Вообще-то, в начале XXI века (автор так начинает свое повествование, поскольку не знает, в каком веке ситуация уже не будет описываться словами эпиграфа) все так перепуталось, что уже было не разобрать, слепота или безумие не позволяли читателям сонета 89 В.Шекспира даже в начале этого века задуматься о том, что в этом сонете правда, а что вымысел.
Конечно, отличались приведенными выше качествами прежде всего те, кто читал этот сонет в приведенном ниже виде.
Say that thou didst forsake me for some fault,
And I will comment upon that offence;
Speak of my lameness, and I straight will halt,
Against thy reasons making no defence.
Thou canst not (love) disgrace me half so ill,
To set a form upon desir d change,
As I'll myself disgrace, knowing thy will:
I will acquaintance strangle and look strange,
Be absent from thy walks, and in my tongue
Thy sweet belov d name no more shall dwell,
Lest I (too much profane) should do it wrong,
And haply of our old acquaintance tell.
For thee, against myself I'll vow debate,
For I must ne'er love him whom thou dost hate.
Между прочим, нашим отечественным пинкертонам не мешало бы поинтересоваться, сколько среди читавших этот сонет на языке оригинала людей было детективов и писателей детективов вообще, и оных именитых и знаменитых в частности.
Тогда наши детективы смогут похвастаться, каких в частности знаменитых англицких и прочих "блох" они смогли подковать. Но сначала, безусловно, им полезно выяснить, почему они не могли этого сделать до момента прочтения этой заметки.
Дело в том, что чтение любых и всех, имевшихся ко времени написания этой заметки "переводов" этого сонета на русский язык не могло дать российским детективам важнейшей зацепки, позволяющей раскрутить этого сонета детективную составляющую.
Показать это можно на примере подстрочника А.Шаракшанэ, скопированного автором в библиотеке Мошкова.
Скажи, что отказался от меня из-за какого-то проступка,
и я сам буду говорить осуждающе об этом прегрешении;
заговори о моей хромоте*, и я сразу начну спотыкаться [запинаться],
против твоих доводов никак не защищаясь.
Ты не можешь, любовь моя, опорочить меня вполовину так зло,
чтобы придать благовидную форму желаемой перемене,
как я сам опорочу себя, зная твою волю:
я скрою [подавлю] знакомство с тобой и буду вести себя, как чужой,
буду сторониться мест, где ты бываешь, и на моем языке
твоего сладостного возлюбленного имени больше не будет,
чтобы я, по своей простоте, не совершил ошибки
и случайно не выдал нашего старого знакомства.
Ради тебя я клянусь спорить с самим собой,
так как я не должен любить того, кого ты ненавидишь.
Уже в этом подстрочнике заключенные Шекспиром в одиннадцатой строке оригинала в скобки слова "too much profane" вовсе не звучат так выразительно, как в оригинале. А уж в "переводах" не только автора этого подстрочника, но и абсолютно всех его предшественников и современников этих слов НЕТ ВООБЩЕ.
То есть, слепцам уже века вешают на уши лапшу, что этот сонет, как и все с первого по 126 сонеты Шекспира, посвящены некому "Другу". И через эту лапшу слепцы совершенно не слышат вопрос, поставленный в первом абзаце этой заметки
Безумцы считают, что любовь Шекспира к этому некому "другу" неподдельна, а вот ненависть этого "друга" к Шекспиру, наоборот, притворна и шаловлива.
Нормальным же людям и особенно нормальным детективам должно быть ясно обратное. При этом именно детективам должно быть особенно очевидно, что именно и особенно словом "профан", особенно учитывая многозначность этого слова, Шекспир прямо указал на конкретного человека, ненависть которого угрожала, как Шекспир написал в сонете 48, его жизни.
Тогда нашим детективам станет понятно то, что было совершенно ясно современникам Шекспира. И, как минимум, при минимуме знакомства с произведениями Шекспира, что Шекспир сам издал свои сонеты специально для того, чтобы все современники и будущие читатели его произведений знали, кто будет организатором его смерти, если смерть эта будет преждевременной и противоестественной.
И еще детективы поймут, что хотя, формально, "переводчиков" сонетов В.Шекспира в общем и сонета 89 в частности под суд отдать нельзя, суда будущих зрячих и умных читателей действительных переводов сонетов Шекспира они не минуют.