Where breath most breathes, even in the mouths of men.
Все известные автору этой заметки поэтические переводы этого текста на русский язык настолько халтурны в плане передачи его смысла, что нет никакого смысла здесь их рассматривать. Поэтому, забегая немного вперед, в ожидании "еще не созданных" переводчиков, для показа действительного смысла этого сонета приходится ограничиться переводом, поневоле халтурным в плане поэтическом.
Мне ль эпитафию писать тебе придется
Твои ли слезы надо мною литься будут,
Но память о тебе вовеки не сотрется
Меня же полностью, наверное, забудут.
И имя обретет твое бессмертья силу,
А я уйду, как всяк другой уйдет,
Под землю, будто в общую могилу,
Но образ твой в глаза людей войдет.
Твой монумент, стихи что сотворят,
Глаза людей, еще не созданных согреют.
Слова их жизнь твою еще раз повторят,
Когда живущие сейчас в уже истлеют.
Уста людей тебя воскресят чаще,
Когда жизнь станет жизнью настоящей.
Автор этого перевода считает важным показать, что и для самого Шекспира было важно, чтобы имя ("name") адресата его сонета было со временем произнесено. При этом Шекспир достаточно ясно дал понять, в каких только условиях и какими только людьми это может быть сделано.
Достаточно прозрачно Шекспир намекнул и на то, понимание чего для будущих людей уже не будет представлять трудности. Эти люди будут понимать, что слова, подобные словам первых двух строк сонета могут быть сказаны людьми и о людях только примерно одинакового возраста.
Таким образом, участь всех нынешних читателей этого сонета, включая, естественно, и его переводчиков, слепо следующих навязываемому им представлению, что подавляющее большинство сонетов адресовано некому более молодому другу Шекспира, будет точно такой же, как и людей, живших ("breathers") во времена Шекспира, - они уйдут из этой жизни точно такими же незрелыми, как и все их со времен Шекспира предшественники.