Автор этой заметки должен сознаться, что раскрытие глупости и подлости переводчиков ранее рассмотренных им тридцати сонетов Шекспира потребовало немалых его усилий. Поэтому внимательное чтение сонета, о котором речь идет в заголовке, вызвало у него глубокий вздох облегчения.
Ведь подлость переводчиков этого сонета буквально лежит на поверхности, то есть обнаруживается уже при чтении первой же строки оригинала, приведенного ниже в современной орфографии, но с сохранением пунктуации издания 1609 года.
How can I then return in happy plight,
That am debarr'd the benefit of rest?
When day's oppression is not eased by night,
But day by night, and night by day, oppress'd.
And each (though enemies to either's reign)
Do in consent shake hands to torture me,
The one by toil, the other to complain
How far I toil, still farther off from thee.
I tell the day to please them thou art bright
And dost him grace when clouds do blot the heaven:
So flatter I the swart-complexion'd night,
When sparkling stars twire not thou gild'st the even.
But day doth daily draw my sorrows longer,
And night doth nightly make grief's strength seem stronger.
Для пущей объективности ниже приводится подстрочник А.Шаракшанэ, взятый в библиотеке Мошкова. В нем много шероховатостей и неточностей, но в целом он вполне отчетливо передает смысл оригинала.
Как же мне тогда вернуться в счастливое состояние,
если мне отказано в благе отдыха --
когда тяготы дня не облегчаются ночью,
но наоборот, ночь усиливает дневной гнет, а день -- ночной,
и оба, хотя каждый является врагом власти другого,
пожимают руки, соглашаясь мучить меня,
один -- тяготами пути, а другая -- заставляя сокрушаться,
что чем больше этих тягот, тем больше я отдаляюсь от тебя?
Я говорю дню, чтобы угодить ему, что ты так светел
что оказываешь ему любезность, заменяя его, когда тучи затмевают небо;
так и смуглоликой ночи я льщу,
говоря, что когда блестящие звезды не мерцают, ты озаряешь вечер.
Но день каждый день продлевает мои печали,
а ночь каждую ночь все усиливает мою тоску.
Так вот, подлость всех переводов этого сонета на русский язык заключается в том, что, даже, несомненно, обладая добрыми умами и умными сердцами, читатели этих переводов не могут понять следующее.
Шекспир не может вернуться в состояние счастья, потому что к нему уже не может вернуться человек, с существованием которого это прошлое состояние счастья было связано.
С каждым днем Шекспир еще больше отдаляется от этого человека, и, соответственно, с каждым днем этот человек все более удаляется от Шекспира. То есть, Шекспир говорит вовсе не о временной разлуке с этим человеком. И в ключе сонета достаточно ясно сказано, что горе Шекспира с каждым днем только увеличивается.
Получается, день и ночь не откликаются на угодничество и лесть автора этого сонета. Это обязательно надо понять, чтобы понять, какое значение для уяснения главного смысла сонета имеют строки оригинала с девятой по двенадцатую.
Ведь подчеркиванием беспросветности, безнадежности, неисправимости, безвозвратности, необратимости ситуации автор сонета, опять же, показывает, что речь в нем идет не о временном положении, не о временной разлуке.
Таким образом, если бы переводчики не извратили смысл оригинала, то только читатели, не знающие, что у Шекспира был рано умерший сын, не поняли бы, что именно сын Шекспира является адресатом этого сонета.
Ну, а почему этого до сих пор не понимали и не понимают соотечественники Шекспира, автор уже писал в предыдущих своих заметках, не стесняясь в выражениях.