- Ваша светлость, вы уверены, что это сработает? - Обряженный в разномастные одежды и перепачканный сажей, напряжённый и нервно жующий ус, Ревдолф выглядел донельзя забавно. Второплановый комический актёр погоревшего театра - не больше и не меньше.
- Куда оно денется. - Проворчал я, выглядя не менее экстравагантно для маркграфа, возглавляющего крупный вооружённый отряд гордых имперских и бывших имперских воинов.
Нервно переговариваясь, мы не отрывали напряжённых взглядов с приближающихся зубчатых стен, приникнув к импровизированной бойнице, что, по сути, являла собой широкая щель между двумя кривыми и неровно приколоченными неокоренными жердинами. Вообще, со стороны это было то ещё зрелище: одвуконь к раскрытым городским вратам со скоростью пьяного пешехода двигалась нелепая конструкция, отдалённо похожая на грубо сколоченные и завешанные спальными шкурами сани. Передняя стенка - сплошь в щелях и "бойницах" была чуть выше человеческого роста, плюс, поддавшись лихорадочному вдохновению, я настоял на том, чтобы к ней по краям прибили ещё две жерди потоньше. Зачем? Да теперь вот над нами хлопал под напором встречных потоков воздуха импровизированный же баннер из двух сшитых между собой шкур, на котором я лично куском угля вывел большими жирными буквами "БРЕГЛОФ". В тот момент я посчитал это отличной идеей: ведь стражники в башнях и на стенах не будут сразу стрелять в тех, кто передвигается по заснеженному полю с написанным на кривой растяжке именем их господина. Даже если это шумная нестройная толпа в тридцать чудоковато одетых человек, которая вынырнула из ближайшего леска, а не спокойно перемещается по наезженной дороге.
Здраво рассудив (а иногда у меня это получалось), что двадцать всадников и десять пассажиров в кривых салазках сильных опасений не вызовут, а потому агрессии и предупредительных выстрелов на поражение в нашу сторону не последуют. Чтобы ещё больше убедить настороженных противников в нашей придурковатости, а значит безобидности, я приказал изображать из себя весёлую свиту путешествующего барда. Суровые закалённые в боях воины старались искренне, добросовестно пытаясь воплотить приказ в жизнь, не совсем понимая, как это сделать, а потому заливисто трубили в рога, выдавая частые легкомысленные трели на все лады, нестройными хорами грубых мужских голосов орали а капелла какую-то залихватскую мелодию без слов, носились кругами вокруг циклопической санной повозки, улюлюкали и размахивали руками. Сборище блаженных, ну что с таких взять?
Чтобы соответствовать образу, мы поснимали латы, шлемы и кольчуги, спрятали подальше уже порядком замызганные сюрко с опознавательными знаками и гербами, облачились в вывернутые наизнанку тёплые кафтаны, гамбизоны и жюпоны, обвешались порезанными на лоскуты спальными мехами, нахлобучили на головы охотничьи шапки, отстёгиваемые капюшоны, клобуки, треухи и мятые мурмолки - имперский воинский устав хоть и был строг в отношении однообразия вооружения и формы, но личные вещи в поход брать не возбранял. Для закрепления уверенности в том, что на таких убогих рука сразу же поднимется не у каждого, мы щедро вымазали золой свои небритые обветренные рожи.
Ну, со свитой понятно. На роль барда почти единогласно и почти добровольно был назначен Дестерий - молодой имперский всадник благородного альденского происхождения, который мало того, что и внешностью и статью вышел, подходя для данной роли как никто другой, так он ещё в своё время брал уроки песнопения. Вот если б ещё с собой какую-нибудь небольшую походную арфу возил... Но чего не было, того не было - рояль в кустах отсутствовал.
Итак, два десятка улюлюкающих и горланящих бессловесные куплеты под аккомпанемент рогов чумазых юродивых на лошадях без сёдел и десяток таких же, но угрюмо молчащих, юродивых в уродливом подобии саней сопровождало умытого, расчесанного, горделиво восседающего на вороном коне барда. Дестерий единственный из нас был при мече и в седле, а чтобы раньше времени его не выдали опознавательные знаки имперской полковой кавалерии, потник и седловые крылья мы ему густо завесили пучками из тех самых наших многострадальных располосованных спальных мехов. Для завершения образа я не пожалел собственного плаща с золотыми застёжными бляхами и золотой же цепью. Плащ пришлось набрасывать на плечи подкладкой наружу, чтобы не светить моими цветами и гербом.
Стены были всё ближе, мы уже выбрались на наезженную дорогу, а ворота никто и не думал закрывать - видимо удалось пробудить любопытство и выставить себя безобидными балагурами, ищущими лишь местечко потеплее и винную бочку попузатее.
- Приготовиться. - Прошипел Ревдолф, когда выщербленная надвратная арка заслонила полнеба, а в нашу сторону вальяжной походкой направилась вооружённая до зубов пара сытых заросших бородачей, обряженных в черные, свалявшиеся в колтуны, меха.
Мы споро засунули руки под сваленное на решётчатое дно тряпьё, нащупывая взведённые арбалеты и рукояти обнажённых мечей. Двое из нас подчёркнуто расслабленно продолжали восседать на импровизированных одножердевых бортах, запрокидывая головы и жадно глотая вино из бурдюков.
- Стой! - Властно протянул один из чернявых бородачей, лениво вскидывая руку вверх. - Кто такие и откуда будете, малохольные?
По гортанному говору и хриплым ноткам можно было предположить, что сей господин не из имперских подданных. Увесистый нос, мясистые губы, приподнятые скулы, светло карие глаза, угловатый акцент и вообще весь нагло-уверенный вид выдавали обитателя урагльских или остгатских степей, что граничили с Алденнором на юго-западе, а в той стороне, насколько я знал, маркграфа ещё не назначили, а имперских полков уже года два-три как не было. Кусочки одной мозаики, фрагменты одной большой игры.
Меня трясло всё ощутимее, и дело тут было не только в нервозности и страхе всё испортить, но и в подскочившей температуре и охватившем ознобе - доскакался с мокрой головой, доездился по промерзшим лесам. Без поддержки Перстня организм начал сдавать, непривычный к таким нагрузкам и испытаниям. Ну, ничего, сожму покрепче зубы - до моего полудворца-полудома с тёплыми личными покоями и большим камином осталось всего ничего, а там можно и поболеть чуток. Но не сейчас, сейчас нельзя и не имею права. Хоть и трясёт всего.
- Однако же, как невежливо встречают в сем живописном городке почтенного барда и его сопровождающих. - Высокомерие и снисхождение так гармонично сочетались в голосе Дестерия, что верилось сразу в его благородное происхождение и высокое положение. Мне б так научиться.
- Но, - продолжил наш псевдобард, - ничего удивительного в этом нет, ибо я совсем недавно решил сменить маршрут скитаний и осчастливить своим талантом благословенные земли Видании, коими справедливо правит благороднейший Бреглоф из рода досточтимых Тервольдов.
- Ого! - Глумливо хохотнув, изумился упитанный бородач. - А чего ты, бард, здесь-то забыл? Здесь барона нет, платить тебе и твоей чумазой ораве некому, да никто и не собирается.
Наше фееричное появление и последующий диалог с чужеземным наёмником у надвратной арки на фоне раскрытых городских ворот начал привлекать внимание. В проходе появилось ещё несколько таких же заросших до глаз человек с заткнутыми за пояс боевыми топорами и парочка рослых орков с растатуированными мордами. Всё понятно, это остгатцы, в прилежащих к Империи землях только там организовался и развился своеобразный симбиоз общества из полуоседлых степняков и диких орков. Весело.
- О, доблестный воин степей! - Чёрт побери, и как же у Дестерия так легко и естественно получалось говорить одновременно и почтительно и с издёвкой в голосе? - Мы проделали долгий путь в поисках его милости, путешествуя от одного города к другому. В Ольфгарде мы застали лишь суету и приготовления к какому-то походу, добрые люди подсказали нам двигаться в направлении восхода. Мы прислушались к совету и, прияв имя владетеля сих земель, дабы не возникало лишних вопросов у часто встречающихся храбрых воев с горячей кровью, бросили направление утренней зари под копыта своих коней.
Вот шпарит-то! Велеречивость речей белокурого "барда" сбила с толку даже нас - его верных соратников, что уж говорить о простом наёмнике, который только и смог, что озадаченно вопросить:
- И чё?
- Понимаю твои опасения, достопочтенный, - ничтоже сумняшеся и не моргнув глазом, продолжил Дестерий, - насчёт возможного гнева со стороны твоего господина - благороднейшего Бреглофа...
- Этого сопляка?! - Грубо прервал нашего всадника остгатец и тут же громко расхохотался, поддержанный своими товарищами, которых, к слову, уже скопилось десятка два в воротной арке. - Знай, певунчик, что этот паршивый баронишко никому из нас господином не является. Он заплатил деньги за наши мечи и топоры, бодается тут с местным маркграфчиком. Вот только...
Тут он прищурился и недобро ощерился:
- Вот только как по мне, то не достоин этот Бреглоф того, чтобы владеть землями, городами да замками. Это дело для настоящих мужиков, а не для бабьего подъюбочника. Верно я говорю, парни?
Бородач обернулся, ища одобрения своих слов и два десятка глоток тут же извергнули боевые кличи и короткие ёмкие ругательства. Кто-то из наёмников уже потрясал топорами и ятаганами.
- Так что, певунчик, - продолжил заметно повеселевший остгатец, - можешь запихнуть этого шелудивого барона поглубже себе в задницу и уже там целовать его ухоженную жопу.
Новый взрыв грубого хохота поддержал разошедшегося бородача, обстановка накалялась всё сильнее: на нас уже недобро поглядывали, а кое-кто и откровенно примерялся к нашим горлам и пожиткам.
- Ты слишком высокого мнения о моих возможностях, почтенный воин! - Не моргнув глазом, весело воскликнул Дестерий. - Но боюсь, что я сломаю себе шею при первой же попытке. Да и не столь я вместителен, как могло тебе показаться.
Его ответ добавил новую порцию веселья хохочущим наёмникам, встречающий нас остгатец сам хохотал, задрав голову и вцепившись ладонями в свой обширный охваченный широким кожаным поясом живот.
- Ааааа, молодец! - Громко сказал бородач, отсмеявшись и вытирая слезу. - Хорошо ответил. Может ты и поёшь так же, как говоришь? А ну-ка, покаж, чё могёшь.
- Изволь. - С готовностью кивнул Дестерий, выпрямившись и уперев правую руку в бок, выдвигая плечо чуть вперёд.
И тут же сильным поставленным голосом, заставив развеселившихся наёмников чуть притихнуть, запел:
Сэр Митчеллор собрался в поход,
Случилась с соседом война.
Сэр Митчеллор был чернобород,
Как и его жена.
Хэй-лэй, хэй-лэй!
Был чернобород,
Как и его жена.
Сэр Митчеллор, устав пировать,
И вычерпав бочку до дна,
Залез на коня и повёл свою рать,
А жена не осталась одна.
Хэй-лэй, хэй-лэй!
Увёл свою рать,
Но жена не осталась одна.
Мотив был простым, песня - залихватски-удалой, наёмникам она пришлась по душе, так, что после первого куплета они даже стали подпевать эти незатейливые припевы, хохоча и тыча друг друга кулаками в бок. Однако, пропев ещё пару куплетов, Дестерий замолчал и вскинул руку, призывая к тишине:
- Ну что, высокоуважаемые мастера войны, - прокричал он, заглушая медленно смолкающий возбуждённый гомон, - дозволите переночевать в вашем гостеприимном городе?
- Только если продолжение будет! - Нахально крикнул кто-то из вооружённой толпы.
- Обязательно будет, храбрый воин! У меня для вас припасено ещё много песен!
- Так чё там с Митчеллором? - Посмеиваясь, заинтересованно спросил бородач-остгатец. - Стал героем?
- Увы, почтеннейший, - открыто и задорно улыбнулся Дестерий, - сия песнь про более достойного героя.
- Это ж про кого? - Даже удивился бородач.
- Про молодого свинопаса, который был вынужден изо всех сил утешать одинокую жену сэра Митчеллора.
- Чернобородую которую? - Хохотнул остгатец.
- Согласись, уважаемый, что это требует большего мужества и выдержки. - Кивнул наш "бард".
- Это даааа! - Смеясь, проревел наёмник. И тут же, сторонясь, махнул рукой: - Проезжай, бард, мы хотим ещё послушать.
- Мы весьма признательны тебе, достопочтимый, - приложив руку к груди, чуть склонил голову Дестерий, - клянусь, что отплатим по справедливости и сторицей за ваше благожелательное и тёплое гостеприимство. Ты ведь покажешь, в какой таверне нам стоит расположиться?
- Двигай после ворот направо, - проинформировал остгатец, - а там по второй улице в сторону площади найдёшь "Ржавую корону". Хозяин - понятливый малый, да и места там свободного много, как раз для нас всех хватит.
Дестерий собрался уже было ответить в своей витиеватой манере, но бородач тут же, словно мимоходом, добавил:
- А пока, давай показывай, что там у тебя в этом дрянном подобии повозки.
Чёрт! Вот это плохо. Нам нужно хотя бы в воротную арку заехать, если эти косматые головорезы сунутся в наши сани прямо сейчас, то нам несдобровать, учитывая засевших в сторожевых башнях стрелков, у которых мы как на ладони.
- Почтенный! - Воскликнул слегка побледневший Дестерий. - Дозволь хотя бы преступить черту городских врат, мы всё равно никуда не денемся, а близость тепла и хорошего вина и невозможность насладиться ими выматывает ещё боле, чем день, проведённый на заснеженных дорогах Видании!
Сделавший было шаг в нашу сторону, бородач остановился и, посмотрев прямо в глаза Дестерию, с угрозой в голосе произнёс:
- Темнить начал, певунчик?
- Что ты, уважаемый! - Не моргнув глазом, добродушно ответил Дестерий, шутливо поднимая вверх руки. - Просто музыкальные инструменты весьма хрупки и требовательны в обращении, им противопоказан зимний холод. Особой капризностью отличается арфа, чьи струны могут потерять глубину звучания и просто полопаться при попытке извлечь из них гармонию к песне.
Остгатец в задумчивости поскрёб скрывавшийся в жёсткой бороде подбородок, признавая правильность возражений. Видно было, как в нём борются опасение уронить свой авторитет перед воинами и раздражение от осточертевшей скуки, которую вполне мог развеять вокально-инструментальный ансамбль придурковатых чудиков, то есть мы.
- К тому же, - продолжал давить "бард", - ты и твои храбрые воины можете проводить нас до названной тобой таверны, где тут же услышите продолжение героической саги о подвигах молодого свинопаса с женой благородного Митчеллора!
- И то верно! - Радостно осклабился наёмник. - Это нам по нраву! Так что давай двигай к "Ржавой короне". Только по одному в цепь. И чтоб не дёргались особо, а то ребята мои чуткие и резких движений не любят.
Мы с Ревдолфом перевели дух, оттирая со лба пот и обменявшись многозначительными взглядами. Всё висело на очень тонкой ниточке, и хотя дело ещё далеко не сделано, но ощущение претворяющегося в жизнь плана всегда придаёт сил и уверенности.
Воротная арка из выщербленного кирпича и с закопченным сводом медленно проплыла над нами, и вот мы уже внутри - за городской стеной. В груди бешено заколотилось и забухало, словно там не одно, а минимум три сердца. Простудный жар не чувствовался, а руки начали подрагивать от хлынувшего адреналина. Спокойно-спокойно-спокойно. Что-то я плохо себя контролирую без поддержки Перстня: внимание рассеянно, взглядом держу лишь скрипящие по снегу сапоги пятёрки сопровождающих. Слух обострён, но избирателен и ловит что попало. Страх то накатывает, то испаряется, а время тянется издевательски медленно.
Так, встали. Что там? Дестерий что-то втолковывает широкопузому остгатцу, наши всадники как-то незаметно чуть сдали задом - поближе к саням. Ага, вот-вот начнётся.
Я решил закашляться, одновременно наклоняясь вниз и засовывая руки под сваленные шкуры. Так, ложе взведённого арбалета нащупал, теперь нужно залезть внутрь расстёгнутого кафтана и сомкнуть пальцы на одном из трёх арбалетных болтов, что держались на мне при помощи туго затянутого кушака.
Замкомандира гвардии встал, якобы потянувшись за предложенным бурдюком с вином. Время вообще будто застыло, хотя никакой магией не пахло в принципе. А пахло предвестием пролитой крови и отчего-то шумело в ушах, отдаваясь толчками в кончиках похолодевших пальцев, поэтому я чуть не пропустил команду Ревдолфа:
- Начали!