Пётр открыл глаза. Высоко над ним плыли причудливые облака, светило утреннее солнце. Он вспомнил, что вчера сильно напился на дне рождения у Славки, двоюродного брата, который живёт на самом краю деревни. Видно, не дошёл до дома, свалился и уснул. Голова гудела. Приподнявшись, он увидел, что ночь провёл на лугу среди ромашек. Куда ни кинь взгляд, везде одни ромашки. "Вот что натворил... Любка, наверное, с ума сходит. Вот дурак, зачем столько выпил? Как теперь с Любкой объясняться?" - подумал Пётр.
Он с тоской посмотрел на ромашки: "Хорошо им, растут себе, никто их не трогает, красивые и свободные! Хорошо быть ромашкой! Вот хоть бы ненадолго стать ромашкой и не надо с Любкой объясняться".
И вдруг он почувствовал, как тело его катастрофически быстро уменьшается в размерах и становится зелёным. С головы свисают белые лепестки, руки становятся тонкими зелёными листиками. Его очень приветливо приняли в стан ромашек, и понял Пётр, что он очень неосмотрительно пожелал стать ромашкой. Забыл, что ему ещё мама говорила: "Когда чего-то сильно пожелаешь, обязательно исполнится".
И ещё он слышал такое: "Бойся своих желаний!"
"Что же я наделал, как же мне жить теперь ромашкой" - Пётр жутко расстроился.
Не успел он ещё в полной мере прочувствовать своё жуткое положение, как рядом оказалась корова. Она паслась здесь, на лугу, жевала травку и цветы. И очень ловко сорвала своими мягкими губами несколько ромашек и стала их жевать. В том числе она сорвала и стала жевать Петра. Ему стало очень неуютно, неприятно и страшно. Потом он попал в какой-то мокрый, скользкий и тёмный коридор и стал падать куда-то вниз. Хоть он кричал, но никто его не слышал, даже корова. Потом начались вообще какие-то аттракционы. Петра бросало из стороны в сторону, другие пережёванные ромашки толкались и пихались. Затем он попал в другой коридор, где медленно, но верно куда-то катился, то плавно, то толчками перемещался куда-то вместе с другими цветами и травой. Пётр задыхался от неприятного запаха и потерял сознание. Вообще, он много раз терял сознание, затем приходил в себя от очередной встряски.
Когда Пётр уже попрощался с жизнью и мысленно послал своей Любочке прощальный поцелуй, его вывалило вместе с другими ромашками в свет, прямо на дорогу. Пётр, осмотревшись, понял, что он теперь в коровьей лепёшке. К вони он уже привык, но было очень тесно и обидно быть частью этой коровьей лепёшки.
Пётр заплакал и вдруг, о, чудо! Он стал на глазах расти, вот он уже вылез из лепёшки и растёт, растёт. Вот он увидел свои руки, ноги. Неужели, неужели, он вернулся в своё прежнее состояние? Неужели он опять человек? Пётр себя пощипал, попрыгал, всё в порядке.
Он бегом припустился домой, к Любаше. Вбежав в дом, он буквально рухнул перед женой на колени и стал биться головой об пол и причитать: "Любушка, золото ты моё, прости, прости, я не гулял нигде. Я в поле ночевал... один... среди ромашек. Прости, Люба!"
Люба на всякий случай взяла скалку и угрожающе надвинулась на Петра: "Заливаешь? Два дня ни слуху, ни духу, я чуть с ума не сошла. Вот заявление в милицию приготовила, чтоб разыскивали тебя, чёрта такого". Подойдя поближе и принюхавшись, она спросила: "А что-то от тебя навозом-то так несёт? Да ты весь в навозе... Ну-ка иди в душ, потом расскажешь, в каком дерьме и с кем ночевал!"
Пётр побежал в душ. Люба тем временем собрала на стол, поставила помидорчики и огурчики со своего огорода, приготовила ему яичницу. Подумала, что мужику видно совсем плохо, может, похмелится и расскажет тогда обо всём, что с ним было, и с кем он провёл два дня. Таким она его никогда ещё не видела.
Когда Пётр вернулся, она показала ему на стол и сказала, уже более спокойно: "Садись, поешь. Уж не знаю, как тебя там кормили... отощал и вообще, на себя не похож. На, похмелись, что ли..."
Но Пётр замахал руками: "Нет, Любушка, нет, больше никогда, нисколько, я тебе расскажу, что я пережил. Я был дерьмом. Ты понимаешь? Дерьмом! Больше не хочу! Это ужасно быть навозом". И он заплакал.
........................................
Вот такая история произошла с Петром в нашей деревне. Надо сказать, что живут они с Любой душа в душу и все в хозяйстве у них ладится, потому, что когда Пётр не пьяный, он всё умеет сделать и починить, руки у него просто золотые.
А пьяным его не видели уже давно, лет пять, пожалуй.