проснись, окно кинематограф, твой сон пугает меня, твои чёрствые люди приходят молчать, они преступают ко мне и стоят; их тревожные мысли растут, словно сабли, словно жестокий камыш у них серые руки, земля в их глазах беспокойно лежит, словно злая старуха пред смертью, она переполнена страхом и бегством
нагая старуха летает над мокрой кроватью и пустынно грозит кулаком своей участи, своим ветхим костям грозит неживая старуха о белой собачке её невесомые мысли о шуршащей конфетной обёртке о разрушенном трамвае ей имя
сон замер и не даёт вырваться, огромное, ужасное ожидание избавления
в общем он обступил - вечер - он навис - и оказался
здравствуй, вечер, путь твой не близок - а час твой недолог
в голову целятся звёзды - и жгут загривок - ни за гривенник
так и богибнешь - боженька, боженька, прости меня! я никудышный не твой сорванец в кедах, я...
и я распространяюсь на эту пустую тему - и... с чего бы начать? - куча событий - а впечатлений?
с ними - хуже
какой сегодня сильный - монументальный! - ветер... его - обходи-и-ить!
ходишь - кругами - думаешь о воде
курганы
гурами в тюбетейке!
хомчик и компания... ххрмсъ чрмсъ шрдам -
а я сегодня охвачен, охвачен, как будто начинается совсем другая история - это там, за повествованием, потому что ветер монументальный и кто-то пробил новые щиты для объявлений, но лифт чистый... эскалатор это несколько секунд резиновый запах наручники пыль... закрываются двери
двери открываются - иди - и я гуляю себе по бездомной привычке - одним неизвестным
женщина - по виду бывшая хиппушка: "а у меня один глаз не видит, такая кутузовщина" - смеётся! - обзавидовался - повернулся и улыбнулся ей
дедушка с мопсом - умопомрачительное зрелище! - гениальный голос - ему бы преподавать в университете какую-нибудь заумную красоту: молодой человек, вам какой этаж? - не знаю, на каком квартира 140? - а, это рядом - приезжаем - дедушка исчезает - и мопс - мопс? - шерстяное плоскомордие - и чёрные глаза - дедушка исчезает, махая ушами мопса - и мопс исчезает - совсем
а я охвачен движением окутан как нет меня! - эй, воробьи! - воробьи! - я смотрю -
квартира 140 совсем исчезает и мелкая рябь проступает во всём жужжание кинопроектора треск разрезаемой кожи сидений где неназываемая река окружает меня
среди пушистых и глянцевых рыбок
эх, как это ни прискорбно в воскресенье у меня всё-таки кончилось время... так долго и преданно не кончавшееся... но... а так как я был очевидно без ног и желания куда бы то ни было идти, то не сдвинулся с места и весь день провалялся на диване, отвернувшись к стенке, иногда читая справочник по физике...
сегодня я видел живого Герца Эдуардовича да к тому же ещё и по фамилии Пин... это был прекрасный статный мужчина с удивительным голосом... голосом, похожим на натопленный деревянный домик, в котором живут счастливые люди...
а на угрешской улице паслись индрики и скромно летали трамваи, я шёл по аллейке, засыпанной длинными строгими перьями, меня сопровождал высокий человек в таком же, как и у меня, пальто. мы шли с ним рядом и разговаривали, я читал ему стихи, а он кормил всяких встречных собак и воробушков. а в воздухе сегодня весь день какая-то водная взвесь, в ней плавали пушистые и глянцевые рыбки, глянцевые были тонкие и скользкие, они кружились вокруг, и я даже чувствовал их прикосновение к губам - от них оставался то ли солоноватый, то ли кисловатый привкус, - а пушистые рыбки возносились вверх холодными сверкающими шариками и пахли мятой... потом мы видели сову на воротах дома. это, правда, было уже на другой улице, там в каждом доме ждали писем... в доме с совой спят собаки и деревья, за долгие годы ставшие единым целым со своим каменным пристанищем... эй, лохматые собаки! - можно крикнуть им... эй, деревья! - и никто не ответит - ну разве, может быть, кто-нибудь лениво махнёт хвостом... охрана в этом доме тоже почти спит - это ворчливые большие дядьки, очень добрые... они здороваются и спрашивают всякого посетителя о цели визита, узнав, что я принёс почту, улыбаются и, восхищённо раздувая щёки, кивают... здесь все радуются письмам... в каждом доме ждут писем - ... не ждите, хочется сказать им, не нарушайте чуда... знаете, на этой улице не действует даже "крибле-крабле-бумс"... я никогда не видел таких грустных улиц... но может, это лишь кажется... мне,.. ведь я только прохожий...
в метро очень тепло... я мгновенно согреваюсь и засыпаю - таких, как я, безутешных путников, уснувших от тепла и растерянности, перевозят в специальных люльках... для этого в метро теперь работает целый штат новых сотрудников... меня выносят под дождь... и я сразу просыпаюсь... вот-вот и я уже ничего не могу припомнить из деталей своего подземного странствия и снова иду,.. вокруг запах слоёных пирожков и мокрой шерсти... а ещё запах ветра с реки... и сам ветер...
я стучусь к вам в ворота с совой... я принёс письмо... в котором всего несколько строчек, но может, они развлекут вас? и вы улыбнётесь?
письмо макарию. дымная лошадь
Здрафствуй, мой непременный и культурный друг.
Я поспешаю написать тебе письмо о том, как я да ты живём на белом свете.
На шпилях сидят птицы, в слепых окнах города ничего не отражается.
Никто не любит тополиный пух.
Никто не любит скрипа дверей подъездов, тёмных лестниц, пустых пластиковых
бутылок,
никто не любит... пустая лодка колыбель... ты знаешь, мой друг
вода прибывает... тяжёлые ветви, цепляясь за донные камни, бредут, как
слепые телята к печальному краю доски
в промежуток, где рельсы - дом - облака - остановка автобуса -
такая наивная навигационная цепочка...
песок... горячий асфальт...
давно ли ты бродил босыми ногами по раскалённому асфальту?
отвык ли ты от электричек, от фрамуг, административных зданий
потёртых перил...
где ступени изогнуты и озеро пыль - интерьер...
вот бы пустить шуршавую газету сухому сварливому ветру, и - смотреть как она...
а ты говоришь про ворону и суп алюминиевой кастрюли,
про садовую улицу, где тень и скелет археоптерикса
где вскрытые трамвайные пути - и ущербная половина улицы...
но...
прекращается день...
а я сплю в теле, может быть, флейты...
и вот сон мне про дымную лошадь...
* * *
и тени превращались в мышь
и в кареглазую ворону и в пепельную розу
и тихо звонили в колокольчик и видели набережную в фонариках
как она расправляет свои мягкие мерцающие крылышки
и бесшумно отрывается от земли
как ветхие руки деревьев
не гордых не мудрых не злых вросших в камни касаются воздуха
и её бархатные башмачки
увитые розовой нитью узором причудливым дивным и золотые шнурочки
вьются и вьются и камни легко завершаются в сфинкса
который укрылся в ладонях и весь беззащитный и мягкий и в складочку
словно ребёночек детский пушистый комочек такой совершенный и ласковый
тёплые гладкие камешки те что мы видели в светлой воде
и моллюски и странная птица медуза
и мы прыгали выше своих взрослых безумных голов и мы были волны
и волны были игривы и бережны к нам
мы видели красный песок и белый песок
и песок колебался и строил свои невысокие дюны
а мы ели дыни и дыни сочились луной и жужжанием пчёл
когда наши дни и дома покрывало великое море
а мы удивлялись как может расти виноград
огромной прозрачной лозой грозящей сорваться и лопнуть
и тени превращались в лебедя и коровку божью и неторопливую
и далеко покачивалась колыбель когда песок вырастил бульвар и скамейки
брусчатку и дождь
и мягкие крылышки мирно сомкнулись
спрятав рисунок спешащий себя сотворить и запомнить
её глазки открылись увидели мир и она улыбнулась детишечка ива