Жуков Максим Петрович : другие произведения.

Свобода и цепь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В повести два главных героя - человек и собака. Первая часть произведения написана от лица собаки и раскрывает всю полноту собачьей жизни. Взгляд животного отличается простотой и проникновенностью. Пёс ищет обычной спокойной жизни и мечется между свободой и цепью, на которую сажает его очередной хозяин. Вторая часть повести написана уже от лица человека - самого первого и самого доброго хозяина собаки. Пёс волею судьбы снова попадает в его руки. Человек искренне верит, что жизнь собаки проста и наивна, а пёс думает, как раз наоборот. Но самое интересное то, что их жизни неразрывно связаны и вывод в конце произведения это как раз и подтверждает
   Часть первая.
  Недалеко от торгового центра находиться дом, который я охраняю. С виду обычное одноэтажное строение из камня и досок, затерявшееся среди величественных многоэтажек. Однако стоит заглянуть внутрь и станет ясно, что хозяин не бедствует. На самом деле, он как и многие его друзья - торговцы западной одеждой, поднялся с низов. Обзавёлся влиятельными друзьями, стал вращаться в светских кругах и теперь тщательно обустраивает своё гнёздышко. Да.... Всего этого великолепия мне не увидеть. Рассказывали, что пол у хозяина из дубового паркета. Потолки из лепнины под старый стиль зажиточных господ, а мебель - подлинный антиквариат. А впрочем, не нужно мне всего этого видеть, а то проснётся неутомимое желание сделать ему какую-нибудь гадость. Для себя старается, а с теми, кто ему помогает, обращается строго. Слишком уж строго. Вчера только получил по морде за то, что уснул днём. И покормить забыли - что за жестокость? Подумаешь, уснул...
  Я лениво перевёл взгляд на массивные железные ворота, то и дело окатываемые грязью. Собачий оскал превратился в улыбку. Это он переборщил, самовольно расширив границы своего двора. Теперь ворота примыкают непосредственно к дороге. Выглядываешь за них, и сразу машины обдают тебя угарным газом и воем тормозов. Чёртовы гонщики, день и ночь летают по дорогам, как сумасшедшие. Ничего не бояться. А вот когда врезаются и их зажимает внутри машин, в глазах появляется осмысленность. Всегда говорю им, что поздно идти на попятную, поздно! Я таких видел много - всё-таки, каждый день бьются. В последний раз водитель скончался. Стало страшно переходить на другую сторону - чего доброго собьют. А знаете, гладкая поверхность дороги чем-то напоминает взлётную полосу. Только не самолёты здесь приземляются, а машины, находящие своё пристанище на узком отрезке "взлётной полосы в рай". Сразу за ней высится огромный торговый центр. Взгляд монотонно блуждает по снующим, словно муравьям, людям. Мне понравилось наблюдать за ними три года назад. Воспоминания просочились сквозь время и прильнули к глазам. В сознании появился пухлый календарь, раскачиваемый ветром. Его листки с шуршанием отрывались и уносились в открытое окно. Даты на серой бумаге сменяли друг друга. Декабрь две тысячи третьего, как давно это было....Тогда я всё свободное время слонялся по базару, на котором продавали животных. Меня буравили жадными взглядами.
  -Продай вон того!
  -Того?
  -Ага! Он напоминает мне зятя. Я его буду морить голодом, бить и держать на морозе. Он у меня попляшет.
  -Но, ведь животные не пляшут.
  -Ничего, он у меня шустро научиться.
  В голосе, произнёсшим эти слова было не больше человеческого, чем в собачьем лае.
  -Так сколько?
  -Двадцать четыре.
  -Отлично.
  Толстая жирная рука вытягивает из-под тёплого тулупа горсть смятых бумажек. Небрежно бросает их замерзающему продавцу.
  Господи, разве можно после таких слов продавать нас?! Люди, да вы в своём уме? Но продавец злобно посмотрел на меня и сверкнул отточенной финкой, которой он любил резать тухлое мясо и скармливать животным. Ага! Как же! Нашёл дурака! Я сбежал от тебя не для того, что бы снова попадаться в расставленные сети. Ты сначала поймай меня, а потом издевайся, мучай, делай всё, что подсказывает тебе сердце. А оно ещё есть у тебя? Или ты давно продал его за деньги, как сейчас моего брата? О, ты не дорого запросил за него. Подумаешь, сердце! А в чулане висит среди вещей забытая душонка. Ты её ещё не продал? Так поспеши! Знаешь что? Ты жалок, мучитель! В тебе деньги, словно крысы, прогрызи огромную дыру. И из неё вылезает слежавшаяся вата. Игрушечный человек, тряпка!
  -Су-у-у-ка-а!!!
  Лай, словно вопль отчаянья, проносится над рынком. Вопль с такой болью и скорбью, что многие люди невольно поворачивают головы.
  Горе животного, у которого продали или убили родственника, не сравнимо ни с каким другим страданием. Горе переполняет, вырывается наружу и душит, заставляя сгибаться пополам и закрывать морду лапами. Только легче от этого не становиться. Тогда ты разгибаешься, как сейчас я, и с надеждой всматриваешься в клетку с животными. И снова видишь, что все собаки на месте, а братика нет!
  Жизнь теряет смысл. Краски на её пергаменте тускнеют, а потом исчезают. Мир превращается в склеп, в котором похоронены лучшие чувства. Для кого теперь жить, да и зачем?
  Хотелось поскорее покинуть это враждебное место, не смотреть на продолжение трагедии, но это было невозможно. Оставалось ещё два брата. Эти постарше. Уже понимают, что твориться вокруг и злобным лаем пытаются отпугнуть покупателей, старающихся погладить животных. Сами они животные, живодёры, чёртовы. Не люблю быть проданным, а особенно не люблю наблюдать за тем, как это происходит. Уууу...Гады! Уйти - нельзя, смотреть - противно, что остаётся? Жалобно выть и метаться в поисках понимания. Жаль, что в собачьем языке так мало слов. Пока объяснишь проходящему мимо дворняге в чём дело, язык отвалиться. Так, ну где же хоть кто-нибудь, мать вашу?! Надежда на спасение таяла с каждой минутой, на рынке начинало темнеть и я, гонимый страхом, вернулся к клетке. Чёрт! Она была уже пуста. И продавец испарился. Так хотелось его покусать напоследок, но теперь уже поздно. Всё тщетно. Никто не помог и не поддержал. Всем было всё равно. Продавать людей закон запрещает, животных - пожалуйста. Над ними даже опыты делают. А когда их собирается в одном из дворов слишком много, начинают отстреливать. Есть в этом что-то неестественное для природы. Нарушение всех мысленных законов - моральных, религиозных и писанных. Годами трудились. День и ночь корпели, стараясь соблюсти справедливость, ну и где теперь она, а? Продули вы всё своё человеческое, милые мои! Да, поди, объясни им...
  Итак, через пару часов их продали. Не дворняг, но и не чистых породистых собак. Продавец лукавил, подсунув покупателям липовые паспорта. Жулик. И не стыдно ему? Надеюсь, старшие братья попали в хорошие руки, чего не скажешь о младшем. Его унёс тщедушный казах с бутылкой водки за отворотом потёртой кожанки. Делать нечего, побрёл по узкому проходу мимо бесконечных клеток. На выход.
  Сколько печаленных и обездоленных животных! Они с тоской смотрят на меня. Ругаются, воют, поют странные песни. Наверное, сходят с ума. Некоторые прижимаются к клетке и умоляют спасти, но я прохожу мимо, понимая, что ничем не могу им помочь. Им суждено гнить в этой сырой клетке и терпеть надругательства людей. Вот один мужчина бьёт породистую сучку. Я знаю, что у неё вторую неделю болит зуб и она воет, но хозяин не внемлет её просьбам, он не понимает её, и знай лупит день ото дня. А вон тот поросёнок в дальней правой клетке. Он давно простыл и скоро умрёт. Кашляет и мочится под себя. Хозяина рядом нет. Ему наплевать на умирающего. И таких тут полным полно, если на месте животных представить людей....
  Я закрываю глаза.
  Люди в клетках. Они похожи на бездомных, истекающих кровью, кашляющих и справляющих нужду под себя. Тут всё провоняло мочой и запахом смерти. Страшные лица, страшное место. На лицах скорбь умершего чувства. Отчаянье. В глазах осколки битого стекла, на теле - следы от ушибов. Они чешутся и кричат. Сумасшедшие.
  Снова открываю глаза. Животные, животные, кругом животные в клетках, взаперти, в заточении. Кто-то дал право лишать животных свободы. Они даже не задумываются, прежде чем посадить кого-то на цепь. Так правильно - думают люди. Ошибаются? Ну, конечно. Ни одно животное не терпит неволи. Некоторые свыкаются, но в каждом животном внутри всегда остаётся первозданный инстинкт, исключающий всяческие ограды и решётки.
  Неважно куда идти. Главное двигаться - в этом кроется глубокий смысл собачьей жизни. Если идти несколько часов подряд и не останавливаться, можно обрести внутри себя особый покой. Взгляд должен уходить в пространство. Это как желание пройти через туман, нащупать опору, которой нет, и никогда не будет. Ты вытягиваешь лапу и подаёшься всем телом вперёд, стараясь нащупать её. Идти, зная, что где-то за этим туманом тебя ждут. Ты нужен. Братья твои не распроданы и есть хоть кто-то, кто любит тебя и не желает скорой смерти.
  Движение наполняет жизнью уставшие ноги. Или лапы - у кого как. Я посмотрел на свои. Исцарапанные и опухшие, они едва подчинялись мне. В желудке было пусто. Вот тебе и долгожданная свобода! В соседних дворах сидят откормленные и довольные своей жизнью псы. Мне мимо них не пройти. Разорвут к чертям собачьим. Нет уж! Что же остаётся, голодать? Я оглянулся в поисках мусорных баков.
  Вокруг все люди без умолку пытались доказать друг другу, что они ещё живы. Не физически - это и так понятно, а в другом - совершенно другом смысле. Их глаза, повадки говорили о многом. С уверенностью можно было бы назвать их страшным словом зомби. Может, так оно и есть, кто знает? А может, я всё это выдумал, а виной всему мороз, который сковывает и обездвиживает. У меня-то кровь бегает лучше. Поэтому, я не хожу, как они, бегаю, словно ненормальный, у которого только одно на уме. Еда. Мне очень хотелось, что ни будь съесть.
  И вот останавливается передо мной упитанный мужчина в дорогом пальто, но с авоськой. Интересно, где он её достал? Времена СССР по слухам давно кончились. Может быть, раскопал в чулане, нашёл на улице или отобрал у сердобольной бабули? Неважно. Мужчина, чуть прихрамывая, остановился рядом. Склонился и протянул мне тёплый кусок мяса. Я впился в него зубами без промедления, стараясь удерживать благодетеля в поле зрения. Кто его знает, может он решит пнуть из под тишка?
  Думаю, многим знаком такой взгляд, когда кормишь кого-то. Животное питается в страхе. Оно давится, кашляет и старается поскорее разделаться с пищей. Ожидание подвоха нарастает с каждой секундой. Во взгляде животного читается сумятица чувств. А человек смотрит так на него и протягивает руку, пытаясь погладить. И тогда животное дёргается, вырывается и бежит с куском мяса прочь. Тоже самое случилось и со мной. Отбежав на несколько метров, я отправил остатки курицы в судорожно сжимающийся желудок и затравленно посмотрел на мужчину. Чего тебе надо? Решил накормить? Спасибо, конечно. Ты меня здорово выручил, а теперь чего тянешь руку? Я непроизвольно оскалился и гавкнул на него. Мужчина отпрянул.
  -Тупое животное.
  Извини. У меня это получается на уровне инстинктов. Я не понимаю твоих слов, не врубаюсь, как говорил мой младший братец. Звали его, кстати, Шарик. Хотелось бы, что бы он вырвался из рук этого пройдохи. Вдвоём было бы легче.
  Отпив из зелёной бутылки мутноватой жидкости, мужчина выругался и стал говорить о своём доме.
  -Там тепло. Там мои детишки, жена, понимаешь? Их всех надо охранять. Ты я вижу породистый. Как тебя - Палкан?
  Сам ты Палкан - хотел прорычать я в ответ, но вовремя вспомнил, что не знаю его языка. На самом деле понять их не сложно. Не то, что бы я разбирался в его тарабарщине, скорее догадывался. Мужчина хотел меня превратить в раба - настоящего, общепринятого. Я должен был лаять на всех и вся и проявлять себя героем, а он меня по негласному договору должен кормить. Я знал, как это бывает от своих соплеменников. Сначала присваивают кличку, потом накидывают удавку и наливают в миску тарелку супа. И вот ты сторожевой пёс. Конечно, мне хотелось разорвать этот порочный круг и сказать мужчине гордое "Нет", но вместо этого я завилял хвостом и согласился.
  Кормили меня три раза в день, как на убой. Я наедался, словно последний раз жизни и потом частенько икал, разгуливая вокруг будки. Цепь оказалось длинной. К примеру, мне можно было выйти к железным воротам, поднырнуть под них и оказаться на улице. Лаять на прохожих мне не нравилось. Так обычно делают дураки или кого мучают головные боли. У меня же ничего не болело. Если не считать огромного пуза, которое я набивал едой. Бездомные псы, не имеющие хозяина, с опаской и завистью пробегали мимо. Я им ничего не говорил. Не кричал, не злился. Зачем? Я сам был, таким же, как они и отлично понимал их душевное состояние. Да-да, у нас, как и у людей имеется душа, мы видим сны и столь же морально ранимы, как люди. Это только неграмотные считают нас недалёкими, на самом деле, некоторые собаки блещут таким умом и чувствами, которым могли позавидовать многие двуногие. Но, думаю, хватит хвастовства. На самом деле среди собак тоже есть "зомби" - этакие роботы без души и всего прочего. Лают, кусают и злятся на всё на свете. Да, я с такими был знаком и не раз улепётывал. Разговаривать с ними бесполезно. Кстати, их часто сажают за свой буйный нрав на короткую цепь. И если приглядеться, можно увидеть парочку таких собак за дорогой.
  Остановившись в чуть приоткрытых воротах, я вгляделся в толпу. У торгового центра кого только не увидишь, здесь были все:
  дети - шустрые, крикливые, с излишне громкими вопросами, адресованными своим родителям. Последние, обычно, говорили им всякую детскую чушь;
  дамочки в лопающихся на бёдрах мини-юбках, высоких сапожках и маленьких курточках, которые скорее не закрывали, а открывали их голые животики;
  нетрезвые школьники, поливающие матом друг друга, сбежавшие с уроков, чтобы отведать "взрослой жизни", школьники, пытающиеся вести деловые споры о тех вещах, в которых ещё не разбираются;
  уличные кидалы с печатью скорой смерти или тюрьмы на бледных иступлённых лицах, выпрашивающие у прохожих мелочь и выискивающие пьяных субъектов, которых можно было бы обобрать до нитки;
  пёстрые компании попсовых девчонок и мальчишек, у которых кончились деньги на продолжение вечеринки в клубе и которые решили взять горячительного в ближайшем торговом центре;
  ну и все остальные: военные с голодными взглядами, полицейские с дубинками и автоматами наперевес, охранники, согнувшиеся под тяжестью вечностояния, дети в разбитых тележках, заносчивые малолетки на санках, громко спорящие о своих проблемах на людях, влюблённые пары, которым всё по барабану, торговцы законным и не законным товаром, то и дело открывающие капот своих дешёвых машин для покупателей, гитарист с вокалистом в обнимку с полупустой пластиковой бутылкой пива... А! Чуть не забыл своих коллег. Я насчитал восьмерых. Трое из них бегали за смазливой сучкой, остальные выпрашивали у людей еду. Как же я понимал последних!
  -Палкан, привет!
  Меня выводит из задумчивости детский весёлый голосок. Говорит, кажется, девочка. Ух, и непоседа же она! Подняв тяжёлую голову и склонив её набок, наблюдаю за малышами, замершими около меня. Их всего двое - мальчик и девочка. Зато проблем и крику, как от десятка взрослых. Хозяин злиться, когда те без спросу выходят из дома. Что ж, делать нечего. Приподнявшись, задумчиво иду к ним, скалюсь, и, пару раз гавкнув, смотрю как отреагируют.
  -Фу, какой злой, мы же хотели просто поиграть!
  Поиграть? После этого слова меня обычно начинали дёргать за хвост, уши, кидаться палками и всячески издеваться. Что значит поиграть? Помучить? Тогда я против! Играйте сами с собой, если уж так хочется насилия. Меня в детстве достаточно помучили в клетке. Я, знаете ли, устал от этого. И теперь на каждый пинок непроизвольно отвечаю лаем, а то и стараюсь укусить обидчика. Нет, конечно, детей хозяина я люблю и понимаю, но вот самого хозяина - нет. Он любит учить. Даст еды, объяснит, что от меня хочет, ткнув куда ни будь мордой и ждёт, когда я соображу, что надо делать. Всё бы ничего, в голове у меня не опилки, да вот только за каждое недопонимание пинок под зад или лишение пайки. От горя поневоле начинаешь выть и напрашиваешься на очередной пинок. Незаслуженно, конечно. А по вечерам от бессилия подгибаются лапы, и я валюсь на чуть растаявший снег и чувствую, как слёзы начинают скатываться с глаз. Всё, почти, как и у людей. Главное тут, чтоб никто не увидел. Я ведь сторожевой пёс, а потому должен быть сильным. Сильные не плачут!
  Совсем забыл про детей. Задумался малость. Со мной такое бывает в последнее время. Как только потерял свободу, стал мечтать о том, чего лишился вместе с ней. Конечно, я потерял своё детство. Дети, дети, дети...Как им втолковать, что мне сейчас не до игр? У меня нет настроения, желания и всего остального. Паршивцы в предвкушении насилия потирают руки. Снова сверкнув в их сторону недружелюбным взглядом, гавкаю и угрожающе приближаюсь к ним.
  -Не-а, он сегодня не в настроении, пойдём в дом.
  Надо же, угадали!
  -А я хочу поиграть!
  Смотрите, настырный какой. У меня антипатия на злость, я вообще по натуре добрый, ну если только доведут...
  Приходится снова лаять. Вся надежда на хозяина или на его жену. Ну же, выйдете, кто ни будь, помогите мне! Мне не хватает рук, что бы справиться с этими сорванцами, а лапы и зубы пускать в ход не хочется.
  В дверях дома наконец-то появился хозяин. Слава полному желудку! В руках у него, правда, початая бутылка водки. Жаль, что не косточка. Впрочем, сегодня можно и напиться. Ровно три года прошло с тех пор, как я сбежал из клетки.
  -О-о-о, сторожишь моих деточек? И правильно! Молодец, Палкан. У нас сегодня день рождения, гуляем. Палкан! Хочешь косточку?
  Почувствовав в глазах хозяина излишнюю доброту, дважды гавкаю. Он уходит в дом и через минуту возвращается без бутылки. В руках покачивается барская кость.
  -Лови!
  Он бросает её прямо в будку. Я прыгаю от ворот в сторону своей будки и жадно хватаю кость зубами. Начинается славное пиршество. Дети, увидев меня за более важным делом, отходят к отцу.
  -Пойдёмте, пойдёмте все в дом, скоро принесут торт!
  Радостные возгласы детей прошивают пространство. Я остаюсь один на один с костью. Хозяин меня редко гладит, но кормит отменно. Порой ночью становится так грустно, что начинаешь чесаться об забор. Не от того, что на теле появились блохи, а от того, что не хватает любви. Да, грустно всё это....Выплюнув обглоданную кость, я падаю на истлевшие доски и молча прислушиваюсь к радостным крикам, доносящимся из дома. И чего они там устроили? Орут, как резанные. Психи, хреновы. От волнения или от того, что давно не мылся, зачесался правый бок. Ну вот, приехали. Приподняв зад, потёрся о будку. Сладко зевнул, и снова растянувшись, провалился в сладкую дрёму.
  Мне снилось детство. Мне было меньше месяца. Молодой человек, которого многие называли почему-то "дедушка" взял меня в свой дом. Поначалу я никак не мог привыкнуть к просторной трёхкомнатной квартире на пятом этаже многоэтажного дома. А потом освоился. С радостным лаем носился по комнатам и вместе с его мамой смотрел телевизор. В основном мне нравились телепередачи о животных или юмор. В последних люди та забавно кривлялись, что походили на малышей, у которых отобрали соску или утащили игрушечный автомобиль. Потом меня научили стойко выносить водные процедуры и справлять нужду только на улице. "У нас дома и так неприятные запахи. Превратили квартиру в чёртовый склад! Ну, куда нам столько еды? Мы что, готовимся к концу света?" - любила повторять его мама, уперев руки в бока. Её сын раньше занимался торговлей. Потом его бизнес прогорел. Магазин пришлось закрыть, а все остатки еды затащить в дом. По ночам мне нравилось подкрадываться к огромной куче провизии и вслушиваться в странные хороши, доносящиеся из самого центра. Привидения там живут или обычные мыши - я не знал, но был твёрд в стремлении, когда-нибудь во всём разобраться. И вот, когда Максим ушёл на поиски новой работы, а тётя Наташа заперлась в зале, чтобы насладиться изощренными историями Малахова, я, виляя хвостом, уверенно направился в сторону лоджии. Сначала я, как обычно, прислушался, но, не услышав ничего подозрительного, принялся разгребать завалы. Чего здесь только не было: крупы, соки, чипсы, пиво, консервы, печенье, сушёная рыба, всяческие сладости....От разрозненных запахов мой нос превратился в наркомана, словившего кайф. Да, запахи были манящие, и в то же время неизведанные. Они тянули и тянули меня в самую глубь припасов. Так, что там за большой коробкой, да это же....И тут огромная куча продуктов покачнулась и медленно, но уверенно стала падать. Я вовремя отскочил в сторону и стал свидетелем того, как раскрываются от удара пакеты с мучными изделиями и сахаром, вываливается из банок консервированная селёдка, растекаются коробки лопнувшего сока. И пока я в замешательстве бегал вокруг, появилась тётя Наташа. Поджав уши, я был готов к худшему, но она просто схватила меня за шиворот и выкинула за дверь. Там я с час, если не больше, скулил. А потом появился сосед с не выспавшийся физиономией и забрал меня к себе. Дома у него стоял похожий кавардак. К тому же, у него было очень грязно и воняло помоями. В огромных клетках прямо в зале в нарушение всех санитарных норм сидели животные. В основном тут были собаки или кошки. Из дальнего же угла, правда, изредка доносилось хрюканье. Поросёнок? Я подошёл к смердящей клетке и поздоровался лаем с розовым созданием, на мордочке которого царила неописуемая грусть.
  -Эй, ты как? - спросил я его.
  Поросёнок в ответ лишь невнятно что-то прохрюкал и уткнулся носом в грязные прутья клетки.
  -Тебя вообще тут кормят или как?
  -Пло-хо...
  -Не понял?
  -Пло-хо... - повторила худосочная сучка того же окраса, что и я - серого с чёрным вкраплением. И хотя моя порода не относилась никак к пуделям, я её, почему-то, принял за свою. Нет, как таковых слов в общепринятом смысле я не слышал. Только лай, но в моей голове он преображался в так называемую английскую речь. У них тоже одно слово могло много что значить. К примеру, их FACK. Это могло значить и то, что всё, мол, хреново, и то, что голова болит, или, скажем, я удивлён и тому подобное. У нас же всё построено на однотипном гавканье. Только оно бывает протяжным и коротким. Короткое - это утвердительное, а длинное - отрицательное. Так вот, прежде чем гавкнуть, надо ещё прочувствовать то, что хочешь сказать, вложить в это душу, так сказать. А потом произнести. Обычно собаки понимают друг друга плохо. Это происходит от несвязного гавканья. Не хотят они чувствовать и всё тут. Ну и шут с ними. Короче, поросёнка я не понял, но пуделиха рассказала всё о его несладкой жизни, а заодно о своей и всех окружающих. Чрез пять минут я был готов уже с боем вырываться из "страшного места", как назвала его пуделиха, но было уже слишком поздно. Меня пинком загнали в клетку с незнакомой сукой и сказали зловещее FACK. Что в данной ситуации я воспринял, как призыв к размножению. Ну, что делать? Я зевнул, и, поджав хвост, подошёл к сучке. На вид она была ничего - длинные стройные лапы, пушистый хвост, упитанная задница, да и мордашка - тоже, вроде бы ничего. Я обрадовано завилял хвостом и подошёл поближе. Через секунду получил по морде смачную оплеуху, но вскоре мы подружились и через неделю среди ночи устроили "затяжные качели". Так у меня появились новые браться. К сожалению, смешенной породы, но всё лучше, чем ничего. Самка оказалась девственницей. У неё, конечно, были возможности закрутить роман с другими собаками, но она решила спариваться только со мной, отдавая дань моим знатным корням и особому положению. А может, ей нравилось моё хозяйство? Кто его знает?
  На рынок я попал примерно через год. Туда попадали все без исключения. Просто у моего нового хозяина была привычка периодически уходить в запой. Находясь под влиянием алкоголя, небритый черноволосый мужчина с загорелой кожей любил пинать ногами клетки и материться. Иногда приходили его "черномазые" дружки и в шутку предлагали трахнуть всем вместе бедного поросёнка. Последний от страха забивался в дальний угол и делал лужу. Впечатлительный. Так проходили дни и недели. Пока хозяин, наконец, не трезвел и не относил нас на рынок. Там и начиналось самое противное. Смотреть на страшных убогих людей, заглядывать им в глаза и мысленно спрашивать: ты мой новый хозяин, или ты? Неведение. Когда не знаешь, какому козлу ты достанешься, начинаешь терзаться бесконечными вопросами. В конечном счёте, они здорово угнетают.
  Конечно, всё свободное время я не сидел, сложив лапы, а долго и упорно грыз зубами ветхую клетку, которая в нескольких местах изрядно проржавела и уже через неделю стала поддаваться. Пару зубов я, конечно, сломал, не спорю, но зато выбрался на свободу. Эх, свобода, свобода...От таких мыслей сон быстро заканчивается.
  Обычно сон у меня чуткий. Чуть заслышав шорох, сразу же просыпаюсь, но сегодня всё не как всегда. Шершавая грубая ладонь легла мне на голову. Сначала она ощупала мою шерсть. Позволила ощутить её тепло, прочувствовать доброту владельца ладони. А потом меня стали гладить. Ох, как давно меня никто не жалел. Все только били и издевались. И вот момент счастья настал, обескуражил, застал врасплох в счастливое время между сном и явью. Когда есть возможность думать, но нет возможности шевелиться. Что-то внутри меня приказывало немедленно вскочить и вцепиться в руку. Ведь она чужая - я понял это по запаху и по многим другим фактором. Я осознал это даже во сне. Но мне не хотелось наносить вред тому, кто меня гладил. Ведь я так долго ждал этого...
  Мне хотелось проснуться у благодетеля на руках. Ощутить его любовь всем телом. От этих мыслей щёки вдруг порозовели. Или это только мне показалось? Не важно. Я начинал просыпаться. Веки медленно поползли вверх, и я увидел его - уставшего, сгорбленного и небритого. Мученический взгляд незнакомого мужчины задержался на моих ушибах и ссадинах. Он гладил каждую лапу, что-то тихо ласково шептал, а потом тяжело вздохнул и грустно посмотрел в сторону дома. И только теперь до меня дошло. Он, ведь, находился у нас во дворе, он прошёл внутрь и сейчас гладил меня - сторожевого пса, который обязан предотвращать всяческие такие попытки. О, ужас! Мне показалось, что волосы на спине встали дыбом. Липкий страх прокрался в уставшее собачье сердце и неожиданно взорвался.
  Я подскочил, как ужаленный и изо всех сил разразился лаем на незнакомца. Это был всего лишь инстинкт, я не желал ему зла. Нет. Конечно, нет. Потом осторожно посмотрел в сторону дома. В дверях стоял хозяин и сверлил меня злобным взглядом. Значит, он всё видел. Всё, что происходило от начала до конца. Новая волна ужаса окатила меня. Сердце защемило. Пульс подскочил и всё, что я мог сделать, это не прекращая лаять на незнакомца. Тот уходил не спеша. Он меня совсем не боялся. И это плохо. Хозяин понял, что мне грош цена и все прошедшие годы он зря кормил и тратил на меня время.
  Сначала он казался вполне спокойным и адекватным, но вскоре обезумел. Бросив бутылку водки на заснеженный двор, хозяин сбежал по веранде вниз и стал бить ногами прогнившую будку. Я вжался в самый дальний её конец и вцепился зубами в торчащий из-под земли корень дерева. Так я и знал. Вскоре он схватился за цепь и стал пытаться силой вытащить меня наружу. Я держался, как мог, зная, что и без того строгий хозяин в пьяном угаре может зашибить.
  -Давай, вылезай! Вылезай, падла! - кричал он, как не нормальный.
  -Ну, чего упираешься? Думаешь, я тебя буду жалеть? Этот вор стащил у нас фамильные драгоценности, понимаешь? Да нишиша ты не понимаешь, ты же безмозглая скотина. Охранять, понимаешь?! Ох-ра-нять. Вот и всё, что должен был делать, а ты впустил его во двор. Пока он нас грабил, мирно похрапывал, сволочь! Зачем я, по-твоему, кормил тебя всё это время?!
  Из всех его слов я понял лишь "охранять", "кормить", да пожалуй "безмозглая". Эти слова он часто употреблял в своём лексиконе. Сложить всё это воедино оказалось не сложно.
  Когда он при очередном рывке не удержался на ногах и рухнул в снег, на улицу выбежали дети и его женщина. Последняя, казалось, не была удивлена происходящим. Она сочувственно посмотрела в темноту будки и помогла мужу подняться. Тот с пьяным матом, отмахиваясь от жены, побрёл в сторону дома.
  В голове, словно пчёлы, роились всевозможные мысли. Они раздирали меня на части. Из них самыми важными были: "Кто приходил ко мне?" и "Почему я его не покусал?". Эти два вопроса особенно терзали меня. Жизнь превратилась в кошмар. Кормить меня перестали, участились побои. Будку сломали, и теперь я спал на улице, ощущая, как моё тело медленно отдаёт остатки тепла мокрой от снега земле. Я перестал быть востребованным и нужным. Меня не отпускали, но и рады тоже не были. Держали по старой любви или не любви. В общем, хозяин дома сильно запил, и жена его собрала вещи и вместе с детьми уехала к родственникам. Остался я, да вечно пьяный хозяин, от которого разило всякой гадостью. Меня он не замечал. Иногда, проходя мимо, даже, наступал. О чём, конечно, жалел. Я его нещадно кусал, но мужчина, казалось, не чувствовал боли. Он был каким-то отстраненным, будто высадился на другой планете и сейчас проходит адаптацию к новому месту жительства. А впрочем, видя, как он спивается, мне стало отчётливо ясно, что жить он не собирается. А мне вот хотелось и даже очень. Морозы крепчали, и помощи ждать было не от кого. Уйти мешала мне длинная цепь. Предстояло перейти дорогу, а ведь она будет волочиться сзади, что делать? Собрав лапами цепь в одну кучу, я широко разинул пасть и постарался взять её зубами. Данный финт получился не сразу. С десятой или одиннадцатой попытки. Уж больно широко пришлось разинуть пасть. Потом, приоткрыв массивную дверь, я проскользнул на улицу. Стояла тихая ночь. Звёзды высыпали наружу, словно светлячки. Подняв морду, я посмотрел на них и тихо заплакал. Слёзы катились по саднящей шее. Пасть тряслась. Лапы ныли от побоев, и хотелось неудержимо есть. Делать нечего. Стал осторожно переходить дорогу. Меня тут же чуть не сбила машина. Чёртов лихач! Я хотел разразиться лаем, но вовремя вспомни про цепь. Собирать её на дороге совсем не хотелось. Конечно, я направился к торговому центру. Он был круглосуточный и по ночам там кто-то запускал фейерверки. По крайней мере, хлопки, что я слышал, очень походили на те, что раздавались под Новый год.
  Мне было холодно. Враки это всё, что собаки не мёрзнут. Мёрзнут, ещё как! Из пасти сочится слюна и падает под лапы. Те давно околели. Породистых собак иногда одевают. Меня же грела весьма пощипанная шерсть, но толку от неё было мало. Мне пришлось прибавить темп в сторону центральных дверей. Наверняка, тот мужчина, что меня гладил, ошивается поблизости. Надо бы его найти и во всём разобраться. Пока трусцой бежал к дверям, совершенно забыл про собак. Я, ведь, не здешний, чёрт! Это при хозяине можно быть храбрым и ничего не бояться, а тут я на чужой территории, а за это кусают, а порой и вовсе убивают. Что же это я? Оглядевшись по сторонам, ничего подозрительного не заметил и тут вдруг столкнулся с ними нос к носу. Их было шестеро. Огромные и откормленные псы. Видать их кто-то прикармливал из служащих торгового центра. Тишина опустилась на нас, словно туманом. Сладковатый запах моей крови из ран так и намекал на предстоящую расплату.
  -Га-в!
  -Здорово! - говорю им в ответ с дрожью в голосе. Цепь при этом вывалилась из замёрзшей пасти. Теперь будет легче общаться. Псы попались не безмозглые. Кусают не сразу - уже хорошо.
  -Га-а-ав!? - что означало: "Как здесь оказался!?"
  -Хозяин выгнал.
  Одна из собак, стоящих чуть впереди - наверное, вожак - понимающе кивнула. Или это мне показалось? Собаки ведь не кивают. Это прерогатива людей. Да и ладно! Ситуация тем временем накалялась. Мы все понимали, что я на чужой территории. Есть ведь нейтральная полоса. По ней и надо продвигаться, наталкиваясь то и дело на отголоски запахов собачьей мочи - это были своего рода, ориентиры. Я же хамски решил пройти по их земле. Вожак выжидающе оскалился и сделал решительный шаг вперёд.
  -Постойте, постойте, ну нельзя же просто так...
  И тут мне в зад вцепилась одна из собак, которая незаметно подкралась сзади, и которую я слишком поздно заметил. Потом налетели ещё две. Стали рвать. Невыносимая боль пронзила замёрзшее тело. Я всеми силами старался вырваться, но все попытки были тщетны - мешала пресловутая цепь. Одна из собак удерживала меня за неё, остальные рвали. Когда в глазах потемнело, я услышал фейерверк. Потом одна из собак упала замертво. Из головы её хлынула кровь. Собачьи ангелы! Да её убили. Меня тут же отпустили. Псы в растерянности озирались. Я и сам заметил их чёрный фургончик не сразу. Трое мужчин в серой форме выскочили из него и нацелили на нас какие-то приспособления. Чуяло моё собачье сердце, что это никакие не фейерверки. Тут по ночам, оказывается, отстреливали собак, и теперь я попал в один из таких рейдов. Подобрав живо цепь, я первым ринулся в сторону. Выстрел перебил мне правое ухо. Слёзы брызнули из глаз. Я, петляя, бежал прочь - к заднему двору торгового центра. Сзади слышались бесконечные выстрелы и задыхающийся скулёж раненных псов.
  Я бежал без оглядки, стиснув зубы и поджав хвост. Преследователи приближались. С каждым их криком страх подстёгивал меня, словно плетью. Задыхаясь, я скулил и надеялся только на свои лапы. Люди, дороги и машины слились воедино. Страх вытеснил из головы все мысли. Остались только инстинкты. И они повелевали мне бежать и бежать. Лапы подкашивались. Меня мотало из стороны в сторону, но я упорно продолжал отрываться от своих преследователей. Свора собак, была уверена, что это моих рук дело. Что я на них накликал беду. И теперь они бежали за мной, всё так же надеясь разорвать меня на куски в ближайшей подворотне. А ещё эти люди на фургоне. Судя по визгу шин, они ринулись прямо за нами. Ну и в переплёт я попал! Неужели, всё и вправду из-за меня? Собаки были уверенны, что вскоре настигнут свою жертву. Предвкушая расправу, они громко лаяли вслед. Я давно перестал оглядываться и сосредоточился только на своей цели. Ей оказалась брешь в заборе, опоясывающим торговый центр. Я поднажал. Случайная проезжающая машина чуть не сбила меня, когда я проходил перекрёсток. Визг шин и громкий сигнал пробили с головы до лап. Редкие прохожие шарахались в стороны. Малолетняя ребятня из тех, что любит гулять по ночам, подобрав камни и палки, стала швырять в меня. Покой их мирного существования был нарушен, и они мстили за это. Миром правит зло. Везде и повсеместно - в каждой душе человека. Однако в животном мире насилия было не меньше, а даже больше. И знание это угнетало меня. И всё же я не отчаивался. Через несколько секунд стрелой ворвался в брешь в заборе. Поцарапал лапы, пузо и шею. И всё же, я вырвался на свободу. Как пушечное ядро вылетел в незнакомый двор и, сделав ещё несколько судорожных шагов, обессилено упал в торце пятиэтажного дома. Однако, перевести дух мне не дали.
  -Смотри, какой пёсик,- грубый мальчишеский голос ворвался жалящим импульсом. Он говорил, нет скандировал: "Слышишь? Нет, ты слышишь? Твою мать! Да тебя же убьют! А ну, подымайся! Оставь меня" - сказал я мысленно голосу и почти отключился. Оставил инстинкты охранять израненное тело.
  -Слушай¸ да он с цепью прибежал. Видал, какая длинная? - другой более писклявый голосок попытался ворваться в сознание. Однако, был варварски блокирован. Да, идите вы!
  -А давайте схватим его за цепь и....
  -Но он же болен,- попытался возразить владелец первого голоса.
  -Ты что, доктор, блин?! Он же издохнет к утру. Всю ночь будет скулить под окнами, а потом от него будет разить, как от мешка с дерьмом. Ты этого хочешь? Я не хочу! Я так уже один раз промаялся, когда собаки скулили под окнами.
  -Ладно, уговорил...
  Я с ужасом ощутил, что меня куда-то тащат за цепь.
  -И куда мы его денем?
  -На стройку. Оттащим туда и бросим подыхать.
  -Но так не гуманно.
  -Эй, доктор, тогда добьем этого гада там же, идёт?
  До меня вдруг дошло, что ещё немного и мне уже ничто не поможет. Разлепил сначала веки. Увидел ночное небо, проплывающие мимо деревья. Потом скосил взгляд на троих мальчишек. Им было лет по семь, не больше. И откуда у них столько злости? Тут подо мной кончился асфальт. Я понял это по ощутимым ударам. Тащили по битому камню. Что, уже стройка? Я увидел огромный мрачный недостроенный дом и склонившийся над ним кран. Внутри всё похолодело.
  -Всё, бросай его!
  Мальчишки обступили меня. Двое. А где третий? Он появился сверху с большим булыжником в руке.
  -Ну, как я и предложил, добьем мразь!
  Он замахнулся, и у меня перед глазами промелькнула вся собачья жизнь. Я не успел испугаться и что-либо сделать. Была только мысль, что вот оно избавление. Рука с камнем полетела ко мне. Моя голова, израненная в нескольких местах, ещё одного удара не перенесёт. Что ж, умирать, так с боем! И я дёрнулся в сторону. Удар пришёлся по цепи. Она звякнула и разъединилась прямо рядом с шеей. Почти свободен. Уже кое-что. Я неуверенно поднялся. В голове всё кружилось.
  -Смотри, он уходит, бей его! - завопили ребята и я припустил. Спотыкаясь и припадая на передние лапы, побежал подальше от этого дома и окружающих. Лишь бы не слышать их голосов, лишь бы не видеть людей. Они уже все представлялись мне тиранами, убийцами, палачами. В длинных капюшонах и красно-чёрной одежде. У палачей хоть были отточенные топоры, и своё дело они знали - лишали жизни быстро и почти без боли. По крайней мере, так рассказывали собаки. А эти малолетки.... О, ужас, куда катиться мир? С трудом я перебрался через переезд, и, минув железную дорогу, вышел в глухие места. Шёл я всю ночь, а под утро не выдержал и упал без сознания.
  Очнулся от того, что меня клевали вороны. Подумали, что уже труп, сволочи! Я рявкнул на них и попытался подняться. Это мне далось с трудом. Вороны отстранились, но бросать свою жертву не спешили. Солнце уже палило нещадно. Кое-где стал таять снег. Добрый знак. Поплёлся мимо гор мусора. Где я, на свалке? Что ж, это то место, где частенько оказываются, такие как я. Но пока есть силы, буду идти. Вперёд. Только вперёд. Вороны, которое, кстати, куда-то исчезли, ждут моей смерти. Но я буду идти. Буду! Где они? Я неуверенно поднял голову к ясному небу, и обнаружил парящих надо мной тварей. Так, главное их не бояться и не останавливаться. Ох, как хочется есть! Живот судорожно сжался. Всё бы отдал за косточку, хоть самую маленькую. Малюсенькую!
  И тут я остановился. В одной из куч мусора лежала собака. Мёртвая. Её глаза были закрыты, а в груди зияла дыра. Парочка ворон терзали тело. Падальщики. Чёртовы падальщики! Я зашёлся лаем и побежал к ним. Отогнал от тела и грустно посмотрел на собаку. Это была та самая пуделиха из дома, где меня держали. О, собачьи ангелы!! За что же это? Я взвыл и издал стонущий звук. На большее меня не хватило. Я снова взглянул на неё и в голове помутилось. Я представил себя на её месте и отшатнулся. Попятился назад и натолкнулся на ворону. Стерва клюнула меня в бок. Я, как ошпаренный, побежал в сторону. Потом, обессилев, пошёл. Я возвращался. Назад - куда же ещё? Теперь моя цель - добраться снова до торгового центра. Дойти любой ценой. Я понимал, что через дворы мне не пройти. Так хоть дойти до куда-нибудь. Дойти. Как мне это знакомо. Я снова шёл, и лапы отваливались от усталости. Во рту пересохло до такой степени, что язык с трудом проворачивался в глотке. Голова кружилось, и желудок прилип к брюху. Конец близок? "Ещё не много, ковбой!". Кто это сказал? Кто, вашу мать? Я обернулся, но никого не увидел. Похоже, одолевают галлюцинации. Это от обезвоживания. Наверно. Через дорогу я уже полз. Идти попросту не мог. И там, на обочине я понял, что умираю. По-настоящему и навсегда. Глаза стали медленно закрываться, и я снова почувствовал тепло знакомых рук. Собачьи ангелы! Да что же это? Это те самые руки, но кто это? Я изо всех разлепил веки и увидел своего первого хозяина. Ну, вот и всё. Теперь можно умирать счастливым.
   Часть вторая.
  Я похоронил пса в палисаднике рядом с домом. Закопал неглубоко. Наспех соорудил из веток крест и вонзил в мёрзлую землю. Покойся с миром, друг мой. Мы больше не увидим тебя раскрепощённого и счастливого. А, ведь, он любил меня. Да-да. Так и ластился, словно к своему родственнику. Нет, ну надо же! Мы, даже, побрились на лысо в один день. Собаке это было необходимо из-за болезни, а мне осточертела залысина. Всего несколько дней и вот он лежит у меня на руках. Тихий. Спокойный. Умиротворённый. Резко развернувшись на каблуках - решил сократить путь - ещё раз подумал о своей собаке, выброшенной пару лет назад матерью за дверь. Интересно, где она сейчас? Я так любил своего Макса. Решил назвать его, как человека. А что? Чем он хуже? Ну, положим, у него четыре ноги, хвост и уши имеются. Шерстью покрыт, и что? Но мыслит - мыслит-то он не как животное...Стоп, о чём это я? Рука судорожно сжала в кармане куртки почти новенькую купюру. Это за хлопоты. Одна престарелая леди очень хотела достойно похоронить своего пса, но у неё совсем не было сил, какая-то болезнь отнимала у неё всю энергию. И она поручила это дело мне. Я взялся за это с неохотой. Если бы не напряг с деньгами, непременно бы отказался. Что - ж...Пальцы правой руки ещё раз прошлись по купюре. На работу мне сегодня не идти - выходной. Значит, можно зайти в бар, выпить кружечку пива. А там и знакомых своих встретить. Глядишь, посоветуют чего дельного. А то уже приходится в две смены на стройке пахать. Сгорел магазин, сгорел, твою мать! Хорошо хоть, продукты смог сохранить, а то бы с голоду издох. Пошёл устраиваться на работу - никто не берёт. Это, наверное, от того, что брови опалил, когда выносил из горящего магазина всё ценное. Что - ж....Пришлось устраиваться работягой. Ух, и загрубели же у меня руки. Спина стала болеть, да и одёжку пришлось сменить на ту, что попроще. Соседи перестали меня узнавать. То важный такой ходил, в костюмчике, и вдруг в засаленной телогрейке стал появляться. Ну, ничего, выкарабкаюсь, как-нибудь, даст Бог. Сейчас доберусь до знакомого прокуренного заведения, закажу в музыкальном автомате весёлую песенку, да выпью чуток. Жизнь непременно наладиться. Но до бара я не дошёл. Не суждено. Хотя, как сказать? Вот, отчего это мне захотелось пойти окольной дорогой, а? Судьба - не судьба, не разберёшь. Ноги сами меня вынесли к проезжей части, пролегающей между пустырём и нашим жилым районом. Вокруг - никого, ветер гуляет в скрюченных под тяжестью снега соснах. Скрипят деревья, вспоминая о лете. Тихо, как будто всё вокруг вымерло. Только машины изредка проносятся по дороге. И вот среди всего этого покоя я увидел собаку. Она была чуть жива и буквально падала от усталости. Неведомое чувство остановило меня. Ноги подкосились. Не выдержали. Я узнал её!
  -Боже! Макс, это ты?
  Сорвавшись с места, я подбежал к истерзанному псу и взял его осторожно не руки. На окровавленной морде промелькнуло подобие человеческой улыбки. Пёс узнал меня, без сомненья. И вдруг он обмяк. Ну, нет. Мы так не договаривались! Я выбежал к перекрёстку и поймал первую попавшуюся машину. Протянул водителю деньги и прохрипел:
  -Жми, друг, жми, говорю!
  А сам баюкал его, как ребёнка, боясь, что он действительно умрёт. Нет, Господи, нет! Ты будешь жить, будешь! Я прижал пса к себе, потом отстранился от него и приложил ухо к груди животного. Дышит, дышит, мой родненький! Эх....
  Шофёр за считанные минуты довёз нас до ветеринарной клиники. Я поблагодарил его за помощь и побежал к открытым на распашку дверям. Внутри толпились люди.
  -В очередь, в очередь, мужчина!
  -Да какой он мужчина? - не выдержал пенсионер с клюшкой, прижимающий к груди полудохлого котёнка. - Посмотри на его бороду! Да он же просто дед!
  -Ну, вам виднее, а насчёт очереди - увольте! Ветеринар! Ветеринар, у меня человек умирает!
  -Человек? - удивился пенсионер, - да это же собака.
  -Да я люблю его больше, чем вас вместе взятых. Он мне дороже любого друга.
  -Ну, на до же, - улыбнулась сморщенная бабуля, пропуская меня вперёд. - Ладно, уж, так и быть...
  В кабинете разговор со мной был короткий. Врач принял из моих рук умирающее животное, записал телефон и попросил зайти через час.
  -Он слишком слаб. Не мешайте мне, если хотите его увидеть живым.
  -Конечно-конечно, как скажите доктор.
  Я вышел из ветеринарной клиники с небывалым облегчением. Врач меня обнадёжил. Ну и повезло же нам. Стоп...Нам? Обычно, говорят, я приехал - не машина меня довезла, а я САМ приехал. И с собаками так же - я пришёл со своим псом. Но почему такое неравенство? Нелюбовь к технике и братьям меньшим? Возможно. Я в задумчивости остановился возле старого советского здания, где очень хорошая женщина проводила занятия литературного кружка. Я там не появлялся, наверное, вечность. Сегодня как раз суббота, а по субботам....
  -Привет!
  Я обернулся на приятный женский голос. Передо мной стояла стройная девушка в короткой шубке и в чёрных меховых сапожках. Её длинные вьющиеся волосы выбивались из-под шапки. Глаза голубые, как у Виктории, с которой я раньше встречался. Я, кстати познакомился с ней на этом литературном кружке. Туда многие приходи для того, чтоб найти себе пару. А эта тогда кто? Смутно я стал припоминать сначала Свету, потом Олю. Наморщив лоб, я облокотился плечом на здание, и тяжело вздохнул. Взгляд опустился на её стройные ноги.
  -Что, не узнал?
  -Не-а...
  -Ну, так заходи. Сегодня очередное занятие. Как обычно три часа творчества под бурную речь Немировской. Она в последнее время стала сдавать, но пока держится молодцом.
  -Да, лучше неё никто не вёл литературные посиделки.
  -Это точно. Так зайдёшь?
  Я застенчиво улыбнулся девушке, но вспомнил вскоре про своего пса. Настроение тут же пропало.
  -Нет, я...
  -Тогда, может, подойдёшь к окончанию занятий? Пройдёмся по городу...
  Тут уж отказать ей было сложно. Я набрал в лёгкие воздуха, чтоб сказать уже заветное "нет", как вдруг к своему удивлению согласился на её предложение.
  -Ну и отлично.
  Она поцеловала меня в щёчку и помахала на прощание рукой. Здорово, что я сегодня не в телогрейке. Откопал своё старое - доброе пальтишко и туфли одел. Утром даже побрился. Может, поэтому произвёл на неё впечатление? Кстати, я так и не вспомнил, кто она. А, какая разница?! Я махнул на всё рукой и пошёл дальше к улице Свердлова. Хотелось ужасно выпить немного пива. С утра поругался с матерью, потом эти похороны, собаку свою нашёл еле живую, встретил симпатичную девушку, а кроме того...Стоп-стоп-стоп, голова уже кружится от всего этого. Тайм-аут. Перерыв, в смысле. Я перешагнул порог местного питейного заведения и заказал две кружки чешского пива. Внутри было уютно, играла приятная музыка в стиле кантри, и народу оказалось немного. Я снял с головы шапку, закатанную на солдатский манер, и повесил пальтишко на вешалку. Вскоре принесли пиво, и я почти залпом опустошил первую кружку. Огляделся. Знакомых, увы, не было. Мои друзья по таким злачным местам не ходили. А вдруг? Сегодня день какой-то не нормальный. Всё обрушалось на меня, как снег на голову. Так что возможно всё.
  У входа звякнули колокольчики. Я перевёл слегка затуманенный взгляд на рослую фигуру Владимира.
  -О, какие люди! - буквально пропел он в мой адрес. - Что, скучаем?
  И откуда он только взялся? Подумав немного, я сошёлся на мысли, что всё в этом мире не случайно. Одетый в солидное пальто, туфли и щегольские брюки он явно смахивал на преуспевающего человека. В общем-то, он занимается продажей и ремонтом компьютеров. Сейчас это, говорят, прибыльное дело. Что ж...Ему видней.
  Он заказал себе немецкого пива и большую тарелку телячьего мяса. Ну и аппетит. Скинув верхнюю одежду, он вальяжно развалился за моим столиком. Взгляд его сканировал моё душевное состояние. Вскоре ему многое стало ясно, кроме, пожалуй, одного:
  -Так, колись, почему не весел?
  "Что, неужели, выложить ему всё, как есть на тарелочке?" Я мрачно взглянул на его вьющиеся чёрные волосы. Гелем он никогда не пользовался. Но волосы всё равно почему-то блестели. Может, какой-то особый шампунь?
  -Э...
  -Не томи.
  И я рассказал ему всё, опустив некоторые детали, а особенно свои мысли. Не хотелось бы погружать товарища в свой тщательно оберегаемый внутренний мир.
  -Я всё понял, - сказал Владимир после окончания монолога. Он отведал принесённого официантом пива и приступил к телятине. Столовыми приборами он пользовался вполне искусно. Эх, а был, ведь, обычным рокером, как и я. Тогда ели руками и не стеснялись. Время меняет людей. Ох, как меняет!
  - Но это ведь не ответ. Тебя ещё, что-то гложет, верно?
  Я отвернулся и посмотрел через стеклянную стену на улицу. Там сновали прохожие. Озадаченные и угрюмые. И откуда у Владимира столько позитива? Он что, разводит его у себя дома, словно саженцы дикорастущего растения?
  Не выдержав, я улыбнулся в ответ. Через несколько секунд, взяв себя в руки, снова стал серьёзным, как перед Великим судом.
  -Я был несколько дней назад у Виктории. Она похорошела. Правда, располнела чуток, но в остальном ничего. Обзавелась детьми, богатым мужем и...
  -Только не говори, что поссорился с ней. Эй!
  Владимир положил мне руку на плечо, слегка тряхнул, и сочувственно заглянул в глаза.
  -Я знаю, друг, как вы с ней ссорились. До драк доходило.
  -Жили, как кошка с собакой.
  -Верно. Так чего тебя понесло снова к ней?
  -Да не знаю. В груди что-то осталось. Что-то, что я должен отдать ей и успокоиться.
  -Это...кольцо?
  -Не-е-ет, это чувства, старик.
  -Стоп-стоп, это ты у нас бородатый, так?
  -Не перебивай, Влад, хорошо?
  -Да, я молчу.
  Друг закурил и задумчиво посмотрел на меня. Небольшие кольца дыма поплыли в сторону соседнего столика, за которым сидела одинокая девушка. Бедняжка, не отрываясь, смотрела в свой сотовый телефон и беспощадно теребила его клавиатуру. Нервничает.
  -Я к ней уже не раз наведываюсь. Хочу просто поговорить, а она выносит мне те побрякушки, что дарил ей когда-то. Тычет ими мне в лицо, будто собаке.
  -А ты?
  -Конечно, они мне не к чему. Мы начинаем ссориться, и она снова убегает в дом.
  -Как на это реагирует её муж?
  -Я старался приходить, когда его нет дома.
  -А потом что?
  -Где-то с год мы не виделись. Я почти забыл о ней, и тут увидел её фотографию в старом альбоме и в груди, как защемило...
  -Сочувствую, друг.
  -Ладно, чего уж там...Короче, я собрался и пошёл снова к ней. Они, представляешь, взяли собаку. Она, правда, спала в своей будке и меня не заметила. Я нализался до чёртиков и только на пороге дома понял, что зря к ней пришёл.
  -И?
  -Вика так и не вышла ко мне. Дети за неё принесли украшения, но я махнул рукой и...В общем, полетели они, на хрен, в снег. А потом вышел её муженёк и люто так на меня посмотрел.
  -А собака?
  -Ноль внимания. Я даже погладил её, представляешь?
  Улыбка медленно стала сползать с моего лица. Я вдруг понял, что это и был мой пёс. Что же получается, это тот самый козёл, который его изувечил? Я инстинктивно сжал кулаки и напрягся. Друг, увидев в моих глазах недобрый огонёк, снова потряс меня за плечо.
  -Эй, ну ты чего?
  -Да так, есть одно дело.
  Я неуверенно поднялся из-за стола.
  -Ты куда? Стой!
  Я обернулся к нему.
  -Это только моё, личное!
  Сняв с вешалки пальто и бросив на стол чаевые, я поспешил одеться. От воспоминаний личной жизни стало тошно. Вика всегда ревновала меня не к женщинам, а к собаке. Говорила, что я её глажу чаще, чем её. "Женщины любят ласку" - поучала она меня, укоризненно вперив взгляд в мою гордо вздымающуюся грудь. Я был её выше, и ей нравились высокие молодые люди. Расстались мы, правда, не из-за собаки. Но это было лишь поводом. В последнее время она охладела ко мне, и мы редко стали видеться. А потом она забеременела.
  -Макс!
  Ребёнка она мне ни показывала. Зато познакомила с будущим мужем и сказала, что они собираются ещё сделать ребёнка. Ну и нрав! То была против детей, то, как из пушки рожает. Бомбит детьми по загнивающему обществу. Я представил барона Мюн Хаузена и улыбнулся.
  -Макс!
  Тогда я стал допытываться - как, мол, она ухитрялась гулять одновременно со мной и с ним. Сначала Вика отнекивалась, а потом, когда отношения их дали трещину и я стал "запасным вариантом", призналась.
  -Макс, блин!
  -А?
  Я мутными от воспоминания глазами уставился на друга.
  -Может, мне пойти с тобой?
  -Не стоит, я же сказал - это личное.
  -Смотри, не устрой драку с её мужем. А то останется она без мужика. Ты же не хочешь стать отцом чужих детей?
  Я замотал головой и поспешно покинул заведение. А сам снова и снова вспоминал свой последний визит к Виктории. Когда я стоял, замерзая у дома, ко мне вышли дети. Её дети. Девочка и мальчик. Ох уж, этот мальчик! Добрые маленькие глазки, носик картошкой и улыбка, которую не спутаешь ни с какой другой. Холодная дрожь пронеслась по телу. Сердце затрепыхалось чаще, пульс подскочил к горлу, и стало трудно дышать. Он, ведь, как две капли воды похож на меня! Она ведь хотела ребёнка. Говорила, что готова родить и растить в гордом одиночестве. Уверяла, что может меня вообще в известность не ставить. И что же получается - этот мальчик от меня? Колени от волнения подкосились, и я присел на лавочке около памятника им. Кирова. Бронзовый мужчина гордо смотрел вперёд. И всё ему было нипочём. В жизни так не бывает. Мне невыносимо захотелось закурить. Очень кстати меня угостили сигаретой ребята неформального вида. Поглядывая на их кожаные кутки, я думал о своём безвозвратно ушедшем детстве. Как давно это было...
  ....-ты любишь её? - спросил патлатый блондин своего бородатого коллегу. Оба курили дешёвые сигареты, и пили вино. Я оглядел их стильные касухи с пентаграммами на рукавах и решил, что они готы.
  -Никак. Ты же знаешь, я люблю жизнь и смерть, а любовь - это, лишь, промежуточное...
  -Неужели, ты вообще никого не любишь?
  -Любви нет. Её придумали сумасшедшие.
  -Ну, конечно! - я грубо прервал их разговор. Встал и, плюнув под ноги, поспешно пошёл прочь. Телефон "очень вовремя" зазвонил.
  -Это ветеринар.
  -Да-да, я слушаю.
  -С вашей собакой всё в порядке.
  -Уфф....
  -Вы можете её забрать через пару часов, а лучше к концу рабочего дня. Мы работаем до восьми.
  -О, вы просто чудо, доктор!
  -Вспомните об этом, когда придёт время расплачиваться.
  -Непременно.
  Он повесил трубку и короткие гудки стали тиранить мою уставшую голову. Как он сказал? Время расплачиваться? Это за грехи, наверное. Я, ведь, многое натворил. Но если честно, любить животных проще и справедливее. Пёс никогда не подставит и не изменит тебе. Преданность - хорошее качество. Раньше помниться мы с ним играли.
  Я разбегался и бросал синий теннисный мячик через футбольное поле. Отпрыгивая от земли, он летел всё дальше и дальше. Исчезая за школой, мячик казался потерянным раз и на всегда. Но тут мой верный Макс, всё это время круживший рядом, бросался вслед за ним. Он летел, казалось, быстрее пули. Перебежав футбольное поле, он перепрыгивал через забор и углублялся в кусты. Через несколько минут Макс появлялся - довольный и расслабленный с мячиком в зубах. Бежал не спеша, демонстрируя класс. Что ж...Я брал из его пасти слюнявую находку и замахивался в сторону стройки.
  Что-то кольнуло в груди. Стройка-стройка....От чего это слово меня так стало пугать? В супермаркеты я в последнее время перестал наведываться и по свалкам уже не гуляю. А ведь раньше любил!
  Мысленно я снова вернулся к своему псу. Порою мне кажется, что я знаю, о чём он думает или что чувствует. Скажете, такого не бывает? Как сказать. Мы столько с ним везде гуляли, ходили в поход, бегали, плавали вместе и даже книжки и те читали перед сном, словно умудрённые опытом профессора. По воскресеньям я угощал Макса пивом, и он радостным лаем благодарил меня за глоток живительной влаги. Хорошо лежать летом в тени любимого дерева и молчать. Смотреть на облака и поглаживать своего пса. Он тоже любит молчать, не гавкает без дела - и мне это очень импонирует. Он напоминает меня - молчаливого и философски подкованного человека. Вместе нам хорошо.
  Иногда семейные неурядицы и проблемы в личной жизни так мешают жить, что я с головой ухожу в работу. Но монотонный труд угнетает. Все эти человеческие радости и свободы приедаются, особенно, когда понимаешь, как устроен мир, как всё взаимосвязано работает. Система - она придумана для того, что бы человек бегал по её лабиринту, как белка в колесе и не задумывался о том, что происходит вокруг и в особенности над тем, что твориться у него в душе. У философов же всё обстоит иначе, и выйти из системы ему проще. Он, как дефектный механизм - вроде бы функционирует, но уже не приносит требуемой пользы. Однако, жизнь устроена так, что непременно приходится сталкиваться с трудностями, порою постоянная борьба за выживание кажется бессмысленной.
  Я вспомнил снова лето и как лежал у бабушки на даче под деревом с Максом. Хорошо быть собакой. Она может уйти, когда хочет и куда хочет, всегда в состоянии найти еду, путешествовать, а если станет скучно, может пообщаться с другими собаками. Им не надо жениться - бес стыда спариваются прямо на улице. И ни каких тебе "Люблю дорогая безумно и трепетно". Не надо ходить в школу, выходить на работу. Свобода - вот что определяет собачью жизнь. Думаю, собакой быть хорошо и в следующей жизни непременно стану собакой. Возможно, даже стану потомком моего Макса.
  Незаметно для себя оказался около массивных железных ворот. Краска на них давно выцвела. Ветер тяжело наваливался на железные листы и те издавали душераздирающий скрежет. Ну и звук - аж, мороз по коже! Я огляделся по сторонам. В округ ни души. Постепенно начинало темнеть, и я вспомнил, что должен к пяти появиться у здания культуры, а к восьми забрать Макса из больнички. Поёжился. Начинало холодать. Ветер всеми силами старался выдуть из-под моего пальто последнее тепло. Это у него получалось не плохо. Проказник ветер! Я толкнул ворота и осторожно зашёл на территорию двора. В большом каменном доме горел свет. Я зачарованно уставился на окна и стал высматривать обитателей дома. Через пол минуты в глубине двора за поленницей заметил слабое движение. Что это? Я осторожно пошёл вперёд, оглядываясь в сторону выхода. Кто знает, что ждёт меня впереди? Возможно, в скором времени придётся отступать. Надеюсь, новых собак они взять не успели.
  Я остановился около грузного тела хозяина дома. Упитанный мужчина лежал в сером пальто на спине и, казалось, высматривает в небе первые звёзды. Сначала мне казалось, что он меня не замечает. Потом, я понял, что ошибался. Он заговорил первым, всё так же глядя неопределённо вверх.
  -Они ушли утром. Собрали монатки и ушли. Смешно поругались - можно сказать, на пустом месте. А виной всему побрякушки...
  Я перевёл взгляд к знакомому сугробу. Присел и стал неторопливо шарить по снегу. Мужчина же продолжал свою исповедь.
  -Конфликт давно назревал, я знал, что вы встречались, и постоянно ревновал её к тебе. Я ведь не мог знать, чем она занимается дома и с кем. Особенно мне не давал покоя Никитка, он ведь так похож на тебя...
  Моя рука на некоторое время замерла. Я пристально уставился на него. У меня не было желания бить ему морду за пса или кричать. Он и без того казался жалким и опустошённым. Виктории постоянно требовалась финансовая помощь, а я отлынивал. Она искала "денежный мешок" - это уж точно. Ну, вот и нашла. Только вот в чём загвостка - все деньги этого "мешка" не спасали, а рушили брак. Вот и ссорятся они из-за денег. А если разобраться - из-за бумажек. И как так сложилось, что бумага стала дороже человеческой жизни и любви? Или, может, как сказали те молодые люди у памятника Кирову любви попросту нет? Я замотал головой, сбрасывая чужие слова и мыли. Без любви человек жить не может. Тут не обязательно нужна любовь к супруге. Подойдет любая другая любовь для спасения. И в раю за любовь могут помиловать. Это чувство - основа основ. Надо до последнего верить в свои убеждения, они составляют внутреннее я. Отказаться от них - значит, предать самого себя. Я снова грустно посмотрел на мужчину. Его осунувшееся лицо выцвело. Губы белые и безжизненные выплёвывали ничего не значащие слова. Поднять бы его, да нельзя. Я пришёл поддержать его словом, но встать он должен сам. У него ведь есть силы, хоть он и пьян. Я конечно его здесь так не оставлю, но обязательно увижу, самолично увижу, как он встаёт. Мужчина, который знает, что он сделал это сам, без чужой помощи, обретает уверенность. Он начинает верить в себя, а вера - это сильная штука.
  -Как я и сказал, конфликт давно назревал. Я весь зарылся в работу. День и ночь спекулировал этими яблоками, помидорами. Чтоб они провалились! Короче, забыл про любимую. И налево стал ходить. Она обо всём узнала. Я же стал кричать на неё, недвусмысленно намекая, что Никита не мой ребёнок.
  -А чей же?
  Я, наконец-то, нашёл в снегу драгоценности и сжал их изо всех сил в руке.
  -Эээ....Понимаешь....
  -Скажи прямо, не маленький. Я встал и стал растирать замерзающие ладони.
  -Она точно не знает, от кого он.
  -Как это?
  -Она спала с нами обоими.
  -Так значит, нужна экспертиза, - с дрожью в голосе сказал я.
  -Ты думаешь, я со своими деньгами не мог её сделать?
  -Не знаю.
  -А я знаю! И она показала, что ребёнок мой!
  У меня сразу от сердца отлегло.
  -Но он всё равно напоминает мне тебя...
  Мужчина всплакнул и серьёзно посмотрел на меня.
  -Не появляйся здесь больше, ладно?
  -Хорошо.
  Я бросил кольцо, ожерелье и золотой браслет ему на грудь.
  -Они валялись всё это время здесь. Я их не брал, хотя они в каком-то смысле мои. Это я подарил их Виктории.
  -Ты?! А я думал, что это её фамильные...
  -Нет, они просто сделаны под старину. Особый заказ.
  -Чёрт! Если бы я знал. Эта Вика - вечно молчит, как рыба.
  -Скорее уж селёдка, - улыбнулся я.
  -Ты намекаешь на её телосложение?
  -Думай, как хочешь, я ухожу.
  Я развернулся и сделал несколько шагов в сторону ворот.
  -И вот ещё что - не потеряй её, она хорошая женщина.
  -Знаю, - тихо сказал мужчина и снова всплакнул. - Я не знаю, даже где она живёт. Она так не хотела, что бы её родители видели нас вместе...
  -У неё бабушка колдунья.
  -Кто?
  -Ты меня не слышал. Кстати, я помню её городской телефон. Я назвал его по памяти и обернулся. - Это на случай, если она отправилась к матери.
  На свидание с девушкой я, увы, опоздал. Может оно и к лучшему. Главное, что забрал Макса из больнички и теперь счастливый, как слон поехал домой. В дороге я поглаживал пса по голове и думал, узнает ли его моя мать. Конечно, можно было бы разыграть истерику и обидеться на неё, что она выкинула его в своё время за дверь. Ведь, в конечном счёте, он от этого чуть не умер. С другой стороны - кто его знает? Возможно, жизнь дала Максу возможность прочувствовать жизнь в полной мере?
  Как бы там ни было, домой я шёл с лёгким чувством тревоги. Напряжение внутри по мере приближения к подъезду нарастало. Чёртовы скупердяи! У нашего дома вечно не горит ни одна лампочка. Местное самоуправление состоит, по-моему, из одних алкашей. И за что мы платим им деньги?
  Я чуть сбавил шаг и крепче прижал собаку к себе. У подъезда стояла Виктория. Я узнал её по норковой шубке, которую ей купил заботливый муж. Во рту пересохло. "Нервы у тебя шалят, дружок, нервы. Главное, не устроить очередную ссору". Потому недолго думая, принял оборонительную позицию и стал ждать. Вика казалась на редкость спокойной.
  -Мне звонил Миша. Это ты дал ему номер?
  Я осторожно кивнул.
  -Хорошо. Мы почти помирились. Завтра собираюсь к нему.
  Ещё один кивок с моей стороны.
  -Ты язык проглотил?!
  Первая вспышка гнева. Времена меняются, а люди...Нет, они притворяются! Делают вид, что изменились. Но, похоже, у неё остались ко мне чувства. Такое волнение, такой взгляд....Луна осветила её стройную фигуру. Глаза Вики блестели от слёз. Ну, надо же!
  -Я знаю о вашем разговоре. Миша мне всё рассказал.
  -Отлично.
  -Нет, не отлично, я подделала результаты анализа.
  -Что?!
  Я чуть не выронил пса из своих рук. Меня всего стало трясти. Макс, почуяв неладное, приподнял морду и, увидев Викторию, негромко пролаял. Так ей, обманщице!
  -Я не лгу! Ты видел Никиту.
  -Видел, но твой Миша...
  -Он знает лишь то, что ему надо знать. Если он всё поймёт, он отвергнет ребёнка. Куда я, по-твоему, дену Никитку?
  -Кстати, где твои дети сейчас?
  -У родителей. Можешь не переживать за них.
  -Хорошо.
  -Ты недослушал!
  Опять кипятиться, нервная всё-таки девка! Хорошо, что я от неё ушёл. Хватит с меня облысевшей головы. Нервные клетки не восстанавливаются.
  -Я подкупила докторов. Денег у нас, ведь, теперь много.
  Я уловил на её лице злорадную улыбку.
  Радуйся милая, радуйся. Как известно - не в деньгах счастье.
  -Значит, Никита - мой?
  -Эээ, нет. Он - да - от тебя, но, увы не твой. Ты, ведь, теперь нищий.
  -Как ты узнала?
  -Не важно. Короче, я просто хотела, что б ты знал и не строил догадки.
  -Да уж, вот только легче мне от этого не стало.
  -Это всё. Я ухожу и не хочу тебя больше видеть. Всё кончено. В ту ночь я спала сразу с обоими....
  Я заскрежетал зубами, но промолчал.
  -Но гены всё равно твои. Хотя, это и неважно. Главное, что у нас всё в порядке.
  -Но Михаил....Он, ведь, пьёт и наверняка распускает руки?
  -Ничего подобного.
  Вика вытерла с глаз, сбежавшую по щеке слезинку и улыбнулась.
  -Это от того, что я ушла от него. Мужикам иногда это полезно.
  -Что именно?
  -Почувствовать любовь к женщине.
  Я усмехнулся.
  -А ты люби своего пса.
  Изрядная доля сарказма в её голосе пробудили во мне вспышки неконтролируемого гнева. Я нахмурился.
  -Порою, мне кажется, что ты нелюдим. Ты любишь больше животных, чем людей. Я тебя не виню. Но знаешь...
  Она усмехнулась и вздёрнула гордо головой.
  -У тебя собачье сердце. Кто-то ведь должен их любить, не всем же справлять на них злость.
  -Это ты верно подметила. Умница!
  -Да ладно тебе. Кстати я тебя....
  -Что?
  -А, ладно, это всё несерьёзно.
  -Что несерьёзно?
  Виктория быстрым шагом пошла в мою сторону, но взгляд у неё был пустой. Она уходила. Сделав небольшое усилие воли, я переборол гнев и сменил его на любопытство. С усилием сделал шаг в её сторону. Схватив Вику за руку, и притянул к себе.
  -Только попробуй меня поцеловать,- прошипела она.
  -Да успокойся ты. Насчёт ребёнка я всё понял, но насчёт тебя - нет. Ты меня - что?
  -Я до сих пор люблю тебя,- сказала она и жадно впилась своим губами в мои. От неожиданности я всё-таки выронил собаку, но Макс успел выставить вперёд лапы и мягко приземлиться на них. Теперь он озадаченно наблюдал за нами снизу вверх. Лаять он перестал, наверняка, строя догадки.
  Для чего они любят друг друга, почему ненавидят и отчего не могут быть вместе? Странные люди, действительно, странные. Мы живём всю жизнь с цепью на шее, верим в свободу и идём к ней бессонными ночами. И кто знает, что выберем мы в итоге - любовь, которая прикуёт нас навечно к себе или бесконечный путь одиночества, называемый гордо свобода?
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"