|
|
||
Никогда бы не подумал, что угроблю выходной на поездку в Санмед, в переполненном омнибусе, стоя. Да ещё и не ради себя. "А ради кого?!" - офигел бы я ещё пару месяцев назад. И вот что мне тогдашнему ответил бы я сегодняшний: "Как ради кого? Ради неё, Бодри, моей девушки!"
"Она была миниатюрная и довольно худенькая. Длинные черные прямые волосы..."
Я закрываю txt-шку. Вот бы и Бодри такие - длинные чёрные прямые. Или пусть уже светлые и кудрявые. Или рыжие, я и на рыжие согласен, всё лучше, чем никаких.
И была бы она миниатюрной! Мне так нравятся миниатюрные, хрупкие девушки. А моя Бодри-Шина на две головы меня выше.
Сейчас она ещё и мокрая. Потому что расстроенная. А когда она расстроенная, у неё сыреет кожа, особенно на спине. Это похоже на холодный пот, он выступает и выступает, даже каплями начинает стекать. Возможно, бодриатки так плачут, точно не знаю. Я спрашивал, но она не признаётся. Гордая.
Вот и сейчас сидит с мокрой спиной и смотрит в окно. Я стою прямо перед ней, но она меня в упор не замечает. Ноль внимания. Обиделась.
Подозреваю, что она даже не в окно смотрит, а на окно. Прямо по его центру - дыра, заткнутая синей полосатой тряпкой. И расходящиеся зигзаги трещин...
Это плохой знак. Не разбитое стекло, конечно, а то, что она на него уставилась. Может надумать "тировать" - так они говорят вместо "ремонтировать", "чинить", "налаживать".
- Бодри! Бодри-Шинейпи...
Даже ухом не ведёт.
Её серые ухи, торчащие над плоской макушкой как тарелочные радары, встряхивает только на ухабах.
Ухабов пока немного - видимо, дорожные смычки спёрли только что, и шоссе не успело всё пойти волнами, а бодриаты не успели это исправить. Да и вообще, иногда мне кажется, что именно на дорогах их оптимизм поубавился. Сколько не исправляй, чёртовы смычки опять вытащат, а ведь достаточно спионерить парочку-другую, как всё в гармошку складывается. Суммация - хорошая технология, очень хорошая. Если не воровать...
Снова открываю txt, но читать неохота, совершенно. Да оно и сразу-то не особо читалось, так, отвлечься хотел. Смотреть на расстроенную Бодри - ещё то удовольствие, а успокаивать её сейчас, в транспорте... На нас и без того косятся. И так полная омнюха народищу, а тут ещё я с бодриаткой.
Бодриаты не ездят на транспорте. Обычно не ездят. Они много чего обычно не делают, что вполне понятно, такие вот они необычные.
Многие так к ним и не привыкли, что тоже вполне можно понять. Как выразились вчера на "Демотиве", они "аморфно антропоморфны". Чтобы заценить шутку, надо видеть насколько.
А вообще вчерашний выпуск был какой-то несмешной, хотя весь про бодриатов и "юбилейный" получается - пять лет, как они шастают туда-сюда, из своего мира в наш, ну просто как по соседним комнатам, а мы так и не узнали, как они это делают, не представляем, откуда приходят.
Говорим "из-за Черты", но что это объясняет? Черту эту видели один-единственный раз. Единицы. По крайней мере, именно Чертой. Ярко-розовой полосой без начала и конца, из горизонта в горизонт. Вспыхнула далеко за городом, посветилась минут десять - и пропала. На фотках не видна, на съёмке тоже. А на следующий день появились первые бодриаты...
Не знаю, не могу посчитать, сколько раз я видел, как они появляются и исчезают, но это продолжает впечатлять. Только что ничего не было - и вдруг, прямо в воздухе, метрах в полутора от земли, высвечивается розовый прямоугольник. Плоский, но в то же время словно бы чем-то налитый, как-то совсем по-другому объёмный, чем всё остальное, чем мы привыкли. Принято считать, что это отрезок, кусочек Черты, что по-моему очень похоже на правду. В принципе, можно представить себе что-то такое, сильно нездешнее, нашинкованное вот такими, сильно волшебными, слепящими прямоугольниками. Бодриатопортал!
Он появляется, и тут же из-под него, как из-под отвесного утёса, выныривает (или наоборот, под него заныривает - если уходить собрался) бодриат. Портал медленно гаснет, а бодриат - тут (или наоборот - уже там). Ну, а в моём случае бодриатка. Бодри-Шина моя ненаглядная. Ох и ненаглядная же, скажу я вам...
Стою вот, посматриваю на неё и в сотый раз думаю о том, как любит устраивать сюрпризы судьба. Нравятся ли мне бодриатки? НЕТ. Никогда не нравились. Всегда понимал, что они другие, отдавал себе отчёт, что они по сути неизвестно кто. Да и по форме. Может быть, особенно по форме...
Но я и не люблю бодриаток. Я люблю Бодри-Шину. Макс говорит, что это засада, да мне и самому ясно, что это головняк, ну - значит, у меня головняк и я в засаде. Не знаю, почему так случилось, никогда ни за какими такими заморочками не гонялся, но раз поймал, значит поймал, никуда не денешься...
- Влюбисси и женисси! - заключает Шина, не глядя на меня, прямо в окно, в пыльный битый стеклоид. Вот тебе и здрасьте. А кто-то обещал не телепатить!
- Это мои мысли, - напоминаю я. Довольно сдержанно.
- Тала-чи неа. Сбежалось, - всё-таки поднимает она на меня свою широкую, как луна, морду.
Бодриаты говорят на жутком суржике-перевёртыше, но чаще всего понятно. Догадываешься как-то. "Я их не читала. Совпало", - говорит эта маленькая дрянь. Вернее, большая. Вернее, гигантская. Бройлер, блин!.. Ох нет, Шина, нет!..
Она прогибает мокрую спину, вытягивая короткие, как у тиранозавра, лапки вперёд, и... ну нет же!!!
- Бодр, ол бодр, уфффр! - встряхивается она, как пёс, погружая себя и всё и вся в радиусе как минимум двух метров в облако холодных брызг.
Я знаю этот прикол и успеваю закрыть лицо, но другие...
Бодри-Шина с лёгкостью высушила бы все эти обалдевшие физиономии одним движением лапы - не лапой, нет, а так, как я и говорю, одним движением! - но у нас уговор: никакой магии. До самого Санмеда. Пока не доберёмся. "Давай, блин, доберёмся без приключений!" - вот такой уговор. Собственно, он её и обидел, расстроил, намочил...
- Да ёпанарот... - Паренёк, сидящий прямо за Шиной, яростно протирает глаза. Он тоже с девушкой, но его девушка - человек. Такая девушка-девушка, даже, кажется, в сарафане, в чём-то светло-сером таком, надувшемся пузырём, в мелких красно-чёрных узорчиках. И лицо у неё какой-то надутое, не могу толком уловить черты, такое впечатление, что это девушка вообще.
Девушка вообще лихорадочно трёт щёки.
Сидящие и стоящие рядом тоже вытираются, бросая в нас неодобрительные реплики ("мля, ну ё!") и выразительные взгляды. Не столько даже в нас, сколько в меня.
Высушившийся, наконец, хлопчик буквально ввинчивает в меня свои остервенелые зрачки. Он худой, такой худой, что щёки впали, какой-то еле живой и в то же время ещё чуть-чуть - и закипит. Наверняка мнит себя невхрененно крутым. На тыльной стороне ладони - жук (Жизнь Ублюдочная Курва). Клоун... Жук!
- Ну, что? - не выдерживаю я.
- Да нихрена, - сплёвывает он на пол. - Какого ты, друг, это сюда припёр?
- Это? Мою девушку?
- Друг, а друг. Как ты узнал, шо оно - девушка?
- Клоун... - хмыкаю я. Даже не ему. Так, мысли вслух. А как этот чудик узнал, что его девушка - девушка?
- Гендерная идентификация, - оживляется Шинейпи, усевшись к нему вполоборота, - осложненная видородовой и измеренческой спецификой, является значимым психосоциальным фактором, играюшим решающую...
- Завались, дорогая, - обрываю я негромко, но решительно. Иногда она бывает довольно внятной, но сейчас это совершенно лишнее.
- Пусть завалится. Попугаище, - кривится наш воинственный скептик (скептики считают, что бодриаты тупые повторюшки) и опять сплёвывает на пол.
- Гаже - оценивает Бодри-Шина то ли конкретное действие, то ли картину в целом. Пол не только заплёван, но и закидан мелким и покрупнее мусором - билетами, пакетами, салфетками, огрызками; банка, пачка "Драйвапа", стакашек...
- Не нравится - не ешь!
И тут Бодри-Шина встаёт. "Бодр!" - говорит она...
Капец, я так понимаю, нашему уговору. Вот именно - ёпанарот!
Потолок низкий. Для нас-то нормальный. Для неё. Встать в полный рост она может только упираясь в него затылком.
Ну вот. Теперь она похожа на гусака, прихлопнутого грязной пластмассиной, усеянной разбитыми софитами. На гусака, но не только.
Лапы (которые руки) всё-таки тиранозаврочьи, отчего все её пассы кажутся такими забавными - как будто дракоша фокусы показывает.
А фокусы красивые. Народ притих и смотрит, и смотрит не отрываясь, хотя, я уверен, каждый из них это видел, и не раз.
После нескольких "холостых" пассов от её кривых маленьких пальцев начинают расходиться пульсирующие цветные окружности. Шипя как масло на сковородке, они расползаются всё шире и шире и не только пульсируют, но и покачиваются, пересекаются, закручиваются и раскручиваются, размыкаются и снова смыкаются. Шипят всё громче.
Наконец, весь салон заполоняется этими радужными кольцами, кроме них ничего и никого уже и не видно, а шипение такое, что только его и слышно.
- Бодр! - приказывает Шина. И всё пропадает. Ни колец, ни шума.
Несколько мгновений тишины в обычной омнюхе. Хотя - не такой и обычной.
Салон чистый, весь, - окна, пол, потолок.
Стеклина рядом с Шиной - не разбитая, целая, только вся почему-то в тоненькую синюю полоску.
Софиты тоже целые, все как один. Ровные блестящие ряды. Я такие раньше никогда и не видел...
- Чёрт знает что, - заключает пожилая матрона в чёрной шляпе с обвисшими полями и надвигает шляпу так, чтобы ничего этого не видеть.
Не понимаю, что тут может не нравиться. Знал, что не понравится, и всё равно не понимаю.
- Порядок же, - уточняю я, специально для дамы, наличествующую картину.
- Пусть идут к чёрту, к дьяволу со своими порядками, - отзывается она из-под полей.
Другие пассажиры лениво, но единодушно согласны, кто-то просто кислой миной, кто-то миной и комментариями вроде "типа удивила", "хрень", "да ну на".
Особенно обидно, что я предупреждал!
- А я ей говорил!.. - выкрикиваю я дурниной. Можно бы, конечно, и поспокойнее. - Поняла? Сидеть! - это я уже Бодри, разумеется.
Она плюхается на сидушку как подкошенная и начинает буйно огорчаться. Ну всё. Холодные ручьи нам обеспечены. Точнее, ей. Ну а нам вполне возможен новый "Уфффр"!..
...Но нет. Почти доехали и пока всё тихо. Сравнительно тихо - ойкаем только, когда подпрыгиваем. Дорога продолжает складываться, и омнибус скачет ну прямо как блоха.
Бодри поглядывает в окошко всё озабоченнее. Не собралась бы она всё это "тировать"! Многокилометровое шоссе всё-таки не салон омнюхи, тут лапками махать - не перемахать, займёт такую кучу времени, что... Что доскачем и так, чего уж там.
К тому же: шоссе её отвлекает. Оно её прямо-таки не на шутку занимает. В том ведь и дело, поэтому мы и прёмся в тот Санмед!
У Бодри - зависимость. И я хочу ей помочь.
Я, конечно, не совсем дебил, понимаю, что эта дурацкая зависимость, она у всех бодриатов. Но "у всех" - совсем не значит, что конкретно Бодри от этого никак не избавиться. Все это все, а мы это мы. Я считаю, надо попробовать. Под лежачего хиппана и виски не течёт, вот как я считаю.
И есть ещё одна штука, из-за которой я думаю, что у нас может получиться. Слышал, что у одного чувака получилось. Он свозил в Санмед свою бодриатскую подружку, и это помогло!
Да, все бодриаты маются этой дурью - что-то чинят, чистят, поднимают, скрепляют. "Тируют"! Не знаю, чем они там у себя занимаются, но здесь именно этим. Непрерывно что-то приводят в порядок, совершенно не понимая, что порядка всё равно не будет. И я им - всем им - ничего объяснять и не собираюсь. Но Шине!..
Мы же с ней по улице пройти спокойно не можем. То лавка какая-нибудь ломаная, то козырёк подъездный отваливается, то баннер упал... И всё ей надо!
Продолжает и продолжает. Не в состоянии остановиться. Когда я спрашиваю: "Может, хватит уже?", - отвечает: "Ватит неа". "А почему?" - "Чему неа". Конечно зависимость. Шина и сама с этим не спорит. Просто не прекращает и всё.
Мать её за это Золушкой называет, а отец Зверозолушкой. Он с трудом её терпит. Сразу не понравилась, а потом ещё та история с Кешей...
Отцовского кенаря, Кешу, мать прижала дверью. А Шина не смогла "отремонтировать". Не знаю, с чего отец вообще ей это предложил. Кешке башку раздавило, а отец - давай, мол, надо лечить, тируй! "Чить неа", вот и весь разговор. Да и так было ясно, что неа, не умеют они лечить, напрасно батя серчает. Может, перестанет ещё. Со временем. А пока при каждом удобном случае: "Где ты её только откопал!". Где да где... Не могу я сказать где. Потому что пришлось бы рассказать как. И почему. А я дунутый был. Шёл от Макса...
Прохожу под мостом - а там она. Возле опоры шаманит. Все эти радужные удивишки-шипелки и так далее.
А я как раз стих читал. Вслух. И как раз о любви. Такой вот совпадос, так вот "сбежалось". Я и дую-то редко, а уж стихи читать, да ещё о любви... Даже не знал, что я их знаю.
Я её хоть и заметил уже, а всё равно дочитал:
- ...И умираем, - говорю, - от любви.
Она бодркнула, все эти разноцветные кольца выключила и говорит, причём серьёзно так:
- Мираем неа.
Я подошёл. Ну и... вот. Потом ещё гуляли почти до утра. Мать звонила пять раз, а я ей говорил, что "теперь всё". Напугал конечно. Но я имел в виду только: теперь всё, я счастлив.
Сейчас даже не могу сказать, о чём мы говорили, да и не очень помню как. Кажется, она много телепатила, а я учился догадываться, но мы просто не могли наговориться, не могли заткнуться. И ещё помню, что мы мотались под мостом, по мосту, по Бесединской развязке, потом обратно под мост, на мост, до развязки - и так много раз, и нам не надоедало, даже мысли в ту сторону не было, что может надоесть.
Мы, конечно, не только ходили-говорили. Много чего ещё. Много. Только не надо спрашивать: как, ну как же это у вас..? И тогда я не спрошу: а у вас как?
Так я отвечаю этим... любопытным. А они встречаются. "Встречаются" даже не то слово. Иногда мне кажется, что кроме них никого и нет. Нас мало, а их много. Они везде...
А, да. Ещё Бодри вспомнила, как я читал стих, и сказала мне придумать свой. Я придумал:
Вместе мы, вместе
С Бодри-Шинейпи!
Может, это и не совсем стих, но мы действительно вместе. С тогда по сейчас. Совсем.
...Ооооо. Выгружаемся с омнюхи. Слава богам, доехали.
Теперь нам надо ПОЗовскую палатку найти. Помощь от зависимости. А тут, скажу я вам, фиг что найдёшь. Как-то я не ожидал, что тут такие толпы.
Не был никогда в Санмеде. И сейчас тихо радуюсь, что не приходилось. Я его как-то не так себе представлял. Как в новостных блоках показывают, так и представлял, а в блоках не было столько народу.
Меня даже оттесняют от Бодри, и я вижу её только потому что её голова торчит высоко над толпой.
- Оттам! Оттам! - кричит она мне, мотая головой. Наверно, и лапами машет, но их не видно.
Я пытаюсь пробраться к ней, получается так себе. Встаю на цыпочки - там, куда она показывается, кажется, действительно ПОЗ. Так, я иду, иду. Пробираюсь как могу...
И вдруг я чувствую удар. Короткий, сильный тычок в поясницу.
И сразу захлёстывает боль. Очень горячая, кипяток. А самая середина у неё холодная и жёсткая. И колючая, во все стороны...
Сил нет стоять, но я всё-таки успеваю обернуться.
Это жук! Его впалые щёки кажутся мне чёрными.
А рядом его девушка. Кажется. Девушка вообще...
Всё расплывается. Я, наверно, падаю. Ухожу вниз, а всё остальное - вверх.
Не понимаю, почему мне дают упасть, ещё секунду назад тут не упало бы и яблоко.
Нет, понимаю. Вокруг меня народ расступился. Я почти ничего не вижу, только пятна. Это пятна расступились. А теперь приблизились. И какая-то суета...
Всё. Не вижу совсем. Слышу, но как-то странно, так я раньше никогда не слышал. Как будто слова не соединяются, а повисают в какой-то пустоте: "...сюда...", "...почка...", "...шок...", "...давление...", "...остановка...", "...сердца...", "...БОДР!...".......................................................
И тут словно включается свет.
В первый миг мне кажется всё ненастоящим, чем-то вроде игровой кабинки.
Ярко-розовый потолок. Впереди - панорамка: две расходящиеся линии, а между ними беспорядочно скачущие, вспыхивающие и гаснущие, меняющие форму и вес разноцветные огоньки.
Как я узнал, что у них есть вес? Он есть и у меня, я чётко его ощущаю, хотя себя я даже не вижу.
Силюсь увидеть - и вдруг подлетаю!
Рядом со мной взмывает другой огонёк. Ярко-лиловый.
- Бодри... - говорю я. Я узнал. Неизвестно как. И говорю неизвестно как. Голоса моего не слышно. Но слово появляется. Я просто каким-то образом знаю, что его здесь не было, а теперь есть. Что-то изменилось, изменилось ровно на это слово.
Лиловая огоньковая Бодри кружит вокруг меня. Она улыбается и волнуется. Но вот тут-то я знаю, почему я так решил. Так она выглядит. Так светится, так движется, такого она цвета.
Другие огоньки остались ниже, и сейчас они кажутся переливающимся всеми цветами морем. Как мы всё-таки высоко... А потолка нет. Есть, но он распластался вширь и вдаль, вырос вверх и продолжает расти. Кажется, это небо...
- Теперь всё... - говорю я, и мне вдруг становится немножко грустно. И холодно. Со спины. Если, конечно, у огней есть спина.
Я пытаюсь оглянуться, но Бодри удерживает меня - ну просто как магнитная кнопка. Нет, не могу. Не могу оглянуться!
- Но Бодри!..
Ещё немножко держит и всё-таки перестаёт.
Оглянувшись, я вижу:
Круг. Он похож на пёстрое блюдо. Небольшое, но пытаюсь рассмотреть и теряюсь. Да там же весь Санмед! И весь город. И... Нет, слишком много всего. Слишком. Мне трудно с этим "зумом", и я перестаю вглядываться. Просто круг. Очень пёстрый. Плоское блюдо, висящее в нигде.
Но с ним что-то не так. То тут, то там появляются меленькие трещины, выбоины, их всё больше. Я слышу стуки и треск, и мне начинает казаться, что блюдо сейчас сломается, треснет пополам или как-то ещё, произойдёт что-то плохое.
Но не происходит.
Вдоль трещин и щербин загораются розовые прямоугольнички. Местами это целые гирлянды, а где-то отдельные "светляки". И треск прекращается. Стуки тоже. Но совсем тихо не становится, я слышу шипение. И вижу, как начинает затягивается самая длинная расщелина, и...
Нет, больше ничего. Меня отвлекает Бодри-Шинейпи. Ей столько всего хочется мне показать. И ещё ей смешно, что я продолжаю думать словами. Это и правда смешно, я ведь могу э - - - и - - - н - - - д- - -.....................................
|