Тяжёлый, разбросанный топот старого Буланка Васятка узнавал сразу, как только его
слух улавливал звуки скачущей лошади. И топот означал только одно: возвращается с войны очередной
счастливчик, уцелевший в мясорубке Второй Мировой. Пусть он будет безрукий, безногий, слепой,
контуженный на всю оставшуюся жизнь, но всё равно он счастливчик. Счастливчик хотя бы потому, что
своим возвращением он возвратил к полноценной жизни свою жену, мать, отца. Не подозревавший там,
на фронте, что в тылу тоже происходила титаническая борьба за выживаемость.
Только по такому случаю пастух Яшка, двадцатилетний, высокий и худющий, с бельмом на правом глазу,
парень, позволял бесцеремонность в обращении с Буланком, подхлёстывая его кнутом, чтобы быстрее
оповестить родственников возвращающегося и всё село, пусть с небольшим, но всё же праздником. Во
всех остальных случаях Яшка жалел старого мерина и никогда не прибегал к помощи кнута. Ну, разве что
иногда, когда он "проспит" рывок какой-нибудь коровы, не вытерпевшей жалящих приставаний оводов,
слепней и прочих кровососов. Увидев уже вдалеке такую слабонервную, мчащуюся коровьим галопом с
оттопыренным хвостом, скотинку, пастуху уже было не до жалости к лошади-ветерану: только кнут спасал
пастуха от позора.
Вот и сейчас, Васятка узнал этот знакомый топот. Он высунул голову сквозь дырявый плетень, - с
появлением Яшки улочка ожила: там и сям выбегали разнокалиберные ребятишки, виднелись над низкими
заборами головы взрослых: женские в платках и мужские в кепках. Все, кто с надеждой, кто с
любопытством, поглядывали на всадника, а тот, молча, подпрыгивая в седле, скакал посреди улицы.
Напрасно любопытствующие кричали Яшке, пытаясь узнать - в чей дом он несёт радостную весть. И ведь
знают же, что бесполезно спрашивать, но нетерпение свыше их сил. Яшка был молчалив. Даже проезжая
мимо своего дома, он был невозмутим, за что потом, приходилось выслушивать лёгкие упрёки от домашних.
И всё равно он не отступал от своего куража - первыми должны услышать благую весть родственники
возвращенца.
Село состояло из одной улицы. Она была широкая, дома располагались неравномерно: то лепились
вплотную, то отстояли друг от друга на таком расстоянии, что соседям, в случае надобности пообщаться,
приходилось напрягать свой голосовой аппарат. Васяткин дом располагался особняком и от соседних
отделялся с одной стороны небольшим озерцом, в котором даже водились ротаны и гальяны, служившем
полигоном для приобретения рыболовных навыков такими шпанцами, как Васятка. А с другой стороны -
заброшенной бывшей барской усадьбой с садом. Недобрая молва издревле укрепившаяся за этим местом,
как ни странно, стала самой надёжной его защитой. Подпитываемая предрассудками набожных стариков,
она оказалась сильнее силы атеистически настроенной молодёжи.
Яшка, объезжая озерцо, стал что-то кричать. Васятка, напрягая слух, разобрал только два слова:
"...баба Дуня...". "Так это же к нам!" сразу сообразил Васятка и бросился на летнюю кухню, где
хлопотала бабушка.
- Бабушка, Яшка к нам скачет и тебя кричит.
- А шо ему треба?
- Я-то почём знаю. Тебя кричит. Пойдём скорее.
- Щось страпилось, треба пидты.
Голос Яшки стал слышнее:
- Баба Дуня, встречай своего Лёньку!
- Ой лышенько! Та щеж вин таке кричить? Якого Лёньку?
- Эй, баба Дуня! Ты где? Лёньку, боевика своего встречайте! - кричал, что есть мочи, Яшка.
- Да ты, мабуть, обизнався, Яшка, або рехнувся. У нас вжешь похоронка на него!
- Похоронка, похоронка! Да засуньте вы эту похоронку куда подальше. Вам кто важнее: похоронка или
Лёнька? Говорю - Лёнька, значит Лёнька. Он сейчас к Соколову Бугру подходит, а похоронку ему покажите.
- Так ты не шуткуешь, Яшка?
- Ну вот, была охота. Ладно, некогда мне с вами базлать, а то коровы в Кривую Лощину забредут, майся
потом с ними, - крикнул пастух и, стегнув Буланка, забарабанил голыми пятками по его крупу, развернулся,
как лихой наездник, засвистел, защёлкал кнутом по воздуху. Буланок опять тяжело затопал в беге,
пародирующем галоп...
- Ой! Щось це такэ! - засуетилась бабушка, - Васька, бежи на зерновой двор к мамке, швидче, скажи
- папка йдэ. Кажи, щоб сразу к Соколову Бугру ишла. Я Галку визьму и тэж туды пийду.
Бабушкины родители всей семьёй, в качестве переселенцев, перебрались с Украины, из-под Канева, ещё
в середине девятнадцатого века. Она усвоила украинский язык с детства, хотя со временем его чистота
была утеряна. Удивительное дело: в одной семье жена говорила чисто по-украински, а муж - чисто
по-русски. Казалось бы, что дети должны были говорить на симбиозе этих двух языков; но нет - они
говорили почти на чисто русском.
Причина бабушкиного переполоха не доходила до трёхлетней Галинки, Васяткиной сестрёнки, и она
безмятежно качалась на верёвочной качели, смакуя огурец. Бабушка сменила свою обыденную зелёную
косынку на белую, подхватила внучку на руки и бодро, для своих шестидесяти лет, заспешила по улице.
К ней по пути присоединялись дети и кое-кто из взрослых, кто хорошо знал её сына.
А Васятка, между тем, побежал к ближайшей дыре в заборе зернового двора, для чего пришлось
пробежать сквозь табунок гусей, на что в другое время он не решился бы из-за злого гусака, непонятно
почему прозванного Чемберленом. Всполошившиеся гуси, как огромные бабочки, прыснули в разные
стороны. И только Чемберлен остался верен себе: вытянув шею и чуть не задевая клювом землю, он
сделал выпад в сторону Васятки, но схалтурил - не погнался, а задрав голову, победно затрубил.
Зерновой двор находился через дорогу, немного наискосок. Оттуда доносился
гул механизмов и женский гомон. Васятка отодвинул доску в заборе, просунулся в проём и сразу же по
голубому платью нашёл мать: она в паре с тёткой Зиной крутила ручку веялки. Желая как можно быстрее
сообщить радостную весть, он, не проскальзывая внутрь двора, стал звать мать. Но тарахтение нескольких
веялок и гомон двух десятков женщин заглушали его голос. Ничего не поделаешь - придётся бежать
ближе. Подбежав к матери, он закричал, что есть мочи:
- Ма, папка идёт, пойдём встречать.
Мать не расслышала:
- Чего тебе?
- Папка, говорю, идёт.
- Чей папка? - не переставая крутить ручку, крича, спросила мать.
- Наш! Чей же ещё?
- Что ты городишь? Заняться нечем, что ли?
- Яшка прискакивал и сказал, что наш папка Лёня идёт. Он сейчас к Соколову
Бугру подходит.
- Он обознался: на нашего папку похоронка пришла...
- И бабушка ему также говорила, а он говорит, что не ошибся: наш это, папка
Лёня идёт.
- А ну-ка, погодь, Галина, - вмешалась тётка Зина, - Яшка хоть и одноглазый, но в таких делах ещё ни
разу не ошибся. Расскажи толком - что сказал Яшка, а то вы, может, не так его поняли.
-
Чё рассказывать? Ну, прискакал Яшка, сказал, что ваш боевик Лёнька идёт,
встречайте. Он сейчас к Соколову Бугру подходит.
- Слушай, Галина, может, не врёт? Может, действительно с того света мужик возвращается? Бывает же
такое. Вот, может, и тебе повезло? Ты вспомни - что тебе бабка Устинья недавно наворожила: какое-то
большое свидание с червовым королём. Вот он твой червовый король ...
Галина словно окаменела, глаза уставились куда-то вдаль, не замечая ни сына, ни тётку Зину. Лицо её
побелело. Васятке стало жутко, и он осторожно захныкал. И тут мать внезапно прорвало - она закричала
и, схватив за грудки сына, стала трясти:
- Повтори! Повтори, что ты сказал!? Что вам Яшка сказал!? Повтори! Повтори!
Тётка Зина своими крепкими руками отцепила Галинины руки от сына:
- Ты что! Что ты с парнем делаешь!? Очухайся!
- Мать вдруг сорвалась с места и побежала к воротам, но спохватилась, повернула к дыре в заборе, через
которую пробрался сюда Васятка. Пока она протискивалась в узкую щель, Васятка догнал её и, упав на
живот, быстро юркнул через собачий лаз под забором.
Васятка удивился, увидев, что мать побежала не по улице, а через дорогу, вдоль озерца. Он, как-то,
только один раз решился пробраться дальше этого места и то в компании таких же малолеток, как он.
Было таинственно и страшновато. Все четверо чувствовали гнетущее беспокойство и поспешили вернуться.
Больше попыток попасть сюда они не предпринимали.
Обогнули озеро и стали пробираться по высоким кочкам. Мать, балансируя, умудрялась не срываться с
кочек. Васяткины шажки не позволяли ему благополучно переходить с кочки на кочку, и он, то и дело,
срывался в ржавую жижу, иногда выше колен.
- Мам, ты чего здесь пошла, а не по дороге?
- Так намного ближе. А потом, я знаю, куда, в первую очередь, пойдёт наш папка.
- Но здесь страшно ходить: вон там волчья нора, мы её нынче весной видели с Андрюшкой и Ванькой. Так
мы, знаешь как, напугались!
- То, что вы напугались, это хорошо - не будете без взрослых далеко ходить. Здесь надо знать места
прохода, а то и в топь можно угодить. А нора та - не волчья: волк так близко возле людей не селится.
То - барсучья нора. Да и барсука давно нет: хромой Николай его капканом взял. Вся деревня его ругала,
да что толку!
Миновали кочковатую ложбину и углубились в молодой березняк. Трава была вытоптана грибниками,
поэтому Васятка, несмотря на то, что был босиком, не страдал и успевал за матерью. В этих местах
Васятка ещё не бывал и с интересом рассматривал и запоминал, открывающиеся картины; с матерью
было не страшно. Она торопилась молча, не оглядываясь, то ли забыв о сыне, то ли она была уверена,
что он не отстанет и все её мысли были обращены к предстоящей встрече, боясь - не мистификация ли это.
Начался подъём в гору, и Васятка понял, что они поднимаются на Соколов Бугор.
С этой стороны бугра он не был и продолжал осматриваться, забыв, собственно, а зачем он здесь?
Вывел его из этого состояния первооткрывателя лёгкий вскрик матери, но самой
её не было видно. Он побежал на предполагаемое место, но матери не увидел. Заметался туда-сюда и
понял, что заблудился.
- Мама! Ау! Ты где? - прислушался. Отклика не последовало. Повторил своё "Ау!"
- Васятка, мы здесь! Иди скорей! - отозвалась мать.
Васятка увидел обнимающихся и целующихся мать и отца. Такую откровенную сценку он увидел впервые
, ему было чрезвычайно неловко и от смущёния он опустил глаза.
В поле зрения появились мужские сапоги, мужчина присел, подхватил его рукой и встал.
- Ну, здорово, сын! Вот ты какой вымахал! Небось, забыл папку? А что я тебе
привёз? - и он обратился к жене: - А ну, мама, вытащи из этого кармана подарочек.
Галина вытащила из глубокого кармана армейских брюк губную гармонику и вручила её, ещё не
оправившемуся от смущения, сыну.
Васятка сидел на руке отца и чувствовал какое-то неудобство, чего-то не хватает, но чего?
Они спустились с бугра, вышли на дорогу и в это время из-за поворота показалась
толпа из десятка взрослых и примерно столько же ребятишек.
Отец как-то неловко поставил Васятку на землю, приговаривая:
- Ну, ты, Васятка, и выбухал, тяжеленный стал, настоящий мужик.
И только когда отец как-то непривычно обнял бабушку, Васятка всё понял: левая рука отца висела плетью!
А ещё через мгновение он разглядел, что рукав гимнастёрки пуст! У отца нет руки! И почему-то сразу же
возникла мысль: как же отец будет косить сено? Вон, среди встречающих дядя Гриша, без одной ноги, но
это же нога, а не рука! И он здорово косит траву. А как теперь отец будет косить? И странное дело:
отсутствие руки не вызывало у Васятки жалости к отцу, но угнетало чувство его неполноценности.
- Девки, гляньте кто идёт?
От ворот к ним направлялась Галина. Работа прекратилась.
- Неужели Яшка обознался? - протянула тётка Зина.
- А, может, это мой Феденька вернулся, с дрожью произнесла самая шубутная, небольшого росточка, но
немыслимая красавица, которой откровенно, по-белому, завидовали почти все молодухи на селе. - Ведь
они с Леонидом были очень похожи.
- А, может, она идёт пригласить нас на вечер?
Все напряжённо ждали и молча "пожирали" Галину глазами. А она шла улыбающаяся, счастливая:
- Девоньки, не обознался Яшка, точно - Лёня мой вернулся.
- А чего ты сюда приперлась? - бесцеремонно спросила её Даша.
Как чего? Работать.
- Чтоооо? - не сговариваясь, дружно, чуть ли не пропели сразу половина женщин.
- Нет, ну вы посмотрите на эту чокнутую! К тебе кто приехал? Муууж! Мужик, может, за все эти три года
ни разу бабы не видал, на крыльях к ней летел, а она что вытворяет? - всерьёз возмутилась тётка Зина.
- Да она от счастья свихнулась. Нормальная сейчас баньку бы организовала
- Мама пошла баню готовить.
- Ха-ха-ха! И мама ему будет спинку веником драить!
- Игната Акимовича боюсь (председатель колхоза).
- Да что, он не человек, что ли!? Мы ему всё сами объясним: поймёт.
- Девчата, а как же вы?
- Что как? Спинку ему попарить? Это мы с превеликим удовольствием.
- Бабоньки, в очередь! Чур, я первая!
Галина стояла счастливая и растерянная. Не принимавшая участия в зубоскальстве, вмешалась тётя Зина:
- Чего стоишь? Иди к голубку своему. Можно подумать, что мы без тебя не
управимся. Какая с тебя сейчас работница?
- И то, девоньки, какая я сейчас работница? И руки, и ноги дрожат. Я только о нём и думаю.
- Вот и иди к своему солнышку, - напутствовала Галину дородная Глаша, легонько
подталкивая в спину. - Да не забудь: мы вечером все к вам нагрянем.
- Конечно, приходите! Все приходите, - и Галина побежала. У самых ворот она остановилась и крикнула:
- Я потом отработаю!
Притихшие, было, женщины опять взорвались шутками;
- Ты иди с мужем отрабатывай!
- Поди, забыла, как это делается?
- В советчики не возьмёшь?
- Да ну вас, - махнула рукой смутившаяся Галина, и юркнула в просвет приоткрытых ворот. Её голубое
платье замелькало сквозь щели обветшалого забора.
- И-и-их, пошли языками чесать, бесстыжие. У бабы радость красная, а вы поганите. Неужто не понимаете...
- Да ладно тебе, тётя Зина, мы же не со зла.
Весь остаток дня не давала покоя Васятке та мыслишка, которая вгрызлась в его сознание, когда увидел, что отец без руки.
Вечером в их дворе собралась чуть ли не вся деревня. Говорил что-то и председатель колхоза Игнат Акимович, и парторг Василий Николаевич, и ещё
два человека, недавно вернувшиеся с фронта. Что-то говорил и отец. Потом он взял на руку Васятку и пообещал вырастить из него достойного человека
и механизатора.
- А что нам скажет будущий механизатор? - обратился к Васятке Игнат Акимович. Васятка ничего не собирался
говорить. А что говорить? Он не слушал, что говорили взрослые, а если что-то и слышал, то всё равно не понимал, о чём они ведут речь. Поэтому он,
смущённый всеобщим вниманием, уткнулся в отцову грудь.
- Сын, скажи что-нибудь людям, покажи, что ты настоящий мужчина.
Кто такой настоящий мужчина, Васятка предполагал, так этот вопрос часто звучал по отношении к кому-нибудь из детворы. Он уступил просьбе отца и
очень громко спросил отца:
- А как ты будешь косить сено?
Повисла неловкая тишина. Отец беспечным голосом
успокоил сына:
- А вот так и буду косить одной рукой. Если я этой рукой подбил немцкого "тигра", то уж с косой как-нибудь
справлюсь. А за "тигра" я получил вот это орден, прямо а госпитале.
- Своё слово опять сказал Игнат Акимович:
К таким, как твой батька, к бойцам то есть, сено приходит само. И даже дом появится, вот увидишь.
На следующий день, ближе к вечеру, сено действительно прибыло к ним во двор - полная арба.
Но Васятка никак не связал
появившееся сено и невозможность отца косить траву. В деревне все косят траву: не только мужчины и подростки, но и женщины. И только его отец
окажется не способным к работе косой.
В тёплое время года Васятка всегда спал на чердаке дома. Он не боялся оставаться на ночь
на просторном чердаке, потому что дверца, выходящая наружу, во двор, была всегда закрыта на замок, изнутри. Второй лаз, через потолочный люк
выходил в сени. Лежанку ему бабушка устроила недалеко от люка.
Вечер по поводу встречи ещё одного вернувшегося с фронта
затянулся до темна.
Васятка обычно укладывался спать в девять часов. Сегодня он крепился, но сдался в десять часов. Бабушка постелила ему в комнате. Он, было, заартачился,
но бабушка строго прикрикнула:
- Сьогодни туточки спать будешь!
Практика показала, что если бабушка
переходила на столь категоричный тон, то спорить было бесполезно. Тем более сейчас, когда сон поглотил его волю к капризу.
Васятка проснулся среди ночи и чувствовал позыв - отлить. Он вышел во двор, пристроился возле черёмухи и по её стволу тихо зажурчала его струйка.
Между двумя большими темными ветками просвечивало звёздное небо. Узкий серп луны слегка высветлял небосвод, но это не мешало многочисленным
светлым точкам-звёздам пробиваться к глазу наблюдателя. Васятка уже закончил своё дельце, но стоял не двигаясь, очарованный небольшим участком
звёздного неба. Никаких сведений о тех светлых точках, кроме того, что их называют звёздами, он не знал. Ещё он знал, что где-то там обитает
боженька и его ангелы.
Внезапно сверху донёсся голос матери:
- Васятка, лезь к нам.
Нарушение магической тишины даже голосом матери, заставило его вздрогнуть и оторопеть от того, что кто-то, пусть даже мать, оказался свидетелем
его постыдного действа. Одно дело, когда мать или бабушка моют его в ванне, и другое дело, когда кто-то из них, не говоря уж о посторонних людях,
оказываются свидетелями справления им нужды. Но игнорировать приглашение матери ему не хотелось и он, прождав несколько секунд, в течение которых
несколько улеглось его смущение, полез по лестнице, ведущей к темнеющему прямоугольнику открытого лаза на чердак. Кстати, лестница своим основанием
упиралась в эту самую черёмуху. Лазить по ней на чердак никому не было нужды, поэтому о ней вспоминали только тогда, когда созревали ягоды и нужно
было дотянуться до веток с плодами.
Мать и отец сидели возле лаза. Они пристроили его между собой.
- Ну, что, сын, как ты тут без меня жил? Расскажи.
- Я недавно пять ротанов поймал и двух гальянов.
- Целых пять! Да ты уже настоящий рыбак! Вот я денька два отдохну и возьму тебя с собой на озеро "Круглое" - там карасей половим.
Разговор получился сокровенным и долгим. Васятка не видел отсутствия руки у отца и это раскрепостило его. Он рассказал и о злом гусаке Чемберлене,
и о пожаре на конюшне, о драке с Митькой Васиным из-за найденной винтовочной гильзы. Разговор продолжался и когда они улеглись снова, уложив сына
между собой. Ещё много интересного Васятка рассказал отцу, вызывая у него то похвалу, то назидательные упрёки.
Васятка
почувствовал, что его одолевает сон и он решил высказать мысль, которая родилась у него во время этого разговора:
- Ты, папа,
не беспокойся: вот я подрасту ещё немного и научусь косить траву. Я буду косить быстрее всех.
|