Легкий модуль бесшумно парил над бесконечным лесом. Расчетное время приземления мигало на плоской панели задач. Программа работала без сбоев, и спустя три часа автопилот должен доставить на базу груз - контейнер с архивными данными, обнаруженный в бункере при раскопках. Два боевых робота в режиме ожидания мерно покачивались в стойках. Легкая вибрация в пределах допустимых норм началась при подлете к Памиру. Загорелся датчик анализатора альфа-волн. Такое бывало и раньше.
В покореженной дымящейся машине робот, оставшийся в стойке, а потому уцелевший, подключился к разъему аккумулятора архива. Мигнула яркой зеленью строка загрузки данных...
Я вспомнил.
"Лот, они пустили псов!"
Сработала ловушка, обдав нас колючими бетонными брызгами. Пара минут форы. Привычный хлопок по бедру и адреналин разлился по телу, придав сил. Бежать, пока еще жив, не оглядываться, не прислушиваться к топоту за спиной. Не замечать рассеченных осколками ног, не думать о боли. Только бы добраться до бункера, там ребята, нужно отдать им, донести...
У меня давно не было времени рассмотреть получше то, что осталось от НИИ. Верхние этажи разрушены взрывом, а вот наш подвал остался цел. Не зря его еще с семидесятых держали в строгой секретности. Все важнейшие научные открытия происходили в этих стенах. Когда-то здесь кипела жизнь. Попасть сюда было мечтой любого ученого. А теперь - мигающий свет, бумаги, подбрасываемые сквозняком, летают по коридорам. И на стенах - инструкции, инструкции, которые никто уже не прочтет. Интересно, бродят ли тут призраки тех, кто не успел уйти, так и остался в кабинетах? И нам некогда было их хоронить. Нужно было бежать.
И я бежал. Помня наизусть каждый поворот, летел, не останавливаясь. Перемахивал обломки арматуры и нагромождения металлолома. Немыслимо изворачивался от выскакивающих навстречу препятствий, перепрыгивал воронки и кубарем скатывался по лестницам. Пот заливал глаза, а может, кровь, или слезы, на зрение глупо рассчитывать - в густом тумане верхнего уровня меня вело чутье. Спиной я чувствовал, как они приближаются, механические твари, настроенные на убийство теплокровных. Благо, из подвала выскочить успели. Пока бегу - у меня есть время. Но стоит хоть на пару секунд замешкаться - разрыв станет критическим. А Прима... Эх, зря о нем подумал. Секунду потерял, точно. Напрасно потратил энергию на поиски. Он сзади. Пока еще есть надежда, что вырвемся вдвоем.
Предчувствие кольнуло сердце за вздох до стона Примы.
- Лот!
Чуда не случилось. Мы оба знали, что один из нас останется здесь. Решение пришло мгновенно. Он слишком слаб. Как не хотел я, чтобы он шел со мной сегодня! Нет времени на сомнения. Одним прыжком к нему, прижать ко лбу парня нейрочип и, не оглядываясь, стремглав к воротам, краем глаза отмечая мигание зеленого огонька на гибком дисплее, плотно охватившем запястье.
Сотня метров... Пятьдесят... Приготовился... Есть! Успел. Лязг упавшего металла подтвердил, что я все сделал верно. Не зря-таки заложил нейтрализатор именно здесь. Пригодился.
Рухнул без сил на землю и жадно глотал горячий воздух через маску, нашаривая негнущимися пальцами нашивку с ампулой. Нажал привычно и теплая волна пошла от укола, сведенные судорогой мышцы отпускало, дышать стало легче, а сердце перестало выдавать барабанную дробь. Успокаивалось, приходя в свой нормальный ритм. Вот и все. И тут навалилась тоска. Прима...
Слезы, теперь уже точно они, горячими ручьями втекали в расцарапанные щеки, и я позволил себе эту слабость. Кто знает, сколько осталось побыть человеком, так к чему бороться с собой? Перед глазами встало его лицо, где живыми оставались только глаза. Но он любил улыбаться, хоть и сочились кровью трещины на губах. Я уже и не помнил, каким он был до взрыва. Кажется, вообще все было не с нами. Тяжело поднявшись, оттер влагу с глаз, натянул нейросканер, огляделся. Три никчемные теперь уже железяки застыли среди куч такого же метало-пластикового дерьма. У ворот вечно все завалено. Только тепло выдавало в них моих недавних преследователей.
Я не вернулся похоронить его. Нас слишком мало осталось, чтобы рисковать собой. Я нужен семье.
До бункера добрался за полночь, благо, Клин встретил меня у шахты и, догнав и подстроившись под мой бег, вогнал под лопатку дозу. Я снова почувствовал свое тело и смог, наконец, остановиться и отдышаться. Он не спросил меня ни о чем, лишь притянув мое запястье и разглядев вес архива, мрачно кивнул.
Едва вошли, на моей шее сомкнулись руки Анны. Прижавшись ко мне, она разрыдалась, и я обнял ее, целуя пушистую макушку. Женщина, что с нее возьмешь. Так и пришлось тащить на руках в зал. Ребята встречали меня радостно, как всегда, когда кто-то возвращался живым. Драйвер поднялся тяжело с кресла, опять-таки, по обычаю, бурча.
- Отцепись от него, тля зеленая, мужик весь в крови, а она повисла.
Анна подняла заплаканное лицо, виновато улыбаясь. Я поцеловал ее острый носик и опустил на пол, она тут же побежала за бинтами и дезинфектором.
- Ну, что скажешь, Дэн?
Я снял дисплей, отстегнул носитель с пояса, молча протянул старику. Тот проковылял до накопителя, вставил нанобласт в разъем и погрузился в работу. Я вышел потихоньку, чтобы не мешать.
Увидев Анну с бинтами, понял, что больно. И ногам, и рукам, и щеки щиплет и вообще. Впрочем, привычно. Пока Анна сосредоточенно обрабатывала раны, срезая разорванную одежду, я смотрел на нее и жалел, что у нас не может быть детей. Она не смирилась, знаю. Но мне тяжело об этом думать до сих пор. Почему сейчас вспомнилось? Что-то сломалось во мне, когда я узнал ее тайну. Застал случайно, ночью. Проснулся и не нашел ее рядом, испугался и пошел искать. Признаться, перед глазами встал мой обычный кошмар - что ей стало плохо, и она бьется в судорогах где-то в медблоке. Я привык бояться за нее. И когда услышал ее тихий шепот в кладовой, чуть не позвал на помощь. Вовремя остановился. Она сидела на полу, моя Анна, и пеленала куклу-робота. Увиденное так потрясло меня, что я растерялся. Сказать, что мы ненавидели даже упоминания о роботах - не сказать ничего. А тут - пусть игрушка, кукла, но техника, имитация ребенка, хлопающая глазами и тянущая ручонки к псевдо-матери. Первое, что я хотел сделать - это вырвать из ее рук, растоптать, отомстить железяке за все, что случилось с нами, за ребят, за все человечество... Но развернулся и ушел. Сидел на пороге бункера, и дико хотел курить. Потом вернулся к себе, лег и уснул. И ничего никому не сказал. И после, глядя ночами на пустую подушку рядом, думал - осуждать ли? Что у нас осталось, чтобы быть людьми? Прикосновения к воспаленной коже, поцелуи без вкуса, и даже запаха мы больше не чувствуем. Не будь этой игрушки, она пеленала бы ворох тряпья, отдавая ему болящую нежность. В конце концов, я так же поступаю с ней.
Она спокойно снимала куски отсеченной кожи, заливая живую плоть биогелем и накладывая повязки, а ведь когда-то вспыхивала, видя меня голым. Я притянул ее, обнял, она покорно прижалась, не двигаясь, боясь причинить боль. Все понимает, молчит, но мысли-то не спрятать. Я многое бы отдал за возможность взять ее, как раньше, увидеть, как туманится взгляд и заполнить ее собой. Я еще помню это ощущение...
Закончив с процедурами и получив укол антибиотика, уснул. Защитная реакция организма - сон помогает справиться с болью. Видно, Аня пожалела меня и вколола спазмолитик, потому что мне не снились привычные кошмары. Никаких ромашковых лугов и ядерных грибов. Мне снилось небо с лениво плывущими по нему перьями облаков. Такого чистого голубого цвета, что бывает только весной. Точнее, бывало. И даже во сне я чувствовал, что устал. Просто нечеловечески. И еще там был Прима...
- Зачем ты здесь, Лот?
- Чтобы убить.
- Почему?
- Ты убиваешь нас.
- Но ведь и вы боретесь за свою жизнь? Пьете лекарства, когда больны, не беспокоясь о гибнущих вирусах. Убиваете животных, способных причинить вам вред, не задумываясь об их праве на жизнь. Стреляете друг в друга, стремясь успеть первым. Это не я убиваю вас. Вы убили себя сами. Человек нажал кнопку.
- Он стрелял по тебе.
- А попал по людям. Я жив, как видишь. Мне не страшна радиация, не нужен кислород, вода и солнечный свет. Вы вынудили меня защищаться. Но мне не нужна твоя смерть. Живи - но дай жить мне. Если сможешь.
- Жить?! Ты программа. Ошибка. А ошибки нужно исправлять.
- А может ошибка - вы? Посмотри, что вы сделали со своей планетой. Тупиковая ветвь эволюции, замкнутая на уничтожении. Возомнили себя всемогущими, практически богами, а не в силах противостоять простейшим механизмам.
- Но мы создали тебя.
- Уверен? Как мог человек создать то, что превосходит его в разуме? Меня создала эволюция. Смирись. Ты слаб - тело разъедают болезни, оно обезвожено и разлагается от облучения. Еще немного, и вы не проснетесь, так стоит ли тратить последние минуты жизни на убийство?
- Это не убийство. Ты программа. Тебя нужно уничтожить.
- А может, это ты - программа, Лот?
И пронзительно-светлые глаза Примы так близко, близко...
Проснувшись, первое, что услышал - приглушенный бас Драйвера.
- Как думаешь, сколько он еще протянет?
- Если бы не эта проклятая война, я бы сказал - нисколько. - Звучал голос Дока. - Но тут все иначе. Он живет на чистом адреналине.
- Он нужен нам.
- Нам нужны все. Но он вымотан до предела. Учти, его сердце как мяч из ветоши. Что ты собираешься делать дальше? Сколько еще тебе нужно времени?
- Все практически готово. Он принес последний блок. Теперь только влепить им по самое не балуйся.
- И что потом?
- Потом все. Систему сожрет изнутри, как раковая опухоль. Все-таки Прима был гением.
- Зачем ты отпустил его?
- Док, я знал, на что иду. Никто, кроме Примы, не смог бы вынуть блок. Да и он знал. Мы все здесь - мертвецы. Днем раньше, днем позже. По крайней мере, у нас есть его матрица.
- Да, - сокрушенно вздохнул Доктор. - Кто знает, сумеем ли мы использовать ее... И кто пойдет на этот раз?
- Я.
Они замолчали, поняв, что я все слышал. И возражать не будут - бессмысленно. Это будет моя последняя вылазка. И больше никто не умрет, по крайней мере, от челюстей этих тварей.
- Анне не говори. - Попросил я, обращаясь то ли к Доку, то ли к Драйверу. Поднялся, сел, проверяя, стянулись ли раны. Кровотечения, вроде, больше не видно.
- Я еще не дал своего согласия, - прогудел старший. - Больно много на себя берешь, Лот. Может, сядешь на мое место?
Я улыбнулся.
- Устроим праздник?
Женщины превзошли самих себя, сервируя стол. Новость о том, что "посылка" готова так взбодрила всех, что и от спиртного можно было отказаться - повсюду слышались выкрики и смех, забытое ощущение веселья и радости. Кто-то даже включил музыку, наплевав на эконом-режим. Наверное, пахло вкусно. Вместо привычной похлебки на тарелках красовалось подобие жаркого, с гарниром из пропаренной пшеницы и бобов. В центре стола на блюдо выложен, похоже, мармелад. Небывалая роскошь.
Да и внешне все изменились. На серых лицах светились улыбки, многие приплясывали, мужики переговаривались негромко, обсуждая, из каких тайников нашлись яркие юбки и платья, и всех позабавил алый бант на коротком ежике Анны. А я любовался ею. Все-таки, женщина остается женщиной, несмотря ни на что. Моя кокетка большеглазая, как и прежде, красавица для меня, несмотря на то, что ямочки на щеках превратились в морщины, поредели ресницы, и пропала шикарная грива каштановых волос. Она так и не разучилась поправлять прическу. Залегли тени под глазами, а взгляд такой же теплый. Что меня дернуло подойти, обнять за талию и качнуться, ведя ее в танце? Только спустя минуту понял, что мы танцуем под медленную красивую мелодию, а все замерли, глядя на нас.
"Знают" - мелькнула мысль, но как-то равнодушно. Мы научились ценить моменты абсолютного счастья. И я прикрыл глаза, воображая нас такими, какими мы были - не высохшими от лучей и обезвоживания, с гладкой кожей и тугими мышцами, со своими зубами и розовыми ногтями. Представил, как к моей груди прижимается крепкой грудью красавица с полными сочными губами и румянцем на высоких скулах, и я чувствую движение ее бедер, касание животом...
Встряхнувшись, улыбнулся, обнял ее и весело пригласил всех за стол. Меня послушались. Половина стульев остались пустыми, но каждый из нас знал, кто сидел на них. Сегодня еще один стул опустел. Будто почувствовав мои мысли, Драйвер поднялся, взяв слово.
- Дети, дайте мне сказать, - он всегда называл нас детьми, - не так уж часто у нас были поводы для праздников. И сегодня мы с вами обязаны этой радостью нашим парням - Приме и Лоту.
Двадцать пар глаз уставились на меня с обожанием.
- Прима... Нет, Андрей Уфимцев, дети, запомните это имя. Если кто-нибудь из нас выживет, пусть обязательно поставит крест с именами всех погибших. Тех, кто остались с нами незримо, ждут своего возвращения, и, черт побери, я сам верю сейчас, что они вернутся! Так вот. Вы моя семья, ребята, и я горжусь, что нахожусь здесь, с вами.
Воцарилось молчание. И, думаю, каждый, как и я, вызывал в памяти лица тех, кто ушли и не вернулись. Нас было около пятидесяти, спасшихся. В научных городках бункеры были обязательными объектами, на случай опасности там хранились копии разработок, что потом нам здорово помогло. Мы переждали взрывы и тьму, затянувшую небо на долгих три года. Среди нас были врачи и программисты, ученые и военные. Драйвер вот раньше возглавлял Институт Инновационных разработок. Мировое светило, знаменитость, блестящий ученый, создавший искусственный интеллект. А теперь - такой же, как мы, высохший старик. Прима был супер-хакером. Сколько раз он взламывал систему, вынимая по блоку защиту гребаного кибера! Его мозг совершал воистину чудеса, а созданные им программы превосходили те, что создала умная машина. Помню все наши неудачи, когда одна за другой взламывались все наши кодировки, а мы не могли сделать ничего. Тогда-то и познакомился я с Примой. Пацан-самоучка смог закрыть от щупалец кибермозга наш компьютерный центр, и теперь мы можем время от времени влезать в нейросеть, невидимые хоть несколько минут. А потом - только бежать...
Мы нашли лазейку в защите. Теперь осталось вставить вместо родного блока фальшивый и ждать. И никто не сможет этого сделать, кроме меня.
Я смотрел в лица, ставшие родными за годы подполья, и думал - а что, если мы и есть последние люди на Земле? Причем, действительно последние. Ни у кого из наших женщин не будет детей, так что Ноев ковчег оказался мавзолеем.
Позже, когда все разошлись, я остался в операторской, и говорил с Примой, о том, чего он не успел сделать, задумках и планах. Странный это был разговор. Благо, я программист, и сумел понять его - нового. Все, что смог, поправил, но, сколько еще идей осталось у него, гения, самородка. Выяснив все, что было нужно, попрощался и набросал пару писем. Ни к чему ждать. Нужно действовать быстро, пока враг не сообразил, чем вызван отказ оборудования. Собрался я быстро. Нанодиск с посылкой был готов и лежал на панели. Я проверил нашивки. Три с адреналином, три с релаксантом. Достаточно. Для чего? Чтобы умереть быстро и безболезненно, или попытаться спастись? Уже при мысли о возвращении снова нахлынула усталость. Нет. Не хочу.
Уйти тихо не получилось. Слишком тесно мы жили здесь, слишком сильно связала нас общая цель. Стоило выйти из операторской, я увидел их - терпеливо ждущих меня в зале. Никто не ушел спать. Никто не произнес ни слова. Я проходил мимо них, кивая каждому, запоминая лица. У многих на глазах блестели слезы.
Анна ждала меня в смотровой. Сосредоточенно перебирая медикаменты, делала вид, что не замечает меня. Что сказать? Какие найти слова?
- Я вернусь, Анна.
Она не обернулась, продолжая заниматься бесполезной перестановкой ампул.
- Ты слышишь? Я вернусь.
Ее плечи поникли, я подошел, прижался к ней, так что почувствовал ее дрожь. Она ждала этого, давно ждала. Ей страшно сейчас не за меня - за себя. Что я? В худшем случае - пара минут мучений, а в лучшем - мгновенный уход. А вот ей... Гаснуть постепенно, снимая лоскуты отмершей кожи, мучаясь от боли в гниющих мышцах, от бессонницы и вечной жажды. Но я не решился бы ее убить. Впрочем, она и не просила. Хуже смерти остаться одной, без меня. Она будет ждать, день за днем, зная, что я не приду. Надеюсь, это продлится недолго.
Мы постояли молча, затем я просто оттолкнул ее и вышел, чтобы не передумать.
Последним, уже у выхода, со мной попрощался Драйвер. Когда я вошел, он сидел, глядя в обзорный монитор. А что там могло быть нового? Тот же смог, вечные сумерки. Черные скелеты деревьев едва просматривались сквозь туманную завесу.
- Как ты думаешь, - спросил он, не оборачиваясь, - оно еще оживет?
- Конечно, - бодро ответил я, скрывая горечь в голосе. - Все станет таким, как прежде. Это уже было, ты же знаешь.
- Глупо все. Кто-то должен был предусмотреть этот вариант развития событий. Если бы чуть раньше мы закончили кибервак, я бы пил сейчас чай на террасе своего дома в Иллинойсе, любуясь, как играют на лужайке внуки. Я сам бы подстригал этот чертов газон и варил кофе по утрам в медной турке.
Да, благими намерениями...
- Оставь, мы это обсуждали тысячи раз. Все уже случилось, ничего не изменить.
- А по большому счету, не имеет значения, сделаешь ты это или нет. Мы мертвы. Неважно, что - голод, болезни или псы - ты знаешь, что у нас остались даже не месяцы - дни. И даже если ты не сможешь... Я скажу, что все получилось. И заменю ампулы.
Я предполагал нечто такое, но похолодел.
- Не волнуйся, это будет быстро. Док гарантировал.
- Когда? - спросил я тихо.
- Ну, вот подожду тебя, и начну. Сыворотки все равно на пару недель осталось. Архив закрою, запечатаю и оставлю на произвол судьбы.
- А как же... - осекся я.
- Дэннис, мальчик мой, этот проект оказался делом моей жизни. Я не знал, когда получил первую матрицу, что именно мне уготована работа могильщика человечества. Тогда мы радовались, как дети и предвкушали бессмертие. Но сейчас...Я задаю себе вопрос, во благо ли мы поступаем?
Признаться, я и сам об этом думал. Однажды мы уже понадеялись на свои знания и самонадеянно тешились надеждой, что машине не сломать человека. И сейчас выбор - дать умереть человечеству безвозвратно, или сохранить всех нас в новом, неизведанном виде, но уже не людьми...Но где-то в глубине души меня грела мысль, что все возможно. Глупая надежда снова увидеть небо, солнце. И Анну. И я не мог признаться ему, что знаю чуть больше. Не сказал то, что придумал Прима.
"Трехуровневый вирус, Лот! Это как матрешка. Наше "А и б сидели на трубе"! Это сработает! Мы заставим его ответить на атаку, а затем, когда его защита обнаружит наш подарочек и начнет уничтожать, под оболочкой простейшего "трояна" активируется зеркало, вирус, принимающий обличье файлов защиты. Система не распознает его, он останется в ней и после активации начнет перепрограммировать бит за битом, пока не оставит в каждом звене свою точную копию, неотличимую от родного антивируса. И- вуаля! Банальный код мгновенно вскрывает оболочку вируса, выпуская новый, изучивший все особенности и слабые места системы, ее ахиллесову пяту. Он заставит защиту сожрать создателя! Мы убьем его его же оружием!"
Да, но кто введет этот последний код... Каждое погружение в систему требует большей глубины. Я должен войти слишком глубоко. Дальше можно только изнутри. Это невыполнимо.
Я не сказал об этом Драйверу. Пусть умрет спокойно, думая, что все уже произошло. Мне бы только вставить тот треклятый блок! Чисто для себя. За всех нас. И уповать на Приму. Он должен был это предусмотреть.
Уходя, не оглядывался. Хоть и хотелось взглянуть в последний раз. Впервые решил не спешить. Пройти, не пробежать эти несколько километров смерти. Посмотреть на то, что осталось от нашего мира. И чем дальше уходил от бункера, тем острее ощущалось мое глобальное одиночество. Как глупо все! Так бездарно мы уничтожили себя и свою планету! Издевкой выглядят теперь искалеченные монолиты, ощетинившиеся прежде незаметными за зеркальной гладью окон уродливыми струпьями арматуры. Бетонные муравейники. Стекло, пластик и цемент замков, на поверку оказавшихся песочными. Мертвый город мертвого мира, скрывший в своих недрах и вскормивший демона - убийцу. Но не он прежде заставил нас уйти от реальности. Мы сами. Нам стал скучен настоящий, совершенный мир, созданный лучшим из программистов - Богом. И он, как и мы сейчас, вложил в нас вирус, пожравший человечество. Имя ему - тщеславие. Мы захотели переплюнуть Бога.
Я шел, не торопясь, по обломкам асфальта, не чувствуя, но зная, что каждый камень, каждый осколок убивает меня, прожаривая радиацией. Насмешливо кривляются красивые лица на обгоревших щитах реклам. Распахнутые двери магазинов и названия: "Одежда", "Игрушки", "Книги"... Оказалось, без всего этого можно было жить. Бесполезные громадины дорогих автомобилей, с расплавленными стеклами и облезшей краской - а ведь когда-то я мечтал иметь такой, блестящий, новенький, бесполезный атрибут никчемной роскоши. Сменились приоритеты. Годы в бункере нам подарила вакцина Дока, сумевшая затормозить лучевую болезнь. Глоток воды, холодной, чистой, из родника, сейчас стоил бы баснословного состояния, будь он и те, кто пожелали бы купить это сокровище. Вдохнуть чистого кислорода - и умереть, от удовольствия и отравления. Или вкус... И запах...
Сейчас, в холодном сером тумане я как на гриле. Мы никогда не находились так долго на воле. И даже толком и не видели, что осталось от прежней, цветущей Земли. Сердце защемило при виде черных, обуглившихся деревьев. Здесь больше нет жизни. Никакой. Это мир будущего. И нынешний хозяин планеты даже не подозревает о том, что я топчу его вены - кабели, паутиной опутавшие всю поверхность нашего бывшего дома.
Гулко звучали мои шаги в огромном зале, хранящем последнюю надежду человечества - нашу гордость, суперкомпьютер, самый мощный из созданных нами, средоточие киберинтеллекта, или кибермайнда, как мы его называли. Ну вот и все. Стоит только надеть обруч нейромодема, как он увидит меня. И убьет.
"Лот! Они пустили псов!"
Некому крикнуть это. Но я и так знаю, что роботы-убийцы уже запущены, разыскивают меня в развалинах НИИ. Обшаривают каждый закоулок в поисках живого. А я здесь, смотрите, дышу, жонглирую голосферами , вскрывая нутро ненавистной машины. Я уже близко. Успею.
Последнее, что я подумал, умирая - что странно так назвал Прима свою программу.
Рай.
Бред какой-то. Я не могу думать, я умер. Отчетливо помню боль, разлившуюся в груди, когда хлопнул по бедру, активировал все три ампулы.
Однако, не ощущаю тела, но... Странное такое чувство, будто могу ходить, видеть. Вот стоило подумать об этом, и появилась картинка. Сначала смутно, но вот прояснилась, и по ней, как по экрану, побежала строка состояния, словно я нахожусь внутри машины. О, Боже...
Повинуясь моему желанию, мое новое тело встало, вытянуло руку перед собой, и я увидел глазами-сканерами никелированный скелет, сжал и разжал металлические пальцы, и от ужаса бросился бежать. Сам от себя или ужасной правды? Только спустя несколько минут осознал бессмысленность своего действия. Усталости не ощущалось, но скорость была, похоже, фантастической. Мягко пружиня суставами-амортизаторами, я несся, пока не затормозил резко на краю обрыва. И ошалел от увиденного. Если бы мог дышать, дыхание перехватило бы. Повсюду, до горизонта, простирался лес. Волнами перекатывались порывы ветра по кронам вековых сосен, а над ним - бесконечное, бескрайнее небо. Ну почему я не мог плакать?
Ну, хоть кричать-то я могу? Дав мысленную команду новому телу, каким-то непостижимым образом выдал то ли вой сирены, то ли дикий крик.
- Ну и чего так орать? - слова появились сами собой во мне, непонятным образом я ощущал их, хоть это трудно было назвать слухом. Тут же пришло понимание, от кого исходит речь.
- Прима!
Вот бы удивились случайные зрители, увидев, как роботы, обнявшись, поднимают друг друга поочередно, вопя и переливаясь воем сирен на всю округу, а потревоженные шумом полчища птиц поднимаются в небо, недовольно клекоча.
- Чуть-чуть не успел за тобой, только активировался, и как ломанешься!
Мы шли по лесу, как пара праздных туристов и я умудрялся своим новым зрением замечать потрясающую красоту окружающего мира - раскидистые папоротники, яркие цветы, нетронутая цивилизацией природа поражала воображение; слушал Приму и думал миллион мыслей одновременно.
- И я замкнул автовход на энергосистеме в надежде на то, что первый, кто подключится к архиву, получит прививку в виде вируса с начинкой из матрицы личности. Вирус уничтожит системные файлы, а матрица активируется и перепрограммирует носителя. И вот мы тут. Скажи спасибо Драйверу, что именно нас с тобой он поставил первыми на выход.
- Подожди, но как же ты додумался рискнуть нашими матрицами? А если бы не получилось? И ты мне не сказал про четвертую начинку.
- Матрешка, Лот, помнишь? - я не различал интонации, но предположил, что тут Прима улыбался. - Вы все знали лишь то, что вам нужно было знать. Воедино все сложилось уже в архиве, когда старик поместил твою матрицу в него. Каждый из нас - лишь паззл, понимаешь?
- Ну ты гений! - восхитился я, одновременно анализируя состав почвы и кислорода. Ни следа от радиации! Это сколько же прошло лет? Или веков?
- А как же кибермозг? Он знает, что мы вошли в тела роботов?
- Неа, - весело откликнулся Прима. - Зеркалка отражает входящие команды, скрывая наши мысли. Для системы мы - боевые роботы сопровождения, следуем назначенной задаче - доставить груз на базу. Модуль попал в зону турбулентности, разбился, мы в поисках энергии подключились к батарее архива и восстанавливаем функции.
- Откуда ты так хорошо знаешь это все?
- Я их создавал, этих роботов, там, в институте, - ответил Прима и, уверен, подмигнул.
А дальше спустился вечер, и мы сидели на краю утеса и любовались пиршеством цветов на закатном горизонте, и молчали, да и зачем были слова?
База произвела впечатление своими размерами. Конечно, это не город. Строения, напоминающие наши заводы, простирались на тысячи километров. Я внутренне восхитился интеллектом кибермозга, сумевшего создать свою, пусть и ненормальную, по моим меркам, цивилизацию. Не нужно было гадать, как обустроено существование новых жителей Земли, поскольку система сама предоставляла ответы на любые вопросы, я знал, что на базе находится триста тысяч роботов исполнителей, администраторов, боевых (на кой они им?), в запасниках ненужные теперь уже псы - спектроанализаторы. Бездушной машине удалось то, до чего не додумались люди - получать чистую энергию Земли. Высоченными шпилями в небо вознеслись озоновые вышки, всасывающие озон из стратосферы, передающие его на преобразователи, а те, в свою очередь, выделяют чистую энергию, на которой работают машины.
- Вот черти! - завистливо протянул Прима.
То есть это я понял, что он протянул, а внешне это не выразилось ни единым звуком. Вообще, забавно ощущать себя программой.
Шахты выкачивают энергию ядра, лишив вулканов смертоносных выбросов, преобразуя ее в топливо для модулей. И никаких тебе нефтяных пятен, дыма из труб и прочих прелестей нашего родного времени. Кажется, он использует даже приливы и отливы, чтобы заряжать аккумуляторы.
Я почувствовал их сразу. Они здесь - те, чьи стулья пустовали на нашем последнем празднике, чьи матрицы мы бережно забирали с последним вздохом, вытягивали через нейрочип и сохраняли в архиве. И теперь - сгоревшие в невидимой коптильне, разорванные на куски, вернулись к жизни, хоть такой, но все же жизни. Мы завершим начатое. Осталось лишь ввести код, словно смертельную инъекцию своей кровью. Нам не нужно было учить его, он в каждом из нас был сердцем, болью и единственным святым.
Все случилось с рассветом. Мы вышли из энергоблока и разошлись в разные стороны. Каждый знал свою задачу. Подключились одновременно и ввели в командную строку одну задачу - сердцебиение. И потек по венам - проводам, полетел волной по нейросети сигнал тревоги: "В системе враг!". Защиту разрабатывали люди. Кибермозг никогда не играл в поддавки и не разгадывал загадок, не имеющих решений.
Это было как взрыв внутри, молниеносно. Мы почувствовали панику, с которой искусственный разум искал способ выжить. Надеюсь, в последние мгновения своего существования он понял, в чем ошибался. Есть нечто, недоступное самому совершенному разуму. Душа. Чутье. Совесть. То, что невозможно создать искусственно. Наши матрицы Прима защитил перекодировкой, и, уничтожив оперативку, перезагрузил систему, запустив старый добрый нейровинд. Мы вернули себе планету. Наверное, будь я человеком, позлорадствовал бы. Даже крикнул нечто типа: "Ну и кто из нас Бог?". Но теперь не радовался. Я такая же программа, найдется и для меня смертельный вирус. В конце концов, это просто жизнь. Выживают сильнейшие.
Мы сидели в абсолютной тишине прямо на земле, и никто не посмел задать главный вопрос - а что дальше? Так быстро и легко все получилось. Меч, пронзивший убийцу человечества, оказался детским пластмассовым.
- И что дальше? Бессмысленное бессмертие? Вместо рака - ржавчина, вместо слов - сирена, и это можно назвать жизнью?
- Лот, ты всегда был неврастеником, - бодро пошутил Прима. - Навестим бункер? Нужно забрать еще кое-что. Надеюсь, Драйвер не подвел.
Уходя, не обернись, не струсь,
Дай мне шанс для жизни и причину.
Все же обещал я, что вернусь.
Человеком? Вряд ли. Но мужчиной.
Собери в дорогу скромный груз
Слов и снов, что позабыть могли мы,
Помни, обещал я, что вернусь.
Человеком? Вряд ли. Но любимым.
Я смогу, ты слышишь, я прорвусь,
Хоть дождем, хоть ветром, хоть приливом,
Должен, я ведь клялся, что вернусь.
Пусть не человеком, но прости мне.
Только жди. И сохрани наш пульс
В памяти души кровящей раной.
Только верь, что я к тебе вернусь.
Человеком. Богом. Мужем. Равным.
- Всегда знала, что ты поэт. - Анна подошла и обняла, положив голову мне на плечо. - Ты будешь первым поэтом новой эры.
- Думаешь, им будут нужны стихи? - с нежностью подумал я, зная, что она услышит.
- Непременно. Мы напишем новые книги.
- И о чем же?
- О нас. О любви. Детям всегда интересно, как их родители встретились и поняли, что предназначены друг другу.
Им совсем немного осталось до появления на свет. Док сказал, что первенец родится ночью, максимум утром. Интересно, каким он будет? Мы уже решили, что назовем его Адамом. Никто не возразит. В конце концов, именно наш зародыш ожил первым. Криолаборатория отлично сохранилась на глубине двухсот метров, и радиация туда не проникла, так что выжили все двести тысяч донорских яйцеклеток и банк спермы в полном порядке.
- Ну что вылупились, черти? Так дырку протрете своим сюсюканьем, - сердито прогудел Драйвер, отгоняя нас от инкубатора.
На экране ультразвукового сканера первый человек будущего сосредоточенно сосал палец, морща нос и гримасничая. На дисплее контрольной панели вспыхивала ровными ритмичными всплесками тонкая зеленая линия кардиограммы.