня просто спасла тогда, ты не пришел, помнишь? Так хотелось позвонить тебе и сказать, что больше не буду ждать. А она читала стихи...
- И ты потом позвонил и сказал, что любишь, - с нежностью посмотрел на него друг.
С деревьев падали листья, срываемые легким осенним ветром, ложились золотым ковром на аллею, где-то шуршал метлой дворник, и природа будто старалась все делать тише, чтобы не спугнуть зарождающееся чудо.