И вновь тот же уютный зал с коврами, гобеленами, широкими окнами, потрескивающими поленьями в камине, овальным столом с грудой бумаг и с теми же действующими лицами: Этрир, Илитас, Теренций, Телеремнар, расторопный Брод и выскочка-маркграф.
Обсуждения начались неспешно - под подогретое вино и сладковатый табачный дым, который скапливался под пологим куполом потолка и неспешно вытягивался через многочисленные щели в кладке верхних рядов, что сразу за деревянными балками перекрытия и под стропильными ногами, удерживающими двойной черепичный ряд с утеплителем.
Мы вновь говорили о потерях, причём я сразу начал выводить на нужную мне дорожку, и услышал то, что хотел: в пути от Южного Стража до Свентиса умерло тридцать два человека - из тех, что были ранены. Причём трое из них считались вроде как ходячими. Тут или пресловутая имперская воинская гордость и презрение к ранам, или острая нехватка медицинского персонала, на который нагрузка при передвижении войсковых соединений, включающих в себя обозы с ранеными, возрастает многократно.
Далее я плавно перевёл тему на проведённое мной инспектирование условий размещения вверенного нам воинства, упирая на то, что увиденное мной превыше всяких похвал. Естественно, что пришлось упомянуть и о небольшом, но довольно неприятном инциденте с раненным копейщиком и его десятником.
- Дело довольно ясное, ваша светлость, - комментировал раскрасневшийся седовласый комлорд четвёртого Большого, - виновный с вашей помощью выявлен и уже заключён под стражу в ожидании приговора. Это бросило тень на весь наш полк и на меня лично, и поэтому я вынужден просить вас, если не о прощении, то о снисхождении в дальнейших ваших оценках принимаемых мною решений и проводимых действий. Мною и моими людьми.
Я отставил недопитый бокал (чёрт, опять запамятовал напомнить о бульоне), откинулся на высокую спинку и, сцепив на животе пальцы, как можно благосклоннее, ответил:
- Бросьте, ваша милость. Моё к вам уважение и доверительное отношение ни в коей мере не поколебалось. Мы все знаем и помним, в какие условия были поставлены после с таким трудом давшейся победы. Была небольшая неразбериха и неудивительно, что имел место случай, подобный выявленному. Хвала вашему гению командующего и всему многовековому мудрому устройству военного дела и взаимоотношений внутри армии Его Императорского Величества за то, что данный случай единичен и, в принципе, вряд ли повлёк бы за собой нечто более серьёзное. Максимум, что могло случиться - ещё один слёгший раненый в наши лекарни. Где, я уверен, его бы выходили за десявницу.
Илитас покраснел ещё больше от нежданной похвалы, но, слегка смущаясь, проговорил, настаивая на своём:
- Благодарю, ваша светлость, за столь высокую, однако незаслуженную оценку моих личных усилий, но лучшим клинком восхищаются, пока он лучший, и не важно в чём: в красоте ли, или в схватках. Либо он должен оставаться без царапин, либо без позорных поражений.
Я невольно усмехнулся от такого оригинального сравнения, но перебивать не стал, а счёл за благо важно кивнуть, предлагая комлорду перейти к сути. А она заключалась в следующем: на молодого Вельмонта налагалось взыскание с урезанием ежемесячного денежного довольствия и временным переводом во вспомогательные части; десятника Гроста лишали всех привилегий и званий и попросту выкидывали из рядов имперской армии с выплатой лишь половины причитающихся выплат и вознаграждений. Досталось и сотнику с тысячником, но, естественно, не столь строго. Также предписывалось всем командирам обоих полков в течение дня провести с вверенным контингентом профилактическую беседу о вреде и недопустимости подобных "геройств" и намеренного пренебрежения к полученным ранам, какими бы лёгкими они не казались на первый взгляд.
Одобрив озвученные решения, я тут же попросил за уже бывшего имперского десятника, предложив передать ему моё личное приглашение в порядком поредевшую гвардию.
- Но ваша светлость! - Воскликнул Илитас. - Какое же это тогда наказание для нерадивого солдата: из обычного десятника в гвардейцы?! Да эдак сейчас все воины начнут нарушать Устав и дисциплину, в надежде оказаться у вас на службе!
Я весело смотрел на возмущавшегося медведеподобного комлорда, отпивая вино маленькими глоточками и выпуская в потолок сизый табачный дым. Ведь не только это грызло опытного имперского командующего. И верно:
- К вам и так уже одна моя сотня перешла, чуть портки не теряя от радости. - Уже негромко проворчал он, опуская взгляд и хватая широкой лапищей такой небольшой серебряный кубок со стола. Сделав глоток, он так же сварливо закончил: - Чего от Эддара я не ожидал.
- Бросьте, ваша милость! - Хохотнул я. - Служба у меня не сахар и не мёд. Денежное довольствие если и больше стандартного имперского, то совсем не намного, а с остальным материальным обеспечением так и вовсе проблемы, ведь всё строится на ходу. Мы вон, даже формой обзавелись недавно, чего уж об остальном говорить.
Я сделал ещё один глоток и, отставив кубок на стол, продолжил уже более серьёзным тоном, освежая в памяти прижимистого комлорда некоторые вещи:
- И снаряжение сейчас мне приходится у вас закупать, чтобы было чем защищаться и выполнять некоторые боевые поручения. И за услуги кузнецов, оружейников и лекарей приходится доплачивать из моего маркграфьего кармана. А что до Эддара и его сотни, так все они достигли положенного ценза, отслужив необходимый срок и даже сверх его, после которого были вольны поступать на своё усмотрение. И даже тут мне пришлось заплатить за тех, у кого очередные заключённые соглашения оставались ещё в силе.
Илитас молча сопел, принимая правоту моих слов, глядел в пол и периодически отпивал, шумно глотая, из кубка.
- Так вот, - уже примирительно продолжал я, - по поводу Гроста. Повторюсь, что служба у меня далеко не сахар, а зная Эддара, вы не можете с этим не согласиться. Плюс к этому, он всё же, как ни крути, переходит из разряда имперских воинов, и даже десятников, в разряд воинов лорда, пусть даже и гвардейцев. И если вы, ваша милость, не планируете в будущем терять своих солдат из-за их возможного перехода на службу ко мне или ещё к какому-нибудь лорду, то вы сможете правильно преподнести и донести до них данную информацию.
Конечно же, я слегка лукавил, хотя бы в том, что маркграф это не "всякий лорд". Маркграфы в Империи держали земли на внешних границах и были наособицу, имея расширенные права и привилегии, как то: объявление войны от имени Империи и Императора, заключение мирных и торговых договоров, чеканка собственной монеты с расчётом курса к имперскому альду, возможность иметь свои суды, внутренние службы, дипломатическое посольство, и ещё по мелочи. Маркграф не мог быть ничьим вассалом, кроме Императора, подчиняясь тому напрямую, и управляя своими владениями самолично - без имперских надсмотрщиков и наместников. Но всё это я благоразумно не упоминал.
В общем, консенсус и согласие мы нашли - Илитас не ворчал даже для виду, а коротко пообещал, что приглашение передаст лично, не перепоручая никому больше.
Но всё это была, так сказать, прелюдия к по-настоящему серьёзному обсуждению и согласованному принятию важного и жизненно-необходимого решения, касающегося дальнейшей судьбы нас и нашего войска.
Я вскользь вновь напомнил о большом количестве раненых, рассказал о том, что был впечатлён созданными хорошими условиями для них: как в замковых лазаретах, так и в наших походных. Выказал озабоченность по поводу необходимости продвижения по зимним дорогам и возможного внезапного ненастья, которое может застигнуть нас врасплох. Осветил проблему нехватки лекарей, которая уже сказывается, ибо столько умерших во время двухдневного перехода сюда в Свентис - это ни в какие ворота. Также у нас недоставало пригодных телег и повозок: чуть меньше половины их мы потеряли под Южным Стражем, а конфискованные у лордов не отвечали необходимым требованиям.
В итоге, я свёл к тому, что маршрут-то мы сейчас совместно наметим и согласуем, но стоит внести кое-какие коррективы в исходные данные, а именно: мы прибираем замок и земли Бренара к своим рукам. Ну, как мы... Я. Но с помощью имперских полков.
Этрир поперхнулся вином, раскрасневшийся Илитас замедленно и осторожно поставил кубок на стол, Телеремнар лишь усмехнулся в усы и раскурил по новой трубку. Живее всех отреагировал Теренций:
- Ваша светлость! - воскликнул он, подскакивая со стула и роняя на пол какие-то бумаги и канцелярскую мелочь. - Но как же так? Это же противозаконно! Управление по наделам и земельным отношениям вряд ли признает такое самовольное расширение ваших владений за счёт подданных Империи! А Имперский Совет...
Тут он осекся, явно вспомнив, что наворотил тот самый Совет, и какие времена, благодаря ему, нынче настали. Дрянные времена, смутные. Да и сам Император, будем честны, подкачал.
- Вот именно. - Сказал я, спокойно глядя на растерявшегося графа. - С учётом нынешней обстановки мы выступаем не как разбойники и колебатели устоев, а совсем даже наоборот - как сторонники и творцы устойчивости и стабильности. Заняв эти ставшие бесхозными земли, мы создадим здесь островок той самой стабильности в океане хаоса и беззакония.
Я затянулся, давая соратникам время осмыслить услышанное, выпустил вверх очередную струю дыма и продолжил:
- Да к тому же мы занимаем это баронство не навсегда, а на время - лишь до тех пор, пока все наши раненые не поправятся, и пока не вернётся законный хозяин. Ну или тот, кому эти земли пожалует Император своей милостью.
Уж не знаю, насколько я смог убедить этих верных и серьёзных людей в своей правоте, но, поколебавшись, они вынуждены были принять моё нестандартное решение, тем более что параллельно снимался вопрос о жизни и безопасности раненых. Да и к тому же крайним, то есть, ответственным, буду я, потому-то и флаг над замком и над городской ратушей будет поднят исключительно мой.
Далее мы принялись обсуждать и согласовывать рабочие моменты: сколько сил оставим в Свентисе, каким маршрутом пойдём, когда выступаем и прочее. Пока мы занимались мозговым штурмом в поиске приемлемых решений, меня вдруг охватила беспричинная и безотчётная тревога. Сердце заколотилось с удвоенной силой, в груди противненько по-заячьи затрепетало, а в животе стал разливаться колючий холод. Я бессознательно и порывисто оттёр выступивший липкий пот, почувствовав кожей лба прочертившую его полоску тепла. Поднеся руку к глазам, я заметил, как по ободку Перстня промелькнула жёлтая искорка. К плечу, растворяясь, потекла тёплая волна, пропадая где-то в области правой ключицы.
Так, дышим-дышим-дышим. Ничего страшного и непоправимого не произошло, всё идёт по плану и границы ключ переломлен пополам, и плесень перемешана с мёдом... Замелькавший в голове сумбурный бред на удивление позволил взять себя в руки и даже успокоиться, возвращая к такой скучной и сложной бытовой рутине.
Насущные вопросы порешали, вино допили, маршрут согласовали - причём по примерным прикидкам получалось так, что время перехода сокращалось практически вдвое, что не могло не радовать. Буквально через пару минут после того, как мы, довольные собой, откинулись на спинки стульев и раскурили по очередной трубке, блаженно щурясь на зажженные бесшумными расторопными слугами многочисленные свечи в массивных подсвечниках, судьба показала, что я принял, хоть и необычное, но правильное решение. Показала она это как всегда - саданув под дых.
Двустворчатые двери с грохотом распахнулись и, разрушая хрупкую идиллию, в зал буквально влетел мокрый измождённый человек в одеждах моих цветов и с моим гербом на груди. От его быстрых тяжёлых шагов казалось, дребезжат спаянные куски стёкол в окнах, и трепещет пламя свечей. Не доходя до стула, на котором я восседал, двух шагов, он преклонил колено и, тяжело дыша, протянул мне опечатанный и перевязанный красным шнурком свиток. Гонец с посланием из Приреченска.