(по мотивам "Марсианских хроник" Р. Бредбэри)
Cast adrift among the stars
Dreaming of the world that gave me birth
All the place I have been
Remind me there is none to match the green living hills of Earth
- Зачем стоило лететь сюда, если ты даже на половину не чувствуешь себя счастливым? Зачем было срываться из дому, чтобы поменять смерть от пули на смерть от тоски? Разве это взаимозаменяемые вещи? Разве может холод родного свинца поменять на тепло чужеземного солнца? Я бы так не смогла.
- Но я не мог просто так сложить руки и ждать, когда за мной придут, свяжут и поведут туда, откуда даже слова не слышны. Как я мог смотреть в глаза аморфного будущего, когда здесь я хоть как-то смогу вылепить то, что может напомнить мне, что жизнь еще есть впереди! Ведь я еще молод!
- Но ведь ты человек морали.
- Мораль никого еще не делала чистым после смерти. Да и мою смерть дома бы моральной не назвали. Скорее всего - типичная смерть среди войны.
Один человек встал с лавки и пошел к выходу Городского Парка. Он сидел здесь уже час и больше не мог выдержать это трепетание его собеседницы. Он еще не мог привыкнуть к тому, что на Марсе его не будут искать, преследовать, заставлять менять имя... переиначивать жизнь. Тут он свободен, как и любой гражданин марсианской колонии. Хотя так тяжело попасть в эту свободу. Нужно заполнить сотню бумаг, пройти сотню тестов, сдать сотню анализов, вспомнить о сотне родственников и только тогда, когда сотня присяжных во главе с Главным Управляющим Колонией скажут "ОК! Пусть парень летит. На Земле он больше не нужен. Войне он больше не поможет". Он, Рэй Фристоун, заслужил это. Он работал на благо Америки десять лет, он вырастил двух детей и оставил их на земле, он убил человека, но это сделал не он. Именно это его и гнало подальше от землян. Там ему не верили. Там его ждала смерть, а тут - разряженный воздух, две луны, люди с желтоватой кожей и приятная улыбка тех, кто не ощутили на себе то, как больно сейчас на их (пусть даже биологической) родине.
Рэй попал на Марс как беженец. Это сейчас модно - бежать с Земли под предлогом "не хочу воевать". На том шаре сейчас пылает огонь, ходить смерть, доживают люди. На нем остаются те, кто верен ее недрам - нефти, деньгам и власти. Все это охватило его (земной шар). Первый удар нанесла его страна, гимн которой он так чтил, так любил; страна, где он был самым защищенным, самым счастливым. Но это счастье не одобряло его правительство. Оно хотело все и всех. Оно не было демократичным, гуманным, миролюбивым. Подобно смерти, она всегда хотело новых жертв, ощущений, новых нитей, чтобы подергать других за гниющие раны. Много веков ему это сходило с рук. Его прощали. Все говорили "что это во славу мира и человечества". Но оно не смогло защитить даже своей столицы. Четверть Америки было под ударом врагов. Под ударом всего остального мира. Под ударом чести, славы и свободы, под ядерной завесой оскорбленных держав, в тени гигантских грибов.
Рэй был причислен к группе повстанцев на территории своей страны за убийство (нет, он этого не делал) ее идейного центра, своего друга профессора Тедди Депрона. Все было не в пользу Рэя. Вечером они сидели вместе и обсуждали проблему войну, ее ход. Это был тихий вечер. Все замерло, предчувствуя резкого броска затаенного зверя. Черная фигура лишь тенью мелькнула за плечами Тедди. Глаза его открылись мгновенной вспышкой и также через мгновение остановились в вечном направлении - вперед, не понимая почему. Это был нож. В спине. Тело рухнуло на кафельный пол, очки слетели с головы и стекла разлетелись калейдоскопом маленьких звезд. Смерти как бы и не было. Рэй даже и не понял, что его друг мертв. Он взял эфес и медленно вытащил его из тела Депрона, оставив на нем отпечатки своих пальцев, свою былую жизнь, имя, родной город... Он вышел из дома покойного, еще не поняв, как сильно он ввяз в эту черную политику, в эту войну, которая лишь сейчас затронула его.
И он прятался.
Он бежал сюда.
Рэй стал перед пустой дорогой, дожидаясь зеленого сигнала на светофоре. Машин не было. Людей тоже. В 6 часа вечера (на Марсе уже темно) на улицах редко кто гулял без дела. Только те, кто был на Марсе еще человеком с Голубой Планеты и не устроился на работу либо строителем, либо на кислородную фабрику. Рэй привез с собой денег. Много денег. Он вложил их в местный банк и жил на проценты. Ему этого хватало с головой. Он позволял себе дорогое вино землян, квартиру в центре города, прогулки с новыми друзьями по ресторанам. Но он не мог позволить себе жить даже на половину того, как он жил на Земле. Здесь все не так и все не те. Все ложно, ново и неизведанно. Ты как будто заново родился со всей своей памятью. Другой воздух, чувства, другие даже улыбки и запахи духов. Нет той курятины, которую он так любил, а есть белковая масса; нет тех женщин, которых он любил, а есть их голограммы; нет его детей, а есть лишь их фотография у теперь разрушенного дома. И он тоже уже не тот. Он доживает, увядает на этой почве, где растут чужие цветы.
Это его осень.
Рэй услышал, что его собеседница подошел к нему со спины и положил на его плече руку.
- Прости. Я не хотела. Ты ведь знаешь, как мне тяжело быть здесь, не зная, что такое жизнь на вашей Земле. Я ведь тут с рождения. А ты явился в мою жизнь из тех краев и говоришь мне как хорошо там, - Щи показала пальцем в небо на маленькую, горящую в небе звезду по имени Земля. - Пойми же меня, я знаю о ней только то, что нам рассказали в школах, университетах на Марсе. Ты ведь сам знаешь, что люди тут говорят о ней плохо. Она красива, я не спорю, она самая яркая ночью, самая взывающая к себе, но там сейчас смерть и сделали ее лишь вы - люди с той планеты. Я не смогу смотреть на вас, новичков, просто, как на марсиан. Вы очень непонятные люди, но я знаю, что это лишь работа нашей планетной идеологии. Ты же видишь, что я ее поломала, полюбив тебя, чужого.
- Я знаю, я все знаю. Чужой... Я им останусь здесь на всю жизнь. Я и тысячи переселенцев последнего этапа. Мы не сможем жить среди вас. Вы не понимаете, что ложно убить - это не значит убить. Вы не знаете, что такое ошибка человека. Все что у вас на уме - это как мы здесь оказались. - Рэй глубоко взглянул в глаза Щи через прищуренные веки. - А я здесь пытался найти свободу от старого меня. Но нашел всю туже тень моего убийства. А что самое плохое - так это то, что освещаешь тот проступок, вытаскиваешь его на свет. Только ты об этом знаешь и не веришь мне.
Они оба замолчали. Перешли широкую тихую проезжую часть улицы и, не прерывая мыслей друг друга, пошли дальше между высокими домами горда Неоланда. Это был чудесный новый город, построен для отдыха, для скрытия того, что кто-то работает на этой планете. В городе нет ни фабрик, ни заводов. Да и вообще на этой планете все так скрыто, что создается иллюзия Эдема. Вот и сейчас этот сад окружал лишь двух людей, медленно шагавших в центр живого-мертвого города. Он смотрел на них тысячью глаз-лепестков из окон каждого дома. Он провожал их словами "Что вы тут делаете?", не понимая, что в чьем-то сердце еще осталась жить романтика. Он смотрел на землянина и на марсианку, не понимая, как они могут сосуществовать, хотя эволюция отделила их лишь на мизерные тридцать-сорок лет. И все же они были вместе.
- Ты на меня обиделся? - спросила Щи. Она взяла его за руку и стала сжимать ее, чтобы он посмотрел в сторону ее.
Но он не чувствовал боли. Он отсутствовал.
Рэй был на палях Гринтауна.
"Ты на меня обиделся?"
Вот сейчас ему уже шестнадцать и он в Гринтауне, стоит на темной дорожке через кленовую аллею домой и впервые ощущает прикосновение губ девушки к его губам. Он замирает. Он дрожит от счастливого холода весеннего вечера. Он знает, как целоваться только из книг и телевиденья, но на самом деле это куда прекраснее. Как это долго и желанно...
Еще секунду - и он влюблен.
"Ну, скажи мне хоть слово!"
Вот ему уже восемнадцать. Вечеринки. Привязанности. Дым. Университет. Семья.
Боль в руке...
...Марс.
- Ах, да, прости. Что ты спросила? Прости, я на минуту отвлекся. Детство... - Рэй переплел своими пальцами ее пять.
- Милый, ты на меня злишься?
Щи обиделась на него. Так бывает всегда, когда он уходит, улетает он нее на миллионы километров. Она не может делить его между собой и своей соперницей... Землей.
- Нет, малыш, нет. Я не умею на тебя обижаться. Ты не создана для этого. Ты ведь и обидеть толком не умеешь. Да это и хорошо. Тут все хорошо, даже как-то чересчур... даже плохо. Не знаю сам...
- А тебя обижали там по-настоящему?
Он усмехнулся. Он так любил ее наивность.
- Да. Там - на родине - все только так и живут. Можно сказать, что жить там - это вечно обижаться на то, что перерождение не избавит тебя от этой тягости.
- Расскажи мне про свою самую главную обиду. На чьем счету она?
- На счету всех землян. Они забрали у меня все: детей, жену, почву и тот воздух, - Рэй глубоко вдохнул, но так и не смог полностью заполнить свои легкие да конца, - который так кружил мне голову.
- Мне жаль тебя.
- Да, но у меня еще есть память и жизнь.
- А это много?
- Это даже больше половины.
- Наверное, ты счастлив, имея все это?
- Да, но с тобой еще счастливей. Особенно с тобой этой ночью. Ты ведь у меня останешься? - Рэй положил свою руку на талию Щи.
- Я всегда буду жить у тебя, если ты не против. - Она повернулась к нему и по-детски улыбнулась.
- Как я могу быть против. Ты - моя Земля на Марсе.
- И я тоже лишь память?
- Нет, ты жизнь.
Вот только утро на Марсе похоже на родное. Та же бодрость, дающееся с возрастом, та же красота первого солнца, первых игр лучей на радужной оболочки. Все такое земное. Только одно настораживает: слух ищет птиц, отчитывающих секунды от начало солнечного похода по поверхности планеты, но находит лишь редкие звонки новых пород еще не распространившихся на деревьях города. Мелочь, но как она меняет в корень ощущение нового дня... и так каждый день на проклятой планете начинается с другой ноты, с дурной вести.
Щи лежала рядом, обняв Рэя. Это была их первая ночь вместе. Она еще спала, но кровь уже старательно промывала ее организм, протирая каждую вену, забегая в каждый уголок, пробуждая каждый нерв. Рэй посмотрел на ее нежное, еще юное лицо (хотя юность осталась в ее памяти как уже пройденный этап), провел взглядов по контуру глаз, обрисовал ее губы, нос, скользнул по шее, ниже, по одеялу. Он попытался встать так, чтобы не разбудить Щи, но она крепко его держала, и первая же попытка резюмировалась ее словами:
- Ты уже не спишь? - спросила Щи, поняв, что ее хотят оставить одну. Она открыла глаза медленно, щурясь от света который прорвал эскизы в глазах, набросанные снами.
Рэй тихо прошелся рукой по ее волосам и отставил мысль о том, чтобы подняться. Он покачал головой в ответ и добавил, что уже с полчаса смотрит на нее.
- Хм, я такая интересная, когда сплю? - усмехнулась она.
Он не ответил, а лишь снова покачал головой, смотря на нее.
- И что самое интересное во мне в такое время?
- То, что ты спишь и не думаешь о том, что все с рассветом начнется заново.
Щи опять закрыла глаза. Может она и вправду не хотела начинать новый день? Но это не было ее прерогативой.
Рэй поцеловал ее закрытые глаза.
- Прекрасная была ночь. Я впервые ощутил жизнь тут во всех аспектах: в любви, чувствах, в утре, в тебе. Этот день даст мне много нового, я это чувствую. Надеюсь, что теперь с каждым днем я буду становиться все больше и больше живым. Как хорошо, что теперь мы будем жить вместе.
Этот день был уже 564 днем Фристоуна на Марсе, и он обещал быть другим. Он будет не такой, может чуть длинней, чуть короче, чуть ярче или тускней, но он пройдет и не станет лишь "плюс один день". Он станет переворотной точкой со знаком "плюс".
- Что ты здесь делаешь? Тебе тут не место! - часто говорила Рэю Щи.
- Я бы улетел, но домой можно добраться лишь душой, а портить вашу безукоризненную планетную статистику суицидам... я еще имею совесть. - Шутил он. Но шутки порой довольно близко подбирались к грани реальности. Тогда он просто тикал из дома и избегал высоты, оружия (на всей планете его очень мало), колющих предметов... всего, что несло смерть. Он ходил вокруг своего дама, зная, что там сидит смерть и ждет его прихода. Он не боялся туда войти, нет, он не хотел делать больно Щи. Она ведь его любит. В ней еще как-то, но жила Земля.
Но этот день он начал не с этого разговора и даже без подобных мыслей. Он начал его с хороших новостей, - прослушав почту от своего земного друга Лео Ауфмана, который приглашал его на беседу в ресторан. Рэй с удовольствием приняв его. Встреча была запланирована на обед.
Этот человек, Лео, был сам из Германии, и это было понятно из его акцента. Он все еще не мог отставить обращение по фамилиям, запрет на жестикуляцию, пунктуальность, - все, что было связанно с его страной. Он один на всем Марсе знал всего Гетте. Это его тут не спасало. Сказать по правде, эта планета не требует от тебя знаний, она хочет видеть тебя как типичного среднего человека, для которого работа приносит средства, чтобы встать на ноги следующим утром. Она замыкает человека цепью от работы до дома и не дает выйти из нее. Пытаются только земляне, да и они скоро не станут помехой. Это люди привезли собой из дому: общество есть работающее и думающее. Первое спокойно спит, а второе не может спать, ибо, только закрыв глаза, оно видит не сон, а ответы на вопросы. Оно видит ответ в темноте, пустоте, тишине, когда мозг сам рисует ему послания на закрытых веках. Лео видел их очень часто. Его сон был следствием долгого переутомления организма мыслями. Он тонул в своем же сознании и, когда ему удавалось вылезти, он засыпал.
Рэю был по духу этот человек. Они были разные (хотя бы то, что один ариец, а другой американец), но они еще слышали птиц в уголках памяти и видели Солнце ближе остальных... у них была единая память, ценности, карта и луна.
- Это опять от твоего друга шизофреника? - спросила Щи, обняв его со спины. Она называла его так за его быструю речь, глубокие и не понятные здешним людям мысли и за его вид (особенно за его шапочку "художника" и старое пальто, - раритетные вещи).
- Да. У него есть что-то новое. Наверное, это новая книга. Но где он мог ее найти?
- Там же где и ты их берешь. У старьевщиков и новых беженцев. Тут больше книг нет. Только стерео - листы. Почему ты их так не любишь...
- Все по тому же. Как можно это читать. Нет ни шороха страниц, ни запаха, ни краски... как рекламный щит - красочный и бесполезный.
- Какой ты ворчун. Если бы книги были в моде, их бы читали все. Но ты ведь видешь результат. Это лишь единицы.
- А я люблю быть в меньшинстве. - Рэй прокрутился в ее руках и очутился к ней лицом, - особенно одним из миллионов.
- По этому и я люблю тебя одного из всех. - Щи поцеловала его в шею (туда она только и могла достать; он быль выше ее на голову).
- Честно? - спросил Рэй.
- Да.
- Сильно?
- Очень.
Он жестко разорвал кольцо из ее рук и пошел прочь. Щи не могла понять, что с ним, но подозревала что это опять его память. Она нагнала его в зале, сидящего в кресле и смотревшего на глобус Марса. Даже не зная его можно было сказать, что сейчас этот глобус он видит в морях и океанах, материках и ледяных шапках. И он четко различает среди суши Америку, штат Иллинойс, Гринтаун. Среди миллиардов он следит за одним человеком, который живет в этом мире, на этом глобусе, за своей женой, хотя она уже не ходит по ней десять лет. Она сейчас живет в тоннелях его вен, в серой земле его мозга, в нейронах его новой любви.
Щи шепнула ему на ухо, касаясь губами мочки, - А ты меня любишь?
Рэй молчал с полминуты.
- Да. - Сказал он и понял, что только сейчас он стал любить ее.
- Как и я тебя?
- ...но только по-земному.
- Значит очень.
Через час Рэй уже сидел за столиком с Лео. Тот как всегда был возбужден и говорил много, быстро и среди отдельных фраз можно было уловить нить сильно растянутой мысли. За чашкой зеленого чая Лео поведал Рэю, что на днях его новый сосед по этажу объявил его (стопроцентного землянина) простым жителем этой гнусной планеты. Это повергло его в ярость. Самые чуткие его струны были наголо задеты рукой человека даже и не знающего, насколько его музыка неординарна, едина и нова для всех, кто по каре Божьей живет здесь. Одним словом все человеческое в нем было перечеркнуто по диагонали, ибо было признано в ряд бездушных отпрысков землян, его отпрысков.
- Он, этот желтокожий тип, посмел представить меня на одной ступени развития со всей своей шайкой экс-людишек, забывшие грудью какой земли они были вскормлены! Мы - последние, кто имел честь лицезреть Луну, кто еще знает кто такой Гессе, Кант и Гетте. Мы - живая история для детей Марса, которые не хотят расти в тени своих родителей - новаторов новой жизни! И как только можно путать нас, кто по всем параметрам ВЫШЕ любого artificial intelligent, кто является миссией для этого заблудившегося народа, сравнивать с себе подобными. Да они в душу смотреть не умеют. Марсиане не знают букв лица, музыки сердца, указания глаз. Они знаю лишь то, что написано в их нео-лже-Библии - в "Инструкции по акклиматизации в условиях пониженного содержания кислорода". Как можно жить с этим? Люди у нас на родине вешались бы оттого, что они пришли к жизни лишь с инструкцией, а не с личными наблюдениями и знаниями, вытянутых из сотни книг, - Лео вытер салфеткой пот на лбу, выпел чаю, вздохнул и продолжил, - Знаешь, Фристоун, я всю жизнь прожил под одним знаменем неординарности. Я считал за врагов людей (да-да, ЛЮДЕЙ), которые убивали в себе хоть что-то не от социума, не от мира сего, которые жалко ставили свои задницы под общество, под гос. стандарт. Конечно, им было хорошо - они были среди своей безликой массы, которая переливалась как амеба и поедала новые жертвы. Я ненавидел тех, кто мыслями рубил под корень эго своих собратьев, видя, что они на голову выше их только потому, что те не потеряли свою в гонке за секс, жратву, пьянку и разврат. Здесь нет всех этих мерзостей, они вымрут вместе с Землей, но иная форма придет им на смену. Безразличие. Полная апатия ко всему, что имеет даже детскую сложность. Тут все сдвинутся на том, что любая работа делается за них, будь-то электроникой или работниками сферы услуг. Через время главный человеческий орган станет не голова, а руки. За дела физические будут давать Нобелевскую премию. Мозг продадут, как в наши с тобой времена продавали почки. Существа, как носители ядра мышления и самосохранения своей особенности уйдут с этого мира вместе с нами. Я не могу больше жить с этим. Я еду домой.
- Так ты летишь обратно? - Рэй впервые за минут двадцать вставил свои слова в монолог Ауфмана. Тот придвинулся к нему поближе, глотнул уже холодный чай и глядя в глаза Рэя тихо сказал:
- Да. Я буду первым, кто отсюда сбежал.
- Но как?
- Я уже знаю как. Я уже давно решился.
Это было невозможно. Бежать обратно на Землю, где осталось лишь то, что не накрыли бомбы. Связь поддерживалась лишь ночью, когда небо черное и видно эту маленькую звезду. Но ведь мыслями не улетишь. А на корабле? Межпланетном? Но где они. Каждый корабль - либо раритет, который не летает, либо военная тайна планеты, где нет войн.
Лео все пояснил.
- Помнишь Яна, который прилетел еще пять лет тому назад?
- А как же. Этот чокнутый русский, который еще был и пилотом? А какой от него толк? Как пилот он был бестолковым.
- Он сейчас работает на станции по запуску ракет. Понял к чему я? Он тоже домой хочет...
- Я бы не доверился русским, - сказал Рэй.
- Зря. Он чище нас. Русские никого не взрывали. Они и в войну не ввязывались.
- Может все вместе они и мирные, но по отдельности каждый бы перерезал американцам глотки за тот мир, который мы разрушили.
- Ян не станет этого делать. Коль он хочет, как и я умереть на Земле, то зачем ему это делать? Мы сейчас одной национальности - земляне. У нас одна родина, один цвет кожи и мечты. Зачем торопить то, что случится завтра? Русские - умные, они это понимают. Да и не те времена. Они тоже виноваты, что не убили вас, а дали завязать этот кошмар. Мне-то его боятся тем более не надо. Германия ведь тоже была атакована вашей страной, а не моей. Но ведь у меня и мысли отомстить тебе за это.
- Может ты и прав.
Ауфман замолчал. Он думал с минуту, а потом сказал:
- Ты с нами?
- Нет.
- Ты здесь счастлив или ты все же боишься русских? - сказал Лео с сарказмом.
- Да, счастлив.
- Счастлив?!
- Я это понял сегодня утром. Там я не найду ничего для себя. Там уже ничего нет. Ни дома, ни жены, ни детей. А тут это все может возродиться заново.
- Но ведь ты видишь ее по ночам, ты жаждешь ее, вспоминаешь каждый миг. Как ты можешь это сделать? Как ты можешь остаться здесь?
- У меня есть Щи.
- И что? Та ли это любовь, которую можно дать землянке?
- Я не желаю делить людей на две планеты. Мы все равны и в чем-то похожи. Они не виноваты, что именно это их последний пункт жизни. Это мы все сделали, и мы у них в долгу.
- За что? За то, что они не знаю кто такой Бетховен?
- За то, что они не будут идти по нашим стопам. Лео, пойми, у нас есть шанс направить этих затерявшихся людей в нормальное, гуманное русло. Тут не будет войн, не будет террора и насилия. Земля забудется через сотни лет и будет лишь Атлантидой для местных. А тут будет рай, который мы не смогли построить. А я не хочу в ад, хотя он так манит меня. Я не виноват, что влюблен в то, что создал человек за тысячи лет, но я не виноват, что я ненавижу человека, за то, что это он все уничтожил. Я буду здесь. Я тут нужен, чтобы сделать счастливыми этих чертовых марсиан. А если не всех, то хотя сделать счастливой Щи. Ведь любовь - весомый аргумент, не правда ли?
Лео отсел подальше. Он почувствовал тот холод, который извергал Рэй. Но что он мог поделать с ним? Корни растут даже в камене.
- Ты просто научишь их быть такими же, как и ты. Им не избежать нашей судьбы. Все замкнуто. Если хочешь им добра, очисть эту планету от каждого землянина, иначе они все равно покажут всем что такое ложь, зависть, страх. Они рано или поздно тоже покинут Марс, нагадив на нем так, что будут тонуть в своем дерьме. Это гены. Это рок!
- Я научу их плавать в дерьме и бороться с судьбой.
- Тогда ты просто покажешь их сопротивляться, бороться, воевать...
Лео встал со стола, взял шляпу со стула, приставленного к ним, и стал уже уходить, но обернулся и сказал Рэю уже не тем дружеским и быстрым тоном, который был до отказа, полученного им в ответ на подарок, который есть только в разовом использовании во всей галактике.
- Может быть ты, Рэй, уже понял, что тут мы все сгнием от скуки. А мне легче пулю в лоб. Пулю из настоящего свинца, из недр Земли. Мне ваш медленный яд совершенного мира с гнильцой не нужен. Он сладок, но запах крови больше похож на сахар, нежели сам сахар на этой планете. - Он направился к выходу и уже у двери добавил, - сегодня в девять вечера небо отпустит меня умереть человеком. Если в тебе еще есть что-либо, что не страшит тебя от того поступка, который ты совершил в Америке, ты вернешься, чтобы заплатить земным цветам своею плотью, то приходи ко мне. Ты знаешь где Ян. Я буду ждать, но не больше часа. Прощай или до встречи.
Рэй проводил его кивком. В ресторане стало тихо после ухода Лео, никто больше не пытался кричать об этой плохой жизни. Всем она нравилась.
Всем ли?
Он еще посидел с полчаса. Выпил еще чаю. Его все никак не покидала мысль о том, что он упустил шанс слинять отсюда. Может быть, он правильно сделал, что отказался? Может уже пара начать новую жизнь? Сейчас он встанет, пойдет домой, выпьет чего-нибудь покрепче (если еще есть запасы, привезенные из дома), дождется Щи, а когда она придет, он взглянет на нее и поймет, что не зря он остался.
Домой он пошел по самой людной улице. Фристоун пытался понять, что держит его здесь, ведь вчера он ненавидел это место, а сегодня уже что-то в нем перевернулось. Все стало как-то ближе к сердцу, роднее. Он посмотрел на высокие блоки домов - они ему были милы своей наивностью, простотой архитектуры, его обитателями, которые живут ради процветания всего Марса, а не одной страны. Все как большой сложный организм с множеством примитивных функций. Все просто и понятно, все по правилам и никто даже и не думает их нарушать. Все как будто замерло и ждет чего-то, но не от марсиан, а от непредсказуемых факторов - от землян или от природы.
Навстречу Рэю шла молодая пара, которая явно родилась тут. Молодой человек держал свою спутницу за руку, и они весело прогуливались в сторону Центра. С их лиц не сходили улыбки. Они были похоже и на голубей, и на влюбленных, и на каждого марсианина. Они летели, не зная, что за юностью идет увядание, тут об этом не говорят (может быть потому, что этого просто не замечают) . В этом идеальном месте человек не меняется с годами. Он только растет в длину, но не набирается особого ума или стремления познать большего, он просто существует, ставит на работе свое имя, фамилию, номер поселенца и дату записи. Это и вся история о каждом обитателе. Да это к лучшему, тогда смерть будет лишь прекращением записей, а не яркой вспышкой в памяти, напоминающей обо всем, что сделал усопший за свою жизнь. Нет слез. Нет печали. Есть только имя. Есть только номер, и есть горизонтальная линия через него - умер. Они об этом не догадываются, ну и слава Богу. Пусть они не ломают себе головы о стены страха. Пусть они идут дальше и проходят этой дорогой еще тысячи раз, пока их список не прекратится. Проходя возле Рэя, они замолчали и посмотрели на него с той же улыбкой, поздоровались. Они приняли его без сарказма, иронии. Они приняли его, каким он есть. Может, он уже так похож на всех местных? Но он еще носил разум и одежду, привезенную с собой из дому.
Дома еще было пусто. Щи в это время сидела у родителей, а лишь потом они разрешали ей идти. Странно, но они испытывали к Рэю доверие, отдавая ему свою единственную дочь в руки человека чужого для них, причем сделали это за несколько месяцев и навсегда. Подобное доверие строилось на том, что Марс не имел никакой негативной примеси в обществе. Они не боялись, что Рэй с ней что-то сделает, ведь они были тоже переселенцами и жили тут уже двадцать пять лет, они еще разбирались, кто есть хороший, а кто плохой по земным меркам. Вот Рэй и был хорошим. Он часто бывал у них дома и уже успел стать членом этой семьи Нилманов хотя бы на моральном уровне. Миссис Нилман на Земле работала психологом в Колумбийском университете, и это о многом говорило, если она принимала кого-либо также тепло, как и Фристоуна. Она была спокойна, как и ее дочь (хотя по порядку вещей следует сказать наоборот - Щи похожа на свою мать), еще красива и жива, что явно выделяло ее среди марсианских дам. Мистер Нилман до переселения состоял в наемной армии США и дослужился до капитана, когда его перебросили сюда на поддержание мира на этой и без того мирной земле. Он не застал войну, и знает ее лишь из радиопередач и рассказов новичков. Мистер Нилман заключил, что все-таки войну начала не Америка, а Восток. Это объясняло его патриотизм - ведь каждая ворона свое гнездо хвалит. Сейчас он не работал, но получал довольно приличный регресс за то, что его оторвали от дома навсегда. Национализм - тяжелая травма. И это была законная плата, ведь он тоже (как и Лео Ауфман) был готов умереть на Земле, но только за интерес своей страны. Он ведь только благодаря этому познакомился со своей женой миссис Нилман. Он шел впереди вновь прибывших на Марс людей с большим флагом Америки и пел песню “Freedom” Макки (Маккартни). Он был самым активным из всей делегации, а миссис Нилман была самой активной руководительницей движения "Девушки Галактики". Не мудрено, что они встретились. Пусть даже они были оппонентами по движению, но идея создать идеальное место на этой планеты была в сердцах обоих. Через месяц пребывания мистера Нилмана на Марсе они поженились. Самое интересное то, что они были ровно сотой парой, получившей брачные узы под "Комитетом Колоний Земли", который в то время был единственным органом власти на планете. После них все сбились со счета, а молодые выходили с церкви каждый день, неся в руках первые вспышки любви на молодой планете - новорожденных.
Эта семья была пилигримами Марса.
До прихода Щи оставалось около часа. Рэй сидел в кресле со стаканом белого вина в руке. Он медленно глотал вино, держал его во рту, отправлял его медленно стекать по горлу, чувствовал его всем телом и наслаждался этим вкусам, как первой любовью. Глоток за глотком делали его все ближе к мысли о побеге. Рэй пытался заставить себя понять, что его семьи уже нет, что будущее его жизни там, дома, может ограничиться лишь входом в атмосферу, а после... кто знает, что там сейчас? Земля светится, но толи от жизни, толи от пожаров, толи от крика о помощи. Рэй не хотел ошибаться. Почему-то сейчас, в этом его доме он чувствовал себя в тепле, в заботе. Тот холод, который тряс его вчера уже ушел за одну ночь рядом в Щи, ушел со стаканом вина, с разговором с Лео. Может сейчас, по приходу Щи он поймет, что все его мысли об это планете были лишь обманом, лишь остатком привязанности к Земле. Но этого не может быть. Не может быть. Он ведь все еще любит ее поля, воздух. Или он больше любит ту девушку, которая ведет его по этой новой жизни? Так, может, стоит пойти с ней, а не испытывать судьбу в полете на миллионы километров в Утопию? Есть ли она?
Страшно...
Холодно...
Возвращается холод?
Нет, Рэй должен остаться. Он должен стать пророком для этих людей. Он должен стать мужем, отцом. Он должен попытаться сделать все, что он может. Если ему это не удастся - попробует улететь обратно через этих русских. Все равно самоубийство, зато не тут, а где-то в космосе.
Дверь открылась. В комнату вошла Щи. Первым делом в ее глаза бросился стакан в руках у Рэя.
- Милый, ты опять пьешь? - она подбежала к Рэю и выхватила из его рук стакан. Он был уже пуст. Она поднесла стакан к носу и попыталась понять, что в нем было. Но она не могла отличать запахи крепких напитков, которые он привез с собой. Она как-то раз пробовала его красное вино, но оно ей не понравилось. Она сказала, что даже вода вкуснее этой гадости.
Щи сморщилась (от запаха вина?!) и спросила его, что это за гадость. В ответ Рэй поднял вверх бутылку так, чтобы Щи смогла прочесть этикетку. "Вино из одуванчиков".
- Это опять все из-за этого Лео. Ох, попадись он мне! О чем вы с ним болтали на этот раз? Все о своей любимой?
- Нет, что ты. Хотя да. Было чуть-чуть. Мы и о тебе говорили, - он сказал это только чтобы увести разговор в более подходящее русло.
- Обо мне? И в каком ключе? Хорошо же он меня хвалил, коль ты открыл эту бутылку. - Щи села в кресло напротив Фристоуна. - Милый, не верь всему, что говорит этот чудак. Он просто завидует нам. Он ведь один на Марсе, а нас двое. Ну? Неужели ты будешь огорчаться из-за того, что все хорошо? Ты ведь сам признался мне сегодня ночью, что больше тебя не тревожит мысль о непринадлежности к нам. Ты же сказал, что только из-за меня ты готов остаться и принять все. Говорил?
Говорил?
Рэй еще раз постарался все взвесить, пересчитать, понять. Сейчас он должен либо сказать да и умереть на Марсе, либо сказать нет и променять тепло этой девушки на голубой холод Земли. Рэй уже принял решение. Он долго не колебался.
- Да, малыш, я говорил. Это была правда. Сегодняшняя ночь была самой лучшей за мое пребывание тут. Не переживай, со мной все хорошо. Просто ломка по старому. Ты понимаешь? Конечно, понимаешь, ведь ты меня любишь. И я тебя... Вот видишь... Зачем мне что-то еще, если я уже нашел все. Нашел тебя. Иди ко мне.
Щи привстала. Подошла к его креслу. Оперлась о ручки и нагнулась на вытянутых руках к губам Рэя. Они поцеловались. Еще раз. И еще. И в зале. И в спальне. Они вспомнили все, что было между ними. Они повторили все, что делали, ощутили все, что могли. Они вместе, рука в руке, прошли по всей палитре радостей, пересекли все рубежи, перелетели все высоты, будучи окрыленными любовью. Даже гравитация не могла их достать. Они летели каждой по своей дороге, но рядом. Они были максимально близки во всех понятиях близости. Рэй смотрел на Щи и не мог понять любил ли он вообще раньше; она смотрела на него и не могла понять жила ли она раньше. Каждый открыл в себе по одной истине, по одной тайне и по одной большой любви. Каждый обнял свою любовь и надолго поклялся не отпускать ее. Даже когда пришла усталость, они не разжали руки. Они просто закрыли глаза и заснули.
Рэй проснулся без десяти девять. Вечер. Прекрасный вечер. Он понял, что Щи изменила его родину, и что теперь он живет (уже в полном понимании этого слова) тут, на Марсе. Он живет ради нее и этого достаточно, чтобы спокойно умереть.
Через десять минут Гарри должен был лететь. Боже, что он делает? Даже его пожилой возраст не объяснял его рвение умереть. Может он чего-то не понимает? Может ему следует объяснить, что такое счастье? А вдруг только Рэй может это сделать? Тогда почему он еще здесь? Он должен срочно мчаться на стартовую площадку и объяснить ему все. Он должен спасти его от смерти.
Рэй поднялся с постели, не разбудив Щи, быстро оделся и направился к Лео на своей машине. По дороге он закурил сигару. Он курил ее ровно от дома до площадки и как только вышел из машины бросил ее в урну.
Площадка была в пятнадцати минутах от города. Ракета еще была на месте. Кажется, он успел. Рэй побежал к главному корпусу. Он бежал и смотрел на нос ракеты, нацеленной прямо в небо, на Землю. Казалось, что это стрела, которая вот-вот должна выстрелить и ранить Лео. Вот тетива уже натянута, но выстрел ждет команды, уже не ведая как можно избежать этой трагедии. Все готово убивать, рвать, ломать...
Дорога к корпусу была выложена старыми автодорожными плитами. Вся площадка со всеми постройками была огорожена высокими бетонными стенами. Решетки на окнах напоминали о том, что когда-то штат по запуску опасался бунта местных жителей, требовавших вернуть их домой для помощи нации в войне. Архитектура предвоенного человека была на лицо - все в строгих стилях милитаризма.
Дверь в корпус была открыта. Рэй вошел. Прислушался. Вокруг было тихо и темно. Весь персонал уже пошел по домам или возился на площадке. Он стал пробираться к выходу на площадку по памяти - ведь совсем недавно он впервые вступил здесь на землю Марса. Нужно было пройти по первому этажу через длинный коридор, потом открыть дверь и...
Рэй отрыл дверь выхода на старт. Яркий свет ударил в его глаза. Он поднес ко лбу руку козырьком. Неужели это уже пуск? Лео так и улетит, не узнав, что жизнь здесь хороша?
Свет чуть утих. Прожектор отвели в сторону от корпуса. Рэй увидел, как яркая струя света ходила по кругу и исходила от недавно приземлившегося корабля. Это был совершенно новый корабль, такой еще не летали на Марс. Неужели новая группа людей прибыла на Марс? Какое счастье! Значит, Земля еще существует! Можно будет узнать последние новости о войне, о жизни, да обо всем, что крутится вместе с Землей. Рэй пошел к свету, где ужа стояли силуэтов двенадцать. Среди них он узнал и Лео, и Яна. Ах, как он хотел увидеть новых людей, пожать им руки. Он подошел к этой группе. Нет, он побежал к ней, как будто все, кто стоял там, были его родственниками.
Он подбежал к человеку, который стоял рядом с Лео.
- Вы тоже землянин? - хмуро спросил у Рэя человек в костюме пилота. По погонам было видно, что он военный летчик, капитан. Что-то насторожило Рэя. Холодно как-то он приветствует его. Все остальные тоже были в военной форме, они смотрели по сторонам, часто дышали разряженным воздухом и пялились на луны с детским, но сдержанным удивлением.
- Да. - Неуверенно сказал он.
- А как вас зовут? - В голосе капитана была настороженность.
Лео, стоящий рядом с Рэем одернул его о край куртки и перебил его, сказав:
- Это тот Лари Ваинер, о котором я вам говорил только что, капитан. Они прилетел со мной. - Лео посмотрел на Рэю, и тот понял, что лучше ему быть этим Лари Ваинером. В глазах Лео была тревога.
- Здравствуйте, Лари. - Вежливо сказал капитан с Земли и протянул ему руку. - Я только что про вас слышал от мистера Ауфмана. Рад с вами познакомиться.
Лео быстро пожал его руку, и сделал все, чтобы не подать ему знак о непонимании ситуации.
- Как Земля? Я не слышал о ней уже долгое время. - Спросил Рэй, пытаясь увести разговор от странной формальности.
- Прекрасно. Сразу после вашего отлета война пошла на нет. Мы победили. Разбили всех. Как будто с вами улетел сам дьявол. - Капитан засмеялся. - Кстати, вы не знаете, где мы можем найти этого дьявола? Мы ищем переселенца. Он прилетел с вами. - Капитан достал из своей сумки фотографию. На ней Рэй увидел человека, черты которого ему были знакомы. Фото было потерто и плохое зрение Фристоуна не могло четко увидеть его. Только он хотел поднести фото ближе к лицу, как Лео схватил его руку и остановил ее.
- Тат твам аси. - Тихо сказал он.
- Что? - Лео медленно поверну голову в сторону Гарри. - Прости, что ты сказал? Кто это?
- Тат твам аси - По буквам произнес Гарри. - Это тот человек, который носил пистолет под курткой. Помнишь?, - Лео дал понять ему, что это был какой-то абстрактный человек, личность которого лучше сохранить реальной, чтобы ввести в заблуждение капитана.
- Ах, да...
- Будь добр, пойди, принеси мне книгу, что лежит у пульта управления. Герман Гессе, маленькая такая. Хорошо? Я ее чуть не забыл... - Лео легко толкнул Рэя в сторону корпуса, и он последовал толчку.
- Что вы ему сказали? - спросил капитан.
- Я сказал ему "это тот, мертвый" на местном диалекте. Этот малый так привязан к Марсу... Он с нами не полетит. У него тут, - Лео подмигнул капитану глазом, - любовь. - Оба засмеялись, Лео лишь подыгрывал смех. - Так вот о том дьяволе, которого вы ищете. Он умер. Хворь какая-то. Его тело сожгли, чтобы не распространять эту заразу по всей планете. Наверное, из-за наркотиков. Еще в корабле он употреблял их. Слава Богу, что остальные не заразились. Мерзкий тип. - Лео сморщил лицо.
Капитан выдержал паузу. Он достал из кармана куртки пачку жвачек и взял одну пластинку.
- Черт, не приятно возвращаться на Землю без него. Там бы его ждала смерть от рук Америки. Он бы заживо горел. - Капитан помолчал. - А как я могу удостовериться в ваших словах? - Капитан посмотрел на Лео с меньшем доверием, чем раньше.
Гарри достал чей-то паспорт из кармана и показал капитану.
- Здесь такой закон, что без паспорта - никуда. Я его ношу на случай, если кто-то за ним прилетит. Пусть Америка сожжет это. Больше его нет, а паспорт - единственная вещь, которую он имел с собой, и которую не сожгли с ним. - Мурашки прошли его спине. Он пытался врать с чувствами.
- А хворь тут есть? - насторожился капитан.
- Нет. Бумаги она не любит, как и всякую иную бюрократию.
Оба снова засмеялись.
Паспорт пробыл в руках капитана с минуту. Тот долго смотрел в него, читал каждую строчку. Потом оторвал глаза. Посмотрел вокруг и спросил:
- У вас тут всегда так холодно вечером, мистер Ауфман? - Он съежил голову в ворот куртки.
- Да, вечером температура падает. Вы сколько еще планируете простоять? Может чаю?
- Нет, спасибо. Нам скоро надо быть дома. Мы полетим через четверть час. Вас много человек летит?
- Я и еще один. А что с Германией? - этот вопрос очень волновал Лео, но спросить его он боялся.
- Поживете у нас. От Германии осталась лишь граница. Четыре ядерных удара. Бац! Бац! Они долго сопротивлялись. - Капитан сказал это с патриотической гордостью американца, отбивая каждый взрыв ударом в ладони. Он не знал (а скорее всего не обращал внимания), что говорит о родине собеседника. Лео ожидал этого ответа. Он был настроен на него, поэтому шок был притуплен ожиданием. Он подавил в себе гнев, оставив его на потом.
- Ясно. Хорошо, поживу в Америке. - С грустью сказал Лео. - Можно я перед полетом напишу пару строк друзьям на Марсе?
- Конечно. На это время у нас есть.
- Так может, взглянете на город?
- Еще успею. Это единственный сейчас корабль на Земле для связи с это планетой. Я еще похожу по всем городам здесь. Я ведь его пилот. Но этот рейс крайне важен. Америка должна отомстить всем своим врагам. Этот, которого сожгли, - мелочь, но для народа приятно. Народ требует крови виновников повстанцев-предателей. Да еще надо было проверить корабль. Он ведь уникален. Если его не станет, ближайший прилетит на Марс лет через пятьдесят. Мы не должны рисковать. Заправимся - и летим прочь. Я подожду вас здесь.
Лео подошел к Яну, который все это время говорил с остальной группой землян. Он подозвал его к себе. Ян был тоже как-то испуган.
- Мистер Ауфман, вы знаете, за кем они прилетели?
- Да, Ян, знаю. Надеюсь, ты держал язык за зубами?
- Конечно, но за что его разыскивают?! Я ничего не могу понять.
- За случайность. Это сейчас в моде - "просто так". Ты главное скажи, что его уже нет. Хорошо?
- Я уже так и сделал. Вы знаете, что они всю Европу разрушили? И Россию! Я просто так этого не оставлю...
- Мы что-нибудь придумаем. Мне тоже некуда лететь. Мой дом тоже ушел под землю. Что-нибудь придумаем...
Лео взял у Яна бумагу и ручку. Он сел у крыла корабля и начал писать. Минут за пять он написал письмо, свернул его в четыре раза, подписал и положил в карман.
Пришел Рэй. Он был очень растерян. В руке у него была книжка.
- Вот, что ты просил, только не на пульте, а комнате для отдыха. - Рэй передал Ауфману книгу с дрожью в руках. - Что здесь происходят? Кого они ищут?
- Послушай. Я сейчас улетаю с ними. Ты остаешься здесь. Я понял, что здесь ты будешь счастлив, а на Земле тебе делать нечего. Там все плохо, несмотря на то, что уже нет войны. Прости за мой грубый тон сегодня в ресторане, но я не мог понять, почему ты не хочешь лететь со мной. Сейчас я все понял. Я просто не пущу тебя на Землю во имя Щи и того, что ты можешь сделать тут. Ты нужен Марсу. Останься, я тебя прошу. - Лео положил в карман Рэя письмо и добавил. - Не суди меня. Я делаю все только ради тебя и Германии. Старые покойники должны уступить место новым. Прочти это после моего отлета. Хорошо?
- Да. Но я хотел сказать тебе, что ты зря летишь отсюда. Тут тоже есть счастье! Я его нашел!
- Я знаю, Фристоун, знаю. Вот я нашел его тоже, только в смерти. До Земли лететь долго и за это время я могу умереть даже, не увидев Ее. Но ты поймешь, что я счастлив, когда прочтешь письмо. Я уже сейчас счастлив. Ты тоже. Давай не будем пытаться переубедить друг друга в счастье. Мы ведь больше не увидимся. Дай мне книгу. - Рэй дал ему книгу, он полистал ее, нашел нужную страницу и, перегнув ее, вернул обратно с письмом внутри. - Прочитаешь эту старицу.
- Ну а что такое "тат твам аси"? Лео, я не знаю что происходит? Объясни! - он срывался криком. Рэй был на гране истерики. Он думал, что весь мир переворачивается у его носа, а он этого не видит. Какой-то страх, какая-то тревога терзала его. Но почему? Да что, черт возьми, творится тут?!
- Не могу. Я уже должен бежать. Пусть Гессе и мое письмо все тебе скажут. Знай, немцы не врут, а кто обманет Германию - умрет. Прощай. Счастья тебе и Щи. - Ауфман крепко пожал его руку, хлопнул по плечу, развернулся и медленно пошел к шлюзу.
- И тебе, Гарри, и тебе... - тихо сказал Фристоун.
Гарри зашел в шлюз корабля. За ним Ян и все команда. Последний был капитан. Он подошел к Рэю, пожал его руку, сказал, чтобы он ждал его через год, пожелал удачи и положил в его руку пачку жвачек.
- А это зачем? - удивился Рэй.
- Брат, это - Америка. Твоя родина. Вспомни ее. Пожуй!
- Хорошо. Спасибо. И... позаботьтесь о мистере Ауфмане. Прошу вас.
- Парень, Он же не собака. Конечно же, позаботимся. Дедуля вернется на Землю, если по дороге не сыграет в ящик. - Капитан засмеялся. - Ну, давай, как там тебя зовут?
- Да я и сам не знаю...
- Ну ты даешь, парень! Марс - конченое место. Смотри, не свихнись!
Капитан направился к кораблю. Шлюз за ним закрылся.
Лео и еще пять человек техников отошли подальше, чтобы не обжечься пламенем из корабля.
Отчет.
Десять. Девять...
Зажигание.
"Да что это за день? Почему все так стремительно меняется? Почему Лео в корабле, а я тут? Почему Щи спит дома, а я тут? Почему жизнь на Земле наладилась, а я тут?"
Восемь. Семь...
Впрыск топлива.
"Надеюсь, Гарри не подумает, что я струсил? Тогда к чему это его поведенье? Что такое тат твам аси?
Шесть. Пять...
Огонь.
"Так кого искали эти люди? Зачем им было лететь столько времени, ради одного человека, тем более, что его тут и не было? Я ничего не понимаю".
Четыре. Три...
Турбины.
"Я остаюсь один. Нет, я остаюсь с Щи и с Марсом. Они мне оба очень милы. Интересно, а что сейчас делает Щи? А о чем думает Ауфман? Почему он как будто заранее знает, что не долетит до Земли?"
Два. Один...
Отцепление.
"Я люблю Щи. Я сейчас пойду к ней, поцелую ее. Обниму. Боже, нам с ней жить еще всю жизнь! Как я счастлив. А счастлив ли Лео?"
Пуск!
Отрыв.
"...Счастлив. Он летит домой, а я иду домой. Мы оба счастливы. Все счастливы. Даже этот капитан. Не нравится он мне... Мне уже противна даже Америка"
Корабль стал быстро набирать скорость. Его серебристый корпус казался еще одной луной на темном небе. Его пламя исходило тонкой струей из трех сопл. Все было так красиво. Грусти не было. Страха не было. Просто пустота на стартовой площадке и пыль, поднятая взлетом. Вот и все. Корабль был уже маленькой точкой, как звезда, но только более теплой и близкой, как солнце. Он тоже мог согреть людей, растопить лед, превратить энергию в батарейку. Он мог все. Под его светом можно было жить, но только считанные секунды. Вот точка стала уже еле уловимой головкой иглы, она мерцала как свеча, когда на нее подуть в темной комнате. Свет на стенах будет мигать, показывая силу огня, его стойкость, но если сильно подуть - он погаснет. Так погасла и это солнце. Будет ли теперь тепло? Будет. Рэй почувствовал легкий ветер, который забрался под куртку и потряс тело. Он застегнул молнию до горла, поправил воротник, достал книгу и письмо. Читать их он будет дома.
- Мистер, вы бы домой пошли. - Сказал техник, который подошел к Рэю. Это был марсианский парень.
- Да, да. Сейчас. - Парень уже хотел идти в корпус, но спросил его, - слушай, а когда они прилетели?
- За час до того, как мы хотели пустить мистера Ауфмана. Они приземлились так внезапно. Сначала вышли с оружием, спросили какого-то землянина. Им сказали, что такого нет. Потом сказали, что на борту еще есть места, что они могут взять пару человек. Рассказали как там на Земле. Я их не слушал, мне оно даром не надо. Но вот мистер Ауфман и Ян очень к ним пристали. Какие-то они странные стали, переглядывались, как будто зубы заговаривали. Не знаю, что там случилось. Хорошо, что хоть нас не трогали. Ох уж эти земляне...
- Ясно... а ты не знаешь, что такое тат твам аси?
- Нет. А что это?
- Так, просто слова. Спасибо.
- Идите домой. Мы должны закрыть площадку. Скоро работы будет много. Полетят с Земли люди на этом чудо - корабле. Лишь бы нас не забирали.
- Не заберут. До свидания.
- До свидания.
Фристоун вышел с площадки, сел в машину, убедился, что стрела была пущена и поехал домой.
- Ты где был?
- Лео улетел. Я... я провожал его. Там еще люди прилетели с Земли. Говорит, что дома все хорошо. - Рэй зашел в спальню, Щи еще лежала в постели. Она была так красива.
- Я рада за него. Я рада за тебя, что ты остался со мной. Теперь мы точно будем вместе всегда.
- Всегда. Точно, любимая.