Воздух пронизали сотни миллиардов невидимых ледяных игл, несущихся с северо-востока. Норд-ост очистил небо, вернув ему бездонную голубизну, по-декабрьски неприветливую и равнодушную. Запоздалые одиночные облачка будто испуганно бежали вдогонку за скрывшимся стадом сородичей, торопясь к месту ночного отдыха.
- Картина, достойная великих маринистов - сказал Верфер, отрываясь от бинокля - Какие чистые, чёткие краски: лазурное небо, тёмно-серое грозное море с такими белоснежными верхушками волн...
- Ещё они называются барашками, мой майор - ответил Фолльвегер - Я побултыхался среди них в Ла-Манше, в позапрошлом году... Двадцать два часа - почти сутки. Повезло: был август, а не декабрь, и нашёл меня "Дорнье" с развесёлыми саксонцами, вооружёнными отменным кубинским ромом, а не "Шорт" угрюмых томми с револьверами... Но так или иначе - с тех пор я что-то стал равнодушен к маринистам, и всему, что с ними связано... Всё же, хотя и в утлом "ящике", и в небесах, с которых можно слететь так, что потом не соберут и лучшие берлинские анатомы - но мне весьма комфортнее в своей привычной скорлупе!
Бетонированная взлётная полоса островного аэродрома обрывалась почти у самой воды.
С командной вышки угадывался силуэт патрульного эсминца, идущего далеко в море - тёмный тонкий штрих, вышибающий из волн кипенные высокие буруны.
Представив себе службу на палубе корабля, Верфер зябко поёжился, и улыбнулся:
- Полностью согласен с вами, Гюнтер. Каждый сидит в своей скорлупе...
Оба рассмеялись.
- Беру для тоста к сегодняшнему ужину, командир - с вашего позволения. Во время вылета ещё подумаю, какими завитушками можно приукрасить удачную фразу!
Фолльвегер взглянул на часы.
- Через полтора часа механики должны закончить монтаж и опробовать двигатель. Думаю, проблем не возникнет: Зернитцки со своими "неграми" - потрясающе слаженная и надёжная команда.
- Уверен, что так оно и есть. Они произвели на меня также хорошее впечатление.
Майор Верфер вступил в командование группой лишь восемь дней назад, прибыв с Восточного фронта.
- Кого берёте в пару, Гюнтер?
- Знаете, я хотел поднять этот вопрос, командир... Думаю вылететь с унтер-офицером Шуманном.
- Это тот самый?..
- Да, из Гамбурга... Полагаю, он сейчас в порядке. Пусть слетает со мной сегодня. Может быть, кроме облёта мотора попадётся и ещё что-то...
- Как давно он не был в воздухе?
- Четыре месяца. Как раз со времени гамбургских бомбёжек.
Верфер, пригнув голову, нахмурился:
- У него погибли...
- ...Все. Вся семья - родители и две младшие сестры. Точнее, мать умерла спустя двенадцать дней - от ожогов... Невеста пропала без вести, но надежды практически ноль... Неопознанных тел там было десятки тысяч.
- Мой Бог... Англичане жгли их фосфором...
- По рассказам очевидцев - там был ад, мой майор... Или - Апокалипсис: огонь выжигал кислород из воздуха, возникали огненные смерчи с тысячеградусной температурой - люди в секунды становились пеплом; асфальт, как лава, двигался по улицам - там тоже остались тысячи; фосфорный дым затекал в подвалы и бомбоубежища... Много, много чего... Хорошо, что старик Данте не дожил до такого - очень огорчился бы, узнав, что сочинил просто детскую сказку...
- Всё это вы знаете со слов Шуманна, Гюнтер?
- Нет. Шуманн, о том, что знает, не обмолвился ни словом. Да, естественно, никто и не приставал у нему с вопросами... Гауптманн доктор Флокк виделся со своим коллегой в госпитале Фленсбурга - тот оперировал доставленных из Гамбурга...
- Да, конечно... - с каплей растерянности произнёс Верфер - Но кто же допустил такие методы ведения войны?! Это - настоящее свинство... Зверство... Они же видели со своих "Ланкастеров", что город горит, как адовы уголья - и продолжали сбрасывать эти коробки с фосфором... Англичане, цивилизованная нация...
- Знаете, командир, я думаю, что в этой войне у всех активных участников найдутся скелеты в шкафу. У англосаксов, у русских... У нас... И, как всегда, больше всех их найдут потом у проигравших. Горе побеждённым - это сказано не нами...
К вечеру ветер поменялся на ост.
Фолльвегер приказал Ханси Шуманну занять высоту семь тысяч, и приступил к проверке двигателя на разных режимах, входя в неглубокие пике и выходя на горки, делая боевые развороты, крутя иммельманы и бочки. Мотор работал, как швейцарские часы. Фолльвегер уже было собрался передать привет старому чёрту Зернитцки, но в наушниках зашуршал голос Бирдорфа, офицера наведения с Островов: "Фрейя" засекла цель. Отметка на экране радара была одиночной и уходила в сторону Англии на высоте три-пять на момент сообщения.
Бирдорф передал координаты: получалось совсем неблизко, около семидесяти километров на северо-северо-запад, но достать, так, чтобы хватило бензина на обратный путь, было возможно...
"Как кстати - подумал Фолльвегер, знакомо чувствуя, как адреналин горячо расширяет вены, доходя до самых кончиков пальцев рук и ног - Хорошая закуска к ужину! Отдам её Ханси - парню нужно заново понюхать запах пороха и дыма горящего томми..."
Снимая пушки с предохранителей и отдавая команду наверх Шуманну, он ещё подумал про обещанный Верферу тост...
Проверка оружия - обычное дело в каждом боевом вылете. Треть секунды нажатия на гашетки... Отработано до автоматизма. И - вспышки разрывов прямо перед глазами!.. Ещё не отгрохотал последний выстрел, как "Фокке-Вульф" страшно затрясло.
"Винт!" - пронеслось в голове. Догадка была верной. Фолльвегер был опытным лётчиком-истребителем, и в секунду оценил обстановку, моментально выключив двигатель.
- Старая больная корова Зерни!..
Но что было трепать языком... Никто ни от чего не застрахован.
Все четыре пушки и два пулемёта сработали так, как надо. Но "ящик" летел теперь только благодаря инерции и подъёмной силе - пулемёты и пушки корневой части крыла начисто отстрелили все три лопасти пропеллера. Не сработал синхронизатор... Почему, в чём причина - разбираться на земле, а сейчас надо быстро вспоминать школьную юность и переквалифицироваться в планериста. Да и много позже планировать с неработающим двигателем обер-лейтенанту приходилось совсем не один раз.
- Ханси, я без мотора... Возвращаюсь планированием. Курс и координаты ты знаешь - продолжай! Вылови эту рыбку - она тебе здорово пригодится! Удачи!
- Понял. Продолжаю поиск. Удачи и вам, командир.
Фолльвегер взглянул на альтиметр: высоты должно вполне хватить до своей "земли"... Так что разгон оружейникам, и Зерни, как главному "подрядчику" можно будет устроить вот уже скоро, на месте, вытряся заодно с этой шатии бутылочку приличного бренди, которая непременно найдётся у хитрецов-"негров", в качестве компенсации...
Всегда, поднимаясь в небо, Ханс Шуманн испытывал чувства, которые приходят там, на высоте каждому лётчику. Истребителю - в особенности.
Когда при выходе из облаков тебя встречает залитый солнцем, хрустально блещущий прозрачный мир, и каждый блик на фонаре кабины соседнего самолёта - как добрая улыбка этого беспечного мира, где, казалось бы, совсем нет места земной никчёмной суете. Бескрайнее необозримое пространство радушно позволяет перемещать самолёт, подобно легчайшему пёрышку, во всех трёх измерениях, и тот, повинуясь малейшему движению руки, купаясь, как дельфин, в невидимых мощных потоках, охотно дарит человеку восторг полёта - чувство, известное совсем немногим жителям Земли.
Тысячу раз Ханси был благодарен судьбе и родителям за то, что его мысли и желания были на верном пути, а здоровье - в полном порядке.
Он был принят в Люфтваффе.
Газетная трескотня о пилотах, как об элите нации, репортажи о героях-лётчиках в прессе и кинохрониках, даже собственная награда - Железные Кресты второго класса за три сбитых бомбардировщика - всё это, конечно, подливало струйку лести в девятнадцатилетнее сознание.
Но в общем к этому Ханси Шуманн относился не слишком серьёзно, удивляя своих друзей по эскадрилье. Больше, вместе с возможностью видеть и чувствовать радостный мир неба, радовало другое - его родители, скромные, но уважаемые труженики, вполне могли им гордиться. Отец с молодости работал электриком на верфях "Блом и Фосс", мать также, чуть ли не со школы, нянчила детей в яслях. И они могли сказать самим себе, что - да, сын вышел в люди, и не зря ест свой хлеб - хотя и в трудностях, как они считают, и опасностях.
Как считал сам Ханси, с большими опасностями встретиться ему пока на войне не пришлось. Всё было больше похоже на увлекательное кино.
Стрелок первого сбитого, "Стирлинга", беспрерывно и безрезультатно поливал его "Фокке-Вульф" изо всех стволов своей башенной установки, но Шуманн легко уходил от густых переливающихся трасс, слегка подрабатывая ручкой и педалями. Удерживая в прицеле правое крыло с моторами, хладнокровно приблизившись, он нажимал на гашетки не более секунды: половина огромного крыла с крайним мотором, кувыркаясь, отлетела...
Два "Веллингтона" в последующие месяцы также не составили большого труда, хотя очередь с одного из них пробила сбоку фонарь и задела по касательной левое плечо.
- Ты ещё не встречался со "Спитфайрами"!.. - гремели ветераны, успевшие повоевать западнее, во Франции и Бельгии - Когда проклятый "Спит", как оса, повиснет у тебя на шести часах и начнёт делать из твоего "ящика" мамин дуршлаг, а ты завопишь по радио, призывая на помощь и Христа, и Сатану - вот тогда узнаешь, что такое настоящий боевой вылет!...
Сюда, до Островов, "Спитфайры" не долетали.
Небо и море готовились к сумеркам. Оттенки красок помрачнели, переходы стали резче и контрастнее.
Шуманн вёл истребитель указанным с "земли" курсом, слегка перекладывая машину с крыла на крыло для обзора, но цель была ещё не видна. На душе было тихо и пронзительно, и, до спазмы в горле, тоскливо. Он снова был один.
Небо больше не радовало, как раньше. Не звало. Оно перестало быть безграничным весёлым океаном, которым можно вечно восхищаться, одновременно будучи его частью, радужной каплей; перестало быть заманчивой ареной, на которой можно испытать себя и в азартной драке с опасными, но достойными противниками.
Всё это - пропало. Грязный земной мир внезапно пришёл и сюда. Небо может поддерживать крылья и тех, кто, не дрогнув разумом и телом, шлёт из облаков мучительную смерть другим - тем, кто очень далёк от войны, тем кто просто несовместим с войной...
" Ханси! - шептала мать - Где Труди, Гизи, мои девочки?.. Где отец? Ты пришёл, мой мальчик... А они? Когда они навестят меня? Где они сейчас? Узнай..."
Мать была в сознании только четыре последних дня, но какое это было сознание...
Шуманн, получив отпуск сразу после информации о последствиях бомбёжек Гамбурга, нашёл её в госпитале в Эльмсхорне. Что было до госпиталя, она не помнила...
Здесь же он встретил Хельгу Грюнау, хозяйку булочной на их улице. Она тоже была обожжена, ей ампутировали правую руку. Разговаривая с ней, Шуманн понял, что также, как и у многих, многих здесь, и у неё поражены не только части тела или кожные покровы...
" Огонь с этим ужасным ядовитым дымом... Он падал прямо с неба... Повсюду рвались бомбы, беспрерывно - разметали дома, как игрушки... Мы бежали - где это было?.. Я ничего не узнавала... Целые кварталы были сметены... Повсюду мёртвые люди - чёрные, как обгоревшие спички... Большие и маленькие... Сильнейший ветер... Шторм! Он затаскивал людей в огонь... Живых людей... Этот запах горелого мяса... Нечем было дышать - не было воздуха... И огонь, огонь, он гудел в улицах, как в сатанинской топке - везде! Безумие, безумие... Нас тащил этот шторм, ураган - прямо в огонь, сквозь огонь!.. Он жёг кожу, горели волосы... Все кричали - как звери!.. Падали, корчились... Бегущие топтали их... Топтали детей!.. Зачем всё это было с нами?! Почему мы родились в это время?.. Зачем мы вообще родились, Ханс?.."
Они курили у окна. Пальцы её руки дрожали крупной дрожью. Хельга смотрела Шуману в лицо, и вряд ли видела его. Взгляд её не мог долго фокусироваться на чём-то одном - туманился, убегал, блуждал где-то внутри собственных неживых уже бездн...
"Ханси... Девочки и отец - они, видимо, не придут сюда...".
Ханс задремал под утро возле её кровати, но близкий шёпот среди других звуков - стонов и бреда, вздохов сумрачной палаты, разбудил его.
Взгляд матери был совершенно ясным и прямым.
" ...И правильно... Эриха, и их - их сейчас нет в этом мире... - она внимательно смотрела на сына - Что же... Они, наверное, ждут меня... Ты останешься, Ханс, но мы будем всегда с тобой... Тебе нужно выполнять свой долг, и делать это хорошо - как это делали твои родители, и родители твоих родителей...".
Мать судорожно, со всхлипом, вздохнула.
" Только никогда... Никогда не превращайся в зверя...".
Медсестра сделала ей инъекцию морфия. Мать уснула.
Через два часа она умерла.
Хлестал ливень. Жирные бесконечные змеи воды ползли по оконному стеклу сверху вниз.
Слёзы ели глаза, слёзы жгли кожу щёк, как плавящийся белый фосфор.
Пилот-истребитель Люфтваффе, кавалер Железного креста - ему нельзя было плакать. Но рыдания сотрясали, раздирали грудь; слёзы, казалось, текут сквозь кожу внутрь тела, горя там непереносимым испепеляющим пламенем...
Его никто не видел - Ханс стоял в нише, возле чёрного хода, сжав зубы, не чувствуя побелевших пальцев, вцепившихся в подоконник; не чувствуя вообще ничего, кроме боли, тоски и одиночества.
И сейчас в горле встал комок, защипало глаза... Небо дышало бесконечным ледяным холодом, уводило в такое жуткое мертвенное пространство, что захотелось забыть о войне, об адской преисподней Гамбурга, о смертях близких, увести самолёт куда-то в другой, чистый и добрый, тёплый мир, и проснуться там, после этого липкого мрачного сна - вместе со всеми - с отцом, мамой и сёстрами, и с солнцем, с ласковой прозрачной лазурью над головой...
- ...Семь километров - Шуманна вела уже "Фрейя" с Гельголанда - Высота три-пять.
"Тебе нужно выполнять свой долг...".
Немного погодя Ханс увидел его - впереди, чуть внизу, на одиннадцать часов. Двинул ручку вперёд - скользнуть в пологое пике и перевести цель выше горизонта: на фоне неба она будет более заметна, чем на фоне тёмной воды. Да и подбираясь снизу сзади, меньше шансов быть обнаруженным.
Расстояние сокращалось, и вскоре Шуманн определил: "Москито". Маленький красивый английский бомбардировщик, двухместный, обладающий скоростью истребителя. Редкий, очень почётный экземпляр в коллекциях трофеев даже ведущих асов - на высоте может без особых проблем уйти и от "Фокке-Вульфа", и от "Мессершмитта", и подловить его можно лишь на хорошем пикировании, а ведь на пикировании ещё надо уметь попасть...
Почему англичанин шёл медленно, и много ниже привычной для себя высоты в семь - девять тысяч, Ханс понял по бурому следу, тянущемуся из правого мотора. Похоже, был пробит маслорадиатор или маслобак, и пилот, чтобы не поджечь самолёт и избежать смертельно-холодной морской ванны, выключил "Мерлин". Домой можно добраться и на одном двигателе.
"Вряд ли это вам удастся, мистер..." - с холодной злорадной яростью подумал Шуманн, включая прицел.
Силуэт "Москито" приближался.
Он до упора толкнул вперёд рукоятку дросселя: "В атаку!".
Они пересекли береговую линию Рейха, и сразу всё пошло не так, как надо.
Высота триста футов: самолёты были невидимы для лучей радаров, только - визуально, практически на миг, максимум - на короткие секунды, и зенитки имели здесь шансов примерно один ко многим тысячам...
Батарея в Вестмаркене использовала этот шанс с похвальным оптимизмом, успев произвести только один залп.
Восьмидесятивосьмимиллиметровый снаряд прошил левую мотогондолу "Москито" Стюарта, ведущего их второй тройки, и разорвался в бомбоотсеке. Детонация четырёх пятисотфунтовок... Запоминающаяся, но очень неприятная и опасная штука...
Стив едва не оглох даже сквозь наушники и рёв моторов. Самолёт швырнуло так, как будто его с маху ударили в правый борт циклопической ватной подушкой; что-то резко треснуло и сразу послышался противный пульсирующий свист.
У него всегда была хорошая реакция - несколькими движениями ручкой и педалей Стив выровнял машину, потеряв немного в высоте. Элероны и руль действовали нормально. Он потянул ручку на себя и снова начал полого набирать высоту.
Фонарь и правый борт кабины были прошиты мелкими осколками - мотора или бомб самолёта Стюарта, или немецкого снаряда... Какая разница...
Сквозь пробоины пронзительно свистел ветер.
Двигатели работали как и прежде, но по капоту правого "Мерлина", по плоскости, по законцовке мотогондолы резвыми тёмно-коричневыми ручейками побежало масло. Пробит правый маслобак...
Старина Брэд - штурман-бомбардир Иэн Брэдфорд обвис на ремнях, уронив голову на грудь. По реглану, напитываясь тяжёлыми каплями из-под шлёма, медленно поползла струйка чёрной, как гудрон, крови...
Первое звено превратилось в три горизонтальных штришка на востоке.
Самолёт Джонсона, шедшего в их втором звене правым, куда-то исчез.
Стив запросил лидера группы майора Кларка и доложил о состоянии самолёта. Ответ был ожидаемым : "Сбрасывай бомбы на Германию, Хант, разворачивайся и топай домой! Разбомбим цель и без тебя. И крути головой на все румбы, не ленись - кругом шныряют "Фоккеры" и "Мессеры"... Удачи, сержант! Увидимся на базе!".
Целью сегодня были судоверфи в Киле с их пропастью зениток и "Фокке-Вульфов".
Стив взял ручку слегка на себя, и, набрав ещё пятьсот футов высоты, открыл бомболюки - фугасные чушки были уже лишним грузом. "Москито" радостно подпрыгнул, освободившись от надоевшей ноши, и он аккуратно развернул самолёт на Запад.
С земли поднимался столб чёрного дыма - Хант успел заметить останки бомбардировщика, и ничем иным, как самолётом Джонсона, эти останки быть не могли...
Стив снова обернулся к Брэдфорду. Кровь уже капала с реглана, и успела сделать небольшую лужицу на полу кабины.
Дотянувшись, Стив пару раз сильно толкнул его в плечо. Признаков жизни Брэд не подавал...
Мрачноватое предупреждение Кларка об истребителях; мысль о том, что Джонсон и его бомбардир Раш горят сейчас среди останков своего самолёта, а Стюарт и Рэндолф превратились в струйки пара; убитый осколками Брэд; вытекающее масло, которого не хватит надолго - придётся выключать мотор, чтобы не поджариться; и то, что для возвращения нужно пересечь всё Северное море и пролететь почти четыреста миль в зоне действия истребителей Люфтваффе - в конце этих невесёлых кадров всё же горела мысль о том, что надо во что бы то ни стало добраться домой.
Он, Стив Хант, непременно должен добраться до Британии; должен быть дома, должен жить!
Вчера пришло письмо от Хелен, старшей сестры. Хелен с дочерьми переехала из Халла к ним в Гилфорд: мать совсем плоха.
Война прошла по их семье и семье Хелен безжалостной свистящей косой, оставив взамен навсегда ушедших слёзы, холод и боль.
Первым, в сентябре сорокового, они лишились отца.
Одиночный двухмоторный "Мессершмитт", вынырнув вечером над Бруклендом из низких облаков, сбросил на завод Виккерса одну единственную фугаску. Пробив стеклянную крышу, она разорвалась в цехе, где собирали и отлаживали авиационные пулемёты.
Отец уже много лет ездил на завод из Гилфорда. Как раз была его смена...
В сорок втором, на траверзе Фритауна, торпеда с немецкой субмарины попала в сухогруз, где механиком ходил Перси Ходжсон, муж Хелен. Спасли многих, но Перси не было среди спасённых...
Хелен осталась с двумя дочерьми.
Мать стала молчалива, сердце болело сильнее, и начали неметь ноги.
В августе пришло извещение: флайт-лейтенант Ларри Ховард Хант, средний брат, пропал без вести.
Вместе с официальным извещением было и письмо из Бирмы. Командир авиакрыла сообщал, что Ларри храбро сражался в бою, но был сбит. Он, командир, как и все пилоты крыла, верит, что Ларри Хант непременно вернётся: многие, многие лётчики - сами, или с помощью бирманского Сопротивления выходили к своим даже спустя многие месяцы...
Мать слегла.
Стиву, с почтой эскадрильи, тоже пришло письмо из Бирмы.
Сквадрон-коммандер Ларри, майор Мондейл писал, что Стив, как лётчик и солдат, как мужчина - должен крепиться... Что потеря Ларри - тяжёлая утрата для экадрильи, и что его, Ларри Ханта, никогда не забудут.
На их шестёрку навалилась со всех сторон чёртова свора японцев. Ларри взорвал одного, но затем запросил о помощи. Мондейл успел заметить, что дымящий черным "Киттихаук" Ларри расстреливают три "Оскара". Он, Мондейл, также имея на хвосте двух самураев, трассы вокруг и пробоины в фюзеляже и плоскостях, поспешил на помощь. Но поздно: мотор самолёта Ларри уже вспыхнул. Высоты и шансов у него не было - бой к тому времени спустился к самым верхушкам джунглей...
Мондейл и уинг-коммандер, зная о трагическом уроне в семье Хантов, и о пошатнувшемся в этой связи здоровье миссис Хант, решили, да простит их Бог, сокрыть настоящую правду, переведя потерю Ларри в другую категорию...
Стив в тот же день написал рапорт о переводе в истребительную авиацию на Дальний Восток, но получил отказ.
Ещё Хелен писала, что послала письмо также и командиру крыла, где служил Стив. Ведь учитывая все обстоятельства, Стиву непременно должны дать отпуск.
Но подполковник Уильямсон вчера днём улетел в Уотнолл, что-то согласовывать с истребителями, и письмо Хелен ему только предстояло прочитать...
Что же, Стив непременно вернётся. И никак иначе. Ему, без сомнений, дадут отпуск. А дома, вместе с Хелен, они сделают всё, чтобы мама снова встала на ноги...
Внизу металлически серел гофр моря с белыми бурунами на гребнях волн. Не быстро, не катастрофически, но уровень масла в правом моторе падал. И как того не хотелось бы - двигатель в любом случае придётся останавливать.
Необходима была высота - как можно более максимальная: Стив не исключал и планирования без горючего, хорошо, если вблизи английских берегов. Или хотя бы в зоне действия летающих лодок Службы Спасения...
" К сожалению, это не "Ланкастер"...
Но по большому счёту, сожаления как такового не было. Ханси просто выполнял работу.
Чувство мести? Оно мелькнуло мятущейся оранжевой искрой, но бесследно растаяло где-то в глубинах подсознания...
Ни азарта, ни лёгкой дрожи под диафрагмой, как перед любым другим боем.
Машина внутри машины... Только внутри одной - многие хитроумные подвижные агрегаты и системы, тысячи сложных необходимых деталей, километры напряжённых электрических линий.
Внутри другой - пронзительный полярный холод и почти безжизненная стратосферная пустота. Мозг-автопилот шлёт по проводам-нервам синие ледяные импульсы, бесстрастно двигающие мышцы и сухожилия в необходимом рациональном режиме...
"Ты должен выполнять свой долг..." - это прозвучало даже не внутри головы, а далеко вовне, за пределами плексигласа кабины, во весь сиреневый купол вечернего неба...
Образом матери, мелькнувшим в сознании, и растаявшим под сводами этого купола, было её лицо- то, каким привык его видеть Ханс. Или с неушедшей ещё тенью усталости после рабочего дня, или с не сходящей с губ улыбкой и искрящимися весельем глазами, кружащейся с отцом в вальсе под аккордеон старого Лео на Празднике квартала...
То лицо, в Эльмсхорне, память отказывалась удерживать и воспринимать. Там были лишь потухшие, без ресниц, глаза и воспалённые губы - остальное было покрыто пропитанными желтоватой мазью бинтами...
"У нас всё будет, Ханси..." - с Вальтраут они собирались пожениться перед этим Рождеством...
Валли трижды за лето приезжала во Фленсбург. Хансу давали суточное увольнение, и они гуляли по городу и на побережье среди сосен и дюн...
Шуманн всегда мечтал показать Валли волшебный мир небес, зная, что она будет испытывать те же чувства, тот же восторг, что и сам Ханс. И было жаль, что его "Фокке-Вульф" - всего лишь одноместный истребитель...
На аэродроме группы был двухмоторный маленький "Зибель", на котором разбитные инициативные ветераны несколько раз летали в близкую сытую Данию за покупкой разных мясных и молочных деликатесов. Но чтобы покатать на нём девушку - для этого надо быть действительно ветераном, или хотя бы вундеркиндом с тремя десятками победных отметок на киле и Рыцарским Крестом на шее...
И, думая о Валли, вспоминая о ней в первые недели после бомбардировок Гамбурга, он был уверен, что Валли должна быть жива, что с ней ничего не должно случиться - того, что он видел и слышал в госпитале... Что может случиться с ней, с чистым и светлым ангелом?
Ханс рассылал запросы по госпиталям, в спасательные и пожарные службы Гамбурга, других ближних городов - Валли не было ни у медиков, ни среди опознанных тел горожан...
"Она найдётся, напишет сама - сюда, на Остров!.." - но все эти месяцы никакой вести не приходило.
Лётчик-истребитель как твёрдый, имеющий характер мужчина, должен быть готов ко всему...
Трудно сглотнуть комок в горле, ещё труднее заставить слёзы уйти из глаз, когда приходится думать о том, что ангелы всё же бывают смертны.
"Если вдруг и случилось такое - думал тогда Ханс - То с ней случилось это легко... Она даже могла и ничего не почувствовать... Она - спала... Спала, и ей снились дюны, и мы - вместе... И если она сейчас в другом мире, то он, тот мир, несравненно лучше и чище того, в котором живу сейчас я. Валли будет ждать меня там - она не может не ждать, не может не дождаться, сколько бы не длилась наша разлука..."
Изящный, обтекаемый, хорошо продуманный конструкторами силуэт "Москито" чётко вырисовывался в лобовом бронестекле. До него было не более четырёхсот метров, и Шуманн уже не выпускал его из тонких оранжевых линий прицела. Он решил действовать наверняка и закончить дело одной очередью в упор.
"Ближе... Ближе...".
Одиннадцать с половиной тысяч футов - подняться выше не получилось. Мощность правого двигателя для меньшего расхода масла сначала пришлось наполовину убавить. "Москито" начал набирать высоту медленнее, зависая, когда скорость доходила чуть ли не до ста миль в час: был момент - Стив, уже практически на сваливании, еле выправил бомбардировщик...
Масло вышло как раз на одиннадцати с половиной тысячах. Он выключил "Мерлин", еле набрав ещё пятьсот футов - самолёт снова провалился, но Стив был начеку, вовремя сработав элеронами и килем. Затем отрегулировал триммерами направление - работающий мотор тянул вправо, и снял усилие на ручке, чтобы справиться с неизбежной просадкой при потере мощности.
Всё, похоже, получилось: альтиметр, компас, и другие приборы показывали то, что требовалось. Домой...
Мощный "Мерлин", даже работая в одиночку, без сомнения, донесёт его до берегов Британии!
Завтра, самое большее - послезавтра, он увидит мать...
Стив был младшим и поздним ребёнком; средний Ларри был старше его на двенадцать лет, а Хелен было вообще уже тридцать восемь. Поэтому, когда старшие дети выпорхнули во взрослый мир, всё родительское внимание и любовь вылились на Стива. "Мой медвежонок..." - мать до самого выпуска из школы так и норовила приобнять, ласково погладить по голове...
Ростом его обделили старшие, забрав себе львиную долю футов и дюймов - даже Хелен была чуть ли не на полголовы выше. Девятнадцать Стиву можно было дать только с трудом: "Вы, сержант, выглядите чуточку... Хм-м... Даже, скажем - значительно моложе, чем указано в ваших документах..." - подполковник Уильямсон долго и изучающее рассматривал стоявшего перед ним вчерашнего курсанта.
И первые дни в эскадрилье он превратился в штатный объект для шуток: что на сиденье "Мосси", под парашют, нужно подкладывать ещё пару подушек - чтобы голова Стива была хоть чуточку видна над обрезом кабины; что талантливый Стив с подделки плохих отметок в школе удачно перешёл на подделку документов и пилотских лицензий; что педали руля направления надо как-то модернизировать, чтобы он смог дотянуться до них ногами. И много чего подобного...
Но после тренировочных полётов насмешки поутихли - Хант оказался приличным пилотом, а после начала боевой работы он стал в один ряд со всеми - ничуть не худшим лётчиком-бомбардировщиком, чем даже некоторые ветераны...
Он не боялся и чувствовал машину, в отличие от многих новичков; его, казалось, мало волновали зенитки: в сентябре, во время налёта на порт Антверпена, в небе грохотало и было черным-черно от разрывов - немцы, казалось, решили вышвырнуть в воздух все западноевропейские зенитные запасы Рейха . Старина Брэд громко молился - Стив на всякий случай даже прикрикнул на него, чтобы Брэд не забывал о своих прямых обязанностях в виде бомбового прицела, а Господь и без его молитв знает, что они тут делают...
Тогда всё обошлось, если не считать изрешеченного фюзеляжа и перебитых тяг руля. Но Хант посадил бомбардировщик на элеронах, и на последних пинтах бензина.
"Шустрый малый далеко пойдёт - говорил тогда Брэдфорд - Везунчик: всё ему нипочём... Я на обратном пути снова молился, а он знай распевает во весь голос всякую уличную похабщину!..".
Впрочем, Стив пел в воздухе почти всегда, и далеко не только песни окраинных кварталов. И как было ему не петь: он любил быть в небе, любил свой деревянный, но такой прекрасный стремительный "Мосси", его плавные линии и обводы, силу и мощь двух надёжных моторов; любил такие разные, но всегда чистые и влекущие краски неба - они будто вливались в тело, наполняя прохладой высоты грудь и голову, смывая, хотя бы ненадолго, в забвение всё, что мрачно и тяжко лежало на душе...
Иэн Брэдфорд был теперь мёртв. Маслянисто-чёрная лужица на полу кабины вытянулась в сторону бомбардирского отсека - кровь без остановки частила каплями с реглана Брэда.
"В Мидлсбро придёт ещё одна похоронка - подумал Стив - Джордж Брэдфорд, семи лет, стал безотцовщиной, а Мэгги - вдовой..."
Хант знал, что в наружном кармане лётной рубашки Иэна под комбинезоном, лежит фотография жены и сына. Он брал её в каждый вылет.
Но не надо забывать о напутствии Кларка! Стив посмотрел налево: Гельголанд плыл куда-то по своим делам еле угадывающимся далёким сероватым ковчегом - именно оттуда можно ждать "охотников" Люфтваффе... Нужно осмотреться. Но обзор назад из кабины "Москито" не назовёшь, даже и сквозь выпуклый боковой блистер, удовлетворительным: Стив слегка качнул левым крылом вниз, одновременно чуть прижав левую педаль...
Силуэт бомбардировщика темнел впереди-сверху, и продолжал приближаться.
"Сто метров... Не больше. - палец мягко выбрал едва заметный люфт гашетки - Огонь!"
В это мгновение англичанин скользнул влево...
Два резких трескучих удара...
Справа вылетела угловатая распластанная тень. По слуху ударил высокий рёв надрывающегося на форсаже чужого мотора.
Мгновенно под шлёмом и меж лопаток выступил холодный противный пот...
Он бросил взгляд вправо - "Фоккер", это был именно он, тупоносый, со своими рублеными крыльями, рванул вверх, в набор высоты для повторной атаки.
"Синий лидер, я Фарго-шесть!.." - Стив передал Кларку об атаке и указал координаты...
Ответа от Кларка не было.
"Почему он сделал это?.."
Периферическим зрением, уже потянув ручку управления на себя и снова до упора толкнув дроссель, Ханс успел заметить, что пушечный трассер прошёл сквозь правый стабилизатор "Москито", а малиновый пулемётный исчез в консоли крыла, почти возле самой законцовки... Английский пилот сманеврировал крайне вовремя. Отлетевшего стабилизатора, или какой-то его части, Шуманн не увидел - снаряд, видимо, был бронебойной неразрывной болванкой.
"Почему?.. Как он смог заметить меня?"
Теперь нужно было набирать высоту и атаковать сверху.
Стив попробовал рули и элероны - они работали. Тяги не были задеты, и несмотря на попадания, все рулевые поверхности были на месте.
Под диафрагмой - лишь холод и пустота...
"Ваши шансы, мистер Хант?.."
Шансы есть всегда...
Но работает лишь левый "Мерлин". Высота - придется её терять, снижаться ради скорости и возможности манёвра. Но пока Стив держал самолёт ровно, скорость была сто семьдесят пять узлов и ещё позволяла сделать что-либо против появившегося, как призрак, "Фокке-Вульфа".
Машинально провел по груди рукой - надувная лодочка была на месте: стальное декабрьское море внизу, и летом не самое популярное среди купальщиков, становилось намного, до осязаемости, материальнее, чем было до появления немецкого истребителя...
Не исключено ещё, что при сложении кубиков не пользу Стива, перед этим малозаманчивым бассейном придется, сохрани Боже, слегка подогреться в полыхнувшем "Мосси", но это уже если всё сложится совсем неудачно для него... Стив натянул на глаза очки.
В своих силах он был уверен, и решил бороться до конца.
Немец закончил "горку" высоко вверху, чуть справа. Стив отчётливо видел его переворот через крыло - сейчас "джерри" ринется в пике со всей своей пушечной батареей, чтобы разнести его вместе с "Мосси" и телом Брэдфорда на тысячу кусков...
Он чуть прижал левую педаль, взяв ручку слегка на себя, задрав голову в зенит, не спуская глаз с приближающегося "Фоккера".
"Перестал водить мордой... Выровнял - взял упреждение... Сближение... Раз, два..."
Шуманн нажал гашетку, но англичанин опередил его буквально на долю секунды: изменив прежнюю пологую дугу скольжения, "Москито" круто метнулся вправо...
Сердце, тело сжались в жалкое маковое зёрнышко...
Душераздирающий рёв двигателя "Фоккера", пикирующего, кажется, прямо внутрь твоего черепа, с вплетённой в него пронзительно-жуткой пульсацией шести скорострельных стволов, изрыгающих чуть ли не все двадцать фунтов металла в секунду...
Мозг онемел.
Но всё обошлось. Малиново-синяя толстая дымная трасса пронесла сотню своих смертей мимо.
"Что же - браво, браво, мистер... Попробуем на бис?.."
В жилах не было ни капли адреналина, в груди - ни искры азарта. Всё было прозрачно и предельно ясно.
Дело нужно доводить до конца...
Шуманн снова бросил машину вверх, решив ещё раз атаковать с пикирования.
На этот раз он хладнокровно рассчитал заход сверху-спереди, с одиннадцати часов по ходу "Москито", с более пологим углом пике - будет время тщательнее прицелиться или лучше среагировать на то, что придумает в ответ англичанин...
База запросила тип самолёта и справилась - не нужна ли помощь? Ханс, выбирая момент для переворота через крыло, передал данные, и условия боя; помощь же - это было просто смешно. Даже в одиночку столько времени ковыряться с "хромым" бомбардировщиком, будь он хоть трижды "Москито" - это, простите, неприлично...
Но, похоже, в той, вражеской кабине, сидит совсем не подарок - опытный волк Королевских ВВС с немалым стажем и не одним десятком боевых вылетов...
И на этот раз англичанин чуть было не обманул его...
Ханс ожидал этого клевка - и поздно осознал: всё же угол пикирования нужно было сделать круче, может быть на десять-двенадцать градусов, и ловить цель всем лобовым экраном, загоняя её в прицел вытягиванием ручки на себя. Сделав этот свой резкий обманный клевок, "Москито" сам нарвался бы на пушечную трассу...