Зубец Владислав : другие произведения.

Бродяга в стране поэзии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Бродяга в стране поэзии
  
  Был когда-то на главной улице Курска старый родильный дом. Смутно мерещится, что еще в войну его отделял от тротуара дощатый забор. Здесь в 1934 году родился будущий автор этой книги, которого назвали Владиславом. Спустя год родители, недавние выпускники Воронежского государственного университета, увезли его в этот город, где он с серебряной медалью окончил школу, а потом и геологический факультет того же университета.
  Потом была Уфа. Холодные, жгучие ветры башкирских степей зимой и зной буровых установок летом. И Москва, где Владислав Николаевич, окончив аспирантуру, получил назначение на Дальний Восток - в Хабаровский политехнический институт.
  "Поезд идет на восток"... Этот милый незатейливый фильм о них, о таких, как он, романтиках, увез его однажды с московского вокзала. Это - девять тысяч километров пути по России, стране, потом немало исхоженной и изъезженной.
  И все-таки жизнь не раз возвращала его в Курск. То на вокзал с группой школьников во время поездки в Крым на каникулах, то в казармы у Херсонских ворот во время военных сборов студентов. И вот в 1971 году В. Н. Зубец проходит по конкурсу в недавно открывшийся Курский политехнический институт, где ведет курс строительных материалов.
  Пять художественных очерков, пять удивительных рассказов о вдруг открывшейся ему родине, предлагаемых читателю, это и есть итог пятилетнего пребывания здесь. Время нелегких отношений с городом, постижения поэзии старых улиц, диковинных амбаров, разрушенных временем монастырей, гигантских серебристых тополей, напоминающих баобабы, истории города и его души.
  В очерке о крестном пути в Курской губернии он с сожалением пишет: "Уходит поэзия старого города..." и надеется, надеется, что "описание монастырей через несколько десятков лет комунибудь поможет представить, что было на месте восемнадцатиэтажных домов образцового содержания". Об этом, об исчезающей прелести старого города, о людях, оставивших яркий след в его истории, о его душе и рассказывает эта книга.
  Сам автор говорит об этом так: "Мне захотелось познавать "душу" города и иногда казалось, что я ее понимаю. Мне кажется, что трудней и выше нет поэзии"... И книга, которую ты открыл, читатель, удивительно трогательный и искренний рассказ человека, как это было.
  В очерке об А. Г. Уфимцеве и его последователе Н. В. Гулия есть третий герой - старый город, на фоне которого происходит действие. Автор признается, глядя на долину исчезающего Кура: "Трудно поймать здесь лирический смысл, но он тут имеется несомненно..."
  Лирический смысл. Недаром автор называет себя "бродягой в стране поэзии". Страна поэзии для него - это не только усадьба А. Фета под Курском, где он прожил последние очень плодотворные для творчества годы, где в конце жизни им написаны трепетные строки:
  
  Не жизни жаль с томительным дыханьем,
  Что жизнь и смерть! А жаль того огня,
  Что просиял над целым мирозданьем,
  И в ночь идет, и плачет среди дня.
  
  Сохранились свидетельства современников, что Лев Николаевич Толстой плакал над этими стихами.
  Страна поэзии для автора книги - это и тихая старинная улица, названная по имени почетного гражданина Курска, изобретателясамоучки Семенова, на которой его внук Уфимцев поднял на 42 метра в небо свое удивительное изобретение - вышку ветродвигателя. "Поэтом техники" назвал его М. Горький, и автору кажется, что А. Г. Уфимцев был поэтом во всем: в стиле жизни, в мечтах поставить на службу людям ветер, в строительстве сфероплана, задавшись целью понять, почему разбился знаменитый летчик Лилиенталь, в тридцати с лишним сортах только одной сирени, высаженной в своем саду, и даже - в гибели.
  Это - Московские ворота, доживающие свой век домики с трогательными фиалками на окнах, старинные трамвайные опоры, тоннели тополей, уводящие вагоны к Кировскому мосту, романтическое видение старого губернского театра в рое кружащихся снежин, раздолье и запахи никогда не паханной Стрелецкой степи, курская деревня с развалами оврагов, где осенью созревали, покрываясь ранним инеем, и становились сладкими терпкие ягоды тёрна.
  Это - курский кремль со знаменитым Знаменским собором с выжженным огнем куполом и разрушенной колокольней, безбожной властью превращенный в кинотеатр и всетаки устоявший. И связанный крестным ходом с этим собором монастырь Коренной пустыни, куда В. Н. Зубец совершил своеобразное паломничество. Впечатления от него легли в основу очерка "Крестный путь".
  Все пять очерков, вошедших в книгу, написаны на Дальнем Востоке, куда В. Н. Зубец вернулся спустя пять курских лет. Во Владивостоке в институте химии Академии наук он проработал последние двадцать лет жизни. Осенью перед отъездом Владислав Николаевич совершил еще одно путешествие - обошел с фотоаппаратом все лирические места города. Фотографии печатались уже на Дальнем Востоке - их вышло более тысячи. Они раскладывались, рассматривались еще с одним дальневосточным курянином - художником Г. И. Пронским. Может, именно тогда пришло понимание важности рассказать об увиденном. В одном из очерков он написал: "Пусть будет свидетельство времени, может быть, через меня оно будет объективным, мне бы это льстило".
  Объективным! С собой Владислав Николаевич привез на Дальний Восток несколько путеводителей по городу и области, но увы! История тысячелетнего города там в основном начиналась с октябрьского переворота, словно не было здесь ни старинной крепости, защищавшей Русь от набегов кочевников, ни костбища, на котором теперь стоит Красная площадь. Ни сонма поколений, построивших этот удивительный, высоко взнесенный над долиной Тускари город.
  Владислав Николаевич понимал, что едва прикоснулся к душе города и его истории и, словно предчувствуя, что никогда сюда не вернется, поспешил запечатлеть мгновения. Вот он вспоминает, как стоял над обрывом в долину Тускари у Дома офицеров в первую курскую осень. Холодно, дождливо, слякотно и на душе неуютно както от необжитости нового места. Еще одно ощущение города при рядовой, кажется, поездке на трамвае по дамбе через Кур к Московской площади: "Полетишь высоко над дамбой трамваем, мелькнет мимолетность, а в ней обещанье, что если поймешь, будет счастье..."
  Счастье - почувствовать ауру старинного губернского города, ведь человеческий дух не умирает.
  Уже в первом очерке, о Фете, "Где кистью трепетной..." выявилась чудесная особенность его прозы - трепещущий стихотворный ритм. Прочтите вот это: "Я снова бродяга в стране поэзии... И я иду проверять впечатленья". В этом же очерке: "В моих бессистемных блужданиях встречались удивительные вещи, и я скоро понял, что нет ничего интереснее русской поэзии...
  Надо сказать, что учился я наукам, весьма далеким от литературы, и стихами мог заниматься только по ночам. Но это и помогало - тишина, мир настольной лампы... И мне иногда среди фетовских строк начинали светиться сосульки, развешенные вдоль крыш, или вдруг яркая бабочка появлялась, и шепот фетовских листьев сливался с шумом ветвей турецкого клена за окном на замершей ночью городской улице".
  Очерк "Где кистью трепетной...", давший название этой книге, был опубликован в литературном альманахе "На Севере дальнем" в Магадане.
  Последние годы В. Н. Зубец искал способ получения гидрофобных сорбентов и преуспел. Обработанный особым способом керамзит получил удивительные свойства - всасывать из воды нефтепродукты, что очень важно во Владивостоке, где в бухте Золотой рог и на других берегах Приморского края сосредоточен большой военный, торговый и рыбацкий флот. Сконструированная им установка для этих целей успешно действует. В эти же годы он вместе с коллегами по лаборатории опубликовал серию научных трудов и получил авторские свидетельства на ряд интересных научных разработок.
  Отношения поэта и ученого друг с другом у него были своеобразны и свободны. Успев помотаться по России в геологических экспедициях и попробовать вкус скитальческой полевой жизни, он самое удивительное путешествие совершил в конце семидесятых годов прошлого века по Нижнему Амуру. Вначале это была зимняя экспедиция по реке на аэросанях с целью выяснить содержание кислорода в воде и определить причины гибели от заморов редких дальневосточных рыб. Об этом написан очерк "Ледовый поход", опубликованный в журнале "Дальний Восток". Потом - своеобразное зимовье на студеной в заброшенном селении ульчей Кольчём, где располагалась биологическая станция института, о чем написана большая книга "Течение Нижнего Амура". Повествование "в стиле блюз", куда ледовый поход на аэросанях вошел как бы преддверием Кольчёма, как его пролог.
  Книга вышла в издательстве "Дальнаука". К сожалению, автор не увидел ее напечатанной - незадолго до выхода книги в свет он ушел из жизни, но его "Повествование" получило признание. Вот что написала, прочтя книгу одной из первых в газете "Дальневосточный ученый", доктор биологических наук Анна Беликович: "Больше всего, что поражает, - как такую книгу смогли издать сегодня. В эпоху торжества воинствующей серости, неудержимого забвенья романтизма, в эпоху, когда музы наук и искусств вышли на панель. Когда даже самая "элитная" литература - "с душком": соревнование средь талантливых, кто идеалы побольше испачкает. И среди всего этого декаданса - такой вот специфический, научноперсональноэклектический роман в стихах, озарение любовью к жизни.
  Можно только поздравить Президиум Дальневосточного отделения Российской академии наук, издательство - всерьез поблагодарить за смелость. За бескорыстие. За неожиданное открытие, которое они преподнесли миру. За то, что вот так откровенно нарушили законы "попсовой" эпохи. За то, что подарили "общение без возврата".
  Кольчём - обобщенный образ затерянных таежных поселков, шаманский дом, где жил ученый, тотемная листвянка в огороде, где еще недавно хоронили умерших младенцев, дымная печь, розовые горы, неясные тени стариков в национальных костюмах, проплывающих за окном лаборатории, колоритные фигуры рыбаков, поражающих автора своей неолитической красотой, и легенды, и волшебство, и мистика, и трагическая гибель друзей "зимовщика" - собак - это нелегкий быт полевика, предстающего автору книги в виде Дракона, таинственное озеро Удыль... И это все Кольчем.
  "И тутто мы сталкиваемся с самым огромным парадоксом книги, ее самым большим открытием и, не побоюсь сказать, самой великой сущностью новой литературы, которую нам предлагает Владислав Зубец. В томто все и дело, что, несмотря на всю видимую бедность быта, зубцовский Кольчём гипнотизирует. Весь текст о нем - сплошное наваждение. Жизнь в нем бедна, но не сера, не пуста, она полна волшебных открытий, общения с незримыми беззвучными силами, и даже усталость автора от кольчёмских "неясных продолжений" не ввергает его в отчаяние, а задает "программу": стать летописцем этой тайны," - написала Анна Беликович.
  "Книга В. Н. Зубца "Течение Нижнего Амура". Повествование "в стиле блюз" не укладывается в рамки ни одного из традиционных литературных жанров", - написал Главный ученый секретарь Дальневосточного отделения Российской академии наук, академик П. Г. Горовой.
  Человек и природа, временное и вечное - вот что завораживает в этом прикосновении к земле Нижнего Амура. Словом, "Повествование в "стиле блюз" продолжает - и своеобразно! - традиции русской научнодокументальной прозы, представленной на Дальнем Востоке именами Крашенинникова, Пржевальского, Венюкова, Арсеньева, Пришвина, Янковского, Куренцова".
  Предлагаемой книге о Курске на родине автора еще предстоит найти своего читателя. Видимо, это будет человек, неравнодушный к истории города, к неброской красоте старинных улиц и переулков, тайне прошлых веков, к тому, что называется душою города. Решившимся пройти вместе с автором по полонившим его местам откроется не только красота милых и тихих старинных уголков города, но и грация и красота стиля, хорошего русского языка, которым об этом рассказано.
  Конечно, сейчас многое не так, как было тридцать лет назад. Восстанавливается Знаменский собор, монастырь в Коренной пустыни и над святым источником, забитым когдато безбожной властью, выстроена часовня. Отдается дань памяти А. Фету.
  Многое меняется, но все ли к лучшему? Вряд ли обрадовали бы автора книги уродливые торговые ряды и безликие новострои жилых домов, потеснившие тихую уютность старых уголков, придающих городу неповторимость. В том и ценность свидетельства времени, что оно помогает осмыслить ход истории, понять масштаб приобретений и потерь. Вроде бы хорошо, что в Знаменском соборе восстанавливается разрушенная большевиками колокольня. Увы! Просто пугаешься при первом взгляде на этот новострой, закрывший чудную панораму храмовых колонн, навсегда уничтожив цельность старинного сооружения. Так сиюминутные утилитарные цели (храмуто звонница нужна!) бездумно разрушают гармонию красоты, которая сама по себе самоценна.
  Очерки о Курске Владислав Зубец написал далеко отсюда - во Владивостоке, где он жил последние двадцать лет и где пришло отчетливое и ясное осознание важности курского периода жизни в духовном становлении и обретении чувства Родины. Весь этот длинный путь на восток, станций и полустанков "от Москвы до самых до окраин" был его Родиной, его Россией, красоту которой он остро чувствовал и нашел слова о ней рассказать.
  Он строил свой Курск из отдельных картин, и каждая из них, будь то Боевка, долина Кура или купол Знаменского собора, была источником художественного наслаждения. Старое каждый миг оживает в его поэтических блужданиях по городу, усадьбе Афанасия Фета, среди разрухи старинного монастыря, дичающей советской деревни с ее живописными окрестностями, с этими оврагами и перелесками, краснеющими ягодами осеннего шиповника и терпким вкусом уже прихваченного первыми морозами терна. И, читая все это, хочется вместе с автором долго одиноко ходить здесь, слушая, как шумит ветер, шуршит дождь...
  Автор книги не претендует на научное изучение темы. У него другая задача - уловить ускользающие мимолетности бытия, остановить мгновение! И не случайно много раз обращается к виду гигантских серебристых тополей, которые кажутся ему баобабами, к вотвот готовому взлететь ветряку Уфимцева, дыму труб электростанции под обрывом Первомайского сада, кажущейся ему колесным пароходом...
  Это - образ Курска, запечатлевшийся в его памяти.
  Книга "Где кистью трепетной...", название которой восходит к поэзии А. Фета, со вкусом оформлена талантливым курским художником Владимиром Николаевичем Раздобариным, который не раз бывал спутником автора в его поэтических блужданиях. Тонко чувствующий неброскую красоту родного края, художник был близок по духу автору книги. Над письменным столом Владислава Николаевича много лет висел написанный художником зимний пейзаж долины Кура: темная, тяжелая, еще не замерзшая вода и жемчужные от инея деревья и кусты по берегам реки в розовом закате холодного солнца...
  Мечтал ли В. Н. Зубец вернуться в Курск? Да. Вспоминая, как стоял на краю обрыва над долиной Тускари у Дома офицеров, подавленный неуютностью первой слякотной осени, он пишет в очерке об Уфимцеве: "И как бы я хотел вернуть эти стояния..." В рассказе о Фете он мечтает: "Когданибудь сплавлюсь на лодке по Тускари"... А вот щемящие строки из "Крестного пути":
  "Что из того, что я не был на самой вершине купола? (Знаменского собора. - И. Ч.) Что я давно уже не был в Курске? Все равно - серебристые тополя и дома с полукруглыми окнами, меловые бугры и очерк взнесенного города для меня всегда рядом. Я надеюсь когданибудь еще раз прошагать крестный путь. И самый большой колокол позовет меня:
  - К наммм! К наммм!"
  И это "К наммм!" без написанных рассказов приобретает трагическое звучание. Но судьбой ему было суждено оставить нам это удивительное путешествие в лабиринтах истории и улицах города и вернуться к нам книгой.
   Ирина ЧУЧЕРОВА
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"