|
|
||
...Если Советский Союз вернётся. Конечно, не такой уж и советский - как бы мы ни упирались, а колесо истории зубами не остановишь. Скорее уж просто социалистический. Но мы-то одно с другим традиционно путаем, так что название полностью оставим. Ну, а с названием, тихой сапой, может, останется (а то и присоседится) что-то ещё... Это не утопия, это не антиутопия. Просто картинки. Возможные картинки из возможного будущего...
- Ну что же вы сомневаетесь, бабушка! Горные духи помочь вам хотят, а вы... - доктор Маша встала и подошла к окну.
Присыпанный снежком проспект буквально утопал в разноцветной рекламе. Бойко перемигивались гирлянды, по краям крыш танцевали искристые электромагнитные ёлочки. Машины, люди, флай-автоматы - все куда-то спешили, но спешка была праздничной, подарочной. Завтра - уже завтра! - Новый, 2059-й!
Из "Детского флота" только что выбежал бутуз лет четырёх и, как завороженный, уставился на флотский люк. "Неужели "Элана"?" - заволновалась Маша. Так и есть - из люка величественно плыл гигантский полосатый "кабачок". Выплыл - и завис. Мальчик запрыгал и замахал руками, пытаясь дотянуться до дирижабля, но у него, конечно, не получалось. Он сердито затопал ножками... и заревел! "А пульт-то где?" - вырвалось у Маши.
- Что, дочка? - отозвалась бабуля. От неожиданности она выронила матовый пузырёк с живописной наклейкой: горные вершины, небо, солнце.
- Нет, ничего, - подняла горы, небо и солнце доктор Маша и вернулась за стол. - Так вы решили?
- Что тут решишь, - вздохнула старушка. - Что решишь, когда все обманывают...
Доктор Маша вопросительно наклонила голову.
- Кто обманывает? Как? - осторожно спросила она.
- Так. На равнине живём, откуда ж духи?
- Бабушка, - терпеливо принялась объяснять Маша по-новой, - живём - на равнине, но духи присылают нам лекарство... снадобье, - уточнила она. - Ведь духи никого не забывают, правда?
- Может, и не забывают... - уклончиво ответила бабуля. - А вот сон мне приснился! - встрепенулась она вдруг.
- Сон? - спросила Маша заинтересованно. Ну - насколько это возможно. Её рабочий день полчаса назад как кончился, но въедливая упрямая старушка всё не могла решить, будет она лечиться или нет. А Машин святой долг как доверительного врача... в общем, и так далее. Всё это в Обещании прописано, всё это известно. Самое-то главное, что всё это не просто слова, иначе бы Маша была сейчас не здесь, а где-нибудь у кассы, подарок бы Деньке покупала (да-да, сама, обязательно, не надо ей жутковатых роботов из "Доставки плюс"!). Вот ведь какая ерунда получается: именно с Денькиным подарком она дотянула до последнего. Дениска - он племянник, он солнышко, вот и хочется что-то такое, такое... Правда, на "такое, такое" и денег надо соответственно. "Элану" ей, конечно, не потянуть...
- Глухая - я, а переспрашиваешь - ты, - заметила старуха.
- Я? Я не переспрашиваю... Извините. Так что вам приснилось?
- Ничего, - с тоской проговорила старуха. - Ни-че-го. Я ведь не сплю. Не идёт ко мне сон. Давно-о уже...
- Так вам, может, и от бессонницы что-нибудь?.. И для памяти, - добавила Маша тихонько.
- Шустрая какая. А буквы у меня кривые получаются - что, от кривых букв лечить будешь?
- Буквы? А что вы пишете? - спросила Маша как бы между прочим (инсульт? Паркинсон? всё что угодно!).
- Записки себе пишу. Чтобы не забыть ничего.
- Покажите. Ну, покажите свои кривые буквы, - подвинула Маша к старухе игриво мерцающий мемори-экранчик.
Старуха только махнула рукой.
- Лучше давай это... что у тебя там, от бессонницы?
- Горные духи прислали... - начала было Маша.
- Бессовестная, - прервала её старуха.
- Что?.. - растерялась Маша.
- Да. Бессовестная. У, глазищи бесстыжие... Врёт, не краснеет. Какой год-то на дворе? Какие ещё "духи"?
- Но вы же сами... Вы же сказали, что вы горно...
- Горнолыжница! - захихикала старуха.
- Горнопоклонница, - строго сказала Маша. - Это не так?
- А коли не так - мне что, лечиться не надо? Болят суставы-то...
- Болят, так и прекратите... смеяться. - Машу рассердило даже не то, что старушка её так задерживает. Просто - что за отношение!
- Ах ты дрянь белокрылая, - как-то даже угрожающе проговорила старуха. - Ты на меня покрикивать будешь?
- Почему... белокрылая? - изумилась Маша.
- Да вот поэтому, - дёрнула бабуля её форменную белую накидку. - И не почемукай мне тут. Ты под стол пешком ходила, когда я, - хлопнула она себя ладонью в грудь, - эту страну поднимала. Где моё здоровье? Где, я тебя спрашиваю?.. Вот оно, - широко развела она руки, как в развороте демонстрируя окно... Золотистое "пузо" дирижабля (он поднялся и поднимался ещё) отражало последние закатные лучи, и они раскрывались огненным веером. Искристые ёлочки перестраивались в поздравление, было уже "С Нов". Нарядно. Празднично. Красиво.
- Простите... - сказала Маша.
- Прощаю, - неожиданно легко согласилась старуха. - Прощаю, только не надо мне про горных духов.
- Хорошо. А... про что? Я имею в виду...
- А про что хочешь, - не стала слушать старуха, что же доктор имеет в виду. - Хоть про родственников. Есть у тебя родственники?
- У всех...- начала Маша. И замолкла. Это была грубая ошибка. Грубейшая.
Но бабуля как будто и не заметила. Она продолжила "допрос":
- Дети у тебя - есть?
- Нет пока. Племянник только... Денис, пять с половиной лет...
- Купила ты ему подарок? Большой?
- Маленький, - соврала Маша. "Никакого не куплю, потому что с вами тут сижу!" - крикнула она про себя. А вслух сказала:
- Давайте вернёмся к вашему здоровью!
- А давайте, - кивнула бабуля. - Только нет его, как ты к нему вернёшься?
- И всё-таки!.. В горных духов вы не верите?
- Не верю.
- Вот и замечательно. Вот и... хорошо! Для вас это гораздо лучше...
Для бабули это было действительно лучше. Гораздо. Во сто крат. Раз никакая она не "поклонница", значит, и лечить её можно по нормальной схеме - без глупых сказок про волшебные капли. Её (очень хочется на это надеяться!) и на обследование можно направить, а не назначать универсальный, но такой слабенький "Церемин"...
- В общем, так. Лечим вас современными препаратами. А самое современное - что?
- Что?
- Это я так, фигура речи... Самое современное - линия Карпова. Но в Карпове - сто пятнадцать направлений! Слышите, да? И мы с вами сначала хорошенько обследуемся. Мы с вами...
- Не получится, - пробормотала старуха.
- Конечно получится! Ещё как получится - вы что?
- А то. Непривыкшая я. С тридцати пяти годков - никаких этих ваших... Как видишь, живая. У нас на стройке ничего, кроме болотных трав, не было. А травы - они хорошо помогают. И жуки. А ещё - с хорошим человеком поговорить...
Маша озадаченно замолчала. Это что же получается? Бабуля не горнопоклонница, а староверка? Нет, само по себе, это, конечно, не удивительно, среди ветеранов-трудовиков полно староверов. А с точки зрения медицины, так и вообще - что одни, что другие. Что "духолечение" - что "жуколечение"... Это просто парадокс какой-то: люди не хотят получать то, что действительно заслужили, честно заработали - лучшие лекарства, самую современную помощь... Пару лет назад это окрестили "Обратным синдромом" - странно выраженным желанием вернуться во времена своей молодости, повернуть время вспять. А сеть доверительных клиник открылась уж лет как десять. Иногда их пренебрежительно называют "сказилками", но это вряд ли справедливо. Со сказками ("песнями да плясками", как добавляла староста Машиного потока в Учмеде), а всё-таки здесь помогают. Используют последние возможности, "хитрые ходы". Наклеивают на стандартные препараты какие-то фантастические этикетки - настойка от горных духов, ил из Пичугинских болот... По-другому никак. На тех болотах с этими людьми случилось самое лучшее - их молодость. Они, зачастую, и одеваются как тогда, и питаются как попроще да подешевле. Даже готовят сами! И деньги есть - а не тратят...
- Понятно... - сказала Маша. Она корила себя за то, что не придала значения старомодному бабулиному комбинезону. Правда, и бабуля хороша - зачем, спрашивается, дурачила? Шутила? Юмор у них - да, бывает своеобразный... - Так, значит, бабушка, вы староверка?
- Сама ты... Верка.
- Я Машка, - пошутила и доктор Маша. - Да вы не обижайтесь. Старовер - это не стыдно, это... нормально. Социальное явление. Просто жизнь у вас тяжёлая была, я вас понимаю...
- Да ну? - усмехнулась старуха.
- Я на это училась.
- И выучилась?
- Да, - улыбнулась Маша. Вопрос был явно глупым.
- Ладно... - вдруг сказала старуха, поднимаясь.
- Погодите-погодите! Какое "ладно"? Куда это вы собрались?
- А всё. Пойду я, дочка, пора мне. Совсем пора... А ты молодец, помогла мне очень.
- Да не помогла ещё! - запротестовала Маша. - Что вы? Я только...
- Пора, - повторила старуха.
- Но вы же не можете без лечения остаться!
Нельзя сказать, чтобы Маша мечтала провозиться со старухой ещё часика этак полтора - начинало темнеть, огни сияли всё яснее, всё чётче - но и оставить её без помощи она не могла.
- Вот смотрите, - вынимала она из стола коробочку за коробочкой. - Нужно вам попить...
- Чаю, - сказала старуха.
- Чаю? - замерла Маша. Конечно, это было слишком, и этого Маша никак не ожидала, и, строго говоря, не должна она этого, но... Но не отказывать же старухе!
Стараясь не показывать, как она торопится (не бегом же бежать, это было бы просто некрасиво), Маша отправилась за чаем на второй этаж.
Из "вкусняшек" в автомате была только сдоба - и РС-сдоба. Маша взяла эр-эски, и только по пути обратно сообразила, что бабуля вряд ли станет эту "новомодность". Вернулась к автомату, купила булочки...
Старухи в кабинете не было. На столе - аккуратной стопочкой купюры. На изумрудно поблёскивающем мемори криво намалёвано: "Подарок Д"...
Машу - как-то вдруг - захлестнуло тяжёлой волной усталости, она едва не уронила чай-тубы. Села и уставилась в стремительно темнеющее окно. Ёлочки опять вальсировали, а гирлянды перестали мигать и просто горели.
- Дождь усиливается, Константин Сергеич, - кивает Мотя на взрываемые дождинами лужицы на асфальте.
- Вижу, Рябушкин. Но дождь нам что, помеха? Работаем... Просьба собравшимся у юбилейной стелы разойтись! Просьба покинуть площадь Луначарского! - убеждает Горобец в усилитель.
Собравшиеся ничего покидать, конечно, не собираются. Их не много, всего трое, но торчат они тут, как говорится, как три тополя на Плющихе, даже издалека чем-то неуловимо отличаясь. В дождь это тем более странно, ведь они, как и большинство, как и сами Горобец с Рябушкиным, в блестящих плащах "четвёрочка" - новая разработка, удобно, практично. В этой "четвёрочке", закрывающей даже лицо (прозрачное гибкое забрало, в принципе не мешает, но надо привыкнуть), и впрямь никакой дождь не страшен.
Воскресный день, и на площади хватает такого блестящего "бесстрашного" народа, хотя встречаются и те, кому привычнее спасаться зонтом. Нет, это не лучше, никак не может быть лучше, но люди ведь во многом зависят от своих привычек, от своего восприятия... Не это ли пытаются использовать господа собравшиеся?
- Цель вашего здесь нахождения, - решительной походкой подходит к ним Горобец.
- Нахождения? - широко улыбается, зачем-то откинув забрало, самый высокий из них. - Мы можем находиться где угодно. Мы здесь живём.
- На площади?
- Здесь, в этой стране.
- То есть обычные советские люди, - иронически замечает Горобец. Прохожие оглядываются, двое даже остановились. По всей видимости, это отец с дочкой, и вот они-то как раз, вне всякого сомнения, обычные и советские. И они, и другие прохожие. Откуда взялась такая уверенность, Горобец бы и не сказал. Просто была - и всё. Просто видно, что все они - часть чего-то целого, что они вместе. И не только друг с другом, но и с этой площадью, жилзастройкой, пьезодинамическими плакатами, - в общем, с типовым советским городом. А вот господа ликвидаторы... Даже сейчас, вроде общим делом заняты, а каждый сам по себе. И лица у них такие, и позы, и интонации. Мол, "я"- это "я", величина сугубо постоянная, а всё остальное - это мы ещё подумаем, а "мы" - это так, случается, бывает... Нет, это сложно объяснить, да Горобец никогда и не пытался. Просто, в который раз уже, сам себе удивляясь, заметил...
- Всё в порядке, спасибо, - благодарит он остановившихся. - Патруль участкового совета центрального округа. Всё в порядке.
Горобец машет вслед удаляющейся девочке, когда высокий вдруг (к чести Горобца, это "вдруг" длилось доли секунды, включился в ситуацию он мгновенно) протягивает ему кусок Накопителя! Небольшенький такой, грамм на сто, на двести, - на глаз трудно определить. И трудно представить, что такая фигулинка делает с людьми такие страшные вещи... Дождевые капли стекают с неё как с чего-то жирного. Да это, по сути, и есть что-то жирное. Избыточное, лишнее, вредное.
- Уберите, - спокойно говорит Горобец. - Мне это не нужно.
- Почему? - продолжает улыбаться высокий. Горобец молчит и смотрит на него. С ликвидаторами он сталкивается не впервые и знает, что они не выносят спокойного взгляда убеждённого человека.
Высокий ёрзает, косит куда-то в сторону и, наконец, вежливо интересуется:
- Может быть, вашему приятелю нужно?
- Кому-кому?
Мотя благоразумно стоит в стороне, т.е. действует сообразно инструкции. Он на практике, и ему не рекомендовано подходить к ликвидаторам. Только в крайнем случае. А пока он, конечно, не крайний...
"К ликвидаторам"! И кто их только так назвал? Каждый раз Горобца буквально подбрасывает. Какая-то злая нелепая ирония, ей-богу. Раньше так называли достойных - чернобыльцев, потом ракетчиков-строгановцев, потом, летом 35-го, старосельских пожарных... А эти-то ликвидаторы каких таких ужасов?
- Практикант Матвей Рябушкин выполняет задание, - сухо поясняет Горобец. - Вы действительно полагаете, что он мог прийти сюда за Накопителем?
- Я полагаю, каждый мог прийти сюда за Накопителем, - чему-то посмеивается высокий. Как же они, эти ликвидаторы, не в меру смешливы!
- Попрошу вас разойтись. Здесь не барахолка, чтобы впаривать людям...
- Но мы ничего не продаём, - театрально недоумевает высокий. - Смотрите, ваш приятель купил черешню! - лыбится он так, как будто победил в споре.
Горобец оглядывается и скачками несётся к Моте. Ну чёрт же дери этого Рябушкина! Стоит с ведром... ну хорошо, с вёдрышком черешни. Тут фруктовые киоски по периметру, вот и...
- Мотя, ты в своём уме? Ты - патруль!
- Я ф не вофку...- оправдывается Рябушкин. Полный рот черешни! Забрало поднял, но толку-то, всё равно заляпал.
- Какую водку! Тоже мне... Лет тебе сколько?
Мотя быстро дожёвывает, выплёвывая косточки в кулак.
- Восемнадцать, ну и что? Водки я, что ли, не пробовал. Я вон туда ведро поставлю, под скат... Константин Сергеич!! Она Накопитель отдаёт!
- Чёрт... - несётся Горобец обратно. Похоже, ликвидаторша вручила женщине Накопитель... Ну точно! Пожилая полная ликвидаторша - женщине, прогуливающейся с собакой!
Но женщина... Женщина, слава тебе господи, в перчатках. Эти тоненьких прозрачные "собаководческие" перчатки её просто спасли, по-другому не скажешь!
- Послушайте! Гражданочка! Зачем вы это взяли? Это же... Вы знаете, что это?
- Накопитель, - улыбаясь, говорит (повторяет, конечно) ликвидаторша.
- Это смерть, - инфернальным шёпотом выдаёт Горобец. - Смерть, слышите?
Женщина в ужасе роняет Накопитель на асфальт. Да она, кажется, и сама... покачнулась. Только б не упала! Горобец хватает её за локоть и придерживает, опасливо поглядывая на длинноногого чёрного барбоса на коротком поводке. Но барбос увлечён Накопителем. Он вдумчиво нюхает упавшую штуковину, не проявляя никакого интереса к судьбе хозяйки. Можно подумать, эта штука и на собак отрицательно влияет...
- Мы не делаем ничего противозаконного. Зачем вы говорите о смерти? - вполне правдоподобно удивляется пожилая.
- Да идите вы... - выдыхает Горобец. Как бы он хотел пнуть куда подальше этот чёртов Накопитель! Но нельзя. И конфисковать нельзя. Ничего нельзя! Он ведь так и не запрещён, а в последнее время и разговоры об этом поутихли. Мол, у молодой страны и так забот хватает. А тут ещё многомудрый Запад, как всегда, не давит, а мягко рекомендует: не надо, не запрещайте, что такого плохого сделает вам эта фитюлька с жирным металлическим блеском и бездной информации? Столкнувшиеся с этим природным феноменом и возжелавшие его распространять есть практически в любой стране. Кому это мешает? Почему нет? Пусть распространяют!.. Пусть распространяют? Что сделает, говорите? Да ведь УЖЕ делает! УЖЕ!
Со "смертью" Горобец, конечно, переборщил. Ну а что он должен был сказать? Спокойно и подробно объяснить, что это за дрянь? А если у любительницы чёрных барбосов, пардон, нос зачешется, и она вдруг снимет перчатку? Просто снимет - и всё, привет?
- Как вас зовут? - как можно ровнее спросил Горобец у немного пришедшей в себя собаководши.
- Ермошина Нина Сергеевна...
- Нина Сергеевна! То, что вы взяли...
- По своей воле. Люди имеют право на выбор, - сочла нужным встрять ликвидаторша.
Горобец даже бровью не повёл.
- То, что вы взяли по своей воле, но явно не представляя себе последствия, - продолжил он, - называется Накопителем. Вы слышали о нём раньше?
- Что-то такое слышала. Его ведь разрешили, по-моему...
- Его НЕ запретили. В нём накоплена информация, много информации, ОЧЕНЬ много. Разного рода...
- Да, о разном. Они так и сказали, - согласилась Нина Сергеевна, снимая перчатки и капюшон - дождь кончился, посветлело.
- Вам повезло, что вы только сейчас эти свои рукавицы стянули! Непосредственный контакт с этим материалом... - Горобец запнулся. - Нина Сергеевна, вы где работаете?
- В парикмахерской на Октябрьской.
- В парикмахерской... - задумался Горобец. Сейчас это было очень важно - быть понятным. Глазки у Нины сообразительные, но "ресистематизация всей ранее полученной информации" - всё-таки несколько... не то. - Понимаете, Нина... Этот супер-пупер информационный материал, он как бы... заставит вас забыть, в какой стране вы живёте.
- В советской, - словно проверяя себя, проговорила Нина Сергеевна. - В советской, как я могу это забыть?
- Как все, кто прикасался к этому несчастному Накопителю, кто... - Но Горобец не договорил. Его перебил третий ликвидатор, приземистый мужчина с правильными, но крупноватыми чертами лица. Всё это время он молчал, но внимательно слушал. Ну и улыбался, конечно. Скептически, но улыбался.
- Как же вы любите пугалки, - сказал он. - Материал никак не повлияет на вашу память. - Теперь он обращался явно к Нине, хотя его взгляд был направлен не на неё, он вообще никуда конкретно направлен не был, - как верно подметил Шемякин, другой напарник Горобца, "то ли ни на что, то ли на всё". - Просто вы, единомоментно, получите такое количество информации, которое запускает механизм её перераспределения. Ранжирования, если хотите...
- Да не хочу я! - возмутилась Нина Сергеевна. - Я с собакой вышла. Знала бы, что дождь кончится, подождала бы, попозже б пошла. Черныш, всё, пойдём! - потянула она собаку, расслабленно улёгшуюся возле Накопителя.
- Вот и ладненько, - на какую-то секунду расслабился и Горобец - и тут же об этом пожалел!
Нина Сергеевна от всей души дёрнула не собирающегося подниматься барбоса и сломала карабин ("ой... это из-за трещины, наверно!"), а барбос, вместо того, чтобы и дальше полёживать, вскочил и понёсся по площади как ужаленный.
- Константин Сергеевич! Что там у вас? - встревожился Рябушкин. Только что Черныш этаким галопом проскакал мимо него.
- Лови его, Рябушкин! - крикнул Горобец. - Не волнуйтесь, гражданочка. Сейчас мы всё поправим...
Гражданочка не особенно-то волновалась. Сдвинув брови, она смотрела не на бегающего за Чернышом Рябушкина (он был настроен решительно, даже прямо на бегу скинул плащ), а на ликвидаторов.
- Вот ведь, - промолвила она после небольшой "сердитой" паузы, - дурите людям головы, цепляетесь прямо на улице... Как же до меня сразу не дошло? Антисоветчики вы. Такие и раньше были...
- Нина Сергеевна! - обрадовался Горобец. - Так вы же... Бывает, объясняешь людям, объясняешь, а всё куда-то мимо. А вы... - Он наверно бы даже обнял сообразительную гражданку, но под улыбчивыми взглядами ликвидаторов это было, по меньшей мере, неудобно... Вот блин! Горобцу не хотелось и вспоминать, что в компании этих "улыбак" он проведёт столько времени, сколько им захочется. Т.е. пока они, собственно, не надумают разойтись.
- Ну всё, поймал псинку,.. - одобрительно хмыкнул Горобец, обернувшись. - А что это вы свой Накопитель не поднимаете? Валяется... Схватит ещё кто, - пожурил он ликвидаторов. Скорее для связки слов пожурил. Пока он, Горобец Константин Сергеевич, здесь, никто ничего не схватит. Ничего, что может навредить, ничего, что...
- Константин Сергеич!..
Рябушкин ничком лежал на асфальте. Псина, мгновенно перехваченная хозяйкой, быстро виляла хвостом, не имея ничего против привязывания себя к поводку.
Горобец просто не понял, как всё произошло, произошло за какое-то мгновение и за его спиной. Видимо, Рябушкин поскользнулся, передавая собаку. Может быть, споткнулся...
- Рябушкин, вставай, ну...
Мотя начал подниматься. Поднимался он как-то странно - медленно и неуклюже, как будто произошло что-то непоправимое.
В принципе, Горобец о чём-то таком догадался, как только увидел его лежащим. Его увидел, а Накопитель - нет.
- Ну!
Но Мотя так и не встал. Он сел на асфальт и вытянул правую руку ладонью вверх...
- Накопитель? - зачем-то спросил Горобец. Как будто это могло быть что-то другое! Но Мотя не стал отшучиваться про "капитана Очевидность", только утвердительно помахал головой.
- Брось! Бросай его быстро! Ну ты что... Рябушкин, блин!
Рябушкин сжимал кулаками виски, но Накопитель не выбрасывал. Да уже и незачем, конечно...
- Что ж это... - испуганно попятилась Нина Сергеевна.
- Ему больно? Эй, ликвидаторы чёртовы, вас спрашивают: больно ему? Что с ним происходит? - "атаковал" Горобец, хотя прекрасно знал, что же с ним происходит. Происходит другой Мотя... Почему-то вспомнилась черешня и в каком-то странном, чуть ли не траурном свете - что придётся её забрать вместо Рябушкина, как будто другой Рябушкин будет настолько другим, что и ягоды есть не сможет...
- Ничего с ним не происходит, - сдержанно улыбнулся высокий. - Ничего плохого. Информации много, но он справится.
- Не будет знать, в какой стране живёт? - вспомнила Нина Горобцовские объяснения.
- Нет, просто он... несколько по-другому будет это воспринимать. Оттеснение политических идеологий на периферию восприятия неизбежно.
- Оттеснение? - переспросила Нина Сергеевна, глядя, почему-то, не на высокого, который, казалось бы, уже объяснял, а на "вторую", пожилую, прямую виновницу всех этих бед. Виновница тоже сняла капюшон, и теперь, с этой высокой причёской из совершенно седых волос, напоминала классную даму с фотографий начала прошлого века.
- Да, оттеснение, - с готовностью подтвердила она. - По центру когнитивного круга размещается всё базовое, а вся надстройка отодвигается, теряет значение. Иногда это воспринимается как полное её исчезновение. Отсюда и мы, в вашем понимании, ликвидаторы... Самая ваша обширная надстройка - понятие "советский", вот за него-то вы и переживаете. "Советская страна", "советский народ", "советские планы", "работать по-советски"... А просто хорошо работать - нельзя?
- Нина Сергеевна! Не слушайте вы её, вызывайте медиков, - скомандовал Горобец, не отрывая взгляда от Рябушкина. Мотя, казалось, совсем отключился.
- Матвей, да перестань ты... думать, что всё кончено!
- Я не думаю, что всё кончено, - вдруг отнял руки от головы Рябушкин.
- Отлично, Мотя. Уже хорошо! Не так-то просто выбить из седла советского человека! А? Не так-то просто!
- Из советского седла, - развеселился, непонятно чему, Рябушкин.
Четверо улыбнулись, а двое - нет.
Кто-то скажет, что это новая романтика, кто-то - юность и гормоны, но Радик был уверен в одном: Лора - самая замечательная девушка на свете.
- Я сплю! - повалился он на лавочку и прикрыл глаза, любуясь Лорой сквозь подрагивающие ресницы. Он немного устал, немного замёрз, но хотелось продолжать смеяться и дурачиться - вечно. И, конечно, смотреть на Лору...
Но она вдруг нахмурилась.
- Как-то тут... темно. Мне тут не нравится, - недовольно мотнула она головой. Запрыгали помпончики на шапке. И без того сияющие каштановые кудри выдали с десяток радужных бликов.
- Темно? - удивился Радик. - Солнце же...
Он сел и приглашающее похлопал ладонью по лавочке:
- Сударыня, прошу!
- Михайлов, мне тут - не нравится, - упрямо повторила Лора.
Показывая, как он тщательно выискивает, что же так не понравилось даме его сердца, Рад окинул взглядом окрестности. Место действительно было странноватым. Как они сюда забрели? Унылая улочка, безлюдно... Да ещё эта церковь напротив - с тёмными, тоскливыми фронтусами, грязно-синими, коричневыми...
- Просто райончик такой, - пожал он плечами.
- Какой "такой"?
- Старый, времён Кризиса, наверно. Купольные районы - они сверкают, отражают, а тут... На всю улицу - один купол, да и тот... не тот! - рассматривал Радик церквушку, щурясь на солнце. Оно уже ползло к горизонту, но было ещё жёлтым, дневным. День вообще выдался солнечным, хотя и не жарким, совсем даже не жарким - октябрь...
Купол был действительно "не тот" - серый, не блестящий. Даже торчащая в небо сигна (какая-то очень знакомая, но Радик так и не узнал) была из тусклого, совершенно не золотящегося металла. - Кстати, а это церковь чего? - В религиях Рад был не силён, в церкви вообще ни разу не был, если не считать ту, в Кольце Реконструкций. Но та скорее музей...
- Митинская, - коротко ответила Лора. - Ну, вставай уже, пошли!
- Мм... А ты была когда-нибудь - внутри?
- Нет. И не собираюсь.
- Что, никогда не была и тебе не интересно? - бодро спрыгнул с лавки Радик. - Никогда-никогда? Так это надо исправить!
- Михайлов, пойдём отсюда, а?
Но Радик ухватился за эту идею. Уж очень не хотелось, чтобы прогулка заканчивалась! А вот деньги - кончились. И просто так по городу - и довольно долго - они уже гуляли.
- Надо, надо, - повторял он, шутливо, но упорно подталкивая Лору к ближайшим дверям.
- Что - "надо"?
- Сходить - и посмотреть!
- Перестань, я тебе говорю!.. Прекрати, - как-то совсем уже серьёзно сказала Лора, буквально прижатая к нелепо массивным церковным ручкам. Двери даже слегка приоткрылись, пропуская малюсенькую порцию тёплого воздуха.
- А у меня пытливый ум... И я хочу посмотреть... и я посмотрю, - кряхтел Радик.
- Ты не понимаешь. Это плохое место, понял?
- Ээ... Плохая церковь?.. - немного ослабил напор Радик.
- Да.
- Как это? Разве так бывает?
- Бывает. Идиот!.. Ой мамочки!..
Двери всё-таки распахнулись, и парочка с шумом ввалилась внутрь.
- Придурок... - Лора упала и даже не пыталась встать. Радик протянул ей руку, но она, со всей силы, треснула его ладошкой, ушиблась и теперь, с самым оскорблённым видом, "баюкала" ушибленную кисть.
- Ну слушай, Лор...
- Отвяжись!
- Отвязываюсь, - глуповато улыбнулся Радик. Как-то он не ожидал, что Лора так раскапризничается. И всё из-за какой-то церкви?
Он огляделся. Потолочные своды уходят в темноту, но стены, местами, подсвечены. Сумрачно, но не мрачно. Очень тепло, но не душно. Даже, пожалуй, уютно, насколько вообще может быть уютно в полупустом зале - ничего и никого, кроме нескольких скамеек...
- А где эти... картинки, огоньки всякие? - спросил Радик, Лора на него даже не посмотрела. Она смотрела на себя - достала зеркальце и прихорашивалась. Движения у неё были недовольные, нервные...
Радик подошёл к скамейкам, зачем-то постучал по гладкой поверхности - и сел. Он решил подождать, когда Лора успокоится. Если прямо сейчас вызвать "Боримир" (хорошо, что он хоть на это денег оставил, - как в воду глядел, подвески в такие райончики, разумеется, не ходят!), она, пожалуй, так и домчится до дома - с этим испорченным настроением, надутыми губками. Просто всё гуляние насмарку, просто... катастрофа! А пешком возвращаться она уже и не согласится...
На соседней скамейке лежала тоненькая бумелиновая брошюрка. Дурацкий и, слава богу, малораспространённый формат: читать и тренировать зрение одновременно - это как завтракать, катаясь на велосипеде или автике, то есть можно, конечно, - но зачем?
- Ми - ло - ко - ро - ли - лю - на - ме - ло - во - лю - да... - побекал-помекал Радик. - В общем, понятно. Сломано, - вздохнул он, откладывая брошюру.
- Неужели? - не сулящим ничего хорошего голосом отозвалась Лора. - И что же там сломано?
- Не знаю... Какие попало слоги высвечиваются.
- "Какие попало", - передразнила Лора. - А какие должны? - Она сняла шапку и расстегнулась, но продолжала сидеть на полу. При таком освещении её личико казалось смуглым, а волосы - чёрными. "Восточная красавица..." - подумалось Радику.
- Кто-то очень красивый, но очень вредный, - миролюбиво сказал он.
- А кто-то - тупой. Там ничего не сломано, - фыркнула Лора. - Бери да читай сколько хочешь. Хоть будешь знать, в следующий раз сюда не потащишься.
- Это... молитвы? Такие? - снова открыл бумелин Радик. - Бо - мо - ло... Но это белиберда какая-то! Абракадабра. Я думал, что в молитвах о чём-нибудь просят.
- Это мотивы. Сначала читаешь - потом просишь.
- Всю книжку? Ну - чтобы попросить, надо всю книжку прочитать?
- Слушай, Михайлов, - дёрнулась Лора, - может, ты шутишь?
- В смысле...
- Прямо вот совсем-совсем ничего не знаешь?
- Но ведь мне расскажешь ты. Ты же... лучше ориентируешься. У тебя десять, у меня пять!
Лора кисло улыбнулась, и он понял, что перегнул с комплиментом. Соцориентирование у неё всегда шло получше, но выше восьмёрки никогда не было, а сейчас и вообще - семь, и он это видел, не мог не видеть, хотя и семёрочку она нарисовала небольшенькую, и довольно высоко, там, где, по большей части, её прикрывает рукав...
- Рассказываю. Мотив - потом просьба - потом бог помогает. Что-то непонятно?
- Бог? - захлопал глазами Радик.
- Попробуй.
- Нуу... - Радик готов был обратиться хоть к чёрту, лишь бы Лора повеселела. - Бо - мо... - Начал он бубнить, напряжённо следя за бессвязно выпрыгивающими слогами.
- Так - не получится.
- А как?
- Вон туда иди, - кивнула Лора в сумрачный угол. - Один мотив - одна просьба.
- Туда? Оттуда бог слышит лучше? - усмехнулся Радик. Ему начинала нравится эта игра. Может, хоть она отвлечёт Лору от её странной обиды!
В углу он обнаружил что-то вроде кабины. Надо же - а до этого не замечал, то ли из-за сумрака, то ли из-за цвета - в тон тёмно-лиловых стен, - а скорее всего из-за того и другого разом...
- Хех... Это что, звездолёт из "Непобеждённых"? - громко спросил Радик. Лора не ответила...
Минут через пять (а Радику показалось - все двадцать) запиликал стандартный трёхтоновый отказ, церковный зальчик запульсировал раздражающим фиолетовым светом.
- Говорю же, идиот, - вздохнула Лора, когда сумрак и тишина воцарились снова. - Что ты там просил? - крикнула она.
Радик виновато выглянул из кабины:
- Чтобы ты меня простила...
Лора закрыла личико руками. Трудно было сказать, приятно ей - или совсем, совсем наоборот!
- Лор, а Лор, - подскочил Радик и принялся зачем-то обмахивать её брошюркой. - Я же вообще-то...
Но он не успел договорить, что же он там "вообще-то". Рывком открылись двери, и вошёл - буквально впрыгнул - нестарый ещё, но какой-то удивительно несуразный - неухоженный, потрёпанный - человечек. Он не обратил никакого внимания на парочку и принялся что-то высматривать. Его движения - да и взгляд - были какими-то... птичьими.
Одно было хорошо: наконец-то Лора встала. Не встала - подскочила!
- Книга, книга, - одними губами шептала она, кивая Радику, чтобы он передал мотивы "птице". Но он просто не успел.
- Нечего мне!.. - рявкнул человечек - и выхватил брошюрку сам. Через пару секунд он был уже в кабине...
- Мерзость какая, - поморщилась Лора.
- Смешной...
- Обхохочешься. Ты раньше когда-нибудь асоциала - видел?
- Это он?
- Мерзость, мерзость, - повторила Лора, морщась как от боли.
- Если хочешь, пойдём...
- Нет уж. Смотри-ка дальше, раз захотел.
Долго ждать не пришлось. Человечек появился куда скорее Радика - минута, две - видно, читал очень быстро. И никакого отказного миганья-пиликанья, наоборот - он был с "добычей"!
Довольно покрякивая, он что-то оглядывал... Куртку? Скинул свой потрёпанный пиджачок... Уже на ходу, надел - ну да, это куртка!
На Радика и Лору он так и не глянул. Но прежде, чем выйти, ещё раз, совершенно по-птичьи наклоняя голову, оглядел свою обновку, явно дешёвенькую и так же явно нелепую - чёрную с белыми рукавами. Было видно, что он страшно доволен!
- Он похож в ней на сороку, - усмехнулся Радик. - Так это бог дал ему куртку?
- Михайлов, ты дурак или прикидываешься?
- Мне это... мне просто интересно.
- Ты дал ему куртку.
- Бррр... - в недоумении помотал головой Радик. - Я? Я-то тут при чём?
- При том. Социалку поддерживаешь? Все графы?
- Ну, да...
- Девятая, почти вся, - на вот этих.
- На асоциалов?
- На мерзость всякую. От которой никакой пользы. Никакой - понимаешь?
- Так они, наверно, это... больные?
- Нет, Радий Валерьевич. Они здоровые. На больных - вторая графа, если помните, - Лора говорила так язвительно, как будто Радик с ней спорил. Но он не спорил! Он просто никогда не копался в этих графах, просто жал везде, на всё - плюсы. Наверно, это было безответственно... Да, наверно. - Это мы, Михайлов, больные, - продолжала Лора. - Дарим, вон, куртки... Молодцы, да?
- Нне знаю... А почему в церкви-то?
- Потому что это удобно. Им. Они, видите ли, ритуалы любят. Ритуалы любят, а людей - нет. Кто-то из них даже умудряется верить, что это бог им помогает. Бог - а не люди!
- А... кабина зачем?
- А кабина - для мотивов. И вовсе это не абракадабра. Это Митинский текст, по фамилии лингвиста - Митин. Для выявления агрессии и прочего. Если у этого, - кивнула она вслед "птицевидному", - крыша всё-таки того, его лечить повезут. Кабина блокируется, автоматический вызов бригады...
- Ну, правильно, - вырвалось у Радика.
- Чего-чего? - то ли не расслышала, то ли возмутилась Лора.
- Правильно, говорю, - осторожно повторил Радик. - Если заболеет, надо лечить. А что ещё делать-то?
- Знаешь... - медленно проговорила Лора. - До конца сороковых было только восемь граф. Восемь. Девятой не было.
- Ну, - кивнул Радик, не понимая, к чему она клонит.
- Девятой - не было, - повторила Лора.
- Ну. Не было. А что было?
- Гну!.. Знаешь, что было? Вся эта мерзость просто ложилась и подыхала. Вот такой у них заскок, они не идут на контакт, не идут на учёбу, не идут на работу... И не потому что не могут - просто не хотят!
- Им легче лечь и умереть?
- Им легче лечь - и умереть.
- Странные они...
- Очень. Вот ты бы - стал носить ту куртяшку? А они - ещё как. В общем, хоть это приятно - что луну с небес не просят...
- Как я, - напряжённо улыбнулся Радик.
- А? Да. Как ты. Ты просто идиот, честно. "Чтобы ты меня простила"! Ты же видел сигну на куполе!
- Не помню.
- Круг, а внутри...
- Нет, я помню, какая, только не помню, чья.
- Бэвэшка, Михайлов! "Бытовая взаимопомощь". Но это для всех других - "взаимо", а для этих - просто, у них ничего не "взаимо". Здесь им мелочёвку всякую выдают, одежду и...
- Откуда ты всё это знаешь?
- А всё это, Михайлов, не секрет, если что. Если что, это любой дурак знает. Открываешь "Муниципалитет", "Карту расходов", "Степень визуализации"...
- Нет, я не про то, что секрет. Просто ведь ты...
- Красавица, да?
- Да, и...
- И поэтому тупица, да?
- Нет, я хотел... - запутался Радик. - В общем, ты молодец, ты много знаешь!
- Да. Знаю, - как-то особенно спокойно сказала Лора, заглянув Радику прямо в глаза. - Смотри, - отодвинула она мягкий рукав серебристой курточки и сильно потёрла кожу чуть выше семёрки. Проступил стилизованный костёр - ярко-оранжевый косой треугольник МБМ, "Мира без мерзости"...
- Но это глупо, - немного помолчав, сказал Радик.
- Глупо - снабжать куртками этих животных, - моментально ответила Лора. - И вот что. Чтобы никому, ты понял? - потрогала она ноготком бледнеющее, исчезающее на глазах треугольное пламя.
Вызвали "Боримир", забрались молча. Поднялись метра на четыре, и Радик, глянув в иллюминатор, вдруг минимизировал подъём почти до парения.
- Что там? - раздражённо спросила Лора.
- Да этот... Сорока.
- И что делает?
- На лавку сел. Чешется, - усмехнулся Радик.
Лора повела плечом и стала смотреть в другой иллюминатор, куда-то вдаль. Улочка была такая низенькая - практически сплошь одноэтажки-заземлёнки, - что уже на этих четырёх-пяти метрах просматривалась как на ладони.
- Встал, пошёл куда-то... Опять чухается! - засмеялся Радик и зачем-то помахал в иллюминатор. Это было совершенно бессмысленно: а) стёкла у "Боримира" зеркальные, б) "птицевидный" не то что на иллюминатор не смотрел, он и не обернулся, он и головы не поднимал, он и не думал замечать "Боримир".
|