В дом, где Чиж был полноправным хозяином, принесли большое лохматое чудище. Его друг, пятилетний Пашка, был этому очень рад и даже забыл о существовании Чижа. Это чудище посадили на диван, куда его, Чижа, не пускали. Бывало, как только Чиж хочет туда прыгнуть, понежиться вместе с Пашкой или главным хозяином, ему грозят страшной шуршащей газетой, скрученной в виде палки. Он, конечно, слушается, он ведь умный, терпеть не может этого газетного шуршания и не хочет, чтобы хозяин злился. И Чиж не нарушает запрета, ну, нельзя, так нельзя.
А этого жуткого монстра сразу посадили на диван, и он вылупился на Чижа своими огромными глазищами. Чиж и так лаял и этак, ничего не помогало. Чудище смотрело и не шевелилось, и молчало. Это было странно. Чиж бегал вокруг дивана, лаял и лаял. Но чудище молчало.
Вскоре хозяева и Пашка ушли в гости. Чиж решил, что наступило самое подходящее время, чтобы разделаться с чужаком.
Он всё-таки прыгнул на диван и набросился на врага. Чиж смелый и покажет, кто тут хозяин. Но чудище продолжало молчать и смотреть на него своими огромными чёрными глазами. Оно совсем не шевелилось.
Набравшись смелости, Чиж кинулся на этого монстра и схватил клыками его за лапу. Ничего! Никакой реакции. Да, он же неживой, он как какое-нибудь одеяло или башмак. Те и то пахнут хозяевами, а этот пахнет чем-то незнакомым и невкусным, и совсем, ну, совсем неживым.
Но чудище было очень мягонькое и тёпленькое. Видя, что угрозы от него нет, и, устав от лая и напряжения, с которым он пытался расшевелить чудище, Чиж прилёг рядом. Потом, как-то незаметно для себя, прижался к чудищу и вскоре, согревшись, уснул.
С тех пор Чиж всё время спал на диване, рядом с чудищем, а хозяева этого не знали, ведь, учуяв их издалека, когда они ещё только поднимались по лестнице, он спрыгивал с дивана и подбегал к двери. С лаем, виляя хвостом, встречал он своих любимых хозяев, от которых пахло так хорошо, живым, родным и многообещающим! Сегодня этим многообещающим была курица, лежащая в хозяйской сумке.
Надо сказать, что и Пашка бросался сначала к Чижу, а только потом подходил к своему плющевому мягкому, но не живому, медведю. Это очень радовало Чижа.