Я знала, за мной придут. Чувствовала. У предательства запах ванили. Лживые улыбки, сощуренные глаза, страх холодным потом по спине. Я могла уйти, успела бы.
Знаешь, как стать птицей? Нужно вытянуть руки к солнцу, с радостью и желанием полета, увидеть небо глазами птицы, сказать себе: "Лети!". Не думать о том, как это произойдет, взмахнуть крыльями, поймать ветер, лечь на его теплую волну и парить высоко-высоко. Я могла улететь. Могла разорвать тех, кто пришел за мной. Никогда не пробовала, но знаю, что могла бы. Все знала, и устала от этого всезнания. Пошла навстречу тебе. Потому что иначе нам не встретиться.
Как же они боялись! Как старались унизить больнее, выдумывая новые пытки, а я ведь знала заранее. Видела в налитых кровью глазах уже не просьбу, требование: "Кричи! Моли о пощаде! Подчинись!". Губы почти шептали заклинание, но не дала себе сорваться, берегла силы. Знала, они мне еще понадобятся. Я ждала тебя, и ты пришел.
Взглянул и воскресил, усталую, почти уснувшую. Прошел мимо, а я окаменела. Заставила остановиться время. Вернула тебя на шаг назад, чтобы рядом, будто вместе. Помечтать секунду, хоть миг, что согреется холодная сталь глаз и осыплет меня золотыми блестками, отразив солнечный свет. А губы... Не может быть таких губ у мужчины, не положено. Таких детских, мягких, дразнящих четким контуром, и так хотелось провести языком по их нежной глади, не для тебя - для меня.
Что ты говорил? Я не слушала. Я танцевала. В фантазиях, под звук твоего голоса, закутанная в бархат и шелк, а ты держал меня за руку и кружил, кружил. Я даже зажмурилась, так ясно, так близко оказались твои плечи в моих мечтах. Тут только заметила, что ты настойчиво пытаешься донести до меня смысл какой-то фразы. Глупо улыбаясь, кивнула.
- Согласна ли ты?
Конечно, милый. Согласна. На все. Позови - пойду, куда скажешь. Подписаться? Пожалуйста. Пальцы не держат перо, извини, неровно получилось. Да, ладно, какая разница. Лишь бы задержать тебя рядом, еще чуть-чуть. Постой немного так близко, прижмись ко мне и води моей рукой по пергаменту. Как горячо! У тебя царапина на пальце! Теперь моя кровь слилась с твоей, и мы повязаны этим ритуалом. Навечно, ангел мой.
Я задержала тебя насколько смогла. Но ты испугался, ушел. Спасался бегством. Зачем? Любви не нужно бояться. Она дарит крылья. И ты вернешься, знаю, мне осталось лишь подождать.
Думаешь, мне темно здесь? Нет. Свет моих грез освещает тесную комнату. Что-то звенит мелодично, а, это же кастаньеты в моих пальцах! И, раз, два, три, вскинула гордо голову, руки порхают, бедрами плавно... Раз, два, три... И совсем не больно. Ты уже на пути ко мне, милый, знаю. Моя кровь в тебе, и я чувствую то же, что и ты. Вижу себя твоими глазами. Не встряхивай головой, не вытряхнешь моего взгляда из памяти. Привыкай.
Хороша я? Знаю, хороша. Купаясь в лесном озере, лежала на спине, впитывала силу, нежность воды, и думала: "Это для тебя, любимый!". И сейчас ты жаждешь прильнуть губами к моей коже. А волосы! Как трясутся твои руки от желания пропустить сквозь пальцы тяжелое золото белокурых прядей! Дрожишь... Нежный мой, проведи рукой по своим губам, дай и мне познать их свежесть. Вот так. Иди ко мне...
Сердце бьется где-то в животе, на губах играет улыбка, щеки пылают. Он идет! Я уже слышу его тяжелые шаги. Заскрежетал замок, и порыв ветра окутал меня твоим запахом. Ты спал на сеновале... В волосах застряла ромашка. Как идут твоим медным локонам ее нежно-зеленые листья! Дай, погадаю. И не смотри так зло, не верю в твою ненависть.
- У, ведьма...
- Твоя ведьма. Выпей меня до дна, прими в вечные спутницы, и признай своею женою...
- Что ты говоришь?! Молчи, несчастная!
- Солнце и небо, звезды с луною - вместе навечно...
- Молчи!
- Ветер с водою сливаются вместе... Наши души - неразделимы...
Упал на колени, обхватил голову, сейчас будет больно, знаю. Любить всегда больно, но неизлечимо, поверь. Мы должны были встретиться, не в этой жизни, так в следующей. Этого не отменить. Пусти меня, пусти погреться...
Ты посмотрел на меня, и слезы оставили светлые дорожки на щеках. Я подошла и опустилась рядом. Стирала губами, пила их, как росу с цветов на заре. Вдохнула, наполнила грудь ароматом твоих волос - и не захотелось выдыхать.
Осторожно, неуверенно, будто через силу, коснулся, провел пальцем по свежим шрамам. Смелее, мне не больно. Испачкал пальцы в крови, лизнул, замер, чувствуя вкус моей плоти. И понял, постиг меня. Поднял глаза, посмотрел прямо в мои, сияющие, влажные, и притянул, прижал крепко, а я застонала счастливо.
Мы не спешили сомкнуть уста. Растягивали удовольствие. Сначала ты медленно развязывал шнурки корсета, а я хотела помочь - да пальцы не слушались. Где не смог - разорвал зубами, и я смеялась. Откинул ненужную тряпку, спустил платье с плеч, любуясь, с горечью в сердце. Я знала, что твои губы не обожгут меня болью. Так мягко, так ласково касался ты ими рассеченного тела, что, казалось, края ран стягиваются, срастаются.
Мы забыли обо всем. Улетели из тесной темноты, на волю, вместе. А пересмешник - ветер поднял нас высоко-высоко, обернул лазоревым покрывалом сумерек, закружил, завертел на невидимых качелях, и оставил парить, невесомых, счастливых.
Я проникла в тебя, слилась душою с твоей, посвящая себя тебе и прощая заранее все. Ты же, пьяный, шальной, задыхался от боли, от невыпитой ревности, ко всем, кто касался меня до тебя. Клеймил поцелуями. И не мог насытиться терпкой горечью меда с моей кожи. Знал, что отравлен, навечно, но пил мои слезы, вперемешку с кровью.
Накрутил на кулак мои волосы, притянул, заглянул в глаза - можно? Я кивнула с улыбкой. И замерла в восхищении, чувствуя, как острая сталь срезает прядь за прядью. Мой дар, все, что осталось - ему. Всю свою силу и слабость, знания, мудрость веков - ему. Он не знал, что так я останусь с ним рядом. Но знала я.
Обернувшись, увидела, что он плачет, уткнувшись лицом в пушистое облако цвета меда. Так по-детски, рыдает, горько, беспомощно. И я не могу утешить его. Поднял лицо, посмотрел отчаянно, страшно. Я услышала его мысли, покачала головой - не нужно. Он же поднял дрожащей рукой кинжал, решаясь. Сейчас или никогда.
- Уйдем вместе? Я не хочу отдавать тебя им... Я хочу сам... Забрать твой последний выдох, принять из твоих уст, и дать тебе легкую смерть. Позволь мне!
- Нет. Нельзя. Я должна пройти этот путь. Сама. Все, что могу - только это...
Взяла кинжал, провела им тонкую линию на его груди. Побежала алая струйка, застонал, дернулся мой ангел, но вытерпел, не отшатнулся. Собрала пальцами кровь, провела по своей груди крестообразно. Затем - ему своей.
- Теперь уходи. Скоро рассвет.
Уткнулся лицом в мои колени, разрываясь от горя. А я гладила его волосы и благодарила. Теперь я свободна. Ты дал мне силу, любимый. Теперь я все выдержу. Я узнала любовь.
Поднялся, постаревший, поникший, раздавленный. Оделся, ушел, не оглядываясь.
А я легла, закрыла глаза и улетела. За горизонт, за край неба. Туда, где изумрудные луга и голубые горы. Где два Солнца греют молочно-белые воды рек, и лилово - розовые закаты раскрашивают кроны сосен - исполинов. Аромат цветущего вереска вплетается в мои косы, и звучат скрипки... Цветы, соединяясь лепестками, покрывают мое тело красивейшим из платьев. И я иду, не касаясь земли, ступая на радугу, как тропинку, иду туда, где ждет меня он.
Вошли, звеня железом лат, стражи, ругались грязно. Подняли, ударили по лицу. Кровь потекла по подбородку, впитываясь в прежние раны. Что они там говорят?
- Мерзкая дрянь! Отвечай! Кого ты заманила сюда своим колдовством? Кто срезал твои волосы?
Улыбаюсь в ответ. Опоздали. Теперь мне не больно. Бейте еще, хоть сотню раз, хоть тысячу. Что же вы за мужчины? Неужели вам нравится терзать женщину? Что вы испытываете, когда ваши кулаки бьют меня по груди, такой же, как вскормила вас в младенчестве? Да, пусть ведьма, но вам-то я ничего не сделала плохого! Разве я отнимала у вас любимых? Или поила приворотным зельем? Или пела свои колдовские песни над колыбелью ваших детей? Наслаждайтесь, несчастные. Немного чести пнуть меня. Но я не проклинаю вас, нет. Есть Суд другой, не мой. А я пройду свое, сполна.
Натянули на меня грубую мешковину. Зачем? Неужели в платье я меньше была похожа на исчадие Ада? Что вы прячете под колючей власяницей? Мой живот, не знавший стука маленького сердца? Или печати поцелуев на синей от ваших кулаков коже?
Мне все равно. Сердце трепещет. Сейчас я увижу его! Чувствую, он близко!
Входит в темницу, и в глазах слепит от его блеска...
Склоняю голову пред ним. Золото ризы сияет. Мой Инквизитор...
Не поднимаю глаз, не хочу, чтоб видели все свет счастья в них, и даже слезы, кажется, светятся. Улыбаюсь. Смотрю на полу его мантии, и завидую ей. Хотелось бы мне стать ею, и обнимать любимого каждый день, ласкать его тело, знать сокровенные тайны.
- Каешься ли ты, несчастная, во вменяемых тебе в вину грехах? Предавалась ли ты Сатане, или свершала какие богомерзкие обряды и таинства? Шла ли против Бога нашего в помыслах и делах своих?
Качаю головой. Нет, не каюсь. Ни в одной секунде того, что было меж нами, не каюсь. Так тебе тяжелее, знаю. Перекладываю на твои плечи непосильную ношу. И нести тебе свой крест, пока не простит тебя Высший Судия. Тогда соединимся мы, любимый, а я тебя ни в чем не виню. Я все заранее простила, прощаю и теперь.
Едва держусь, чтобы не коснуться перебитыми пальцами твоих ног. Всего одно касание! Но нельзя, ты почти готов сказать: "Невиновна!", и погубить себя. Не могу допустить этого.
- Признаю себя ведьмой.
И только тогда посмотрела в глаза. И прочла в них все. А я и знала. Что любишь меня, любишь, и готов отречься от всего мира ради меня. Жалеешь, что не решился, не настоял, не забрал мой последний вздох. Думаешь, ведьма, да, но тебе это безразлично. Я первая и последняя женщина, коснувшаяся тебя, и шрамом на груди буду болеть в тебе до последних дней, коих ты будешь ждать в нетерпении. Под нарядной, расшитой шелком, ризой, под тяжелым, червонного золота, крестом на тонкой изысканной цепи, под батистовой сорочкой, перетянута грудь крестообразно. И полосками бинта прижаты к коже, прямо к кровящей ране, золотые волосы последней ведьмы.
Пора. Ведите. Поднимаюсь, прохожу мимо тебя, а ты застыл каменным изваянием. Это все, на что хватило моих сил. Иначе не выдержишь, пронзишь прямо здесь меня кинжалом, а нельзя тебе. Плачь, теперь уже никто не увидит.
Выйдя из сырых каменных стен каземата на улицу, зажмурилась. Боже! Как хорошо! Как прекрасно небо! Как прекрасны люди! Не осуждай их, Господи. Это страх заставляет их плевать в меня и кидать камни. Мне уже не больно. Я улыбаюсь. Так странно. Иду на казнь, а думаю о том, что могли бы дать хоть берестяные сандалии. Ноги режут острые камни. Смешно. Какая теперь уже разница?
Вот и костер. Такой высокий! Так много дров и хвороста, и все для меня, такой маленькой, хрупкой? Люди, люди... Вы милосердны.
Кажется, я вогнала занозу, поднимаясь по дощатому помосту. Ступня зудит нестерпимо. Ладно, недолго осталось. Привязали крепко, стянули руки на совесть, если бы не сожжение, уже вскоре затекли бы ладони, посинели, раздулись. Один из стражников, уходя, шепнул мне тихонько: "Прости...", и я тут же попросила Господа не карать его.
Отсюда, сверху, мне видно все. Не только тех, кто собрался на площади поглазеть, как горит человеческое тело, и Короля, занявшего место на балконе своего дворца, и Королеву, понесшую от камердинера. Что мне до хвори, разъедающей нутро Правителя, о которой он не знает, а, когда узнает, будет уже поздно? Что мне до бастарда, который взойдет на трон следующим и развяжет одну из кровопролитнейших войн? И даже грядущее бедствие, большой мор от чумы - ничто для меня. Я вижу, что мой любимый пройдет через все опасности и испытания, моля Бога о прощении. И шагнет в вечность дряхлым, немощным старцем, прижимая к старому шраму на груди свалявшийся клок волос уже непонятного цвета.
А сейчас мое время. Дымится кострище. Налетел мой друг-ветер, раздувает его игриво, подгоняет жадные всполохи. Вижу тебя, бледного, с поникшими плечами. Связала в одну нить наши взгляды, дрожа, моля: "Помоги, поддержи, дай силы!". А огонь лизнул уже ступни, коснулся языком. Нет, это не жар, это твои поцелуи на моих ногах, поднимаются выше, выше. Мне не больно, слышишь, не больно...
А знаешь, здесь ничего нет. Нас обманули. Просто кончается небо, его съедает пустота. Кто-то до нас разобрал Млечный Путь на звездочки. И как же ты найдешь меня теперь, как? И я... Шагнула за край, верила, рисовала себе этот мир. Который был только в моем воображении. А в твоем был, наверное, твой. И, боюсь, что они никогда не пересекутся, не пронзят друг друга орбитами, кометами, метеоритными дождями. И Солнце мы не поделим на двоих. Тогда я отдам его тебе. Оно тебе нужнее.
Но мы встретимся, обязательно встретимся. Не можем не встретиться. Тебе так много нужно сказать мне! Как ты искал мои черты во всех женщинах, во всех жизнях. Не помня, что именно ищешь. Просто тоска сидела занозой в сердце, и тянула, тянула...
Тебе так надо встать передо мной на колени, обнять, прижаться лицом, целуя и просить прощения, плакать, не помня, почему и зачем. Чтобы услышать: "Ты прощен!" и улететь вместе со мной в наш край голубых гор и лесных озер....