Айкен и Зоя сидели в своей комнате на кровати. Зоя читала книгу, положив ее на скрещенные "калачиком" ноги, Айкен ковырял все еще неисправный пейджер.
- Наверное, скоро он вовсе мне не понадобится, - вздохнул молодой человек, - имеет смысл все-таки приобрести мобильный телефон...
- Зачем? Связываться с кем-то из нас? Мы все равно постоянно вместе - вчетвером, - Зоя улыбнулась, не подняв головы. Только ее зрачки на мгновение метнулись к возлюбленному.
"Я каждый день открываю в нем что-нибудь новое. Как мягко движутся его губы, когда он говорит или сосредоточенно хмурится!"
Они украдкой взглянули друг на друга искоса и одновременно улыбнулись.
Из окна, от соседей, доносилась музыка. Некоторое время молодые люди молча слушали песню, затем посмотрели друг на друга и улыбнулись. Поддавшись порыву, Айкен встал с кровати, подал девушке руку, помогая также подняться и одновременно продолжая - привлек к себе, приобнял, закружил. Они двигались с полным чувством, но, в то же время, настороженно, точно так же, как поступали в отношениях: опасаясь и вести, и полностью вверить себя другому... Но в танце между ними не осталось недопониманий, а недоверие ушло еще раньше, как только Айкен приехал за своей возлюбленной в Оттаву. И, ровно как в их отношениях, молодые люди держались за руки, не давая друг другу упасть.
- Ты танцуешь так, словно у тебя не будет шанса сделать это еще раз. И еще.
Айкен набросил на Зою захват из их сцепленных рук, прижал ее к себе и шепнул в самое ухо.
- Просто это правда - я готов к катастрофе каждый миг.
Девушка засмеялась, не вслушиваясь, заколдованная музыкой и движениями, попутно несколько недоумевая, где это экс-полицейский научился довольно неплохо танцевать...
И тут раздался громкий звук: словно что-то довольно тяжелое с силой ударилось о стену или упало на пол. Та самая катастрофа, вопреки заверениям, застала их врасплох. Зоя и Айкен замерли на секунду, вслушиваясь, но никакого иного звука больше не последовало. И молодые люди бросились к двери со всех ног. Ненапрасно: в гостиной на полу в неестественной позе лежала Симонетта. Айкен поднял голову девочки и прижал пальцы к ее шее.
- Она жива. Просто в обмороке.
- Мы должны вызвать скорую, - пробормотала Зоя. Она была полностью обескуражена: девушка чутко ждала нападения от Габриэля, но никак не думала, что беда настигнет их без его вмешательства.
Впрочем, уже после, когда Симонетту взял на руки выскочивший из ванной полуодетый мокрый Хэвен, Айкен начал истязать непокорный телефон, испорченный магической атмосферой квартиры, Зоя пришла к выводу, что все же без Габриэля не обошлось. Просто он оказался достаточно умен, чтобы нанести удар изнутри.
Пока Айкен спускался к подъезду с бесчувственной девочкой на руках, Зоя осталась с Хэвеном. Мужчина сидел на диване, смотрел в одну точку и, кажется, не понимал, что вода с его волос течет на обивку.
Зоя встала перед ним, нервно покусала накрученную на палец прядь, не зная, как начать, но понимая, что избежать этого разговора не удастся.
- Послушай. Это же Габриэль. Его рук дело. Но и мы виноваты. Увлеклись мирной жизнью, обрадовались, расслабились... Какое там, к черту! Ну, Айкен - ладно, но мы с тобой... Стал бы Габриэль таскать пленнице, которую все равно собирался убить, пищу из человеческого мира?
Хэвен покачал головой.
- Я думал, она вообще ничего не ела. Она была такая худая. Да и тут... я же видел, она только поклюет, как птичка, запьет стаканом газировки и выходит из-за стола.
Зоя вздохнула, сдерживая слезы обиды. Конечно, случившееся с Симонеттой было неприятно, но Зоя верила в людскую медицину. Впрочем, это было суеверное, ирреальное знание, похожее на то, каким обладают мистически настроенные люди относительно всего магического. А вот то, что король Неблагого Двора снова разрушил ее счастливую жизнь, мучило Зою. И это знание, судя по всему, собиралось еще долго отравлять ей жизнь.
- Надо было сразу сообразить, что они не могли ее не кормить. Я плохо помню, как что устроено во Дворах, но Габриэль сам пытался заставить меня поесть, чтобы я стала его... Ох, какая же я дура, просто уму непостижимо!
- Нет, это я виноват. В отличие от тебя, я должен был сообразить, что к чему. Мне-то никто память не стирал.
Хэвен схватился руками за лицо, провел по нему пальцами: ровно там, где некогда были шрамы. Они с Зоей одновременно вспомнили, что Хэвен был изгнан дважды - один раз даже не через казнь, а будучи просто убитым Габриэлем. Хэвен растер щеки, словно пытался заставить исчезнуть призрачное ощущение рубцов под ладонями.
- У меня появился второй повод мстить королю Неблагих, - пробормотал он. Зоя устало кивнула, обессиленно облокотилась на спинку кресла и опустила голову. Когда она вновь заговорила, ее голос звучал предельно устало:
- Симонетта не могла не есть того, что ей приносили. И я не думаю, что кто-то порывался доставать специально для нее еду с Земли. Скорее, даже наоборот. Габриэль мог привязать ее к себе, к Двору, чтобы в случае, если мы ее освободим, она привела нас обратно к нему. Или чтобы тоска изъела ее изнутри, как, видно, сейчас и происходит.
- Ты думаешь, Габриэль настолько умен, чтобы продумать столь долгий план? - раздался за спиной Зои насмешливый голос Айкена. Девушка не вздрогнула, она слышала его шаги, - я уверен, у Симонетты просто что-то подростковое. Или начиталась модных журналов и начала худеть, бывает.
- Не надо недооценивать короля, - пробормотала она, не оборачиваясь, - любого врага не стоит недооценивать.
- Так что же, значит, и нас тоже? - Айкен обошел Зою и сел на диван рядом с Хэвеном. Девушка кивнула, и молодой человек слабо улыбнулся.
Так уж вышло, что в один из славных осенних дней, когда в воздухе уже веяло преддверием веселой зимы, Эдмунд и Вивиана вновь остались в гостиной одни. Совершенно случайно: Ретт отправился на ночное бдение над постелью отца (как только правда о их смущающем родстве открылась, никто не смел удерживать его), леди Марта и Уолтерс также удалились... И это вызывало определенные подозрения.
- Им весело вместе, не так ли? - задумчиво произнесла Вивиана, провожая неверную жену и невоздержанного повесу взглядом, - но, по крайней мере, Рэндалл перестал пить. И чахнуть.
Эдмунд смущенно засопел, не поднимая взгляда от книги. И куда только подевалась строгая невинность Вивианы?
- Вы не одобряете их поведения, я вижу, но ничего не говорите. А между тем, Марта - Ваша сестра. Лондон перевернул Ваше мировоззрение, не так ли?
- Вы тоже изменились.
- Да, за время Вашего отсутствия. Жаль, что Вы не знали о том.
Эдмунд напрягся.
- Роман, что я привез, оказался скучен?
- Не хочу показаться неблагодарной, но эта ханжеская книга утомила меня не хуже беспрестанно исподволь поучающего Дидро... Послушайте, Вы читали "Опасные связи"?
Эдмунд закашлялся.
- Наверняка читали, ведь я взяла эту книгу из Вашей библиотеки. Личной, той, что в кабинете. Ретт охотно одолжил ключ, уж простите его. Знаете, меня поразила эта книга. Больше, чем чопорные романы о рыцарях или... другие французские произведения, где распутство преподносилось с беспечной веселостью, - Вивиана бросила вышивание, руки ее расслабились, устроившись на коленях, словно две крохотные кошечки, - Де Лакло хватило смелости не осуждать и не превозносить, изображая одну лишь естественную закономерность подобного поведения. Знаете, литература, безусловно, делает людей умнее.
Потрепанный томик невинных стихов выпал из руки молодого человека, едва не угодив в камин.
- Эта книга, - произнес дрожащим голосом Эдмунд, - должна была убить в Вас всякую нравственность.
Вивиана качнула головой, лицо ее не выражало ничего определенного, и в неровном свете угасающих поленьев Эдмунду показалось, что ее нарочито невинный взгляд на самом деле полыхает адским огнем.
- Если бы у меня была нравственность, - лениво обронила Вивиана, - если бы кто-то взрастил ее во мне... Если бы во мне было, чему пропадать... То оно, вероятно, пало бы жертвой чтения.
Она негромко рассмеялась, поднялась на ноги - и Эдмунд тоже вскочил.
- Вам не терпится услышать, что же я узнала? Что каждая женщина может иметь любовника, но, благодаря своей скромности, скрывать это, - речь Вивианы зазвучала громче и быстрее, словно слова торопились сбежать с языка, пока он не окажется заперт за смутившимися губами, - Вы столько отсутствовали, может быть, потому сможете понять меня лучше. Сидеть целыми днями в комнате, пропахшей жимолостью, мучительно ждать хотя бы крохотной записки, какой-нибудь весточки... И убеждаться, что Вас забыли, притом - ненапрасно, чувствовать вину, раскаянье, досаду. Упущенные возможности - что может быть горше? Да, я не могу быть Вашей женой, Эдмунд...
Он замер, зажмурился, страшась тех слов, которыми мисс Тауэр должна была продолжить - и одновременно оцепенев от мысли, что она скажет нечто совершенно иное или не продолжит вовсе. Девушка замялась на мгновение, потупила глаза, тяжело дыша. Когда Эдмунд взял ее руки в свои, она вздрогнула всем телом, но не вырвала своих пальцев из его захвата. Зачарованные друг другом и сковавшей их надеждой, смешанной со страхом, они молчали, и, вероятно, могли бы провести подобным образом время до рассвета, но тут часы пробили трижды, и молодые люди вздрогнули от неожиданности. Оба они восприняли эти звуки как знак, однако поняли они его по-разному. Эдмунд отстранился, собираясь уйти, но Вивиана метнулась за ним, схватила за воротник и прижалась лицом к груди, не отпуская. Молодой человек застыл, даже дышать стал реже, не зная, чего ждать от девушки. Она закинула руки ему за шею, прижавшись еще больше, и в первое мгновение Эдмунду показалось, что из-за переживаний Вивиана затаила дыхание, даже сердце ее перестало биться. Впрочем, в следующую же секунду он почувствовал, что напротив, пульс у девушки взволнованно-част.
- Я тебя не отпущу, - сказала она, - останься. Я хочу быть обманутой.
Эдмунд взял девушку за плечи и не без труда оторвал ее от себя.
- Не верю своим ушам, - сказал он. Вивиана ждала, что в его голосе будет слышно облегчение, радость, но он, однако же, был сух, как земля в жаркое лето.
Эдмунд был в ужасе. Он помнил, что оставлял Вивиану в Ламтон-холле непорочной и наивной, как дитя или прелестное лесное животное, но теперь же дурные книги - а возможно, и речи Уолтерса - развеяли все те милые заблуждения, наполнявшие ее душу, и, прихватив с собой крупицы этикета и морали, уступили место черной развращенности...
Или же нет?
Эдмунд чувствовал, что голова у него идет кругом, как от опия, а душа наполняется трепетом - безусловно, любовным, а не вызываемым наркотиком, но по силе превосходящим все чувства естественной природы, что он ощущал когда-либо прежде. Бледное лицо Вивианы, казалось, светилось в темноте, из глубины зрачков блестела луна.
- Не отказывайтесь от того, чего добивались, - сказала девушка. Ее рука сжала запястье Эдмунда и, управляя им, заставила его пальцы устремиться в лиф ее платья. Молодой человек напрягся, почувствовал, как кровь прилила к голове, заревела водопадом, но не отдернул руки. Он вспомнил, как до своей поездки в Лондон мечтал увлечь мисс Тауэр в лес и сделать своей нимфой-женой, не открывая этой связи миру, досадовал на ее холодные речи...
Вивиана вздохнула, догадываясь, в какую взаимную кабалу попали они оба в этот момент. Если еще существовал путь назад, в этот миг он стал навеки недостижим для них. Рай небесный они променяли на земной - этим движением его и покорным дозволением ее.
Эдмунд и Вивиана укрылись в комнате последней, чтобы продолжить свой беспрецедентный разговор, одновременно в душе будучи уверенными, что итог у подобного обмена мыслями может быть только один.
Мистер Купер метался между восторгом и отчаянием, запутавшись в своих желаниях - пусть он думал о том, чтобы соблазнить миловидную рыжеволосую дикарку, но никогда не рассматривал свои мечты всерьез, и теперь, когда добыча буквально была у него в руках, Эдмунд медлил, раздумывая, насколько опасен тот шаг, на который они с Вивианой собрались решиться.
- Я хочу быть с Вами. Миссис Купер или не миссис Купер... Я готова скрываться всю жизнь или занимать положение содержанки, если у нас нет другого пути, - в волнении шептала девушка, прижавшись к Эдмунду и вытянувшись в струнку, чтобы ее слова попадали ему прямо в пылающее от смятения ухо, - In fraudem legis et honestatis*, если Вы допустите...
- К чему такие жертвы...
- Вы были расстроены, что я отказала Вам... и, признаться, я тоже. Очень расстроена.
Руки молодого человека дрогнули на талии Вивианы.
- Одумайтесь!
- Я не могу, ведь Вы удерживаете меня, - Эдмунд не дал девушке изобразить покорность обстоятельствам. Он отступил на шаг, пусть и не отпуская ее, но устанавливая некоторую дистанцию между ними. Он ждал, что мисс Тауэр действительно придет в себя, оттолкнет его и, прижав руки к пылающим щекам, выгонит вон, но она не двигалась с места, только алые губы подрагивали в нерешительной улыбке. Эдмунд боялся, что его мечта исполнится - он подозревал, что за столь откровенное счастье его постигнет жестокая расплата. Но и держать оборону дольше был не в силах.
- Я вижу только один путь, - молодой человек не мог оторвать взгляда от лифа Вивианы, ладонью еще ощущая тепло и мягкость того, чего недавно касался, - мы просто сделаем вид сейчас, будто мы могли бы быть уже женаты.
- Вы прелестны в своем смущении и нерешительности. В старину, в праздники солнцестояния и равноденствия любой мужчина мог увлечь девушку старше четырнадцати лет в лес, - едва слышно прошептала Вивиана, - я вспоминаю Ваши пламенные речи в беседке и не могу поверить, что передо мной тот же самый человек!
У обоих закололо руки от волнения.
- Мне хочется плакать от знания, что я сейчас растопчу эту красоту, - произнес Эдмунд глухим голосом, но Вивиана очевидно не разделяла его упаднических настроений в подобный момент. Она, покачав головой, строго приказала:
- Берите же то, что Вам предлагают, черт возьми!
Молодой человек смущенно засмеялся и поцеловал Вивиану, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног.
А потом все закрутилось в сумасшедшем вихре чувств и прикосновений. Тяжелые рыжие пряди водопадом рухнули вниз, разбрызгивая шпильки, пальцы Эдмунда пробежались по застежкам одежды девушки, легли ей на плечи и со сноровкой освободили леди от платья. Затем настал черед кружевного лифа... Эдмунд сперва находил в процессе раздевания возлюбленной некую игривую прелесть, но стоило девушке избавиться от корсета, как он позабыл от деликатности, обнял Вивиану так крепко, словно она была зачарованна сидами Дикой Охоты: едва отпустишь - потеряешь.
- Во время одной из наших прогулок, Вы рискнули обмолвиться, что хотели бы себе в мужья человека бесчестного...
- Да, - выдохнула Вивиана, - и Вы уверенно движетесь к этому определению. Только посмотрите - я ни разу не заметила, чтобы Вы ходили в церковь, теперь же собираетесь...
Но тут губы молодого человека прижались к теплой коже под ухом девушки, и Вивиана забыла, что хотела сказать.
Она так и осталась в нижней сорочке, как приличествует, словно они и впрямь уже были женаты, однако Эдмунд ни на секунду не забывал о том, что мог бы увидеть под легкой белой тканью: порой молодой человек зажмуривался, чтобы воскресить в памяти моменты, когда он подглядывал за Вивианой в дверную щель.
Девушка обвила возлюбленного за шею, удивляясь, насколько внове ей испытываемые ощущения и эмоции. Словно из мира обыденного ее тайной тропой провели в мир волшебный. То, что Эдмунд делал с ней, казалось каким-то фокусом. Оставаясь все еще в определенном неведении относительно того, чему надлежит происходить между супругами, мисс Тауэр невольно вообразила себя ступающей на землю, никем не изведанную. Но вскоре она ощутила себя - напротив - самою этой terra incognita, впускающей в себя первопроходца, нежного завоевателя, намеренного основательно исследовать представшие его взору холмы и равнины.
Молодые люди сплелись в тесном объятьи - и прижались друг к другу еще теснее, когда за окном прокричал ворон. Они разом замерли - напряженный Эдмунд и расслабленная Вивиана. Девушка улыбалась, чувствуя, что будто стала еще более живой, чем прежде - сердце колотилось, как сумасшедшее, по виску, щекоча, сбегала капля пота, а легкие будто начали вмещать в себя вдвое больше воздуха, чем раньше.
- Приличные девушки так не поступают, - расслаблено улыбнулась Вивиана, - но я ламия, если верить слугам, так что вправе рассчитывать на извинение своего поведения.
Голова ее безвольно лежала на плече Эдмунда.
- Уже глубокая ночь, - сказал он, и девушка села, отчего перед глазами заплясали разноцветные всполохи. Вивиана положила руку себе на лоб и снова рухнула на подушки.
- Я и не заметила.
- Я, до этой минуты - тоже.
- Надо принести еще одну свечу.
Молодой человек кивнул. Он отстранился, готовый смущенно привести себя в порядок и спешно распрощаться с Вивианой до следующего утра - Эдмунд чувствовал, что должен подумать, крепко подумать...
Девушка тоже почувствовала, что ей нужно время и пространство для того, чтобы хотя бы осознать случившееся. Она встала, оправила сорочку и взяла с тумбочки гребень. Вивана успела провести по волосам не более трех раз, прежде чем ее окликнул Эдмунд. Обернувшись, она увидела, на что смотрит молодой человек - на темнеющее посреди белоснежной простыни пятнышко, размером не превышающее ногтя на мизинце, но очень красноречивое.
- Вы... Вы... У Вас...
- Что?.. Это исключено, - шепотом ответила девушка, сама пораженная не менее его. В первую секунду Вивиана отвела взгляд, стараясь об этом не думать, но, обуянная смешанными чувствами, все же взглянула на свою испачканную простынь. Ей вспомнилась капля крови, выступившая на ее пальце после укола иглой.
- Мы грешники, - сказал Эдмунд, поднялся с кровати и обнял Вивиану.
С течением времени Симонетта, хоть и находилась под тщательным присмотром, только побледнела и исхудала, она практически всегда дышала через рот, тяжело, со свистом, даже во сне. Иногда ей становилось лучше, пару раз врач даже прогнозировал скорое выздоровление, но бедняжка никак не поправлялась: в ночь перед выпиской случался рецидив, сопровождавшийся каждый раз еще более жестокими симптомами, чем предыдущий, и Симонетта оставалась в больнице. Айкен, Зоя и Хэвен по очереди навещали бедняжку. Иногда кто-то один из них троих оставался в квартире, другие же двое шли в больницу. Часто приносили девочке книжки и журналы, фрукты и конфеты, но она так и не начала есть... Ее питали через специальную трубку. Интереса к книгам и журналам она с течением времени проявляла все меньше и меньше, к октябрю перестав интересоваться ими вовсе. Хэвен, казалось, худел и бледнел вместе с девочкой. Зоя и Айкен тоже переживали, но меньше - они не оставались в одиночестве, к тому же, в отличие от Хэвена, уже привыкли терять.
- Мы должны понимать, что Симонетте не выжить. Сияющая страна так просто не отпускает тех, кто попал в ее сети, - сказала Зоя будничным тоном, хоть это и далось ей нелегко. Она, Хэвен и Айкен сидели на кухне, девушка разливала чай по кружкам и ее руки даже не дрогнули, когда она заговорила, - мы не должны забывать и о себе самих. Когда она умрет, Габриэль узнает об этом. И тогда придет к нам. А ее тело, которое мы заберем для погребения, впустит его, несмотря даже на руны.
Хэвен впился руками в стол так, что дерево заскрипело.
- Я не знаю, что мы можем сделать в этой ситуации. Что делать дальше, я имею в виду.
Хэвен встал. На столешнице остались следы от его пальцев и ногтей.
- Я знаю. Мы можем - и должны - ждать Йоля.
Айкен переводил взгляд с девушки на мужчину.
- Праздник, во время которого вся магия станет доступна для каждого, кто только умеет ею пользоваться. Габриэль не упустит эту возможность... Если не предположит, что мы тоже черпнем немного волшебства, - Хэвен попробовал многообещающе ухмыльнуться, но вместо того скривился, как от ревматизма.
- Почему не Самайна? И если так рассуждать, почему ничего не случилось в Мабон?
Зоя умолчала кое о чем: для них с Айкеном Мабон стал действительно настоящим праздником.
В ответ на слова ученицы Хэвен затряс головой. Было в этом движении что-то нервное, почти старческое, и от осознания всей "человечности", "людскости" поведения учителя Зое стало на секунду горько. Он с таким отвращением говорил о земной природе - и, только взгляните, насколько очеловечился сам.
- Клариссы с нами больше нет, так что можно не опасаться, что кто-нибудь расскажет ему, что мы планируем. Поэтому мы будем ждать не Йоля и не Самайна, тем паче, что последний уже на носу. Мы будем ждать только пока Симонетта... - Зоя закусила губу. "Вы понимаете" как бы говорили ее нахмуренные брови, зрачки, направленные на стену.
- Боюсь, в таком случае, леди Кларисса была бы нам только на пользу со своими советами, талисманами и доступом в Сияющую страну. Без нее мы слепы и слабы, - пробормотал Хэвен. Он поднял на Зою взгляд, и Айкен, наблюдавший со стороны за кратким немым поединком между учителем и ученицей, подумал, что точно не будет вмешиваться - ни сейчас, ни когда-либо еще, - в их дела. Потому что оказаться под перекрестным огнем этих запутанных сильных чувств было подобно прыжку между несущимися друг на друга локомотивами. Раздавят, расшибут в лепешку - и не заметят...
- А я думаю иначе, - прошипела Зоя. Айкен не знал и даже предположить не мог, почему сидская стерва вызывает у его девушки такую незамутненную, ослепляющую ненависть. Он сам был порой зол на Кларииссу, но помнил и все добро, что та сделала для них, - мы ждем до смерти Симонетты, потом уезжаем. Куда глаза глядят. В местность, где нет холмов.
Хэвен вздрогнул. Его резануло незавуалированными, прямыми словами, как острейшим ножом. Но он понимал, что сходящая с ума от тревоги и угрызений совести Зоя - не лучший собеседник. Нет смысла рассчитывать на ее милосердие. Но ее вспыльчивость потом могла немало пригодиться. В бою. Который, Хэвен чувствовал нутром, уже не за горами.
Как и смерть полюбившейся ему как дочь Симонетты.
После произошедшего между нею и Эдмундом, Вивиана каждое утро смотрелась в зеркало, ожидая, что как-то неуловимо изменилась, при том, внезапно - настолько, что все сразу поймут, что произошло. Но она выглядела ровно так же, как раньше.
Однако через неделю она услышала от мистера Кинга комплимент, что стала более женственной и живой.
Живой.
Все стали так говорить.
Вивиана начала читать книгу, подаренную Эдмундом. И она больше уже не казалась ей такой глупой, как раньше. Напротив, девушка с трепетом следила за героями, порой даже негромко шепча:
- Ну же, глупенькая, стой на своем, не иди замуж за того, кого не любишь. Никогда-никогда!
Она нередко читала в постели, когда утомленный Эдмунд спал рядом, а его рука покоилась на ее груди, животе или бедре, когда ее распущенные волосы обвивали его, словно лозы.
Эдмунд задавал себе вопрос - так же ли поступают те, кто их окружает? Пусть даже если смотреть лишь на тех, чья любовь легитимна. Так же ли они жаждут прикосновения друг друга, сходят с ума, используют каждый темный угол и каждую свободную минуту?.. Или они с Вивианой единственные в своем роде распутники, словно звери, позабывшие уже всякий стыд?..
А Марта и Рэндалл?.. Те тоже все свободное время проводили в обществе друг друга и не всегда - в гостиной. Эдмунд с Вивианой не обращали внимания на их проступки, не смея осуждать того, кого они не превосходили в нравственности. Не оставался в одиночестве и мистер Кинг, продолжавший бдеть у постели отца. И его внимательный уход (срежиссированный советами мистера Купера) внезапно возымел действие.
- Мистеру Тауэру тоже заметно лучше, - улыбнулся Ретт, стоя посреди полной гостиной и осматривая всех домочадцев, не считая своего (и, в некоторой мере, Вивианиного) недужного родителя, - думаю, мы можем это отпраздновать. Я пригласил его присоединиться к нам за ужином, но он сказал, что предпочтет выйти только поздним вечером, когда мы соберемся у камина. Он хотел бы, чтобы Вы, Вивиана, что-нибудь почитали.
- Я? - девушка растерянно улыбнулась, - но что?
- Он просил передать, что предпочел бы, чтобы Вы прочли ему что-нибудь из Писания.
Произнеся это, Ретт ухмыльнулся.
- Он верно, и над нами издевается, и над собой, - пробормотал молодой человек себе под нос, так, что его никто не услышал. Он имел лишь примерное представление о том, что происходит в поместье, но охотно делился своими догадками с отцом при всяком удобном случае.
Мистер Тауэр давно не был в кругу своих молодых друзей. Этот вечер должен был стать первым за долгое время. Но не стал: когда Тауэр вошел в гостиную, он не смог сделать и шага к камину. Отсветы пламени озаряли не его добрых друзей, а демонов. Птицеголового инкуба, змееголового беса, щелкающего зубами гоблина с лицом ящерицы... Тауэр задохнулся от ужаса, царапнул ворот, тщетно ища застежку, и упал на пол, задыхаясь. Дьяволы бросились к нему, но мужчина нашел в себе силы сотворить крестное знамение.
- Прочь, прочь, нечисть! - кое-как смог выдавить он.
И над Тауэром склонилась самая отвратительная бесовская рожа из всех, что Тауэр мог себе вообразить.
- Как Вы? - спросил демон голосом Кинга, щелкая зубами. Тауэр приподнялся на локтях и попробовал собраться с силами, чтобы произнести молитву или хотя бы плюнуть в отвратительную харю, но на следующем же вдохе потерял сознание.