Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 64

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.08*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вычитано.


ТЕТРАДЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЁРТАЯ

  
  
   Время тянулось неощутимо медленно. Они ждали коменданта, прислушиваясь к каждому шороху, а застали их врасплох. Женя даже вздрогнула, когда он вошёл в их отсек. Сдача белья, коек... Всё это действительно и трёх минут не заняло. Комендант собрал картонные бирки с кроватей, взял их пропуска, посмотрел на неподвижно лежащую Нюсю и вздохнул:
   - Одевайтесь и идите к хозблоку. Машина там. И не тяните.
   - Да-да, спасибо, - закивала Женя, одевая Алису.
   Как только за комендантом опустилась занавеска, Нюся приподнялась на локте. Придерживая на груди одеяло, она расширенными глазами смотрела, как они одеваются, как Эркин вешает на плечо мешок, берёт тюк и ящик. Женя взяла узел и маленький мешок, посмотрела вверх на Нюсю и улыбнулась ей.
   - Удачи тебе, Нюся. До свиданья.
   - Про... прощайте, - всхлипнула Нюся.
   И Эркин улыбнулся её глазам, испуганным, как у Жени в ту, первую их ночь. Нюся даже задохнулась на мгновение от блеска этой улыбки.
   - До свиданья, - сказал Эркин и вышел за Женей и Алисой.
   Быстро, стараясь не задевать стояки, они прошли по залитому синим ночным светом проходу и миновали пустой тамбур.
   Дождь кончился, но воздух был сырым и холодным. Только начало светлеть, над входами в бараки и вдоль ограды горели фонари, но их свет уже казался жёлтым. Возле хозблока стоял грузовик с работающим мотором, а рядом двое мужчин. Комендант с шофёром? Но в следующее мгновение Эркин увидел, что шофёр в кабине, а это комендант и... Тим?!
   Глубоко засунув руки в карманы куртки, Тим молча ждал и было видно, что ждёт он давно. Когда Эркин стал укладывать в кузове узел, тюк, ящик и мешки, Тим молча подошёл и стал помогать. Когда они уложили вещи и закрыли борт, а Женя с Алисой готовились сесть в кабину, комендант отвернулся, закуривая. И Тим разжал губы:
   - Я... я был неправ. Не держите на меня обиду.
   - Конечно, Тим, - улыбнулась Женя. - До свиданья.
   - До свиданья, - кивнул Тим и посмотрел на Эркина.
   И Эркин вдруг - сам от себя не ждал такого - шагнул к Тиму и обнял его.
   - До свиданья, Тим. Догоняй.
   С секундной заминкой Тим ответил на объятие.
   - Спасибо. Удачи тебе.
   И, постояв так несколько секунд, они разошлись. Эркин перемахнул через борт, Женя с Алисой уже были в кабине. Комендант взял под козырёк, и шофёр мягко стронул грузовик с места. Эркин увидел, что Тим стоит и смотрит им вслед, и поднял руку в прощальном жесте. Тим ответил.
   Грузовик выехал за ворота, и побежали с двух сторон, откатываясь назад, дома. Эркин сидел, прислоняясь к кабине, и бездумно глазел по сторонам. Дороги он не знал и запоминать не пытался. Незачем.
   Город ещё спал. Тихие дома с тёмными окнами, медленно светлеющее небо. "Вот и всё, - повторял про себя Эркин, - вот и всё",
   Когда они доехали до вокзала, стало уже совсем светло и погасли фонари. Шофёр высадил их у комендатуры, пожелал удачи и уехал. Эркин и Женя разобрали вещи, Алиса взяла Женю за руку, и они вошли в комендатуру. Усталый - видимо, с ночной смены - военный с красной повязкой на рукаве выписал им три билета до Рубежина, выдал три пакета с пайком - Эркин ещё зимой на сборном видел такие - и сделал отметку в маршрутном листе. Женя расписалась в толстой разграфлённой книге за билеты и пайки.
   - Идите прямо сейчас, - сказал дежурный. - Пятая платформа. Отправление через десять минут, - и улыбнулся. - Счастливого пути.
   - Спасибо, - улыбнулась Женя, пряча билеты в сумочку.
   - Спасибо, - эхом повторила за ней Алиса.
   Эркин затянул узел на маленьком мешке, куда укладывал пакеты с пайком, и, улыбнувшись, кивнул дежурному.
   - Спасибо. До свидания.
   И они вышли. На улице Эркин озабоченно спросил Женю.
   - Женя, ты знаешь, где пятая платформа?
   - Разберёмся, - бодро ответила Женя. - Алиса, дай руку. И не вертись. Некогда. Пошли?
   - Пошли, - кивнул Эркин, плечом подвигая тюк, чтобы он не мешал мешку.
   Женя с Алисой шли впереди, а Эркин за ними. Встречные, кто удивлённо, но большинство безразлично оглядывали его. Цветной тащит тяжести за белой леди - нормальное явление. А что леди сама нагружена... так тоже вполне объяснимо. Хотя бы нехваткой денег на двух носильщиков. Или нежеланием доверять цветному что-то ценное. Словом, до пятой платформы они добрались вполне благополучно.
   На поезде Эркину ездить ещё не приходилось. И как всегда в таких случаях, он молча подчинялся, не спрашивая и даже не задумываясь.
   У них были билеты второго класса. Купе на четверых. Два двухместных кресла и полки для багажа... Уложив вещи, они сели. Алиса у окна, Женя рядом, Эркин у окна напротив Алисы.
   Вошедший в купе проводник, увидев Эркина, замер. Еле заметно сощурив глаза, Эркин с невозмутимым выражением смотрел на него. Женя достала из сумочки и протянула проводнику их билеты. Штамп комендатуры заставил его отвести наливающийся яростью взгляд от Эркина.
   - Прибытие в двадцать тридцать семь, - сказал он, избегая русского названия Стоп-сити и возвращая билеты.
   Когда он вышел, Женя улыбнулась Эркину.
   - Дорога долгая, давай устраиваться.
   - Да, - кивнул Эркин, расстёгивая куртку.
   Женя помогла Алисе раздеться, сняла пальто и шаль. Эркин снял куртку. У каждого кресла были предусмотрены крючки, и развешенная одежда не мешала. Женя озабоченно посмотрела на Эркина.
   - Может, тебе лучше было в кроссовках ехать?
   - Нет, - улыбнулся Эркин. - Мне удобно в сапогах.
   Четвёртое место оставалось незанятым, хотя в их купе уже несколько раз заглядывали люди, но тут же исчезали.
   - В билете указан только класс, - объяснила Женя. - Занимают свободные места.
   И улыбнулась. Эркин понимающе кивнул.
   - Он со всеми остановками, долгий поезд, - говорила Женя. - Зато без пересадок. Тоже удобно. Правда?
   - Конечно, - согласился Эркин. - Сидишь и едешь.
   - Ага, - поддержала его Алиса, не отрываясь от окна, - и смотришь.
   Женя рассмеялась. Успокоился и Эркин. Пригороды уже кончились, и за окном мокрые бурые поля, редкие деревья с раскинутыми во все стороны ветвями, серые слоистые тучи. Смотреть, вроде, не на что, но Алисе интересно. Да и ему. Эркин откинулся на спинку кресла. Спинка высокая, с подголовником, мягко пружинит. Он сидел спиной по ходу поезда и видел убегающие назад поля и деревья. Откинулась на спинку кресла, расслабилась и Женя.
   Ну вот, они едут. Еды достаточно, на Алиску как на взрослую выдали, так что можно будет Эркина подкормить. Вечером приедут в Рубежин. Там граница. Таможня, паспортный контроль, обмен денег... Конечно, они потратились. И на всём готовом, и... ну, нельзя же не покупать мыла, конфет, девять дней Андрею отмечали, ещё по мелочам куда-то ушло. Конечно, осталось немного, но у других-то и того нет. У Найси например... ни у неё, ни у детей, ни у мужа смены белья на теле нет. А Зина... у Кати два платьица, но одно-то летнее, а уже зима, и у неё самой... Нет, им ещё хорошо. Из всех её побегов этот самый удачный, страшно вспомнить, сколько и чего она побросала. А здесь... Спасибо Даше и Маше, всё увезла, кроме посуды. Постелей. И мебели. Тоже жалко, конечно, но могло же быть и хуже? Конечно, могло. Значит, всё хорошо. Интересно, как там девочки устроились? Но это когда осядем, нужно будет написать запрос и через Комитет найти их. Всё же... не чужие.
   Незаметно для себя Женя закрыла глаза и задремала.
   Чуть опустив веки, притенив ресницами глаза, Эркин смотрел теперь не в окно, а на Женю. Женя жива, здорова, даже улыбается, даже... нет, и думать об этом не стоит, чтоб не встревожить её, не напомнить. А может, на новом месте, где всё по-другому, Женя совсем забудет про тех сволочей и... и позовёт его. Без её зова он не дотронется, не посмеет. Мартин говорил, что после насилия женщине это уже никогда в радость не будет, любой мужчина ей враг, а уж после "трамвая"... но ведь Женя простила его, разрешила брать себя за руку, касаться своих волос, сидеть рядом... нет, ему, конечно, и этого... с избытком, да, конечно, будет, как Женя захочет, пусть только скажет ему, и даже нет, он и без слов всё поймёт. И ничего ему не надо, лишь бы вот так сидеть и смотреть на Женю...
   - Эрик, а это что?
   Эркин вздрогнул и посмотрел на Алису. Но то, на что она показывала, уже скрылось.
   - Тише, Алиса, - ответил Эркин. - Маму разбудишь.
   За этот месяц в лагере он привык называть Женю мамой и женой, нет, по-английски у него вряд ли бы получилось, а по-русски... свободно.
   Алиса покосилась на Женю и, соглашаясь, кивнула.
   - Пусть спит. А это что?
   На этот раз Эркин успел рассмотреть.
   - Это... это мост, - и, подумав, добавил: - Был.
   - Война, - понимающе вздохнула Алиса. - Эрик, а почему коровок нет? И лошадок? Мы когда тогда ехали, они были, а сейчас нет.
   - Они... - Эркин запнулся и сказал по-английски: - в хлеву. - Этого слова он по-русски не знал и, досадуя на себя, упрямо продолжил по-русски. - Им уже холодно на улице.
   - Ага, ага, - закивала Алиса. - Уже зима, да?
   - Да, - кивнул Эркин.
   - А снег будет?
   Эркин улыбнулся и ответил слышанным не раз в лагере.
   - В России будет снег.
   - А мы туда едем? - уточнила Алиса.
   И получив утвердительный ответ, снова приникла к окну.
   Поезд плавно замедлил ход, за окном возникла платформа и люди.
   - Приехали? - удивилась Алиса.
   - Нет, - улыбнулся Эркин. - Нам ещё долго ехать.
   По коридору прозвучали шаги, дверь их купе открылась.
   - Свободно?
   Эркин не успел ответить. Дородная белая леди отпрянула и исчезла. И ещё пару раз к ним заглядывали. Но Эркин их даже разглядеть не успевал.
   Поезд дрогнул и стал набирать скорость. Женя открыла глаза и улыбнулась.
   - До Рубежина одни доедем, - понимающе кивнул Эркин.
   Дверь их купе опять открылась.
   - Здесь есть одно место, - сказал проводник. - Но святой отец...
   - Ничего-ничего, благодарю, сын мой.
   Низенький толстый священник шариком вкатился в купе и неожиданно ловко устроился в свободном кресле. Алиса оторвалась от окна, посмотрела на него и нахмурилась. Его вид вызвал у неё воспоминания о необходимости быть хорошей девочкой. А её эта перспектива совсем не устраивала. Священник с явно привычной ловкостью пристроил свои сумку, зонтик и шляпу и, сложив руки на животике, благодушно оглядел Женю, Алису и Эркина. И начал обычный дорожный разговор. Женя отвечала вежливо, но несколько отчуждённо. Алиса упорно смотрела в окно. Эркин настороженно следил за разговором, готовясь в любой момент прийти Жене на помощь.
   Отпустив несколько подобающих замечаний о погоде и божьей воле, священник похвалил Алису, и Женя не устояла. Она улыбнулась и заговорила сердечнее. Но Эркина это не тронуло. Чего этому беляку надо? Чего он выспрашивает как... как следователь? Женя успокаивающе улыбнулась ему, но лицо Эркина оставалось неприязненным, и это начинало беспокоить Женю. Как бы Эркин не сорвался. Им только скандала не хватает.
   - Принять такое решение... - священник покачал головой.
   - В Хэллоуин подсказали, сэр, - вежливым тоном перебил его Эркин.
   Священник внимательно посмотрел на него и медленно кивнул.
   - Не давай мести завладеть твоей душой, сын мой.
   У Эркина дрогнули в усмешке губы.
   - Чтобы всем, кому надо, отомстить, сэр, мне жизни не хватит, - и, подумав, добавил: - Всё равно каждый своё получит.
   Спорить и заводиться он не хотел, но и хоть как-то осадить этого типа тоже ведь надо. Андрей бы смог придумать и похлеще, и поострее, но Андрея нет, так что...
   Алиса отвернулась от окна и строго посмотрела на священника. Он улыбнулся ей, и, помедлив, Алиса тоже улыбнулась, а затем достаточно вежливо ответила, как её зовут, сколько ей лет и ходит ли она в школу. Потом священник её спросил, ходила ли она в церковь. Алиса кивнула и уточнила:
   - С мамой.
   - А что в церкви тебе больше всего нравится? -улыбаясь, спросил священник.
   - Конфеты, - убеждённо ответила Алиса и, увидев недоумение на круглом румяном лице священника, объяснила: - После церкви мама мне конфеты покупала. А больше ничего хорошего в церкви нет.
   Священник с удовольствием рассмеялся. Улыбнулся и Эркин, и Алиса сочла момент подходящим.
   - Эрик, дай ковбойскую, - попросила она.
   Женя посмотрела на часы.
   - После завтрака.
   Эркин кивнул и привстал, снимая с полки маленький мешок, куда они сложили продукты и необходимые в дороге мелочи, достал пайковый пакет, флягу, кружки. Женя подняла и закрепила маленький откидной столик у окна.
   Сложив по-прежнему руки на животе, священник с улыбкой наблюдал, как Эркин вскрывает пакет, нарезает хлеб, открывает банку с тушёнкой и сооружает сэндвичи. Женя сделала приглашающий жест, но священник покачал головой.
   - Спасибо, дочь моя, но сегодня пятница, день поста.
   Женя смутилась, и он успокаивающе закивал.
   - Ничего-ничего, это связано с моим саном. Ничего страшного.
   Женя посмотрела на Эркина. Эркин пожал плечами: раз не хочет, дескать, так это его проблемы, и протянул сэндвич Алисе, налил ей в кружку сока из фляги. Алиса покосилась на Женю, села прямо и взяла сэндвич.
   - Спасибо.
   - На здоровье, - ответил Эркин, передавая второй сэндвич и кружку с соком Жене.
   И, только убедившись, что они обе едят, стал есть сам.
   В купе заглянул проводник, скользнул невидяще отчуждённым взглядом по Эркину и почтительно сказал священнику:
   - Прибываем, святой отец, - и сухо Жене: - Стоим пять минут.
   Священник поблагодарил, ловко и быстро собрал свои вещи, благословил трапезу и трапезующих, пожелал им счастья и выкатился из купе. Проходя по коридору к выходу, он сокрушённо покачал головой. Конечно, они правы, что уезжают, но как жаль, что уезжают именно такие.
   Поезд остановился, когда они ещё ели. Эркин вопросительно посмотрел на Женю.
   - Нет, - покачала она головой, - не будем выходить. Там потом будем почти полчаса стоять, там и... Алиса, ешь аккуратно, не роняй.
   Эркин кивнул.
   - Ну да, за пять минут и выйти не успеем.
   Как только священник вышел, они заговорили по-русски. Алиса, доев сэндвич, сунула за щёку конфету и снова уставилась в окно, глядя на медленно поплывший назад перрон. Сок она не допила, и Женя не настаивала: в дороге лучше пить поменьше. Но не выливать же, и она допила оставшиеся глотки. Эркин убрал кружки и флягу в мешок, обёртку от пайка скомкал и огляделся в поисках урны. Женя показала ему вделанный в стенку под столиком ящик. В купе к ним никто не подсел, и Эркин спокойно откинулся на спинку кресла. Женя улыбнулась.
   - Поспи немного. Ночь была тяжёлая.
   Эркин кивнул. Да, конечно, надо поспать, но ему не так уж часто выпадает такое счастье: сидеть и смотреть на Женю. Он только чуть опустил веки, чтобы не тревожить её своим взглядом. Но Женя заметила и улыбнулась ему. Эркин ответил ей улыбкой.
   - Слушаюсь, мэм.
   И закрыл глаза. И теперь Женя любовалась его лицом, свободной красивой позой. Верхнюю пуговицу на рубашке он расстегнул, и воротник не скрывает красивую шею. Шрам совсем зажил и кажется чуть светлее кожи, просто полоска на щеке, совсем не портит его. Пусть поспит, пока всё спокойно, он тоже извёлся. Женя вдруг с удивлением ощутила, каким долгим был этот, да, месяц, как бесконечно далеко остались Джексонвилль и Хэллоуин. Если бы ещё Андрей был жив... Эркин молчит, он вообще скрытный, и, говорят, все индейцы такие, но раз у него вырвалось, что винит он в смерти Андрея себя. И объяснять ему что-то бесполезно. Ведь он что решил, то решения своего не изменит, она это уже знает. А по-русски Эркин совсем свободно теперь говорит, и не подумаешь, что только весной он всего два слова и знал, господи, неужели это было...? Ну да, где-то в марте, хорошо, что она тогда пошла с Майрой посмотреть на ту клетку и увидела его. А если бы они не встретились...? Господи, даже подумать страшно. Майра, Этель, Ирен... все они уже в прошлом, и ни думать о них, ни вспоминать не хочется. Вот только Рози и миссис Стоун... нет, наверное, у миссис Стоун действительно... не все дома. Её письмо такое странное, но в одном она права. Истинный отец ребёнка тот, с кем женщина испытала настоящее... не наслаждение, это больше, чем наслаждение. А ведь если прикинуть по датам...
   Женя пустилась в вычисления. Она встретилась с Хэмфри на балу, это как раз через неделю после её ночи с Эркином, а Алиса родилась четвёртого февраля, получается... всего месяца не хватает. Ну, так это пустяки, рожают и на седьмом и на десятом месяце. Говорят, некоторые до одиннадцатого ходят, а одна королева - на истории ещё в школе рассказывали - родила через тринадцать месяцев после смерти мужа, и ребёнка признали законным наследником. Но это - Женя улыбнулась - уже не физиология, а политика. Нет, месяц - это пустяк, и о Хэмфри можно теперь забыть окончательно. Его просто не было. Эркин любит Алиску, а та так и льнёт к нему. Так что никаких проблем.
   Женя посмотрела в окно. Да, здесь следы войны повсюду. И воронки не все засыпаны, и развалины частые. Тейлор-Сити - промышленный город, понятно, что его так бомбили. Каким чудом она тогда не попала сюда? Ей ведь обещали протекцию на место на заводе, хорошая зарплата и военный паёк. Да, правильно, не смогла сесть на поезд, задержалась перепелёнывая Алиску, и опоздала. Пришлось ехать в Коулти, а тот поезд привёз бы её прямо под бомбы. Вот и говори про судьбу. Так, а здесь больше двадцати минут стоим, как раз сводить Алиску в уборную.
   Она только потянулась дотронуться до него, как Эркин вздрогнул и открыл глаза.
   - Что?
   - Мы полчаса стоим, надо с Алиской выйти.
   - Конечно, - кивнул Эркин. - Я пригляжу за всем.
   - Не надо, - улыбнулась Женя. - Тебе тоже надо... размяться. А за вещи отвечает проводник.
   Тот как раз заглянул в купе.
   - Тейлор-Сити, мэм, будете выходить?
   Он обращался подчёркнуто к Жене.
   - Да, - кивнула Женя. - Дамская комната...?
   - Прямо и направо, мэм.
   Проводник широко улыбнулся и исчез.
   - А чего он радуется? - тихо спросил Эркин, снимая с крючка куртку.
   - За это он получает чаевые, - так же тихо ответила Женя, одевая Алису.
   - Мы уже приехали? - спросила Алиса, задирая голову, чтобы Жене было удобнее завязать ленты её фетровой шапочки под подбородком.
   - Нет, зайчик, мы выйдем немного погулять.
   Женя выпрямилась и увидела, что Эркин держит наготове её пальто. Купе просторнее отсека, и Женя с удовольствием подставила плечи, будто это не старенькое "скромное, но приличное" пальто, а меховое манто, какое она однажды видела в витрине дорогого магазина.
   Поезд замедлил ход и остановился. Эркин следом за Женей и Алисой прошёл по коридору к выходу, в тамбуре обогнал их, соскочил на перрон и обернулся, чтобы помочь, но за него это сделал проводник. Женя с улыбкой кивнула Эркину и пошла к зданию вокзала.
   Эркин взглядом проводил их и отвернулся. Времена, конечно, другие, но соваться к белым не стоит. Он не в лагере, ещё нарвётся, а скандал ему совсем ни к чему. Выглядев негра-носильщика, он подошёл к нему узнать о здешних порядках.
   Когда Женя и Алиса вернулись из своего похода в дамскую комнату на перрон, Эркин с независимо-равнодушным видом курил, стоя в пяти шагах от их вагона. Увидев Женю с Алисой, он еле заметно улыбнулся им и даже будто подмигнул. Женя подошла к вагону, и проводник вежливо помог ей войти. Эркина он, что называется, в упор не не замечал, на что Эркину было столь же демонстративно наплевать. Точным щелчком отправив окурок в ладонь мающегося возле урны негритёнка в рваном свитере на голое тело, Эркин вслед за Женей вошёл в вагон. Проводник молча посторонился, пропуская его.
   Они успели войти в своё купе и раздеться, когда поезд тронулся. Эркин с удовольствием оглядел снова прилипшую к окну Алиску и улыбающуюся Женю.
   - Всё в порядке?
   - Конечно, - улыбнулась Женя. - А у тебя?
   - Никаких проблем, - весело ответил почему-то по-английски Эркин.
   Они оставались по-прежнему втроём. Эркин посмотрел на часы.
   - До следующей остановки сколько? - перешёл он на русский.
   - Часа три, не меньше, - понимающе кивнула Женя. - Конечно, поспи. До Дурбана остановок не будет, никто не подсядет. Может, приляжешь?
   - Нет, - мотнул головой Эркин. - Мне и так хорошо. И ты поспи.
   Женя кивнула.
   Они сидели и смотрели друг на друга. Мягко подрагивал пол, неумолчно стучали колёса, Алиса, глядя в окно, шёпотом то ли играла, то ли сама себе рассказывала об увиденном. Эркин откинулся на спинку кресла, слегка поёрзал плечами, устраиваясь поудобнее и закрыл глаза. Женя какое-то время с улыбкой наблюдала за ним, пока незаметно для себя не задремала. До Дурбана можно ни о чём не беспокоиться.
   Покачиваясь вместе с вагоном, расслабив мышцы, Эркин бездумно дремал. Загнанное глубоко внутрь напряжение, мысли о будущем и воспоминания о прошлом... нет, сейчас его ничто не тревожило. Стоит приподнять веки, и он видит Женю. И Алису. Да ему и не надо открывать глаза, чтобы их видеть. Он с ними, слышит дыхание Жени, шёпот Алисы. Они в безопасности. Ему ничего больше не надо. Когда приедут на место, он пойдёт на работу. Если удастся по заявке грузчиком на завод, это будет большой удачей. Постоянный заработок, каждую неделю или раз в две недели, даже раз в месяц, но знать, что тебе заплатят, а не бегать каждый день в поисках работы... Да, будет удачно. Конечно, заработок у грузчика невелик, но он постарается подработать. И жильё... даже своя комната в бараке... а что? Во всяком случае, она будет просторнее отсека. Лишь бы влезли стол и двухъярусная кровать, какие были в лагере. Тогда Алиса на нижней койке, Женя на верхней, а он будет себе стелить на полу. Для одежды набьёт гвоздей в стену, а если повезёт и, как в Джексонвилле, комната с кухней...
   Эркин улыбнулся, не открывая глаз. Сколько болтали у пожарки, обсуждая варианты с жильём. Многие мечтали о своём доме. Как это по-русски? Да, избе. Но Тим прав: свой дом - слишком дорого, а купить дешёвую развалюху, так её пока сделаешь... С Андреем он бы ещё попробовал рискнуть, Андрей - мастер, а самому ему такое не потянуть, и зимой в развалюхе они околеют от холода. Нет, комната или квартира в крепком доме, и чтоб, как в лагере, уборная со смывом, раковина с краном, кухня с плитой не на дровах или угле, а, как рассказывали, на газу, и отопление чтобы от котельной... и тут же сам себя осадил: больно многого хочешь. Да пусть печь и вода во дворе, как в Джексонвилле, что ему, тяжело воды и дров принести? Да нет же, силы за месяц накопил...
   Женя коснулась его руки. Эркин вздрогнул и открыл глаза, но ещё до этого он успел другой рукой накрыть её ладонь.
   - Что? Что-то случилось?
   - Нет, - улыбалась Женя. - Просто... Ты что-то во сне видел?
   - Нет, - качнул головой Эркин. - Я думал, как мы в Загорье жить будем. Какое будет жильё.
   - Я тоже об этом думала, - кивнула Женя. - Конечно, выбора не будет. Поселимся, где скажут. Но хотелось бы квартиру. Помнишь, мы как-то говорили. Кухня, ванная, четыре комнаты...
   Эркин вздохнул.
   - Столько могут и не дать. А купить мы не сможем.
   - Да, - согласилась Женя. - Конечно. Но так хочется помечтать.
   Эркин с улыбкой кивнул и подхватил игру. Он всё ещё держал Женю за руку и теперь подался всем телом вперёд, чтобы она могла сесть поудобнее.
   - Четыре комнаты - это... Алисе комната - раз, спальня - два.
   - Общая комната - три, и комната для гостей - четыре, - улыбалась Женя.
   И раньше, когда они говорили го будущей жизни, и сейчас Женя даже не намекала, что он будет спать в отдельной комнате, она говорила про "нашу спальню", и от этого у Эркина начинало холодеть и как-то щекотать где-то глубоко внутри. Женя согласна, чтобы он жил, спал в одной комнате с ней, да от одного этого...
   - А общая комната? - увёл он, на всякий случай, разговор от спальни.
   - Там мы будем отдыхать вечером, гостей принимать, обедать по воскресеньям. Её мы сделаем нарядной.
   У Жени даже щёки разгорелись.
   - Знаешь, я в колледже курс домоводства прослушала. И у нас были занятия по интерьеру. Ну, как сделать комнату красивой, понимаешь?
   Эркин кивнул.
   - Где ты, там всё красиво, - рискнул он.
   Женя ахнула и тихо рассмеялась.
   - Ой, спасибо.
   Эркин довольно улыбнулся. Алиса обернулась к ним от окна.
   - А у меня кукольная комната будет?
   - Будет, - кивнула Женя.
   - Ещё для кукол комната? - удивился Эркин. - Пятая?
   - Нет, - рассмеялась Женя. - Это в детской сделаем.
   - Выгородку, - понимающе кивнул Эркин.
   - Нет, - стала объяснять Женя. - Сделаем, как у меня было. Такой стол, а на столе расставлена кукольная мебель. Или ещё как домик делают. Передняя стенка снимается, вот и квартира.
   - Эрик, сделаешь? - сразу спросила Алиса.
   Эркин не слишком уверенно кивнул.
   - Попробую.
   - Мам, а мячик у меня будет?
   - Будет, - улыбалась Женя. - И мячик, и санки, и прыгалки. Всё у нас теперь будет. Не сразу, конечно.
   - А когда денюшек накопим, - понимающе кивнула Алиса, снова поворачиваясь к окну.
   Но там уже шёл дождь, по стеклу бежали струйки воды, всё стало мутным и неразборчивым. Алиса вздохнула.
   - Давай-ка, зайчик, - сразу сказала Женя. - Поспи пока.
   Она сняла с Алисы туфельки, поставив их к ботикам, помогла улечься в кресле с ногами, укрыла своей шалью. Эркин потянулся за курткой, но Женя покачала головой.
   - Не надо, здесь тепло. Ещё перегреется, вспотеет, тогда хуже простудится.
   Алиса мгновенно заснула, и Женя пересела к Эркину, села рядом, положив голову ему на плечо. Эркин осторожно обнял её за плечи, очень мягко, чуть-чуть прижал к себе и, повернув голову, уткнулся лицом в её волосы. Теперь они сидели молча. И единственное, о ещё мог думать сейчас Эркин - лишь бы это не кончалось.
   До самого Дурбана их никто не тревожил. Когда за окном появились дома пригорода, Женя встала поправить разметавшуюся во сне Алису. Пока она её укладывала и укрывала, поезд уже замедлял ход, останавливаясь, и Женя, переглянувшись с Эркином, села на своё прежнее место. Мало ли что, лучше ей быть рядом с Алисой. Тем более, что за окном плыла цепочка приготовившихся к посадке людей. Дурбан - большой город, и мало ли что...
   Голоса, шаги... Эркин невольно напрягся, готовясь к любой неожиданности.
   Проводник откатил дверь их купе.
   - Здесь одно место...
   - Благодарю.
   Высокий мужчина в блестящем от воды кожаном пальто и кожаной шляпе, несколько смахивающей на ковбойскую, вошёл в их купе, небрежно кивнув проводнику. Одним быстрым, очень внимательным взглядом, от которого у Эркина сразу напряглись, как перед прыжком, мышцы, оглядел их всех. Никакого багажа у мужчины не было. Он быстро и ловко снял и повесил пальто и шляпу, оставшись в хорошем костюме, и сел в свободное кресло. Пиджак был ему чуть широковат, но когда он садился, натянувшаяся ткань на мгновение обозначила висящую под мышкой кобуру. Заметил её только Эркин. Сев в свободной, даже чуть-чуть небрежной позе, мужчина дружелюбно, но покровительственно обратился к Жене.
   - Тоже до Стоп-Сити?
   - Да, - сдержанно кивнула Женя.
   Она провела рукой по укрывающей Алису шали и подвинулась, чтобы не касаться коленями колен сидящего напротив попутчика. Эркин слегка сдвинулся и сел чуть наискосок, упираясь теперь спиной в угол. Стенка вагона неприятно холодила плечо, но ему было сейчас не до этого.
   - Охота тащить малышку в такую даль, - мужчина с усмешкой покачал головой. - Погодка-то дерьмовая, застудить ничего не стоит.
   Насмешливая чёткость, с которой он выговорил ругательство, напомнила Жене Хэмфри. Тот тоже любил дразнить её и других девушек такими словечками. Взглядом останавливая нахмурившегося Эркина, Женя очень корректно ответила:
   - Обычная погода в это время.
   Мужчина с прежней лёгкой усмешкой оглядел её и повернулся к Эркину.
   - И ты до Стоп-Сити, парень?
   Еле заметно шевельнув плечами, чтобы показать мышцы, Эркин очень спокойно ответил:
   - Это имеет значение, сэр?
   Мужчина неопределённо хмыкнул:
   - Надо же знать, с кем коротаешь время в дороге. Меня зовут Ник, я из Эпплтона, - и вопросительно посмотрел на Женю.
   - Джен, - ограничилась английской формой Женя и посмотрела на Эркина.
   Тот опустил на мгновение ресницы, показывая, что понял её просьбу, и подчёркнуто спокойно представился:
   - Эрик.
   И по скользнувшей по губам Жени мгновенной улыбке понял, что сказал правильно. И не соврал, так что не спутаешь и не забудешь, и Алису ни поправлять, ни предупреждать не придётся, и его настоящее имя этому типу знать совсем незачем.
   - У меня в Эпплтоне своё дело. Небольшое, - словоохотливо рассказывал Ник, - но жить можно. Да компаньон мой на сторону стал смотреть. В Дурбане я его не перехватил, разминулись, а Стоп-Сити потому и Стоп, что оттуда уже никуда, так что встретимся. Ну, и если что, попрощаемся. А вы, Джен, встречаете или провожаете?
   Его откровенность обязывала, и, вежливо улыбнувшись, Женя ответила:
   - Мы уезжаем.
   - На ту сторону? - Ник присвистнул. - Это вы зря, Джен. В России не жизнь для настоящего человека, - и насмешливый взгляд на Эркина.
   - Хуже, чем здесь, уже не будет, сэр, - по-прежнему спокойно ответил Эркин.
   Глаза Ника стали жёсткими.
   - Тебе, я вижу, особо плохо не было, парень.
   У Эркина чуть озорно блеснули глаза.
   - Ну, сэр, на чужой спине любая плеть мягка.
   Женя улыбнулась.
   - С плетью тебе виднее, конечно, - насмешливо согласился Ник.
   - Встречались, сэр, - кивнул Эркин.
   Он не мог понять, зачем этот беляк его задирает, но отступать не хотел. Тот, поп, только выспрашивал, а этот в наглую лезет, да ещё и пушка у него. Но и отступать нельзя. Хватит, намолчался он. Двадцать пять лет молчал и терпел, хватит.
   - Думаешь, в шалаше жить лучше?
   - Почему в шалаше, сэр? - невольно удивился Эркин и, тут же поняв, что Ник говорит об индейском шалаше, как в той резервации у имения, улыбнулся: - Где захотим, там и будем жить, сэр.
   Нахмурившись, Ник несколько раз перевёл взгляд с него на Женю и обратно и усмехнулся.
   - Неплохо устроился, парень.
   - Не жалуюсь, сэр, - солидно кивнул Эркин.
   Обращение "сэр" привычно выскакивало у него в конце каждой английской фразы, но он даже сам чувствовал, что это не принижает его, а иногда звучит и достаточно насмешливо.
   Жене хотелось прекратить этот разговор. Неизвестно, на сколько хватит у Эркина выдержки, но она никак не могла сообразить, как это получше сделать.
   Ник ещё раз внимательно оглядел Эркина.
   - Не боишься, что с вождём не поладишь? Ершистых нигде не любят.
   - Это мои проблемы, сэр.
   - С головой и руками и здесь можно хорошо устроиться.
   Эркин кивнул.
   - Да, сэр. Но здесь праздников много.
   - Каких ещё праздников? - удивился Ник и, сообразив, нахмурился.
   - Хэллоуин, к примеру, сэр, - по-прежнему вежливо ответил Эркин.
   Ник покачал головой. Крыть ему, что называется, нечем, на такой козырь серьёзный джокер нужен, но и... но и нельзя, чтобы парень взял верх. Напомнить про заваруху? Ведь наверняка тогда за парнем хороший след остался, как русские говорят, от всей души погулял. Да нет, не стоит. Лишний шум всегда ни к чему, тем более, что дело своё и серьёзное.
   Они одновременно отвели глаза. Эркин на долю секунды позже. Женя еле заметно облегчённо вздохнула и села свободнее. Откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
   Сидя по-прежнему чуть наискосок, Эркин следил за Ником. Мало ли что беляку в голову придёт, надо быть наготове.
   Ник чувствовал этот пристальный недоброжелательный взгляд. Неужели он лопухнулся, волка за собаку посчитал? Да, парень похоже именно... волчьего племени. И здорово обозлён. Чёрт, совсем не знаешь, как разговор повести. До самой границы теперь как на мине. И видишь взрыватель, и тронуть нельзя. А жалко, что парень уезжает. Такого волка приручить, прикормить... перспектива, конечно, заманчива. Грин на таком большие деньги делал. Пока не спёкся. Чёрт, поспешил ты, Ник, с волком, как с дворнягой обошёлся. Ладно, успокойся, дай успокоиться парню и постарайся проститься так, чтобы следующая встреча была, по крайней мере, приятельской. А то вдруг на той стороне придётся... хм, дела делать. Земля велика настолько, что всегда можно на кого-нибудь наткнуться. И лучше, чтобы этот кто-нибудь был добрым знакомым.
   Сонно шевельнулась Алиса, сползая с кресла. Эркин быстро встал подхватить её. И почти сразу открыла глаза Женя. Чуть прищурившись, Ник следил, как Эркин укладывает и укрывает Алису. Женя улыбнулась.
   - Спасибо, милый.
   Улыбнулся и Эркин.
   - Пусть спит.
   Они говорили по-русски, и Ник напряжённо прислушивался к непонятный словам. Эркин сел на своё место, Женя снова прикрыла глаза. Уютно посапывала Алиса, неумолчно стучали колёса...
   - Отчаянный ты парень, - задумчиво сказал Ник.
   Его тон Эркин посчитал достаточно дружелюбным и потому ответил в том же тоне.
   - Какой уж есть, сэр.
   - В чужую страну всё-таки, - Ник покрутил головой. - Здорово рискуешь.
   - У меня нет другого варианта, сэр, - серьёзно ответил Эркин.
   - Что ж, - вынужденно согласился Ник. - В чём-то ты и прав. Только... только и там ведь не рай.
   - Да, сэр, - кивнул Эркин. - Люди, конечно, не ангелы, но здесь был ад, сэр.
   Ник смотрел на него всё с большим интересом. Нет, ты посмотри, и говорит как, и держится... Ну, волк, ну, хорош...
   Мирный оборот, который принимал их разговор, устраивал Эркина. Ника тоже. Обменялись мнениями о погоде, Ник высказался о русском холоде, а Эркин, что сухой холод лучше сырости. Да и была бы одежда подходящая, тогда о погоде можно и не думать. Ник счёл это замечание вполне справедливым. За окном проплыли искорёженные останки какого-то мощного сооружения, и разговор плавно перешёл на тему войны. Ник пустился в воспоминания о бомбёжках. Эркин сказал, что ни разу под бомбёжкой не был.
   - Тогда тебе крупно повезло, парень, - усмехнулся Ник. - Хуже нет, когда тебе на башку небо валится. И не убежишь, и не прикроешься.
   Эркин кивнул. Он в лагере уже столько наслушался о бомбёжках, что отлично понимал степень своего везения. И улыбнулся.
   - Я вообще везучий, сэр.
   Женя, не открывая глаз, слушала их разговор. Смысл слов как-то ускользал, но тон был мирным, и она продолжала дремать.
   Снова завозилась Алиса.
   - Я пить хочу, - заявила она по-русски.
   - Сейчас, - ответил ей тоже по-русски Эркин.
   Извинившись кивком за прерванный разговор, он достал из маленького мешка флягу и Алисину кружку. Алиса села поудобнее, протёрла кулачками глаза и, уже протягивая руку за кружкой, увидела Ника. Её мордашка выразила такое изумление, что Ник расхохотался.
   - Я не привидение, - весело скал он.
   - Я это вижу, - ответила Алиса по-английски, беря кружку и, сделав первый глоток, добавила: - сэр.
   Теперь рассмеялась, открыв глаза, и Женя. И Эркин улыбнулся своей "настоящей" улыбкой. Женя выпрямилась и пригладила волосы, посмотрела на свои часики.
   - Обедать будем, да? - спросила Алиса.
   - Да, пора уже, - кивнула Женя.
   Эркин поднял и закрепил стол, и стал накрывать. Женя, достав из сумочки пакетик с салфетками, велела Алисе протереть руки и посмотрела на Ника. Но тот извлёк из кармана своего пальто книжку "дорожного" формата в мягкой обложке и стал читать. Что ж, угощать просто попутчиков не принято, они не настолько знакомы. Разговор - одно дело, а еда - совсем другое. Женя встретилась взглядом с Эркином, и он кивком показал ей на кружки. Да, у них всего три кружки, так что никаких гостей. Эркин вскрыл второй пайковый пакет и расстелил его на столе вместо салфетки, сделал сэндвичи с тушёнкой, положил пачку печенья.
   - Хотите русского печенья? - всё-таки предложила Женя.
   - Благодарю, - улыбнулся ей Ник, - но я не люблю сладкого.
   Искоса он наблюдал за уверенными красивыми движениями Эркина. Ну нет, этот в племени не уживётся, такой никакого вождя над собой не потерпит. Красив парень, очень красив, бабы на такого, как мухи на мёд должны слетаться... Ник прикусил изнутри губу, с трудом удержав лицо. Чёрт, неужели... даже не слышал никогда о таком. Но если так... понятно, что она так на него смотрит. Ах ты, чёрт, какой поворот. Индеец-спальник. Золотое дно для умного и оборотистого. И не боится парень к русским ехать, русские, говорят, таких на исследования отправляли. А этот не боится. Почему? Есть покровители? Не иначе. И очень сильные. Не эта же девчонка его прикрывает. Нет, здесь должны быть очень крупные силы задействованы. Стоп-стоп, а ну-ка, смотри незаметно, но внимательно. Рубашка. Нагрудный карман. Узор... Чёрт, Старый Охотничий Клуб. И герб не нашит, а выткан, потому и почти незаметен. Это... это знак не рядового охотника, а члена Правления. Это уже очень серьёзно. Русские, опять же. Клуб они взяли к ногтю, об этом только шёпотом и с доверенными людьми, но кое-что о кое-ком... Аресты с полной конфискацией, включая оружие и счета. Так что это? Трофей? Не похоже. Или...
   Чтобы обед отличался от завтрака, Женя после сэндвича дала Алисе ещё печенье и конфету. Ну, что ж, ещё один пакет у них на ужин. А ужинать будут уже в Рубежине. А на полдник - Женя опять посмотрела на часы - да, печенье и сок. Что ж, с едой они рассчитали правильно. Сэндвичи с тушёнкой оказались достаточно сытными. Алиса, во всяком случае, сыта и доедает явно из послушания.
   - Эркин, мне много столько, возьми себе.
   Эркин покачал головой, изобразив предельную сытость, и откинулся на спинку кресла, рассеянно глядя в окно и медленно, по глотку, допивая сок. За окном продолжался дождь и плыли какие-то мокрые развалины. Поезд шёл медленно, с частыми, но короткими остановками, из коридора доносились шаги и голоса. Пару раз к ним уже заглядывали разносчики, предлагавшие кофе, сэндвичи, ещё что-то... Эркин допил сок и, переглянувшись с Женей, убрал со стола.
   Алиса снова смотрела в окно, но, похоже, дождевые струйки интересовали её больше, чем дома и голые деревья. Эркин сидел уже спокойно, откинувшись на спинку кресла и даже полуприкрыв глаза. Беляк, вроде, не слишком опасен и занят своим, Жене и Алисе ничего не грозит, так что можно немного расслабиться. Он привычно распустил мышцы, чтобы качаться вместе с креслом, и чутко дремал. Алисе надоел дождь за окном, и она стала засыпать. Женя уложила её, опять укрыла своей шалью и, сев на своё место, тоже закрыла глаза и задремала.
   Скользя глазами по строчкам дешёвого глупого детектива, Ник слушал сонную тишину в купе и быстро напряжённо думал. Комбинация получалась сложная и опасная для случайно прикоснувшегося. Итак... Что он сказал парню о себе? В принципе, соответствует истине и не вызвало отпора. Да, безусловно, парень ревнив, и здесь надо быть предельно осторожным и внимательным. Малейший намёк - и всё! С волками в салочки не играют. И в прятки тоже... не стоит. Но кто же за ним стоит? А похоже... Джен - не индианка, от силы метиска на четверть, условная, недоказанная или цветная. А девочка белая. Приёмыш? Подобрали в заваруху? Или... или в ту же заваруху, спасая, отдали цветным. Слышал о подобных историях. И помогли устроиться в репатрианты. Убрать девочку в Россию от... В сочетании с рубашкой... Нет, лезть в такую комбинацию очень рискованно. И не будем. Зачем чужой риск, когда хватает своего? Но придумано... остроумно и исполнено... элегантно. Интересно было бы узнать автора. Чтобы даже случайно не стать противником. С таким... точно проиграешь.
   Ник посмотрел на часы. Сейчас будет Ред-Сити, стоянка сорок минут, и до Стоп-Сити без остановок. Нудный перегон. Поспать тоже, что ли? Делать-то больше нечего. Ник откинулся на спинку кресла, поёрзал плечами, прилаживаясь поудобнее. И закрыл глаза.
   Когда Ник стал похрапывать, Эркин совсем успокоился. Теперь-то уж точно ничего не случится. Спящий неопасен.
   Сонную тишину в их купе нарушил проводник.
   - Ред-Сити, стоим сорок минут.
   Ник вздрогнул и сел прямо, потёр лицо ладонями. И широко улыбнулся проснувшимся попутчикам.
   - Сорок минут. Можно и пройтись.
   - Да, - ответно улыбнулась Женя, - и дождь, вроде, поменьше стал.
   Она стала будить Алису. Та, недовольно сопя и хмуря брови - недосмотрела сон про конфеты - одевалась. Эркин с невольно тронувшей его губы улыбкой подождал, пока Женя оденется и выйдет с Алисой, и вышел следом. Последним покинул купе Ник.
   На перроне Эркин, уже чувствуя себя уверенно, взглядом проводил Женю и Алису до дверей вокзала и отправился на поиски уборной для цветных.
   Дождь почти кончился, вернее был настолько мелким и слабым, что на него можно было не обращать внимания. Уборную для цветных Эркин, как и в Тейлор-Сити, нашёл на задворках, ближе к погрузочному двору. Как и везде, возле неё маялись безденежные и безработные бедолаги. Эркина встретили настороженным и не слишком дружелюбным ворчанием. Но в уборную пропустили. Там было безлюдно и не слишком чисто. Большинство раковин бездействовало, а до многих кранов Эркин побрезговал дотронуться. Стараясь держаться подальше от грязных стен, Эркин подумал, что, если бы не опасность нарваться на полицию, он бы вообще лучше обошёлся бы кустами или подворотней.
   Как он и предполагал, на выходе его встретили. Три негра в обтрёпанных рабских куртках стояли в двух шагах от входа так, чтобы обойти их никак не получилось.
   - Надолго сюда? - спросил один из них, заступив дорогу идущему ровным шагом Эркину.
   Эркин вытащил из кармана сигарету, закурил и, затянувшись, естественным жестом передал её ближайшему сбоку. Сигарету приняли. Подошли и встали рядом, плотным, но не замкнутым кругом остальные.
   - Пока поезд стоит, - спокойно ответил Эркин.
   - Думаешь в Стоп-Сити работы больше? - хмыкнул загораживающий ему дорогу.
   - Мне на ту сторону.
   Кто-то присвистнул.
   - Круто берёшь, парень.
   - Не боишься?
   - Беляки все одинаковы.
   - Русские только ругаются по-своему, а так-то...
   - Одна сволочь.
   Эркин переждал этот шум.
   - Хуже, чем было, уже не будет.
   Убедившись, что он им не соперник, они ещё немного поругали погоду, беляков и низкие заработки и выпустили Эркина из кольца уже вполне дружелюбно.
   Подходя к перрону, Эркин посмотрел на часы. Время ещё есть. Ага, вон и Женя с Алисой ходят, гуляют. Как и в Тейлор-Сити, он не стал подходить к ним, а остановился в нескольких шагах от их вагона и, чтобы не стоять просто так, достал сигарету. Женя оглянулась, встретилась с ним глазами и улыбнулась. Эркин еле заметно кивнул, показывая, что видит, и остался стоять.
   Громкий гнусавый голос от здания вокзала не слишком внятно объявил, что отправления поезда до Стоп-Сити осталось пять минут. Эркин погасил сигарету и выбросил окурок. Дождавшись Женю и Алису, вошёл следом за ними в вагон. Проводник по-прежнему неприязненно косился на него, но молчал. В купе никого не было, и, пользуясь моментом, Эркин быстр спросил у Жени, раздевающей Алису.
   - Сколько ему надо дать?
   - От пяти до десяти, - поняла его Женя.
   Эркин кивнул, помог ей снять пальто, повесил его и тогда уже разделся сам. Дрогнул пол под ногами, и почти сразу в купе вошёл Ник. Весёлый и раскрасневшийся. "Видно, выпил", - подумал Эркин.
   Расселись. Ник опять достал свою книгу, Алиса смотрела в окно. Женя переглянулась с Эркином. Обсуждать что-либо, тем более дальнейший путь при Нике не хотелось. Эркин откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза, показывая, что будет спать. Женя кивнула, посмотрела на занятую окном Алису. Ну вот, последние часы до Рубежина остались. А там - Россия, и они смогут быть вместе. Всегда. Как было этот месяц. И как будет, должно быть. Ну, разве это не глупость, что он не может подойти к ним, встать рядом, взять Алису на руки... Женя вздохнула. И сразу Эркин быстро и внимательно посмотрел на неё. Женя улыбнулась ему, и он снова прикрыл глаза.
   Поезд шёл небыстро, но без остановок. Ник дочитал книгу и небрежно сунул её в карман висящего рядом с его креслом пальто. И опять... стоило ему шевельнуться, как его уколол быстрый внимательный взгляд из-под ресниц. "Спит индеец, - усмехнулся Ник, - по-волчьи" Один глаз спит, а другой смотрит. Волк - он и есть волк. Зато исподтишка по-шакальи не нападёт. Ник откинулся на спинку кресла и закрыл глаза: проводник разбудит.
   Покачиваясь вместе с вагоном, Эркин спокойно дремал. Начало пути его устраивало. В Рубежине они пройдут визовый и таможенный контроль, обменяют деньги и уже на той стороне получат билеты до Иванькова. И там же паёк на завтра? Но это, как ему объяснили, выписывая маршрутку, смотря по поезду. Если сразу, то в Иванькове и обед, и паёк, а если заночуют в Рубежине, то паёк там. Заночуют... опять в барак, что ли? Надоело, честно говоря. Хотя... это смотря, какой барак. Но выбирать-то им не из чего. Ну, ничего. Иваньково, а дальше... нет, не стоит загадывать. Как говорил Фёдор? Загад не бывает богат. Да, думаешь одно, а получается совсем другое. До Иванькова ясно, а дальше посмотрим. Пайка, в общем, хватает, тот пакет, со сборного, он не тянул, а отошёл подальше, убедился, что один, и смолотил в момент. Зато потом долго был сыт. Эркин улыбнулся, не открывая глаз. Он до сих пор помнит вкус того хлеба и тушёнки. И слова врача. Веры Борисовны. И что бы ему ни говорили, плохо ему там, на той стороне, в России, не будет. Месяц он в лагере был, слова плохого не слышал. Был как все. Даже не думал раньше, что сможет так с белыми. Да нет, какие ж они белые? Не в цвете же дело. Они... они свои ему. Вот оно...
   Эркин вздрогнул и открыл глаза. Проверяя себя, поглядел на часы. Да, час остался, даже чуть меньше. Он подтянулся и сел прямо, потёр лицо ладонями. В купе сумрачно, а где здесь включается свет, он не знает. Как бы Алиса, проснувшись, не испугалась темноты.
   Негромко зевнул Ник, откашлялся.
   - Подъезжаем? - спросил он, ни к кому не обращаясь.
   Но Эркин ответил:
   - Меньше часа осталось, сэр.
   Вздохнула, просыпаясь, Женя. Ник щёлкнул выключателем. Под потолком зажглась круглая лампа в матовом колпаке, и за окном сразу стало темно. Завозилась, сползая с кресла, Алиса. Эркин нагнулся подхватить её и увидел своё отражение в оконном стекле. Женя поглядела на свои часики.
   - Алиса, хочешь сока?
   - Ага, - ответила, просыпаясь, Алиса и уточнила: - С печеньем? Хочу.
   Эркин улыбнулся и достал свой мешок. Нику они уже не предлагали. По полкружки сока и по два печеньица каждому. Эркин поболтал флягу, прислушиваясь к плеску.
   - На донышке осталось, - сказал он Жене.
   Женя кивнула.
   - Разливай. Допьём уже, а в Рубежине ещё купим.
   Они как раз успели доесть и допить, и Эркин убирал кружки и флягу, когда в их купе заглянул проводник.
   - Прибываем, конечная станция.
   Ник кивнул, пряча во внутренний карман пиджака записную книжку, которую он просматривал. Женя стала одевать Алису. Поезд замедлял ход, подкатываясь к ярко освещённому перрону.
   - Стоп-Сити, леди и джентльмены, - доносился из коридора голос проводника. - Стоп-Сити.
   Эркин застегнул куртку, вытащил из кармана и надел шапку. Судя по блестящему перрону, там дождь. Надо доставать вещи, но Ник ещё сидит, а тюк вытаскивать - его заденешь. Поезд остановился.
   - Было приятно познакомиться, - встал Ник. - До свидания.
   - До свидания, - улыбнулась Женя.
   - До свидания, сэр - вежливо ответил Эркин.
   И как только Ник вышел из купе, стал вытаскивать вещи, прилаживать на плечи мешок и тюк.
   - Эркин, проводнику надо дать, - сказал Женя по-русски.
   - Я дам, - сразу ответил Эркин. - Семь кредиток.
   - Хорошо, - кивнула Женя.
   Они взяли вещи, Женя поставила Алису между собой и Эркином, и пошли к выходу.
   Проводник, как и на остановках, стоял у двери, помогая выходящим. Эркина он проигнорировал, но Жене подал руку и Алисе помог перешагнуть из вагона на перрон. Эркин поставил тюк и ящик на перрон - здесь под навесом было не так уж мокро - и уверенно, привычным движением достал бумажник, вынул семь кредиток. Проводник явно растерялся, но его рука словно сама по себе взяла у Эркина деньги и вложила их в карман форменной куртки.
   - Спасибо... - проводник в последнюю секунду проглотил неположенное по отношению к цветному обращение.
   Эркин кивнул, взвалил на плечи тюк, взял ящик и посмотрел на Женю: знает ли она, куда идти. Женя улыбнулась проводнику.
   - Спасибо, до свидания, - и по-русски: - Нам вон туда теперь.
   - Вы с Алисой вперёд идите, - по-русски ответил Эркин. - Я за вами.
   Женя поправила висящую на плече сумочку и взяла Алису за руку.
   - Пошли, зайчик.
   Эркин шёл за ними, готовый принять на себя любой толчок сзади, но по мере их приближения к перегораживающему перрон забору толпа стремительно и заметно редела. Все шли в другую сторону, в город, как догадался Эркин, а сюда... неужели они одни на ту сторону?
   Кирпичный дом, похожий на лагерную проходную, окно с белой занавеской, дверь с блестящей табличкой... Женя отпустила Алису и открыла дверь. Эркин перевёл внезапно сбившееся дыхание и вошёл следом. Дверь гулко хлопнула за спиной, и офицер с погонами майора сказал:
   - Слушаю вас.
   Эркин сбросил на пол тюк и мешок, поставил ящик, подошёл к барьеру поперёк комнаты и достал из внутреннего кармана пакет с документами.
   - Здравствуйте, вот наши документы, мы уезжаем.
   - Репатрианты?
   - Да, - кивнула Женя.
   Она уже положила узел и свой мешок рядом с тюком, взглядом велела Алисе стоять возле вещей и подошла к Эркину.
   Офицер положил их документы на стол к двум девушкам, тоже в форме, но погоны лейтенантские, и те сразу стали рассматривать, листать, сверять со списками и записывать в толстые канцелярские книги. Офицер положил на барьер бланки.
   - Заполните декларации.
   Женя взяла бланки и огляделась в поисках стола. Но его не было.
   - Пишите здесь, - разрешил офицер. И только чернилами.
   Женя достала из сумочки ручку и стала заполнять аккуратными печатными буквами пробелы. Эркин стоял рядом, боком прислонясь к барьеру, чтобы по возможности видеть и Женю, и очень серьёзную Алису, и вещи, и офицера нельзя из виду упускать.
   - Эркин, пересчитай деньги, - сказала, не отрываясь от письма, Женя.
   Эркин достал бумажник. Барьер был достаточно широк, чтобы разложить на нём купюры и монеты.
   - И у меня в сумочке, в кошельке. Ага, спасибо.
   Эркин высыпал к своим деньгам мелочь из кошелька Жени. Ещё раньше, в первом лагере, Женя настояла, что все основные деньги будут у него, а себе тогда оставила немного, сказала: "на текущие расходы". Эркин расправил смятые кредитки, сложил их и монеты стопками и ещё раз пересчитал.
   - Сколько? Надо вписать.
   - Две тысячи триста семьдесят пять, и ещё мелочи на две кредитки ровно.
   - Всего две тысячи триста семьдесят семь, - шёпотом сказала Женя, заполняя графу, и продолжила: - Золото в изделиях... нет, камни драгоценные... нет, оружие...
   - У меня нож, - сказал Эркин.
   - Покажи, - с равнодушным спокойствием потребовал офицер.
   Он стоял рядом с ними, но по ту сторону барьера, ожидая, пока Женя закончит возиться с бланками. Искоса быстро поглядев на нож Эркина, качнул головой.
   - Это можно не вносить. Огнестрельное оружие есть? Нет? Заполнили?
   Он взял заполненные Женей бланки, быстро их просмотрел, передал девушкам.
   - Пройдите налево на досмотр с вещами.
   Эркин ловко подхватил оба мешка, тюк и ящик, оставив Жене узел. Налево? Да, вон дверь.
   Длинная комната с длинным столом и офицер в форме, похожей на военную, но другого цвета. Жестом он показал Эркину, чтобы тот положил вещи на стол. Вошли ещё трое в такой же форме. По человеку на каждый узел или мешок - сообразил Эркин. Неожиданно ловко и быстро они пересмотрели их вещи. Все узлы и пряжки, словно сами собой, развязывались и расстёгивались. И вот уже всё опять в прежнем порядке.
   - Проходите сюда.
   И только тут Эркин ощутил, что ему нечем дышать, и перевёл дыхание. Ладонь Жени на его запястье. Узел, тюк, ящик, два мешка, ручонка Алисы, вцепившаяся в край его куртки. Следующая комната. Снова барьер. Деньги? Да, вот... Он выгребает из бумажника радужные кредитки и из кармана тускло-жёлтые монетки.
   - Распишитесь. Вот здесь.
   Эркин посмотрел на Женю. Он же только по-английски умеет. Две буквы. У русских буквы другие, он уже это знает. Расписалась Женя. И вот перед ними деньги. Другие. Совсем другие. Серые. Он не видел раньше таких. Но цифры те же. Тысяча, пятьсот, ещё пятьсот, три сотенных, пятьдесят, две десятки, семь по одному. Это и есть "рубли"? Эркин заложил деньги в бумажник, спрятал его и перешёл вдоль барьера к следующему офицеру со стопкой документов. Удостоверения, метрика, свидетельство о браке, а виза? Визу не возвращают? Почему? За что?
   - Виза вам больше не нужна, - офицер, они все сейчас кажутся Эркину на одно лицо, улыбается. - Вы уже в России. Вот ваш маршрутный лист, билеты до Иванькова, а это талоны на паёк. Поезд через два часа. Зал ожидания по коридору прямо. Там в буфете и получите паёк.
   Или это уже другой им говорит? Рука Жени... хлопанье дверей за спиной... широкий коридор... зал... жёсткие скамьи... какие-то люди в форме спят, лёжа и сидя.... Но вон свободная... прилавок... вон, в углу...
   Они сложили вещи на скамью, и Эркин пошёл выкупать паёк. Заспанная круглолицая женщина в белом фартуке взяла у него талоны и выложила три пакета с пайком. Эркин обвёл взглядом прилавок и, не увидев знакомых банок с соком, спросил:
   - Чай есть?
   - С сахаром гривенник стакан.
   Что такое гривенник, Эркин не знал и понёс пайки Жене.
   - Вот, заложим в мешок. Женя, гривенник - это много?
   - Гривенник? Ой, сейчас вспомню, да, десять копеек. В рубле сто копеек.
   - Понял, - кивнул Эркин и достал флягу. - Я сейчас чаю куплю и налью.
   - Да, и сейчас возьми попить горячего. И печенье доедим.
   Эркин оглядел флягу, повернулся на мгновение к прилавку и снова к Жене.
   - Десять стаканов. Семь во флягу и три сейчас, так?
   - А семь стаканов влезет? - усомнилась Женя.
   - Влезет. Кружка как два стакана, мы вливали четыре кружки, и было под горлышко. И... там бутерброды есть. Взять?
   - Алиса, есть хочешь?
   Алиса замотала головой.
   - Тогда по одному, - решила Женя. - Только попробовать.
   Сидя на скамейке между Алисой и узлом, придерживая ногами тюк, ящик и большой мешок, Женя смотрела, как Эркин разговаривает с буфетчицей, расплачивается, очень аккуратно переливает дымящийся чай из стаканов во флягу, тщательно завинчивает крышку, вешает флягу на плечо и... Женя привстала, но Эркин уже шёл к ним, ловко неся сразу три стакана, прикрытых картонной тарелочкой с тремя бутербродами. Увидев розовые и белые ломтики рыбы на кусочках белого хлеба, Женя ахнула:
   - Ты с ума сошёл.
   - Они по двадцать пять копеек, - старательно выговорил Эркин и улыбнулся. - Удачу надо отпраздновать, правда? А это очень вкусно.
   Женя только покачала головой, но спорить не стала. Конечно, Эркин так нервничал на досмотре, лицо совсем каменным стало... Они переложили вещи, Эркин прямо на скамье расстелил носовой платок, расставил стаканы и тарелку, он и Женя сели с боков, а Алису посадили на пододвинутый к скамье тюк. Эркин достал нож и разрезал каждый бутерброд на три части. Ели медленно, и Женя, не забывая следить за Алисой, наслаждалась и вкусом рыбы, и красивыми движениями Эркина.
   - Очень вкусно. Ты молодец, Эркин.
   Эркин счастливо улыбался. Он ел и пил, невольно прислушиваясь к собственным ощущениям, ведь это уже Россия, это русский чай и русская еда, в бумажнике у него русские рубли, в кармане куртки звенит мелочь, белая, а не жёлтая. С ума сойти...!
   Женя посмотрела на часики, и он сразу заторопился, допил свой чай и отнёс стаканы, получив залоговую стоимость, три копейки за стакан, а стаканов десять, так что сдачи было... и за семь стаканов сразу залог... и ещё за три... нет, потом сосчитает, некогда уже.
   - Поезд на Иваньково с первого пути, - гнусаво, но достаточно понятно сказали под потолком, и сразу ожил, зашевелился и загомонил зал.
   И снова мешок на спину, тюк на плечи, ящик в руку, второй мешок и узел у Жени, Алиса... В общей толпе они шли к выходу, кажется, что всему залу на этот поезд.
   - Женя, билеты у тебя, - напомнил Эркин, плечом отодвигая слишком напиравшего на них парня.
   - Да, сейчас посмотрю. Алиса, за узел держись.
   Ловко действуя одной рукой, Женя достала билеты и посмотрела на них.
   - Четырнадцатый вагон. Плацкартный.
   - Это как? - не понял Эркин.
   - Сейчас увидим.
   Вагоны, в общем-то, походили на те, в которых они ехали. А вот и четырнадцатый. И проводник у входа. Женя протянула ему билеты. Немолодой седоусый мужчина в тёмно-синей форме кивнул.
   - Проходите.
   Через тамбур они вошли в вагон, сразу напомнивший Эркину барак в Центральном лагере. Держа наготове билеты, Женя шла впереди, выглядывая их места. Ага, вот они. Женя проверила номера и спрятала билеты.
   - Вот эти две полки. На Алису места не дали, - и вздохнула сразу и облегчённо, и озабоченно. - Давай укладываться.
   Нижняя полка поднималась, открывая вместительный ящик. Заложили туда все вещи, оставив только маленький мешок с продуктами и нужным в дороге. Его Эркин положил на верхнюю полку. Женя с Алисой, значит, внизу, а он сверху. Ладно. Жаль, ни двери, ни занавески, и неизвестно, кто с ними будет...
   - Ага, вот здесь, - прогудел за их спинами низкий голос.
   Эркин медленно обернулся. Трое в форме без погон. Как их называют? Да, демобилизованные. Наверное, они и есть. В лагере об этом тоже приходилось слышать. Говорили разное. Но тут же выяснилось, что у двоих места в соседнем отсеке, и третий, бросив свой мешок на нижнюю полку, ушёл с обоими туда. Эркин перевёл дыхание и посмотрел на Женю. Она сосредоточенно снимала с Алисы пальто и шапочку. Поезд вдруг дёрнуло так, что Эркин еле удержался на ногах, а мужчина, стоявший в проходе на двух костылях, упал. Ругань, крики, смех... Эркин усадил Женю с Алисой на полку и помог встать упавшему.
   - Спасибо, браток. Двадцать второе здесь?
   - Да.
   Двадцать второе место оказалось верхним, и мужчина огорчённо крякнул. Женя сразу предложила ему поменяться местами.
   - Ну вот ещё, - он поглядел на Женю и улыбнулся. - Не такой уж я калека, чтоб до такого... А этот, - он показал на лежащий в углу вещевой мешок, - этот где?
   - Рядом, - ответил Эркин.
   Мужчина прислушался к пробующим песню голосам и кивнул:
   - Ну, с ним я договорюсь.
   Он с явно привычной ловкостью взял мешок и забросил его на верхнюю полку, а на его место положил свой такой же и стал устраиваться. Расстегнул и снял шинель, скатал её и положил в изголовье, сел, положив костыли на пол так, чтоб и не мешали, и были под рукой, расправил гимнастёрку под ремнём, звякнув наградами, и подмигнул серьёзно рассматривающей его Алисе.
   - Далеко едешь, синеглазая?
   Алиса плотнее прижалась к Жене, посмотрела снизу вверх на Эркина и решила всё-таки ответить.
   - До Иванькова.
   - Неближний свет, - уважительно сказал мужчина. - Ну, давай знакомиться. Я - Владимир, дядя Володя, а ты кто?
   - Я Алиса, - уже охотнее ответила Алиса. - А это мама. И Эрик.
   Завязывающийся разговор прервал вошедший проводник. К удивлению Жени, он по-хозяйски сел рядом с Владимиром и развернул на коленях кожаную сумку с матерчатыми кармашками внутри.
   - Давайте билеты.
   Он собрал их билеты и разложил по кармашкам.
   - В Батыгово разбудишь? - спросил Владимир, отдавая свой билет.
   - Сможешь заснуть, разбужу, - усмехнулся проводник. - Постель будете брать? Рубль комплект.
   - Будем, - кивнула Женя.
   - С билетами разберусь, подойдите ко мне, выдам.
   - А чаю, браток, нутро погреть?
   - Только поставил, и стаканов нет.
   - Чтоб у солдата не нашлось во что налить?! - рассмеялся Владимир.
   Улыбнулся и проводник.
   - Солдат нигде не пропадёт, это ты верно, - проводник встал и вышел.
   - Батыгово далеко? - спросила Женя.
   - За одну до Иванькова, - Владимир смотрел на неё с ласковой улыбкой. - Ничего, сестрёнка, доедем.
   Женя кивнула.
   - Конечно, доедем. Да, а чай у нас есть, - и посмотрела на Эркина.
   Эркин встал и взял с верхней полки свой мешок. Пока он развязывал узел, Владимир выложил на стол свои припасы. Такой же пайковый пакет, а ещё кружок твёрдой колбасы, завёрнутый в тряпку кусок сала, две луковицы, небольшая фляжка и тряпичный узелок с сахаром. Эркин и Женя не смогли скрыть удивления, и Владимир улыбнулся, ставя на столик свою помятую кружку.
   - Это мне в госпитале на дорогу выдали. Что по табелю положено, ну, и по хорошему знакомству добавили. Доставай кружки, ужинать будем, - и Жене: - давай, сестрёнка, хозяйничай. А мы для начала... - он многозначительно потряс флягой.
   - Водка? - спросила Женя.
   - Спирта нет, - Владимир несколько нарочито вздохнул. - Не дали.
   - Я не буду, - покачала головой Женя.
   - За возвращение надо, сестрёнка. Что мы выжили. Гнули нас, ломали нас, - глаза его стали на мгновение злыми, - что не они нас, а мы их в землю вбили. И домой едем. За это надо.
   Он положил на стол длинный с цветной ручкой нож и по-хозяйски уверенно стал разливать водку. Две кружки до половины и третью на донышке.
   - Вот так, сестрёнка.
   Спорить с ним было нельзя. Эркин чувствовал это, да и... да и не с чем спорить. Тогда, на королевском ужине они говорили о том же и почти теми же словами. Видно, поняла это и Женя. Она взяла нож и стала нарезать хлеб и сало.
   - Ты не экономь, - улыбнулся Владимир. - Толще режь. А синеглазке чаю, чаем чокнется.
   - Разве чаем чокаются? - удивилась Женя.
   - Ей ещё можно, - хмыкнул Владимир.
   Эркин положил на стол свой пайковый пакет, достал нож. Владимир мотнул головой.
   - Оставь. Вам до Иванокова больше ж не дадут, так? - Эркин вынужденно кивнул. - Ну вот. А Вам дитё кормить.
   Эркин на мгновение опустил ресницы, молча вскрыл пакет, достал тушёнку и хлеб и стал делать бутерброды. Владимир с весёлым удивлением посмотрел на него, но промолчал. Сделав бутерброды с салом, Женя из фляги налила Алисе чаю.
   - Ну, - Владимир взял свою кружку и поглядел на Эркина.
   Эркин сел рядом с Женей и тоже взял кружку.
   - Ну, за Победу!
   - За Победу! - кивнул Эркин.
   Четыре кружки со звоном столкнулись над столиком. Эркин, поднося к губам кружку, поймал краем глаза встревоженный взгляд Жени и улыбнулся ей.
   Женя только пригубила, но мужчины выпили до дна и молча сосредоточенно накинулись на хлеб с салом и луком.
   - По второй? - предложил Владимир.
   - Мне хватит, - покачал головой Эркин, прикрывая ладонью свою кружку.
   - Свою меру знать - великое дело, - кивнул Владимир, убирая флягу.
   Эркин кивнул, молча жуя сало. Тёплая волна толчками окутывала его. Женя взяла флягу с чаем, чтобы налить им, но Владимир коротким жестом остановил её и, взяв её кружку с остатком водки, аккуратно и точно перелил поровну себе и Эркину.
   - Как раз по глотку.
   Эркин взял кружку, чувствуя, что голова остаётся ясной, что сегодня он её удержит.
   - За что?
   - За кого, браток. За тех, что не дожили, пусть земля им пухом будет, - вздохнул Владимир и строго поправил Эркина: - Когда в память пьют, то не чокаются.
   Они выпили, и Женя тут же налила им чаю из фляги. Чай был ещё тёплым, и Владимир улыбнулся.
   - На вокзале покупали?
   - Ну да, в буфете.
   - А я не успел. Не на тот перрон забрёл, так пока дошкандыбал, уже посадку объявили.
   Эркин кивнул. Тёплый чай приятно освежил горящий от водки и лука рот. Владимир посмотрел на прильнувшую к Жене Алису и улыбнулся.
   - Уморилась, синеглазка.
   - Весь день в дороге, - ответила Женя, обнимая Алису.
   Эркин допил чай и встал.
   - Пойду, постель возьму, - и Владимиру: - Принести тебе?
   - Спасибо, браток, - Владимир полез в нагрудный карман гимнастёрки. - Сейчас деньги дам. Рубль там?
   - Потом, - отмахнулся Эркин, выходя из их отсека.
   На выходе очередной толчок поезда шатнул его, так что пришлось ухватиться за стояк. Но пьяным он себя не чувствовал.
   Эркин шёл сквозь галдящий, пьющий и поющий вагон, как через праздничный Цветной квартал. Пустые боковые полки и набитые под завязки отсеки, а кое-кто уже спал, завернувшись с головой в шинель или одеяло.
   В крохотном, забитом полосатыми толстыми рулонами купе проводника Эркин получил три туго скатанных тюфяка.
   - Дотащишь? - усмехнулся проводник.
   - Перевязать есть чем? - ответил вопросом Эркин, вытаскивая деньги.
   - Оплата по приезде, - проводник протянул ему верёвку.
   Поставив три рулона в ряд, Эркин охватил их одной петлёй, закрепил узел, присел на корточки, прижимаясь спиной к ближнему рулону.
   - Поддержи чуток.
   И встал, поднимая на спине все три тюфяка.
   - Ловко, - одобрил проводник, слегка подтолкнув нижний рулон, чтобы тот не выскочил из петли. - Верёвку потом занеси.
   - Ага, - ответил из-под ноши Эркин, пускаясь в обратный путь.
   Его опять пару раз шатнуло, прикладывая к стоякам, а один раз потянуло, повело прямо на гуляющую компанию. С хохотом и шутками в десяток рук его удержали, поставили на ноги и дружеским толчком направили на путь истинный.
   Эркин ввалился в их отсек и был встречен радостным голосом Алисы:
   - Эрик пришёл!
   - Заждалась, - хмыкнул Владимир.
   Эркин свалил свою ношу, распустил узел и сдёрнул петлю. Кинул рулон на свой полку и положил по рулону на нижние.
   - Ну, спасибо, браток, - улыбнулся Владимир. - Да, а деньги?
   - Сам проводнику отдашь, - Эркин перевёл дыхание и взял свою кружку, куда Женя уже налила ему чаю. - Сказал, оплата по приезде.
   Женя стала стелить себе и Алисе, и Эркин сел рядом с Владимиром, а Алиса сразу забралась к нему на колени. Алису очень заинтересовали награды на груди Владимира, и она разглядывала их, строго насупив брови. Владимир заметил это и улыбнулся.
   - Что, синеглазая, нравятся?
   - Ага-а, - немного врастяжку ответила Алиса и решила уточнить: - Кругленькие - это медали, а звёздочки - ордена, да?
   - Правильно.
   - Это за храбрость, да?
   - Тоже правильно.
   - Звёздочка красная с солдатиком, звёздочка жёлтая с башней и две звёздочки белые тоже с башней, - шёпотом приговаривала Алиса.
   Женя быстро развернула и расстелила тюфяк, разложила одеяло и подушку и потянулась к лежащему наверху мешку. Эркин ссадил Алису и встал помочь ей. Женя достала из мешка полотенце и мыло.
   - Алиса, пошли в уборную.
   - Она в том конце, - показал направление Эркин, узнавший это во время своего путешествия за постелями.
   Когда Женя с Алисой вышли из отсека, а Эркин опять сел рядом с Владимиром и взял свою кружку, тот задумчиво кивнул.
   - Повезло тебе.
   - Я везучий, - кивнул Эркин. - Знаешь, сколько таких как я в Овраги легло. Не дожили....
   Он поставил на столик кружку, подобрал с пола верёвку и привычным движением, как когда-то лассо, смотал её на локоть и перевязал.
   - Да, - Владимир, кивая, несколько раз подряд качнул головой. - Это так, конечно. Не дожило много.
   Где-то рядом пели протяжно и грустно. Мужские голоса тщательно выговаривали слова, не слишком следя за мелодией. И весь вагон словно притих, слушая. Андрей пел так же - вспомнил Эркин. Для него слова были важнее. Эркин тряхнул головой.
   - Вспомнил кого?
   Владимир спрашивал так, что Эркин ответил.
   - Брата. Брата у меня в Хэллоуин убили. Избили, облили бензином и подожгли. Понимаешь, он ещё жив был. Кричал. А они смотрели и смеялись. Понимаешь? И... и Алиса видела это. Её он спас, а сам... он на себя их отманил, отвёл...
   Широкая ладонь Владимира легла на его колено.
   - Никого... нету у тебя больше?
   - Только они. Женя и Алиса.
   Владимир кивнул.
   - А у меня никого. Все погибли. Вот нашёл родню, дальнюю, дальше уж некуда. Списался и еду. Всё ж не один буду.
   - Одному тяжело, - согласился Эркин.
   В отсек вошла Женя, ведя за руку умытую Алису.
   - Давай ложиться, маленькая.
   Владимир подобрал свои костыли и встал.
   - Пошли, покурим, - предложил он Эркину.
   И снова путь по гудящему, хохочущему и плачущему вагону. Эркин шёл сзади, чтобы при необходимости помочь Владимиру. Но тот, видимо, уже привык к костылям и шёл уверенно.
   В тамбуре было заметно холоднее. Владимир прислонился к стене и достал кисет. Эркин вытащил сигареты, предложил жестом. Владимир покачал головой.
   - Привык к самокруткам.
   Они закурили.
   - Племя твоё... тоже...?
   - Не знаю, - просто ответил Эркин. - Я не знаю своего племени, - и повторил: - У меня никого больше нет.
   - И не нужен? - улыбнулся Владимир.
   Эркин пожал плечами и, помедлив, кивнул.
   - Да, наверное, так и есть. Одному очень тяжело, я знаю...
   Они молча курили. Эркин щелчком выкинул в щель под дверью окурок, передёрнул плечами. Владимир курил, зажимая самокрутку в кулаке, так что даже огонька не видно. Из-под двери толчками бил холодный воздух, грохотали колёса, дрожал под ногами железный пол. Владимир погасил крохотный окурок и выбросил его.
   - Ладно, пошли спать.
   - Пошли, - не стал спорить Эркин.
   Он открыл дверь, пропустил Владимира и вошёл сам. То ли шум стал глуше, то ли он уже притерпелся к нему. У уборной стояла очередь, небольшая, в три человека. Владимиру сразу предложили пройти первым.
   - Спасибо, братки, - улыбнулся Владимир.
   Разговор сразу стал общим и о войне. Эркин слушал молча. Здесь ему сказать было нечего. А они вспоминали, перебирали названия городов и номера частей... Из уборной вышел молодой, не старше Андрея, парень, застёгивая на ходу воротник гимнастёрки, но не ушёл, сразу ввязавшись в разговор. Народу всё прибывало. И когда очередь дошла до Эркина, было уже не протолкнуться.
   Оказавшись в маленькой и достаточно чистой уборной, Эркин повернул на двери ручку и огляделся. Раковина, унитаз, даже зеркало есть. Ну, ладно, не будем задерживать остальных. Но он не сразу понял, что воду спускают ножной педалью, а кран надо подбивать ладонью. Наконец, приведя себя в порядок, Эркин окончательно посмотрелся в зеркало - нет, глаза не пьяные - и открыл дверь.
   Народу полно, но Владимира уже не видно. Эркин протолкался к выходу и пошёл к себе. Да, многие уже улеглись, но в некоторых отсеках ещё вовсю гуляли.
   Женя с Алисой уже лежали и, похоже, спали, еда на столике была аккуратно сложена, а Владимир сидел на расстеленной постели и смотрел в окно, хотя в тёмном стекле мог видеть только своё отражение. Слабое, потому что свет в их отсеке уже выключен. Спали и двое на боковых полках напротив их отсека. Постель Эркина тоже была развёрнута. Эркин посмотрел на Женю, подтянулся и залез на свою полку. Стащил сапоги и после секундной заминки опустил их вниз под стол, рядом с черевичками Жени и ботиками Алисы. Смотал портянки и засунул их в сетку на стене, затем расстегнул пояс на джинсах и вытащил рубашку. Раздеваться дальше он не стал. За время жизни в лагере привык спать на простынях, да и не настолько тепло в вагоне. И наконец лёг, вытянулся на спине, натянув до подбородка колючее, чуть тоньше ковбойского, одеяло. И закрыл глаза. Ну, вот теперь действительно всё. Пронзительно закричал за окном гудок. Ну, вот и всё. Он ушёл, прорвался. Теперь уже Женя и Алиса в полной безопасности. Здесь им ничего не грозит. Мелко дрожала под ним полка, стучали колёса, где-то ещё пели, кто-то нудно и непонятно со слезами в голосе на что-то жаловался, а с другой стороны над чем-то смачно ржали. Но он всё равно слышал дыхание Жени и Алисы.
   Кряхтя и постанывая, лёг Владимир. Кто-то, громыхая подкованными сапогами, прошёл мимо их отсека. Вагон успокаивался и засыпал.
  

* * *

  
   Жариков закрыл книгу и откинулся на спинку стула. Время, конечно, позднее, и читано это уже многократно, но... всякий раз, когда так погано на душе, что не хочется жить, он берётся за эту книгу. И раньше это помогало. Но не теперь.
   В дверь осторожно постучали. Жариков нахмурился: ему сейчас только этого не хватало, может, постоят и уйдут. Но стук повторился. Жариков обречённо вздохнул.
   - Войдите.
   И чуть не выругался в голос от удивления. Вошёл Андрей. Вот уж кого не ждал и не хотел видеть. Андрей стоял у двери, понурив голову.
   - Ну? - наконец сказал Жариков.
   - Иван Дормидонтович, - Андрей прерывисто перевёл дыхание, - я... я пришёл сказать... я не могу больше...
   - Чего? - холодно поинтересовался Жариков, откладывая книгу. - Чего ты не можешь?
   - Жить так.
   В глазах Андрея стояли слёзы. Он явно старался сдержать их, не заплакать.
   - Я знаю, за что вы на меня сердитесь, - Андрей всхлипнул. - Я знаю, я виноват. Новенький не при чём, это я всё придумал. Я хотел... Я хотел, как лучше... Я думал, это Новенькому поможет, ну, бояться перестанет. Он так боялся белых, этого... что ни о чём уже ни думать, ни делать ничего не мог. Он и в палатах поэтому не мог работать. Из-за страха. А этого... это же он Новенького на День Империи избил. Ну, я и подумал... Я виноват, я знаю. Я потом понял, что сам стал, как этот, как... как Большой Док.
   До этих слов Жариков слушал относительно спокойно. Слезливые, по-детски лукавые объяснения, что не хотели, не знали, не думали, он за этот год выслушал немало и знал, что, в принципе, все эти слова отражали не раскаяние, а желание избежать наказания. Но вот последняя фраза... уже нечто новое.
   Жариков встал и подошёл к Андрею.
   - Ты это понял?
   Андрей кивнул, отворачиваясь, и зажмурился, сдерживая слёзы.
   - Ладно, - Жариков вернулся к столу. - Садись, поговорим.
   Осторожно, словно по горячему или скользкому, Андрей подошёл к столу и сел, положив ладони на колени, понуро опустил голову.
   Жариков ни о чём его не спрашивал, и он заговорил сам:
   - - Я не знал, что он сын Большого Дока. Знал, что он Новенького на День Империи мордовал, а на Хэллоуин его арестовали, ну, в тюрьме у него крыша поехала, и его сюда отправили. Я... - Андрей стал перемешивать русские и английские слова, - я думал, он - обычный беляк. А Новенький и так... жил-дрожал, а его увидел... такой ни одну сортировку не пройдёт.
   - Что-что?! - перебил его Жариков. - Ты это чего несёшь? Какие ещё сортировки?!
   - Нет, Иван Дормидонтович, это... это не то, я понимаю, сейчас их нет, но... я же видел таких, их убивали. И Новенький таким становился. А сейчас... понимаете, он увидел, что беляк боится, его боится. Что он не слабее беляка. Он... он себя человеком почувствовал.
   - Увидев страх другого?
   - Да. Я понимаю, что вы о нас думаете, но это так.
   - Вам тоже это было надо? - спросил Жариков.
   Андрей поднял голову и твёрдо посмотрел ему в глаза.
   - Мы видели их зависимость от нас. А на Хэллоуин увидели и страх. А кое-кто и в заваруху увидел, и ещё раньше... бывало. Да, это так. И... нет, не только это, - Андрей тряхнул головой. - Не только, нет. Мы же видели, понимали, нас спасали, лечили, но... нас. Попали к добрым хозяевам. Бывает. Редко, но бывает, повезло. Мы... мы оставались, кем были, рабами, спальниками, поганью рабской. Только потом, когда доходило, и тоже... нет, я путаюсь, простите. Я думал, Новенькому поможет.
   - И помогло? - прикрывая иронией искренний и чуть ревнивый интерес, спросил Жариков.
   - Да, - улыбнулся Андрей. - Он совсем другим стал, вы заметили? Он... он имя себе взял. И не Новенький теперь, а Новиков, Александр Новиков, Алик. И учиться начал всерьёз. Да, - Андрей нахмурился, - ему помогло, но... но я потом понял, это, ну, что я сделал, это тоже... по-рабски. Я таким же получился. На слабом силу свою показываю. Я же сильнее, ну, беляка этого. И вот получилось, что я... придумал и на человеке... нет, он получился материалом для меня. Я когда это понял... - у Андрея расширились глаза, - я спать теперь не могу, всё думаю. Иван Дормидонтович, что мне теперь делать?
   - Ты сам эту кашу заварил, - Жариков и боялся перегнуть палку, и не мог сдержать накопившуюся за эти дни горечь, - сам и расхлёбывай.
   - Я не знаю, - вздохнул Андрей. - Может... может, мне пойти к нему, извиниться...
   - Думаешь, он примет твои извинения? - спросил с интересом Жариков.
   Андрей снова опустил голову.
   - Да, вы правы, Иван Дормидонтович, я для него... раб, он меня и слушать не станет, или подумает, что это вы мне приказали.
   - Что приказал?
   - Ну, прощения попросить, - Андрей невесело улыбнулся. - Нас всегда заставляли прощения просить, на колени вставать, руки им целовать, сапоги... все мы так... в ногах у них навалялись. Вы же помните, мы и здесь первое время так же... просили.
   Жариков кивнул. Он помнил эти мольбы о пощаде, милостивом прощении. Не все, правда, вели себя так, но... Жариков встал и пощупал чайник. Чуть тёплый, надо подогреть.
   - Сейчас чаю попьём.
   - Спасибо, Иван Дормидонтович, - Андрей потёр лицо ладонями, взъерошил пальцами волосы, вздохнул. - Я не знаю, что мне теперь делать, как мне жить дальше.
   - А остальные что говорят? - осторожно спросил Жариков.
   - Они не знают, - просто ответил Андрей. Так просто, что Жариков понял: это правда. - А узнали бы, сказали, что молодец, всё правильно, жалко мало врезал. А если ещё узнают, что он сын Большого Дока... - Андрей даже головой покрутил.
   - Как же вы с такой ненавистью к белым работаете в палатах? - спросил, садясь к столу, Жариков.
   - Так это же совсем другое, - Андрей искренне удивился его вопросу. - Это же русские. Они защищали нас. Мы это понимаем. И... и не пристают они к нам, - Андрей сделал выразительный жест, от которого Жариков невольно покраснел. - Мы для них не спальники, и не рабы даже. А как они к нам, так и мы к ним. Я уже даже не замечаю давно, что они белые. Будто... будто мы одной расы. Только цвета другого, - и смущённо улыбнулся. - Ахинею несу, да?
   - Да нет, не такая уж это ахинея, - задумчиво ответил Жариков.
   Андрей вздохнул.
   - Я вот Чаку завидовал, что он сумел отомстить. За себя, за других. А я... и вот попробовал. И только мне же хуже.
   Жариков встал, выключил чайник и стал накрывать на стол. Андрей молча смотрел, как он ставит тарелку с печеньем, чашки, разливает чай...
   - Сахар сам клади.
   Андрей кивнул, пододвинул к себе чашку, обхватил её ладонями, будто замёрз, и тихо, устало повторил:
   Что мне делать, Иван Дормидонтович?
   Жариков пожал плечами.
   - Не знаю. Я не шучу и не играю с тобой, Андрей. Я действительно не знаю. Ты хочешь поговорить с Шерманом, так?
   Андрей вздрогнул, услышав это имя, но сдержался, резко мотнул головой.
   - Нет, не хочу. Он... он похож на Большого Дока, я это не понял сразу. Не хочу. Боюсь... сорваться боюсь. Но если надо...
   - Кому? Тебе или Шерману?
   Андрей зябко передёрнул плечами.
   - Как вы скажете, Иван Дормидонтович?
   - Не увиливай, - Жариков шутливо погрозил ему пальцем и тут же стал серьёзным. - Это нужно и тебе, и ему. Но по-разному. Знаешь что, Андрей, не спеши. У тебя будет ещё возможность поговорить, - и усмехнулся. - И охрану не придётся отвлекать.
   - Джо с Джимом не при чём, - сразу сказал Андрей. - Это всё я.
   - Ты, ты, Андрей, - не стал спорить Жариков. - Всё ты.
   И не выдержал, улыбнулся. Андрей тут же расплылся в ответной радостной улыбке. Всё, его простили. И поняли. Глядя на его довольное лицо, Жариков вздохнул. Ну, нельзя на него сердиться. Мальчишка. Это не инфантильность, не отставание в развитии, нет. Отсутствие социального опыта, семейного, полная неприменимость имеющегося опыта к жизни, необходимость адаптации... Жариков тряхнул головой и увидел внимательные глаза Андрея.
   - Ты что?
   - Вы... вы ведь изучаете нас.
   Жариков насторожился: опять неожиданность.
   - С чего ты взял?
   - Вы на нас смотрите... - Андрей запнулся, подбирая слово. - Вы рассматриваете нас, - и заторопился. - Нет, я не в обиде, я понимаю. Иван Дормидонтович, вы ведь знаете, скажите мне, что со мной. Я не могу понять, но вы понимаете. Скажите. Что мне делать? Как мне жить?
   - Ты недоволен своей жизнью? - осторожно спросил Жариков.
   Андрей пожал плечами.
   - Я не знаю другой. Всегда всё решали за меня.
   - Остаться работать здесь ты решал сам, - возразил Жариков.
   - Я... я боялся. Другого решения. Боялся остаться один.
   - А ехать в Россию?
   Андрей быстро посмотрел на него и опустил глаза, рассматривая свою чашку с остывающим чаем.
   - Да. Это я решил сам. Как остальные, но сам. Но... я не знаю, как объяснить. Тот сержант... я даже не знаю, где он сейчас, он меня и не помнит, наверное, но я ещё тогда подумал, что если все русские как он, то буду жить в России. Хотя нет, вру, это я потом так думал. Нет, путаюсь я, я не пьян, не думайте. Я просто понять не могу. Нет, - Андрей встал. - Не то несу совсем, извините, Иван Дормидонтович, я пойду.
   Встал и Жариков.
   - Хорошо, спокойной ночи, Андрей, - и улыбнулся. - В другой раз поговорим.
   - Ага, - просиял Андрей, - спасибо Иван Дормидонтович, спокойной ночи.
   И выскочил за дверь с такой скоростью, будто боялся, что Жариков передумает.
   Жариков покачал головой. Смешно, конечно, но... Андрею всего восемнадцать, самое время мучиться такими вопросами. Крису, например, не до этого, у него свои проблемы. Влюблён по уши и уверен, что безответно. А Люся так же твёрдо уверена, что она - урод, и что влюбиться в ней не могут, вот и страдают каждый сам по себе. А Эд ждёт роковой даты, когда ему исполнится двадцать пять, и из кожи вон лезет, доказывая свою полезность... Да у каждого свои проблемы. Есть, разумеется, и общие. Но в этом: "Как жить?" - в этом Андрей достаточно оригинален. М-мыслитель! Шерман два дня был в полной прострации, только сейчас стал как-то адекватно реагировать. Ну... ну, ничего. Больше к нему не полезут. Новенький, как его теперь, да, Алик, сам на это не рискнёт, а до Андрея вроде бы дошло. Надо подготовить остальных, что Шерман - сын Большого Дока. Приедет Северин с официальным заключением, и Шермана надо будет переводить на обычный режим. Выписывать его, разумеется, рано. Там ещё минимум две недели на общем режиме. А скорее всего и больше. Для социальной адаптации и психической стабилизации. Но на общем и только на общем.
   Жариков допил свой чай и стал убирать со стола. Но ты смотри, как Андрея забрало: даже чай не выпил. Редкий случай. Обычно парни такого не упускают, съедают всё и всегда. Как все бывшие рабы. И вообще голодавшие.
  
   По коридору прошёл охранник. Рассел слышал, как затихают его шаги, как хлопнула, закрываясь, дальняя дверь. Охрана... Кого и от кого они охраняют? Неприятно вспоминать, какую он закатил тогда истерику, чуть ли не до признания неадекватности. Конечно, сам виноват: не увидел, не распознал блефа, но животный, не рассуждающий страх оказался сильнее разума. Да и... всплыли в памяти всякие разговоры о ненадёжности тормозных рефлекторных дуг. И всё же... всё же, увидев на спортивной площадке эту пару - негра и мулата, узнав их по силуэтам, успокоился. Если парней и наказали, то неопасно для здоровья.
   Рассел сел на кровати, нашарил на тумбочке сигареты и закурил. Да, труса он отпраздновал... классически. Но и... да нет, без "но". Спальники действительно умеют убивать бесшумно и бесследно. Смерть во сне. Бывали случаи, бывали. И говорили парни об этом очень просто. Так говорят о привычном. И слышать приходилось не раз. Смерть во сне. Заснул со спальником и не проснулся. Инфаркт, остановка дыхания от... чрезмерного восторга, сверхоргазма? Некоторые даже завидовали такой смерти. Умереть в пылу восторга, на пике наслаждения... Идиоты. Оказывается, всё гораздо проще. Ну да, отличное знание анатомии с одной стороны, и полное отсутствие осторожности с другой. И вполне закономерный результат. Даже странно, что такие случаи были сравнительно редки. Или он просто не о всех знает...
   ...Эдвард резко со злостью ставит на стол стакан, едва не расплёскивая виски.
   - Нет, Рассел, я лучше застрелюсь, чем лягу со спальником. Ещё неизвестно, что хуже.
   - Ты преувеличиваешь.
   - Вот как? - Эдвард насмешливо щурит глаза. - Не строй наивнячка. Такой ты, понимаешь ли, первачок, спальника в Паласе только и видел, - и становится серьёзным. - Ты же не хуже моего их знаешь. Это же звери. Жестокие, мстительные, злопамятные. И спальницы не лучше, Рассел, даже хуже, они коварнее.
   - И кто их сделал такими?
   - Мы, Рассел, - смеётся Эдвард. - Разумеется, мы. Но мы же и расплачивается за это. За удовольствие надо платить. За всё надо платить, Рассел. Бесплатного не бывает...
   ...Рассел глубоко затянулся и медленно выдохнул дым. Эдвард заплатил. Сгорел вместе с Исследовательским Центром. А за что платил? За удовольствие работать, познавать, творить. Да, Эдвард творил. Пяти-шестилетки, будущие спальники и спальницы, а пока просто рабы-малолетки обученные простейшим, элементарным навыкам, зверёныши. И Эдвард творил. Скульптор из куска мрамора делает статую, и его прославляют в веках, а здесь из живого, но столь же косного материала делают совершенство, и в награду... смерть под огнемётом и презрение русских. Вот оно, это совершенство, он его каждый день наблюдает. В окно и когда ему делают уколы. Да, парни сохранили, красоту, обаяние, совершенство движений. Если не знать, что они перегорели, что само по себе уже... невероятно до невозможности, то ничем не отличаются от обычного контингента. Внешне не отличаются. А внутренне... А знал ли он внутренний мир спальников? Рассел усмехнулся. Нет, этой задачи никто не ставил, наличие такого мира даже не предполагалось, и, конечно, никем не изучалось. Нет, не так, не совсем так. Считалось, что он - этот мир - есть, но ограничен рефлекторными цепями и реакциями, врождёнными и сформированными...
   ...Эдвард стоит у стены, отгораживающей их лабораторию от обработочной камеры.
   - Мне иногда страшно, Рассел.
   Стена стеклянная, стекло с односторонним покрытием. Для спальников стена непрозрачна, а из лаборатории камера отлично просматривается. Он сидит за пультом, и Эдвард загораживает ему вид.
   - Эд, подвинься.
   Эдвард отходит вбок, и он видит камеру. Сейчас на обработке всего двое, начальный курс. Двое голых смуглых мальчишек, семи лет, спят на полу в характерной для спальников позе.
   - Убедись, смотреть не на что.
   - Пусть дрыхнут, - кивает он. - А чего ты боишься, Эд?
   Эдвард молча кивком показывает ему на мальчишек.
   - Этих?! - искренне изумляется он.
   - Не притворяйся, что не понимаешь, Рассел. Там, - Эдвард касается стекла, - накоплено столько ненависти... когда-нибудь чаша переполнится и изольётся. И нас сожжёт этой лавой.
   - Ты что, Библии начитался? - смеётся он.
   - Оставь этот вздор попам, Рассел. Божьего гнева не бывает, а вот... этого, - Эдвард снова показывает на стекло. - Да, это невозможно, но это так. Мы обречены. Нельзя безнаказанно делать то, что делаем мы. Мы все ответим за это. Все. Рассел...
   - Вижу.
   Один из мальчишек во сне тянется руками к гениталиям, и он поворотом тумблера посылает разряд. Несильный, но чувствительный. Стекло звуконепроницаемо, но ему всё отлично видно. Наказанный вскочил с криком, разбудил второго. Второй подходит. Так... если ударит и начнёт драку, то вызов надзирателю, а если... да, хочет утешить. Теперь разряд по нему. Есть, отскочил. Оба ревут. Подействовало? Если повторят попытку самоудовлетворения, то повторим разряд с усилением. Без приказа запрещено. Формирование рефлекторных запретов, элементарная рефлекторная цепь. Да, подействовало. Опасливо оглядываются на дверь и ложатся. Мальчишек напоили возбудителем, они ещё не раз попытаются избавиться от возбуждения, но он и Эдвард начеку. На всю жизнь запомнят. Что без приказа любые действия запретны и потому невозможны. На бритых головках аккуратные наклейки с номерами, под наклейками электроды. И всё. Элементарно... Со взрослыми, конечно, сложнее, там приходится не просто формировать цепи и дуги, а замещать ими уже сложившиеся. Но новые методики достаточно перспективны, правда, проблемы с аппаратурой, и пока обкатываются опять же на спальниках, уже подростках, и... нет, об этом сейчас думать не стоит. Работа, конечно, простая, рутинная, но отвлекаться нельзя. Хорошая тренировка для собранности и внимательности...
   ...Рассел, не глядя, нашарил на тумбочке пепельницу и раздавил окурок. Эдвард действительно сгорел, но огненную чашу излили на него другие. И ничего с этим поделать нельзя. Смерть необратима. Единственно необратима. Всё остальное, включая, собственное сознание... Доктор говорит, что у него так же поставлены блоки. Очень глубокие и ранние. Возможно. Но думать об этом нельзя. Сразу начинает болеть голова, сильно, до тошноты. "О запретном не размышляй". И не будем. Инстинкт самосохранения превалирует над всеми остальными у всего живого, без различия расы, пола и возраста. Его не обманешь никакой идеологией.
   Рассел глубоко вздохнул и лёг, повернулся лицом к стене, зябко натянул на плечи одеяло. Он жив. А пока человек жив, он должен пить, есть, спать по ночам и чем-то заниматься днём. Сейчас ночь, и потому надо спать. Хорошо бы без снов.
  
   Андрей был уверен, что никого не встретит. Кому в ночную смену, так те давно на работе, а остальные дрыхнут. И, увидев в холле сидящего на подоконнике Криса, даже вздрогнул от неожиданности.
   - Ты чего? - спросил Андрей.
   Крис поднял голову.
   - А ты чего шляешься?
   Андрей пожал плечами.
   - Так просто, - и, помолчав, всё-таки сказал: - Я у доктора Вани был.
   Крис кивнул.
   - Понятно, - посмотрел на Андрея и усмехнулся. - Философствовал, наверное?
   - Д-да, - неуверенно ответил Андрей и тут же решительно повторил: - Да. А ты чего здесь сидишь?
   - А твоё какое дело? - нехотя огрызнулся Крис.
   И вздохнул. Андрей подошёл и сел рядом.
   - Ты... ты сделай что-нибудь. Иссохнешь ведь так.
   - Пошёл вон, - вяло ответил Крис.
   Отругивался он не зло, только "для порядка", и Андрей расценил это как приглашение к разговору. Страдания Криса видели уже все. И сочувствовали. Влюбиться в беляшку... хуже пытки и представить нельзя. Сейчас это уже неопасно. Не так опасно. Но всё равно. А вдобавок ко всему, ведь даже никакого удовольствия ей не дашь. Нечем, перегорели. Руками там, ртом - это, конечно, можно, но когда помнишь, что больше у тебя ничего нет в запасе... погано.
   - Слушай, Кир, да плюнь ты на всё и поговори с ней.
   Крис молча покосился на него, вздохнул. И наконец признался:
   - Не могу.
   - Как это? - Андрей сделал вид, что не понимает. - Ты ж по-русски чисто говоришь, лучше всех.
   Крис приподнял руку, чтобы дать щелчка, но, не закончив движения, уронил на колени.
   - Дурак ты. О чём я с ней говорить буду? Да и... не могу я, понимаешь. Вижу её, и язык как не мой. Или вот... как судорогой горло схватит, и всё. А не вижу её.... Так совсем худо, хоть сам подушкой накройся. А она... она и не смотрит на меня. На что я ей? Спальник перегоревший. Погань рабская. А она...
   Андрей подвинулся, чтобы сидеть, упираясь спиной не в холодное стекло, а в косяк.
   - Ты ж теперь свободный, ты что?
   - Заткнись, дурак. Тело мне освободили, а это... внутри я раб. Все мы рабы, не так, что ли?
   Согласиться Андрей не хотел, а возразить ему было нечего. Он вздохнул и, помолчав, утешая, сказал:
   - У индейца же, ну, помнишь, что привозили, у него же восстановилось. Подожди.
   - Пять лет ждать, - вздохнул Крис. - Я ж загнусь.
   - А она? - невинным тоном спросил Андрей, быстро соскакивая с подоконника подальше от Криса.
   Но Крис успел поймать его волосы.
   - Ах ты, малёк чёртов! - Крис легонько стукнул его затылком о своё колено и отпустил.
   Андрей выпрямился, довольно улыбаясь: всё-таки вывел он Криса из тоски.
   - Ладно, Кир, я чего-нибудь придумаю.
   - Я т-тебе так придумаю, - Крис показал ему кулак и встал. - Ты уж напридумывал, философ. Чего на тебя доктор Ваня злится?
   - Он меня уже простил, - ответил Андрей.
   - Понятно, что простил, раз ты здесь. А чего это ты в тюремном отсеке начудил?
   - Та-ак, - протянул Андрей. - Этот, Алик, трепанул?
   - Не трепанул, а похвастался, - поправил его Крис, отряхивая штаны. - Какие вы хитрые да смелые, вдвоём одного беляка не испугались. Так что твои придумки я знаю, и в это ты не лезь. Я - не доктор Ваня, оторву всё так...
   - Что доктор Юра не пришьёт, - закончил за него Андрей.
   - То-то, - рассмеялся Крис. И продолжил уже серьёзно: - Алику ты помог, правда, молодец. Обошлось, и слава богу. А в это не лезь, прошу. Пока прошу.
   - Не буду, - кивнул Андрей. - Но... но что-то же надо делать.
   Крис пожал плечами. Вдвоём они не спеша пошли по коридору в свои комнаты. Время и в самом деле позднее, а с утра на работу. Этого с них никто не снимет. Да и... да и если не работать, то как жить?
   - Ты где завтра?
   - В реанимации. Там лежит один, посижу с ним. А ты?
   - Во дворе, - Крис повёл плечами, напрягая и распуская мышцы спины. - Разомнусь немного. Вечером русский?
   - Да. И... - Андрей свёл брови, припоминая, - и терапия вроде.
   - Выучил?
   Андрей не слишком уверенно кивнул. Ему в эти дни было не до учёбы. Крис посмотрел на него и насмешливо хмыкнул:
   - По-нят-но.
   - А ты? - немедленно ответил Андрей. - Ты сам? Выучил?
   Крис только вздохнул. Ему тоже в эти дни ничего в голову не лезло. Вернее, лезло совсем другое, не имеющее отношения ни к терапии, ни к спряжению глаголов. И самое главное - он не знал, что делать. Хорошо доктору Ване советовать: "Поговори с ней", "Пригласи погулять"... поговорить... да ему подойти к ней страшно. Если б она улыбнулась ему хоть раз... да что там, хоть бы посмотрела на него, он бы знал, что делать. Улыбнуться, шевельнуть плечом, бедром, а там... там бы пошло само собой. А она отворачивается. От всех и от него тоже.
   У дверей своей комнаты Андрей остановился.
   - Ничего, Кир, всё будет в порядке.
   Крис улыбнулся.
   - Иди спать, утешитель. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, - кивнул Андрей, бесшумно приоткрывая дверь и протискиваясь в щель.
   В комнате было темно и по-сонному тихо. Джо и Джим спали. Андрей пробрался к своей кровати и стал раздеваться.
   - Андрей, ты? - спросил из темноты Джим.
   - Ага, - Андрей открыл шкаф, чтобы повесить брюки.
   - Голову тебе оторвать мало, - зевнул Джо. - Шляешься по ночам, будишь людей.
   - А что, здесь люди есть? - удивился Андрей и быстро присел.
   Запущенная в его голову подушка ударилась о шкаф. Андрей подхватил её и встал.
   - Спасибо, на двух спать буду.
   Он уже говорил в полный голос.
   - Отдай подушку, гад, - попросил Джо.
   - Кого просишь, пусть тот и отдаёт, - отпарировал Андрей.
   И в ту же секунду был схвачен поперёк туловища, скручен и брошен на кровать. Занятый спором с Джо, он совсем упустил из внимания Джима, и тот бесшумно подобрался к нему. Джо бросился на помощь брату. Они немного побарахтались втроём, тузя друг друга, хохоча и ругаясь на двух языках сразу, пока им не постучали в стенку.
   - Фу-у, - Джо прошлёпал к двери и включил свет.
   Втроём они уже бесшумно навели порядок, и Андрей в одних трусах с полотенцем побежал в уборную. Трусы теперь все носили, раздеваясь догола уже только ложась спать. Поначалу мешало, но потом, когда привыкли, оказалось уже удобно. В душ Андрей сходил сразу после смены и потому сейчас ограничился обтиранием. Без мыла, чтоб не надо было мазаться. Крема мало осталось, денег до зарплаты нет, а одалживаться без конца тоже нехорошо.
   Когда он вернулся, свет ещё горел, но Джо с Джимом спали. Андрей повесил полотенце на спинку, выложил на стул у кровати, чтобы с утра не искать, чистое бельё, выключил свет и лёг.
   - А теперь выкладывай, - сказал вдруг Джим.
   - Чего? - не понял Андрей.
   - Что тебе доктор Ваня сказал.
   - И ты ему, - подал голос Джо.
   - Он меня простил, - кратко ответил Андрей.
   - Не темни.
   - Мы же чуем. Ты не из-за этого как чумной ходил.
   Андрей вздохнул.
   - Не могу я. Сейчас не могу.
   - Доктор Ваня запретил?
   - Ну-у... он знает.
   - Ладно, - решил Джим. - Если что, мы за тебя, помни.
   - Ага, спасибо.
   Андрей поёрзал, укладываясь поудобнее, натянул до подбородка одеяло.
   - Спокойной ночи, Джо-Джим.
   - И тебе спокойной, - ответил Джо.
   - Спокойной ночи, - затихающим сонным шёпотом откликнулся Джим.
   Стало совсем тихо. Андрей привычно закинул руки за голову, закрыл глаза. Хорошо, что он пошёл к Ивану Дормидонтовичу, доктору Ване. Ведь вроде ничего ему не сказали, только выслушали, а полегчало. Правильно. Выговоришься - легче станет. А слушает доктор Ваня... никому того не расскажешь, что при нём прямо само выскакивает. Доктор Юра, конечно, их спасал, ему тоже всё можно сказать, почти всё... Ладно, обошлось, и ладно. Что этот беляк - сын Большого Дока, надо молчать, а то парни его точно придушат. И будут у доктора Вани ба-альшие неприятности. И вообще... это же только сын, Большой Док и с ним что-то такое сделал, что хуже смерти. Ну, ему-то Иван Дормидонтович поможет. Хорошо, что всё так закончилось. Хорошо...
   И заснул он, полностью успокоившись.
  

* * *

  
   Дождь с мокрым снегом как зарядил с ночи, так и не прекращался. Прыгая через лужу, Чолли поскользнулся и едва не упал. Обложив от души лужу, погоду и всю эту чёртову Империю, он вбежал в барак. Набитый курильщиками тамбур встретил его гомоном и дымом. Обычно Чолли задерживался поболтать и подышать даровым дымом, но сегодня он сразу продрался в свою казарму. Не до того сейчас. Маршрутный лист, заветная маршрутка на руках. И решилось-то всё в момент. Даже не ждал и не думал. С Найси, тьфу, Настей не советовался, ну, да она всегда говорила, что как он решит, так и будет. Он и решил.
   Пока шёл по проходу, успокоился и в свой отсек зашёл тихо. Светка и Мишка спали, а Настя, сидя на своей койке, кормила Маленького. Чолли аккуратно, чтобы не задеть её мокрой курткой, разделся и сел рядом. Маленький уже наелся и засыпал, вяло причмокивая.
   - Налопался, - улыбнулся Чолли.
   - Ага, - ответно улыбнулась Настя.
   Она осторожно высвободила сосок и положила Маленького на подушку.
   - А я ему имя дала. Мне присоветовали. Павел. А так - Паша. Ты как?
   - - Хорош, - кивнул Чолли. - Сегодня после молока пойдём, метрики выправим, тебе удостоверение надо поменять и это... свидетельство о браке.
   Настя кивнула.
   - А чего так спешно?
   - Я маршрутку получил, - небрежно, словно это было самым обычным делом, ответил Чолли.
   Настя охнула и даже руками всплеснула.
   - Ой, а едем-то когда?
   - Завтра. С утра новых привезут, и нас до границы подбросят. А там на поезде.
   - Ой, Чолли... Настя смотрела на него испуганными расширенными глазами. Чолли покровительственно улыбнулся ей и, слегка подвинувшись, обнял за плечи.
   - Всё будет хорошо. Обещают работу и дом. Представляешь, целый дом. Даже если такой, как был...
   - Ох, если бы такой же, - вздохнула Настя, кладя голову ему на плечо.
   Чолли только крепче прижал её к себе. Он тоже это помнил. Как он в первый раз ввёл её в дом. Свой дом. Чолли даже снова ощутил запах древесины...
   ...Он за руку ввёл Найси, да, тогда ещё Найси, в дом и усадил на занимавшую полкомнаты кровать. На другой половине теснились камин, стол и табуретка, оставляя небольшое пространство между камином и кроватью. В камине решётка для кофейника и кастрюль, на столе две миски, две кружки, две ложки, на камине начищенные кофейник и котелок, у двери на полу лоханка для грязной воды и на чурбаке ведро с чистой водой. С другой стороны двери вбит гвоздь для куртки. На кровати набитый соломой тюфяк, такая же подушка и жёсткое колючее, совсем не вытертое одеяло. И над столом полочка, где он держал хлеб, кофе, крупу.
   - Это... это всё твоё? - замирающим голосом спросила Найси.
   Он кивнул и, разрывая сдавившую горло судорогу, сказал:
   - Теперь и твоё. Ты - моя жена. Что моё, то и твоё.
   Найси испуганно посмотрела на него и заплакала. Он обнял её, прижал к себе, и они так и сидели, пока она не успокоилась. А потом... Потом он развёл огонь в камине, и Найси поставила решётку кофейник и котелок с кашей. И это был их первый обед в своём доме...
   ...Чолли вздохнул, словно просыпаясь. Да, было хорошо. И он ни о чём не жалеет. А как будет? Пусть будет как будет. На конном заводе конюхом, табунщиком, простым рабочим он сможет. Дом с участком. Даже такой маленький, какой был у него, нет, у них, так уже хорошо. А ещё ссуды, о которых говорил тот седой, председатель, да, безвозвратные, беспроцентные... купить дрова, одежду, картошку или крупу... нет, первое время будет, конечно, тяжело, но если разрешат держать свою скотину...
   - Корову надо, - сказал он вслух.
   - И кур, - согласно вздохнула Настя. - И ещё поросёнка.
   - Это уже на тот год, - решительно сказал Чолли. - В этом, дай бог, картошки с крупой чтоб хватило. А с весны... участок обещали. Семена я уж найду.
   - Да уж, - Настя теснее прижалась к нему. - Ты только вскопать помоги, а там я уж сама. Ты ж работать будешь.
   Чолли кивнул, упираясь подбородком в её макушку.
   - Сколько б ни платили, всё будет больше, чем у этой сволочи.
   - Не вспоминай о нём, - попросила Настя, - Не надрывай сердца. Не стоит он того, чтобы ты о нём помнил.
   Чолли погладил её по плечу и улыбнулся.
   - Ладно, так и быть. Буди малышню, слышишь, шумят уже.
   Действительно стало шумно: детей будили и одевали на молоко. Чолли отпустил Настю. Она поправила ворот тёмной рабской кофты, закрывая грудь, и встала. Наклонилась над малышами.
   - Майки, Свити, - и тут же поправилась: - Мишка, Светка, просыпайтесь.
   Пока она будила и одевала малышей, Чолли сидел, прислонившись затылком к кроватной стойке, и слушал. Её голос и детский лепет. Но не слова. Что там они болтают и что говорит им Настя, ему неважно. Это его семья. Его жена, его дети. Их он спас. И дальше будет спасать. И на всё пойдёт ради них. Уже одетый Мишка полез к нему на колени, ткнулся кудрявой головкой в его подбородок. Чолли рассмеялся и, поставив Мишку к себе на колени, боднул его головой в живот. Мишка залился довольным смехом.
   - Окс, окси! - тут же по-русски: - Бы-ы-ык!
   "И когда только успел узнать, шельмец?" - удивился Чолли.
   Светка вырывалась, выкручивалась из рук Насти, стремясь к ним. Ей тоже хотелось играть в быка. Чолли пободал и её. Настя надела на босу ногу сапоги и потуже затянула ворот кофты.
   - Ну-ка, пошли, а то опять осрамитесь.
   Оторвав детей от Чолли, она повела их в уборную. Когда за ней опустилась занавеска, Чолли встал, из-под своего тюфяка в изголовье вытащил сумку с документами, вынул из куртки и вложил в сумку маршрутный лист. Эту маленькую плоскую сумку на шнурке сшила ему Настя уже в городе. Для денег. После того, как у него вытащили из кармана штанов дневной заработок. Вора он поймал и избил, но мальчишка успел скинуть деньги дружкам. И сутки они сидели голодные. Детей, всех троих, Настя грудью кормила, а молока не хватало. Сам он кипятком перебился. Ладно. Было и прошло. Он надел сумку на шею и заправил под рубашку. Затянул завязки на вороте. Позор, конечно, что он до сих пор во всём рабском, но это Морозу можно франтом ходить с его-то заработками и белой женой. И ребёнок там один. Одного и одеть, и прокормить несравнимо легче. А Тим, хоть и тоже зарабатывал, дай бог, но ведь явно ходит в старом. Чолли поправил сумку, чтоб не выпирала под рубашкой. Закряхтел во сне Маленький, и он наклонился к ребёнку, осторожно взял на руки. Па-вел. Похоже на Пол, но, конечно, пусть будет по-русски. Па-ша. Паша. Хорошо звучит, молодец Настя. Он покачал Пашу и сел на койку, по-прежнему держа его на руках. Восемнадцать детей у него было, этот - девятнадцатый. И ещё двоих он спас. И у него будут ещё дети. Настя и он ещё молоды. У них будет много детей.
   Вошла Настя, ведя за руки Мишку и Светку, и стала их одевать уже для выхода.
   - Столько всего надарили, - смеялась она, - что всего сразу и не наденешь.
   Чолли кивнул. Им и в самом деле надарили. Для Мишки, для Светки, для... Паши. Он сначала не хотел брать, но седая женщина, что принесла две голубые распашонки и чепчик с оборочкой, сказала:
   - Что с добром дают, на добро и будет, - и добавила: - Придёт час, и ты кому другому поможешь. Чтоб добро дальше пошло.
   И он согласился.
   Одев детей, Настя уложила крепко спящего Пашу под одеяло: нечего его по дождю таскать. Наелся и пусть спит. И стала одеваться сама.
   - Не свалится? - спросил Чолли, вставая и сдёргивая с крючка свою куртку.
   - Да нет, он крепко спит.
   Настя застегнула свою куртку и повязала выцветший рабский платок уже по-русски, как большинство женщин в лагере.
   - Ну, пошли?
   - Пошли, - решительно кивнул Чолли.
   Выходя из отсека, Настя оглянулась на Чолли и храбро улыбнулась ему. Чолли благодарно кивнул.
   По узкому проходу они прошли в тамбур, где смешались с общей толпой. Чолли уже не меньше половины знал в лицо. Но... но завтра они уже уедут.
   Во дворе их встретил тот же мокрый снег, но ветер утих, и большие хлопья мягко опускались на землю. Дети весело гомонили и ловили их, выставляя ладошки, но взрослые хмурились. Чавкающая под ногами масса пропитанного водой снега пугала их, напоминая о старой многократно чиненной обуви. С обувью хуже всего. С одеждой ещё исхитриться как-то можно, а с обувкой - полный швах... Многие несли детей на руках.
   Чолли тоже взял Мишку и Светку на руки и удивлённо присвистнул. А в ответ на встревоженный взгляд Насти улыбнулся.
   - Потяжелели как. Ты их за раз обоих не бери больше.
   - Так растут же, - улыбнулась Настя. - На таком-то пайке. Грудь уже не берут больше, всё Паше идёт.
   - И правильно, - кивнул Чолли. - Им здесь молока много наливают?
   - Во кружка, - показала Настя.
   У дверей столовой Чолли спустил детей на землю, Настя взяла их за руки и повела внутрь. А Чолли отошёл к одной из кучек родителей.
   - Чолли, - окликнул его Иван, с которым ездили тогда за фруктами, - ты, что ли, завтра до Городни на автобусе?
   Знакомые русские слова - завтра, Городня, автобус - позволили Чолли кивнуть.
   - Да, - и тщательно выговаривая русские слова: - Ты тоже?
   - Ну да. Да ещё и вон Васька. Василий, - Иван позвал высокого костлявого мужчину в синей куртке угнанного. - Ты ж едешь завтра?
   - Оно и есть, - подошёл к ним Василий. - До Городни обещали подбросить. А что?
   - Ну, вот и гляди, - кивнул Иван. - Считай, пол-автобуса наши. Да ещё одиночек могут добавить.
   - Это твою, что ли? - хмыкнул Василий.
   Чолли понимающе ухмыльнулся. Иван развёл руками.
   - Подловили! Зарегистрировались вчера.
   - Нуу?! - хохотнул Василий. - Двойной магарыч с тебя, значит.
   Чолли невольно поёжился. Напоминание о необходимости выставлять отвальную неприятно царапнуло. Но если по Василию судить... не у него одного эта проблема.
   - А от Городни?
   - Там на поезде.
   - Все, что ли, в Ополье?
   - Ополье велико. Ты куда?
   - На Турово. Туровский конный завод, - старательно выговорил Чолли.
   - Что, конюхом?
   Чолли кивнул.
   - Конюхом, объездчиком... да кем поставят. Сказали просто: работа.
   - Что ж, тоже дело.
   - А жильё?
   - Обещают дом. И участок.
   - Ну, совсем хорошо. А ты?
   - Я под Марьино. Там хозяйства большие зерновые. Люди нужны. Так что устроиться можно.
   Чолли перевёл дыхание. Их много, все в одном автобусе и потом вместе. Наверное. Уже легче. И об отвальной никто не говорит. Да и кому ему отвальную ставить? По-настоящему, так только Морозу и Тиму. Но Мороз уже где-то в России, а Тим сейчас к пожарке не ходит. Так что к Тиму он прямо в отсек зайдёт попрощаться.
   За разговором время прошло незаметно. Из столовой выбегали дети. Чолли встретил Настю и забрал у неё Мишку и Светку.
   - С ними и пойдём? - с сомнением спросила Настя.
   - Их одних же не оставишь, а сказали, чтоб мы вместе пришли, - ответил Чолли, перешагивая через лужу. - Ты краем обойди, не мочи сапоги зазря.
   - Ага, ага, - Настя почти бежала за ним: так быстро он шёл.
   У дверей административного корпуса они столкнулись с двумя индейцами из той пятёрки. Чолли шёл прямо на них, и они посторонились, уступая ему дорогу. Настя опасливо спряталась от их взглядов за спину мужа. Чолли прошёл, не глядя. Халявщики, ш-шакалы. Которую неделю сидят на дармовом пайке, ждут, какое племя их признает. Да на хрен они кому нужны, ещё думать о них...
   Когда за Чолли с Настей закрылась дверь, Копчёный разжал губы.
   - Ишь, нос дерёт. Не иначе, как визу получил.
   - Плюнь, - Большой Джим обшаривал карманы в поисках сигареты. - Хреновый он индеец. Как и тот... красавчик.
   Поиски завершились находкой окурка, что привело Большого Джима в благодушное настроение. Копчёный, увидев окурок, забыл о Чолли и том красавчике, что подцепил беляшку и укатил в Россию. То всё неважно, а вот находка.... Закон требует всё делить поровну, а здесь как раз на две хорошие затяжки. Чёрт, ведь всего досыта, а курева - две пачки на неделю, и хоть ты сдохни, а пачка хорошему курильщику на два дня - самое большое.
   Снег прекратился, и тонкий белый покров на глазах темнел, пропитываясь водой. И когда Чолли с Настей вышли из административного корпуса, двор опять был серым, мокрым и сумрачным. Чолли взял детей на руки и уже спокойно - ни дождя, ни ветра нет, укрывать их пока не от чего - они пошли к своему бараку. Мишка и Светка, сидя на его руках, вертели головами, насколько им позволяли окутывающие их платки, рассматривая всё вокруг.
   - Я вперёд побегу, - сказала Настя. - А то там Ма... Паша один.
   - Беги, - кивнул Чолли. - А мы пройдёмся.
   И продолжил идти не спеша.
   - Машина, - вдруг заявил по-русски Мишка, показывая на выезжавший из-за хозблока к воротам грузовик.
   - Верно, сынок, - по-русски ответил Чолли. - Машина.
   - Машина, - тут же сказала и Светка и, увидев идущего навстречу коменданта. - Дядя.
   - Дядя, - согласился Чолли и чуть крепче прижал детей к себе.
   Комендант улыбнулся им и остановился. Остановился и Чолли.
   - Автобус после завтрака будет, - комендант говорил медленно, давая успеть понять русские слова. - Тогда и отсек сдашь.
   Чолли понял.
   - Да, после завтрака. Спасибо.
   - Не за что.
   Комендант улыбнулся серьёзно глядящим на него малышам и пошёл дальше. А Чолли зашагал к их бараку.
   - Дядя ха'оший? - с сомнением в голосе спросил по-русски Мишка.
   - Да, - убеждённо ответил Чолли. - Этот хороший.
   Кто-то придержал ему дверь, пока он входил.
   - Спасибо, - сказал по-русски Чолли.
   И по-русски же, тщательно выговаривая ещё явно непривычное слово, ему ответили:
   - По-жа-лу-йс-та.
   В тамбуре Чолли опустил детей на пол: дым-то поверху, чего им его нюхать.
   - Привет, - окликнул его Тим. - Уезжаешь, слышал?
   - Привет, - кивнул Чолли. - Завтра, после завтрака.
   Они говорили, перемешивая русские и английские слова. Как и большинство вокруг.
   - До Рубежина?
   - Нет, я же в Ополье. Туда через Городню. До самой границы на автобусе обещали.
   - Удачно.
   - Н-ну! Как твои?
   - Завтра врач придёт, посмотрит, - Тим усмехнулся. - Прыгают, лежать не хотят.
   - Значит, здоровы, - авторитетно сказал Чолли.
   - Совсем у мужиков ума нет! - вдруг обрушилась на них какая-то женщина. Лицо её показалось Чолли знакомым, но имени он вспомнить не смог. - Что ж ты их на сквозняке, да ещё в дыму держишь?! Вот доверь мужику дитё, а ему лишь бы язык почесать!
   Чолли и Тим, внешне не обращая на неё внимания, закончили разговор и разошлись по своим казармам.
  

* * *

  
   Поезд шёл, останавливался, снова шёл. Сквозь сон Эркин чувствовал эти остановки, слышал чьи-то шаги и голос проводника:
   - Ну, куда я вас... и так под завязку... лезьте на третью и чтоб без звука... а литер твой где?... Давай, давай по-тихому, проспись сначала... всё-всё, чтоб я тебя не видел и не слышал, летун... Не видишь, что ли... давай сюда, дочка, здесь поспокойнее...
   Слышал, но не просыпался, смутно ощущая, что его это не касается, что ни Жене с Алисой, ни ему это никак не угрожает. А на одной из остановок его почти разбудил какой-то странный шорох, будто кто-то скрёбся о стенку вагона. Он даже приоткрыл глаза и приподнял голову, но в вагоне было темно, а шумный храп и чьи-то голоса сразу заглушили этот шорох. Эркин уронил голову на подушку и опять заснул.
   Первой проснулась и забарахталась, пытаясь добраться до окна, Алиса. И разбудила Женю.
   - Тише, Алиса, - Женя села, протирая глаза. - Перебудишь всех.
   - Ну, мам, уже утро, - возразила Алиса и ойкнула: - Ой, мама! Что это?!
   Вагон заливал мягкий и очень... светлый свет, не солнечный, а какой-то... белый. Женя повернулась к окну. И увидела белую равнину до горизонта. И белое небо. Снег? Да, ну конечно, это же снег.
   - Это снег, Алиса.
   - Так много? - удивилась Алиса. - А почему он не тает?
   - Потому что зима, - ответила Женя.
   Она посмотрела на часы и ахнула. Господи, уже десятый час, уже день. Надо привести себя и Алиску в порядок. А Эркин? Женя встала и посмотрела на верхнюю полку. Эркин лежал на спине, закинув руки за голову, и спал. Женя сразу отвела глаза, зная, как легко будит его её взгляд. Спал и Владимир, лёжа на своей полке, и ещё кто-то на второй верхней.
   Алиса сидела и смотрела в окно, а Женя, стараясь не шуметь, сложила одеяло, закатала его вместе с подушкой в тюфяк и поставила получившийся рулон в угол за спиной Алисы.
   - Мам, я лучше сяду на него. А то плохо видно.
   - Хорошо, - согласилась Женя. - Но сначала умоемся.
   Она взяла полотенце, подождала, пока Алиса обуется, и повела её в уборную.
   Вагон спал. Храп, вздохи, сонное бормотание, свисающие с верхних полок угол одеяла или пола шинели... А уже возле двери в тамбур с уборной им встретился проводник.
   - Доброе утро, - улыбнулась Женя.
   - И вам доброе, - ответно улыбнулся он, встопорщив серо-жёлтые от седины и табака усы. - Чай будете брать?
   - Да, спасибо, - кивнула Женя.
   - Придёте тогда ко мне. Но кружки свои берите, стаканов нет.
   - Хорошо, - согласилась Женя.
   В уборной было чисто и совсем не чувствовался запах спиртного. Женя умыла Алису, привела её в порядок и, велев ждать её снаружи и никуда не уходить, занялась собой.
   Эркин потянулся во сне и, повернувшись набок, едва не упал. Он открыл глаза и сразу зажмурился: таким белым был заливавший всё свет. Что это? Кафель?! Опять... он даже застонал от этой мысли.
   - Что? - насмешливо сказали по-русски. - Голова болит после вчерашнего?
   Русская речь успокоила Эркина, и он снова открыл глаза.
   Да, это вагон, вон спит Владимир, а кто ж ему сказал?
   На верхней полке напротив него круглое и, несмотря на красноватый загар, белое лицо, щедро усыпанное веснушками, короткие светлые, как выцветшие, волосы, круглые светло-синие глаза... но это же женщина! В форме. И шинель вместо одеяла. Эркин поглядел вниз и, увидев, что нижняя полка уже пуста, постель убрана, а Жени с Алисой нет, сел на своей полке, едва не стукнувшись о верхнюю полку, откуда слышалось чьё-то многоголосое посапывание. Застегнуть джинсы и намотать портянки было минутным делом. Перегнувшись, Эркин достал из-под столика свои сапоги, обулся и спрыгнул вниз. Рубашку он ни застёгивать, ни заправлять не стал: всё равно сейчас в уборную пойдёт, обтираться будет. И постель сворачивать не стал, только расправил и уложил ровным слоем одеяло. Женщина по-прежнему наблюдала за ним, но этот взгляд не тревожил. Ему стыдиться нечего. Вошла Женя с Алисой и ахнула, увидев его.
   - Ты уже встал? Мы разбудили тебя?
   - Нет, я сам проснулся.
   - Ага, ты тогда иди, умойся, там сейчас никого народу нет, и завтракать будем. Я чаю сейчас у проводника возьму, горячего, - быстро и радостно говорила Женя.
   Эркин кивнул и вытащил из мешка своё полотенце, взял у Жени мыло.
   То ли поезд шёл ровнее, то ли он вчера пьяный был, а за ночь проспался, но шатало его гораздо меньше. Он прошёл по тихому, заполненному белым светом вагону в уборную. Где с наслаждением скинул рубашку и обтёрся до пояса холодной водой, а потом долго полоскал рот. Нет, пьяным он себя не чувствовал, и не скажешь, что во рту неприятно, вот тогда в Бифпите, они как-то с Андреем выпили, вернее, напились, никак нельзя было отвертеться, нет, ещё раньше, на перегоне, да, когда спустились на основную дорогу и встретились с остальными цветными пастухами, вот тогда они напились, еле до своего костра добрели, и Фредди им ещё сказал, чтоб с головой не заворачивались, а то от собственного перегара задохнутся... И как всегда воспоминание о Фредди заставило его нахмуриться. Он ещё раз умылся, растёр лицо и торс полотенцем, встряхнул несколько раз рубашку и оделся. Застегнув все пуговицы, кроме самой верхней у горла, он заправил её в джинсы и оглядел себя в зеркало. Нормально. Рубашка тёмная, долго не занашивается. И ничего-то ей не делается, удачно он её тогда в имении прихватил. Кто-то тронул ручку двери, и Эркин понял, что пора уходить. Он открыл дверь и вышел. Да, вовремя он успел, уже трое в очереди и ещё подходят.
   Когда он вернулся в свой отсек, на третьих полках ещё спали, во всяком случае, оттуда доносились сопения и похрапывания. Владимир уже проснулся, но ещё лежал под одеялом. На столе дребезжали кружки с дымящимся чаем, а Женя делала бутерброды, выскребая из банки остатки тушёнки.
   - С добрым утром, Эрик, - оторвалась от окна Алиса.
   - И тебе с добрым, - улыбнулся Эркин, забрасывая полотенце и мыло в сетку над своей полкой. - И всем доброе утро.
   - Доброе, - кивнул Владимир. - Конечно, доброе, - и улыбнулся: - по России едем.
   Он завозился под одеялом, потом откинул его и сел уже одетым. Только ворот гимнастёрки расстёгнут.
   - Разбудила она вас, - виновато улыбнулась Женя.
   - Эх, сестрёнка, - Владимир с ласковой укоризной покачал головой, - да от детского смеха проснуться - это, знаешь, какая радость. Ты сала ещё порежь, чего ему лежать, я мигом обернусь.
   Он подобрал костыли, встал, неожиданно ловко и быстро застелил свою постель, взял из мешка полотенце, повесил его себе на шею и вышел.
   - Эрик, - позвала Алиса, - смотри, сколько снега, и, знаешь, он, ну, совсем-совсем, не тает.
   Эркин отобрал у Жени свой нож, с вечера так и лежавший под кирпичом хлеба, и стал резать сало.
   - А для Владимира чай есть?
   - Да, вон стоит. Алиса, не хватай, горячее.
   - Мам, а это что? Ну, вон там.
   - Это? - Женя посмотрела в окно. - Это церковь.
   Поднял голову и Эркин. Поезд шёл медленно, и он успел увидеть.
   - Это... её разрушили, - сказала Женя, почувствовав его удивление.
   - Опять война?! - возмутилась Алиса.
   - Она самая, - сказал, входя в отсек Владимир. - Была, да вся вышла.
   Они расселись как вчера: Владимир к окну, Женя рядом с Алисой, а Эркин рядом с Владимиром. Но только взяли себе по бутерброду, как вошла с дымящейся кружкой в руках светловолосая и веснушчатая женщина в военной форме. Она остановилась, явно отыскивая место для своей кружки на заставленном едой столике. Эркин тут же встал, уступая ей место, а Владимир улыбнулся:
   - Садись, сестрёнка, братишкой будешь.
   К удивлению Эркина и Жени, это предложение явно обрадовало женщину. Видно, "братишка" означало что-то, чего ни он, ни Женя - Эркин это понял, быстро поглядев на Женю - не знали. В конце концов, всё утряслось. Эркин теперь сидел у окна, Алиса у него на коленях, Женя рядом, а "братишка" - оказалось, её зовут Олей - рядом с Владимиром. У Оли был с собой такой же, в принципе, набор, что и у Владимира, и стол теперь ломился от еды. От водки Оля отказалась, съязвив:
   - Мне похмеляться незачем.
   - Об чём речь, - хмыкнул Владимир. - Не об опохмелке разговор идёт.
   - Если вам лишнее, мы поможем, - сказали вдруг сверху.
   Все подняли головы и увидели свесившуюся совсем мальчишескую чумазую мордашку и вихрастые давно не стриженые волосы.
   - Ты откуда такой прыткий? - удивился Владимир.
   - Из Рогожкина, - весело ответил мальчишка. - А едем до Кулькова. И обратно. Жратву в пузе перевозим.
   - А грузоперевозки по льготному тарифу, - засмеялась Оля.
   - Приятно с понимающим человеком поговорить. Так как насчёт помощи? Мы вам в момент очистим.
   - Сколько вас, трое? - Оля сложила три бутерброда стопкой и протянула наверх. - Хватит?
   - С такого-то стола могло и побольше отломиться. Но мы не гордые, спасибо и на этом.
   Сверху протянулась грязная, по-мальчишески тонкая в запястье рука и взяла бутерброды.
   Эркин сидел, опустив глаза. Он не любил и презирал шакалов. Но не спорить же. И в России, может, другие порядки. Он-то не знает. Наверху аппетитно и смачно чавкали.
   Подошёл проводник, кивнул им и посмотрел наверх.
   - Так, в Олсуфьеве проверка, выметайтесь, пока перегон тихий.
   - Ага-ага, спасибо, дяденька, - загомонили наверху. - За нами не пропадёт, не боись, мы на добро памятливые.
   Трое мальчишек в грязных, зашитых вкось и вкривь, похожих на рабские куртках попрыгали вниз и выбежали. Последний - самый маленький - успел схватить со стола круг колбасы и крикнуть:
   - На здоровье, тётеньки!
   Владимир покачал головой, а Оля неожиданно грустно сказала:
   - Что с их возьмёшь? Война всё.
   - Да, - вздохнул Владимир, всё война, - и ответом на взгляд Эркина: - Ни кола, ни двора, ни родного человека рядом. Всё война взяла. Думаешь, шпана поездная? Оно и так, и не так. Некуда им ни деться, ни приткнуться. И для работы малы, и для приюта велики.
   - По устному... договору с двенадцати лет работают, - нехотя сказал Эркин, в последний момент заменив английский "контракт" русским "договором".
   - Да кто их, мальцов, наймёт, - вздохнул Владимир. - Да ещё зимой.
   Поезд шёл медленно, за окном тянулась белая равнина, но Эркин уже пригляделся и видел вмятины и рвы.
   - Воронки? - спросил он Владимира, кивком показывая на окно.
   Тот понял и кивнул.
   - Воронки, окопы... погуляла здесь война... вволюшку.
   Оля внимательно посмотрела на Эркина и спросила:
   - Ты где жил, что войны не видел?
   - В Алабаме, - ответил Эркин и пояснил: - Туда война не дошла.
   Оля улыбнулась, и её лицо стало очень мягким и совсем не насмешливым.
   - Странно даже, - и посмотрела на Владимира. - Правда?
   Тот, внимательно глядя на Эркина, кивнул.
   - Своего, небось, хлебнул?
   - Мало не было, - сдержанно ответил Эркин.
   - Ладно, - тряхнула головой Оля. - Было да прошло.
   Женя, державшая под столом Эркина за руку, перевела дыхание.
   Утолив первый голод, пили чай уже не спеша, для удовольствия. Алиса, сунув за щеку конфету, смотрела в окно. Вагон наполнялся шумом, взад и вперёд мимо их отсека проходили люди. Шёл неспешный, совсем уже спокойный разговор. И взгляды Оли не раздражали Эркина. В конце концов, это не опасно, теперь не опасно. Владимир заметил и её взгляды, и непоказное равнодушие Эркина, и его улыбка стала на мгновение сочувственно-грустной.
   - Нет, - Оля вертела в руках кружку с остывающим чаем. - Нет, у меня родни навалом, найду, куда приткнуться.
   - Приткнуться несложно, а вот жить чтобы, - Владимир вздохнул, - это с кондачка не решишь.
   - Да, - кивнул Эркин, - это быстро решать нельзя.
   - Не понравилось, так и уехать - не проблема.
   - Одному, да, - согласился с Олей Эркин. - А с семьёй надо прочно на место садиться.
   - Да уж, с ребёнком на руках не побегаешь, - вздохнула Оля.
   - Я так в беженстве намучилась, - кивнула Женя. - Алиска ещё маленькая совсем... господи, вспомнить страшно.
   - А ты, сестрёнка, не вспоминай, - посоветовал Владимир. - Помнить хорошее надо.
   - Плохое само помнится, - усмехнулся Эркин.
   Алиса, занятая окном, казалось, совсем не слушала их. Но Эркин уже заметил, что всякий раз, когда он что-то говорил, Алиса быстро и внимательно оглядывалась на него.
   Вагон уже шумел по-вчерашнему. Но белый свет за окном делал этот шум мягче. Окно запотевало, и Алиса протёрла его ладошкой.
   - Алиса, - укоризненно сказала Женя.
   Алиса посмотрела на свою, ставшую чёрно-серой, руку и обречённо вздохнула.
   - Даа, я так ничего не вижу.
   - А тут и смотреть не на то, - утешил её Владимир.
   - Да?! - возразила Алиса. - Я столько снега никогда не видела. И он не тает. Вот!
   Владимир засмеялся и закурил.
   - Это ещё не самый снег. Так, пороша легла.
   - Зазимок, - улыбнулась Оля. - Зима впереди.
   - Долгая осень нынче, - Владимир отвернулся от окна. - Декабрь в начале, а снегу толкового ещё нет. Что-то не торопится зима.
   - В январе наверстает, - отмахнулась Оля.
   Поезд стал замедлять ход, и под окном медленно подплыла белая платформа.
   - Олсуфьево? - спросила Оля.
   - Больше нечему. Браток, - окликнул Владимир проходившего мимо их отсека проводника, - долго стоим?
   - Сиди, - бросил тот на бегу. - Проверка.
   Эркин сидел спокойно, во всяком случае, внешне. В самом деле, документы у них в порядке, ничего незаконного нет. Беспокоиться не о чем.
   - Ваши документы... возьмите... ваши... ваш литер... предписание... возьмите... ваши...
   Вагон притих. Ответов не слышно, только казённо-равнодушные голоса проверяющих. Владимир и Оля достали свои документы.
   - Женя, пакет у меня в куртке, - ровным голосом сказал Эркин.
   Женя кивнула и встала. Сняла с верхнего крючка его куртку и вынула из внутреннего кармана пакет. Когда у их отсека остановились трое военных с большими блестящими знаками патруля на груди, она протянула им весь пакет. Но, оказывается, были нужны только удостоверения и маршрутный лист. У Оли и Владимира так же документы проверили быстро. Вещи не смотрели, обыска не было, ну... ну, ничего страшного, а сердце где-то у горла дрожит. Когда патруль пошёл дальше, Женя улыбнулась Эркину и спросила Владимира:
   - А кого они ищут?
   Тот пожал плечами, пряча свои документы в нагрудный карман.
   -А бог их знает, сестрёнка. В войну дезертиров искали, уклоняющихся, а сейчас...
   - И сейчас то же самое, - усмехнулась Оля. - Долавливают, кого раньше упустили, - и насмешливо посмотрела на Эркина.
   Эркина это не тронуло. Он ещё в лагере слышал, что пока ты репатриант или беженец, ты без гражданства и об армии речи нет. Он взял со стола бумагу от пайкового пакета, скомкал её и протёр окно, чтобы Алисе не было скучно. Да и самому интересно.
   Поезд уже тронулся. Поплыл назад перрон с тёмным истоптанным снегом, домик с белой крышей... заборы из неровно обрезанных кольев и досок... серые низкие домики с белыми крышами, из труб поднимались дымки... деревья, тоже присыпанные снегом... совсем рядом ещё одна колея... мужчины в похожих на рабские куртках и меховых шапках что-то делают, что - не успел разглядеть. Поезд шёл всё быстрее. Вагон начинало потряхивать и раскачивать. Нарастал и шум в вагоне, снова слышались громкие разговоры, смех, обрывки песен.
   - Проспались, - улыбнулся Владимир. - Теперь до Новозыбкова без остановок.
   - А там? - спросила Женя.
   - Там час простоим, - Владимир подмигнул Алисе. - Погуляем по снежку, на рынок сходим.
   - И большой рынок? - заинтересовалась Женя.
   - К поезду выносят, - ответила Оля. - Я тоже пойду. Надоело в форме ходить.
   - А там и вещи есть?
   Оля кивнула.
   - Там вяжут все, так что варежки там, свитера, или ещё что.
   - Новозыбковские вязальщицы славятся, - кивнул Владимир.
   Женя задумчиво кивнула, явно что-то прикидывая в уме. Эркин посмотрел на неё и спросил:
   - Они, эти вещи, очень дорогие?
   - Ручные вещи всегда дороги, - ответил Владимир и улыбнулся. - Но не дороже денег.
   Эркин кивнул, что-то решив. Владимир понимающе усмехнулся, но промолчал.
   - Дорого, конечно, - вздохнула Оля. - А платок лучше ореньский. Город есть такой, Орень. Уж там вяжут... не из шерсти, из пуха. Лёгкие... как паутинка, а жаркие. А ещё в Печере Кукары, город такой есть, там кружева вяжут...
   Женя заинтересованно слушала, расспрашивала, и как-то так получилось, что Оля пересела к Жене, и они затараторили о своём. Владимир подмигнул Эркину, и Эркин улыбнулся в ответ. Да, он знает: женщины любят говорить о нарядах. Женя довольна, так что и ему хорошо. Ореньский платок. Надо запомнить. Конечно, это очень дорого. Но он купит такой платок Жене. Когда-нибудь. Когда устроятся, он заработает денег, поедет в этот город Орень - конечно, поедет, он же свободный человек, может ехать, куда хочет - и купит. А сейчас... посмотрим, конечно, но пока деньги надо приберечь... хотя если что стоящее и нужное...
   - О чём задумался, браток? - негромко спросил Владимир.
   - Деньги считаю, - ответил захваченный врасплох, Эркин.
   - Стоящее занятие, - хмыкнул Владимир и уже по-серьёзному заинтересованно спросил: - Хорошо зарабатывал?
   - Как сказать, - Эркин даже брови свёл на мгновение, обдумывая, как ответить. - Так я на мужской подёнке крутился, там заработки плохие были, но летом я пастухом нанимался, на всё лето, пастьба с перегоном, там я хорошо заработал. По-настоящему хорошо. Больше двух тысяч привёз.
   - Ого! - искренне восхитился Владимир. - Но и поломаться, небось, пришлось?
   Эркин кивнул.
   - Да, досталось, конечно. Но заработали. Я с братом ездил.
   И помрачнел, вспомнив Андрея.
   - У брата... остался кто? - спросил Владимир и, увидев непонимающий взгляд Эркина, пояснил: - Ну, девчонка у него была?
   Эркин кивнул.
   - Она уехала уже, - и, чтобы Владимир не подумал чего, добавил: - Ей виза раньше пришла.
   - Не тяжёлая была? - тихо спросил Владимир.
   Эркин, не сразу сообразив, мотнул головой.
   - Нет.
   - Обошлось, значит, - кивнул Владимир и задумчиво сказал: - А может, и жаль. От человека след на земле - дети его.
   Эркин на мгновение опустил ресницы. Он понимал, что его не хотят обидеть, ведь никто здесь не знает, кто такие спальники, не знает, что с ними, с ним, сделали. Понимал, но каждое упоминание о детях больно задевало его, и только воспоминание об Алисе удерживало, помогало пропускать такое мимо ушей, будто к нему это совсем не относится. И потому он только чуть подвинул сидевшую у него коленях Алису, чтобы ей было удобнее, и тогда смог улыбнуться. Алиса быстро внимательно посмотрела на него и прижалась, положив голову на его плечо. Эркин сглотнул подступивший к горлу комок и спросил:
   - Спать хочешь?
   - Не-а, - покачала головой Алиса. - Я смотрю. Эрик, а это что?
   Но ответил Владимир.
   - Ёлка это.
   - Да-а? - удивилась Алиса. - А они взаправду бывают? Не на картинке?
   - Ты ж видишь, - улыбнулся Владимир. - Значит, бывают.
   - Ага, - понимающе кивнула Алиса. - Что видишь, то и бывает.
   - Ну, молодец, - расхохотался Владимир. - Ну... ну, философ!
   Проверяя, нужно ли ей обижаться на незнакомое слово, Алиса посмотрела на Эркина. Эркин тоже не знал этого слова, но тон Владимира исключал обиду, и он рассмеялся вместе с ним.
   Алиса, прижимая палец к стеклу, спрашивала то об одном, то о другом. Эркин, а чаще Владимир отвечали ей. Женя с Олей говорили о своём, до Эркина долетали малопонятные обрывки фраз о складках, вставочках и гесках... но голос у Жени весёлый, так что беспокоиться не о чём. И он с не меньшим, чем у Алисы, интересом рассматривал заснеженные деревья, дома и особенно внимательно людей. Все мужчины в меховых шапках, похожих на те, в которых в лагере ходила охрана, как их, ах да, ушанки, да, и у Владимира такая же, может... да, тёплая шапка нужна, он в рабской зимой мёрз, если снег залёживался, а здесь... вон все говорят, что это ещё не зима. Так что же зимой будет? И... и рукавицы нужны, да, что ему нужно, так рукавицы, как их ещё называли? Ва-ре-ж-ки. В лагере говорили: вязаные варежки, а сверху кожаные или брезентовые рукавицы. Ну, верхние он и сам сошьёт, если что, а вязаные купит. Если не слишком дорого, конечно. А женщины в платках, толстых, у Жени шаль тонкая, Жене тоже платок нужен, тёплый. И Алисе... Это что, они все деньги на этом рынке оставят? Нет, так тоже нельзя.
   - Эрик, лошадка!
   Поезд обгонял рыжую светлогривую лошадь, запряжённую в сани. Разглядеть запряжку Эркин не успел. И опять заснеженные поля или луга, вмятины воронок и окопов. Щебет Алисы, весёлая певучая скороговорка Жени за спиной, ровный шум голосов, к которому он успел привыкнуть в лагере... Эркин вдохнул запах от волос Алисы, очень чистый, очень... он не смог подобрать слово, да и не искал его.
   Владимир курил, молча глядя на него и ловко пуская дым вверх, чтобы не беспокоить Алису. Эркин чувствовал этот взгляд, внимательный, но... но без злобы или неприязни, и не беспокоился. Ему вообще было очень спокойно.
   Рядом с поездом появилась ещё пара рельсов, и ещё, возникли заборы, невысокие штабеля шпал. "На станцию въезжаем", - догадался Эркин. Да, вон и склады, такие же, как в Джексонвилле. Точно - станция. Поезд всё больше замедлял ход, под окна подплывал заснеженный перрон.
   - Новозыбково, - громко сказал кто-то.
   - Час стоим, - откликнулись с другого конца вагона. - Айда гулять, мужики!
   - Много ты нагуляешь с пустым карманом!
   - Сколько есть - всё моё!
   - А фронтовику со скидкой!!
   - Иди, фронтовик, форму без году неделя таскает и фронтовик.
   - Год как война кончилась, верно.
   - Давай-давай, застрял он, понимаешь ли...
   Под этот весёлый гомон Женя одела Алису, оделась сама, и они все вместе пошли к выходу с Олей и Владимиром. Эркин, на ходу застёгивая куртку и натягивая на голову шапку, шёл за Женей с Алисой. Сзади постукивали костыли Владимира.
   Холодный воздух обжёг лицо, защипал, защекотал в носу и горле. Усилием воли Эркин отбросил ненужное воспоминание и улыбнулся, жадно оглядываясь по сторонам. Красное кирпичное здание вокзала с двухскатной заснеженной крышей, длинная вывеска, заснеженные кроны деревьев за вокзалом...
   - Пошли, браток, - окликнул его Владимир.
   Эркин тряхнул головой и догнал уже ушедших вперёд. Алиса, оборачиваясь, махала ему рукой. Эркин поравнялся с ней и взял за руку. Маленькая ручка Алисы спряталась в его ладони, и по тому, как это было, по тому, что она показалась ему замёрзшей, понял: варежки в первую очередь.
   Все вместе они завернули за угол и оказались на рынке. Небольшую площадь тесно наполняли люди. Прямо на снегу стояли корзины и мешки, в которых громоздились яркие пёстрые вещи, закутанные в платки поверх пальто и толстых стеганых курток, румяные женщины притоптывали странной, похожей на сапоги обувью и звонко кричали:
   - А вот... вот варежки узорчатые, двойные... носки, носки, кому носки...купи шапку, мозги застудишь... варежки, варежки... шапки-петушки, петушки кому, петушки... шарфики, шарфики...
   Эркин не сразу понял, что кричали не все, а только те, что с мелочёвкой, владелицы больших платков, жилетов, целых рубашек с глухим воротом или на пуговицах степенно помалкивали. И все беспрестанно что-то кидали в рот и сплёвывали. Рука Алисы выскользнула из его ладони, пока он оглядывался.
   Женя с восторгом нырнула в этот водоворот. Эркин еле поспевал за ней, сразу потеряв из виду Владимира. Холода он пока не ощущал, только уши пощипывало и руки, но слегка.
   Он нагнал своих у мешка с пёстрыми рубашками. Женя и Оля рассматривали одну, поочерёдно прикладывая к груди. Алиса стояла рядом и по мере сил советовала. Эркин подошёл и взял её за руку. Женя кивнула и строго сказала Алисе:
   - Не отходи, потеряешься, - и снова затараторила: - Нет, Оля, тебе бирюзовый пойдёт, вот здесь, чтоб у ворота, как раз под глаза. Это хорошо, но грубит, а с бирюзовым есть?
   - Отчего ж не быть?
   Закутанная в платок женщина достала из мешка другую рубашку. Оля взяла её, приложила к себе и с надеждой посмотрела на Женю.
   - Ну, как?
   - Потрясающе! - ахнула Женя и повернулась к Эркину. - Правда, так лучше?
   Растерявшийся Эркин неопределённо повёл плечом, а Оля решительно тряхнула головой.
   - Беру! Сотня?
   - Ну да, - улыбнулась женщина. - Носи на здоровье, дочка.
   Сотня? Сто рублей?! С ума сойти! Нет, если Женя захочет, то он и слова не скажет. Но когда отошли от женщины, незаметно перевёл дыхание. Женя с Олей, прижимавшей к себе завёрнутую в чистую портянку рубашку - её называли кофточкой - шли впереди, а он с Алисой за ними. Женя то и дело останавливалась, приценивалась, торговалась и время от времени оборачивалась к нему. Эркин доставал бумажник и платил. Жене и Алис варежки, яркие, узорчатые. И ему? Ему-то зачем? Чтоб рук не поморозил. Эркин кивнул и, уже расплачиваясь за толстые коричневые варежки двойной вязки, вспомнил, что в ящике у него лежат те брезентовые рукавицы, что им с Андреем тогда дал русский офицер на станции, так что верхние у него есть.
   - Теперь носки, - решила Женя.
   И они пошли выбирать носки. Алиса радостно размахивала уже натянутыми на руки ярко-синими варежками с вывязанными снежинками и зайчиками. Купили носки. Тоже Алисе - высокие, до колен, с узорами и кисточками, Жене - в яркую весёлую полоску, и Эркину - тёмно-серые с узкой белой полоской по краю, из некрашеной, чтобы от пота не линяла, шерсти. Когда Эркин расплачивался за носки для Жени, стоявший рядом с продававшей их женщиной мужчина в армейской стеганой куртке и меховой ушанке подмигнул ему.
   - Такая наша мущинская доля, браток. Бабы франтят, а мы расплачиваемся.
   - Много ты платишь! - рассмеялась женщина, принимая у Эркина деньги. - Молчал бы уж. Кабы я не вязала, ты бы...
   - Много бы ты навязала, кабы я с овцами всё лето не уродовался, - улыбнулся мужчина.
   - Уродовался он! Вот за язык твой длинный тебя изуродуют, это вот да.
   Спрятав куда-то под куртку деньги, женщина поправила на мужчине шапку, плотнее надвигая на уши.
   Когда они отошли, Эркин тихо сказал:
   - Женя, тебе платок нужен. Тёплый.
   Он уже хорошо рассмотрел, как отличаются платки женщин от тонкой белой шали Жени. Да, купил бы он тогда в Бифпите такую же, как Андрей, как её, ангору, не пришлось бы сейчас деньги тратить, а он, дурак, пофорсить захотел.
   - Да, надо, - озабоченно кивнула Женя. - И тебе шапку надо, в этой холодно. И Алисе.
   - Алисе, да, - согласился Эркин. - А мне лучше ушанку.
   Взрослых мужчин в вязаных шапках он не видел и оказаться, не как все, не хотел. Женя поглядела на его сосредоточенное лицо и вздохнула.
   - Здесь нет ушанок.
   - Значит, на другом рынке куплю, - очень спокойно сказал Эркин.
   Женя, зная, что скрывается за его спокойствием, кивнула. Да и в самом деле, ушанка ему удобнее, все мужчины в таких, меховых или форменных армейских. А пока они купили Алисе вязаную тёплую шапочку с длинными ушами, которые можно вокруг шеи завязать как шарфик, А Жене платок, белый, даже чуть кремовый, с зубчатой каймой по краям и достаточно плотный. И пошли к выходу. А то ещё - не дай бог - на поезд опоздают.
   Эркин, заметив, что ботики Алисы залеплены снегом, взял её на руки. Женя шла рядом, положив на его локоть ладонь в ярко-красной с птичками варежке, и внимательно разглядывала встречных. Да, в вязаных шапочках - с гребешком на темени или круглых, плотно охватывающих голову - только мальчишки и... молодые парни. У девушек ещё помпончики или кисточки. А мужчины в ушанках.
   Они вышли на платформу и... оказались на новом рынке. Но здесь торговали съестным. Пассажиры из их поезда быстро раскупали горячую картошку в мундире, солёные огурцы и капусту, молоко, сваренные вкрутую яйца, пирожки, сало, вяленую рыбу... Глаза разбегались, а времени уже не было.
   - Эгей! - окликнул их Владимир. - Давайте быстро, я на всех взял. Две минуты осталось!
   Но они успели войти в вагон, пройти в свой отсек, Женя даже снять с Алисы пальто и шапочку, когда поезд дёрнуло, шатнуло и, наконец, перрон под окном поплыл назад. На столике солдатский котелок с ещё горячей картошкой и миска с огурцами. Снова началась суматоха. Женя с Олей наводили на столе уже обеденный порядок. Алису водили в уборную мыть руки. Бегали к проводнику за чаем. И, всё уладив, сели обедать. Эркин опять у окна, Алиса у него на коленях, Женя рядом, Владимир и Оля - напротив. Ели картошку с тушёнкой и огурцами, хлеб с салом, пили горячий сладкий чай. И разговор шёл общий, перескакивающий с одного на другое, шумный и весёлый. Как и по всему вагону.
   Наевшись, Алиса задремала, привалившись к плечу Эркина. И её уложили на верхнюю полку, благо Эркин не убирал постель. А немного погодя легла и Женя. Забралась к себе Оля.
   - Ну что, браток, - Владимир показал глазами на верхнюю полку, - пойдём покурим?
   - Пойдём, - согласился Эркин.
   Они прошли в холодный продуваемый тамбур.
   - Смотрю, - Владимир, ловко приладившись между костылями, скручивал самокрутку, - ты не любитель курева.
   Эркин кивнул и улыбнулся.
   - В хорошей компании отчего же и нет?
   - И с выпивкой так же?
   - Ну да, - Эркин, улыбаясь, кивнул ещё раз. - А так... мне незачем. И брат не пил.
   И как всегда упоминание об Андрее отозвалось болью. Эркин глубоко затянулся и, и сдерживая себя, так сжал сигарету, что она погасла. Резким движением он выбросил окурок в щель под наружной дверью.
   - Ничего, браток, - Владимир смотрел на него внимательно с понимающей улыбкой. - Ничего, всё обойдётся.
   - Обойдётся? - переспросил Эркин.
   - А как же. Жизнь не останавливается. Тебе жить, детей своих растить... и брата помнить.
   Эркин кивнул и сосем тихо, еле слышно за грохотом колёс, сказал:
   - Простить себе не могу. Лучше бы меня...
   Владимир покачал головой.
   - Не казни себя. Это война, браток, на войне любая пуля... либо ты кого собой закроешь, либо тебя закроют. Тебя бы убило, он бы так же говорил?
   - Да, - сразу ответил Эркин. - Конечно, так.
   - Ну вот.
   Владимир докурил сигарету, и они пошли обратно. Но до своего отсек Эркин добрался один. Владимира окликнули из большой компании, плотно набившейся в дин из отсеков. Эркин вместе с Владимиром подсел, вежливо глотнул за Победу из предложенной кружки, заел салом и незаметно ушёл.
   В их отсеке стояла сонная тишина. Он осторожно, чтобы не разбудить взглядом, посмотрел, как спят Женя и Алиса, и лёг на нижнюю койку, не разворачивая тюфяка. Ну, вот и всё. Белый свет за окном, стук колёс под полом. Вот и всё... Напряжение, державшее его с того момента, когда он взял в руки жёлтую карточку визы и маршрутный лист, отпускало, уходило вглубь, сменяясь уже другим. Он уже не сомневался, что они благополучно доберутся до Загорья, но какое им там дадут жильё? И работу. Да, была бы работа. В крайнем случае... опять мужская подёнка. Он видел у домов поленницы, так что напилить и наколоть дров, починить сарай, просто грузчиком... он возьмётся за любую работу. Даже, если надо, имение вспомнит. Город-то он город, но под городом должны быть какие-то имения. Надо будет, пойдёт скотником, конюхом, просто батраком. Работы он не боится, силы хватит. Правда, зимой батраки не нужны, на это только весной нанимают, но до весны он продержится. Обещали ссуды. Безвозвратная, беспроцентная... хорошо, конечно, но... нет, всё это так, одни разговоры, Грег говорил: "Сотрясение воздуха". Жильё, жильё и работа - вот что важно.
   Наверху завозилась, забарахталась Алиса. Эркин встал и помог ей слезть. И улыбнулся Жене.
   - Я отведу.
   Алиса, посапывая, натянула прямо на чулки ботики. Эркин, подражая виденному не раз у Жени, одёрнул на ней платье, взял за руку, и они пошли в уборную. Алиса шла рядом с ним, крепко держась за его руку, но не от страха. Она ничего не боялась и шала гордо, высоко подняв голову и победно поглядывая по сторонам.
   - Ух ты! - восхитился вихрастый парень в неподпоясанной гимнастёрке с двумя рядами орденов, когда Алиса строго посмотрела на него за то, что он не сразу уступил им дорогу. - Ну, генерал!
   - А то! - засмеялись в ближайшем отсеке. - У этой муж по струнке ходить будет!
   - Не по струнке, а по полу, - поправила их Алиса.
   Хохот грохнул с новой силой. Улыбнулся и Эркин, проводя Алису за руку в дверь уборной, потом захлопнул за ней дверь и остался снаружи, предупредив:
   - Замок не трогай.
   - Ага, - кивнула Алиса. - А ты не уйдёшь?
   - Нет. Я здесь подожду.
   Возилась Алиса долго и вышла с мокрыми руками и мордашкой. Эркин безнадёжно пошарил по карманам в поисках чего-нибудь подходящего и повёл Алису обратно, беззвучно ругая себя за то, что не сообразил захватить полотенце.
   - Смирно! - встретил их тот же отсек. - Равняйсь! Генерал идёт!
   Алиса строго посмотрела на хохочущих мужчин, но не выдержала и тоже засмеялась. Так, под общий смех, они и вернулись к себе.
   - Мама пусть спит, - заявила Алиса, когда Эркин вытер ей лицо и руки. - А я в окно смотреть буду.
   Эркин помог ей сесть поудобнее и сам сел рядом.
   - Боевая она у тебя, - улыбнулся лежащий на своей полке Владимир. Он вернулся в отсек, пока Эркин ждал Алису возле уборной.
   Эркин кивнул с удивившей его самого самодовольной улыбкой. Он сидел рядом с Алисой, прислонившись спиной и затылком к стене и вытянув ноги. Неумолчно стучали под полом колёса, смеялись и пели весёлые компании. За окном стремительно летела назад белая ровная земля. И Владимир кивнул в ответ на невысказанный вопрос Эркина.
   - Да, здесь войны, считай, уже не было. Отсюда их в первый год ещё выбили, не дали зацепиться.
   - Да, - Эркин вгляделся внимательнее. - Воронки есть, а окопов не видно.
   - И по лесу видно. Заметил, до самого Олсуфьева и за ним немного, но тоже леса возле дороги не было.
   - Д-да, - чуть удивлённо согласился Эркин. - А почему?
   - Вырубили. Партизан опасались, и вот вдоль дорог, что железки, что шоссеек на сто метров лес вырубали. Чтоб никто незаметно не подобрался.
   Эркин уже по-новому глядел на бегущую за окном равнину. О партизанах он слышал.
   - А... здесь? Тоже?
   - Нет, сюда они не дошли, - сказал с верхней полки Оля. Она лежала ничком, обхватив руками подушку и глядя в окно. - Попыхтели, сволочи, и откатились. Но бомбили много, - и после недолгого молчания всё-таки спросила: - Слушай, где же ты был, что ничего этого не знаешь?
   - Я рабом был, - спокойно ответил Эркин по-английски.
   Сразу оторвалась от окна и обернулась к нему Алиса, по-детски округлила рот Оля, вскинул глаза Владимир. Эркин смущённо улыбнулся.
   - Я не знаю, как это по-русски сказать.
   - И не надо, - кивнул Владимир и улыбнулся Алисе. - Ну что, синеглазка, насмотрелась?
   Алиса молча подвинулась ближе к Эркину и залезла к нему на колени. Он улыбнулся ей.
   - Устала?
   - Не-а, - шёпотом ответила Алиса и спросила: - А ты чего по-английски? Мы назад едем, да? Я не хочу.
   - Я тоже, - ответил Эркин и пересел вместе с ней вплотную к окну. - Давай смотреть вместе.
   - Ага, - согласилась Алиса, строго посмотрела на Олю и уставилась в окно.
   Женя, не открывая глаз, перевела дыхание. Слава богу, обошлось. Эркин молодец, отвлёк Алиску. Психолог так и советовала. Не запрещать, а отвлекать, переключать внимание. Может, со временем всё и забудется. В лагере Алиса не боялась английского, болтала напропалую, только перемешивала, ну, как все. Нет, когда осядем на место, надо будет опять ввести "английские" и "русские" дни. И обязательно, ну, хоть полчаса в день читать ей вслух. И начать её учить. И Эркина, конечно, он так сильно переживает, что неграмотный. И сразу по-русски. Русский ему важнее. Конечно, так и надо. И хорошо, что она все книги с собою взяла. А русские уже на месте купит. Женя улыбнулась. Да, конечно, и как бы ни было трудно, подработку она искать не будет. Конечно, будет работать, но надо и домом заниматься. И Алиской. А то беспризорницей растёт. При живых-то родителях.
   Совсем незаметно что-то менялось за окном. Эркин вдруг увидел, как посинела белая даль, и не сразу понял, что это сумерки. Уже вечер?
   - Митьково, - сказал проводник, проходя мимо их отсека. - Стоим десять минут.
   Алиса отвернулась от окна.
   - Эрик, мы пойдём гулять?
   - Нет, - сразу ответила сверху Женя.
   - Мам! - ахнула Алиса. - Ты не спишь?
   - Нет, - улыбнулась Женя. - Уже не сплю.
   Она села, и Эркин одним ловким гибким движением снял Алису с колен, вывернулся из-за стола, встал и помог Жене спуститься. Поезд как раз остановился, и их прижало друг к другу. Всего на мгновение, но Эркина обдало горячей, будто он залпом полную кружку водки выпил, обжигающей губы и горло волной. Он сглотнул и, с трудом шевеля онемевшими губами, сказал:
   - Пойду чаю принесу.
   - Чая на остановках нет, - сказала с верхней полки Оля.
   Но Эркин уже вышел. Он быстро прошёл, почти пробежал по вагону, рванул дверь тамбура и, едва не столкнувшись с проводником, спрыгнул на перрон.
   Синее небо, голубоватый снег, жёлтые пятна фонарей. Эркин глубоко вдохнул холодный, защекотавший горло воздух. Холода он не то что не ощущал, а не замечал. Не до того. На мгновение его тело ощутило тело Жени, её мягкую теплоту. Он не мог ошибиться. Женя... он не противен Жене, она... нет, рано ещё... нельзя об этом... пока нельзя.
   Эркин шагнул к какой-то нелепой железной коробке в половину его роста, торчавшей зачем-то на платформе, сгрёб снежную шапку с её верхушки и протёр снегом лицо.
   - Эй, - окликнул его проводник, - не пойму, остаться здесь решил?
   - Иду!
   Эркин одним прыжком вернулся в вагон и весело спросил у проводника.
   - Чай есть?
   Проводник улыбнулся, встопорщив усы.
   - Неси кружки.
   - Ага! - радостно кивнул Эркин.
   Вагон качало, или это у него ноги заплетались от радости, но возвращался Эркин, хватаясь за стойки. Женя, увидев его мокрое лицо, ахнула:
   - Ты выходил?! Эркин, ты с ума сошёл, ты же простудишься! Тебе сейчас надо горячего!
   - Ага, - согласился сразу со всем Эркин, сгребая со стола кружки. - Я за чаем.
   - Всем чаю, - кивнула Женя. - Донесёшь?
   - No problem! - по-прежнему весело ответил Эркин, выходя из отсека.
   - Я помогу! - сорвалась с места Алиса.
   И вылетела в проход так быстро, что Женя не успела её перехватить.
   - Ты лучше не мешай! - крикнула ей вслед Женя.
   Владимир рассмеялся и сел.
   - Ох, огонь-девка! - и подмигнул Жене. - Ещё наплачешься, как кавалеров гонять придётся.
   - До этого ещё дожить надо, - рассмеялась Женя. - Тогда и посмотрим.
   Под взрывы хохота, отмечавшие их путь, вернулись Алиса и Эркин. Эркин нёс, ловко ухватив за ручки, пять дымящихся кружек, а Алиса важно шла впереди, расчищая ему дорогу возгласами:
   - Осторожно! Дайте пройти! Горячее несём!
   Эркин старался не смеяться, чтобы ненароком не расплескать действительно горячий чай, но Женя и Владимир хохотали от души.
   - Ну вот, - гордо сказала Алиса, когда Эркин поставил кружки на столик. - И ничего я не помешала, а даже помогла.
   Отсмеявшись, Эркин сел в угол, и Алиса заняла своё законное место на его коленях.
   Сверху спустилась Оля, но не успели все сесть за стол, как в их отсек заглянул тот самый парень, что первым назвал Алису генералом. В руках у него был большой кулёк из газеты.
   - Генералу чай сладкий положен, - весело заявил он. - Держи.
   Положил кулёк на стол и ушёл. Женя растерялась, а Владимир только улыбнулся.
   - Ну-ка, посмотрим, чем они генерала чествуют, - и уверенно развернул кулёк.
   На столик посыпались конфеты, пряники и плитка шоколада. Алиса радостно взвизгнула, но Женя нахмурилась. Насупился и Эркин.
   - Когда с добром, на добро и идёт, - пресёк непрозвучавшие возражения Владимир и подмигнул Алисе. - Давай, хозяйка, распоряжайся.
   Сосредоточенно хмуря белые брови, Алиса стала делить конфеты и пряники. Конфеты, хоть и разные, но разделились поровну. Пряники Эркин разрезал ножом, и тоже на всех хватило. А шоколад... Алиса горестно вздохнула, бережно держа большую без обёртки плитку, покосилась на Женю, на Эркина, вздохнула ещё раз.
   - Разрежь и её, Эрик.
   Эркин разделил ножом толстую плитку на пять равных частей, и Алиса раздала шоколад, конфеты и пряники. Всем поровну и себе последней. И стали пить чай. К удивлению Алисы, шоколад оказался несладким.
   - Это лётчицкий, - объяснила Оля. - Лётчикам в пайке дают. Он сытный.
   За окном было уже совсем темно, в вагоне горел яркий свет и опять... пели, смеялись, плакали, ругались...
   - Уф, хорошо как, - Оля допила свою кружку и положила её боком на стол. - Давайте, что ли, и мы споём.
   - Водки не пили, так с чего петь? - хмыкнул Владимир. - Или ты с чаю захмелела?
   А чего ж нет? - засмеялась Оля. - Что мы, хуже других? Ну, подтягивайте.
   Она села поудобнее, прислонившись к стене, словно для пения ей была нужна опора, и запела. Владимир улыбнулся.
   - Слабая у тебя голова, коль от чая хмелеешь.
   И стал подтягивать.
   Эту песню Эркин знал. Её пел Андрей ещё на выпасе, и по-русски, и по-английски. И он свободно присоединился к поющим. Тогда эти слова рвали ему душу до подступавших к глазам слёз, но сейчас он пел спокойно. И, к его радостному изумлению, Женя тоже запела. Алиса переводила внимательный взгляд с одного поющего на другого, наконец её тоненький голосок неожиданно точно вступил в песню.
   - Жди меня, и я вернусь, - старательно, явно не думая о мелодии, выговаривала Оля.
   Пели, не думая, слышит ли их кто или нет, пели для себя. И закончив одну песню, начали другую. Ещё ни разу Эркин не получал такого удовольствия от пения. Даже... даже на выпасе. Нет, там они тоже пели для себя, но всё равно это было... не так, не совсем так. И впервые пожалел, что нет гитары, было бы совсем здорово.
   После третьей песни продолжили чаепитие.
   - Хорошо поёшь, браток, - Владимир с улыбкой смотрел на Эркина.
   Эркин поймал ласково-гордый взгляд Жени и улыбнулся. Что ответить, он не мог придумать, но улыбки оказалось вполне достаточно. Улыбалась и Оля. И вдруг ахнула:
   - Ой, батюшки, до Стёпина совсем ничего осталось!
   Она вскочила и быстро, с привычной ловкостью собрала свой мешок. Владимир завернул из остатков снеди кусок сала и полбуханки хлеба, протянул ей.
   - Не забудь.
   - Да у меня ещё...
   - Не спорь со старшими, - строго сказал Владимир, засовывая свёрток в её мешок.
   - По званию? - съязвила Оля.
   - По возрасту, - хмыкнул Владимир.
   В отсек заглянул проводник.
   - Готова? А то три минуты стоим.
   - Ага.
   Оля взяла у него свой билет, засунула в нагрудный карман, надела ушанку, застегнула и затянула ремнём шинель и вдруг порывисто обняла Женю, чмокнув её в щёку, так же быстро поцеловала Владимира, Алису и Эркина. Выпрямилась, щёлкнув каблуками, и козырнула им.
   - Счастливо вам.
   - И тебе счастливо, сестрёнка.
   И Оля убежала. Поезд замедлил ход, остановился и почти сразу снова дёрнулся.
   - Вот и Стёпино миновали, - Владимир улыбался, но глаза у него были грустными.
   - А дальше? - спросила Женя.
   - Ну, Горянино не в счёт, а там Батыгово, Пузыри и Иваньково. И всё, - он подмигнул серьёзно глядящей на него Алисе. - И всё, синеглазая. Я в Батыгове сойду, вы дальше поедете. До Иванькова.
   Алиса кивнула и вдруг сказала:
   - А ты поезжай с нами.
   - Ну, спасибо тебе, синеглазка, - рассмеялся Владимир. - Спасибо за честь, но у меня свой дом есть.
   За окном стало уже совсем темно, вагон раскачивала набирающая силу гульба.
   - Рано приезжаем, - сказала Женя. - Давай, Алиска, спать ложиться, а то я тебя утром не подниму.
   - Ну-у, - протянула Алиса, оглядывая стол в поисках случайной конфеты, но всё вкусное закончилось и спорить было уже не из-за чего. - Ладно. Только я сама в уборную пойду.
   - Ещё чего! - сразу поняла её хитрость Женя. - Нет уж, я тебя знаю.
   Алиса вздохнула. Она-то рассчитывала по дороге выяснить, всё ли положенное генералу ей дали. В лагере и детьми, и взрослыми много и подробно обсуждалось, как зажиливают пайки, не выдают всего, так что проверить надо обязательно, но при маме такое никак не получится. Владимир улыбнулся ей вслед.
   - Ну что, браток, глотнём на прощание. Солдату трезвому, как зимой голому. Неловко.
   Эркин кивнул. Он расстелил для Жени с Алисой постель и пересел к Владимиру. Тот достал свою флягу и аккуратно плеснул в кружки.
   - Ну вот. За встречу и на прощание, и чтоб мы ещё раз встретились. А это, - он тряхнул флягу так, чтоб булькнуло, и завинтил колпачок. -это я уже дома выпью.
   Они сдвинули кружки и выпили одним глотком. Эркин сразу потянулся за хлебом с салом, а Владимир удовлетворённо крякнул, выдохнул и только после этого стал есть.
   Вошла Женя, ведя за руку умытую Алису, и, увидев приготовленную постель, обрадовалась.
   - Ой, Эркин, спасибо. Алиса, живо спать.
   Эркин улыбнулся им и встал.
   - Пошли, покурим.
   Владимир кивнул.
   - Не будем мешать. Пошли.
   Вагон гулял, как и вчера, но многие спали или просто лежали на своих полках. В холодном продуваемом тамбуре Эркин, держа незажжённую сигарету, посмотрел на сосредоточенно скручивавшего самокрутку Владимира.
   -У нас говорили. Раз выжили, то и проживём.
   Владимир закурил и кивнул.
   - Спасибо на добром слове, браток. Оно, конечно, с руками и головой устроиться везде можно. Да и не чужая она мне, Лидка, Лидия Алексеева, не совсем чужая, - и невесело усмехнулся. - Её прабабушка моему дедушке сестра сводная. Представляешь?
   Эркин степени родства представлял очень смутно. Его познания в этой области исчерпывались родителями, детьми, братьями и сёстрами. И ещё помнил, что Андрей называл Алису племянницей. Но, подыгрывая, он сочувственно покивал. Владимир улыбнулся.
   - Ничего, браток, всё утрясётся. Это ты правильно сказал. Раз выжили, то и проживём. Ну, - Владимир погасил и выкинул окурок. - Пошли.
   И по пути, как обычно, перекликался с гуляющими, отругивался и отшучивался, но Эркин чувствовал, что ему не по себе, что Владимир этой встречи не то что боится, а опасается.
   Женя и Алиса уже спали. Эркин кивнул Владимиру, разулся и залез на свою полку. Владимир лёг, не раздеваясь, поверх одеяла. Сверху Эркин видел его лицо. Ну, так всё понятно. Конечно, Владимиру... неловко, он на костылях, ноги, правда, обе есть, но, похоже, одна совсем не действует, калека, а мужик нужен здоровый, так все в лагере говорили. Но это и в самом деле так оно и есть. Нет, если бы с ним что и случилось, Женя бы никогда его не выгнала, но это же Женя...
   Незаметно для себя он задремал и проснулся, когда поезд остановился. Но и глаз открыть не успел, как вагон снова дёрнулся. Значит, это - как его? - да, Горянино, а там Батыгово. Эркин разлепил веки. Владимир, стараясь не шуметь, укладывал свой мешок.
   - Сало возьми, - сказал Эркин чуть громче камерного.
   Владимир мотнул головой.
   - Чего с такой мелочью возиться, а синеглазке перекусить утром, - поднял голову и, встретившись с Эркином взглядом, улыбнулся. - У меня ещё кусман в заначке, не голым еду, не бойсь.
   Эркин улыбнулся в ответ и спрыгнул вниз, обулся. Он ничего не сказал, но Владимир понял и благодарно кивнул.
   - Спасибо, браток.
   Он собрал мешок, хлопком по нагрудному карману проверил документы и стал одеваться.
   Когда к ним заглянул проводник, Владимир уже стоял в туго подпоясанной шинели и лихо сбитой набок шапке-ушанке, мешок за плечами, и если бы не костыли...
   - До Батыгово две минуты.
   - Спасибо. Держи, браток, - Владимир вложил в руку проводника три рубля. - С меня за постель, за чай и тебе на чай, а мне на удачу.
   - Спасибо, - кивнул проводник и посмотрел на тоже уже одетого Эркина. - Выходишь, что ли?
   Эркин молча кивнул, чувствуя, что говорить сейчас ничего не нужно.
   - Смотри, всего семь минут стоим.
   Проводник взял скатанный в рулон тюфяк Владимира и отступил, давая им дорогу. Владимир быстро шёл по проходу, весело перекликаясь с желавшими удачи и отшучиваясь, но идущий следом Эркин всё ещё чувствовал его напряжение.
   В тамбуре проводник догнал их, приготовил дверь и открыл её практически одновременно с остановкой поезда.
   - До свиданья, браток.
   Владимир сильным уверенным движением выставил на перрон костыли и выбросил себя вперёд. Эркин спрыгнул следом за ним. Облако снежной пыли ударило его в лицо. И почти сразу, он даже дыхания перевести не успел, из слепящего снежного ветра донеслось:
   - Володя! Владимир Кортошин! Володенька!
   - Лида! - ответно крикнул Владимир. - Алексеева Лида! Я здесь!
   К нему подбежала и с ходу обняла женщина, закутанная в платок поверх странного - Эркин таких раньше не видел - пальто из овечьих шкур.
   - Ой, Володенька, ой, наконец-то! - целовала она Владимира. - Ой, мы ж тебя неделю уже встречаем! Ой, Тася, Тася, здесь он, здесь, ой, Володенька, это ж Тася, подружка моя, ой, мы ж тебя ж ждали так.
   - Тася, - вторая женщина, так же вынырнувшая из снежной темноты, церемонно подала руку Владимиру.
   Эркин, следивший за всем этим с живым интересом, услышал крик проводника, что минута осталась, и шагнул к Владимиру.
   - Удачи тебе!
   - Спасибо, браток, - Владимир крепко обнял его и поцеловал. - И тебе удачи во всём, - и оттолкнул от себя. - Беги, отстанешь!
   Эркин подбежал к вагону, уже начавшему движение, и ловко запрыгнул в тамбур, оглянулся. Владимир уходил, и две женщины с двух сторон с ним.
   -Батыговские девки ловки, - хмыкнул проводник, закрывая дверь. - Только глянешь, а уже оженили. Беги, грейся.
   Эркин не чувствовал себя замёрзшим, но, войдя в наполненный живым теплом вагон, понял, насколько там было холодно. А им ехать ещё дальше на север. До Иванькова. Потом на Ижорск. И уже оттуда в Загорье. И будет всё холоднее, и холоднее. А зима только началась. Он-то думал, что носки, варежки, ну, ещё шапка - и всё, остальное у него есть, а теперь... и Жене, и Алисе тоже надо. Сколько же у них на одну одежду уйдёт?
   В их отсеке на полке Владимира сидели двое мужчин. Видимо, подсели в Батыгово. И не в военном. Их толстые тёмные пальто с меховыми воротниками висели на крючках. И шапки там же. Тоже меховые, но не ушанки, а просто круглые и чуть сплющенные с боков. Стол был занят, и мужчины разложили свои бумаги прямо на полке. Когда Эркин вошёл, один из них поднял голову и улыбнулся.
   - Здравствуй. Потеснили мы тебя.
   - Здравствуйте, - ответно улыбнулся Эркин. - Нет, я на верхней.
   Открыла глаза и приподнялась на локте Женя.
   - Эркин? Ты выходил?
   - Я Владимира проводил, - ответил Эркин, снимая куртку. - Тебе не дует от окна? Давай, я куртку подсуну.
   - Нет, всё в порядке, - Женя заметила новых попутчиков и улыбнулась им. - Здравствуйте.
   - Здравствуйте. Мы разбудили вас?
   - Нет, ничего, - Женя ещё раз улыбнулась им и отдельно Эркину. - Ты ложись, поспи ещё.
   - Да, сейчас.
   Эркин оглядел еду на столике, собрал и переложил так, чтобы освободить часть стола, разулся и залез на свою полку. И даже ещё лечь не успел, как словно провалился. И расстёгивал под одеялом рубашку и джинсы уже во сне, ни о чём не думая и ничего не ощущая. В Иваньково они приезжают в шесть сорок. До шести можно спать. Сорока минут им на сборы хватит.
   - Этот вариант не рентабелен...
   - Да, но Старик упрётся...
   - Старику с его технологиями на пенсию пора. Отжившие категории...
   - Весьма живучи...
   - Элементарно...
   - Оптимизация эффективности...
   - Проверь по коэффициентам...
   - Да, капэдэ приличный, но...
   - Отвёрточная сборка, чего ты хочешь...
   Доносившиеся откуда-то непонятные, словно и не по-русски говорят, слова не мешали и не тревожили. Эркин спал спокойно, без снов, но готовый проснуться, как только шевельнётся Женя. И опять шорох, как будто кто-то скребётся в вагонную стенку. Но сейчас он вдруг понял: это же снег. Снег... они в России... пусть будет холодно, трудно, но они в безопасности, они в России...
  

* * *

  
   Большие снежные хлопья важно опускались на мокрую холодную землю и даже не сразу таяли. Фредди с наслаждением вдохнул запах снега, лёгкий, едва уловимый и такой особенный. Нет, всё-таки не плохо и даже хорошо. Год они продержались, и сделано... ну, пусть кто другой на их месте попробовал бы сделать больше.
   Роланд, выгнав лошадей в загон, яростно чистит конюшню. От скотной доносится пронзительный голос Дилли, распекает Рыжуху, что сено не жрёт, а под ноги кидает. Гомонит малышня. В Большом доме стучит топор Сэмми. Тарахтит новый движок, что-то Стеф его на слишком больших оборотах гоняет. Ларри несёт, широко перешагивая через лужи, стопку дубовых панелей в кладовку, а за ним Марк тащит охапку обломков плинтусов, да, капитальное было сооружение, если до сих пор разламываем. Мамми запирает продуктовую кладовку, а Роб стоит рядом в обнимку с мешочком крупы. Чего-то Молли не слышно, нет, подала голос, она всегда, управляясь на птичнике, поёт, если б у неё ещё репертуар хоть на одну песню побольше, а то одно и то же, Рол, правда, от её пения млеет, но это уже только его проблема. Но что там Стеф с движком вытворяет? Ладно, посмотрим.
   Фредди поправил шляпу и решительно пошёл к котельной. Джерри оглянулся ему вслед, но остался сидеть на изгороди конского загона: он не терял надежды подманить какую-нибудь из лошадей и прямо с изгороди прыгнуть ей на спину. Том побежал за Фредди, но потом повернул на кухню: там всё-таки интереснее, чем в конюшне.
   В котельной было жарко, пахло соляркой и маслом. Стеф в комбинезоне на голое тело кидал уголь в топку и, когда Фредди вошёл, бросил, не оборачиваясь:
   - Ага, в самый раз.
   Фредди усмехнулся.
   - Так ты заманивал меня, что ли?
   Стеф захлопнул дверцу, поставил на место лопату и подошёл.
   - Нет, просто проверяю, мне звук не нравится. А разговор тоже есть.
   - Давай, - кивнул Фредди.
   Они сели к маленькому столику у окна. Стеф тяжело выложил на столешницу масляно блестящие с въевшейся в трещины угольной пылью набрякшие руки.
   - Вот какое дело. Контракт у всех до Рождества, так?
   - Так, - кивнул, сразу насторожившись, Фредди.
   - И когда расчёт будет? Двадцать четвёртого?
   - А ты когда хочешь? - спросил Фредди.
   - Пораньше бы надо. И не мне, а всем.
   - Зачем?
   - Рождество, а подарки купить не на что. Хэллоуин нам испоганили, неужто и Рождества не будет? - Стеф достал сигарету, но не закурил. - Человеку праздники нужны.
   - Чёрт! - Фредди озадаченно сбил шляпу на лоб и почесал в затылке. - Об этом мы и не думали. Это ты здорово сообразил, Стеф. Значит, чтоб было настоящее Рождество?
   - Ну, гуся да карпа каждому не выйдет, - засмеялся Стеф, - но ёлку хоть какую, и подарки, и чтоб каждый с деньгами по магазинам прошёлся, выбрал, да купил... Это надо.
   Фредди кивнул.
   - Ладно. Это всё можно. А до города как? Пешком?
   Стеф улыбнулся.
   - Зачем пешком? Если пошарить, подумать и руки приложить, фургончик вполне можно сварганить. Две лошади и свободный день. Возможно?
   - Делайте фургон, - кивнул Фредди. - Остальное за мной. И на какой день расчёт?
   - А на двадцатое. Три дня, чтоб посменно съездить, а там уже и Сочельник.
   - И двадцатого лучше тихо сидеть, - задумчиво сказал Фредди.
   Стеф кивнул.
   - И это. В городе, может, что и будет, а мы там позже окажемся. И приодеться людям надо. А то... год Свободе скоро, а во всём рабском. Ларри рассказывал, как на него в городе лупились, пока он себе джинсы и ковбойку не купил.
   - Дело, - Фредди хлопнул рукой по столу и встал. - Хорошая голова у тебя, Стеф.
   - Жалко, такому дураку досталась, - рассмеялся, вставая, Стеф. - Это мне моя покойница всё повторяла, и это же я от неё на прощание услышал, когда арестовали меня, - прислушался к движку. - Воет, гадина. Перебирать надо.
   - Завтра и переберём, - кивнул Фредди. - А сейчас выруби, пока в разнос не пошёл.
   - Я на конюшне командую? - ядовито спросил Стеф.
   - На конюшне у тебя полномочный представитель сидит, - рассмеялся Фредди.
   Стеф самодовольно ухмыльнулся.
   - Да, о ёлке не бери в голову, - сказал, уже выходя, Фредди.
   Снег продолжал идти, земля уже стала белой, только лужи чернели. Да, чёрт, конечно, Стеф прав. Джонни вернётся из города и пусть рассчитает всех. Рождество должно быть. Со Стефом им тоже повезло: не только всю механику на себе тянет. А в город... да, в две смены. В одной Ларри с Роландом, ну и Молли, конечно, и их детвора. А в другой - Стеф и Сэмми со своими. В такой комбинации если и выпьют, то не запьют. Самый в этом слабый Сэмми, но его Стеф удержит. А Ларри с Роландом заводить один другого не станут. Да, Дилли лучше не ездить, а то ещё родит дорогой. Ну, это, правда, не его проблема, тут Мамми приглядит. И с фургоном Стеф здорово придумал.
   За этими размышлениями Фредди обошёл двор, и возле кладовок его остановил Ларри.
   - Прошу прощения, сэр, но не соблаговолили бы вы зайти сегодня в мастерскую?
   - Хорошо, Ларри, - кивнул Фредди. - Через час после ленча. Устроит?
   - Разумеется, сэр.
   Ларри склонил голову в вежливом полупоклоне, и восхищённо наблюдавший за ним Марк повторил его жест. Когда Фредди отошёл, Ларри посмотрел на сына.
   - Марк, ты всё слышал?
   Марк кивнул.
   - Когда увидишь, что он идёт, ты выйдешь. И пока я не позову, - Ларри улыбнулся, - не заходи. Всё понял?
   - Ага! - выдохнул Марк.
   И пока они шли в Большой Дом за новой ношей, Ларри тихо объяснял:
   - Мне надо поговорить наедине. А если ты выйдешь, когда он уже войдёт, это будет невежливо. Поэтому сделаем так.
   - Ага, - радостно согласился Марок. - И мне у мастерской ждать?
   - Нет, - улыбнулся Ларри. - Можешь идти играть. А сейчас бери Роба и бегите за почтой.
   Марк, взвизгнув, уже рванулся, но тут же вернулся к отцу.
   - И... и мне не рассказывать? Ну, про что ты сейчас сказал, да?
   - Да, - Ларри поправил ему шапку, - ты всё правильно понял, молодец. А теперь беги.
   И засмеялся вслед убегающему Марку. Пусть. Мальчишкам пробежаться по снегу - одно удовольствие. Завелось это недавно, но оказалось удобно. Взрослые от дела не отрываются, мальчишкам несложно и по хозяйству польза. Никто не скажет, что они из милости едят. И под ногами без толку не болтаются.
   Ларри вошёл в Большой Дом и окликнул Сэмми.
   - Вот эти ещё?
   - Ну да, - прогудел Сэмми, - остатние. И в то крыло пойдём. Я уж Билли туда отправил. Так что эти отнеси и туда сразу.
   Ларри, крякнув, поднял стопку дубовых панелей. Интересная резьба, но не для этого дерева. Хотя... зависит от интерьера. Конечно, надо с умом в дело пустить. А рисунок очень интересный. Стилизованный плющ. Это - Ларри нахмурился, припоминая - да, правильно, модерн. Можно попробовать на браслете, должно получиться интересно.
   Он вышел во двор, движением плеча подправил стопку и широко зашагал к кладовкам. Дверь нужной уже открыта, и придерживает её... да, Том. Правильно, Роб же с Марком за почтой ушёл. Поблагодарив малыша кивком, Ларри поставил принесённые панели в общую стопку и вышел. Том разжал пальцы, и тугая пружина гулко захлопнула дверь. Ларри пошёл обратно, а Том вприпрыжку пообжал к конскому загону.
   - Принёс? - встретил его Джерри.
   Том вытащил из-под курточки ломоть хлеба, протянул его Джерри и залез на изгородь. Джерри зачмокал, показывая хлеб лошадям. Наконец Бобби неспешно подошёл, вытянул шею и фыркнул, обнюхивая хлеб. Джерри передал ломоть Тому и отодвинулся. Бобби тянулся к хлебу и наконец встал почти боком. Джерри прыгнул. Бобби отнёсся к этому спокойно. Он отобрал у Тома хлеб, повернулся и по-прежнему не спеша пошёл к остальным лошадям, не обращая внимания на всадника. Джерри, зажав в кулачках жёсткие пряди гривы, пытался дёргать за них, как за поводья, но Бобби не замечал его усилий, а дотянуться до его морды, чтобы ухватить за недоуздок, Джерри никак не мог. Ёрзая по широкой спине Бобби, он перебрался ближе к шее. И Бобби словно ждал этого. Он резко опустил голову к земле, и Джерри полетел вниз. Обнюхав лежащего у его ног мальчика, Бобби осторожно отошёл от него.
   Джерри встал, шмыгнул носом, но от конюшни смотрит масса Фредди, и Джерри мужественно удержался от рёва, хотя и ушибся.
   - Ладно-ладно! - крикнул он вслед Бобби. - Я тебя ещё обуздаю!
   Догнать Бобби и дёрнуть в наказание за хвост - Бобби смирный и такое позволяет, проверено уже - не представляло труда, но масса Фредди как-то сказал:
   - Гриву упустил, так за хвост не удержишься.
   Да и копыта сзади, вдруг взбрыкнёт, попадёт ещё по голове.
   - Том, - позвал он брата, - давай ещё хлеба.
   - Сам иди, - отозвался Том, благоразумно не слезавший с изгороди. - Мне мамка больше не даст.
   - И пойду, - сказал Джерри. - Я его обуздаю!
   Роланд хмыкнул за спиной Фредди.
   - Настырный чертёнок. Доведёт он Бобби.
   - Бобби довести, это сильно постараться надо, - усмехнулся Фредди.
   Если он Эндрю три месяца терпел... но уже про себя. Говорить вслух о парнях не хотелось. Да и незачем. Фредди сердито поправил шляпу.
   - Холодает, Рол. Давай в темпе.
   - Ага, масса Фредди, до ленча сделаю.
   Фредди кивнул.
   - Я в слесарке, если что.
   Роланд расплылся в широкой улыбке.
   - Они найдут.
   Фредди улыбнулся и кивнул.
   Майор, увидев его, подбежал к изгороди. Фредди, не меняя шага, похлопал его по шее. День катился своим обычным порядком. Все знают, что и как им делать, подгонять никого не нужно. После ленча, если Роланд и впрямь управится с конюшней, пусть почистит скотную. У Молли тоже уже брюшко обозначается, скоро и ей станет тяжело мешки с кормом ворочать. Так, собрать пустые мешки, поставить на это всех мужчин и сделать запас малой фасовки. Тогда не придётся каждый день то Ларри, то Сэмми на подноску и засыпку дёргать.
   Перед самым ленчем в слесарку прибежали запыхавшиеся Роб и Марк, принесли почту. Фредди взял у них специально сшитую Мамми для этого сумку.
   - За мной.
   Мальчишки радостно заулыбались. С тех пор, как они стали приносить почту, раз в неделю Фредди давал им конфет или ещё чего. Фредди достал газету и несколько бумажек, отдал сумку Робу, чтобы отнёс и повесил на специальный гвоздь на кухне, и, когда мальчишки убежали, быстро просмотрел. Так, местные налоги, школьный сбор? Да, пусть заодно Джонни потеребит этот комитет насчёт школы для цветной мелюзги. А это что? Благотворительный рождественский базар, пожертвования по адресу... не угомонится старая карга, любит быть в центре, всё равно чего. Это всё мелочевка, так... газету тоже на вечер.
   Он закончил в слесарке и отнёс почту в их дом, положил на стол Джонни и всё-таки взял газету. Быстро просмотрел. Обычная провинциальная газета, интересная только местным. Объявления о свадьбах и распродажах, пропавших собаках и приблудившихся тёлках, глубокомысленные рассуждения о погоде и видах на зиму, небрежная скороговорка о событиях за границей округа Краунвилль, ого, уже предрождественская распродажа, да, вовремя Стеф ткнул, ладно, остальное потом...
   Когда Фредди пришёл на кухню, все уже поели и разошлись по местам, Мамми мыла миски, а на углу стола, как всегда, для него на салфетке его ленч. То же, что и остальным, но не миски, а тарелки. Фредди вымыл руки у рукомойника и критически посмотрел на полотенце. Мамми суетливо подала ему чистое, быстро сдёрнув и бросмив в корзину грязное.
   - Ох, масса Фредди, не доглядела.
   Фредди повесил полотенце у рукомойника и сел к столу.
   - Приятного вам аппетиту, масса Фредди.
   Фредди улыбнулся и кивнул:
   - Спасибо, Мамми.
   Щедро намасленная каша с мясом, свежие дышащие на зубах лепёшки, кофе горячий, свежей варки. Фредди ел с удовольствием, и Мамми, расставляя вымытые кружки и миски, с неменьшим удовольствием следила за ним. И, когда он уже допивал кофе, спросила:
   - А что, масса Фредди, может, масла собрать? К Рождеству, скажем?
   - Собирай, - кивнул Фредди. - Молока хватает?
   - А как же, масса Фредди, и сливки на отстое толстые.
   - Хорошо, Мамми, - Фредди встал и надел шляпу. - Спасибо за ленч.
   - А и на здоровьичко вам, масса Фредди, - проводила его Мамми.
   Снегопад не кончался, уже и лужи припорошило. Жалко, что до Рождества стает, снег на Рождество - хорошая примета. Теперь на конюшню, как там Рол управился, лошадей уже в загоне нет. Ага, вот кто нужен.
   - Роб! - окликнул он мальчишку и, когда тот подбежал, очень серьёзно сказал: - Собери все старые мешки из-под кормов и скажешь мне, сколько их.
   - В кладовке бросовой десять, да на скотной... - сразу начал перечисление Роб.
   Но Фредди остановил его.
   - Собери все в одно место и сложи. Рваные отдельно, целые отдельно.
   Бумажный мешок для шестилетки не тяжесть. Ишь, помчался как! Так, теперь конюшня.
   Лошади уже стояли в денниках, хрупая сеном. Рол, удовлетворённо оглядывая блестящий пол, вопросительно предложил:
   - Надо бы скотную почистить уже, масса Фредди?
   - Займись, - кивнул Фредди, проходя в денник к Майору. Что бы ни было, но Майора он убирает и обихаживает сам. Рол уже основное сделал, так что за час он управится.
   Управившись с Майором и пройдясь по остальным денникам, Фредди вымыл руки в рукомойнике у выхода. Полотенце, висевшее рядом, было лично Рола, и потому Фредди вытер руки носовым платком.
   Проходя по двору, он проломил тонкую корочку льда на луже и отметил, что следы уже почти не темнеют. Да, холодает, Стеф правильно котельную раскочегарил. Заранее. Чтоб все трубы прогреть. Так, Роб всю малышню в дело запряг, бегают, обрывки сносят. И Марк с ними? Значит, разговор серьёзный, раз Ларри сынишку из мастерской выставил. Фредди поправил шляпу и тронул дверь мастерской. Стучать не пришлось - его ждали.
   - Добрый день, сэр. Прошу вас.
   Ларри вежливо подвёл его к рабочему столу. Ворох блестящих жестью и осколками стекла брошек, серёг, витых и плетёных браслетов, колечек, брелочков. Кивком показывая на него, Фредди сказал:
   - Продавай. Живые деньги будут.
   Ларри улыбнулся.
   - Да, сэр, но у меня к вам просьба, сэр.
   - В чём дело, Ларри?
   - Вот, - Ларри протянул ему тусклое кольцо. - Примерьте, прошу вас, сэр.
   Фредди взял кольцо и по весу сразу определил: золото. Значит, Ларри взялся за свёрток с ломом. Кольцо пришлось только на мизинец. Ларри вздохнул.
   - Прошу прощения, сэр, ошибся в размере. Вас не затруднит дать снять мерку?
   Фредди внимательно посмотрел ему в глаза и кивнул. Ларри протянул несколько лёгких жестяных колечек.
   - С печаткой?
   - Да, сэр, - и улыбнулся. - И сэру Джонатану.
   Быстро примерив несколько колечек, Фредди отобрал два.
   - Это и это.
   - Спасибо, сэр.
   Ларри взял колечки и проверил размеры по ригелю.
   - Не перепутаешь?
   Ларри улыбнулся, показывая, что понял шутку.
   - У меня не так много заказчиков, сэр. И ещё. Две цепочки можно починить, сэр.
   - Плетение сложное?
   - Да, сэр. Оригинальная работа, сэр.
   - Плавь, - вздохнул Фредди.
   Вздохнул и Ларри. Но иначе нельзя, он это понимал. Раз в этом свёртке были зубные коронки, то всё надо уничтожить. Очистить огнём.
   - Но кольца будут без пробы, сэр.
   - Неважно, - махнул рукой Фредди и улыбнулся. - Мы-то знаем.
   Ларри кивнул с улыбкой и отложил золотое кольцо в тигель.
   - Благодарю, что уделили мне внимание, сэр.
   - Не за что, - вежливо ответил Фредди и озабоченно поинтересовался: - Бижутерию прямо здесь продавать думаешь?
   - Не хотелось бы, - вздохнул Ларри. - А везти это в город, сэр...- он не договорил и сокрушённо добавил: - Я и цен не знаю.
   - И торговаться ты тоже не умеешь, - кивнул Фредди. - Ладно, придумаем. Отбери, что своим дарить будешь, а остальное на продажу. К Рождеству хорошо пойдёт.
   Ларри быстро внимательно посмотрел на него.
   - А... а Рождество будет, сэр?
   - А отчего ж нет? - Фредди перешёл на ковбойский говор: - Гульнём, чтоб небо загорелось.
   И Ларри, как когда-то, фыркнул коротким смехом. Фредди удовлетворённо кивнул и вышел.
   Когда за ним закрылась дверь, Ларри задвинул засов и сел за работу. Расплавил кольцо и убрал маленький слиток к остальному золоту. Вынул цепочки. Да, очень тонкая работа, он впервые видит такое плетение. Вторая попроще, вернее, он представляет, как сделано, а эта... Тогда так... Достал лупу, пинцет, подложил под руку бумагу с карандашом и стал разбираться. Асимметричные кольца, создающие симметрию, симметрия асимметричности... очень интересно... работа, разумеется, художественная... золото очень старое... двух одинаковых колец нет... очень сложный ритм... и делалось, конечно, штучно и для того, кто мог это оценить.
   Ему пришлось прорисовать весь обрывок, чтобы понять периодичность чередования. И когда он наконец расплавил обе цепочки, за окном было совсем темно. Ларри убрал золото и прорисовку, отдельно то, что Фредди называл бижутерией, а он белибердой. Конечно, если Фредди поможет продать, будет очень хорошо. Слишком хорошо. Какой бы ни взял процент, того, что останется, хватит. Оглядел тщательно убранную мастерскую и, отодвинув засов, открыл дверь.
   - Пап, - тёмный комок у двери оказался Марком. - Я тебя жду-жду...
   Ларри подхватил его на руки.
   - Ты же замёрз, Марк, почему ты не постучал?
   - Ты, - Марк всхлипнул, обнимая его за шею, - ты же работал.
   Прижимая сына к себе, Ларри выключил свет и запер дверь.
   - Ты не обедал?
   - Не-а. Я тебя ждал. Уже ужин.
   - Ну, бежим.
   Крепко прижимая к себе сына, Ларри побежал на кухню.
   Их встретили дружным сочувственным гоготом. Мамми навалила им в миски по двойной порции и вздохнула:
   - Ну, совсем ты, Ларри, без ума. Ну, мальца-то чего держал?
   - Я сам, - попробовал сказать Марк, но из-за набитого рта вышло крайне неубедительно.
   А Ларри строго сказал:
   - Марк, либо ешь, либо говори, - и улыбнулся. - Так уж получилось.
   - Срочная работа, - понимающе кивнул Роланд.
   - Да, - не стал вдаваться в подробности Ларри.
   В принципе, они не так уж опоздали. Остальные ещё пили кофе, уже по-вечернму неспешно, и Ларри с Марком их быстро догнали. Марк старательно вытер остатком лепёшки свою миску и, привалившись к отцовскому боку, сонно щурился на лампу. Взрослые обстоятельно и благодушно обсудили погоду, что зима круто заворачивает и снег на неделю лёг, не меньше, но при хорошей жратве и одежде беспокоиться не об чем, но до Рождества не долежит, конечно, а жаль, Рождество со снегом хорошо.
   - А Новый год?
   - Новый Год потом...
   - Через неделю, ага?
   - Да, точно.
   - И цельную неделю гулять будем?
   - Вот не подпишешь контракта и хоть год гуляй.
   Посмеялись, конечно, это же шутка, но... Иди знай, контракт годовой, возьмут и не подпишут, и тогда что? От разговора о контрактах ушли. Ну их, нечего к ночи поминать, а Рождество - праздник светлый, весёлый...
   Стеф обвёл сидящих за столом хитро блестящими глазами и улыбнулся.
   - Вот рассчитают нас, деньги получим на руки и съездим в город, накупим всего к празднику.
   - А ехать-то на чём? - с сомнением спросил Роланд. - Верхом если... Так я ещё сгоняю, ну, Сэмми... Ларри ты как, удержишься?
   - Пока Бобби стоит, попробую, - рассмеялся Ларри. - Ну, Стеф, что придумал?
   - А тут и придумывать нечего. Фургон сделаем, две лошади в запряжку, и всё.
   - Голова-а! - ахнул Роланд. - Я ж видел в бросовой кладовке. Три колеса. Точно!
   - Четвёртое там же. Сломанное, - подал голос Роб.
   - Рама ж ещё нужна. Оси, - загудел Сэмми. - А обшивку где возьмём?
   - Каркас и брезентом обтянуть можно, - сказал Ларри, вспоминая иллюстрации в книге о первопоселенцах.
   - Брезент есть, - авторитетно подтвердил Роб.
   - А разрешат? - сомневаясь, спросила Молли.
   - А чего ж нет? - Мамми оглядела кружки, выискивая, кому долить кофе.
   - Фургон в хозяйстве лишним не будет, - решительно изрёк Роб.
   Роланд рассмеялся и взъерошил сыну волосы. Он уже не переживал из-за того, что его Роб равнодушен к лошадям, Стеф вон спокоен, что ни Том, ни Джерри не хотят с машинами возиться.
   Пустились в воспоминания, кто где и что видел нужное для фургона. Фургон сладить - это не лавку на кухню сбить, здесь Сэмми одному не справиться. Но это ж... Это ж когда делать? Ну, если разрешат заняться фургоном, то Большой Дом пока побоку, Сэмми ж не разорваться, Ларри с ленча снова в своей мастерской засядет - Ларри кивнул - Стефу от котельной, а Ролу от конюшни и скотной тоже надолго не уйти, так что вся работа на Сэмми ляжет. А ему уже на завтра велено, что делать. Это к массе Джонатану идти и перепрашиватьсяЈ тут надо думать и думать...
   ...Вечерний шум на кухне столь же привычен, как остальные шумы имения. Не вслушиваясь специально, Фредди ощущал их как сигнал: всё в порядке, всё, как обычно. Он сидел у камина, вытянув ноги к огню, и рассеянно скользил глазами по газете. Пора бы Джонни и вернуться, ночевать в Краунвилле вроде бы не планировал, хотя... кто знает, что и как может повернуться, всего предугадать невозможно. Фредди перевернул страницу. Всё то же. Стоп... а это что? Он опустил газету и прислушался. Да, топот копыт, точно. Фредди аккуратно положил на пол газету, встал и, подтянув пояс с кобурой, вышел на террасу.
   Снег всё ещё лежал, и оттого казалось не так темно. Ещё раз прислушавшись, Фредди пошёл к конюшне. Джонатан уже спешился, выводил Лорда и заводил его в денник.
   - Пусть обсыхает.
   - На кухню зайдёшь?
   - А что, есть срочное?
   Фредди хмыкнул.
   - Не срочно, но обговорить нужно.
   - Масса Джонатан, - влетел в конюшню Роланд. - С приездом, масса Джонатан!
   - Спасибо, Рол, - улыбнулся Джонатан.
   Выйдя из конюшни, он сразу оказался в обычном кольце. Выслушав всех, Джонатан не отдал никаких распоряжений и отпустил на отдых со словами:
   - Всё завтра. Спокойной ночи. Нет, Мамми, спасибо, ужинать не буду. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи... И вам спокойной ночи, масса... Спокойной ночи, сэр...
   Джонатан ушёл в душ, Мамми, сопя и вздыхая, уплыла на кухню, за ней ушли остальные. Фредди вернулся в их домик и поставил на решётку в камине кофейник, развёл посильнее огонь. Ну, вряд ли Джонни задержится в душе, не будет он Стефа держать лишнее.
   Джонатан пришёл, когда на кофейнике задребезжала крышка.
   - Уф, хорошо! Круто как на зиму повернуло, а?
   Джонатан прямо-таки излучал благодушие и уверенность. Фредди отошёл к бару, сделал два коктейля и вернулся к камину.
   - Держи, Джонни. Как там шериф? Готовится к двадцатому?
   Джонатан удивлённо присвистнул.
   - Чёрт, совсем из головы вылетело, двадцатого ведь годовщина, так? Думаешь, что-то будет?
   - У нас? У нас будет под расчёт, Джонни.
   - Интересная мысль, - кивнул Джонатан. - Четыре дня что-то решают?
   - Многое. Я тоже не чухался, но меня сегодня Стеф просветил.
   - Ну-ну? - Джонатан отхлебнул сразу полстакана, с интересом глядя на Фредди.
   - План такой. Собрать из рухляди фургончик - раз. Двадцатого получить под расчёт - два. Три дня на то, чтобы посменно съездить в город за покупками. Двадцать четвёртого - Сочельник. А там уж как положено. Есть резон?
   Джонатан задумчиво кивнул.
   - Резон есть. Так-так, и что ещё сказал Стеф?
   - Что людям нужны праздники, и что через год после освобождения стыдно ходить во всём рабском.
   - Тоже резон, - Джонатан отхлебнул ещё раз, но уже поменьше. - Что ж, когда человек умён, то работать с ним в одно удовольствие. Значит, с утра ставим Сэмми на фургон?
   - И остальных к нему на подхват.
   - Большой Дом может и потерпеть, - кивнул Джонатан. -Крышу мы там особо не раскрывали, самое ценное уже выбрано. Так, что ещё?
   - Ларри наделал бижутерии, надо помочь продать, - Фредди усмехнулся. - Процент я не оговорил, но много он не запросит.
   - Скинем Роулингу?
   - Зачем? Пусть здесь разойдётся, чтоб слава пошла, - Фредди налил себе кофе и долил коньяком. - Знаток и в жести уровень увидит.
   - А дальше?
   - Предложим свой материал, и в Колумбию Ларри уже с заделом поедет.
   - Стратегически мыслишь, - хмыкнул Джонатан.
   - От тебя и заразился. Да, Джонни, о ёлках не беспокойся.
   Джонатан поперхнулся. От неожиданности.
   - Чего?! Каких ещё ёлках?
   - Рождественских, - невозмутимо ответил Фредди. - Одну нам, другую на кухню. Ну, и парочку гирлянд к ней. К каждой.
   - На кухню понятно, и не парочку гирлянд, а можно и целый набор. И о подарках можно подумать, согласен, вполне уместно. Но нам-то зачем?
   - Людям нужны праздники, Джонни, - философским тоном ответил Фредди. - Кофейник сними с огня, раз не пьёшь.
   Джонатан подозрительно посмотрел на Фредди, налил себе кофе и погрузился в раздумья.
   - Да, Фредди, а почему я не должен о них беспокоиться? Ты уже заказал:
   - Нет, - голос и поза Фредди оставались по-прежнему безмятежными. - Перед мэрией как раз две в аккуратных таких кадочках. И ни одного фонаря.
   Джонатан замер с открытым ртом и через секунду захохотал так, что облил себя кофе.
   - Ты...! - наконец выдохнул он залихватское ковбойское ругательство. - Ты с ума сошёл!
   - Рождество должно быть весёлым! - убеждённо ответил Фредди. - Ты не обжёгся?
   Джонатан отсмеялся, вытер глаза и джинсы, налил себе ещё одну чашку, уже тоже пополам с коньяком.
   - Это ты про Рождественские угоны, что ли, вспомнил?
   - Н-ну! Забыл, как веселились?
   - Особенно в отстойнике. Ладно, ёлки завезут, это не проблема. Могут себе и сами купить.
   - Я обещал Стефу от нас.
   - Тогда, конечно, - сразу кивнул Джонатан. - Так что, ковбой, делаем настоящее Рождество?
   - Повторю за Стефом. Хэллоуин нам испоганили, неужто и Рождества не будет?
   Джонатан залпом допил кофе и встал.
   - Да, и это главный резон. Всё правильно, Фредди, делаем настоящее Рождество. Расчёт я сделаю.
   - Деньги у нас на выплату есть?
   - Не трухай, ковбой. Счета не тронем.
   Фредди тоже допил и встал. Вдвоём они навели порядок в баре.
   - Да, Джонни, вот ещё что. Корма надо на мелкую фасовку рассыпать. Роб сегодня с мелюзгой все мешки собрал и отсортировал. Поставить с утра всех мужчин, и до ленча сделают.
   - Элементарно, - кивнул Джонатан. - У Молли уже заметно?
   Фредди пожал плечами.
   - Понятно, - Джонатан усмехнулся. - Согласен. До ленча сделаем и поставим Сэмми на фургон.
   - Согласен, - слегка передразнил его Фредди. - Ну, всё, пожалуй, - и, уже выходя из комнаты, сказал торжественным тоном, как клятву дал: - А на Рождество в оттяг повеселимся!
   Джонатан вздохнул и стал стелить постель. Веселиться в оттяг, конечно, неплохо, но как бы аризонских шуток всерьёз не приняли. Здесь всё-таки Алабама. А Фредди, похоже, завёлся и собирается веселиться на всю катушку. Джонатан невольно хихикнул, вспомнив, как они тогда в компании ещё с тремя ковбоями перепутали в рождественскую ночь стада, аккуратно перегнав их по кругу. Шуму было... приятно вспомнить. Стадо цело, тёлочки не пропало, но в чужом загоне, а в твоём чужое стадо. Были чёрные мохнатые галлоуэи, а теперь светло-серые гладкие хайленды., а галоуэев и след простыл. Разобрались быстро, но ржали... полгода. И потом долго вспоминали. Но здесь... здесь не поймут. Джонатан ещё раз вздохнул и лёг. Ему тогда было где-то шестнадцать, и эта ночная скачка, угон без кражи... хорошо было!
  

* * *

  
   От утренней лёгкой дремы после завтрака Рассела разбудили голоса. Он даже не сразу сообразил, откуда этот многоголосый крик и хохот, столь не свойственный обычным шумам подобных заведений. А подошёл к окну и увидел: ночью, оказывается, выпал снег, и спальники теперь убирали свою площадку, увлечённо перебрасываясь снежными комками. Было странно и даже трогательно видеть взрослых - во всяком случае, физиологически - мужчин за детской игрой. Рассел невольно рассмеялся, наблюдая за шутливой баталией. Да, ни разу грань между игрой и дракой не нарушилась.
   Он настолько увлёкся зрелищем, что не заметил, как за его спиной открылась дверь, и обернулся случайно, потянувшись за сигаретами. И оказался лицом к лицу с вошедшими. Обоих он знал. Доктор Жариков и... Северин, кажется, теперь его зовут именно так, а тогда... стоп, об этом не надо, во всяком случае, сейчас. Северин, как всегда, в штатском, но... опять же, не надо. "О запретном не размышляй".
   - Здравствуйте, Шерман.
   - Добрый день, джентльмены.
   Они сели за стол, и Северин открыл папку.
   - Следствие по вашему делу закончено.
   - Приятно слышать, - улыбнулся Рассел. - И уже вынесен приговор?
   - Суда не было, следовательно, нет и приговора, - чуть-чуть насмешливо ответил Северин. - Вынесено постановление о прекращении дела и освобождении вас из-под стражи.
   Рассел медленно глубоко вдохнул. Этого он никак не ждал. Готовился ко всему, но к свободе... Правда, тут же выяснилось, что свобода несколько... ограничена. Его освобождают из-под стражи, но не выписывают. Ему возвращают его вещи, кроме оружия и литературы, переводят из камеры в палату, подробности режима ему расскажет доктор.
   За этим разговором он даже не заметил: кто и когда занёс и положил на кровать его вещи. Костюм, плащ, портфель, отдельно в пакете всякая мелочь из карманов и деньги. Рассел расписался на предложенном ему листе, не читая текста и не пересчитывая денег, бросил ручку и задал удививший его самого вопрос:
   - И хватит мне денег на оплату больничных счетов? - и, так как доктор не скрыл удивления, пояснил: - Арестанта содержит государство, а свободный человек платит за себя сам.
   Северин холодно улыбнулся.
   - Эти вопросы обсудите с доктором, - сложил свои бумаги и встал. - Честь имею.
   Щелчок каблуками, чёткий поворот, и они остались вдвоём. Холодная на грани пренебрежения вежливость Северина не обижала, так как была полностью обоснованна. Разумеется, зафиксированный на обработочном столе "клиент" не мог тогда видеть сидящего в углу за аппаратурой, но... Информации у Северина вполне достаточно для однозначных выводов. Тем более, что они правильны и соответствуют истине. И надо отдать должное: держится Северин безупречно. И сейчас, и на тех допросах, где уже сам спрашивал и слушал ответы. Да, уникум - во всём уникум. Но об этом тоже не надо и тем более сейчас. Что там говорит доктор?
   - С вашим делом ознакомились в Комитете защиты жертв и бывших узников Империи. Комитет согласен оплатить ваше лечение.
   - Что?! - потрясённо переспросил Рассел. - Но я ни в какой комитет не обращался.
   - Обратился я, - спокойно сказал Жариков. -Я считаю вас жертвой. И с моими аргументами согласились, - и встал. - Идёмте, Шерман. Я провожу вас в палату
   - Мне... можно переодеться? - глухо спросил Рассел.
   - Да, конечно. Я подожду вас в коридоре.
   Да, разумеется, он понимает. Ему дают время прийти в себя, но... Роняя вещи, путаясь в рукавах и пуговицах, Рассел переоделся, рассовал по карманам пиджака содержимое пакета. А это что? Справка? Да, справка об освобождении. Её в бумажник, всё-таки документ. Ну вот... он оглядел камеру, да, всё-таки камеру, и вышел в коридор, неся непривычно лёгкий пустой портфель.
   Ни Северина, ни конвоира, только доктор. Рассел подошёл к нему.
   - Я готов.
   - Всё взяли? Идёмте.
   Через внутренний переход они перешли, как понял Рассел, в другой корпус. Здесь коридор был намного оживлённее. Больные в тёмно-зелёных пижамах, сёстры, врачи, посетители... И почти все здоровались с доктором. Ещё один переход, а здесь народу заметно меньше, и доктор открывает перед ним дверь.
   - Заходите, Шерман. Это ваша палата.
   Рассел огляделся и пожал плечами.
   - Не вижу принципиальной разницы. Всё то же.
   Жариков улыбнулся.
   - Дверь не запирается и окно без решёток. Располагайтесь, бельё на кровати. С завтрашнего дня будете ходить в столовую и на процедуры, а сегодня привыкайте к новому месту.
   И ушёл.
   Рассел снова огляделся. Да, всё то же, и всё по-другому. Ну, что ж, будем устраиваться. Он поставил под вешалку портфель, повесил плащ и подошёл к окну. Милый парковый пейзаж. Снег делает его даже... изысканным. И тихо. Как же здесь тихо. И безлюдно.
   Рассел отвернулся от окна, подошёл к кровати. Да, бельё, тёмно-зелёная пижама, даже шлёпанцы стоят наготове. Тумбочка у кровати, стол у стены, два стула, вешалка в углу, а костюм куда? О, даже плечики предусмотрена, именно костюмные. И отдельно для рубашки. А эта дверь куда? Ванная? Да, так и есть. Ну, будем обживать этот мир. Сколько его здесь продержат, неизвестно, а спешить ему... некуда, не к кому и незачем.
  
   На подходе к своему кабинету Жариков увидел Леона и Алика. Оба уже переоделись, но явно ещё не успокоились и были там, в игре. Увидев Жарикова, они заулыбались.
   - Здравствуйте, Иван Дормидонтович... Здравствуйте...
   - Здравствуйте, - кивнул Жариков. - Как рука, Лёня?
   - Полный порядок, - он несколько раз согнул и разогнул руку.
   - Он может работать, - робко, но очень старательно сказал Алик по-русски. - Он сильный.
   Жариков улыбнулся.
   - Молодец, совсем чисто получается, - сказал он по-английски и продолжил по-русски: - Как твои дела?
   - Спасибо, - Алик улыбкой извинялся за неуверенный русский. - У меня всё хорошо.
   - Рад за вас.
   Что ж, приходится признать правоту Андрея, его метод лечения дал блестящий результат. И, разумеется, все парни на его стороне, а Шерман теперь не под охраной. Но и до парней что-то доходит. Дети учатся жить по-взрослому.
   Леон и Алик попрощались и убежали, явно не из-за боязни опоздать, а получая удовольствие, даже радость от движения. Жариков негромко рассмеялся им вслед и вошёл в свой кабинет. Через пять минут придёт Чак, надо подготовиться. До чего же жёсток и неуступчив. Рабская покорность, заискивание, приниженность только как маска. А под ней презрение и ненависть. Считается только с силой, презирает всех, кто слабее. Но и это маска, попытка самооправдания собственной жестокости. И только убедившись, что парни могут дать ему отпор, а то и просто сильнее его, изменил к ним отношение. И в то же время явно симпатизирует Андрею, далеко не самому сильному. Неужели из-за того, что Андрей джи? Но и Арчи, и Майкл, и Джо с Джимом, и ещё... Так что это уже личное. Ненавидит Старого Хозяина и его же смертельно боится. Ну, что ж, клин клином вышибают, так? Вот и попробуем сегодня клин. Чак достаточно окреп для решающего действия.
   Жариков оглядел приготовленный на маленьком боковом столике инвентарь. Бумага, ручка, пепельница, зажигалка, энциклопедический словарь на английском.
   В дверь осторожно постучали.
   - Входите, - сказал Жариков по-английски.
   Чак вошёл, плотно прикрыв за собой дверь, вежливо улыбнулся.
   - Добрый день, сэр.
   - Добрый день, Чак. Проходите к столу.
   По дороге на своё обычное место Чак покосился на боковой стол и разложенные на нём вещи, но промолчал, ни о чём не спросил. Сел к столу. Напряжён, подобран, как перед прыжком, свежевыбрит, все пуговицы аккуратно застёгнуты, волосы расчёсаны.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Спасибо, сэр, очень хорошо, сэр.
   - Болей больше нет?
   - Нет, сэр.
   Скорость последнего ответа не понравилась Жарикову.
   - Вы ходите в тренажёрный зал? На гимнастику?
   - Да, сэр, - и с невольно прорвавшейся хвастливой улыбкой: - У меня всё получается, сэр.
   - Всё? - весело переспросил Жариков.
   Лицо Чака сразу окаменело, улыбка стала жалкой.
   - Рассказывайте, - мягко, но исключая отказ, сказал Жариков.
   Чак судорожно вздохнул.
   - Я... я не могу больше... - и совсем тихо, обречённым шёпотом: - бить не могу.
   Жариков молча ждал. И Чак, зная, что всё равно расскажет, так чего тянуть, стал объяснять.
   - Пока это "груша" или мешок, я всё могу. Представлю... человека, и сразу... немеет... как опять... паралич, - Чак опустил голову. - Потом проходит.
   Этого Жариков не ждал и даже не предполагал. Он попросту растерялся, а Чак, не заметив этого, продолжал:
   - Я... я дважды себя проверил. На руках, и ногами попробовал. И упал. Ноги отказали. Ведь... ведь не было же, ноги мне совсем не болели. А бить ими не могу. Мне... мне не жить теперь. Забьют меня.
   - Никто вас не тронет, - мягко и очень убедительно сказал Жариков.
   - Здесь - да, - кивнул Чак. - Вы запретили им трогать нас. Меня и Гэба. Они слушаются вас, сэр. А потом? В городе у вас власти нет. Прошу прощения, сэр, но это так.
   Чак говорил тихо, но с такой силой убеждённости, что Жариков понял: не переубедить. Никаких доказательств Чак попросту не услышит. Потому что не хочет слышать. Надо менять тему. Если тропа явно тупиковая, надо свернуть и поискать другую. Или хотя бы удалиться от опасного места.
   - Вы в библиотеке были, Чак?
   Чак вздрогнул и поднял голову.
   - Да, сэр. Мне разрешили посмотреть книги, сэр.
   - Взяли что-нибудь почитать?
   - Да, сэр.
   Чак отвечал очень осторожно. С одной стороны, доктор, можно сказать, велел ему читать, а с другой стороны... всякое ведь может случиться, у беляка всегда найдётся за что наказать. Книга, конечно, интересная, и парни, увидев, что он хорошо читает, зауважали. Смешно даже. Но...
   - Книга интересная?
   - Да, сэр. Спасибо, сэр.
   - Вам нравится читать, Чак?
   Чак неопределённо улыбнулся, не зная, как отвечать. Следующий вопрос удивил своей бессмысленностью.
   - А почему раньше вы не попросили книгу или журнал?
   - Приказа не было, сэр, - Чак даже плечами пожал, не понимая, как это можно не знать элементарных вещей.
   - Вы делаете всё по приказу, Чак?
   Чак сразу насторожился. Что, сейчас опять начнётся, что выполнение преступных приказов - преступление? Надоело уже. И ведь беляк должен понимать это, а притворяется.
   - Я раб, сэр. И должен выполнять все приказы хозяина. И любого белого, сэр.
   - Любой приказ?
   Чак на мгновение стиснул зубы так, что на скулах вздулись желваки.
   - Сэр... вы же знаете... я не могу сопротивляться... я - раб...
   - Рабство отменено.
   - - Сэр! - выдохнул он, почти крикнул. - Сэр, вы знаете. Скажут те слова, и я - раб. Хуже раба!
   - Хотите освободиться, Чак?
   Чак судорожно вздохнул.
   - Это... это невозможно, сэр.
   - Почему вы так думаете?
   - Но... - Чак беспомощно смотрел на него, - но как же иначе, сэр? Это же вечно, на всю жизнь, до смерти, сэр.
   - Я повторяю. Вы хотите освободиться?
   Чак сидел неподвижно, только дёргались мышцы на шее, да растопыренные пальцы царапали натянутую на коленях тёмно-зелёную байку, будто хотели сжаться в кулак и не могли.
   - Что я должен делать? - наконец, с усилием выталкивая слова, спросил Чак.
   - Идите к тому столу и садитесь.
   Чак, как автомат, выполнил его приказ.
   - Пишите. Си... ай... ти... ю... эй... ти... ай... оу... эн.... Читайте про себя, что получилось.
   Чак вдруг отпрянул от стола, вскочил на ноги, опрокинув стул.
   - Нет! Нет, сэр, это запрещено! Нельзя, сэр! Вы же знаете, сэр... Нет... не надо...
   - Надо! - жёстко ответил Жариков. - Если вы сейчас не пересилите себя, то уже никогда не сможете. Садитесь и пишите.
   Помедлив, Чак поднял стул и снова сел к столу, взял ручку.
   - Что писать, сэр?
   - Остальные слова.
   - Что?! - Чак резко обернулся к нему, забыв добавить положенное обращение.
   - Остальные слова, - повторил Жариков. - Всю формулу. Вы её знаете. А я нет. Пишите сами.
   Чак смотрел на него широко раскрытыми глазами. Жариков молча взял какую-то книгу, открыл наугад и погрузился в чтение. И наконец услышал тихое поскрипывание пера о бумагу. Чак писал. В кабинете установилась тяжёлая напряжённая тишина. Когда Чак отодвинул стул и встал, Жариков не поднял головы.
   - Сэр... - Чак стоял у его стола, протягивая листок. - Вот, я написал, возьмите.
   - Нет, - покачал головой, по-прежнему не глядя на него, Жариков. - Мне они не нужны.
   - А... как же так, сэр? Это же... Что мне с этим делать, сэр?
   - Сожгите, - просто сказал Жариков. - Вон зажигалка, вон пепельница.
   Чак медленно осторожно шагнул к столу, и тут же обернулся.
   - Сэр... прошу прощения, сэр, вы не хотите прочитать их, сэр?
   - Нет.
   - Но, сэр, это... это же власть. Надо мной, над Гэбом...
   - Мне она не нужна.
   Опустив голову, Чак отошёл. Шорох сминаемой в комок бумаги, щелчок зажигалки, потрескивание огня.... Жариков поднял голову. Чак стоял и молча смотрел на огонь, на чёрный комок в пепельнице. И, когда бумага догорела, спросил, не оборачиваясь.
   - А теперь что, сэр?
   Жариков улыбнулся.
   - Посмотрите в словаре, что означают эти слова.
   Чак изумлённо обернулся к нему.
   - Зачем, сэр?
   - Чтобы они не имели над вами силы.
   Губы Чака дрогнули в усмешке. Он понял. Сел к столу и решительно подвинул к себе словарь. Зашелестел страницами. Жариков снова занялся книгой.
   - Готово, сэр, - весело сказал Чак. - Что ещё я должен сделать?
   - Напишите эти слова в любом другом порядке.
   - По алфавиту, сэр?
   - Как хотите.
   - Да, - кивнул Чак. - И тоже сжечь?
   - Как хотите, - повторил Жариков.
   И снова тишина. Та же и всё же другая. Чак исписал ещё два листа, скомкал их и сжёг. Тщательно - кулаком, костяшками - размял, растёр пепел в порошок. И посмотрел на Жарикова.
   - Всё, сэр.
   - Рад за вас, - искренне улыбнулся Жариков. - Вы уверены, что всё?
   - Да, сэр.
   - Тогда идите отдыхать. Придёте завтра в это же время.
   Чак встал, склонил голову в полупоклоне и пошёл к двери. И уже взявшись за ручку, остановился.
   - Сэр, прошу прощения, но... могу я рассказать об этом Гэбу?
   - Да, но без подробностей, - Жариков твёрдо смотрел ему в глаза. - И ничего сами с ним не делайте.
   - Да, сэр, я понял, сэр. Благодарю вас, - и снова полупоклон. - До свидания, сэр.
   - До свидания, Чак, - кивнул Жариков.
   И, когда за Чаком закрылась дверь, перевёл дыхание. Получилось! Теперь ещё сутки, много - двое, чтобы Чак сам переварил и осознал случившееся, и его можно будет вводить в адаптационную фазу. Лишь бы с Гэбом не начал экспериментировать. Изолировать на всякий случай? Хотя... Нет, Чак - не Андрей. Альтруизм ему мало свойствен. Рассказать, да, расскажет, похвастается и не больше. Жариков достал карту Чака, свои тетради и приступил к самой нудной, но необходимой составляющей - записям.
   Чак быстро прошёл в свою палату. Внутри клокотала, просилась наружу дрожь. Её нельзя показать. Нельзя. Никому. Это слабость, а слабаку жить незачем. Войдя в палату, торопливо содрал с себя пижаму и лёг, накрылся одеялом. С головой. Чтобы остаться одному. Дурак, ах, какой же он дурак, тупарь, скотина безмозглая. До такой чепухи не додуматься. Что это слова, только слова, не больше. А он... да они все. Услышат и всё, зашлись, самих себя по приказу кончат. А всего-то и надо было. Написать их. И сжечь. И всё. Нет у этого больше над ним власти. И... и свободен он, по-настоящему. Трубкозуб - млекопитающее, полые зубы, обитает в Африке, и смешной такой зверь на рисунке. Глютамин - амид глютаминовой кислоты, чепуха какая-то. Антитеза - противопоставление контрастных понятий, тоже чепуха, совсем непонятно для чего... И с каждым словом так, какое ни возьми. Чего же он боялся, трясся? Ситуация - обычное же слово, а он... Плакал, руки целовал, просил "Не надо!". А это... Нет, этих слов нет, они сгорели, он сам их сжёг и пепел размял, никому не прочитать. Нет этого, а слова... что слова, сказал и забыл...
   Он плакал, дрожа, сотрясаясь всем телом, не замечая ни дрожи, ни слёз. Кто-то тронул его за плечо, мягко сдвинул одеяло с головы. Чак моргал, щурился, но слёзы текли неудержимо, мешая видеть. Кто? Доктор Иван? Зачем? Что ему нужно?
   - Выпейте, Чак.
   Он послушно приподнялся на локте и взял стакан.
   - Это снотворное, - объяснил Жариков, не дожидаясь вопроса. - Вам надо как следует выспаться. Пейте.
   Чак послушно поднёс стакан к губам. Рука так дрожала, что он бы уронил стакан, но доктор ловко поддерживает ему голову и руку. Горьковатая прохладная вода. Он жадно выпил её и снова лёг.
   - Спасибо, сэр. Вы очень добры, сэр.
   Кто это говорит? Зачем? Но мир уже исчезает в тёплой приятной темноте, путаются мысли, и чьи-то руки укрывают его, успокаивающе гладят по плечу. Но он уже спит.
   - Вырубился, - Арчи выпрямился и поглядел на Жарикова. - Вы... усыпили его, так?
   - Да, - Жариков озабоченно улыбнулся. - Ему надо долго спать. Но ты молодец, Арчи, что заметил.
   Арчи польщено улыбнулся. Это он вызвал Жарикова по селектору, сказав, что Чак, похоже, не в себе.
   - Я слышу, Иван Дор-ми-донт-о-вич, он зубами аж стучит, Смотрю - с головой завернулся и не отвечает. Я его за плечо тронул, а он, - Арчи ухмыльнулся, - не брыкается. Даже не послал меня. Ну, я к селектору.
   - Молодец, - повторил Жариков. - Ты один дежуришь?
   - Да. Гэб тихий, этот ходячий. Мы теперь по одному. Ничего, справляемся.
   - И дальше справишься?
   - А чего ж нет?
   Жариков задумчиво кивнул.
   - Всё-таки, давай вызовем ещё одного. Кто сейчас свободен?
   - Ну, кто снег убирает, кто в город пошёл, кто с ночной дрыхнет. Найду, Иван Дорми-дон-тович, - с каждым разом у него получалось всё лучше.
   - Хорошо. Если что, я у себя.
   - Да, конечно.
   Жариков ещё раз посмотрел на Чака. Лицо уже спокойно, тело расслаблено. Да, всё-таки реакция.
   - Пусть спит. Не буди ни под каким видом.
   Арчи понимающе закивал.
   - А как же. Всё сделаю.
   Они вышли из палаты, бесшумно прикрыв за собой дверь.
   - К Гэбу зайдёте, Иван Дормидонтович?
   Жариков кивнул. Арчи ловко открыл перед ним дверь палаты Гэба, оставшись в коридоре. Лежавший навзничь Гэб медленно повернул голову.
   - Здравствуйте, Гэб. Как вы себя чувствуете?
   - Здравствуйте, сэр. Спасибо, сэр, хорошо.
   Он говорил медленно, сохраняя на лице равнодушно отчуждённое выражение. Жариков переставил стул и сел так, чтобы Гэбу было удобнее смотреть на него, вернее, чтобы было неудобно отворачиваться. Если Чака переполняет ненависть к окружающему миру, то Гэба - равнодушие. Мир, люди, независимо от расы, ему глубоко безразличны. Он всё принимает, ни с чем не споря. Что бы ни творилось вокруг, он в своём мире.
   - Боли беспокоят?
   - Мне ничего не болит, сэр.
   Жариков кивнул. Да, это стандартно. Стремление избежать отрицательного ответа, потому что белому не говорят "нет". Вошло в автоматизм.
   - До Грина вы скольких хозяев сменили?
   - Их было много, сэр, - и по-прежнему вялым, равнодушным тоном: - Меня часто продавали, сэр.
   Жариков улыбнулся. В завуалированной форме, но поправил. Что не он хозяев менял, а его продавали. Так что не так уж глубока твоя депрессия, Гэб. И это очень уж даже не плохо.
   - Расскажите мне, Гэб.
   - Что? Что вы хотите услышать, сэр?
   - Всё равно, - улыбнулся Жариков. - Рассказывайте, что хотите.
   - О... Грине?
   - Как хотите.
   - Хорошо, сэр, - Гэб вздохнул и заговорил тем же ровным монотонным голосом, глядя в потолок. - Я был дворовым, сэр. Работал на огороде и в саду. Когда собирали ягоды, нам заклеивали рты. Лейкопластырем. И я нарочно давил ягоды. Они спелые, чуть сильнее сожмёшь, мажутся. Надзиратель ударил меня, и я упал. Прямо на уже собранное и много подавил. И его ногами подсёк. Так что он тоже упал. Меня выпороли. И продали. Грину. Я не знаю, зачем он тогда приехал, но он увидел меня и купил. Он не ломал меня. По-настоящему. Я его сразу признал. А потом... потом меня на тренировке сильно избили, и он не разрешил меня добить. И на Пустырь не отвёз. А мне ведь ноги повредили. Обе. А он меня оставил. Меня лечили, я долго лежал. И уже тогда я дал ему клятву. И, когда ходить начал, он меня в поездки стал брать. С собой. И там на него один полез. С ножом. Я его уделал. Насмерть. А тот белый. Меня в полицию забрали. Били сильно. И он меня опять... выкупил он меня. Я думаю, сэр, он это специально подстроил тогда. С полицией. Чтобы у меня ненависти было больше.
   - Вы сейчас так думаете?
   - Не знаю, - из-под маски равнодушия вдруг проступило детское бесхитростное удивление. - Нет, наверное. Нет, сэр. Когда он нас продал, и клятву нашу передал, мы все тогда поняли. Его забота была обманом, сэр. Мы были нужны ему. Вот и всё, - Гэб вдруг медленно раздвинул губы в улыбке. - Все так делают, сэр. Вы заботитесь о парнях, и теперь они работают на вас. Всё как всегда, сэр.
   Жариков улыбнулся.
   - Я не буду разубеждать вас, Гэб. Со временем вы поймёте разницу. Скажите, а как подбиралась десятка? Вы всегда были по десяткам?
   - Смотря, сколько заказывали, сэр. До конца десяти редко когда доходило. Он называл нас выпуском. А так... нас было много, сэр. Кто выживал, того продавали. Нас поставили тогда. Перед ним. И он сказал: "Беру всех". Я запомнил, - Гэб облизал губы.
   - Хотите пить, Гэб?
   - Да, сэр. Вы очень добры, сэр.
   Формула благодарности была лишена даже малейшего признака чувства. Но Жарикова это не удивляло и не трогало. Разумеется, при такой системе... дрессировки любая помощь или забота понимается однозначно. Он дал Гэбу попить.
   - Устали? Хотите отдохнуть?
   - Как прикажете, сэр?
   Жариков встал.
   - Отдыхайте, Гэб.
   Когда он вышел, Гэб напряжённо прислушался к удаляющимся шагам. Что-то всё-таки случилось. Чак не зашёл похвастаться, подразнить его, что руки работают. А он слышал, как Чак прошёл в свою палату. Потом туда прошёл, быстро прошёл, считай, пробежал беляк. И... и всё, потом беляк сюда заявился. Значит, допрыгался Чак. Или язык, или руки распустил, и его... Сегодня Арчи дежурит, хитрый парень. Рот до ушей, а сказать не захочет, так и не скажет. Ага, вроде идёт. Ну, попробуем.
   В палату заглянул Арчи.
   - Не надо чего?
   Гэб повернул голову, глазами попросил подойти, улыбнулся вошедшему.
   - Ну? Болит чего?
   - Нет. Что с Чаком?
   - А-а, - понимающе протянул Арчи. - Он спит.
   Гэб недоверчиво хмыкнул.
   - С чего это он?
   - Проспится, придёт и сам расскажет, - ответил Арчи, умело поправляя подушку.
   - Проспится? - переспросил Гэб. - Это где он напиться сумел?
   Арчи недовольно сжал губы.
   - Слушай, я сказал. Встанет, придёт и сам тебе всё расскажет. Если захочет.
   - Ладно, - не стал спорить Гэб.
   И, когда Арчи ушёл, тихо злобно выругался. Точно, допрыгался Чак, и его обработали. Током или ещё чем. И бросили отлёживаться. Чак-то с руками уже, ценность опять заимел, вот и ломают его. Под нового хозяина. Дурак Чак, всё на морде всегда написано. На силу свою всё надеется и не бережётся. Вот его и ломают. А раньше покоришься - меньше колотушек получишь. А Чак... Чака всегда ломали. Дурак.
   Гэб вздохнул. Ему остаётся лежать и ждать, когда опять заработают руки. У Чака же заработали. Он-то глупить не будет. Зачем нарываться? Не всё ли равно, кому угождать, все ж беляки одинаковы. Но показывать, что ты это понимаешь, нельзя.
   Он медленно перекатил по подушке голову и посмотрел в окно. На чёрных ветвях белые полоски снега. Не стаял ещё, значит, холодно. Зима. Холодный белый свет за окном. Будь оно всё проклято, надоело ему всё. И ничего, ничего он не может изменить. Ничего. Что ему назначено, то и будет. Назначено белыми. И жизнь, и смерть. Родиться по приказу, жить по приказу и умереть по приказу. Вот и всё. А всё остальное - одни слова. Белый обман. Как снег.
   Гэб закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Пока его не трогают. Пока он сам с собой, сам по себе.
  

* * *

  
   С наступлением холодов пошли радикулиты, застуженные суставы и мышцы. Лечебный массаж - это уже посложнее. И подороже. Но они справлялись. И деньги копились. Роб уже не так психовал из-за каждой покупки. А покупали они много. Одежда, еда... У них своё дело, им не то что в рабском, в обносках нельзя ходить: клиентов отпугнут. Значит, всё не на толкучке покупать, а в магазинах. Не в центральных, конечно, но на соседних улицах, где попроще, но всё-таки. Их уже знали и продавали им без звука. Да и платили они наличными, в долг не брали. А в Цветном только на тамошней Мейн-стрит, уж там-то... И с продуктами так же. На еде экономить нельзя. Им теперь - как всем на этой улице - каждое утро оставляли на боковом "жилом" крыльце три бутылки молока. И мясо в лавке отпускали хорошее. Крупу покупали чистую, а не сорную смесь. Хорошо!
   Найджел тщательно размёл от снега обе дорожки и крылечки. Вот так. На газоне пусть себе лежит, стает - так стает, а дорожки должны быть чистыми. Вот так. И вот так.
   - Найдж, готово? - это Мет зовёт. - Есть иди.
   - Иду.
   Найджел оглядел свою работу и пошёл по дорожке, чтобы не топтать белый газон, к дому. Когда он подходил к боковому крыльцу, его окликнули из-за изгороди:
   - Добрый вечер, Найджел.
   - Добрый вечер, миссис Энтони, - улыбнулся он в ответ.
   - Как холодно сегодня.
   - Да, мэм. Настоящая зима, мэм.
   И они, ещё раз обменявшись улыбками, разошлись. Миссис Энтони первая из соседей стала здороваться с ними и разговаривать о погоде. Сложив на террасе, которую они использовали как хозяйственную кладовку, лопату и метлу, Найджел вошёл в дом. И, поднимаясь по лестнице, почувствовал, что замёрз.
   Роб и Мет уже сидели за столом. Найджел прямо на кухне вымыл под краном руки, вытер кухонным полотенцем и сел на своё место.
   - Что так долго? - Метьюз оглядел полные миски.
   - Неужто снегу так много? - удивился Роберт.
   - Или замёрз, руки не гнулись? - поддержал его Метьюз.
   - Ну, так мы теперь в куртке работать не будем. Пофорсить надо.
   Найджел молча слушал эти подначки и подколки. Его дразнят форсом, Роба скупостью, Мета - заботой об остальных. Всё нормально, они втроём, они вместе. Всё выдержали, смогли, насмерть друг за друга стояли. И сейчас... что ни случись, он не один. И Роб. И Мет. Их трое.
   - Ты не заболел, Найдж?
   В голосе Метьюза прозвучала уже настоящая тревога, и Найджел оторвался от каши.
   - Нет, а что?
   - А не отругиваешься, - ухмыльнулся Роберт.
   Найджел улыбнулся.
   - Так на правду знаешь, кто обижается? Я ж не такой, на вас не похож.
   Роберт, а за ним и Метьюз с удовольствием расхохотались. Рассмеялся и Найджел.
   - Ну вот, теперь, как обычно, - отсмеялся Метьюз. - А то сидишь такой тихий...
   - Могу и побуянить, - предложил, поддерживая шутку, Найджел.
   Они доели кашу и уже не спеша, в удовольствие, приступили к второй кружке кофе.
   - Может, конфет купим? - предложил Метьюз.
   - А чем тебя сахар не устраивает? - поинтересовался Роберт. - Или деньги руки жгут? Лучше уж из посуды чего прикупить.
   - А с красивой тарелки и сорная каша вкуснее, - очень серьёзно кивнул Найджел.
   - Я т-те поязвлю, - пообещал Роберт. - Занавески на окнах у нас всюду, по всему этажу...
   - Шкаф для одежды нужен. Гардероб, - сразу сказал Метьюз.
   - Четыре шкафа, - кивнул Найджел.
   - Это куда столько? - сразу насторожился Роберт.
   - В холл для верхнего и каждому в комнату.
   - Для верхнего у нас вешалка есть.
   - Доска с гвоздями?
   - Ну, вешалку надо, согласен.
   - И гардероб. Так у нас и будет всё на полу в тряпочках лежать?
   - Гардероб один можно. Большой. Поставим в холле. Туда костюмы повесим и всё такое. А бельё...
   - Для белья комод можно. С ящиками.
   - Тоже одного хватит.
   - Ага! Трусы переодеть в холл будем бегать.
   - А ты кого застеснялся?
   - Найдж прав. Надо, чтоб в спальнях было. Холл заставим, так где тянуться будем?
   - Тоже верно, - вынужденно кивнул Роберт. - Но столько сразу не потянем.
   - А я ж не говорю, что сразу.
   - Слушай, а если, как это, стеллаж сделать?
   - Полки на стойках?
   - Ну да.
   - Не пойдёт. Пылиться всё будет. Нужен шкаф и комод.
   - Ага. Для начала к тебе поставим. А потом и нам.
   - Для начала хорошую вешалку в холл.
   - А стеллажи в кладовку.
   - Стеллажи мы и сами можем попробовать...
   - Пробовать - это только деньги и материал переводить.
   Спорили со вкусом, получая от спора удовольствие. Конечно, когда дом только строился, им бы тогда сразу договориться, чтоб сделали встроенные шкафы в спальнях. Но тогда не сообразили, так что сейчас и думать о таком нечего.
   - Большой шкаф по лестнице и не влезет. Вспомни, как доски для топчанов затаскивали.
   - Ага, так это ж мы. А стол этот занесли же нам.
   - Так он меньше шкафа.
   - Если у каждого свой шкаф, так большие тоже не нужны.
   - Подумать надо, - закончил спор Роб и встал, собирая кружки.
   - Думай, - согласился Найджел. - До Рождества всё дешевле.
   - Да, распродажи же сейчас.
   - Мебели на распродажах нет, - возразил Роберт.
   Он быстро вымыл миски и кружки, расставил их на проволочной сушке над раковиной и вытер руки.
   - Ну, а сейчас что?
   - Уроки ещё делать, - напомнил Найджел, протирая стол. - Завтра в школу идти.
   - Потянемся и за уроки, - решил Роберт. - Найдж, ты дверь запер?
   - А то!
   - Ну, смотри.
   Они вышли в холл, быстро проверили, достаточно ли надёжно шторы закрывают окна. Ткань подбирали плотную и, повесив, специально проверяли, бегали на улицу смотреть: не просвечивают ли. Получилось удачно. И видно, что дом жилой, и разглядеть что-либо невозможно. Так что всё в порядке и никаких тревог. Они разделись и начали тянуться. Холл достаточно просторен для троих. Конечно, не как в русском госпитале, там целый зал, настоящий. Но им и холла хватает. И по одному, и вдвоём, и втроём.
   Роберт помнил, что он старше и тяжелее, и работал очень аккуратно, особенно в паре с Найджелом.
   Потянувшись вволю, пошли в ванную, смыть пот и усталость. Ванную им сделали просторную, с душем на три рожка и большим зеркалом. Самой ванной они пользовались редко. Оно, конечно, полежать в тёплой воде приятно, но всегда чего-то некогда, и к тому же душ привычней.
   - Роб, ванну или душ?
   - Про уроки забыл?
   - Арифметика завтра. Ты что, не сосчитаешь?
   - А с английским как? И ещё эта, география.
   - Слушайте, парни, курсы русского открыли!
   - Ты сначала по-английски выучись. А то написал диктант. Слова без ошибки не было, а на русский замахиваешься.
   Найджел кивнул. Конечно, братья правы. Им бы с этой школой справиться. Но вот она... она ходит на курсы русского. Сама об этом сказала, он слышал. Но вот ни Робу, ни Мету он не может о ней ни слова. О ней он сам с собой молчит. Слишком это... непривычно. Он же джи, а она улыбается ему и вообще... Нет, когда-нибудь он расскажет братьям, но не сейчас, а потом. И ещё. Школа бесплатная, а курсы платные. На курсы Роб денег не даст. И будет прав. Это уже баловство. Хватит того, что он каждую субботу на танцы ходит. Роб и Мет, правда, тоже, но редко.
   Для дома, чтобы вот так посидеть после душа и не нагишом, они купили пижамы. Штаны как рабские, на резинке, а рубашка на пуговицах. Удобно. Беляки в таких спят. Но у них-то тепло, есть простыни, а нагишом спать куда удобнее. А просто посидеть вечером - это то, что надо. А на ноги шлёпанцы. Совсем хорошо.
   Уроки они делали на кухне, где каждый мог сесть, разложить свои тетради и книги. Большой письменный стол в холле был их конторой, офисом, как шутил Роберт, а на кухне удобнее. В холле погасили свет, чтобы лишнего не нагорало, и сдвинули занавески. Утром встанешь, выйдешь в светлый холл... Хорошо!
   - Найдж, про английский не забудь.
   - Я арифметику сначала.
   - А потом скажешь, что устал, и опять будешь глазами на уроке хлопать.
   - Оставь его, Мет. Охота ему дураком выглядеть - его проблема.
   - И то правда.
   Найджел промолчал и раскрыл учебник. Ну, почему всё такое простое и понятное, когда говоришь, становится сложным и непонятным, когда пишешь? Кто только всё это напридумывал? Ну, как нарочно намудрил.
   Роберт читал географию, придерживая пальцем строку. Метьюз решал арифметику, аккуратно выписывая цифры. Конечно, можно было записаться на первую ступень. Только читать, немного писать и считать. И всё. За пару месяцев можно уложиться. Ходишь, пока не научишься. Но они пошли на полный трёхлетний курс. Чтобы иметь документ. Сначала ходили по очереди, а теперь завелись, втроём ходят, пропускают, конечно, но только тогда, когда совсем иначе не получается. Они ведь не по найму, где отпахал положенное время и гори там всё синим огнём. Своё дело и времени, и затрат требует. За тебя никто о твоём бизнесе заботиться не будет.
   Найджел дописал фразу и стал проверять, сверяя написанное со словарём. Конечно, их здорово выручало то, что считать ещё в питомнике выучились, только с умножением проблемы, а в английском помогала зрительная память. Надо три раза написать слово правильно, ну, если трудное, то строчку, много две, и всё. Больше не путаются. Метьюз закончил решать задачи, отодвинул тетрадь по арифметике.
   - Найдж, английский нужен?
   - Нет, я со словарём, - ответил Найджел, не поднимая головы.
   Метьюз подтянул к себе учебник и стал писать. Роберт, положив обе ладони на раскрытый учебник, поднял к потолку глаза и повторял прочитанное, беззвучно шевеля губами.
   В кухне тепло, приятно пахнет кофе. За окнами шумит в деревьях ветер. Зима, холодно, а их это уже не касается. У них есть дом, работа. И самое главное - они не одни, их трое. Они - семья. Они не говорили об этом, не вспоминали, но помнили...
   ...В тёмной вонючей трубе они сидели долго. Задыхаясь от вони, дрожа от холода, теряя сознание и приходя в себя. И наконец один из них прохрипел:
   - Не могу. Выползаем.
   Извиваясь, обдираясь о шершавые стенки, вылезли. Грязные, перепачканные... Было уже темно. Распределитель догорал, повсюду валялись трупы. Не сговариваясь, даже ни о чём не спросив друг друга, они молча ушли, убежали. А потом долго брели, сгибаясь под холодным сырым ветром. И один из них упал. Двое подняли его и повели, поддерживая с двух сторон. И даже не поняли, не заметили тогда, что нарушили вбитую с питомника заповедь: не помогать, не трогать другого без приказа. И потом, когда они лежали в каком-то сарае, прижавшись друг к другу, даже не посмотрев: элы или джи... Имена они взяли себе гораздо позже, уже перегорев. А тогда Роберт был просто Чёрным или Большим, Метьюз Серым - обычное прозвище мулатов, а Найджел - Младшим, Мальцом. А вот когда набрели на то пустое, но не разрушенное имение, нашли кладовку и, скинув тонкую изорванную паласную форму, натянули простые рабские штаны и рубахи, подобрали сапоги, куртки, шапки, даже портянки... Да, здесь тоже всё было раскидано, поломано, загажено, но их-то всего трое, так что им хватило. И нашли никем до них не замеченную чуть-чуть только погрызенную с угла мышами буханку рабского хлеба и собрали с пола немного крупы, смогли найти спички и развести в камине разгромленной гостиной огонь и сели перед ним, жуя хлеб и крупу и медленно согреваясь. Вот тогда посмотрели друг на друга и увидели. Что Малец джи, а Большой и Серый - элы... И не убили джи, хотя их двое, и они старше. Но Найджел помнил, как, поймав на себе внимательный взгляд Большого, понял, что узнан, и обречённо сжался в комок, ожидая удара. И как после долгого, очень долгого молчания Серый сказал:
   - Не дрожи, Малец. Мы вместе.
   Он поднял глаза и увидел, что Серый протягивает ему руку. И ответным жестом подал свою. И, когда они переплели пальцы, в их рукопожатие вплелись пальцы Большого. И они стали вместе, втроём. И Метьюз помнил, как шатаясь и вскрикивая от боли, Малец выходил из сарая, где они отлёживались в горячке, приносил в пригоршнях снег и стаивал его им в горящие высушенные горячкой рты, ему и Большому. Как потом Малец лежал неподвижно в "чёрном тумане", ко всему безучастный, а они зажимали его с двух сторон, согревая своим теплом. Им повезло. Что в "чёрный туман" по одному уходили и потому смогли отогревать друг друга по очереди. А то бы так и замёрзли...
   ...Найджел тщательно переписал слова с ошибками и решительно отобрал у Роба учебник географии.
   - Ты уже наизусть всё выучил. Давай английский.
   Роберт помотал головой, словно просыпаясь.
   - Ладно. Мет, закончил?
   - Возьми арифметику, - буркнул, не поднимая головы, Метьюз.
   Роб кивнул. Когда все делают одно и то же, то так и получается. То помогаем, то мешаем. Но глупо покупать три комплекта учебников, когда учатся в одном классе. Тетради - дело другое. Вот школа хоть и бесплатная, а всё равно расходы. Тетради, учебники, карты, ручки с карандашами, даже одежда, чтобы ходить на занятия. Но и оставаться неграмотными нельзя. Они же не грузчики с товарной станции и не пастухи, им мало уметь расписаться и прочитать название улицы. Это-то понятно.
   - Роб, очнись.
   - Я не сплю. Сделал, Мет?
   - Сейчас. Держи. Найдж, дай географию.
   - Подожди. Я не дочитал. Возьми пока словарь.
   - Кофе поставлю. Глотнём ещё на ночь.
   - Ага, Мет. Спасибо.
   К шуму ветра за стёклами и шелесту страниц прибавилось уютное сопение кофейника. Они читали, писали, передавали друг другу книги. Найджел дописал арифметику и собрал тетради, свои и братьев. Метьюз дочитывал географию. А Найджел с Робертом поставили кружки и разлили кофе. Метьюз захлопнул книгу и встал, собрал книги и тетради в одну стопку.
   - Я сейчас.
   - Давай, а то стынет.
   Тетради и учебники они держали в одном из нижних ящиков письменного стола. Пока помещаются, а дальше видно будет. Потом пили кофе, обсуждая, что завтра в школу пойдут втроём, а... да нет, ничего такого у них пока нет.
   - А уголь?
   - А чего уголь, уголь есть. До февраля хватит.
   Как всегда, перед тем, как лечь спать, Роберт обошёл дом, спустился в подвал, проверил все запоры. Он любил эти минуты, чувство... собственности. Это его дом. Наверху спят его братья. Не будь их, и жить бы было незачем. Он и из "чёрного тумана" встал только потому, что они рядом были. Потому что понял: не встанет он, так они замёрзнут рядом, но не бросят его, не уйдут. И встал. Их шатало от голода, по-настоящему ветром шатало, но они были втроём, заодно. И смогли добыть еду, а потом и работу.
   Когда Роберт поднялся наверх, всюду уже было тихо и темно. Не зажиная света, он прошёл на кухню, быстро проверил краны, плиту. А то мало ли... И уже спокойно пошёл спать.
   Найджел услышал, как лёг Роберт, и успокоено вытянулся под одеялом. Всё в порядке, можно спать.
  

* * *

  
   Мерно стучат колёса, привычно дрожит под ногами пол. В вагоне сразу и холодно, и душно. Окна сильно запотели, и только по тому, что из синих они становятся серыми, можно догадаться о наступлении дня. Жёсткие скамьи с высокими - сидишь и лопатками упираешься - спинками перегораживают вагон, оставляя узкий проход посередине. На скамьях тесно, люди сидят вплотную друг к другу. И так ехать три часа. Но другого поезда на Загорье нет. Так объясняли в ижорском Комитете, и, судя по набитому битком поезду, так оно и есть. Но ничего, совсем немного осталось.
   Эркин покачивается в такт толчкам и рывкам, не открывая глаз и чутко прислушиваясь к окружающему, готовый в любой момент встать на защиту Жени, Алисы и их вещей. Эти дни от Иванькова до Ижорска достались ему нелегко. В Иваньково они приехали рано, к тому же в воскресенье, а поезд на Ижорск вечером. Вот так и получалось, что две ночи в поезде. Талоны в столовую им дали, вещи они сдали в камеру хранения, но погулять не пришлось: холодно. Женя с Алисой остались в Комитете, а он пошёл искать себе шапку. Воскресенье, магазины не работают, на привокзальной толкучке - Эркин уже запомнил это слово - шапок не было. Красноносый уже пьяный небритый старик предлагал ему за опохмелку свою облезлую развалюху. Но Эркин боялся вшей: подцепить легко, а вывести трудно - и отправился на поиски рынка. Пока нашёл, уши так замёрзли, что пожалел об отказе от покупки в Новозыбкове вязаной. На рынке шапки были. И вязаные, но дороже, чем в Новозыбкове, и ушанки. Эркин пошпыняли немного, что, дескать, плохой он охотник, раз шапку покупает. Но шпыняли необидно и явно только для смеха, он и смолчал. Выбрал ту, что подешевле, но крепкую, малоношеную, осмотрел, проверяя, надел и расплатился. Мех совсем почти не вытерт, только на затылке, где сгиб, маленькая пролысинка, но это мех такой, непрочный, сказали ему, кролик, цигейка лучше. Были там и цигейковые, но намного дороже, да и что это за такой зверь - цигейка - непонятно и потому лучше не рисковать. А к пышным рыжим и серым из лисьего и волчьего меха он и прицениваться не стал. Тут и дураку с первого взгляда всё ясно. Он ещё немного походил, поглазел, запоминая цены. В тёплой шапке и варежках и по снежку пройтись неплохо. И обратно шёл было не спеша, пока вдруг не сообразил: Женя-то волнуется, он же сказал, что у вокзала себе шапку посмотрит, а сам-то... и рванул бегом. Прибежал - Жени с Алисой нет. Пометался тогда, совсем голову потерял, а они в читальне комитетской сидели. И потом... не одно, так другое. Суета, путаница, холод и духота. В поезде им дали опять два места, но оказались боковые, а вагон был пьяным и шумным. Когда очередной загулявший уж очень нахально споткнулся, едва не упав на уже лежавшую Женю, Эркин не выдержал. Спрыгнул с полки и взял того за грудки.
   - Шатает тебя, да?!
   Тот забазарил, что он кровь проливал, а всякие отсиживались, а теперь чего-то там смеют... До серьёзной драки не дошло, но всё равно... Хорошо ещё, что после первой же большой станции - Ставрово, вроде бы - народу стало поменьше, и удалось, договорившись с проводником, перебраться с боковых в отсек к двум пожилым женщинам. Убедившись, что здесь никто Женю не обидит, Эркин залез на верхнюю полку и заснул. Ту-то ночь он не спал, так и просидел, в ногах у Жени, оберегая от шляющихся мимо взад-вперёд гуляк. Вторая ночь стала чуть поспокойней. Вагон хоть и гулял по-прежнему, но их не беспокоили. А потом проводник привёл в их отсек перепуганную и какую-то взъерошенную девчонку лет семнадцати. Меняться с ней местами Эркин не стал, а уступил свою полку и сел опять в ногах у Жени. Затылком упёрся в стену, ноги вытянул, перегораживая ими проход, и так продремал до утра. И сам не выспался, и Жене было неудобно. А в Ижорске было то же, что и в Иванькове. С вещами в Комитет, отметили маршрутный лист, поели по талону в вокзальной столовой и стали ждать поезда. Ну вот, три часа осталось, или сколько они уже едут?
   Эркин вздохнул и осторожно подвинул ноги, меняя позу. Женя сидит у окна, рядом с ней Алиса, а дальше он. И на краешке их скамьи примостился паренёк в ватной куртке - здесь такие называют телогрейкой - облезлой ушанке и разбитых растоптанных валенках. Ровный гул голосов вдруг прорезал надрывный плачущий крик.
   - Братцы и сестрички! Помогите калеке! Кто чем может, Христа ради, пожалейте, братцы, помилосердствуйте...!
   Кричали с привычным равнодушием, но Эркин всё-таки приоткрыл глаза. Высокий из-за костылей, одноногий мужчина пробирался по проходу, запрокинув голову с обожжённым лицом и слезящимися щёлками вместо глаз. Перед ним шёл мальчишка, потряхивая шапку с мелочью и что-то неразборчиво подвывая. Сидящий рядом с Эркином парень буркнул:
   - Бог подаст.
   Но Эркин встретился глазами с Женей и полез в карман. Больше... гривенника, как он и раньше заметил, никто не подавал, и потому бросил мальчишке в шапку пять копеек.
   - Дай тебе Бог, чего сам хочешь, - кивнул нищий, проходя за поводырём.
   Парень искоса посмотрел на Эркина.
   - Грехи откупаешь?
   - Чего? - не понял Эркин.
   - Нищему подать, как грех откупить, - парень ловко сплюнул в проход. - Не люблю я их. Попрошайки, сволочи.
   - Ты его не сволочи, - сразу отозвалась сидящая напротив женщина, круглая от намотанных поверх телогрейки платков. - Он увечный, его пожалеть надо.
   - Меня не жалели, и я не жалею, - огрызнулся парень.
   - А тебя-то чего жалеть, бугая? - подала голос старуха у окна.
   Сухая и какая-то сплющенная, она сидела, широко расставив ноги, между которыми громоздился большой - до колен ей - узел.
   - Заткнись, старая, не встревай.
   - Сопли утри, молод ещё мне указывать. А ты, милок, его не слушай. Нищему подать - душу спасти.
   Эркин понял, что последние фразы обращены уже к нему, но ответить не успел.
   - Вот сама бы, жлобиха, и подавала бы, - прогудел сзади мощный бас, обдав щёку и ухо Эркина горячим перегаром. - А то много вас, халявщиц. Свою душу за чужие деньги спасать.
   - Сам-то... - не осталась в долгу старуха, лихо завернув крепкое ругательство.
   Женя крепче прижала к себе внимательно наблюдавшую за всем Алису, а вокруг дружно заржали.
   Ай да бабка! - восхитился кто-то у другого окна. - С такой любовь закрутить, да в одно удовольствие!
   - Я т-те такую любовь щас...! - взвизгнула старуха.
   - Да у них, бугаёв неложенных, одно на уме! - дружно поддержали её женщины.
   Шум разрастался, уходя от их скамьи хохотом и руганью.
   - Эх, бабка-бабка, - парень рядом с Эркином покачал головой. - О душе говоришь, а сама... хоть бы ребёнка постыдилась.
   - А чего? - старуха подняла руки, поправляя платок. - Нонешние они сами... - посмотрела на Алису и Женю, улыбнулась. - Ничего. Издалека едете-то?
   - Из Алабамы, - ответила Женя.
   - Ох ты! - в один голос выдохнули старуха и женщина, сидящая напротив Эркина. - Из угнанных, что ли?
   - Да, - кивнула Женя.
   - А чего ж не к себе, а к нам?
   - Не осталось там никого, - Женя вздохнула. - А на пепелище ехать - только душу травить.
   - И то верно, - кивнула старуха и пытливо искоса посмотрела на Эркина. - И совсем, что ли, родни нет?
   - Совсем, - ответила Женя.
   - Да уж, - вздохнула женщина в платке. - Покрошила война народу... страсть. Сколько их полегло, царство им небесное, - и медленно, плотно вжимая пальцы, перекрестилась.
   - А ты, - парень уже открыто смотрел на Эркина, - тоже из этой Алабамы, что ли?
   - Да, - разжал губы Эркин.
   - Это как же тебя туда занесло? - удивился Парень.
   - Родился там, - усмехнулся Эркин.
   - Угораздило же тебя, касатик, - старуха покачала головой.
   - Говорят, плохо вам, ну, индеям, там приходилось, - продолжил разговор парень.
   - Плохо, - кивнул Эркин.
   Он уже знал, что здесь мало кто представляет себе жизнь рабов. Да что там, если Фредди ничего не знал. И, как всегда, вспомнив о Фредди, недовольно нахмурился. Злился он на себя, что не может с памятью своей совладать, поняли его по-другому.
   - Ну и чего ты лезешь? - укоризненно сказала парню женщина напротив Эркина. - Было б хорошо, так не уехал бы.
   - Да уж, - кивнула другая, до сих пор молчавшая, тоже в платке и в толстом тёмном пальто. - От хорошей жизни в наши снега не поедут. Там-то, в Алабаме, тепло и, говорят, зимы не бывает.
   - Зима бывает, - улыбнулась Женя. - Но без снега. Выпадет когда, то день, два полежит и стает.
   Собеседницы дружно поддержали тему и заговорили уже между собой.
   - Это ж сырость одна.
   - Да уж, гнилая зима, хуже нет.
   - Холодно, да сухо, ещё проживёшь, а гниль эта...
   - Мне мой так и писал, гниём, дескать.
   - А теперь как?
   - А теперь... не просыхает.
   Женя молча слушала, по-прежнему прижимая к себе Алису. Господи, скорей бы это кончилось. Лишь бы Эркин не сорвался. Он ведь горячий, взрывной. В поезде тогда так вцепился в того дурака, она даже испугалась, никогда таким Эркина не видела, как бешеный стал. Но это от неустроенности, в Джексонвилле он уверен в себе был, а сейчас нервничает. Скорей бы уж.
   Эркин улыбнулся Жене и прикрыл глаза, будто дремлет. Холодно как, а говорят, что зима в этом году тёплая. Куда же он Женю затянул, зачем согласился на Загорье? Перекрутился бы он и в Пограничье, так нет, захотелось подальше, поспокойней, и вот...
   Поезд шёл, останавливался, снова шёл, хлопали двери, впуская людей и облака морозного пара, окна всё плотнее затягивала ледяная корочка, под потолком колыхалась сизая пелена табачного дыма, люди уже стояли в проходе и даже между скамьями.
   - Ну вот, - сказал кто-то, - последний перегон.
   - Да уж, пора бы...
   - По графику если...
   - Да пошёл ты со своим графиком... Город, город, а как ходили тут "кукушка" с "зябликом", так и ходят.
   - Дык война...
   - Я ща тебе дыкну! Год победе уже, а всё война, война-а...! Мозгов у начальства нет, вторую колею протянуть!
   - Ладно вам, мужики.
   - Не ладно! Мыслимое ли дело три часа тащиться?! А морозы завернут когда...
   - Заткнись, а? Как завернут, так и развернутся. Впервой, что ли?
   Эркин, слыша, но не вслушиваясь в этот общий говор, осторожно, чтобы не привлечь внимания, напряг и распустил мышцы, готовясь вставать и собирать вещи. Вот чёрт, суставы, как после "пузырчатки" застыли. Вокруг многие вставали, снимая с полок над окнами мешки и узлы, перевязанные верёвками обшарпанные чемоданы. Но были и те, кто без вещей. Ну, вот и потянулись в тамбур, прессуясь там в плотную массу. Эркин подождал, пока встали и вышли в центральный проход сидевшие напротив, и встал сам. Вытащил из-под скамейки тюк, узел и ящик, снял с полки мешки. Женя поправила на Алисе вязаную шапочку, обвязала сверху своей белой шалью.
   - А дядя Андрей уже здесь? - вдруг спросила Алиса.
   У Эркина дрогнули руки, и он выронил большой мешок.
   - С чего это ты его вспомнила? - спросила Женя.
   - А он меня так же обвязывал, - ответила Алиса, послушно поворачиваясь под руками Жени. - Он нас здесь ждёт, да?
   - Не здесь, - ответил Эркин, вскидывая на спину мешок. - Женя, готова? Пошли.
   Они вышли из вагона последними. Сыпала мелкая белая крупа, снег скрипел под ногами, засыпанный снегом мужчина в чёрной милицейской форме сказал, что Комитет на той стороне вокзальной площади.
   - Давай всё на хранение опять сдадим, - предложила Женя. - Чтоб не таскаться с ними.
   Эркин согласился.
   Нашли камеру хранения, сдали все вещи, даже маленький мешок с самым расхожим, и пошли в Комитет.
   В Загорье Комитет защиты узников и жертв Империи работал в одном помещении с беженским. Большая комната, заставленная письменными столами и шкафами с бумагами, на подоконниках кипят сразу два электрочайника, женщины в накинутых на плечи платках, двое мужчин в военной форме без погон...
   Эркин вошёл первым, не так возглавляя, как закрывая собой Женю и Алису. И встретили их от порога вопросами.
   - Репатрианты? Транзит или конечная?
   - Конечная, - ответил Эркин, доставая маршрутный лист.
   - Сюда, пожалуйста.
   У него взяли маршрутный лист, отметили в регистрационной книге и убрали в папку.
   - А теперь ко мне, пожалуйста, - позвали их к другому столу. - Здравствуйте, садитесь.
   Немолодая женщина с выбивавшимися из узла на затылке рыжевато-седыми прядями прямых волос улыбнулась им. Перед её столом стояли два стула. Женя и Эркин сели, а Алиса осталась стоять, с интересом оглядываясь.
   - С чего начнём? С жилья, с работы?
   - С работы, - сказал Эркин и на вопросительный взгляд Жени, ведь говорили о жилье, объяснил: - Работы не будет, как жить тогда?
   - Правильно, - кивнула женщина. - На вас есть заявка?
   - Да, - Женя достала из сумочки пакет с документами и вытащила нужный листок. - Вот. На экспериментальный механический.
   - Да, - женщина быстро даже не просмотрела, а схватила одним взглядом текст. - Понятно. Толя, позвони, они подтверждают заявку?
   - Номер какой? - спросил один из мужчин, берясь за телефон на своём столе.
   - Посмотри, - женщина ловко перебросила ему лист заявки. - А пока посмотрим всё-таки жильё. Вам нужен дом или квартира?
   - Квартира, - сразу сказал Женя. - Но... со всеми удобствами. Если можно, конечно.
   - Отчего ж нельзя? - улыбнулась женщина. - Есть такая возможность.
   - Это "корабль" что ли? - спросили от другого стола.
   - Корабль? - с сомнением в голосе переспросила Женя.
   - Это дом так прозвали, - успокоила её женщина. - Хороший современный дом, центральное отопление, водопровод, канализация, газ... всё есть. Вам какая нужна? На сколько комнат?
   Женя не успела ответить: её перебил звонивший на завод мужчина.
   - Заявку они подтверждают, места есть, но зайти надо сегодня же.
   - Отдел кадров до шести. Успеете, - кивнула женщина. - Так сколько комнат?
   - Четыре, - неуверенно сказала Женя. - Ну, кухня...
   - Речь идёт только о жилых комнатах, - остановила её женщина, сняла трубку на своём телефоне и быстро набрала номер. - Ванеев? Здравствуй, это Королёва. Ну и молодец, что узнал. Приехала ещё семья. Направляю их к тебе. Их трое, - она посмотрела на Женю и, когда та кивнула, продолжила: - Нужна четырёхкомнатная. Ну, это ты сам решай с ними. И попусту взад-вперёд не гоняй. Ладно, ладно, знаю я твои и ресурсы, и резервы. И это я знаю. Ладно, Ванеев, пока, - положила трубку и улыбнулась. - Ну вот. Сейчас идите на Цветочную, дом тридцать один. Найдёте коменданта. Леонид Алексеевич Ванеев. Обычно он у себя, в четвёртой. И сегодня же, как решите с жильём, на завод. Как всё оформите, придёте сюда.
   - Спасибо, - встала Женя, и сразу встал Эркин. - Спасибо, до свидания.
   - До свиданья, - эхом повторила за ней Алиса.
   - Спасибо, до свиданья, - попрощался и Эркин.
   Когда за ними закрылась дверь, сидевшая в углу Капитолина рассмеялась.
   - Ты смотри, какого красавца захомутала! По струночке у неё ходит.
   - Она и сама очень даже, - засмеялся Анатолий. - И весьма.
   - Ну, кто там кого хомутал, пусть сами и разбираются, - покачала головой Королёва. - Ты, Толя, поаккуратнее. Индейцы шутки плохо понимают.
   - А уж этот если двинет, - засмеялся Алексей, - так упадёшь и только на Страшном Суде и встанешь.
   Посмеялись и вернулись к работе.
   На улице Эркин и Женя перевели дыхание, переглянулись и отправились на поиски дома со странным прозвищем.
   Как пройти на Цветочную улицу им объяснил первый же встречный. Идти вроде бы недалеко, но Цветочная там только начиналась и оказалась очень длинной. Снег всё сыпал и сыпал. Эркин взял Алису на руки и пошёл впереди, протаптывая для Жени тропинку. Её черевички, которым она так радовалась, хороши для алабамской зимы, а здесь... А на двадцатом доме Цветочная кончилась. Дальше высились заснеженные деревья, и между ними извивалась заносимая снегом тропинка. Эркин растерянно оглянулся на Женю.
   - Надсмеялись над нами, да? - вырвалось у него.
   - Подожди, сейчас спрошу.
   Женя побежала к появившемуся из-за деревьев мужчине.
   - Скажите, пожалуйста, где здесь Цветочная тридцать один?
   - Это "Беженский корабль", что ли?
   - Ну да, - обрадовалась Женя.
   - А по тропке не сворачивая, - махнул рукой мужчина, показывая на деревья. - А там за оврагом увидите. Он один такой.
   - Спасибо большое.
   Женя бегом вернулась к Эркину.
   - Ну, пойдём. Эркин, что с тобой?
   - Нет, - Эркин мотнул головой, сглотнул колючий, ставший вдруг в горле комок. - Ничего, я в порядке. Пошли.
   За Оврагом... Дом за Оврагом... Зачем тут, в России, Овраг? Здесь же не было рабов, здесь всех хоронили в могилах, на кладбище, как говорили в поезде, да, на погосте. Зачем же Овраг?
   Ветра среди деревьев совсем не чувствовалось. Алиса, удобно сидя на руках у Эркина, вертела головой, разглядывая белые деревья. У них даже кора была белой!
   - Мама, Эрик! Они заколдованы, да?
   - Нет, - засмеялась Женя. - Это берёзы.
   Стволы сливались со снегом, и потому казалось, что их очень много. И кончились они внезапно. А дальше... Дальше овраг, а за ним тоже белый большой дом, с шестиэтажной башней посередине, от которой расходились два трёхэтажных длинных крыла, так же заканчивающихся башнями.
   - Как красиво, - вздохнула Женя. - В самом деле, похоже на корабль, правда?
   Эркин недоверчиво кивнул. Красиво оно, конечно, и красиво, но как им через овраг перебраться? Тропинка тянулась по краю обрыва, и они пошли по ней. Шли долго, и дом словно поворачивался перед ними, будто и впрямь плыл. Наконец тропинка нырнула вниз. Эркин критически оглядел спуск и решил:
   - Женя, ты подожди здесь, я быстро.
   И стал спускаться, вернее, заскользил, взрывая сапогами снег. Алиса восторженно завизжала.
   Летом, видимо, по дну оврага протекал ручеёк. Из-под снега выступало несколько камней поперёк оврага. Эркин перешёл по ним: ему послышалось журчание под снегом, а промочить ноги совсем не хотелось. И стал подниматься по другому склону. Под снегом прощупывались то ли ступени, то ли камни, и выбрался он легко. Поставил Алису на землю.
   - Стой здесь.
   - Ты сейчас маму принесёшь? - уточнила Алиса и радостно закричала: - Мама! Сейчас тебя принесут!
   Женя засмеялась, но тут же строго крикнула:
   - Не говори на морозе, простудишься!
   Эркин снова, уже уверенно, спустился в овраг, перешёл по камням, поднялся наверх, протаптывая разрушенные им при первом спуске снежные ступеньки. Женя думала, что он просто поможет ей: подаст руку, поддержит. А он и в самом деле взял её на руки и понёс. Алиса в полном восторге визжала, прыгая на месте, смеялась Женя, улыбался, лучась счастьем, Эркин. Смеялась и женщина, подошедшая к оврагу с той стороны. Тропинка узкая, и она ждала, пока Эркин поднимается со своей ношей. И, когда Эркин выбрался, поставил Женю на ноги, а она, всё ещё смеясь, поцеловала его и поправила ему сбившуюся ушанку, женщина сказала:
   - Ну, счастья вам, совет да любовь.
   - Спасибо, - улыбнулась ей Женя. - А вы из этого дома?
   - Ну да. Все мы тут корабельные, - она стала спускаться и уже снизу крикнула: - Идите, он у себя, в четвёртой.
   - Комендант? - уточнила Женя.
   - А кто ж ещё.
   - Спасибо, - повторила Женя.
   Эркин снова взял Алису на руки, оглянулся на Женю и пошёл по тропинке к дому. Двойная переправа разогрела его, а от одного сознания, что он нёс Женю и Женя не отстранялась, у него даже сил прибавилось. Он шёл, слышал за спиной шаги Жени, и белый дом вздымался перед ним всё выше и выше.
   Тропинка кончилась. Разметённый снег, светло-серый асфальт вокруг дома. Разметавший снег дворник поздравил с приездом и сказал, что четвёртая квартира в первом подъезде, в крайней башне, это налево и вдоль дома до конца.
   Эркин открыл тяжёлую дверь, придержал её, пропуская Женю, и тогда уже вошёл сам. Толстая дверь глухо из-за войлочной прокладки хлопнула за его спиной. Эркин поставил Алису на пол, и она сразу ухватила его и Женю за руки. Пол, выложенный в клетку чёрно-белой плиткой чист и немного влажен. Внутреннее крыльцо в пять ступенек, четыре двери и лестница наверх. Вот и четвёртый номер. Женя медленно подняла руку и нажала кнопку звонка.
   - Входите, - донеслось из-за двери. - Открыто.
   Эркин открыл дверь.
   Маленький пустой холл и открытая дверь в другую комнату, похожую на обычную канцелярию. За столом напротив двери мужчина в военной форме без погон. Он что-то писал, как-то странно пригнувшись, и только, когда он выпрямился и жестом показал на стулья у стола, Эркин понял, что было странного. Мужчина однорукий.
   - Здравствуйте, - сказала Женя. - Мы... Нам в Комитете сказали, что мы должны зайти к вам.
   - Мне звонили, - кивнул комендант. - Здравствуйте, садитесь.
   Когда они сели, комендант достал из стола большую толстую книгу, на которой Женя успела прочитать наклейку. "Учёт фонда".
   - Значит, четырёхкомнатную вам?
   - Да, Леонид Алексеевич, - кивнула Женя.
   Он быстро, внимательно посмотрел на неё, на Эркина, скользнул взглядом по стоявшей рядом с Эркином Алисе.
   - Ну, что ж, как хотите. Надолго думаете к нам?
   - Хочется навсегда, - тихо и очень спокойно сказал Эркин.
   И снова внимательный взгляд.
   - Не любишь кочевья?
   Эркин повёл плечом.
   - В кочевье дома нет.
   - Из оседлых, значит, - кивнул комендант. - С роднёй не поладил? Или с вождём?
   Женя встревоженно посмотрела на Эркина. Тот успокаивающе улыбнулся ей и твёрдо ответил:
   - Я не знаю своего племени.
   - Бывает, - кивнул комендант. - Ну, четырёхкомнатная есть. Но... ремонт там нужен.
   - Большой ремонт? - осторожно спросила Женя.
   - Идёмте, сами посмотрите.
   Комендант убрал в стол книгу и встал, подошёл к стене, где висел разгороженный на ячейки большой ящик, похожий на тот, что Эркин видел в Бифпите в гостинице, достал связку ключей и повторил:
   - Идёмте.
   И, не оглядываясь, пошёл вперёд. Он не оделся, значит, что, на улицу они не выйдут? Да, выведя их из квартиры и захлопнув дверь, комендант стал подниматься по лестнице. Эркин с Женей и Алисой молча шли за ним. Поднялись на второй этаж и свернули с площадки в длинный коридор без окон. Лампы под потолком. Двери с номерами. "На гостиницу похоже", - опять подумал Эркин. Но двери не совсем одинаковые. Перед некоторыми лежат цветные коврики, а у этой красивая фигурная ручка... Комендант остановился так резко, что они едва не налетели на него. Эта? Комендант отпирает дверь, толкает её плечом....
   Квартира была большая и гулкая. Эркин даже не понял сразу, о каком ремонте говорил комендант. Женя жадно оглядывалась. Комендант водил их по квартире, щёлкая выключателями, открывая и закрывая двери. Холл - его назвали прихожей, кухня, ванная уборная, комната, комната, большая комната, а из неё в ещё одну комнату, обратно в холл, тьфу, в прихожую, а это... это кладовка, она без окон... кухня... Кухня с балконом? Нет, это лоджия. И в большой комнате лоджия... Плита... газовая... Раковина... горячая вода, холодная... Ванная... ванна большая, и душ, и ещё раковина, а уборная отдельно... Женя в распахнутом пальто и сбитом на плечи платке всё смелее засыпала коменданта вопросами, пробовала краны, спускала воду в уборной, бегала к окнам пощупать батареи и рамы: нет ли щелей, не дует ли, а на окнах форточки, можно проветривать, и над окнами уже крючки для карнизов, и всё работает, и... Эркин уже продышался и видел лохмотья изорванных обоев, висящую на одной петле дверь уборной, исцарапанный паркет, а в большой комнате на полу чёрное пятно.
   - Костёр разводили? - удивился он вслух. - Зачем?
   - Это ты у своих соплеменников спроси, - неожиданно ответил комендант.
   У Эркина потяжелело лицо, он прикусил изнутри губу, чтобы смолчать, а комендант продолжал:
   - Поселились, понимаешь ли, тоже... С Равнины. Въехало трое, а потом как потянулись за ними... конца-краю не видать. Пожить пожили, снялись и в кочевье ушли. И нету их. И полугодовой платы за квартиру нет, и вон чего натворили. Это уже весь мусор отсюда выгребли. Куча была... будто они его специально с помойки натаскали и бросили.
   Женя подошла и взяла Эркина под руку. Комендант посмотрел на них и вдруг улыбнулся.
   - Ну, вот так. Если хотите, то пока ремонт, в бараке поживёте.
   - Нет, - решительно сказала Женя. - Никаких бараков, мы сами всё сделаем. Возьмём ссуду, закупим. Обои я клеить умею. А дверь, паркет, что там ещё... Эркин?
   - Сделаю, - разжал он губы.
   - Ну вот, - Женя прижала к себе его локоть. - Мы согласны, да, Эркин?
   Он посмотрел на неё и кивнул. Да, похоже, ничего лучше им не дадут, или придётся жить в бараке и ждать. Нет, конечно, он согласен.
   - Да, - сказал он. - Согласен.
   - Ну, осматривайтесь, - кивнул комендант. - Я пока за бумагами схожу.
   И они остались втроём в светлой, залитой белым снежным светом, пустой квартире.
   - Эркин, - Женя повернула его к себе, заглянула в лицо. - Эркин, что с тобой?
   Эркин вздохнул и помотал головой, будто просыпаясь.
   - Нет, ничего, Женя. Всё в порядке. Женя, это... это наш дом, да?
   - Ну, да, ну, конечно. Господи, Эркин, - она поцеловала его в щёку и потащила на кухню. - Ты посмотри только! Газовая плита! Это ж с ума сойти! - и ахнула: - Алиса! Не смей!
   - Ты же крутила! - возмутилась Алиса.
   И тут же получила шлепок. Не больно через пальто, но очень обидно. Пока она раздумывала, стоит ли реветь, Женя заставила Эркина достать зажигалку, и они теперь зажигали и выключали газ. Что тоже оказалось достаточно интересно, тем более, что и пламя было совсем странное - не красное, а голубое. А когда они, уже втроём, изучали горелку в духовке, пришёл комендант.
   Бумагами, за которыми он ходил, были та самая книга учёта фонда, ещё одна регистрационная, куда он, ловко пристроившись на подоконнике в кухне, вписал их данные из удостоверений, расчётная книжка платы за квартиру и ещё какие-то ведомости. Женя везде расписалась, взяла книжку.
   - Спасибо. Значит, мы прямо сейчас можем въехать?
   - Конечно. Держите ключи.
   Женя бережно, будто они стеклянные, приняла на ладонь связку из трёх пар ключей.
   - Спасибо, большое спасибо. А... а скажите, на завод как лучше пройти? Ну, после оврага куда свернуть?
   - А зачем через овраг?
   Комендант стал объяснять дорогу на завод. Эркин слушал внимательно, сведя брови к переносице. Он ни о чём не спрашивал, говорила только Женя. Алиса стояла рядом, крепко держась обеими руками за его ладонь и строго глядя на коменданта.
   Когда комендант, терпеливо ответив на все вопросы Жени, отдав ей газовый ключ и показав, как перекрывать и открывать газ и воду, забрал свои книги, ведомости и ушёл, Алиса подала голос:
   - Мам, мне жарко. И я в уборную хочу.
   - Сейчас-сейчас, - откликнулась Женя. - Сейчас всё сделаем.
   Она стала раздевать Алису, а Эркин вышел в прихожую. Осторожно потрогал замки на входной двери. Два замка, верхний и нижний. В Джексонвилле были такие же, почти такие же. Он мягко повернул квадратный шпенёк, выдвигая засов. И на нижнем замке.
   - Эркин, - позвала его Женя.
   Он сразу обернулся к ней.
   - Да, Женя, что?
   - Эркин, надо поесть. И на завод ещё, и на вокзал.
   - Я сейчас в магазин схожу, - сразу решил Эркин. - Куплю чего-нибудь.
   - Да-да, - закивала Женя. - Купи молока, хлеба и чего-нибудь для бутербродов.
   - Я мигом.
   Эркин поправил шапку, застегнул куртку и вышел. И только захлопнув дверь, вспомнил о ключах. Вся связка у Жени. Ну, ничего, он постучит. По коридору он прошёл направо, спустился по лестнице и вышел уже у центральной башни. Так, теперь налево, вдоль другого крыла и... так это дорога на завод, а ещё левее, вон он, зелёный домик с вывеской. И тропинка к нему утоптана. Комендант говорил, что с часу до двух перерыв, а сейчас... Эркин посмотрел на часы и побежал.
   В магазин он вбежал за пять минут до закрытия. Толстая женщина в меховой шапочке и белом халате поверх пальто недовольно нахмурилась.
   - Приспичило тебе?! До двух подождать не можешь! - и сердито грохнула на прилавок водочную бутылку. - Три сорок семь с тебя. И выметайся. Обед у нас.
   - Водка? - удивился Эркин. - Зачем? Мне не надо.
   За спиной женщины открылась маленькая дверь и выглянула другая женщина, тоже в халате поверх пальто и вязаной шапочке.
   - Чего там, Маня?
   - Смотри, Нюр, водка ему не нужна. А коньяка мы не держим. Так чего тебе?
   Эркин сдержанно улыбнулся ей.
   - Молока.
   - Ого! - Нюра тоже подошла к прилавку. - И всё?
   - Нет, ещё хлеба. И, - Эркин обвёл взглядом прилавок и полки на стене, - и вот это, - он забыл, как это называется по-русски.
   - Колбасы-то?
   Они положили перед ним буханку хлеба, короткую толстую палку колбасы, бутылку с молоком.
   - Ещё две, - попросил Эркин.
   - Это ж, сколько вас, питухов таких? - засмеялась Маня, щёлкая костяшками счётов. - Два девяносто шесть с тебя.
   Эркин полез за бумажником, достал и положил на прилавок трёхрублёвую бумажку, и ответил:
   - Трое. Я, жена и дочь.
   - Приехали только, что ли? - спросила Нюра.
   - Да, - кивнул Эркин, забирая и засовывая в карман мелочь, собрал в охапку покупки, улыбнулся на прощание и вышел.
   За его спиной щёлкнул замок. Магазин закрылся.
   Эркин шёл, прижимая к груди покупки. Маня и Нюра. Что ж, ему и Жене в этот магазин часто ходить. Магазин хороший, всё есть. Те трое индейцев, видно, хорошую память по себе оставили, а по ним, сволочам, и о нём теперь судят. Ну, ладно, лишь бы Женю не трогали, а ему наплевать. Снег по-прежнему сыпал, но ветра не было. И белый дом наплывал на него, вздымая центральную башню. Вот и его подъезд... И только поднявшись на второй этаж, Эркин с ужасом понял, что не посмотрел на номер на двери. Он остановился, судорожно соображая, что делать. Крикнуть, позвать Женю? Нет, ещё напугает, и вообще. Что же делать? Так, а мимо этой ручки он проходил. Когда? Это когда комендант их вёл. Эркин повернулся и пошёл обратно, внимательно разглядывая двери. Так, и этот коврик он видел. А здесь... здесь комендант остановился и... и либо эта, либо следующая. Ну, если не туда, то извинюсь.
   Эркин плотнее прижал к себе покупки и постучал носком сапога. И... и услышал за дверью голос Жени.
   - Эркин, ты?
   - Да-да, это я! - выдохнул он.
   Щёлкнул замок, и перед ним открылась дверь. Женя, уже без пальто и платка, в своём тёмно-синем платье, улыбнулась ему.
   - Ну, что же ты встал? Входи.
   Из-за Жени вынырнула Алиса, тоже в одном платье, радостно взвизгнула:
   - Э-эрик! Мама, Эрик пришёл!
   Эркин перешагнул порог, спиной прихлопнул дверь, и Женя стала выбирать из его охапки покупки.
   - Молоко, хлеб, а это что? Колбаса? Ой, ты молодец, Эркин, раздевайся и иди на кухню. Сейчас поедим.
   Эркин огляделся. От прежних жильцов осталось несколько кривых гвоздей, небрежно вбитых в стену у двери. На них и висели пальто Жени и Алисы. Эркин расстегнул и снял куртку, повесил на свободный гвоздь, пристроил ушанку, зацепив её за узел, стягивающий уши, повёл плечами, с наслаждением ощущая тепло. Да, в квартире тепло, и это тепло уже... живое. Он бы и разулся, но пол уж очень грязный. Уборки здесь... ну, это совсем не страшно.
   - Эркин, - позвала его Женя из кухни.
   - Иду.
   И, войдя в кухню, удивлённо заморгал: что с плитой?
   - Представляешь, Эркин, она с крышкой. Я её смотрю, а крышка как бухнет, я даже испугалась вначале. А так, как удобно, - рассказывала Женя, разворачивая колбасу. - Эркин, дай нож, я нарежу, и мой руки. Только осторожно, я горячую воду пустила, чтоб молоко согреть. Представляешь, в ванной пробка, она и сюда подходит, или лучше в ванной вымой. Алиса, не хватай, сейчас молоко согреется. Жалко, все вещи на вокзале, пить прямо из горлышка придётся.
   Женя говорила быстро и весело. И под этот говор Эркин сходил в ванную, вымыл под краном в раковине руки, старательно не посмотрев на душ - тело так и чесалось, но это он вечером, перед сном. И, вытирая руки носовым платком, вернулся на кухню. На белой блестящей крышке уже стояли согревшиеся бутылки с молоком, а на обёртке от колбасы лежали бутерброды.
   Только откусив хлеб с колбасой, Эркин почувствовал, как проголодался. Розовая колбаса с белыми пятнышками жира, ноздреватый тёмно-коричневый хлеб с чёрной корочкой, прохладное молоко... Он ел молча, наслаждаясь каждым куском и глотком. Молока он давно, очень давно не пил. В лагере молоко давали только детям.
   Алисе пить из горлышка очень понравилось, хотя она и сразу облилась.
   - Ну, ладно, - не стала сердиться Женя. - Вечером всё принесём, переодену и отстираю. Только не размазывай. Эркин, сейчас на завод пойдём.
   - Да, - Эркин посмотрел на часы. - Оттуда на вокзал за вещами и в Комитет. Помнишь, говорили?
   - Да, конечно. Алиса, ешь аккуратно, не заглатывай.
   - Женя, - Эркин встревоженно посмотрел на окно. - Снег идёт.
   - Да, - сразу поняла его Женя. - Конечно, Алиса останется дома.
   - Что?! - возмутилась Алиса. - Я с вами! Мы вместе!
   - Нет, - твёрдо сказала Женя. - Там холодно и снег.
   - Ну и что?
   - А-ли-са!
   Когда мама говорила таким тоном, спорить уже было бесполезно. Алиса вздохнула и покорилась. Женя сделала ещё два бутерброда и стала мыть бутылки.
   - Алиса, захочешь есть, возьмёшь себе сама. Дотянешься или... нет, молоко я поставлю вниз, здесь ещё полбутылки. А эти на окно. Вот так.
   Эркин с удовольствием смотрел на прежнюю хлопотливую Женю, делающую сразу несколько дел. Всё как раньше. Но и Алиса вспомнила. Она уже не спорила, а только молча смотрела на них, очень серьёзно и внимательно.
   - Ну вот, - Женя, уже одетая, нагнулась и обняла Алису. - Будь умной девочкой. Плиту и краны не трогай. И замки. Будут стучать, никому не открывай. Всё поняла? Ну, умница, - она чмокнула Алису в щёку и выпрямилась. - Эркин, ключи у меня, запрём снаружи.
   - Вы на работу, да? - дрогнувшим голосом спросила Алиса.
   - Да, маленькая.
   Эркин уже открыл дверь, пропустил Женю вперёд и вышел следом, улыбнувшись Алисе на прощание. И запирая снаружи дверь, они не услышали тихого убеждённого Алисы:
   - Вас же там опять убивать будут.
   Но за дверью уже тихо. Она осталась одна. Совсем одна. Даже Спотти с ней нет. И Линды. И мисс Рози. И даже Дрыгалки. А Тедди ещё тогда разрезали. И не стали брать с собой, так там и бросили. Алиса вздохнула и вернулась в кухню. Окно большое, и за окном как маленький дворик. А подоконник неудобный, не залезть. А в других комнатах? Алиса снова вздохнула и отправилась в путешествие по квартире.
  
   Снег продолжал идти, но по-прежнему слабый и мелкий. Женя взяла Эркина под руку, и он уже уверенно повёл её вдоль дома и мимо магазинчика.
   - Вот туда я ходил. Там Маня и Нюра.
   - Ага, - кивнула Женя. - Ты не заметил, посуда там есть?
   - Н-нет, - неуверенно ответил Эркин. - Вроде, нет.
   - Тогда в городе купим. Чайник, кастрюлю и сковородку, - перечисляла Женя. - И ещё веник, ведро, совок, чтобы уже сегодня подмести. Ведь спать на полу придётся.
   Эркин кивнул.
   - Да, конечно. Мы ведь с завода на вокзал пойдём, увидим магазин и купим, - он говорил бодро, хотя на языке вертелось: "Если возьмут на завод".
   Дорога разметена, идти удобно, но Эркин с тревогой поглядывал на черевички Жени.
   - Тебе не холодно?
   - Нет, что ты.
   Здесь им не пришлось идти через лес или парк, как на Цветочной. Дома начались быстро, настоящая улица, дома в два-три этажа, на первых этажах магазины или ещё что. Эркин не понимал этих вывесок, да особо и не приглядывался. Идти легко, ощущение мороза на лице даже приятно. Дом у них уже есть. Тёплый, просторный, как Женя хотела. Женя счастливо оглядывалась по сторонам. Эркин шагал широко, и, разумеется, идти с ним ногу она не могла, но он так ловко ведёт её, что ей удобно и легко. Как хорошо! И город... милый, и... и это уже завод, да?
   - Эркин, смотри, уже забор.
   - Да, теперь налево и вдоль забора, - ответил Эркин.
   Они несколько раз по дороге уточняли маршрут у прохожих и шли уверенно. Но вот и выдвинувшаяся на тротуар коробка проходной, широкие ступени, дверь. Женя открыла её, и они вошли.
   Пожилой вахтёр с красной повязкой на рукаве сразу у дверей за невысокой стойкой.
   - В отдел кадров? Налево, третья дверь.
   - Спасибо, - улыбнулась Женя.
   Эркин молча кивнул. Женя пошла вперёд, и ему сразу стало некуда девать руки. Он сдёрнул с головы шапку, попробовал по привычке сунуть её в карман куртки, но ушанка туда не влезла, и он неловко зажал её под мышкой.
   Отдел кадров оказался небольшой комнатой, похожей на Комитет или лагерную канцелярию. Только всего три стола. За одним маленький щуплый мужчина в очках, за другим девушка в вязаной кофте и тоже в очках, а третий стол у двери, пустой.
   - Здравствуйте, - храбро улыбнулась Женя. - Мы из Комитета. По заявке.
   - Здравствуйте, - ответил мужчина каким-то натужным скрипучим голосом. - Давайте заявку.
   Женя поглядела на Эркина. Он молча достал пакет с их "дорожными" документами и протянул его мужчине. Тот недоумевающе посмотрел на пакет.
   - Ты что, неграмотный? - Эркин кивнул. - Так, понятно.
   Мужчина быстро просмотрел содержимое пакета, вынул заявку и открыл большую книгу, похожую на ту, что Эркин видел у коменданта, отметил там что-то, достал из ящика и протянул Жене две желтовато-серые картонки.
   - Заполняйте пока. Вон там, чернилами.
   - Спасибо.
   Женя взяла картонки и улыбнулась Эркину. Вдвоём они отошли к пустому столу у двери и сели. Эркин расстегнул куртку, Женя расстегнула пальто, сбросила на плечи платок и достала из сумочки пакет с остальными документами. Придвинула поближе к себе чернильницу с двумя ручками, придирчиво оглядела ручки, выбрала одну и стала писать.
   Сидя рядом, Эркин молча следил, как Женя пишет. Как этот сказал ему, что он неграмотный, даже не с насмешкой, с презрением, будто... не знает, что рабу этого не позволялось ни под каким видом, а если и не знает, то, что из того? Да, неграмотный, так он работу грузчика просит, а грузчику грамота ни к чему. Ладно. Пусть только возьмут. А там... Вот они обустроятся чуть-чуть, и Женя его научит. Читать. И писать. Женя в колледже училась, так что...
   - Ну вот, - Женя отложила ручку, быстро просмотрела написанное, убрала документы в сумочку и встала.
   Встал и Эркин. Вернулись к столу очкастого, и Женя отдала ему карточки. Тот тоже просмотрел их, кивнул, положил перед собой и взялся за телефон.
   - Алло, Лыткарин? К тебе направляю. Мороз Евгения Дмитриевна. Да, машинистка, может чертёжницей. Нет, там кончала. Да, от Комитета. Хорошо. Конечно, - положил трубку, сделал пометку на карточке и поднял глаза на Женю. - Выйдете в понедельник, в полдевятого, в машбюро. Заводоуправление, второй этаж. Спросите Лыткарина, Лазаря Тимофеевича, он вам всё покажет.
   Женя счастливо кивнула. Очкастый отодвинул её карточку и снова стал звонить.
   - Алло, Семён? Да, я. Медведев у тебя? Разыщи его. Так, жду. Ну да. А ты как думал? Медведев? Кончил уже? Вот поэтому и зайди. Так, ладно. А это уже без разницы. Порядок общий. Ладно, - положил трубку и посмотрел уже на Эркина. - Придётся подождать. Сейчас зайдите оба в соседний кабинет, там у нас моментальная фотография. В двух экземплярах сделайте. И сюда.
   Эркин молча кивнул. Рука Жени легла на его запястье и мягко потянула за собой. Они вышли в коридор, и Эркин вытер рукавом куртки ставший мокрым лоб.
   - Ничего, Эркин, - тихо сказала Женя. - Всё будет хорошо.
   - Да, - не сказал, а как-то выдохнул он. - Женя, если нужны фотографии, значит, нас берут, да?
   - Ну, конечно, милый. Пошли.
   Моментальная фотография оказалась маленькой тесной будочкой. Ещё в кабинете были стулья у стены и зеркало над ними. Женя, внимательно изучив висящий на стенке будочки рядом с дверцей текст, сказала:
   - Всё ясно, - и решительно сбросила на стул пальто и платок.
   Глядя на неё, снял куртку и Эркин.
   - Значит, так, - Женя, глядя в зеркало, поправляла волосы. - Заходишь, закрываешь за собой дверь, садишься и ждёшь. А она всё сама делает. Не ёрзаешь и вообще, - она прыснула, - не шевелишься. Потом там зажжётся свет, и получишь фотографию. Встанешь, снова сядешь и всё по новой. Понял? - Эркин не слишком уверенно кивнул. - Давай, я тебе волосы приглажу, вот так. И не сиди хмурым, улыбайся. Давай, Эркин, я пока волосы переколю. Удачи!
   Эркин кивнул, заставил себя улыбнуться и вошёл в будочку, за спиной щёлкнул замок.
   В первый момент ему неприятно вспомнился шкаф-карцер в питомнике, но... но нет, это совсем другое. Он сел на маленькое откидное сиденье, под ним что-то щёлкнуло, вспыхнул свет, ещё щелчок, лампы погасли, осталась только одна, над дверцей, что и в начале. Жужжание и прямо перед ним выдвинулся маленький ящичек. Эркин достал из него квадратик фотографии, встал снова сел. И всё повторилось.
   Когда он вышел, бережно неся на ладони две свои фотографии, Женя уже переколола узел и даже губы подкрасила.
   - Ты очень хорошо получился, - одобрила она снимки. - А теперь я.
   Положила на стул сумочку и шагнула в будку. Эркин сел на соседний стул, перевёл дыхание. Пока... пока что ему не сказали: "Нет", - но... но это пока. Женю берут, это точно, а его... но если б не брали, то не послали бы за фотографиями, так что... Из будочки вышла Женя, отдала ему свои фотографии и стала одеваться.
   - Ну, как я вышла?
   - Очень хорошо, - ответил Эркин и встал.
   Женя взяла у него снимки, он оделся, и они вернулись в отдел кадров. У них взяли фотографии, и девушка в очках наклеила их на карточки и пропуска.
   - Держите. Это пропуска, а это, - очкастый протянул им по жестяному кружку с выдавленными цифрами и пробитыми отверстиями.
   - Табельные номера? - обрадованно спросила Женя.
   - Да, - улыбнулся очкастый. - Ваша проходная номер три. А...
   Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл высокий мужчина в белом овчинном полушубке и мохнатой рыжей ушанке.
   - Ну, и зачем звал, Антоныч?
   - Здравствуй, Медведев, ты говорил, что зашиваешься без людей. Вот тебе в бригаду.
   Голубые глаза с холодной насмешкой прошлись по Эркину.
   - Ага. И надолго?
   - Хочу навсегда, - как и коменданту, ответил Эркин.
   - Так, посмотрим. Работал уже грузчиком?
   - Да.
   - И где?
   - На станции.
   - А чего ушёл?
   - Так получилось, - глухо ответил Эркин.
   Судя по недоверчивому тону и вопросам, здесь об индейцах тоже... по той тройке судили. Хреново.
   - Ну, ладно, - кивнул Медведев. - Людей всё равно не хватает. Когда приехал, сегодня?
   - Да, - кивнул Эркин.
   - Ладно. День на устройство. Выйдешь в четверг. Смена с семи. Первый рабочий двор, запомнил? - и уже не глядя на Эркина. - Ладно, Антоныч. Посмотрим, что ты к моему берегу прибил. Бывай.
   Когда за ним закрылась дверь, Антоныч, будто ничего и не было, продолжил:
   - Твоя проходная номер два. Придёшь без четверти семь.
   Эркин кивал, внимательно слушая. Антоныч объяснил им, где находятся проходные, они спрятали пропуска и табельные номера, попрощались и вышли.
   На улице Женя посмотрела на Эркина и улыбнулась.
   - Ну вот. И работа есть. Теперь всё будет хорошо.
   Эркин ответно улыбнулся.
   - Да, теперь всё будет хорошо. Теперь в Комитет? Да, Женя?
   - Да, - Женя огляделась по сторонам и удивлённо засмеялась. - Смотри, уже вечер. Это мы столько здесь были?
   Действительно, воздух вокруг наливался синевой, даже снег казался голубоватым. Эркин посмотрел на часы.
   - Женя, ещё четырёх нет.
   - Всё равно, - Женя потянула его за рукав. - Идём скорей. Сейчас спросим, где вокзал.
   - Ага, - кивнул Эркин. - Подожди, Женя, сейчас я соображу. Ага, пошли.
   Народу вокруг заметно прибавилось, светились витрины и окна, и уже медленно загорались уличные фонари. Они шли рядом, Эркин вёл Женю под руку и...и никто ничего, ни одного злого или пренебрежительного "белого" взгляда. Да... да ради одного этого он на всё согласен. Ну, ничего, он докажет, что может и умеет работать. Сила есть, а смолчать и стерпеть он сможет, двадцать пять лет этому учился, смог выжить там, значит, и здесь сможет. Бригадир - это как главный в ватаге, ему тоже абы кто в ватаге не нужен. И Арч, и Одноухий свои ватаги сбивали крепко, этот... Медведев не дурее же их. И снег совсем не мешает, и не так уж холодно, как кажется.
   - Ой, - удивилась Женя, - смотри, Эркин, уже вокзал. А вон и Комитет. Сначала туда, ладно?
   - Конечно, - согласился Эркин.
  
   Алиса проснулась и села, протирая глаза. Где это она?
   - Мама, - позвала она, - Эрик. Вы где?
   Ей ответила тишина. Она была одна, совсем-совсем одна.
   Алиса уже вспомнила, что это их новая квартира, и что ей сначала здесь даже понравилось. Но мама и Эрик ушли, а её оставили. Ушли на работу. Как... как тогда. И совсем темно уже. Уже ночь, а их нет. Алиса встала и отряхнула платье. А то мама увидит, что она спала на полу, и рассердится. А ведь она себя хорошо вела, ничего не трогала. Ходила, смотрела в окна, потом немного побегала, потом... потом заснула. Ну, она же одна. И ей уже страшно. Если мама с Эриком сейчас не придут, ей будет страшно.
   Она вышла в прихожую, но там было совсем темно. Алиса подошла к двери, осторожно тронула ручку. И услышала шаги. Кто-то большой и наверняка очень страшный топотал за дверью. И остановился. Это не Эрик. И не мама. Если он войдёт...
   Алиса попятилась и бегом вернулась в кухню. А... а она сейчас спрячется, и этот большой и страшный её не найдёт. Ей рассказывали, как надо прятаться и сидеть тихо-тихо. Она огляделась в поисках такого убежища. Макса от патрулей в шкафу прятали, а Данилку и Раиску в сундуке. А Катька под нарами сидела. И другие... кто где. И под кроватями, и в ямах. И она сейчас спрячется. А... где же шкаф? И сундука нет. И нар. И ей что, спрятаться негде?! И тут она увидела шкаф. Как раз такой, что в нём её уже точно никто не найдёт.
   Где-то снова простучали шаги, с улицы донеслись громкие голоса. Опять Хэллоуин идёт?! Алиса решительно открыла дверцу под раковиной, залезла внутрь и притянула дверь за какую-то железяку. Что-то щёлкнуло, и дверца плотно закрылась. Вот так! И пусть Хэллоуин теперь её ищет, ни... - мамы нет, так что можно - ни хрена он не найдёт! Она его обманула! Алиса поёрзала, устраиваясь поудобнее, и закрыла глаза. Когда спишь, то ничего не страшно. Рядом что-то уютно сипело и булькало. Она прислонилась головой к стене и заснула.
  
   Из Комитета Эркин вышел в несколько ошарашенном состоянии. Одно дело слушать о ссудах, а потом гадать, сколько дадут, и обсуждать, как бы такие деньжищи потратить с пользой. И совсем другое - получить на руки толстую пачку денег. Такую толстую, что ни в бумажник, ни во внутренний карман не влезала, и пришлось, как тогда в имении, получив под расчёт, делать свёрток, правда, не из портянки, а носового платка и прятать под рубашку за пазуху. А бумажник, чтоб на груди не так сильно выпирал свёрток, пришлось переложить в задний карман джинсов. Что и неудобно, и опасно: воры-карманники всюду водятся.
   На улице было уже совсем темно. Проверяя себя, Эркин посмотрел на часы. Всего-то и пяти ещё нет, а темно уже как. Прямо ночь.
   - Теперь в магазин, - решительно сказала Женя. - Ведро, метла, совок... У нас же ничего нет. И спать сегодня на полу придётся. Идём, я хозяйственный вон там видела. Заберём вещи и домой. Об остальном завтра будем думать. Ну же, Эркин, очнись.
   - Да, - Эркин тряхнул головой, едва не уронив ушанку. - Так, Женя. Давай, деньги из бумажника ты сейчас к себе положишь, чтобы не доставать лишний раз.
   - Конечно, - согласилась Женя.
   Эркин огляделся, проверяя, нет ли рядом кого слишком любопытного, достал бумажник и отдал Жене пятисотенную.
   - Много, Эркин.
   - В магазине разменяем, - решил Эркин.
   Женя спрятала деньги в сумочку и взяла его под руку.
   - Пошли?
   - Пошли.
   В хозяйственном оказались посуда и всякие хитрые приспособления для кухни. Женя поахала, повздыхала и решительно сказала:
   - Нет, и вещи, и посуду мы не донесём. Это всё потом, да, Эркин?
   Эркин согласился, как согласился бы с любым решением Жени. Конечно, она права. У них же есть миски и кружки, и на первое время им вполне хватит.
   - Пойдём, вещи заберем, и домой, - продолжила Женя. - Может, по дороге ещё магазин увидим.
   Эркин кивнул.
   - Только не по Цветочной пойдём, Женя. С вещами через овраг, - к его мимолётному удивлению, по-русски это слово выговаривалось очень легко и не царапало напоминанием, - неудобно.
   - Ну, конечно, - согласилась Женя.
   Они вернулись на вокзал. В камере хранения получили вещи, и Женя выяснила у кладовщицы, что этот хозяйственный, где они побывали, это для тех, у кого уже всё есть, а на обзавод если, так надо через пути на ту сторону в Старый Город, там Филиппыч магазин держит, и всё-то там есть, и постельное, и кухонное, со стороны поглядеть, так сараюшка, а внутрь войдёшь, так и глаза разбежались. В завершение разговора Женя узнала, что в любой овощной зайди, и тебе за рубль мешок продадут, а ещё лучше купить картошки или там луку сразу мешок и с мешком, а рынок тоже по ту сторону, в Старом Городе, а это ж Новый, тут магазины только, а на рынке всё и дешевле, и здоровее, веник на рынке покупать надо, в магазине только щётки, а щётка чистоты не даёт. Молча слушавший Эркин при этих словах усмехнулся. Щётка ещё какую чистоту даёт, уж он-то знает.
   В камеру хранения вошла компания людей, навьюченных корзинами и мешками, и лекцию пришлось прекратить. Они поблагодарили кладовщицу и вышли. На улице Эркин помог Жене надеть на обе лямки маленький мешок, сам так же надел большой, взвалил на спину поверх мешка тюк и взял ящик. Женя взяла узел, и они пошли. Домой.
   К удивлению Эркина, ночное Загорье было светлее Джексонвилля. Фонари, что ли, ярче? Да это же от снега - сообразил он.
   Шли долго. Не от тяжести, а просто Женя выглядывала магазины. И забегала то в один, то в другой. Эркин ждал на улице. Из одного магазина сияющая Женя вынесла пустой мешок.
   - То, что надо, Эркин, давай его ко мне заложим.
   Она повернулась к нему спиной, и Эркин, не снимая с неё мешка, распустил завязки на горловине, затолкал туда покупку и затянул узел.
   - Тебе не тяжело?
   - Ну, что ты, разве это тяжесть! - засмеялась Женя.
   И они пошли дальше. И наконец из очередного забега Женя вернулась совсем счастливая, неся в одной руке ведро, в котором громыхал совок, и щётку наперевес в другой.
   - Всё, теперь только домой. Всё остальное завтра.
   Эркин кивнул, помог Жене подхватить узел, взвалил на спину тюк и взял свой ящик. Теперь пошли быстрее. Снег прекратился, ветра не было, яркие фонари, народ на улицах... Опять пару раз пришлось остановиться и спросить дорогу, но Эркин уже представлял, где их дом, и спрашивал, проверяя себя. Вот уже впереди показалась громада с рядами светящихся окон. Их дом.
   - Как хорошо, - вздохнула Женя.
   - Ты устала? - сразу встревожился Эркин.
   - Нет, что ты. Просто смотри, как красиво. Жаль, мы своих окон не знаем.
   - Жаль, - согласился Эркин.
   Тюк пригибал ему голову книзу, и он на окна не смотрел. Здесь, у дома, с ними стали здороваться и поздравлять с приездом. А уже возле подъезда мужчина в милицейской форме козырнул им. Женя, счастливо улыбаясь, поблагодарила его, как и всех.
   Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице на второй этаж. И здесь было гораздо оживлённее, чем днём. Хлопали двери, бегали чьи-то дети, и женщина из приоткрытой двери звала:
   - Петька! А ну домой живо!
   Ну, конечно, всё правильно - поняла Женя. Днём все на работе, а сейчас уже вечер. И Алиса так же будет бегать и играть в коридоре. На улице холодно и темно, а здесь... А вот и их дверь. Семьдесят седьмой номер. Женя поставила на пол ведро и узел и стала искать в сумочке ключи.
   - С приездом, - кивнул им проходивший мимо мужчина.
   - Спасибо, - улыбнулась Женя.
   Она уже вставила ключ в скважину и проворачивала его, с наслаждением слушая щелчки. Один, второй. Теперь нижний замок. Как хорошо, что ключи разные, ни на взгляд, ни на ощупь не спутаешь. От верхнего жёлтый плоский, а от нижнего белый длинный и круглый. Так, тоже два оборота. Ну вот. Женя убрала ключи, оглянулась на молча стоящего рядом Эркина и толкнула дверь. Их встретила тёмная тишина.
   - Алиса, - позвала, входя, Женя. - Вот и мы! Заходи, Эркин, сейчас... Выключатель у двери, да? Алиса?
   Эркин свалил тюк на пол и огляделся. Выключатель... а, вот же! Он нажал на чуть шершавую кнопку и, когда под потолком вспыхнула висящая на кручёном проводе лампочка, закрыл дверь.
   - Алиса! - снова позвала Женя и посмотрела на Эркина. - Заснула она, что ли? Сейчас посмотрю.
   И убежала в кухню. Эркин снял мешок, положил его рядом с ящиком и стал расстёгивать куртку. Из кухни прибежала Женя.
   - В кухне её нет. Эркин...
   Эркин растерянно посмотрел на Женю.
   - Как нет? А где... в дальней комнате?
   - Ой! - Женя метнулась в другую дверь. - Ой, зажги свет, Эркин. Эркин, её нет!
   В первый момент Эркин растерялся. Уйти Алиса не могла, увести её... некому и незачем. Чего-то испугалась и спряталась? Он рванул дверь в кладовку. Здесь света не было, валялся и громоздился всякий мусор, обрезки досок, куски фанеры, ещё что-то... но прятаться здесь негде. Он добросовестно обшарил кладовку и вышел в прихожую, где ему на грудь бросилась Женя.
   - Эркин её нигде нет! Что это, Эркин?
   Уже вдвоём они заново обошли всю квартиру, все комнаты, кухню, ванную, уборную... Алисы не было. В расширенных глазах Жени стояли слёзы.
   - Эркин, я с ума сойду, если что... если случилось... Я жить не буду, подожди, я сейчас к соседям схожу, может они что... видели, слышали...
   Женя метнулась в прихожую, а он стоял посреди кухни, растерянно оглядываясь. И тут он услышал, вернее, ему почудилось... Раковина обшита с боков фанерой, так что получился как шкафчик, а спереди дверца, и вот там... туда он не заглядывал.
   - Женя! - его голос остановил её у двери. - Она здесь!
   Когда Женя влетела на кухню, он уже сидел на полу, обнимая прильнувшую к нему Алису. Увидев лицо Жени, Алиса заревела. Ревя, размазывая по щекам слёзы и грязь, Алиса рассказывала, как ей было страшно и она спряталась, а ещё кто-то страшный за дверью ходил и топал. Женя обнимала её и Эркина и тоже плакала, одновременно утешая, успокаивая и ругая Алису. И Эркин вдруг ощутил, что сам тоже плачет.
   - Господи, как ты нас напугала, - Женя наконец всхлипнула в последний раз и встала. - Ну всё, всё в порядке, зайчик мой. Сейчас ужинать будем. Ты не ела совсем?
   - Не-а, - Алиса слезла с колен Эркина, уже совсем спокойная.
   Женя посмотрела на неё и ахнула.
   - Господи, а перемазалась-то как!
   Эркин встал и отряхнул джинсы.
   - Я схожу, ещё молока куплю. И... и ещё чего посмотрю.
   - Да, - Женя вытерла лицо. - Я пока хоть подмету здесь. И Алису умою.
   - Да, - Эркин рукавом вытер лицо и вернулся в прихожую.
   Второпях он бросил куртку прямо на пол, и пальто Жени тоже на полу. Он поднял пальто, встряхнул и повесил. И платок... платок в рукав. Поднял свою куртку, привычно проверил внутренний карман, достал из джинсов и переложил на обычное место бумажник, достал из-за пазухи свёрток с деньгами. Это лучше с собой не таскать, мало ли что.
   - Женя, - позвал он и, когда она вышла в прихожую, протянул свёрток. - Возьми, убери куда-нибудь.
   - Конечно-конечно, - закивала Женя. - Да, подожди, где-то в мешке сумка, та, помнишь, я сейчас соображу...
   - Ладно, - улыбнулся Эркин. - И так донесу. Хлеба...
   - Хлеб ещё есть, и колбаса. Молока... две бутылки, больше не надо.
   - Хорошо.
   Эркин надел куртку и нахлобучил ушанку.
   - Ну, я пошёл, я быстро.
   В прихожую вышла Алиса и, подозрительно глядя на Эркина, спросила:
   - Ты опять на работу?
   - Нет, - улыбнулся Эркин. - Я в магазин.
   - Ну, ладно, - с сомнением в голосе протянула Алиса. - Мам, а ты?
   - А мы сейчас будем убирать, - сказала Женя.
   Эркин вышел, плотно, но без стука закрыв за собой дверь.
   Детей в коридоре уже не было, и людей стало заметно меньше. Из-за некоторых дверей тянуло восхитительно вкусными запахами. Коврики у дверей... Они тоже такой купят. Чтобы не заходить в грязном. И... и всё купят. С такими-то деньгами! Он сбежал по лестнице и вышел на улицу.
   Ветра совсем нет, и снова пошёл снег. Как когда-то Эркин выпятил нижнюю губу и пойман на неё снежинку. Совсем другой, совсем особенный... русский вкус.
   В магазине его встретили как старого знакомого.
   - Умеешь ты под закрытие приходить, - улыбнулась Маня. - А на этот раз что?
   - Две бутылки молока, - начал Эркин.
   - Это ж куда столько? - удивилась Нюра.
   - Чая ж нет, - объяснил Эркин, оглядывая полки.
   - Как это нет?! - возмутилась Маня. - Да у нас вон любого. И цветочный есть, и фруктовый.
   - Чайник ещё не купили, - внёс ясность Эркин. - Ещё печенья вон того. И... - Алиса перепугалась сильно, и Женя. - И конфет.
   - А себе что, не возьмёшь ничего? - сочувственно спросила Нюра. - С дороги-то. Да и согреться надо.
   Эркин не сразу понял, о чём она, а, поняв, улыбнулся.
   - Нет, спасибо.
   - Ну, как знаешь, - покачала она головой.
   - Да, небось, с дороги ещё осталось, - сказала Маня. - Конфеты эти? Нюра, взвесь.
   - А на утро-то взял? - снова спросила Нюра, насыпая в кулёк и взвешивая конфеты.
   - А чего? - вместо Эркина ответила Маня. - Утром и придёт тогда, свежего возьмёт.
   - Да, - кивнул Эркин и достал деньги. - Сколько с меня.
   - Пять ноль шесть, дорогие конфеты взял.
   - Приезд празднуем, - отшутился Эркин.
   Он чувствовал себя уже совсем свободно и, расплатившись, стал распихивать по карманам печенье и конфеты. В магазин вошли двое краснолицых мужчин в ушанках и толстых тёмных куртках. Увидев их, Нюра сразу положила на прилавок банку рыбных консервов, а Маня поставила бутылку водки.
   - Во! - расплылись оба в блаженных улыбках. - Во где нас понимают!
   Эркин взял своё молоко и вышел. Таких везде полно, но его это не касается. Каждый живёт, как хочет, ну, и как получается.
   Когда перед ним встала громада дома, Эркин, прижимая к груди бутылки с молоком, повёл взглядом по второму этажу левого от башни крыла, совсем ни на что не рассчитывая, просто так. И вдруг увидел Женю. Он даже остановился и заморгал. Но нет, не мог он перепутать, это Женя. И... и, значит, это их комнаты. Занавесок нет, вот и видно всё... да, вид, конечно... жуткий, как после своры квартира. Ну, ничего, он всё сделает. Купят они обои, Женя сказала, что умеет клеить, покажет ему, а уж он не подведёт. И занавески нужны. Ну, не такие плотные, как в Джексонвилле, здесь прятаться незачем, вон как у других. И видно, что живут, что свет горит, и ничего толком не разберёшь. Так что... так что, возвращаясь с работы, он будет видеть свои окна. И Алиса будет видеть его, и Женя. Эркин, высвободив одну руку, толкнул дверь и вошёл в тёплый светлый подъезд, взбежал по лестнице на второй этаж и, открыв ещё одну дверь, вошёл в свой коридор. И улыбнулся, вспомнив дневной страх. Надо же, как смешно получилось, чуть в чужую квартиру не впёрся. А его - семьдесят седьмая. И стучать не надо, вон же звонок. Он нажал чёрную кнопку возле косяка и тихо засмеялся, услышав за дверью переливчатую трель, топоток Алисы и шаги Жени.
   - Кто там? - спросила Женя. - Эркин, ты?
   - Да, я.
   Щелкнул верхний замок, открылась дверь, и он вошёл в свой дом. Женя уже не в платье, а в халатике, как в Джексонвилле, без чулок, в тапочках на босу ногу. И Алиса в другом платье и тоже в тапочках.
   - Так тепло в квартире, - Женя забрала у него покупки. - Конфеты, печенье, как хорошо. Ты тоже переобуйся, я твои шлёпанцы достала. Я сейчас пол в кухню домою, поедим и остальным займёмся.
   Женя убежала с покупками на кухню, а Эркин стал раздеваться. Снял и повесил куртку, шапку, скинул сапоги и поставил их рядом с черевичками Жени и ботиками Алисы, смотал, балансируя на одной ноге, портянки и надел шлёпанцы. Ну... ну, вот он и дома.
   - Эркин, ты портянки в ванной прямо в ванну брось, - крикнула из кухни Женя. - Я потом ванну буду мыть и постираю заодно.
   В ванне лежали чулки Жени и Алисы, платье Алисы, ещё что-то. Эркин бросил туда портянки, вымыл руки под краном в раковине. Горячая вода была в самом деле горячей. А полотенце... Ага, вот Женя его прямо на ручку двери повесила, ну да, больше же некуда. Он вытер руки и пошёл на кухню.
   Женя уже домывала пол. Он молча отобрал у неё тряпку и закончил работу.
   - Ага, спасибо, - кивнула Женя. - Ты воду в уборную вылей и ведро ополосни. И руки. И ужинать будем.
   Эркин проделал все операции в указанном порядке и вернулся на кухню.
   Ели опять стоя. Алиса хотела залезть на подоконник, но Женя не разрешила.
   - Холодно там сидеть.
   - Мам, тогда на пол.
   - А на полу сыро.
   - Ладно, - согласилась Алиса. - Мам, я больше молока не хочу.
   - Я тебе и так полкружки налила. И больше же ничего нет.
   Эркин дожевал бутерброд и залпом допил свою кружку.
   - Женя, спасибо.
   - Ещё?
   - Нет, сыт. Женя, ящик где?
   - А где всё. Я рядом комнату подмела и занесла туда всё. Чтоб на ходу не лежало. А что?
   - Дверь в уборную поправить надо, - ответил Эркин.
   Он об этом всё время думал. Не дело так. В комнатах двери - это одно, а уборная... не рабы же они, чтоб всё напоказ. На выпасе, в Мышеловке стеснялись - не стеснялись, но старались, чтоб не на виду. Так что это в первую очередь надо сделать. Конечно, он - не Андрей, у того бы в пять минут всё было бы сделано. Но как-то ему пришлось вместе с Андреем навешивать дверь, так что... справится.
   Женя как в поисках Алисы включила свет по всей квартире, так и оставила. Эркин взял ящик с инструментами, подошёл к перекошенной двери и... и едва не выругался в голос. Шурупы, на которых держалась петля, были "с мясом" вырваны из косяка. Тут вбивай - не вбивай, держаться не будет. Что же делать? А! В кладовке, пока искал Алису, ему попадались разные деревяшки. Плохо, что там света нет. И... он поглядел на свои джинсы и пошёл переодеваться. Нашёл свои рабские штаны, снял джинсы и натянул эти, и рубашку... рубашку тоже в грязное, неделю не менял, а пока... да всё равно. Не холодно, а ему работать, тенниска в момент разлезется. И часы... Он снял часы и положил на подоконник рядом с часиками Жени.
   - Эркин, джинсы тоже в грязное кинь, - крикнула, пробегая мимо с ведром, Женя.
   Эркин выдернул из джинсов ремень, проверил карманы на джинсах и рубашке и отнёс их в ванную. Так, теперь... в кладовку.
   - Алиса, - позвал он. - Помоги мне.
   Алиса, уже забыв обо всех своих страхах, упоённо носилась по такой большой и просторной квартире. Услышав Эркина, она с восторгом кинулась к нему.
   - Ага! А чего?
   - Подержи дверь, чтоб не закрывалась.
   Алиса подпёрла собой дверь кладовки, и Эркин полез туда, загромыхал. Попадалось всё не то. Конечно, при необходимости он и это пустит в дело, но, чёрт, раз те разводили костёр, то это всё натаскали как топливо. Болваны, конечно, но надо искать полено. Да, тогда они тоже меняли часть косяка, и он помнил, что и как делал Андрей. Но там был брусок. Ладно, нашлось бы полено, а уж обтесать, довести до кондиции, как говорил Андрей, он сможет.
   Вместо полена нашёлся какой-то чурбак, и Эркин вылез из кладовки с серыми от пыли волосами. Алиса отпустила дверь, и она, к её полному удовольствию, гулко хлопнула. Ей захотелось это повторить, но мама - и как она всё видит? - крикнула из комнаты:
   - Алиса, не балуйся!
   А Эркин раскрыл свой ящик, который Алиса ещё ни разу не видела, что было безусловно интереснее хлопающей двери.
   Сверху в ящике лежала рукоятка ножа. Эркин ещё в промежуточном лагере переложил её туда из кармана рубашки, чтобы не потерять. И решил, приделать кольцо и носить с собой на шнурке. Будто Андрей с ним. Носят же остальные, некоторые - он видел - даже в бане с крестом или другим амулетом. А пока... прости, Андрей, что твоё без спросу взял, ты его берёг, себе под руку подгонял, ничего дороже инструмента у тебя не было, но ты бы ведь сам стал бы помогать, ты бы делал эту квартиру с нами, вместе, не будь в обиде на меня, Андрей, твои инструментом работаю, как тебя вспоминаю...
   Начав уже пристально, по делу рассматривать дверь, Эркин понял, что нужно снимать нижнюю петлю, и заменять оба раздолбанных прежними жильцами участка косяка. Заменить весь косяк он не может: нет подходящего бруса, а оставлять уборную без двери тоже нельзя. Алиса вертелась рядом, и потому выругать живших здесь он не мог, во всяком случае, вслух. Он счистил закрывавшую шурупы краску, нашёл подходящую отвёртку и взялся за работу.
   Подошла Женя и стала помогать ему: держала дверь, чтобы та на него не рухнула, когда он снимет последний шуруп. Эркин снизу вверх посмотрел на Женю и улыбнулся. Она кивнула, поняв, что он вспомнил клетку и как тогда Женя возилась с дверью.
   - Я одного не понимаю, - вдруг сказал Эркин, вытаскивая последний шуруп и вставая, чтобы перехватить и отставить в сторону дверь. - Как ты тогда меня узнала?
   - Сердце ёкнуло, - очень серьёзно ответила Женя.
   И Эркин кивнул. Конечно, только глазами узнать его, измождённого, избитого, с рассечённой щекой и заплывшим глазом, было невозможно. Он сам себя долгое время, глядя в зеркало, не узнавал. Но...
   - Женя, а... а если бы меня там не было, ну, в клетке, ты бы... сделала это?
   - Ну, конечно, - Женя явно удивилась его вопросу.
   И тут прозвенел звонок.
   Эркин застыл с полуоткрытым ртом, потом медленно опустил на пол дверь, достал из ящика маленький, но - он помнил - очень острый топор и пошёл к входной двери. Коротким жестом он отослал Женю и Алису на кухню и, только убедившись, что они ушли, спросил:
   - Кто там?
   - Сосед ваш, из семьдесят пятой, - ответил мужской голос.
   Помедлив, Эркин одной левой открыл замок и отступил на шаг, чтобы иметь пространство для замаха.
   - Открыто!
   Вошедшему было уже за сорок. Мятые штаны, застиранная рубашка, на ногах шлёпанцы, короткие светлые волосы отливают сединой, клешнястые ладони... Так же внимательно мужчина оглядел стоящего перед ним полуголого индейца с топором в руке и улыбнулся.
   - Будем знакомы, сосед, если надолго к нам.
   - Навсегда, - твёрдо ответил Эркин и, переложив топор в левую руку, ответил на рукопожатие.
   - Я Ахромков Виктор, а тебя как звать-величать?
   - Эркин Мороз, - ответил Эркин, ответно стискивая жёсткую от мозолей ладонь собеседника. - Значит, рядом живёшь?
   - За стенкой, - кивнул Виктор. - Соседа знать в первую голову надо. Жену поменяешь, а соседа - нет.
   - Это почему? - вышла из кухни Женя. - Здравствуйте.
   - И вам здравствовать. А почему нет? Так жену сам себе выбираешь, а соседа тебе бог посылает. А с ним не поспоришь.
   Рассмеялись все. И Виктор уже совсем по-свойски показал на лежащую на полу дверь.
   - Мастеришь?
   - На одном гвозде висела, - Эркин показал на косяк. - Вот, латать сейчас буду.
   - Тут не латать, а менять надо.
   - Бруса-то нет, - Эркин усмехнулся. - Не приготовили для меня. Чурбак вот нашёл, и то спасибо.
   - А завтра дня не будет?
   Эркин упрямо покачал головой.
   - С раскрытой уборной жить, что ли?
   Виктор, всё с большим интересом глядя на него, кивнул:
   - Оно тоже так. Ну, давай вместе, что ли. Женщина в мужской работе только помеха.
   Эркин поймал одобрительный взгляд Жени и согласился.
   За работой выяснилось, что Виктор в Загорье с осени, работает в типографии. Название его работы было непонятно Эркину, и он ограничился тем, что сказал о себе, что, дескать, грузчиком на заводе. Ящик привёл Виктора в полный восторг.
   - Ты смотри, с каким умом сделано. Что ж ты в грузчики пошёл, раз такой мастер.
   - Я - мастер? - удивился Эркин.
   - По инструменту класс сразу виден.
   - Это брата, - вздохнул Эркин. - Он был мастер, его инструмент. А я... неквалифицированная рабочая сила, - вспомнил он сказанное ему в лагерном отделе занятости.
   Виктор усмехнулся и очень естественно спросил:
   - А брат где?
   И столь же естественно ответил Эркин.
   - Убили его в Хэллоуин.
   Виктор понимающе кивнул.
   Вдвоём они вырубили размочаленные участки, выпилили из чурбака подходящие по размеру латки, загладили их с наружной стороны. Глядя, как Эркин вымеряет всё пальцами и ладонью, хотя в ящике были и круглая рулетка, и складной ярд, Виктор негромко спросил:
   - Грамоту... совсем не знаешь?
   - Цифры различаю, - честно ответил Эркин. - И считать умею.
   Эркин приложил к косяку выпиленный кусок и стал зачищать паз.
   - У брата клей хороший был, - объяснил он скептически разглядывавшему его работу Виктору. - За час намертво схватит. И шурупы на клей посажу.
   - Ну, что же, если, как говоришь, то потом зачистить, загладить и косяк менять не придётся, - согласился Виктор.
   В ящике у Андрея было несколько пузырьков и тюбиков с клеем. Нужный запах Эркин помнил.
   - Ага, этот.
   Они промазали клеем пазы и латки, и вбили их молотками. Выступившие на стыках капли Эркин затёр стружкой. Вдвоём подняли и приставили дверь, и Эркин через петли наметил места для шурупов.
   - Так, - кивнул Виктор. - А теперь, пока схватит, давай эти подправим.
   Они подтянули шурупы на двери, Эркин гвоздём пробил дырки для шурупов на латках, натолкал туда смоченных в клее щепок, затем приставили дверь и ввинтили шурупы.
   - Готово, отпускай. Час её шевелить не надо, и всё.
   - Тогда, Мороз, давай подопрём чем, чтоб не тянула.
   Алиса тут же предложила свои услуги, но её заменили остатками чурбака. Женя стала угощать Виктора молоком, но он отказался.
   - Нет, спасибо, я ж на минутку только зашёл.
   И тут в дверь опять позвонили. На этот раз открыла Женя. Пришла жена Виктора, Клавдия. Она немного поговорила с Женей об окрестных магазинах и сказала Виктору, людям с дороги отдохнуть надо.
   Когда соседи ушли, Женя тихо засмеялась.
   - Вот у нас и первые гости были.
   Эркин улыбнулся.
   - Да. Ты... довольна?
   - Ну, конечно. А я обе комнаты вымыла. Господи, Эркин, неужели это всё наше?!
   И тут же засмеялась уже по-другому, совсем свободно и звонко. Так что Эркин не смог не засмеяться в ответ.
   - Ага, я тоже поверить не могу. Так, - он огляделся по сторонам. - Давай я здесь сейчас уберу. Да, Женя, а спать сегодня...
   - Ничего, - сразу поняла его Женя. - Сегодня на полу, а завтра с утра пойдём и всё купим.
   Эркин кивнул и стал собирать инструменты.
   - Женя, щётка где, я подмету.
   И вдруг Женя стала хохотать. Она так смеялась, что Эркин сначала удивился, а потом испугался.
   - Женя, что с тобой?
   - Эркин, - хохотала Женя, - мы же мусорного ведра не купили, ну, для мусора, я из кухни и комнат всё сюда вымела, а теперь его куда?
   Наконец Эркин понял и тоже рассмеялся.
   - Да, как это, лопухнулись мы, да? Женя, а в это ведро? И я сейчас вынесу.
   - Куда? - поинтересовалась Женя. - Ты видел, где здесь помойка?
   - Нет, - вынужденно согласился Эркин. - Не видел. Ну, в угол пока всё смету, а утром тогда и вынесу.
   - Хорошо, - кивнула Женя, - а метла в большой комнате. Её тогда тоже завтра уберу.
   Эркин сходил за щёткой и подмёл прихожую, размышляя: так щётка это или метла? Женя говорит то так, то этак. Собрал мусор в кучу подальше от обуви, осторожно попробовал дверь уборной, убедился, что схватило намертво, отнёс остатки чурбака в кладовку - мало ли для чего ещё понадобятся - и пошёл в ванную, где Женя разглядывала извивающуюся по стене блестящую трубу.
   - Эркин, - обернулась она, - я поняла. Это сушка. Ты пощупай, она горячая, правда, удобно? Я тогда всё это, - она показала на сваленные в ванне вещи, - постираю и развешу.
   - Завтра, - решительно сказал Эркин. - Нам же есть, что одеть, Женя, ты устала, надо поспать.
   - Надеть, - машинально поправила его Женя. - Да. Надо бы Алиску вымыть, но на полу спать, как бы не простудилась. А ты, - она посмотрела на Эркина, - ты будешь мыться, да?
   Он провёл рукой по волосам и показал ей грязную ладонь.
   - Ой, ну, конечно-конечно, - заторопилась Женя. - Я сейчас тебе мыла принесу. И полотенце. И рубашку.
   Женя выбежала, а Эркин подошёл к душу. Оглядел. Надо мыться очень осторожно, иначе он всё зальёт. Вообще-то здорово, конечно. Площадка с невысоким - чуть выше щиколотки, бортиком - и дыркой стока посередине, и душ... Он что, снимается? Ну да, шланг гибкий. Здорово, можно себя обмывать. А до ванны дотянется? О, у ванны свой такой же. Совсем здорово!
   В разгар его исследований пришла Женя.
   - Вот, я на сушку повешу, наденешь тёплое, и носки обязательно.
   Эркин показал ей свои открытия, и Женя восхитилась.
   - Как хорошо! Я даже сразу не сообразила. Эркин, а эта труба зачем? Круговой душ?
   Эркин провёл рукой по изогнутой полукругом трубке над душевой площадкой.
   - Нет, дырок нет, и высоко она... - и ахнул: - Женя, это же для занавески! Ну, чтоб вокруг не брызгать.
   - Вот хорошо! Завтра же купим, я как раз в том магазине у вокзала видела, так и называется: занавес для душа. Там и для ванны был. И тогда свободно руки там зайти помыть или что, - и решительно закончила: - Оба возьмём.
   - Дорогие они? - осторожно спросил Эркин.
   - Деньги у нас есть, - сразу ответила Женя. - Нам их и дали на обзаведение. Так, а сейчас... О! Я сейчас простыню принесу, и повесим как занавеску.
   Женя выбежала из ванной, а Эркин уже внимательно осмотрел трубку. Так, высота нормальная, выше душевого рожка, еле-еле вытянутыми руками достаёт, держится... слабо. Почему? А, так она вынимается, что ли? Нет, просто висели на ней, видно, укреплять надо. Это сложно, этого он сам не сможет. Надо будет у Виктора спросить, как тот делал.
   Женя принесла сразу две простыни и прищепки. Вдвоём они соорудили занавес, перекинув верхний край через трубку и закрепив прищепками. Потом Женя перешагнула через бортик, задёрнула занавес, покрутилась внутри и вышла.
   - Чудесно! Я тогда тоже помоюсь. И Алиску хоть оботру. Только голову мыть не буду. И, Эркин, ты сначала поддон ополосни, я же туда прямо в обуви заходила. Я сейчас тогда грубого мыла принесу.
   Эркин кивнул и, сдвинув занавески, взялся за работу.
   Женя принесла кусок коричневого мыла и, к его изумлению, жёсткую щётку для мытья посуды. Особой грязи тут не было, и сток оказался не забитым. Вымыв площадку - Женя упорно называла её поддоном, Эркин положил на бортик мыльницу с хорошим мылом и мочалку, расправил занавес и стал раздеваться.
   - Трусы сразу в грязное кидай, - сказала, выходя, Женя.
   Рабские штаны он встряхнул и повесил на сушку рядом с рубашкой, трусы кинул в ванну и прямо из шлёпанцев перешагнул через бортик. Ещё раз поправил занавески, чтоб не было щелей, и осторожно пустил воду. Ох, и даже напор есть. Ну... ну, живём! Неделю не мылся, голова, тело зудят, как в имении, а теперь... Он снова и снова намыливался, растирал себя мочалкой, отфыркивался от попадающей в нос и рот воды. И не мог остановиться.
   Он бы, может, всю ночь так простоял, если бы не ласково-насмешливый голос Жени:
   - Ты не утонул?
   - Не-а, - выдохнул он. - Я сейчас.
   И, с сожалением, выключил воду. Белая ткань намокла и тяжело провисала. Тронув её, Эркин почувствовал, что сейчас либо ткань оборвётся, либо трубка обломится. Он осторожно втянул занавески внутрь и стал отжимать, не снимая. Вот так, и вот так, и вот так... Расправил смятую ткань и перешагнул через бортик в шлёпанцы. Вытерся и повесил полотенце обратно на сушку, растеребил, растрепал волосы и стал одеваться. Рубашка, трусы, штаны, носки - всё тёплое, приятное. Ну... ну совсем другая жизнь.
   Когда он пришёл на кухню, где Женя сооружала им на полу постель, она засмеялась.
   - Эркин, ты аж светишься весь.
   - Ага, - согласился он. - Я их отжал, ну, простыни, что занавески, и оставил.
   - Ну, конечно, - кивнула Женя. - Сейчас я Алиску в порядок приведу. А ты ложись. Алиса, пойдём.
   Они ушли, а он всё ещё оторопело смотрел на сооружённое Женей. Это ж... это ж получается... они все вместе спать будут? И тут же сообразил, как. Ну, правильно. Алису в серёдке, чтобы не замёрзла. Вон Женя всё в ход пустила, даже пальто, даже его куртку. Он несколько раз глубоко вздохнул и подошёл к окну. И увидел себя, своё отражение в чёрном стекле. Хотя... нет. Всё же фонари горят, и снег белый. Если посмотреть вниз, людей нет никого. Так поздно уж? Неужели они приехали? Неужели дорога кончилась? Есть жильё, есть работа, есть деньги на обзаведение. Всё у него есть. Нет, он теперь с места не стронется. Не даст себя стронуть.
   Женя внесла в кухню Алису. Эркин увидел их в окно, как в зеркале, и обернулся, шагнул к ним и забрал Алису.
   - Тебе же тяжело, Женя. Почему ты меня не позвала?
   - Ничего-ничего, я сейчас.
   Алиса обхватила его за шею, прижалась.
   - Тебе не холодно?
   - Не-а, - шёпотом выдохнула Алиса.
   Глаза у неё закрывались, и Эркин ощущал, как она сонно обмякает, тяжелеет в его руках. Прав Чолли. Ребёнок на руках... ничего нет дороже. Он осторожно сел на постель, по-прежнему держа Алису, и сидел с ней так, уже ни о чём не думая, пока не вошла Женя.
   - Заснула? Сейчас уложим.
   Эркин удивленно смотрел на неё: такой он Женю ещё не видел.
   - Ты что? - не поняла она и тут же засмеялась. - А! Это мой спортивный костюм. Ещё с колледжа остался. Тебе не будет холодно в одной рубашке?
   Эркин молча покачал головой. Женя, встав на колени, откинула своё пальто.
   - Клади её, Эркин. Ну вот. Теперь я с этого боку, и ты ложись. Вот так. Тебе удобно?
   - Да, - тихо ответил Эркин.
   - Ой, а свет-то...
   Женя вскочила и выбежала из кухни. Он слышал, как она пробежала по квартире, щёлкая выключателями.
   - Ну, вот.
   Женя вошла в кухню, закрыла дверь и выключила свет. И уже в темноте легла.
   Мам, ты? - сонно спросила Алиса.
   - Да, маленькая, спи.
   - А Эрик где?
   - Здесь я, - ответил Эркин.
   - Это хорошо-о, - выдохнула Алиса.
   Женя тихо засмеялась, и Эркин сразу улыбнулся её смеху. Рука Жени коснулась его плеча, щеки, укрывая, натягивая на него полу пальто.
   - Тебе удобно?
   - Да, Женя, да.
   - Спокойной ночи, Эркин.
   - Спокойной ночи, - ответил он уже во сне.
   Сквозь сон, опасаясь, что Жене холодно - всё-таки её пальто недостаточно, чтобы укрыть всех троих, он протянул руку и мягко положил её на плечо Жени, обнял её за спину и притянул к себе, чуть-чуть, чтобы не зажать Алису. И Женя не отстранилась, не сбросила его руку. Эркин счастливо вздохнул, окончательно засыпая.
   Дыхание Алисы щекотало ему шею, что-то булькало и урчало в трубах, где-то очень далеко проехала машина, но всё это было ночной спокойной тишиной. Его тело ещё помнило вагонную тряску и готовилось спружинить при толчке, но и это не мешало. Он дома, это его дом, его семья.
   И Женя наслаждалась тишиной и спокойствием. Конечно, она беспокоилась за Алису, но ничего, всего одна ночь - не страшно. А потом они купят постели, квартира тёплая, даже на полу при хорошем тюфяке или перине будет удобно. А деньги у них есть. Безвозвратная ссуда. Сорок тысяч. Столько у неё никогда не было. Надо будет как следует всё продумать, чтобы не растратить по мелочам. Столько всего нужно, а хочется... ещё больше. Сейчас посуда. Прежде всего - посуда. Чайник... даже два, для кипятка и заварной... кастрюли... тоже две, нет, три... сковородка... ну, и тарелки, чашки, хорошо бы прямо сервизом, даже два сервиза: столовый и чайный, и... ой, ну, всё сразу нужно.
   Она спала и во сне покупала и покупала, расставляла мебель, вешала шторы... Понимала, что это сон, но его так приятно смотреть. И рядом Алиса, Эркин, они в безопасности, живы, здоровы. Господи, какое счастье, что Джексонвилль, Империя, весь тот ужас кончились! И сильная тёплая рука Эркина на её плече...
  
   Чувство времени никогда не подводило Эркина, но сегодня... сегодня что-то не то. Пора бы быть утру, а вокруг темно. Эркин осторожно приподнялся на локте, прислушиваясь. Да, шум на улице. Конечно, ничего такого быть не может, но... но лучше посмотреть. Мягким гибким движением он убрал руку и встал, не потревожив Женю и Алису. Подошёл к окну. И увидел тёмное, почти чёрное небо, светящиеся шары фонарей у дома и дальше цепочкой по улице, белый снег внизу и чёрные фигуры, спешащих куда-то от дома людей. А магазин? Нет, магазина не видно. Но куда это все они? На работу? Тогда, значит, утро. Но ещё слишком темно.
   Вздохнула и заворочалась Алиса. Повернувшись спиной к окну, Эркин - света с улицы хватало - с улыбкой смотрел, как она раскидывается, занимая его место. А Женя спит. Ну, и пусть спит. Время-то... где он часы оставил? А! Вспомнил. Бесшумно ступая, вернее скользя по полу, он, не обуваясь, чтобы стуком шлёпанцев не разбудить Женю, вышел. В квартире стояла живая сонная тишина.
   В комнате рядом с кухней на полу разложены вещи, которые Женя не использовала на сооружение постелей. Эркин подошёл к окну и увидел на подоконнике маленькие на узком ремешке часики Жени и рядом свои. Стрелки и цифры молочно светились. Странно. На часах семь тридцать, и телом он ощущает, что уже утро, а темно, как ночью. Семь тридцать. Завтра в это время... ему уже вовсю работать, смена-то с семи. Как бы не проспать. Жалко, не заметил вчера, сколько они шли от дома до завода, но часа ему должно хватить. Значит, из дома выйти без четверти шесть. Однако... ну, ничего. Ляжет спать с часами на руке...
   Он не додумал. Потому что сзади на его плечи легли ладони Жени, и её голос спросил:
   - Ты что, Эркин? Что-то случилось?
   - Нет, - ответил он, не оборачиваясь, чтобы не прервать блаженное ощущение прикосновения Жени. - Просто время посмотреть. Сейчас полвосьмого, Женя.
   - Да-а? - удивилась Женя. - А темно-то как. Но ты прав. Конечно, надо вставать. А то не успеем всего.
   Она погладила его по плечам и отошла. Эркин перевёл дыхание, на мгновение прижался лбом оконному стеклу и, оттолкнувшись с силой от подоконника, вышел. Да, надо начинать утро. Здесь не надо идти ни за дровами, ни за водой, но дел от этого не меньше.
   Женя не хотела будить Алису и не стала включать в кухне свет, но Алиса, конечно, проснулась. А вставать не хотела, кувыркаясь и валяясь по постели, пока Женя не рассердилась:
   - Или спи, или вставай. Ты мне всё пальто измяла.
   - Ладно, - вздохнула Алиса. - А Эрик где?
   - Здесь, конечно.
   Эркин, на ходу застёгивая на запястье часовой браслет, вошёл в кухню и включил свет. Он уже умылся и переоделся в старые джинсы.
   - Схожу в магазин. Возьму молока и хлеба.
   - Опять молоко?! - спросила Алиса.
   - Да, - твёрдо ответила Женя. - У нас пока нет чайника. Да, Эркин, Клавдия про пустые бутылки говорила, захвати их, ладно? Я их помыла уже.
   - Хорошо, - кивнул Эркин. - Сумку я нашёл. Сейчас принесу.
   - Я сложу, пока ты одеваешься, - кивнула Женя.
   Эркин принёс сумку, и Женя, придирчиво осмотрев пустые бутылки и сложив их в сумку, вышла в прихожую. Эркин уже застёгивал куртку.
   - Пальто я повесил. А то мнётся.
   - Ой, когда ты успел? - удивилась Женя.
   Эркин улыбнулся.
   - Долго ли умеючи.
   Он уже взялся за ручку двери, когда Женя остановила его.
   - Подожди, а ключи?
   Она сбегала в комнату за своей сумочкой и вернулась, звеня связкой.
   - Смотри, три пары. Тебе, мне и запасная. Правда, удобно?
   Эркин кивнул и принял на ладонь два ключа - жёлтый плоский и белый длинный - бережно сунул в кармашек джинсов. И вдруг, наклонившись, коснулся губами щеки Жени и тут же выскочил за дверь. Женя тихо засмеялась и посмотрела на стоявшую рядом Алису.
   - Ну, давай наводить порядок.
   - Давай, - согласилась Алиса.
   В принципе, она была на всё согласна, лишь бы мама не уходила. За месяц в лагере она совсем отвыкла оставаться дома. И потому без звука умылась и переоделась, помогла маме убрать из кухни их постель в комнату к остальным вещам.
   И тут в дверь позвонили. "Эркин так быстро вернулся?" - удивилась Женя. Или забыл что? И, не спрашивая, открыла дверь.
   За дверью никого не было. Стояли четыре кухонных табуретки, и на одной из них лежала открытка. Женя взяла её. Яркое изображение накрытого стола с самоваром, чашками и пирогом. Вытесненная золотом надпись: "С новосельем!". И всё. Ни кому, ни от кого. Коридор был пуст. Женя громко сказала в пустоту:
   - Большое спасибо, - и занесла табуретки в прихожую.
   - Что это? - удивилась Алиса. - Чьё это?
   - Теперь наше, - счастливо улыбалась Женя. - Это нам подарили.
   - Подарок - это хорошо! - одобрила Алиса.
   Табуретки были самые простые, из светлого некрашеного дерева, но достаточно большие и устойчивые. Открытку Женя поставила на подоконник. Ну вот, одну табуретку она накроет салфеткой и будет стол. Но это потом, а сейчас - стирка. Вымыть ванну грубым мылом и замочить бельё. И выстирать Эркину джинсы и рубашку, чтобы завтра ему на работу в приличном виде.
   - Алиса, ты будешь помогать, или игрушки тебе достать?
   - Я сама достану, - после недолгого размышления заявила Алиса и отправилась разыскивать свой рюкзачок.
   Женя вынула всё сваленное в ванну и положила рядом прямо на пол, затем обмыла ванну горячей водой из гибкого душа, взяла щётку и грубое мыло и стала оттирать ванну. Она так ушла в это занятие, что не заметила, как пришёл Эркин, и, только когда он мягко, но решительно отобрал у неё щётку, ахнула:
   - Ой, ты уже пришёл?!
   - И даже чай поставил, - засмеялся Эркин.
   - Чай?! - изумилась Женя. - В чём?
   - А в кружках. Когда закипит, заварим.
   - Эркин, ты гений! - Женя чмокнула его в щёку и вылетела из ванной с криком: - Алиса, не лезь к плите!
   Засунув обожжённый палец в рот, Алиса погрузилась в раздумья. Что мама видит спиной, она давно знала. Но через стену...?!
   Эркин постоял, приходя в себя от счастья - Женя его поцеловала! - и стал дотирать ванну. О чае он подумал по дороге в магазин и потому купил, кроме молока и хлеба, ещё пакет сахара и пачку чая. А молоко тоже можно в кружке подогреть. Хлеб был не только свежий, а даже ещё горячий. И Маня посоветовала ему взять калач - булочку в форме сумки. Он взял две. Жене и Алисе. А печенье и конфеты у них с вечера ещё остались, а что на обед... Обед варить надо, вот для обеда всё и надо купить.
   - Эркин, готов, - позвала его Женя.
   - И у меня готово, - откликнулся Эркин, обдавая кипятком из душа намыленную ванну.
   Ополоснув руки в раковине, он вышел в кухню. Одна из табуреток была накрыта салфеткой, и на ней стояли миски с творогом, на плите дымились кружки с чаем, а на подоконнике рядом с открыткой красовались стаканчики и тарелки из набора для пикника.
   - Вот, - торжественно сказала Женя. - Сейчас поедим творога с молоком, а потом чай. Эркин, садись, ты молодец, что купил творога.
   Они сидели и ели из мисок творог, Алисе Женя его даже сахаром посыпала, с молоком и чёрным горячим хлебом. Потом пили чай с калачами.
   - Это калач? - переспросила Женя и рассмеялась: - Знаешь, я слышала о калачах, но что они такие, что так вкусно, не знала. Алиса, не хватай, он ещё горячий. Значит, так. Сейчас я замочу бельё, и пойдём.
   Эркин кивнул.
   - Стол нужен.
   - Да, - согласилась Женя. - Стол в первую очередь. И постели. Перины, подушки, одеяла. И посуду. И на обед чего-нибудь.
   Эркин улыбнулся.
   - За раз всего не дотащим.
   - Так не раз и сходим, - весело отмахнулась Женя и вскочила на ноги. - Алиса допивай!
   Алиса покосилась на неё и уткнулась в кружку. Она чувствовала, что её не собираются брать с собой за покупками, и не знала, что делать. Зареветь или... но мама уже убежала в ванную, А Эрик моет кружки и миски. Алиса вздохнула.
   - Эрик, а ещё конфету можно? - и решила усилить. - Я тогда не буду с вами проситься.
   Задыхаясь от смеха, Эркин молча кивнул. Алиса чинно взяла конфету и опустила её в кармашек платья. А оказавшаяся тут же мама - когда она только успела? - укоризненно покачала головой, но отбирать конфету не стала.
   - Эркин, бельё я всё замочила. Ой, ведь уже светло совсем.
   Женя щёлкнула выключателем, и кухню залил холодный, серо-белый свет из окна. Эркин опустил крышку у плиты и отключил газ. Женя расставила на подоконнике их продукты и посуду.
   - Эркин, сколько денег возьмём? Я думаю... тысячу? Или больше?
   Эркин медленно кивнул.
   - Давай... больше. Мало ли что.
   - Хорошо, - согласилась Женя.
   Пока они одевались, Алиса молча следила за ними. И только, когда Женя, уже одетая, поцеловала её в щёку, потребовала:
   - А теперь Эрик!
   А когда он выполнил её требование, строго сказала:
   - Только вы поскорее возвращайтесь.
   - Как получится, - не менее строго ответила Женя.
   В коридоре уже Эркин тщательно запер дверь на оба замка, на два оборота каждый, и улыбнулся Жене.
   - Пошли?
   Женя кивнула и взяла его под руку.
   Коридор, лестница, подъезд, заснеженный город.
   - К этому, Филиппычу? - спросил Эркин, когда они миновали магазин.
   - Да, - кивнула Женя. - Не думаю, чтобы у него было очень дорого. Нам же надо ещё на ремонт деньги оставить. И на одежду.
   - Да, тебе нужно пальто тёплое. И валенки. И...
   - Много чего нужно, - вздохнула Женя.
   День был как вчера. Небо в тучах, мелкий редкий снежок, и почти без ветра. Снег приятно поскрипывал под ногами, у рта при разговоре клубился пар.
   - Сейчас постели.
   - Да. Перину или тюфяк. Нам и Алисе. Ещё два одеяла, хорошо бы ватные, стёганые. И три подушки. А кровати тогда потом. И на кухню стол. Табуретки у нас есть, - Женя негромко счастливо рассмеялась. - И знаешь, хорошо бы на кухню ещё шкафчик для посуды. Но это будет тяжело.
   - Я уже думал, - Эркин придержал поскользнувшуюся Женю, - если купим стол, положим его кверху ножками, всё остальное на него, увяжем, как следует, и повезём. Как санки.
   - И обдерём крышку, - Женя вздохнула. - Лучше уж санки купить.
   - Ладно, - сразу согласился Эркин. - Переход через пути вон там. И дальше вдоль путей. Правильно?
   - Ага.
   Прохожих было немного, но Женя внимательно разглядывала, как они одеты. Хотя тёмные толстые пальто и вязаные платки женщин ей уже примелькались. Нет, она одета не хуже других. Вот только черевички, конечно, не по погоде. И тут же поправила себя: не по сезону. Надо купить валенки. И Эркину. И Алисе. Алисе нужно тёплое пальто. И рейтузы. Иначе она не сможет гулять. А Эркину... Многие мужчины носят, да, правильно, полушубки. Если бы удалось такой купить, было бы здорово. И ещё ему нужно тёплое бельё. Как... как у папы было. Он, правда, редко его надевал. Или нет... Она не помнит. Но это неважно. Эркину работать на улице, в одних джинсах он простудится.
   Эркин искоса поглядывал на оживлённое лицо Жени и ни о чём не спрашивал. Конечно, и Жене, и Алисе нужна тёплая одежда. И обувь. Валенки, да, правильно, валенки. Если удастся, то сегодня же. Вот, если у Филиппыча будут валенки, то сразу и купим.
   - Ты о чём думаешь, Эркин?
   - Тебе холодно в черевичках, - сразу ответил Эркин. - Нужны валенки, Женя. И тебе, и Алисе.
   - А тебе?
   - У меня сапоги. Мне тепло, Женя, правда.
   Женя улыбнулась.
   - Не выдумывай. Если там есть валенки, то сразу и купим.
   Эркин засмеялся.
   - Я это же думал.
   - Ну вот! - торжествующе заключила Женя.
   Но у Филиппыча валенок не было. Зато наличествовало очень много всякого другого и очень нужного. Сам Флиппыч, кряжистый старик с лохматой бородой - Эркин впервые такое увидел - встретил их ухмылкой.
   - За обзаведеньем, молодые, так?
   - Так, - весело кивнула Женя. - Здравствуйте.
   - И вам здравствовать, да детей растить, - ответил Филиппыч. - Ну, смотрите, да высматривайте.
   Посмотреть и вправду было на что. Магазин Филиппыча оказался так плотно набит товаром, что Эркин сразу вспомнил фургон Роулинга, так же невзрачный снаружи, и улыбнулся воспоминанию. Здесь тоже... и новое, и не очень, и подороже, и подешевле.
   Стол нашли быстро. Эркин придирчиво оглядел его. Исцарапан, конечно, но это не страшно, можно и шкуркой загладить, да даже просто покрасить, и будет как новый. Он так и сказал Жене. Женя кивнула.
   - Да, до ремонта, конечно, а потом...
   - А потом ко мне и привезёте, - хохотнул Филиппыч.
   Стол был крепок и дешёв. Всего три рубля. Но к нему нужны табуретки, их малы. А табуретки новые, даже будто свежим деревом пахнут. И всех размеров: от высоких, что почти вровень со столом, до совсем маленьких. Но тут Женя увидела четыре стула. Тоже новенькие, блестящие от жёлто-прозрачного лака, с красивыми фигурными спинками и ножками. Стулья оказались по двадцать пять, но Женя так восхищалась ими, что у Эркина язык, конечно, не повернулся, а Филиппыч сказал:
   - Можно и стол такой заказать.
   - А сколько ждать? - спросил Эркин.
   - Да с месяц, а, может, и больше.
   - Тогда стол берём этот, - сказал Эркин. - А стулья...
   - Все четыре, - решительно сказала Женя. - И две табуретки, вот эти, они тоже нужны. И... ой, а как же мы их довезём?
   - Далеко везти? - спросил Филиппыч.
   - На Цветочную, - улыбнулся Эркин. - В "Беженский Корабль".
   - Миня! - крикнул Филиппыч и властно приказал вынырнувшему из-за стопки вёдер мальчишке лет двенадцати: - Скажи Терентию, что работа есть. Пусть розвальни подгонит, - и уже Эркину с Женей объяснил: - Извозом зарабатывает. И довезёт, и внести поможет.
   - И за сколько? - спокойно спросил Эркин.
   - Десятая доля с общего. Ну, и на чай ему сколько не жалко.
   - Тогда всё, что нужно, сразу и возьмём, - обрадовалась Женя.
   Филиппыч не скрыл довольной ухмылки. Вошёл мужчина в полушубке и весело спросил:
   - Ну, и где груз?
   Терентий - догадался Эркин, и веселье его тоже понятно. Работа подвалила!
   И пока Женя ходила по магазину, выбирая и отбирая, Эркин и Терентий вытаскивали на улицу и укладывали на сани стол, стулья, табуретки, две свёрнутые рулоном перины, два ватных стёганых одеяла, три подушки, кухонный стол-шкафчик, ведро и плетёную корзину, ещё ведро, таз, три кастрюли, сковородку и чайник...
   - Однако размахалась твоя, - хмыкнул Терентий, засовывая вниз тяжёлый чугунный утюг.
   Эркин осторожно уложил в ведро свёрток с чашками. Стопка тарелок уже улеглась в другом ведре.
   - Ничего, - ответил Эркин универсальным, как он убедился ещё в лагере, словом.
   - Оно так, - кивнул Терентий.
   - Всё, - крикнула из дверей Женя.
   И Эркин пошёл к ней, доставая на ходу бумажник. В глубине магазина стоял странный стол. Эркин таких ещё не видел, и Женя, заметив его удивление, шепнула ему, что называется такое конторкой. Филиппыч извлёк счёты и защёлкал костяшками. Насчитал четыреста шестьдесят семь рублей. Эркин, молча следивший за счётом, кивнул. Кивнул и Терентий, слушавший, не менее внимательно.
   - Ну, совет вам да любовь, - сказал Филиппыч, принимая от Эркина пятисотенную и отсчитывая сдачу. - И от меня вам на счастье и в премию, чтоб дорогу ко мне не забывали и другим показывали.
   И вручил Жене металлический поднос, расписанный яркими цветами по чёрному полю.
   - Ой! Спасибо! - ахнула Женя.
   Так, в обнимку с этим подносом, её и усадили в сани, посреди вещей. Эркин сел впереди, рядом с Терентием. Тот чмокнул, шевельнув вожжами, и его рыжий светлогривый мохноногий конь стронул с места.
   - Прямиком на Цветочную не поедем, - объяснил Терентий. - По асфальту полозья сотру, и конь станет. А кружок дадим, так враз примчит.
   Старый город состоял из одноэтажных, окружённых садами домов. Над трубами крутились, прижимаясь к крышам дымки, окна в деревянных резных и раскрашенных рамках... "Если где и искать мужскую подёнку, - подумал Эркин, - то здесь". Если вдруг с завода выгонят. Терентий рассказывал, что живут здесь с огорода, ремесла и скотины, а как в войну завод поставили, то кое-кто и на завод пошёл.
   - А ты?
   - А я свободу люблю, - хохотнул Терентий. - Мне начальники ещё в армии надоели. Я сам... и хозяин, и начальник, и над бабой командир, - и озорно подмигнул Эркину.
   Эркин охотно рассмеялся.
   Миновав Старый город, выехали в поле, и конь пошёл ровной размашистой рысью.
   - Места у нас хорошие, - рассказывал Терентий. - Земля не ах, но рожь вызревает. А уж огороды... всё, что душе угодно. Ну, и сады... А уж молоко у нас самолучшее.
   - Трава хорошая, - понимающе поддержал тему Эркин.
   - Во-во, - кивнул Терентий. - Ну, а зимой извозом подрабатываю. И хватает, и... у тебя-то как, большая семья?
   - Трое нас. Мы вот и дочка.
   - Ну, ваше дело молодое, - Терентий направил коня на боковую узкую дорогу. - Вы себе ещё живо настругаете.
   И подмигнул Эркину. Эркин заставил себя улыбнуться в ответ.
   - Война много народу покрошила, - Терентий шевельнул вожжами. - Восполнить надо. Так, а теперь молодуха пусть сидит, а мы коню помогать будем. Бугор не велик, а помогать велит.
   Подпирая собой сани, они спустились в неширокую впадину, пересекли её и поднялись наверх. Дорога запетляла между деревьями, и Эркин догадался, что они подъезжают к дому с тыльной стороны.
   - Ну, - весело сказал Терентий, когда из-за деревьев встала белая, просторно раскинувшая крылья, громада дома. - Вот и Корабль. Показывай, в какое крыло.
   После минутной заминки, Эркин показал на правое крыло.
   - С той стороны подъезд.
   - Принято, - кивнул Терентий, - заворачивая коня в объезд башни.
   Асфальт вокруг дома покрывал тонкий слой снега, но конь сразу перешёл на шаг, а Терентий спрыгнул, облегчая поклажу, и пошёл рядом. Эркин последовал за ним.
   Они подъехали к своему подъезду и остановились. Эркин помог выбраться Жене.
   - Замёрзла, молодуха? - смеялся Терентий. - Ну, потерпи малость, пока мы согреемся, перетаскаем. А ты нам дверь подержишь да за конём приглядишь, - и в растяжку: - Стоя-а-ать!
   Конь только ухом шевельнул в ответ. И Эркин подумал, что у Терентия, как у Фредди, конь "с пониманием". И досадливо дёрнул плечом.
   Женя подпрыгивала у саней, постукивая нога об ногу. Эркин и Терентий распустили, стягивающие поклажу верёвки.
   - Вот, давай с этой бандуры, - Терентий показал на кухонный шкафчик, - и начнём.
   Под соломой, выстилавшей розвальни, у него лежали брезентовые лямки для переноса. Эркину уже как-то приходилось с такими работать, а в ватаге у Арча вообще у каждого своя такая лямка была. Глядя, как Эркин подгоняет её себе под рост, Терентий кивнул.
   - Умеешь. Ну, берёмся.
   Женя им придержала дверь. Поднимаясь по лестнице и чувству, как и его прохватило через сапоги, Эркин твёрдо решил: сегодня же Жене валенки купим.
   Алиса выбежала в прихожую, услышав, как проворачивается ключ в замке, и остановилась, удивлённо приоткрыв рот. Эркин ободряюще улыбнулся ей.
   - Здравствуй, хозяйка, - подмигнул ей Терентий. - Распоряжайся, куда заносить.
   - Здра-асте, - не очень уверенно ответила Алиса.
   - Алиса, на кухню дверь подержи, - попросил Эркин.
   Они затащили шкафчик на кухню и поставили между плитой и раковиной. Эркин даже удивился, как точно он встал. Терентий заметил его удивление и объяснил:
   - Всё под один размер подгоняют. Так удобнее.
   Эркин понимающе кивнул.
   Алиса крутилась рядом, но под руки не лезла.
   - Сейчас ещё принесём, - сказал ей Эркин. - Не закрывай дверь.
   - А мама? - спросила Алиса.
   - Мама здесь, - ответил Эркин. - Она внизу с остальными вещами.
   - Я к ней пойду!
   - Нет, - твёрдо ответил Эркин, - ты будешь ждать здесь.
   Терентий собрал лямки, и они пошли обратно.
   Уходя, Эркин притворил, но не захлопнул дверь. Ещё две ходки - не больше. Женя совсем замёрзла. Значит... надо всё забирать сейчас. И... и вот что.
   - Слушай, а валенки на рынке?
   - Ну да, - кивнул Терентий. - Это в субботу или в воскресенье. Тогда самый торг.
   Эркин мрачно кивнул. Сегодня... среда. Четверг и пятницу Жене мёрзнуть. Чёрт, неладно как получается.
   Вид стоящего у саней и беседующего с Женей милиционера настроения ему не улучшил. Милиционер, увидев его, козырнул.
   - Старший лейтенант Фёдоров. Ваш участковый.
   - Здравствуйте, - ответил Эркин, плечом мягко отодвигая Женю себе за спину. - Эркин Мороз.
   Фёдоров усмехнулся.
   Терентий выгружал из саней стол, и Эркин стал помогать ему. Вытащив стол, Эркин уложил между ножками свёрнутые рулоном перины и одеяла, пристроил подушки. Терентий, понимающе кивнув, помог ему перевязать всю эту кучу и приготовил лямки. Но Эркин покачал головой.
   - Бери стулья и табуретки. Женя, иди домой. Холодно.
   - Но, Эркин... - начала Женя.
   - Идите-идите, - улыбнулся Фёдоров. - Я присмотрю.
   - Милиция - это, конечно, надёжнее, - хмыкнул Терентий, беря стулья.
   Женя взяла таз и корзину с кастрюлями, чайником и сковородкой, сунула туда поднос и пошла вперёд. Эркин с коротким резким выдохом поднял стол, как поднимал мешки с концентратом, и пошёл следом.
   - Да уж, - переглянулся с Фёдоровым Терентий. - Чем другим ещё смотреть надо, а силой точно не обделили, - и, крякнув, потащил стулья.
   Участковый, сразу став серьёзным, кивнул.
   Алиса встретила Женю радостным визгом.
   - Мам, а у нас шкафчик есть!
   Но тут Эркин втащил стол, и разбираться, о каком шкафчике говорит Алиса, стало некогда. Положив стол на пол, Эркин сразу повернул обратно.
   - Сейчас остатки принесу.
   Вошёл Терентий, поставил стулья и стал распутывать узлы. Женя взялась ему помогать. Эркин принёс ведра с посудой, утюг и табуретки. Терентий собрал свои верёвки. Эркин достал бумажник и протянул Терентию пятьдесят рублей. Сорок семь за работу и три рубля сверху. На взгляд Эркина, вполне достаточно. Терентий, видимо, тоже так посчитал и спокойно принял деньги.
   - Спасибо вам, - поблагодарила Женя.
   - И вам спасибо. Совет вам да любовь, - и улыбнулся. - Даст бог, не в последний раз виделись.
   Когда он ушёл, Эркин закрыл за ним дверь и тревожно посмотрел на Женю.
   - Ты очень замёрзла?
   - Да нет, Эркин, - отмахнулась Женя, разматывая платок. - Давай разбирать.
   - Да, сейчас.
   Он быстро снял и повесил куртку, ушанку, сбросил сапоги. А прихватывает через джинсы. Надеть, что ли, завтра рабские поверх? Они просторные, налезут. Разделась и Женя. Перины и одеяла с подушками они занесли во вторую комнату, а остальное на кухню.
   Перевернули и поставили стол, расставили стулья, посуду на стол, нет, кастрюли на шкафчик, а утюг... утюг сюда, вёдра в ванную, корзину... корзину пока в прихожую... Алиса так деятельно помогала, что Женя была вынуждена шлёпнуть её. Ведь сказали не трогать утюг, он хоть холодный, но тяжёлый, уронит ещё на ногу.
   - Так, - Женя остановилась на мгновение, оглядывая кухню. - Так, Эркин, я в магазин. Нужно делать нормальный обед.
   - Я схожу, - предложил Эркин.
   - Нет, я сама! - крикнула уже из прихожей Женя.
   Мгновенно оделась, схватила сумку, и нет её. Эркин посмотрел на глядевшую на него снизу вверх Алису и улыбнулся.
   - Давай пока вымоем всё.
   Что новую посуду надо сначала вымыть, он ещё в Джексонвилле слышал. Ну, и стол он заодно протрёт, как следует. Тоже ведь... для них он новый, да и какая у Филиппыча чистота, сам видел. Ладно, до Мани с Нюрой недалеко, авось Женя не замёрзнет. Но что же с валенками делать? Ему завтра на работу, он-то сапогами обойдётся. Наденет носки, портянки сверху, и рабские штаны поверх джинсов, а куртка тёплая, да и вообще на работе не замёрзнешь. Он закатал рукава рубашки, но переодеваться не стал: им после обеда ещё за покупками идти. Хоть что из одежды Жене и Алисе купить. Деньги-то есть.
   - Эрик, а в шкафчике что будет?
   - Посуда, - удивился её вопросу Эркин.
   - Нет, в другом.
   - Каком ещё другом?
   - А вот!
   Алиса подтащила его за руку к окну. Здесь под окном была двойная выкрашенная под цвет стены дверца. К изумлению Эркина, за ней действительно оказался шкафчик. Просторный и... и ощутимо холодный. Зачем это? Тайник? Для чего? Прежние жильцы о нём, похоже, не знали, иначе бы тоже... наверняка разломали. А так внутри только пыльно и обе полочки целы.
   - Эрик, это для гномиков? Нет, домового, да?
   - Нет, - задумчиво покачал он головой.
   - А в других комнатах нет, только здесь, я смотрела.
   - Мгм, - пробурчал Эркин, водя рукой по задней стенке и начиная догадываться. Неужели... неужели погреб, как рассказывал Андрей. Не в полу - второй этаж ведь, а в стене. Здорово!
   Он закрыл дверцы и встал. Улыбнулся Алисе.
   - Молодец, что нашла.
   Алиса просияла широченной улыбкой.
   - А там тоже мыть будем?
   - Конечно. Вот посуду домою, и там сделаю.
   - Ага-ага, а я вытирать буду.
   Но тут пришла разрумянившаяся весёлая Женя. И Алиса стала показывать ей находку. Женя тоже удивилась, обрадовалась и похвалила Алису.
   - Женя, это под продукты, я думаю.
   - Ну да, - радостно согласилась с его догадкой Женя. - Ты молодец, Эркин. А я сразу и не сообразила!
   Женя выкладывала на стол покупки и рассказывала. Магазин и Маня с Нюрой ей понравились.
   - Сейчас суп поставлю, и на второе, смотри, я макароны купила, и масло.
   - Я тогда пока пойду дальнюю комнату вымою, - вклинился в её скороговорку Эркин. - После обеда за одеждой пойдём.
   - Хорошо, - после секундного раздумья кивнула Женя. - И тогда там в овощной зайдём, ну и... посмотрим ещё.
   Эркин прошёл в комнату, где они сложили вещи, и сменил джинсы на рабские штаны. В ванной налил в ведро воды, сунул туда тряпку. Да, там же не подметали ещё. Сначала, конечно, подмести. Он взял щётку и пошёл в дальнюю комнату. Алиса побежала за ним, тут же вернулась к Жене и снова к нему. Да, в такую игру она ещё не играла!
   Выметя обе комнаты, Эркин поинтересовался у Жени, какое ведро считать мусорным.
   - Да любое, - откликнулась из кухни Женя и тут же закричала: - Ой нет, Эркин, в этом я бельё вываривать буду!
   Эркин высыпал мусор в другое ведро, подумал и подмёл заодно прихожую. Ведро получилось полным. Ну, потом вынесет. Когда с Терентием подъезжали, он заметил большие металлические коробки явно для мусора. А сейчас вымоем обе комнаты, и тогда грязной останется одна кладовка. Но там работы ещё... о-го-го сколько. Эркин закатал до колен штанины, сбросил шлёпанцы, взял ведро с водой и пошлёпал в дальнюю комнату. Что-что, а мыть и натирать паркет он умел. Ещё в питомнике выучили. В дорогих Паласах в воду для мытья добавляли душистики. Чтоб если на полу кому захочется, то, что ей, беляшке, приятно было. Эркин звучно шлёпнул мокрой тряпкой по полу и начал мыть. Паркет исцарапан и грязен, но если его отмыть, отскоблить и, как следует, натереть... А здесь дощечки тоже уложены узором, но другим, не таким, как там, в Алабаме. Здесь вообще всё другое.
   Вымыв маленькую комнату, он перешёл в большую.
   - Ой, - ахнула Женя, встав на пороге, - как у тебя здорово получается.
   Эркин снизу вверх посмотрел на неё и улыбнулся.
   - Я скоро закончу.
   - У меня уже всё готово. Знаешь, - Женя перешагнула чрез лужу, присела рядом с ним на корточки и, чтобы не упасть, оперлась рукой о его плечо.
   И Эркин замер, мгновенно задохнувшись. А Женя продолжала:
   - Пообедаем, и я уложу Алиску спать. Она уже в той комнате всех своих кукол рассадила. Вот пусть это её комната и будет. А рядом спальня. Согласен? - Эркин кивнул. - А здесь, - Женя, не вставая, обвела комнату влюблённым взглядом, - здесь будет гостиная. И столовая. А там... там комната для гостей. Или нет... Ну, придумаем.
   - Ага, - наконец смог выдохнуть Эркин.
   Женя рассмеялась и встала.
   - Хорошо. Я пока вещи разберу, и Алисе всё на сон приготовлю.
   Взъерошила Эркину волосы, тут же пригладила их и вышла. Эркин провёл рукой по волосам и понюхал ладонь. Нет, конечно, прикосновение было слишком мимолётным, чтобы запах сохранился. Он вздохнул и стал мыть дальше.
   Женя перенесла маленькие табуретки в комнаты и быстро разбирала вещи. Алиса деятельно помогала ей, бегая из комнаты в комнату с вещами.
   - А это совсем-совсем моя будет?
   - Конечно.
   - И я, что хочу, буду здесь делать?
   Женя подозрительно посмотрела на Алису.
   - А что ты хочешь?
   - Ну-у... - перспективы открывались столь радужные, что она растерялась.
   - Это будет твоя комната. Ты будешь здесь играть, спать, - Женя улыбнулась. - Будешь сама её убирать. Отнеси это в спальню.
   - Ага!
   Алиса убежала с охапкой ковбоек Эркина. И тут же вернулась.
   - Мам! А Эрик уже руки моет!
   - И ты иди руки мыть, - Женя выпрямилась и оглядела результаты их работы. - Сейчас обедать будем.
   Она вышла в прихожую. Из большой комнаты приятно пахло свежевымытым полом. В ванной счастливо взвизгнула Алиса. Значит, Эркин, вымыв руки, брызнул в неё водой. Женя засмеялась и громко позвала:
   - Эй! Где вы?
   Эркин встал на пороге ванной, вытирая руки. Улыбнулся ей.
   - Мы готовы.
   - Марш на кухню, оба! - очень строго сказала Женя.
   Стол она накрыла ещё джексонвилльской клетчатой бело-красной скатертью, и простенькие тарелки смотрелись очень хорошо. Но главное в другом. Это... это их дом, они дома. Женя разлила по тарелкам суп, поставила в центре маленькую тарелку с аккуратно нарезанными ломтиками хлеба. И села к столу.
   - Сегодня суп из пакетика.
   Эркин быстро вскинул на неё глаза и улыбнулся.
   - Очень вкусно, Женя.
   Алиса, никогда за едой особо не капризничавшая, за неделю дороги устала от вечных бутербродов с чаем и ела охотно. Женя облегчённо перевела дыхание. Это Маня посоветовала ей пакетики с суповым концентратом. Засыпать в кипяток, пять минут и готово. В самом деле, удобно.
   На второе были макароны с маслом. Пока Алиса мужественно воевала с непослушными, скользкими от масла трубочками, Женя рассказывала Эркину, что именно они сейчас пойдут покупать. Планы насчёт пальто, белья и обуви для Жени Эркин выслушал благосклонно и полностью поддержал, но слова Жени, что ему нужно тёплое бельё, такой поддержки не вызвали.
   - Женя, я поверх джинсов рабские штаны надену, а куртка у меня тёплая.
   Но Женя пресекла это безошибочным ударом:
   - Если ты простудишься и заболеешь, мне легче от этого не станет.
   Эркин вздохнул и пробурчал по-английски:
   - Слушаюсь, мэм.
   Женя собрала тарелки и сложила их в раковину.
   - А на третье кисель, - и улыбнулась. - Тоже из пакетика.
   Розовый, непонятно-сладкого запаха и вкуса, густой кисель был так же одобрен. К киселю Алиса получила печенье.
   - Мам, а сейчас что? - Алиса допила свою чашку и с сонным благодушием откинулась на спинку стула.
   - А сейчас ты ляжешь спать, а мы пойдём в магазин за покупками.
   Алиса хотела спать и потому спорить не стала. Сползла со стула и побрела в уборную. Пока она управлялась в уборной и в ванной - что после уборной надо мыть руки, Алиса знала, сколько себя помнила - Женя перенесла в её комнату перину, подушку и одеяло и соорудила Алисе постель, хорошо, что постельное бельё они сохранили.
   Когда Алиса переоделась и легла, Женя поцеловала её в щёку.
   - Спи, зайчик.
   - А я проснусь, вы уже придёте? - уточнила, закрывая глаза, Алиса.
   - Не знаю, - честно ответила Женя.
   - Ну, ладно, - согласилась Алиса.
   Женя ещё раз поцеловала её и вышла в прихожую. Эркин, уже одетый, застёгивал куртку.
   - Я мусор пока вынесу, хорошо?
   Разумеется, её согласие ничего не меняло, но она кивнула. Эркин улыбнулся ей, взял наполненное ведро и вышел. А Женя пошла на кухню. И когда Эркин успел посуду помыть? Она вытерла тарелки и чашки и убрала их в шкафчик. Кастрюля из-под супа пусть сохнет, киселя немного осталось, Алиса после сна выпьет, а макароны... О, макароны под окно. Как удобно! Ну вот, плита убрана, можно опустить крышку и выключить газ, чтобы Алиса не дотянулась. Чайник на шкафчике, на столе скатерть... кухня уже жилая.
   - Женя...
   Она вздрогнула и обернулась. Эркин стоял в дверях и смотрел на неё, так смотрел... Жене захотелось спросить его, верит ли он, что всё это взаправду, а не во сне... но вместо этого она сказала:
   - Да, сейчас. Сейчас пойдём.
   Эркин посторонился, пропуская её. И по-прежнему молча смотрел, как она одевается.
   - Ну вот, я и готова, - улыбнулась Женя.
   Пред уходом она ещё раз заглянула к Алисе, убедилась, что та спит.
   - Знаешь, давай оставим свет в прихожей. Вдруг мы задержимся.
   Эркин кивнул и, выходя из квартиры, щёлкнул выключателем.
   И снова они идут по заснеженной улице, и он держит Женю под руку, и Женя смеётся, прикрывая рот красной варежкой, и от её смеха он уже не чувствует ни холода, ни усталости, ни страха перед завтрашним днём.
   Про Торговые ряды Женя услышала ещё вчера от Клавдии, а Маня с Нюрой ей объяснили дорогу.
   - Сначала купим тебе.
   - Нет, - твёрдо сказал Эркин.
   - Да, - столь же твёрдо сказала Женя. И засмеялась. - Я же дольше выбирать буду.
   Торговые ряды оказались длинным трёхэтажным зданием с массой дверей. Несмотря на светлое время, внутри горели лампы, толпились и сновали во всех направлениях люди, множество голосов сливалось в ровный гул. И, как и в Новозыбкове, Женя нырнула в эту круговерть людей, огней и товаров, а Эркин только следовал за ней, опасаясь потерять из виду. Женя была в том состоянии, когда она уже никаких возражений не терпела, и потому Эркин молчал. Хотя его и не спрашивали. Его только предъявили продавщице, чтобы разобраться в размерах. И две пары тёплого, из трикотажа с начёсом, мужского белья перекочевали с полки за прилавком в сумку Жени. И ещё носки. Тоньше новозыбковских, но тоже тёплые. Женя купила сразу четыре пары. И стала прицениваться к свитеру. Но Эркин, поглядев на цену - восемьдесят рублей! - взбунтовался. Конечно, его бунт ничего не решал, но у Жени возникли сомнения насчёт размера, и вместо свитера она купила ему тёплых рубашек. Тоже четыре.
   - Теперь тебе, - твёрдо сказал Эркин.
   Лицемерно вздохнув, Женя уступила.
   Второй этаж так и назывался: "Всё для женщин". И здесь было действительно всё.
   - Сначала обувь, - сказала Женя.
   И это решение было тут же одобрено. Внизу Эркин вынужденно не спорил, а здесь он соглашался и поддерживал. И кожаные сапоги на меху высмотрел он, когда Женя ещё не могла отойти от витрины с нарядными туфлями.
   - Женя, - позвал Эркин. - Посмотри.
   Женя подошла, посмотрела и ахнула.
   - Эркин, сто двадцать рублей!
   - Ну, так мех же. Натуральный, - сказала продавщица. - Как в печке ноги будут.
   - Я только примерю, - не выдержала искушения Женя.
   И зашла за барьерчик. Села на низкую, обтянутую дерматином банкетку. Продавщица подала ей сапоги. Женя сняла черевички и обулась. Мех приятно щекотал через чулки, голенища закрывали икры, а коричневая матово блестящая кожа была мягкой. Женя встала, осторожно переступила на коврике.
   - Не жмут? - спросила Эркин.
   - Нет, - вздохнула Женя.
   Конечно, это ей не по карману, но она медлила, растягивая удовольствие. Потом села и... а черевички её где? Она растерянно оглянулась и увидела расплывшуюся в улыбке физиономию Эркина.
   - Эркин, черевички у тебя? Отдай.
   - А зачем? Оставайся в сапогах.
   Рассмеялась и продавщица, подавая Эркину аккуратный свёрток. Женя растерянно заморгала.
   - Ты что? Эркин, ты...?
   - Пойдём дальше, или ты ещё пару возьмёшь? - очень серьёзно спросил Эркин.
   Женя наконец рассмеялась.
   - Так ты уже заплатил? Ну, Эркин...
   Эркин счастливо улыбнулся. Всё, с обувью у Жени решено. Эти сапоги, да ещё валенки... Улыбалась, глядя на него, и Женя.
   - Какой же ты молодец, Эркин.
   Она сказала это совсем тихо, но он услышал. И ничего больше ему не надо.
   Тёплые чулки, рейтузы, бельё... Женя выбирала вещи не спеша, со вкусом. Сумку теперь держал Эркин, и она всё тяжелела и тяжелела.
   - Ну вот, а теперь...
   - А теперь пальто, - решительно сказал Эркин.
   И Женя кивнула.
   То ли она устала от непривычки - никогда не покупала столько и сразу - то ли выбор был не особо велик, но тёмно-синее пальто с чёрным воротником из меха таинственного зверя цигейки - Женя тоже не знала, что это за зверь, а продавщицу спрашивать о таких пустяках не стали - первое, которое примерила Женя, они и купили. И, как и с сапогами, Женя осталась в нём, а её старое ей тут же упаковали.
   - Ну вот, - вздохнула Женя. - Теперь домой.
   - Ты ещё платье хотела, - напомнил Эркин.
   - Нет, - мотнула головой Женя. - Не всё сразу. И домой пора. И нам ещё надо и по хозяйству, и на ужин, и на завтра еды купить.
   Она пошла к выходу, старательно не глядя на витрины. Эркин нёс следом свёрток с её старым пальто и разбухшую сумку с остальными покупками. На душе у него полегчало: теперь-то Женя не замёрзнет.
   Внизу на первом этаже они ещё заглянули в отдел игрушек, где Женя купила пёструю яркую коробку со странным названием "мозаика". Что это за игрушка, Эркин не понял, но спрашивать не стал. Конечно, в игрушках Женя разбирается куда лучше него.
   А на улице были уже сумерки, и не серые, а синие, почти вечер. Женя попыталась отобрать у Эркина сумку, но безуспешно. И она теперь просто шла рядом с ним. В новеньком пальто, в сапогах...
   - Они удобные, Женя? - спросил Эркин.
   - Да, - улыбнулась Женя. - И такие тёплые. Знаешь, тебе ведь тоже нужно пальто.
   - Это успеется, - спокойно ответил Эркин.
   Да, здесь не знают, что его куртка рабская, и многие ходят в таких же, но... да, нужно, но успеется. И самому себе не признавался, что не пальто хочет, а полушубок, но это ж совсем сумасшедшие деньги. Нет, куртка у него тёплая, и на работу ходить вполне сгодится, а полушубок - это уже баловство, форс. Но... ладно, и думать нечего. Надо дом делать. Они только самое нужное купили, и уже тысячи нет, да, тысячи. А ещё есть надо, если они из ссуды на еду тратить будут, то ведь проедят, проесть любые деньги можно. И не есть нельзя.
   - Эркин, подожди, давай сюда зайдём.
   В этом магазине Женя набрала целую сумку всякой кухонной мелочи. Сумку тоже пришлось купить. Хотя... чайник для заварки, сахарница, подставка для горячего, клеёнка, занавес для душа, тёрка, две разделочные доски... всё ж нужное.
   - Ну вот, теперь ещё только к Мане зайдём, купим на ужин и тебе на завтра с собой.
   Женя пытливо посмотрела в его лицо.
   - Всё будет хорошо, Эркин. Теперь-то всё будет хорошо.
   - Да, - кивнул он и улыбнулся. - Да, Женя.
   Домой они пришли в полной темноте. И Женя уже беспокоилась: как там Алиса? Но Алиса была на высоте. Проснулась, переоделась, выпила оставленный ей в чашке на столе кисель и играла со Спотти, Линдой и Мисс Рози в прятки. Они прятались, а Алиса и Дрыгалка их искали.
   Выслушав полный отчёт, Женя показала Алисе покупки. Мозаика, конечно, яркая и красивая, но на кухне и в ванной, где Эрик вешал занавес вокруг душа, тоже было очень интересно, даже интереснее. И мама согласилась, что мозаикой они все вместе займутся после ужина.
   Занавес повесить не удалось. Трубка держалась еле-еле, а её надо снять, надеть кольца и опять закрепить. А как это сделать... непонятно.
   - Женя, я к Виктору схожу, спрошу у него, - крикнул Эркин на кухню.
   Алиса уцепилась за его руку, явно не собираясь отпускать куда-либо одного. Она уже давно слышала в коридоре детские голоса и смех и жаждала если не присоединиться, то хотя бы посмотреть. Женя не стала спорить, но заставила её надеть ботики, пальто и шапочку. Хоть идут по соседям, но всё равно.
   Эркин ограничился тем, что опустил закатанные рукава ковбойки и заменил шлёпанцы сапогами на босу ногу.
   Их не было долго. Так долго, что Женя начала беспокоиться. И уже собиралась отправляться на поиски, когда они вернулись. Алиса была очень довольна походом, а Эркин сразу и хмур, и доволен. Всё объяснилось очень просто.
   Виктор сегодня в ночную смену, и они, конечно, извинились и сразу ушли, но тут же, прямо в коридоре, познакомились с Антоном из шестьдесят четвёртой и пошли к нему. И пока Антон и его жена Татьяна показывали, что и как у них устроено, Алиса поиграла с их мальчишками. А вообще-то все дети сейчас в коридоре.
   - Да, они там играют, - поддержала Алиса. - Мам, а я?
   Женя вопросительно посмотрела на Эркина.
   - Ну как, разрешим до ужина?
   Помедлив, Эркин кивнул, и Алиса с радостным воплем вылетела наружу. Женя засмеялась и посмотрела на Эркина.
   - Что-то ещё? Эркин?
   - Да нет, понимаешь, Женя, я посмотрел... у них, конечно, - Эркин вздохнул, - полочки всякие всюду, ещё там...
   - Ничего, - улыбнулась Женя. - Со временем всё сделаем. Смотри, за сегодня сколько накупили всего. Детей у них много?
   - Трое, - улыбнулся Эркин. - И все мальчишки.
   - Алису они не обижали?
   Эркин удивлённо посмотрел на неё, и Женя рассмеялась его удивлению.
   - Ладно, я сейчас со стиркой закончу...
   - А я, - подхватил Эркин, - вот что подумал. Пока шкафа нет, может, и в комнате гвозди набить? Ну, повесить, чтоб на полу не лежало.
   Женя вздохнула.
   - Дырки в стене останутся.
   - Будем обои менять и заклеим.
   - Ладно, - кивнула Женя. - Наверное действительно пока так сделаем. Но, знаешь, нет, вешать лучше на плечиках. А за гвоздь их не зацепишь.
   Эркин хмуро кивнул.
   - Вот я и подумал, сколько ещё всего нужно... - и тряхнул головой. - Ладно. Пойду, остальные двери подтяну.
   Он ещё вчера осмотрел все двери. В общем-то, они держались, только кое-где надо было подтянуть шурупы.
   По всей квартире горел свет, в ванной булькала и плескалась вода, из коридора смутно доносился детский гомон...
   Эркин аккуратно ввинчивал вышедший из паза шуруп, предварительно капнув на резьбу клеем. А двери хорошие, прочные. Но тоже надо красить. Значит, надо будет купить обои, краску, да, клей для обоев, а для пола мастику. И что же делать с этим пятном? Ну, надо же быть такими идиотами, чтобы в квартире костёр разводить. Как ещё не сожгли здесь всё напрочь. Ну, дураки, ну... дикари, точно. Привыкли, видно, в резервации где спят, там и гадить, и здесь решили так же. Но ему-то что теперь с этим делать? Ладно, обожжённые дощечки он выломает, а... а потом что? Это не косяк, здесь латку из чурбака не вырубишь. Когда-то, ещё в питомнике, он видел, как меняли паркет. Впервые увидел тогда белых за работой. Посмотреть не дали, надзиратели живо их всех по камерам разогнали, но он запомнил, что клали дощечки не подряд, а с выбором, подбирая. И что-то ещё делали перед укладкой. Ну... ладно, что-нибудь да придумает. В крайнем случае... а... а они ковёр купят и положат! И красиво, и удобно, и пятна не видно.
   Эта мысль ему так понравилась, что он пошёл к Жене.
   Женя уже закончила стирку и развешивала вещи на сушке.
   - К утру высохнет, - встретила она Эркина. - Пойдёшь в чистом.
   - Ага, - Эркин снял с трубы свои ещё мокрые джинсы, с силой растянул их в длину, каждую штанину по отдельности, потом уже вместе и повесил обратно. - Женя, спасибо. Я вот что придумал. Там, в большой комнате, пол попорчен. Так, если я не смогу поправить, давай купим ковёр и положим.
   - Ковёр, конечно, хорошо, - кивнула Женя. - Но лучше поищем паркетчика. А потом ковёр.
   Эркин вздохнул.
   - Был бы я... сам бы и сделал.
   Женя погладила его по плечу.
   - Ничего, Эркин. Всё будет хорошо.
   Эркин перехватил её руку, прижал на мгновение к губам и отпустил.
   - Да, всё будет хорошо. Спасибо, Женя.
   Женя улыбнулась.
   - Ничего. Давай, я сейчас макароны разогрею и чай. Ужинать пора.
   Эркин кивнул.
   - Звать Алису?
   - Ну да.
   Женя побежала на кухню, а Эркин вышел в коридор. Толпа детворы с визгом носилась, гоняясь непонятно за кем. Когда они пробегали мимо него, Эркин шагнул навстречу и выхватил из общей толпы Алису.
   - Ой! Уже всё?! Эрик, я его только осалю ещё раз и всё, а?
   Может, он бы и отпустил её, но уже и из других дверей звали или тоже выходили и ловили детей.
   - Вот и всё, - понимающе кивнула Алиса и звонко крикнула: - Всем до завтра, я домой!
   - И тебе до завтра, - рассмеялась невысокая женщина с такими короткими волосами, будто её недавно обрили наголо. Она вела за руки двух таких же обритых наголо малышей, ровесников Алисы.
   - Это Тошка и Тонька, - объяснила Эркину Алиса. - А это их мамка, - и уже им: - А это Эрик.
   - Ну, будем знакомы, - женщина смотрела на Эркина широко раскрытыми серо-зелёными глазами. - Когда приехали-то?
   - Вчера, - вежливо улыбнулся Эркин. - Рад познакомиться. Вы в какой?
   - Восьмидесятой. А вы?
   - В семьдесят седьмой.
   Вместе они дошли до своих дверей, вежливо попрощались, и Тошку с Тонькой повели дальше, а Эркин с Алисой вошли в квартиру.
   Женя встретила их возгласом:
   - Ужин на столе. Алиса, мыться!
   - Я руками ни за что не хваталась, - на всякий случай уточнила Алиса, снимая пальто.
   - Перед едой руки всегда моют, ты забыла?
   - Ла-адно, - вздохнула Алиса, отправляясь в ванную.
   Женя улыбнулась Эркину.
   - Долго звал?
   - А я и не звал, - хитро улыбнулся Эркин. - Я её поймал.
   И Женя так звонко, так весело рассмеялась, что у него совсем отлегло от сердца. Как же они хорошо сделали, что уехали!
   На столе вместо скатерти лежала новая клеёнка, блестящая, белая, вся в мелких красных розочках. Женя разложила макароны, поставила тарелку с бутербродами с колбасой, тарелку с печеньем и чашки с чаем.
   - Алиса, не хватай руками, у тебя вилка есть.
   - Они скользкие, - возразила Алиса, пытаясь засунуть зубец вилки внутрь макаронины.
   - Алиса! - повторила чуть строже Женя. - Не балуйся. Эркин, мне много столько, возьми себе половину.
   - И мне много, - тут же подхватила Алиса.
   - А я уже сыт, - ответил им обеим Эркин, отодвигая пустую тарелку и берясь за чай.
   - Тогда ещё бутерброд возьми, - не отступила Женя.
   Со своего места Эркин увидел стоящую на подоконнике открытку.
   - Женя, а что это за чайник такой странный?
   Женя на мгновение оглянулась.
   - А? Это не чайник, а самовар.
   О самоваре Эркин в лагере слышал, но даже на картинке видел впервые. Интонация Жени заставила его предложить:
   - Женя, давай купим такой.
   И по её мечтательной улыбке понял, что угадал. Но Женя тут же вздохнула.
   - Не сейчас. Это уже роскошь, Эркин.
   Эркин кивнул. Роскошь - так роскошь. Но когда-нибудь купят. Он пил не спеша, наслаждаясь каждым глотком. У Жени совсем особенный чай получается. А вон на шкафчике знакомая жестяная банка, это он у Роулинга покупал. Тоже хороший был чай. Когда тот кончился, Женя так и оставила жестянку для чая и, значит, взяла с собой. Тоже... память. О перегоне, Андрее и... он вовремя остановил себя.
   Алиса наконец справилась с макаронами и пила чай.
   - Мам, а мозаику когда будем смотреть?
   - Когда чай выпьешь. Эркин, бери ещё печенья.
   Эркин молча покачал головой. Странно, ведь ничего он сегодня не делал, а устал. Или нет? Но отчего-то ему не хочется ни шевелиться, ни говорить. Даже думать о том, что ещё купить и сделать, не хочется. А хочется вот так сидеть и смотреть. На Женю, Алису, на отражающуюся в чёрном стекле лампочку... Тихо, тепло. И очень спокойно. И они наконец одни. Он вздохнул и потёр лицо ладонями.
   - Устал? - тихо спросила Женя.
   - Нет, - он улыбнулся ей. - Нет, всё в порядке, Женя.
   Алиса допила чай и отодвинула чашку.
   - Мам, ну, теперь мозаику можно?
   - Сейчас я уберу, вытру стол и посмотрим.
   Женя встала, собирая посуду. Быстро вымыла, вытерла и убрала в шкафчик. Вытерла стол.
   - Ну, что же ты, Алиса? Неси мозаику.
   - Ага!
   Алиса сползла со стула и побежала в свою комнату. Женя улыбнулась Эркину, и он сразу ответил ей улыбкой.
   - Эрик, - Алиса поставила на стол коробку, - а ты умеешь играть в мозаику?
   - Нет, - Эркин с интересом рассматривал яркие, но какие-то странные картинки, пластмассовую доску, всю в дырочках и разноцветные тоже пластмассовые... как гвоздики, но с тупыми стерженьками и гранёными шестиугольными шляпками. И... и, ага, их надо вставлять в эти дырочки, и тогда получится картинка.
   Алиса залезла коленями на стул и навалилась грудью и животом на стол. К изумлению Жени, Эркин с не меньшим интересом и азартом старался выложить цветок. "Ну да, - поняла она вдруг, - для него это тоже... в первый раз". У него же никогда не было игрушек. Господи, он не притворяется, он вообще не умеет притворяться, он в самом деле сейчас как ровесник Алисе, господи, ну, мальчишка совсем.
   Женя дала им ещё немного поиграть и, когда Алиса стала путать цвета и не попадать в нужную ячейку, сказала:
   - Алиса, спать пора.
   - Ага-а, - согласилась Алиса и отправилась исполнять вечерний ритуал.
   Эркин собирал разбросанные по столу разноцветные "гвоздики" и улыбался. А встретившись с Женей глазами, смущённо сказал:
   - Знаешь, я... я никогда не думал, что это так... интересно. Я даже не знал об этом.
   Разложил всё по местам и закрыл коробку. В кухню заглянула Алиса.
   - Эрик, ты не будешь без меня играть?
   - Нет, - улыбнулся Эркин и протянул ей коробку. - Не буду.
   - Да, - кивнула Женя и встала. - Правильно, ты все игрушки убрала? Тогда давай ложиться.
   Они вышли. Эркин встал, оглядел кухню и пошёл в ванную. Обмыться на ночь. И... и он попросту тянул время, боясь остаться с Женей один на один. Вдруг... вдруг она не захочет, чтобы он был рядом, вспомнит тех сволочей и испугается, закричит, нет, даже не в этом дело, просто вспомнит. И тогда... что тогда с ними со всеми будет, если Женя, вспомнив, не захочет больше жить. После "трамвая" жить не хотят. И виной этому он. Всё, что случилось с Женей, из-за него. Это он дважды упустил ту гниду, и тот донёс на Женю. Если б тогда, в том парке, придавил бы гнусняка, ничего бы с Женей в Хэллоуин не случилось. Только чего теперь об этом? Сделанного не воротишь. И несделанного тоже.
   Он вымылся под душем, вытерся. Снова надел рабские штаны и рубашку. Больше тянуть уже нечего. Эркин прерывисто вздохнул и вышел из ванной. Всюду свет погашен. Только в комнате, которую Женя назначила их спальней, горит свет, а дверь в прихожую открыта. В комнату Алисы тоже, но там темно. И Женя в халатике, из-под которого видна ночная рубашка, идёт ему навстречу.
   - Я уже постелила. Ты ложись, я сейчас.
   Он посторонился, пропуская её в ванную. Передышка, он получил передышку. Он ляжет первым, и тогда... ну, конечно, он ляжет и притворится спящим, и Женя не испугается. А он... он не шевельнётся. Нужно только сразу лечь поудобнее, чтобы потом не ворочаться.
   Эркин вошёл в спальню, быстро привычным движением скинул рубашку и штаны. На полу широкая перина, две подушки, такое же широкое одеяло. Углы откинуты, приглашая ложиться. Он лёг, накрылся своей половинкой одеяла, вытянулся на спине, привычно закинув руки за голову, и закрыл глаза. Лежал и слушал. Вот Женя вышла, заглянула к Алисе, входит в комнату, щелчок выключателя, шелест ткани - Женя сняла халатик и... и только тут он сообразил, что лежит голым, что... что же он, дурак такой, наделал? Совсем забыл, что трусы снял, когда мылся, и бросил в ведро для грязного белья, но... но и шевелиться поздно, Женя уже ложится.
   - Спокойной ночи, милый.
   Он промолчал, будто спит. И, когда ощутил, что Женя спит, перевёл дыхание. Обошлось! Женя не вспомнила. Ну, и хорошо. А теперь - спать. Завтра ему на работу. Это что? Как... стрёкот какой-то. И тут же сообразил, что это маленький будильник Жени. Она поставила его на пол у изголовья. Ну, всё, можно спать. Осторожно, чтобы не задеть Женю, он распустил мышцы...
   Женя слышала его ровное сонное дыхание. Как же он устал. Лёг и сразу уснул. То от одного её взгляда просыпался, а сегодня даже на голос не откликнулся. Женя улыбнулась, сворачиваясь клубком и подсовывая угол одеяла под щёку. Пусть спит. Ей хотелось повернуться к нему, поцеловать. Но нет, пусть спокойно спит. Завтра рано вставать. Ему надо выспаться. И как бы Алиса не испугалась: она же никогда одна не спала. Ну, ничего, двери все открыты, если что, услышит и подойдёт к ней. Женя успокоено вздохнула. Ничего. Теперь-то уж всё будет хорошо.
  

* * *

  

1996; 12.10.2013

  

Оценка: 7.08*12  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"