У мамы с дочкой никогда не было близких задушевных отношений. Но это ещё только цветочки... Всё достигло своего апогея, когда мать узнала, что дочь принесёт в подоле. Стелла Георгиевна орала в исступлении на свою непутёвую Верку:
- Ты не только дура, но и потаскушка дешёвая! Потосковала бы и без прЫнца лет до тридцати, ничего бы от этого не отвалилось.
Брань лилась грязным потоком, сокрушая последние мостки между родными людьми.
- Мам, а если это любовь? Зачем ты так? - Вера робко пыталась ухватиться за жалкую соломинку в водовороте обвинений и проклятий.
- Никакой любви нет! Это выдумки и хитрый способ затащить в постель разного рода давалок! - извергала ругательства та, брызжа слюной.
Голова девушки опускалась всё ниже под тяжестью собственной вины, и она прошептала почти в пол:
- А если бы я вышла замуж?
- На какие такие шиши? Ты сама в жизни заработала хоть копейку? Ты хоть знаешь во сколько обходится свадьба и свадебное платье? Прежде чем пузатиться, ты бы у матери спросила разрешения на непредвиденные расходы, - каждое её "ты" звучало звонкой пощёчиной.
- Мам, я всё верну тебе! - робко оправдывалась дочь, едва сдерживая внутреннюю дрожь и глотая слёзы.
- Вернёт она... Не смеши мои тапки! Ты и на них-то заработать не сможешь, - мать вновь хлестанула словом.
- А я всё равно рожу мальчика и назову его Макарка, - тихо, но очень твёрдо проговорила девушка.
- Ты что, издеваешься? Не в честь ли твоего папаши Макар Геннадича? - прочти завизжала Стелла.
- А если и так? Макар означает "счастливый". У нас тогда будет в доме мужчина. Ты же сама говорила, что род наш проклят по мужской линии, - непривычно уверенным голосом заговорила Вера, упрямо глянув в разъярённое лицо матери.
Это окончательно взбесило Стеллу, и она злобно прошипела:
- Замолчи, тварь! Ты у меня узнаешь, куда Макар телят не гонял. Не бывать этому никогда! Только через мой труп.
- Что, только через труп? - переспросила дочь отрешённо, теряя веру в возможность достучаться.
Стелла залепила дочери реальную звонкую пощёчину своей тяжёлой рукой и плюнула в её сторону. Девушка знала стальной материнский характер :"Я любого сломаю об колено!"
Задыхаясь от гнева, женщина процедила сквозь сжатые зубы:
- Ты моё проклятие! Да пропади всё пропадом, к чёртовой матери...
Судорожно схватив сумку, она сбросила тапочки на ходу и нацепила туфли. Напоследок мать решительно хлопнула дверью.
Стелла Георгиевна работала директором престижного детского сада, была уважаемым человеком во всех влиятельных кругах города. Только на своей работе она могла быть по-настоящему счастливой. Это её стихия, тут всё вращалось вокруг неё и благодаря ей. "Дайте мне точку опоры, и я переверну весь город! " - так говаривала Стелла. Правда, опору постоянно выбивали случайные обстоятельства.
"Только бы не думать об этом больше. Нужно взять себя в руки!" - она мысленно давала себе установку, ускоряя шаг. Каблуки цокали по асфальту также быстро, как воспоминания, которые чеканили штампы на документах прошлого: "Когда же я прохлопала Верку? Скорее всего, виновата дурная генетика отца. Да уж, от неё никуда не денешься. Гены мстят жестоко!" Стелла вспомнила своего свёкра Геннадия Вениаминовича. "Гену-Геника", - так его всегда называла жена. "Свекровка-полукровка была такой же простухой и всех подряд любила. Сидела с маленькой Веркой, да и вложила в её пустую головёнку излишнюю добродетель. Выросла теперь её внучка настоящей подстилкой. Вся в своих папашку и деда, которые по жизни были тряпками. Гена-Геник, Геня-Веник!"- мстительно думала о своих бывших родственниках Стелла. Конечно, родители мужа после её развода продолжали нянчиться с единственной внучкой. И только теперь можно было дать этому объективную оценку: "Главная ошибка! Вот он, промах моей жизни."
- Эх, что посеешь, то и пожнёшь! - проворчала Стелла с досадой, - Впрочем, как потопаешь, так и полопаешь.
Этим Стелла постаралась направить мысли в нужное русло, и настроить себя на рабочий лад. "Всех нужно держать в узде. Всех!" - она сжала кулаки и переключилась рассуждениями на хорошие воспоминания. "Меня же так любят все сотрудники! - тут же ей вспомнился недавний сорокалетний юбилей, который прошёл помпезно, - Это было совсем недавно. Как же счастлива я была тогда!" Стелла терпеть не могла лесть и фальшь, считая, что в людях видит всё на раз-два-три. Поэтому-то на торжественном мероприятии всё говорили ей, конечно же, только искренние речи. Прибыл даже префект с корзиной цветов. Его внук ходил в младшую группу, а внучка в подготовительную. Дедушка-префект часто присутствовал на детских утренниках в качестве почётного гостя вместе с супругой, которая следовала за ним по всем банкетам и праздникам. Чета садилась в первый ряд, а воспитатели устраивали небольшой бенефис в их честь. Именно жена префекта настояла на том, чтобы группы в саду были маленькими. "Их следует урезать за счёт отпрысков "мамаш-одноночек", - намекнула она. Стелла хорошо понимала, что та имела ввиду. Будучи директрисой, она "рыла землю зубами", чтобы их сад стал элитным, только для избранных уважаемых людей, а не для недочеловеков. Префект говорил о ней так:
- Вам бы, Стелла Георгиевна, армией командовать. Вы настоящий боец!
"Вот, ведь ценят же меня умные и уважаемые люди!"- успокаивала она себя, цепляясь за собственные заслуги, как за спасательный круг. Теперь, казалось, что это благополучное время навсегда кануло. Она думала с досадой: "Какой же позор и несчастье обрушилось на мою голову. Дьявольщина! Что теперь скажут все вокруг?"
Она то всегда могла найти подход к людям. Никогда не расставалась со своей объёмной импозантной сумкой, где был припасён коньяк, коробка дорогих конфет и французские духи - набор презентов для влиятельных особ. Все подарки были когда-то подношением для неё лично, но она щедро пускала их на общее дело. Любые двери открывались перед ней. Всё это только для дела - для блага детей! Зато её работу всегда в пример ставили. И вот, чёрная "благодарность". Подложила таки Верка свинью.
Опять мысли перескочили на трагедию её жизни. Вновь гнев душил, кровь прилила к лицу. Войдя в детский сад "Счастливое детство", впрочем, в народе его называли "Детство для счастливых", Стелла Георгиевна обрушила свою досаду на охранника ЧОПа:
- Что, не отвалилась от сидения попа? Дверей открыть не можешь? Не видишь, что я иду?
Затем она в сердцах пнула ведро, оставленное техничкой. Войдя в кабинет, директриса поправила причёску перед зеркалом, одернула строгий деловой костюм и, глубоко вздохнув, предала лицу царственное величие. Она решила уйти в работу с головой, отключившись от проблем. Это средство помогало ей всегда. И пусть весь мир подождёт...
Вечером усталая и разбитая Стелла Георгиевна вышла из авто. На скамеечке у дома сидели соседки, замолчавшие, как по команде, при её появлении. Стелла всегда была на виду и чувствовала, что окружающие завидуют ей. И вот, теперь всё это быдло в их доме, которое она так презирает, будет шептаться и смеяться ей вслед из-за Веркиной дурости. Стелла Георгиевна, когда было нужно, умела держать лицо. Она с гордым видом проследовала мимо дворовых сплетниц, ощущая их пристальные взгляды у себя за спиной.
Ещё в подъезде Стелла почувствовала запах кислых щей, уксуса и жареного лука. Всё это вместе давало стойкий запах потных подмышек, да и бродячие кошки добавили колорита к амбре подъезда. "Ну, что за дом? Одна лимита, понаехавшая из деревень, со своими холопскими замашками!" - сокрушалась она. С ранних лет Стеллочка уже чувствовала, что она иная, и по её жилам течёт "голубая" кровь. Теперешняя хибара досталась ей от матери, которая за эту городскую квартирку работала на кондитерской фабрике в три смены. Правда, матушкина жизнь была несладкая, да и короткая. "Срочно нужно решать вопрос с жильём, искать квартиру где-нибудь в престижном районе", - с этими мыслями Стелла подошла к своей двери. Она почувствовала очень сильный запах уксуса: "Ну вот, соседи в нашем отсеке опять квасят. На уксус уже перешли, который им на халяву сладкий. Наверное, воруют его на своём кондитерском производстве".
- Пройдохи чёртовы! - выругалась она вслух и открыла дверь одним поворотом ключа.
"Странно, видать, эта распустёха за собой и дверь не закрыла толком. Заходи кто хочет, бери кто что захочет. Ну вот, всё у неё так по жизни..." - только и успела подумать она. В нос ударил острый запах эссенции. На полу в полумраке она увидела распростёртый тёмный силуэт.
Скорая мчалась по городу, надрывно визжа, и мигая спец сигналами, тем самым разрывая душу. Пострадавшую девушку срочно доставили в ближайшую больницу.
- Шансов нет! - сухо огласил свой вердикт врач-реаниматолог.
- Я готова заплатить любые деньги, поднять все свои связи! - торопливо говорила Стелла, пихая ему в руки мятые купюры.
- Врачи не боги! Увы... - с горечью произнёс доктор, отстранив её руку.
Таков был окончательный приговор. Стелла бессильно опустилась на скамью.
Вера мучилась недолго. Уксусная эссенция сожгла все внутренние органы. И девушка умерла, не приходя в сознание. Не стало больше Веры у матери.
У ворот кладбища дежурил сторож. Он предупредил женщину, что на территории шаромыжничают пройдохи, которые собирают венки и цветы на перепродажу. Стелла ответила ему резко:
- Сами вы и есть воры и проходимцы! Уже достали ваши "сто рож"!
Охранник только проводил женщину недоуменным взглядом.
Осень едва тронула лужи. Холодный ветер гулял по кладбищу, гоняя листву по дорожкам, и с досадой швырял её на кладбищенские плиты. Листья липли на капли дождя, которые будто слезы стекали с мрамора. Казалось, что каменные глыбы умеют плакать.
Тёмный меховой капор подчеркивал мертвенную бледность лица Стеллы. Её глаза смотрели настороженно на надгробие, иногда они щурились и увлажнялись слезой от порывов ветра. А он своим холодным сквозящим дуновением ерошил перья воронам. Эти старожилы недовольно взмахивали крыльями, громко каркая, перелетали на другие ветки. Птицы недобрым глазом наблюдали за женщиной, сидящей на скамеечке. А она всё смотрела на белые розы, положенные кем-то на могилу дочери. Их было ровно двадцать две. Столько же, сколько бы исполнилось в этом году её Вере, да и Стеллиной бронзовой свадьбе тоже, если бы не случился развод с отцом дочери. А рядышком с цветами на черном мраморе лежали два яблочка. Мать подумала: "Наверно, это от Веркиного тайного ухажёра-искусителя". Она поднялась со скамьи, придвинула к друг другу яблочки, а потом стала надламывать колючие стебли роз, чтобы кладбищенским хапугам неповадно было мародёрничать.
Стелла похоронила дочку достойно, так как подобает молодым и незамужним девушкам в великолепном подвенечном платье. Поставила она своей Вере достойный могильный памятник. Весь круг её знакомых собрался тогда на похороны. Мероприятие провели на должном уровне, по этому случаю были устроены пышные поминки. От всех организаций, с кем Стелла Георгиевна имела дело, были доставлены венки и цветы. Обустроено всё было наилучшим образом, и даже сотрудники "Счастливого детства" постарались. Конечно, для всех прочих - Вера умерла от "сердечной недостаточности". И злые сплетни обошли Стеллу стороной, все смотрели на неё с сочувствием и, казалось, с ещё большим уважением.
"Боже, за что мне всё это?" - думала Стелла, сидя на холодной мраморной скамье. Ей вдруг стало себя невозможно жалко, что такая одинокая мёрзнет она тут на холодном ветру.
- Я же всего достигла сама. Вкалывала всю жизнь ради хорошего будущего. Делала всё ради Веры. И вот я одна!
В голове зазвенело:"Дна. Дна..."
- Вера, с тобой хоть Макар, - обратилась она к могиле дочки.
"Макар, Ма-кар, Ма...кар"- так постоянно теперь пульсировало в голове, отдаваясь в ушах.
- Кар! Кар! - встрепенулись вороны.
- Тьфу ты, проклятые! Чёрт бы вас побрал. Накаркаете. Прости меня, Господи!- в сердцах выругалась Стелла. Лицо её побагровело.
-Ма-кар! Ма-кар-ма! Кар-ма! Карма! Кар...Ма-ма! - в голове что-то спуталось. Женщина вдруг обмякла, склонилась набок и медленно сползла на землю, покрытую лиственным ковром. Стая воронья поднялась в осеннее серое небо и закружила над погостом, спугнув тишину.
В двухместной палате лежала женщина, частично потерявшая речь и способность двигаться. Утром доктор Молотов первым делом начал обход и подошёл к поступившей больной. Медсестра Любаша доложила ему, что вечером была доставлена пациентка в тяжёлом состоянии с ишемическим инсультом. Её на кладбище подобрал охранник, когда обходил территорию.
- Жаль, что невозможно определить временной интервал, - промолвил врач, - Увы, клетки мозга выгорают, как пиксели. Впрочем, теперь это уже ничего не меняет. А удалось ли найти родных?
- Нет! Вероятно, она одинока.
Доктор заглянул в карту, а затем спросил у больной:
- Как самочувствие, дорогая? Я ваш врач Молотов Макар Ильич.
Глаза Стеллы расширились в каком-то неописуемом ужасе, как если бы она увидела за спиной доктора собственную смерть. А сухие губы с трудом прошептали, словно в бреду:
- Кар... Ма?
"Довольно спутанная речь, что типично", - подумал Макар Ильич и внимательно посмотрел на женщину. Стелла молча отвернулась к стене. Доктор пощупал пульс, постучал своим молоточком и, сделав назначения в карте, подошёл к следующей пациентке. Состояние соседки было крайне тяжёлое. Из её уст в беспамятстве периодически вылетали бранные слова. Пожилая санитарка Надя тихонько со вздохом сказала медсестре Любе:
- Бедолага. Вот, оно как! Коли душа больна, то дурные слова будто гной сочатся.
- Да, баба Надь, - ответила Любаша, - Такое впечатление, что ругательства, вообще, хранятся отдельно где-то. Человек речи лишается, а они вылезают на свет неизвестно каким макаром.
Стелла содрогнулась и поморщилась, словно от боли.
После обхода врача бабушка Надя стала мыть палату и попыталась разговорить новенькую. Но та молча изучала потолок. Санитарка обратилась к ней:
- Ничего, поправишься! Этот доктор очень хороший. Его у нас так и зовут - Молоток! Да и молодая ты ещё. Помнишь, когда родилась-то?
- Я родилась... я, - вдруг медленно заговорила Стелла, - сразу после... Гордыни.
