Зуев Ярослав Викторович : другие произведения.

Ночь в горах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта история случилась в далеком уже 93-м году...


   Письмо Галины Шевель
  
   Уважаемая Редакция.
   История, которую я сейчас отправляю в Ваш адрес, в действительности приключилась в Крыму около десяти лет назад с одним из моих самых старинных друзей. Его зовут Андреем Бандурой, и у меня нет оснований ему не доверять. Он исключительно честный и серьезный человек. Так что, хотите верьте, а хотите нет, но лежащие перед Вами строки, - самая что ни на есть чистая правда.
   Перед тем, как Вы познакомитесь с моей историей, хотелось бы сказать вот что. С Вашего, разумеется, позволения.
   В нашем мире, таком подавляюще рациональном и практичном, существуют (и сосуществуют) тысячи самых разнообразных явлений и вещей. Как правило, они привычны и обыденны, соседствуя с нами с самого детства. Будь то кафельная плитка в санузле, Или вечные проблемы с получкой (которой хронически не хватает до следующего месяца), будь то завывание проносящихся ранним утром первых троллейбусов (скоро наступит день, и этот звук растворится в тысяче других), будь то лифт, который частенько не работает, время от времени заточая особенно невезучих постояльцев, или старый диван, по которому давно мусорка плачет, или даже журчащая в компакте вода - все это повседневные явления и процессы из нашей жизни. Каждому из нас знакомые и привычные. Никого ими не удивишь.
   В общем, подобных примеров всех запросто и не перечесть, их не тысяча, и пожалуй, не две. Они давно "замылили" наши глаза. И ничего удивительного в том нет. Именно они и составляют окружающую нас реальность.
   А многие ли из нас задумывались: есть ли что-то за ее гранью? А если и задумывались, то переступали ли? Или хотя бы полог сумели приподнять? И существует ли она вообще, эта грань? А если да, то где ее искать? На краю вселенной, за которым абсолютная пустота? Или много ближе, на опушке дремучего леса, где-нибудь в зоне отчуждения ЧАЭС? Или она по кромке нашего детского одеяла проходит, из-под которого лично я, ночью, и носа высунуть не смела? Нам это совершенно неизвестно.
   Но, с некоторых пор, мой старинный приятель Андрей Бандура убежден, что нечто непознанное и совершенно необъяснимое бесспорно существует, и совсем не далеко, как некоторым из нас, быть может, кажется. У Андрея на то - свои веские причины. Я же судить не берусь. Но, смею предположить, что человеческая цивилизация находится далеко не в десяти шагах от познания тайн всего мироздания. Думаю, что на какой-то образной черте, на границе реального (то есть изученного, как я полагаю) и неведомого, встречаются и такие "темные" углы, в которые благоразумнее не заглядывать. И уж тем более не заходить.
   Потому как воротиться счастливится не всем.
   Но, вернемся к истории моего старинного друга Андрея. Она того заслуживает, чтобы ее выслушать. Я ее привожу в виде диалога. Как мы беседовали, так я и записала.
  
   Ночь в горах
   Галина. Андрей. Расскажи, как ты вообще в тех местах очутился?
   Андрей. Ну, история нехитрая. Видишь ли, то, о чем я сейчас расскажу, случилось летом 93-го года. В середине мая, если мне память не изменяет. Вообще говоря, прежде чем приступать к истории, надобно предыстории хоть пару слов уделить.
   Галина. Какой предыстории?
   Андрей. Ну, хотя бы самому тому году. Сейчас-то многие и не вспомнят. Кое-кто в школу бегал, как ты, например (улыбается). Так вот. Из нынешнего, относительно спокойного 2003-го тот далекий год мне лично вспоминается причудливым таким калейдоскопом...
   Галина. У меня в детстве был калейдоскоп. На Новый год подарили. Где-то в середине восьмидесятых...
   Андрей. Не перебивай. Тот год вспоминается причудливым таким калейдоскопом, в котором сплелись гиперинфляция в экономике, хаос в обществе и бандитский беспредел на улицах. Помню, цены скакали так, что за сумму, вырученную от выгодной продажи "жигулей" на следующее утро вполне реально было и пары туфель приличных не купить. Сбережения на счетах в Сбербанке у большинства населения сгорели, как мотыльки в пламени паяльной лампы. До всевозможных трастов дело еще не дошло...
   Галина. Типа МММ-а?
   Андрей. Ну да. Заводы и фабрики практически остановились. Работать сделалось негде. Государство бросило людей на произвол судьбы: как хотите, так и выживайте. Народ хлынул в малый бизнес, и поверь, основательно поднакопив слюней и плюнув в курилке какого-нибудь проектного института, промахнуться мимо одного двух директоров малых предприятий было практически невозможно.
   Галина. (смеется)
   Андрей. Я правду говорю.
   Галина. А чем столько предприятий занималось?
   Андрей. Перепродажей, чем же еще? Того, что за семьдесят лет накопилось. И поверь, было что продавать. Противогазы десятками тысяч, дизель-генераторы, комбайны. Да все, что угодно. Бандиты, понятное дело, тоже без работы не сидели. Группировок развелось, как червей после дождя. Милиция, в ту пору, не особенно им досаждала.
   Галина. А чем ты занимался?
   Андрей. Я в ту пору трудился в нехилой должности директора оптово-торговой фирмы. С энергетикой я к тому времени уж года три, как завязал. И правильно сделал, между прочим, потому как проектный институт, в каком я некогда молодым специалистом начинал, окончательно захирел за ненадобностью. Мы тепловые станции по всему Союзу проектировали, так что, когда Союза не стало...
   Галина. Можешь не продолжать.
   Андрей. Распрощавшись с энергетикой, я одно время в кооперативе вкалывал. Лил из эпоксидки брелоки для ключей. Пока кооператив не лопнул. Потом еще кое-чем занимался...
   Галина. Чем?
   Андрей. На тутовый шелкопряд ездил, например...
   Галина. Это еще что такое?
   Андрей. Да фигня полная. Не о чем рассказывать.
   Галина. А на фирму ты как попал? Да еще коммерческим директором?
   Андрей. Да запросто. Тоже, фирма... Одну комнату занимала...
   Галина. Такая маленькая?
   Андрей. Маленькая, да удаленькая. Через ее счета в начале 90-х такие суммы проходили... Приличные... Все дело в том, что Фирму открыл мой одноклассник. Ленька Максипихин. К слову сказать, в то время основать фирму было много легче, чем сейчас. Столько инстанций, как ныне, проходить совсем не требовалось. Да и деньги были нужны копеечные. Печать заказал, и директорствуй. Смысл был не в том, чтобы директором назваться. Главное было представлять, куда бить. Понимаешь? Чем, то есть, заняться. Вот что играло роль.
   Галина. А ты знал?
   Андрей. Максипихин знал. Мой одноклассник, то есть. (Смеется). Его отец при Союзе был крупной шишкой в Госплане. Так что...
   Галина. И чем же вы промышляли?
   Андрей. Торговали...
   Галина. Чем?
   Андрей. А чем ни попадя. Не в том суть, чем. Важно было знать, где взять товар по старым ценам, и куда впихнуть по новым. Вот, собственно, и вся арифметика. Папа Максипихина здорово помогал советами. Связи у него были, - мама не горюй. А по мере работы мы и сами начали обрастать нужными знакомствами, как снеговик, - очередными слоями снега. Люди добровольно шли с нами на контакт. Потому что мы предлагали им то, чего они и сами хотели...
   Галина. Что?
   Андрей. Деньги... Что же еще... Ну так вот. Мы с тобой, наконец-то, подошли к той истории, что я собрался тебе рассказать. С начала 93-го года мы завязали тесные деловые отношения с торговым домом братьев Бонифацких, действовавшим на территории Крыма...
   Галина. Название какое-то несерьезное...
   Андрей. Плевать на название, Галюша. У братьев кто-то там имелся, в военной верхушке, и они, главным образом, сидели на распродаже бесхозного армейского имущества...
   Галина. Как это, бесхозного?
   Андрей. Ну, Бонифацкие его бесхозным считали. А я, знаешь ли, не перечил. Потому как всем нам было выгодно. Советские стратеги души в полуострове не чаяли, и накопили целые горы самого разнообразного барахла. Ты вот знаешь, что весь северный Крым при коммунистах был закрытой зоной?
   Галина. Впервые об этом слышу.
   Андрей. То-то. Не говоря уж о том, что в ту пору трухануть по-взрослому то или иное предприятие на полуострове столичная налоговая и мечтать не смела. Руки у нее были коротки на встречные проверки такого рода. Представляешь перспективы.
   Галина. С трудом...
   Андрей. Тогда верь мне на слово. Так вот. Ты случайно не помнишь такую рубрику: "В мире чистогана"?
   Галина. Нет. А что это за "мир чистогана"?
   Андрей. Так при советской власти капиталистические страны частенько называли. Миром чистогана. Ну, то есть, миром, где всем заправляют деньги. Где нет ценностей выше салатовых купюр с портретом Бенджамина Франклина. Тебе это сейчас никакую страну не напоминает?
   Галина. Еще как.
   Андрей. Про мир чистогана я вот к чему сказал. В 93-м году расчеты между нашей фирмой и торговым домом Бонифацких производились, как правило, наличными. В накладных указывались смехотворные цифры, они же проводились по счетам, и фигурировали в налоговых декларациях. А настоящие суммы переходили из рук в руки, без единого документа. Наличкой, то есть, или кэшем, как любят выражаться американцы.
   В июне 93-го года возникла срочная необходимость рассчитаться за очередную партию товара. Бонифацкие просили не затягивать с платежом, а сумма исчислялась цифрой с довольно длинным хвостом из нулей. Поскольку сделка сулила немалые барыши, мы согласились на их условия. Ехать в Крым выпало мне. Надо было расплатиться с Бонифацкими и получить у них расписку. Я упаковал полученные от Максипихина деньги в старый потрепанный дипломат и уложил его под сиденье моего новенького 190-го "мерседеса". Можешь мне поверить, дипломат оказался набит так туго, что от меня потребовались немалые усилия, чтобы защелкнуть замки.
   Галина. А не страшно было вот так вот ехать? С кучей денег и без охраны?
   Андрей. Ну... Во-первых, я привык. Подобные поездки мне доводилось совершать не раз, и Али Бабой я себя уже не чувствовал. И потом, ты можешь перевозить любые суммы. Хоть в полиэтиленовом пакете. Главное, чтобы об этом никто не знал. Ну, едет себе иномарка. Не из самых крутых. Ну, сидит в ней какой-то дядя. Что из того? Вот если бы информация просочилась на сторону... Тогда другое дело. Тогда жди беды.
   Галина. И она просочилась?
   Андрей. Что-то в этом роде.
   Галина. Как?
   Андрей. Подставили... (вздыхает). В этом мире бывает и не такое.
   Галина. А кто тебя подставил?
   Андрей. Какая разница? Все это уже в прошлом. И, кстати, к той истории, какую я собираюсь тебе рассказать, не имеет никакого отношения. Конечно, сейчас я уже знаю, что мой директор меня и подставил...
   Галина. Максипихин?
   Андрей. (Молча кивает)
   Галина. Зачем?
   Андрей. Как это, зачем? Из-за денег. Много позднее я узнал, что у него накопились изрядные долги. На стороне. Вот он и решился их погасить. За мой счет. Если бы меня угрохали в Крыму, подозрения бы легли на Бонифацких. На кого же еще? Я и сам по первому времени на них грешил. О моем дипломате в Крыму знали... (Андрей пожимает плечами). Ну и ждали меня с нетерпением.
   Галина. Ужас...
   Андрей. Ты ошибаешься, Галюша. Просто экстремальная ситуация. Понимаешь, из-за такой суммы у кого хочешь "крыша" поехала бы. (Андрей вздыхает невесело, и тянется за сигаретами). Искушение - испытание то еще.
   Галина. Может еще кофейку?
   Андрей. Было бы здорово.
   Пока Галина колдует над кофеваркой, Андрей приступает к рассказу
   Андрей. (Окутавшись клубами табачного дыма). В общем, я выехал из Киева вечером, планируя провести в дороге всю ночь, чтобы под утро быть в Крыму. Захватил с собой только деньги да двухлитровый китайский термос. С таким крепким и сладким кофе, что ложка в нем чуть ли не стояла.
   Вышло так, как я и рассчитывал. С рассветом я был на Перекопе.
   Под утро заморосил мелкий и холодный дождь. Из тех, что частенько бывают в ноябре, но каким в июне ну явно не место. Небо укрыли тучи, идущие так низко, что мне порою казалось: они вот-вот оседлают дорогу.
   Вскоре справа по курсу движения я разглядел свинцовую поверхность Перекопского залива. Сначала она как бы то проблескивала, то исчезала, на горизонте, а потом целиком заполнила панораму правых боковых окон. В то утро Черное море было явно не в духе. Его поверхность издали казалась нарисованной грифелем. Злые волны сердито шипели, раз за разом ухая о берег. Ветер срывал с их гребешков белую пену и мелкой взвесью нес в сторону дороги. Картина, если и не была апокалиптической, то неприветливой -- это уж точно. По крайней мере, желания купаться у меня не возникло.
   Раскинувшаяся впереди равнина сделалась ровной, как стол.
   "Еще минут пятнадцать ходу, и Перекоп останется позади", - решил я, и закурил, чувствуя, что большая часть пути преодолена. Знать бы мне, насколько я ошибался...
   Без помех проскочив КП, разделяющее Херсонскую область и Крым, я вьехал на Полуостров. Вскоре я был уже в Армянске.
   Часы показывали около половины седьмого утра. Рабочий люд потихоньку наполнял улицы городка. На автобусных остановках скапливались небольшие группки людей. Автобус, естественно, запаздывал.
   Распрощавшись с Армянском, я вывел "мерседес" на шоссе, ведущее к Красноперекопску.
   Как случается зачастую, когда позади бессонная ночь, голова моя слегка гудела. Спать не хотелось совершенно, хотя я и знал: cтоит только прилечь, и я немедленно провалюсь в объятия Морфея.
   Соблюдая величайшую осторожность, я свернул на край дороги. Обочина представляла из себя глиняное месиво, а с таким дорожным покрытием - шутки плохи. Глазом моргнуть не успеешь, как машина полетит в кювет колесами кверху.
   Решив, что заслуживаю пятиминутную передышку, я заглушил двигатель. Дождь временно перестал накрапывать. Ненадолго, принимая во внимание грозовой фронт, напирающий с Северо-Востока. Кругом поблескивали внушительных размеров лужи. В воздухе пахло дождем. И еще тянуло запахом лимана. Не берусь судить, какого. То ли Сиваша, то ли Каркинита. Да и какая разница? И еще пахло мокрой травой. И поверьте, аромат был бесподобным, и пьянил мой городской нос, приученный к обыкновенному для всех мегаполисов многоликому техногенному смраду. Тут ничего удивительного нет. Стоит той или иной жертве урбанизации угодить в объятия природы, как она начинает восторженно охать и ахать, приводя в замешательство провинциалов. Так уж мы устроены.
   Отвинтив колпачек термоса, я выплеснул остатки кофе в чашку и прикончил их мелкими глотками. (Андрей зажмуривается, а на его лице появляется блаженная улыбка). То был самый вкусный кофе, какой мне только доводилось пить. Высосав все до последней капли, я закурил "честерфилдку". "Честерфилд" любимые мои сигареты. Как пристрастился к ним в начале девяностых, так до сих пор и курю.
   Докурив сигарету до фильтра (мой отец называл это "курением по солдатски", я воткнул окурок в пепельницу, выбрался наружу и немного размял косточки. Мышцы за ночь затекли, и казались мне деревянными.
   Но, долго прохлаждаться я не имел права. Так что я снова взгромоздился за руль и аккуратно вырулил на дорогу. Какое-то время держал около шестидесяти километров в час, прислушиваясь к гулу глины в колесных арках "мерседеса" и дожидаясь, чтобы шины хорошенько очистились от грязи. И только потом поднажал. Глянув на циферблат вмонтированных в "торпеду" часов, я покачал головой. Было около восьми утра, а я еще торчал в самой северной части Крыма.
   - Хорош прохолаживаться, - сказал я себе. - Давай, поторапливайся. Время не ждет.
   Местность вокруг оставалась ровной, и здорово походила на низменность. Ею, очевидно, и была. Так, по крайней мере, утверждала карта, которую я не забыл прихватить с собой.
   С неба снова принялся накрапывать дождик, обещающий перерости в самый настоящий тропический ливень.
   Галина снимает кофейные чашки с подноса и устанавливает одну перед Андреем: Не обожгись. Кипяток.
   Андрей благодарно кивает: Спасибо.
   Делает осторожный глоток, и возвращается к рассказу.
   Андрей. Дорога стала совсем узкой. Справа виднелась насыпь следующего параллельно автостраде железно-дорожного полотна, справа шоссе подпирал широкий оросительный канал.
   Вскоре машина въехала в Воинку. Есть такой городишко в Северном Крыму. С обеих сторон потянулись частные одноэтажные домики, перемежаемые серыми заборами каких-то промышленных баз.
   "Мерседес" преодолел несколько сотен метров вдрызг разбитой мостовой и стал перед шлагбаумом железно-дорожного переезда.
   Тот как раз опустился. Можно сказать, прямо у меня перед носом. Я поглядел по сторонам, но поездом пока и не пахло. Оставалось запастись терпением. Что я и сделал, выключив двигатель, и откинувшись в удобном сидении.
   Через приоткрытое окно в салон залетал свежий сельский воздух, с примесью смолистого аромата шпал, характерного для железной дороги. С прилегающего к дороге сельского двора неслось дружное кудахтанье кур. Потом где-то неподалеку замычала корова. Пахло молоком и навозом.
   Двух минут не прошло, как в зад моему "мерседесу" пристроился тяжело груженый "Камаз". А вскоре к грузовику подтянулся трактор, волочивший прицеп с высоченной копной прелого сена.
   Дождь зарядил почаще, заставив меня приподнять боковое стекло. Откуда-то справа донесся далекий свисток тепловоза.
   "Значит, скоро уже..."
   Дорога по ту сторону переезда какое-то время оставалась свободной. Но не слишком долго. Вскоре, подпрыгивая на ухабах, туда подкатил армейский "УАЗ", выкрашенный в защитный цвет. Водитель армейского внедорожника - щупленький, тщедушный солдатик (на вид - лет пятнадцати от силы) беспокойно поглядывал по сторонам, в то время как расположившийся рядом смахивающий на бегемота прапорщик сохранял олимпийское спокойствие.
   Когда почти что на горизонте, в той точке, где стальные рельсы сходились с небом, объявился маленький, похожий издали на связку спичечных коробков поезд, к шлагбауму на противоположной стороне переезда подкатила очередная машина. Ею оказалось темно-зеленое, низкое и длинное "БМВ". Иномарка затормозила так резко, что едва не уперлась носом в массивный кормовой буфер "Уазика". Затем водитель "БМВ" немного сдал назад, вывернул широченные низкопрофильные колеса и рванул с места так, что камешки в разные стороны полетели. Нагло объехал армейский вездеход и остановился под самым шлагбаумом. Чуть носом под него не залез. Теперь "БМВ" и мой "мерседес" разделяли только три пары рельсов да два выкрашеных бело-красными полосами деревянных бруса. Стекла "бимера" были затонированы похлеще солнцезащитных очков, тусклые блики переливались на никелированной окантовке дверей.
   "Нахальство, - второе счастье". -- Решил я, и принялся от нечего делать рассматривать иномарку. Говоря откровенно, я к "БМВ" неравнодушен. Хорошие машины. Надежные. Мощные. Скоростные. И дизайн у них таков, что ни с какими другими не спутаешь. Не то, что у безликих "японцев" с "корейцами".
   Одно, на мой взгляд, плохо. Машина, которой бы толковым людям служить, врачам, адвокатам, предпринимателям средней руки, у нас пришлась по вкусу бандитам, получив в народе заслуженное прозвище "боевой машины вымагателей". Впрочем, само-то "БМВ" в чем виновато?
   Я взялся опускать было стекло, потому что дождь почти прекратился. Дождь вообще сделался слепым - то моросил, а то солнцу давал проглядывать. Воздух оставался насквозь пронизанным влагой. Сильно пахло шпалами и углем. К чисто промышленным запахам примешивались ароматы полей и деревенских дворов.
   Пока поезд неторопливо приближался, то и дело посвистывая на ходу, передние двери "БМВ" отворились, и двое здоровенных парней выбрались на свет Божий. Оба одетые по-спортивному. С глазами, упрятанными за черные капли очков. Чуть погодя из задней двери вылез третий. Под стать первым двум. Не человек - боров. Вытянул сотовый телефон и принялся кому-то бодро названивать. Или по рации связываться. Издали было не разобрать, да и сути никак не меняло.
   -- Ну и гоблины, -- я не удержался от комментариев. - Всю жизнь таким страшным мечтал заделаться. Чтобы на улице никто не приставал. Ходи где хочешь, и когда хочешь.
   Пока один из крымчан говорил, двое других мрачно поглядывали в мою сторону.
   И чем больше они пялились, тем меньше мне это нравилось. И это еще слабо сказано. Во мне потихоньку принялась подыматься волна безотчетной пока тревоги. Пришла абсолютная уверенность, что "БМВ" с крымскими ноиерами прибыло именно по мою душу. Просто они еще не сообразили, что я именно тот, кто им нужен. Мозги частенько не уживаются с мышцами, говорю это Вам из опыта.
   Один из крепышей шагнул вперед и ткнул пальцем в мои номера. Киевские, понятное дело. А потом повернулся к своим и что-то там прокричал. Что точно - стало не слыхать. Локомотив уже был совсем рядом.
   Поезд, наконец, загрохотал по переезду, разделив нас краткосрочной, но неодолимой стеной. Сначала прошел тепловоз. Он низко урчал могучим дизелем, раз за разом оглашая окрестности короткими резкими свистками. В нос жарко пахнуло соляркой и машинным маслом. За тепловозом бесконечной чередой потянулись товарные вагоны.
   Ду-дух, ду-дух, ду-дух... Товарняки, цистерны, с десяток угольщиков.
   Столпившиеся на переезде люди невольно провожали взглядами проносящиеся мимо вагоны.
   Но, только не я. И не бандиты из "БМВ" на той стороне переезда. В разрывах между вагонами я видел их, мечущимися у машины. Чем-то они напоминали персонажей из немых фильмов Чарли Чаплина. И звук отсутствовал, и движения, по понятным причинам, казались дерганными. Только было мне совершенно не смешно.
   Ты, Галюша, должно быть, посчитаешь меня излишне мнительным. Но, не забывай. В Крым я ехал отнюдь не в отпуск, и о кейсе с деньгами ни на минуту не забывал.
   Я провернул ключ в зажигании, поймав себя на том, что рука тихонечко так дрожит. Зато двигатель завелся с полуоборота. Я окаменел за рулем, стараясь совладать с нервами. Без особого, впрочем, успеха.
   А состав казался бесконечным. Я сидел, теребил пальцами баранку руля, и глаз не мог отвести от бандитов. К моему ужасу, они указывали руками в мою сторону.
   Как только последний вагон прогрохотал мимо, затрещал предупредительный звонок, вслед за чем шлагбаум, подрагивая, пополз вверх. Светофор еще горел запрещающим красным огнем. Бандиты стояли у своей машины. Даже водитель выбрался из-за руля.
   Этого момента я только и ждал. Я бросил педаль сцепления, одновременно утопив акселератор в пол. По самую, что называется, лягушку. Тахометр зашкалило в верхней точке. Задние колеса "мерседеса" пошли юзом, взвыла, как от боли, резина, и машина буквально выпрыгнула на переезд, едва не зацепив правой передней стойкой нижнюю кромку шлагбаума. Перелетела через рельсы, в мгновение очутившись на одной стороне с крымским "БМВ". Только носами -- в разных направлениях. Никто и ртов открыть не успел, как "мерседес" уже удалялся от переезда, с каждой секундой набирая скорость.
   Галина. Тебе удалось улизнуть?
   Андрей. Если бы! Глянув в зеркало заднего вида, я обнаружил, что "БМВ" разворачивается. Худшие мои подозрения подтвердились. Незнакомцы пустились в погоню. Я рванул наутек, все внимание сосредоточив на дороге. Наши дороги, сама понимаешь, просто так, за здорово живешь, не возьмешь. Я и испугаться не успел, как "мерседес" влетел во внушительных размеров лужу, больше напоминающую небольшое озеро. Лужа занимала большую часть проезжей части, так что деваться было некуда. Скорость уже перескочила за сотню, и машина пару секунд глиссировала по поверхности воды, как самый настоящий экраноплан. Колесные арки взорвались грохотом Ниагарского водопада. Совсем рядом мелькали стволы придорожных деревьев, на которые с невероятной скоростью несло практически утративший управление "мерседес". Я покрепче ухватился за руль, сжавшись в ожидании неизбежного...
   Но, каким-то чудом меня пронесло мимо.
   Лужа осталась позади.
   Промелькнули последние домики Воинки. По обеим сторонам дороги аж до самого горизонта распростерлись бескрайние кукурузные поля, то там, то тут перемежаемые тонкими нитками лесополос.
   Стрелка спидометра застыла на отметке 195 километров в час. По видимому, это был предел. Моя правая нога непроизвольно подрагивала, вдавливая педаль подачи топлива в днище. Инстинкт самосохранения горячо призывал меня сбросить скорость хотя бы немного. Казалось, колеса вот-вот утратят контакт с асфальтом и "мерседес" пулей полетит в кювет.
   Только сбросить я не мог. В зеркалах маячило чертово крымское "БМВ", стремительно сокращавшее дистанцию. Разрыв между машинами исчислялся какой-нибудь сотней шагов.
   Скорость была такова, что большинство выбоин в асфальте "мерседес" просто перелетал. Подвеска страдала безбожно, но сам салон лишь раскачивался из стороны в сторону.
   Еще пару минут совершенно смертоубийственной гонки, и преследователи пошли на обгон. Я повел рулем влево, перекрывая "БМВ" дорогу. В какой-то миг я был совершенно убежден, что машины неминуемо столкнутся, но в последний момент водитель "БМВ" заблокировал колеса. Из-под колесных арок повалил дым, но ни вправо, ни влево иномарку не отбросило, к огромному моему огорчению.
   Разрыв между охотниками и дичью сразу вызрос до сотни метров, но, к сожалению, ненадолго. "Бимер" ринулся в погоню и поразительно быстро сократил отрыв.
   "Хоть бы милиция какая попалась!.. - думал я в отчаянии. - Когда они даром не нужны, то всегда пожалуйста. А как понадобятся, так днем с огнем..."
   И тут первая пуля щелкнула по крыше "мерседеса", срикошетила об один из сварочных швов и с омерзительным вжиком ушла вправо.
   Честно скажу, моя спина сразу покрылась холодным потом.
   "Ничего себе!" -- выкрикнул я, сообразив, что намерения у преследователей - более чем серьезные.
   Вторая пуля прошила заднее стекло "мерседеса", прошила переднее и улетела куда-то вперед. По лобовому стеклу поползли кривые трещины, что придало ему определенное сходство с географической картой какого нибудь мегаполиса.
   А потом пули преследователей посыпались градом, словно из рога изобилия, куроча стойки, кроша задние фонари и багажник. Одна из пуль угодила в зеркало заднего вида. Зеркало лопнуло. Осколки брызнули в разные стороны. Лобовое стекло посыпалось в салон. Я что-то закричал. Не помню, что. Ситуация казалась мне безысходной.
   "Хоть бы до города какого дотянуть!.." - думал я, максимально низко пригнувшись к рулю.
   Но, вместо города, вскоре впереди показался ремонтируемый участок трассы. Дорога была перегорожена турникетом. Вдоль обочин неподвижно застыли грейдеры, бульдозеры, экскаваторы и прочая тяжелая техника. Асфальт напрочь отсутствовал. То тут, то там высились кучи щебня и песка. Невдалеке от превращенной в стройплощадку дороги размещалась пара зеленых строительных вагончиков, - штаб строительства, прорабская или что-то еще в этом же духе. Людей нигде видно не было. Это и понятно. Стояло утро субботы. "Мерседес" проскочил мимо большого предупредительного щита, сообщавшего о производстве дорожных работ: "Внимание! Участок перекрыт..." Большего мне разглядеть не удалось. Сразу за щитом показался указатель, отправлявший транспорт в объезд, но я и не подумал подчиниться.
   И скорости тоже не сбавил. "Мерседес" сшиб несколько красных заградительных турникетов и выскочил на участок свежеуложенного асфальта.
   В салон ворвался концентрированный запах новенького битума. Я каким-то чудом разминулся с мощным катком и едва не залетел под тяжелый грейдер.
   Машину понесло по щебенке, как санки по льду. С грохотом динамитной шашки лопнула двухсотлитровая бочка дизельного топлива, которую мой "мерседес" сшиб по пути, будто кеглю.
   Я едва успел зажмурится, как был с ног до головы в солярке.
   "Мерседес" снес последний турникет, и тот полетел вверх с изяществом воздушного змея, подхваченного порывом ветра. Дорога впереди была свободна.
   Едва ремонтируемый участок остался позади, я исхитрился, и глянул назад. После убийственного расстрела с зеркалами заднего вида у меня случился дефицит, но не в том была моя главная забота. "БМВ" вслед за мной прскочило стройку и снова висело на хвосте. Теперь мне следовало опять готовиться к обстрелу. Как человек, побывавший под огнем, хочу тебе сказать: подготовиться к нему невозможно.
   На большой скорости мы миновали крошечное село Лобаново, оседлавшее левую сторону дороги. Десяток одноэтажных домиков беззаботно купался в зелени садов.
   И думать было нечего искать в деревне защиту. Меня бы мигом пристрелили. Сразу за селом параллельно трассе вновь потянулась бесконечная линия железной дороги.
   За селом слева и справа, насколько хватало глаз, зеленели обширные посадки кукурузы. Крутанув рулем, я свернул на проселок, и поднажал, выдавив из мотора все, на что тот был только способен. Да что там говорить. Я гнал вперед, почти не разбирая дороги. Несколько раз, совсем рядом с грунтовкой, проглядывало русло какого-то оросительного канала.
   "БМВ" и не думало отставать. Зато пальба из него прекратилась. То ли у преследователей вышел боезапас, то ли они берегли патроны на будущее, а может полагали, что при совершенно невероятной тряске только переведут заряды вхолостую. Как бы там ни было, а стрельба стихла, и это меня несколько порадовало. Но не так, чтобы очень.
   Качество дороги оставалось отвратным. "Мерседес" скакал по ухабам, буд-то мустанг на родео. Одна из задних пружин не выдержала, лопнув напополам. Я искренне пожелал бандитам наскочить колесом на осколок, но удача от меня отвернулась.
   На очередной колдобине замок багажника слетел с креплений, после чего крышка принялась раскрываться и закрываться с таким хлопком, что дала бы фору плещущему на ветру парусу какой нибудь бригантины.
   Вскоре мы миновали поле, на котором женщины занимались какими-то сельскохозяйственными работами. Что-то там пропалывали. Колхозницы проводили машины тревожными взглядами. Никто и звука не проронил.
   Тормозить мне и в голову не пришло. Чем могли женщины мне помочь?
   Почти что сразу за полем раздолбанный проселок уперся в узкую дорогу с относительно сносным асфальтовым покрытием. Я свернул направо. Совершенно инстинктивно. Я давно потерял ориентацию и толком не представлял, куда несусь.
   Едва мы очутились на более или менее ровном дорожном полотне, скоростные качества "БМВ" вновь проявились в полной мере. Я кажется, позабыл сказать хоть пару слов о машине преследователей. Поверь, она заслуживала того. 730-е или 740-е "БМВ" - машина исключительно мощная. Так что мои шансы оторваться были удручающе малы. Я это осознавал, и мне было не весело. Оставалось рассчитывать на счастливую случайность, и та не замедлила подвернуться.
   За вторым или третьим поворотом, в какой-нибудь сотне метров перед собой, я разглядел большущий зерноуборочный комбайн. Комбайн неторопливо волочился по дороге, раскачиваясь на ходу, как шхуна при килевой качке. Тяжелая сельскохозяйственная машина перегораживала всю свою полосу движения, а жернова молотилки болтались перед носом комбайна, оставляя свободными метра два встречной полосы. Назад комбайнер не поглядывал. Я надавил клаксон. Расстояние до комбайна сокращалось с невероятной быстротой. "БМВ" шло в каких-нибудь десяти метрах позади меня. Из обоих окон правого борта снова загремели выстрелы. Принимая во внимание скорость и качество дорожного покрытия, ни о какой прицельной стрельбе и речи быть не могло. Впрочем, дистанция стала минимальной, так что снайперская точность стрелкам и не требовалась. Львиная доля выпускаемых пуль все равно доставалась "мерседесу", на глазах превращая машину в решето.
   Яростно клаксоня, я устремился на обгон. "Мерседес" сильно подбросило в воздух -- оба левых колеса выскочили на обочину встречной полосы. Справа мелькнул тяжеленный барабан зернокосилки. Едва он остался позади, как я, повинуясь совершенно безотчетному импульсу, одновременно утопил в пол педали сцепления и тормоза. Шины пронзительно завизжали, "мерседес" развернулся градусов на сорок относительно осевой. Водитель "БМВ" тоже ударил по тормозам. Последствия такого решения оказались прямо таки ужасными. Машина с душераздирающим хрустом налетела на массивные жернова комбайна. Даже не налетела, а скорее наделась на них. Кинетическая энергия иномарки оказалась столь велика, что какое-то время "БМВ" по инерции продолжало нестись вперед. Правая передняя дверца буквально исчезла, вслед за ней жернова подмяли под себя стойку крыши и вспороли борт автомобиля до самого заднего бампера. Правые шины "БМВ" взорвались. Стрельба из машины прекратилась. Над дорогой повисла тишина. Я воткнул передачу, собираясь убираться восвояси.
   Как ты понимаешь, оказывать преследователям медицинскую помощь мне и в ум не пришло...
   Какое-то время дорога вела четко на запад. Проехав без остановок около часу, я завидел впереди несмелый блеск водной поверхности. В разрезе между двумя морями кукурузы. Поколебавшись, я свернул к каналу. "Мерседес" пошел крошить сочные зеленые стебли, обломки протестующе скреблись по днищу. Заехав подальше в поле, Я заглушил мотор, вылез из кабины, и, не чувствуя под собою ног, спустился на берег. Стал на четвереньки и окунул голову в заросшую ряской воду.
   "Уфф, Господи, уфф..."
   Возмущенные неожиданным вторжением, негодующе заквакали местные лягушки.
   Кое-как приведя себя в порядок, я уселся неподалеку на пригорке. Следовало продумать план компании, что ли. Было совершенно очевидным, что кто-то меня подставил. И я только чудом избежал смерти. Чьих это рук дело, оставалось разве что догадываться, но я, откровенно говоря, грешил на братьев Бонифацких. Мне и в ум не могло прийти, что меня подставил Ленька Максипихин. Мы же были друзьями. Мы же за одной партой в детстве сидели...
   Я закурил, глядя на мутную гладь канала. По поверхности воды беззаботно скользили водомерки. Я поймал себя на том, что немного завидую этой их беззаботности.
  -- Ох, и не нравится мне это... -- мрачно признался я сам себе.
   Но, сколько не вздыхай, слезами делу не поможешь. Следовало как-то выбираться из создавшегося нелегкого положения. Ехать, как ни в чем не бывало в Севастополь, и думать было нечего. Поворачивать назад - тоже опасно. Вдруг, выезды из Крыма перекрыты. Кто его знает, какие связи у Бонифацкого? Повторюсь: Максипихина я тогда не подозревал. Разумно было бы загнать машину в кукурузу, да и продолжать путь пешком. Но, кому случалось бывать в степном Крыму, пускай не даст мне соврать. Крым - не город. Концы изрядные, людей мало. Транспорта никакого. Одинокий путник с дипломатом, все равно, что белая ворона.
   "М-да... Положеньице..."
   Кучка окурков под рукою росла, а толковое решение в голову не приходило. Пока я не вспомнил о Сашке Новикове, своем закадычном приятеле. С Сашкой мы с института не виделись, но пару раз я получал от него открытки. Сашка жил в Алуште. Там район есть. Рабочим уголком называется. Свой диплом инженера-энергетика Новикову, как и мне, пришлось отложить, до лучших времен. Зато он относительно неплохо устроился. Проживал с женою Асей и дочкой Олей в частном доме, летом неплохо зарабатывая в такси. Опять же летом добрую половину дома они сдавали отдыхающим. Денег к осени набиралось достаточно, чтоб дотянуть до следующего мая. В Крыму многие так живут: от сезона и до сезона.
   Вспомнив о Сашке, я сразу успокоился. Решив: доберусь до Алушты, загоню "мерседес" в Сашкин гараж, а уж там мы что-то да придумаем. Одна голова хорошо, а две лучше. Тем более, что и не станут меня в Алуште искать. Поди, раскопай институтского приятеля, поди, установи адресок.
   Приняв решение, я позволил себе часок передохнуть. Был соблазн выезжать, не теряя времени, но, крепко подумав, я пришел к выводу, что разумнее бы было дождаться в кукурузе темноты. Уж очень мой "мерседес" пострадал. Как частенько случается в таких ситуациях, я пришел к внутреннему компромиссу. Перекимарил пару часов, но и темноты дожидаться не стал. Уже в полдень вырулил на дорогу.
   К обеду я выехал на трассу Р-57, связывающую Красноперекопск с Гвардейским. Нос "мерседеса" повернулся к Югу. Дорога сделалась оживленнее.
   Вскоре я пересек изумрудную нитку Красногвардейского канала. Едва канал исчез из виду, как далеко впереди, на встречной полосе, показалась спешащая навстречу легковушка. Она несла на крыше конструкцию, напоминавшую либо вполне миролюбивый багажник, либо проблесковые маячки милицейского патрульного автомобиля.
   Небо к обеду очистилось от туч, воспрянувшее духом солнце безжалостно слепило глаза и издали было не понять.
   -- Господи, пускай это фермер мешки с картошкой на базар везет, -- попросил я у прояснившегося неба.
   Дистанция между машинами стремительно сокращалась. Я поднажал, рассудив, что хуже, пожалуй, не будет.
   Минуты не прошло, как безобидный фермер обернулся злоказненной милицейской "пятеркой". Милиционеры пролетели мимо, уставившись на меня во все глаза.
   - Господи, пронеси! - взмолился я.
   Но, не успел второго слова до конца произнести, как позади раздался визг тормозов. А потом заорала сирена.
   -- Ого! -- подумал я, холодея, и энергично наступил на педаль.
   Пожалуй, мне следует прояснить свои действия. В детстве, а мое детство выпало на первую половину 70-х, я взахлеб зачитывался "Вокруг Света". Безо всяких преувеличений скажу - то был мой любимейший журнал, а статья про бразильские "эскадроны смерти" запомнилась мне на всю жизнь. Под вывеской "эскадронов смерти" скрывались спецподразделения бразильской полиции, и в моем мозгу навечно запечатлелась тамошняя народная поговорка: Если на вас напали грабители, ни в коем случае не кричите. Воплями Вы рискуете привлечь внимание полицейских.
   А если обойтись без шуток, то мое нежелание объясняться со стражами правопорядка мотивировалось тремя вескими соображениями:
   Они запросто могли служить Бонифацкому, что для меня означало конец;
   Даже если это были честные милиционеры, они бы наверняка задали мне десяток другой вопросов касательно состояния моего автомобиля, скорее всего задержали бы меня, и прямиком отправили в кутузку;
   Стоило им обыскать машину и найти кейс с долларами, как моя песенка была бы спета;
   Исходя из этих нехитрых соображений, я, как мог, наподдал.
   Ускорение придавило меня к сидушке. Ветер завыл по салону, в унисон разрывавшейся за кормой сирене. Один из патрульных грозно заорал в матюгальник, призывая меня немедленно остановиться.
   - "Мерседес"... государственный номер... ...Принять вправо, заглушить двигатель!
   - Держи карман шире! -- заскрипел зубами я, и началась вторая за утро гонка.
   Я свернул в первый попавшийся проселок, предположив, что если патрульная машина радиофицирована, коллеги моих преследователей мне где-то впереди и "ежом" асфальт перекроют. С них станется. Едва машины оказались на грунтовке, милицейский автомобиль сразу исчез в клубах поднятой "мерседесом" пыли, непроглядной, как настоящая дымовая завеса.
   Вопреки порадовавшей было меня завесе милиционеры упорно держались на хвосте, и не думали отставать, судя по завывающей невдалеке сирене. "Мерседес" перелетел насыпь асфальтированной дороги и снова выскочил на грунтовку. При этом маневре машину сначала подбросило вверх, словно на горнолыжном трамплине. Несколько секунд я парил по воздуху, и сердце мое провалилось в пятки. Затем "мерседес" тяжело приземлился. В корме что-то оглушительно клацнуло.
   -- Вторая пружина не выдержала! -- сообразил я.
   В момент приземления я прикусил язык до крови и теперь тихо радовался, что вовсе его не отхватил.
   Милицейская сирена было приутихла, но вскоре опять разоралась позади.
   Не вписавшись в крутой поворот, я вылетел на поле и помчался по нему, словно какой-то новейший вид скоростного сельскохозяйственного комбайна.
   Возвращая машину на дорогу, я угодил в хорошую колдобину. "Мерседес" дрогнул всем корпусом. Днище ударилось о землю. Двигатель заревел, будто раненый зверь, и я понял, что машина распрощалась с глушителем. На панели приборов загорелась красная лампа аварийного уровня масла. Я утер пот со лба. Если поддон картера пробит...
   Вскоре впереди показалась насыпь очередной автомобильной дороги. Я взял левее, собираясь выбраться наверх. Скорость оставалась приличной, нос "мерседеса" задрался к небу и он едва не перекинулся.
   Оказавшись на дороге -- на этот раз на бетонке, я резко остановил машину. В клубах поднятой пыли автомобиль занесло юзом, и он встал поперек дороги. Я беспокойно оглянулся назад.
   -- Что-то я сирены не слышу? - пробормотал я с иступленной надеждой в голосе. Может, отстали?!
   Как бы мне наперекор патрульный автомобиль выскочил из пыльных облаков. Милиционеры неслись с зажженными фарами, а проблесковые маяки с крыши они где-то успели потерять.
   - Чтоб ты наехал на какую корягу да перевернулся! - завопил я приближающемуся милицейскому автомобилю. Признаюсь, нервы мои в тот момент сдали, а тело сковала предательская слабость.
   И тут случилось такое, что я глазам своим не поверил. Милицейская машина круто рыскнула вправо и неожиданно повалилась на бок. С бока перескочила на крышу, и совершив еще пару-тройку кувырков, замерла на границе кукурузного поля. Заднее стекло выскочило из креплений и плюхнулось на траву неподалеку.
   "Вот те на... - мелькнуло у меня в голове. - Вот странно... Это стекло, без знания дела, и за пол дня не выковыряешь. Чудеса, да и только..."
   Место катастрофы я покинул в потрясенном молчании. Четырех часов не прошло, как я пересек крымскую границу, а уже вляпался в крупные неприятности. Мало того, что меня разыскивали бандиты. Теперь к делу подключилась милиция, и это было совсем нехорошо. Нечего было даже и думать выезжать на мало мальски оживленные автострады. И вот, в моей голове потихоньку созрел план. Я решил, по возможности держась проселков и грунтовок, как-то дотянуть до Бахчисарая. В город я соваться и не думал, расчитывая обогнуть его с севера. Целью моей была совсем неоживленная автомобильная дорога, через долину Бельбека поднимающаяся в горы, переваливающая хребет ялтинской яйлы, чтобы затем крутым серпантином скатиться к самой Ялте. Если б мне посчастливилось выбраться на Ай Петри, дело можно было считать сделанным. На плато Ай Петри летом столько туристов, что яблоку негде упасть. Среди них легко затеряться. А уж выловить беглеца на ЮБК, да еще в сезон, дело и вовсе безнадежное.
   Разработав худо-бедно сносный план, я взялся за его претворение в жизнь.
   Держал, по-возможности на юг, старательно избегая хоть сколько-нибудь оживленных автострад. Кружил по проселкам, петлял между полями. Мотор "мерседеса", чего, собственно, и следовало ожидать, работал из рук вон плохо. Я нервно барабанил по рулю, а сигареты курил - одну за одной. Благо, захватил в дорогу четыре пачки своего любимого "Честерфилда". Противная дрожь из рук ушла, ощущение захлопнувшегося на ноге капкана оставалось, гнетя меня невыносимо. Настроение было - хуже некуда.
   Солнце потихоньку клонилось к закату. День сменялся вечером. Около шести пополудни дорога уткнулась в железнодорожное полотно, и пошла параллельно рельсам. Вскорости показался и переезд. За переездом бетонка влилась в довольно широкую автомобильную дорогу. Развернув карту, я идентифицировал трассу как шоссе Р-62 -- Николаевка-Симферополь. Долго оставаться на ней я не решился, и километров через десять опять уклонился влево. Форсировал Западный Булганак и очутился в мире садов и полей.
   Тем временем небо принялось темнеть. Красноватые солнечные лучи постепенно окрашивались фиолетом. Зажглись первые звезды. Пока тусклые и несмелые. Оставшиеся позади бескрайние кукурузные поля сменили бесконечные виноградники. Местность становилась холмистой. Все чаще начали попадаться обрывистые известковые склоны. Прямо из земли торчали многотонные каменные глыбы.
   Совершенно незаметно для себя я очутился в предгорьях. С горами всегда так. Вот только что они казались узкой кромкой облаков на горизонте, а теперь нависают со всех сторон. "Мерседес" выехал на изрядно укатанную грунтовку. Еще через четверть часа проселок обернулся головокружительным спуском. Дорога через скалистую горловину скатывалась в широченную долину, раскинувшуюся далеко внизу.
   Я свернул с проселка и осторожно вывел легковушку на самый край высокого горного кряжа.
   Диск солнца покраснел, достигнув горизонта на западе. Прямо под ногами, далеко внизу, виднелось полотно автомобильной дороги, тонкое, словно черточка, нарисованная тушью по темно-зеленому бархату. За шоссе струились бесконечные полосы рельсов, похожие на натянутые по земле медные проволоки. К западу проглядывали миниатюрные крыши какого-то города. Вдоль линии горизонта, насколько хватало глаз, подымались заросшие лесом древние Крымские горы. Над ними плыли кучевые облака, серо-фиолетовые с востока, отливающие пурпуром на западе. Много выше кучевых, невозмутимо и совершенно неподвижно серебрились перистые.
   Какое-то время я стоял молча, очарованный удивительной картиной, и пытался разглядеть море. Мне даже показалось, что где-то далеко, за кромкой гор, на краю небосклона, проступила темно-синяя морская гладь. Море то было, или потемневшее небо, определить я не смог.
   Потом я позволил себе сигарету. А накурившись всласть, снова уселся за руль.
   "Ладно, хватит прохлаждаться. Давай, спускайся в долину, пока окончательно не стемнело" -- Сказал я себе. Темнело, между прочим, на глазах.
   Спуск занял минут сорок. Уклон дороги достигал кое-где тридцати, а то и сорока градусов, и я здорово вспотел за рулем, раз за разом ожидая, что машина полетит с горы кувырком. К счастью, ничего такого не случилось. Целым и невредимым я выбрался на автостраду. Машин на шоссе не то чтобы было много, но время от времени попадались.
   Трасса привела меня в Бахчисарай, крыши которого я недавно наблюдал с вершины горного кряжа.
   Город я проехал в сумерках. Фонарей на улицах было - кот наплакал, и в их скудном освещении мой "мерседес" никому не бросился в глаза. Ну и слава Богу.
   Отсчитав по спидометру шесть километров от городской черты Бахчисарая, я остановил "мерседес", включил штурманскую лампу и еще раз сверился с картой. Все было правильно. Мне следовало сворачивать направо. Что я и сделал.
   Узкая дорога повела меня через поле. Затем я миновал железно-дорожный переезд и углубился в широкую темную лощину. Справа зашумела река, слева нависали здоровенные каменные глыбы. Дорога неуклонно шла на подъем. Не особенно заметный, но затяжной и непрерывный. Из тех, что способны довести двигатель до кипения.
   Машина забиралась все выше в горы. По пути мне попались несколько крохотных поселков. В некоторых домах горел свет: где в окнах, а где и на открытых верандах. Домики выглядели очень уютными. От них веяло тихим уединением, заслуженным ужином в кругу семьи, и еще многим из того, о чем я мог только помечтать. Стоило мне подумать о домашних очагах, согревающих местных жителей, как давненько пустующий желудок протестующе заурчал.
   Так уж устроена человеческая природа, что потрясения потрясениями, погони -- погонями, стрельба - стрельбой, а желудок требует своего. Вот и мои мысли волей неволей устремились в кулинарное русло. Как ни гнал я их оттуда, они выбираться не спешили. Мозг с упорством закоренелого мазохиста принялся выуживать из памяти всевозможные образы, так или иначе касающиеся чревоугодия. То мне представилась полная миска пирогов с маком, бывших некогда коронным блюдом моей покойной бабушки. Вслед за пирожками на поверхность сознания всплыли бесподобные мамины отбивные в тесте, в сопровождении салата из свежей капусты. Салат был слегка взбрызнут смесью уксуса и подсолнечного масла, а запах его органично вплетался в аромат прожареной свинины.
   Я решительно отмахнулся, сконцентрировав внимание на дороге.
   Уже в сумерках я выехал на развилку. Главная дорога продолжала карабкаться в горы. Дорога поуже уходила направо, за далекими холмами огибала большое горное озеро и вилась к перевалу Байдарские ворота. Я проехал прямо, намереваясь к утру подняться на высокогорное плато Ай-Петринской Яйлы.
   Шум Бельбека из правого окна кабины незаметно перекочевал в левое. Видимо, "мерседес" где-то пересек горную реку по мосту. Это событие я благополучно проморгал, что, на мой взгляд, свидетельствовало о накопившейся усталости. Ущелье постепенно сужалось, как будто бы скалы вознамеривались сомкнуться между собой, похоронив дорогу в толще горных пород. Дорога, выскользнув из ущелья, вгрызлась в крутой горный склон, принявшись сворачиваться бесконечными кольцами серпантина. "Мерседес", надсадно завывая мотором, (как ты должно быть помнишь, глушитель я еще днем потерял), тяжело пополз вверх. Мне довелось воткнуть третюю, а потом и вторую передачу, и полностью превратиться во внимание, попеременно вращая рулем то в одну, то в другую сторону. С горной дорогой шутки плохи, так что картины кулинарных изысков отошли на задний план. Даже есть расхотелось.
   Склоны густо поросли лесом. Фары на поворотах выхватывали из темени сплошной частокол ветвей и стволов. Каждый вираж дороги сопровождался резким набором высоты. Мне приводилось затрачивать нгемало труда, вписывая "мерседес" в следующие один за другим повороты. Малейшая ошибка в пилотировании была чреватой самыми катастрофическими последствиями. Долгим полетом в пропасть, например.
   -- Только не заглохни, -- просил я многострадальную машину. - Еще немного продержись.
   К счастью, германские конструкторы снабдили автомобиль тянучим мотором и надежной коробкой передач, не забыв позаботиться и о вывороте руля, который у "мерседесов", как я полагаю, вне конкуренции.
   "По крайней мере, в пути я теперь точно не усну", -- утешил я себя.
   Следует добавить, что никаких встречных или попутных машин не было видно и в помине. Дорога казалась пустынной и безлюдной, словно дно марианского желоба.
   Едва вездеход преодолел первую серию серпантинов, а я даже расслабился слегка, утер пот со лба и подумывал закурить сигарету, двигатель выдал сбой. "Мерседес" дернуло, будто в судороге. Такт мотора нарушился, он фыркнул и на мгновение заглох. На панели вспыхнули красные лампы разрядки аккумулятора и аварийного уровня масла. Я машинально толкнул акселератор в пол. Двигатель фыркнул и завелся на ходу. Потом кашлянул и снова сбойнул.
   -- Ах ты, черт!...
   Одного беглого взгляда на приборную доску оказалось достаточно, чтоб уяснить причину неисправности. Указатель уровня топлива показывал, что бак "мерседеса" практически пуст.
   -- Вот черт!
   Мне ничего иного не оставалось, как начать ожесточенно лупить по педали газа, в попытке перекачать в камеру сгорания хотя бы содержимое бензошланга.
   Мотор снова заревел и машина бодро устремилась вперед. Но, я не тешил себя иллюзиями -- бензонасос досасывал последние капли топлива.
   "На парах едем", -- говаривал в таких случаях мой отец. Спорить бы я не стал.
   Я принялся напряженно высматривать подходящее место для стоянки. Бросать машину посреди дороги мне было не по душе, а на горном серпантине с обочинами не густо.
   -- Господи, если ты не долил мне бензину, так пошли хотя бы съезд в лес...
   Как бы в ответ справа показалась вполне подходящая площадка. Не исключено, что служившая заезжим туристам для обзора местных красот. В том, что вокруг красоты, у меня сомнений не возникало. Я забрался на изрядную высоту и наверняка полюбовался бы открывающимся с верхотуры видом, случись светить солнцу. Но небо было черным. Даже луна отсутствовала, прячась за парочкой облаков.
   Как только гравий обочины захрустел под колесами "мерседеса", двигатель задергался, и после короткой агонии умолк.
   Я поставил машину на передачу, а подумав, и ручник сорвал. А потом вздохнул, откинулся на сидении, и с наслаждением закурил сигарету. Первую за последние два часа.
   Над горной дорогой повисла тишина. Хотя, впрочем, тишина была относительной. Стоило оборваться реву мотора, как стали слышны тысячи самых разнообразных звуков, издаваемых лесными обитателями. Мне даже почудилось, что лес ожил, радуясь внезапной кончине незваного металлического пришельца.
   На склоне неподалеку шуршали какие-то зверьки. Может быть мыши, а может, и ежики.
   "Или змеи", -- подумал я, машинально поджимая ноги. Змей, между прочим, в горном Крыму полно.
   Среди зарослей мерцали огоньки светлячков. Большая часть светила зеленым, словно разрешающие сигналы светофора, несколько отливали пурпуром.
   "Коммунисты", -- подумал я и усмехнулся собственной шуточке.
   Повсюду заливались цикады. Над кабиной жалобно пищали занятые ночной охотой летучие мыши.
   "Чем они, интересно, питаются?"
   Выбросив окурок через опущенное наполовину боковое стекло, я уж было собрался наружу, когда расслышал (почувствовал) какое-то неуловимое движение метрах в пятидесяти впереди автомобиля. Затаив дыхание, я наблюдал, как сперва заколыхались кусты на крутом косогоре, а затем, в отсветах включенных фар, загорелись два круглых багровых глаза. Глаза не мигая уставились на меня. Я застыл без движения. Издали глаза казались плоскими, словно два медяка, уложенные на веки покойнику. Неведомое существо скрывалось в темени леса, и о его размерах мне оставалось только гадать. Бурно разыгравшееся воображение в мгновение ока дорисовало обладателю багровых глаз скользкое чешуйчато-когтистое тело величиной с небольшого носорога.
   "Прямо на меня вылупился...", -- в некотором замешательстве подумал я, и автоматически надавил на клаксон. Автомобильный гудок захлестнул ущелье с мощью Иерихонской трубы. Но Багровые глаза не двинулись с места.
   Я прильнул к рулю, представив себе грустную картину умирающего посреди доисторического леса динозавра. Динозавр трубными воплями пытался отогнать подбиравшихся с разных сторон мелких хищников.
   "Разных там, саблезубых тигров, к примеру".
   "Ничего себе, мелкого хищника отыскал?"
   "Против динозавра -- шавка дворовая. Чтобы ты знал".
   Я отпустил было сигнал, но почти что сразу вернул руку на руль. Обездвиженный автомобиль разразился новой серией электрических криков.
   Внезапно глаза исчезли. Вот только что таращились в меня двумя зловещими лунами, а теперь на их месте сомкнулась полная темнота. Вверх по склону затрещали энергично раздвигаемые кусты -- чудовище отступило в заросли. На дорогу посыпался десяток разнокалиберных камней.
   "Ничего себе, мамонт?! -- я утер лоб. -- Чуть камнепад не устроил!.."
   Растревоженный было лес быстро вернулся к обычной для себя ночной жизни.
   "Интересно?.. А медведи тут часом не водятся?.."
   "Ага!.. Крымские гризли... Нечего было зоологию сачковать. В седьмом классе. Был бы в курсе..."
   "Не будь дураком, -- я отмахнулся от глупого монолога. В попытке отделаться от собственных страхов. -- Обыкновенная бездомная собака. С мокрым носом и вращающимся на заднице хвостом... Собак в Киеве не видал?"
   "Хорошая собака!.. -- не согласился со мной пугливый внутренний голос. -- Едва гору не обвалила".
   "Про коз слышал когда-нибудь? Такое домашнее животное есть. С рогами на голове. Поменьше коровы, но больше кролика..."
   "Приличные козы ночью спят, где положено, а не шастают по лесам, как какие-то отмороженные вурдалаки!.. И потом, где ты слыхал, чтобы у коз глаза в темноте отсвечивали? Глаза светятся только у хищников, которые привыкли охотиться ночью..."
   Я почесал затылок в нерешительности. Слово "вурдалак" вызвало очень неприятную изморозь на спине. Между лопаток аж мурашки пробежали. Одно дело о "вурдалаках" и прочих чудищах из лесной глухомани на кухне городской квартиры судачить. Совсем иное -- помянуть их посреди безлюдного горного леса. В черную безлунную ночь... Будучи одним одинешеньким. Совсем другое дело.
   А между тем следовало определяться. Покидать уютную кабину мне совершенно не хотелось, но делать было нечего.
   Не сидеть же тут сиднем до утра, дожидаясь попутной машины. Это если та еще остановится, в чем лично я здорово сомневался. Выход был один: идти на Ай-Петринское плато пешком. А уж добравшись утром до Алушты, разыскав Саню Новикова (дай Бог, чтоб он на месте оказался), и разобравшись с неотложными вопросами, думать о том, как машину забрать.
   "Да что тут думать. Саня и привезет. Он же, елки палки, таксист".
   Решение было принято, а следовательно, мне надлежало собираться в дорогу. Тем более, что путь предстоял неблизкий.
   "Не хочется, но надо!" -- любил повторять мой отец, когда ему предстояла неблагодарная черная работа. Такая, которую представляется заманчивым либо на далекое "потом" отложить, либо свалить на кого другого.
   Проверив содержимое бардачка, я вытащил оттуда пистолет, взвесил в руке холодную сталь, и от души немного отлегло. Проверил оружие, заткнул за ремень брюк, и кряхтя, вылез наружу. Тут мне, пожалуй, следует оговориться. На пистолет имелись все необходимые разрешения. Концы у Максипихина имелись и в МВД, так что с документами проблем не случалось. Отправляясь с крупными суммами наличности в командировки, я иногда прихватывал с собой оружие. Впрочем, совершенно не расчитывая, что им доведется пользоваться всерьез.
   Я извлек из-под сиденья кейс, упаковал его в старую дорожную сумку, которую забросил на плечо. Покинув салон, я запер машину, хоть в сущности, мог и не запирать. Замок на багажнике отсутствовал, лобовое стекло тоже. Кинув прощальный взгляд на "мерседес", я глубоко вздохнул, и не спеша отправился в путь.
   Первые полтора часа я бодро вышагивал по асфальту, с упоением вдыхая сладкий ночной воздух. Таким в городе не подышишь. Кошмары куда-то отступили. Мышцы, на удивление, даже радовались выпавшим неожиданно-негаданно нагрузкам, и я продвигался вперед с легкостью застоявшегося в стойле скакуна, вырвавшегося, наконец-то, на волю.
   - А вы что думали? Сутки человек в кабине проторчал?.. -- сказал я, обращаясь к черным зарослям по обеим сторонам дороги.
   Я, конечно же, осознавал, что выдавшаяся ночная прогулка вовсе не похожа на традиционную разминку косточек в пути. Когда прошелся взад-вперед по обочине, насладился открывающимися повсюду пейзажами, хлебнул кофейку из термоса, опорожнил мочевой пузырь, забрался обратно в уют салона, да и покатил себе дальше, с ветерком. Совсем нет. Путь предстоял длинный и нелегкий. Вместе с тем, основные опасности, казалось, были позади. Севастопольские бандиты мой след, я надеялся, потеряли, милиция, с Божьей помощью, тоже. Впереди предстояла встреча с хорошим институтским приятелем. Он мне наверняка поможет из Крыма выбраться. А там - пускай Максипихин решает. Крымчане - его партнеры. Это я все к тому рассказываю, что не смотря на полный приключений день нервы мои успокоились, а жизненный тонус даже поднялся. Сколько можно нос вешать?
   Размышляя таким образом, я прошел километров пять.
   Дорога миновала темную, заросшую лесом лощину и снова пошла закручиваться серпантином. Я замедлил шаг и задрал голову кверху, раздумывая, а не рвануть ли напрямик. Поколебался с минуту, взвешивая в уме шансы сломать ногу или наступить на змею.
   "Или на тарантула", -- добавил я, припомнив, что этот вид ядовитых пауков представлен на полуострове во всей красе. Последнее соображение оказалось решающим, и я двинулся по асфальту. Но едва сделал пару шагов, как что-то заставило меня замереть. Я нерешительно оглянулся.
   Дорога, насколько хватало глаз, оставалась абсолютно пустынной. Недавно пройденный поворот серпантина скупо освещался рассеянным лунным светом. Я, очевидно, забыл сказать, что Лунный диск, наконец, выбрался из облаков, и теперь висел на южной половине неба, холодный и какой-то безразличный. Вот, кстати, соображение, которое в тот момент пришло в мою голову. Ты никогда не задумывалась над тем, что солнечные лучи, отражаясь от лунной поверхности, теряют свою живительную силу, становясь блеклыми и мертвыми, словно какой-нибудь ночник на погосте.
   Так вот. Я поглядел по сторонам. Над асфальтом мрачной черной стеной нависал дикий, дремучий лес. Дно лощины куталось во мгле, густой и непроглядной, словно чернила.
   Я постоял с минуту, облизывая губы и пытаясь определить причину охватившей меня смутной, безотчетной тревоги. Причина была не ясна. Но интуиция подсказывала, что ни милиция, ни неведомые утренние преследователи, тут совершенно ни при чем.
   Я зашагал дальше, внимательно поглядывая по сторонам. Чувство тревоги не проходило, а напротив, начало стремительно нарастать. Без каких либо видимых веских причин. Я снова остановился. Поднес к носу наручные часы с выкрашенным фосфоресцирующей краской циферблатом. Стрелки показывали начало третьего ночи.
   Лес, похоже, угомонился, погрузившись в предрассветный сон. Деревья чернели неподвижно, как безжизненные декорации в театре. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, ни мановения ветвей. Ни единый листик не шелохнулся. Все вокруг как будто застыло. Воцарилась звенящая тишина.
   Помнится, я покачал головой. Наподдал подвернувшийся под ногу камешек, и тот покатился по склону, гремя не хуже боевого барабана южноамериканских индейцев-людоедов. Я вновь отправился вперед, прислушиваясь к собственным шагам. В повисшей гробовой тишине они, по-видимому, отдавались эхом и на самом дне ущелья.
   Я продолжал идти, напрягая глаза и уши. Метров через пятьдесят мне начало казаться, будто звук моих собственных шагов как бы поменял тональность.
   "Что бы это значило"?
   Я даже под ноги себе посмотрел, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил.
   "Асфальт, как асфальт, ничего особенного".
   Но звук вне сомнений стал другим. Звук как бы двоился, словно что-то к нему прибавилось. То ли несмелое царапанье, то ли неясный цокот. Добавившийся звук напоминал тот, что возникает при ходьбе крупных собак, когда когти животного стучат по твердому покрытию дороги.
   Честно скажу: последняя мысль мне категорически не понравилась. Не понравилась, я бы сказал, в квадрате. Я резко остановился, постоял на дороге, прислушиваясь изо всех сил, но не уловил ни шороха, ни движения, и опять побрел вперед. Но стоило мне пройти еще с десяток метров, как едва различимое царапанье возобновилось у меня за спиной. Тогда я вначале ускорил шаг, а потом мгновенно остановился. И сразу уловил звук как минимум трех отчетливых шагов, донесшийся откуда-то снизу. Шаги принадлежали не мне, это стало ясно. Кровь застыла у меня в жилах.
   "Тихо, тихо, -- успокоил я себя. -- Это эхо, старина. Не валяй дурака, парень. Ты что, эха не слыхал? Да в горах оно на каждом шагу..."
   Я медленно двинулся вдоль осевой, инстинктивно держась середины полотна -- подальше от угрюмого леса по обочинам. Вскоре дорога выполнила следующую мертвую петлю, сопровождавшуюся исключительно крутым подъемом. Я прошел поворот и, говоря по морскому, лег на противоположный галс. Если что-то действительно кралось за мной, то как раз должно было оказаться напротив, одним витком серпантина ниже.
   Я энергично прибавил ходу, а затем замер, как вкопанный. Звук нескольких легких, крадущихся шагов немедленно достиг моих ушей. Тут уж у меня никаких сомнений не осталось - на дороге я не один. Какое-то существо следовало за мной по пятам, причем двигалось очень осторожно, приноравливая свою поступь к моей собственной.
   Ощущая себя персонажем воплотившегося в жизнь ночного кошмара, я попятился спиною вперед, чувствуя, как сознание парализует страх, и пытаясь с этим страхом совладать.
   - Тихо, тихо... - пробормотал я. И тут под руку мне подвернулся пистолет. Честно говоря, я о нем совершенно позабыл.
   Я сжал обеими ладонями шершавую, отделанную орехом рукоять, и почуствовал себя немного поувереннее. Отдышавшись, я опустил флажок предохранителя и решительно передернул затвор. Металл лязгнул на весь лес. Звук получился очень воинственным, что меня еще больше взбодрило. Вот удивительно. Иногда случается так, что жалкие девятьсот грамм железа увеличивают твой вес на целую добрую тонну.
   Держа приведенный в боевую готовность пистолет перед собой, я на цыпочках направился к краю дороги, намереваясь оглядеть сверху пройденный только что ярус серпантина. Но, ни тут-то было. Густые кусты и непроглядная темень свели мои усилия к нулю.
   -- Эй, цуцик! -- крикнул я.
   Крик вышел унизительно тонким и таким откровенно перепуганным, что у меня от звука собственного голоса мурашки поползли по телу.
   -- Эй, цуцик! Фью-ить! Иди ко мне, глупая собака. Ко мне, я сказал!
   Я попробовал добавить голосу стали. Тон выровнялся, хотя команды все равно звучали не убедительно.
   Ответом была тишина.
   -- Цуцик! -- снова громко позвал я. -- Кабы здо-ох!
   Я горячо надеялся на появление славной такой, пугливой дворняги, которая и сама заблудилась в этом чертовом лесу, а вот теперь безумно рада встретить случайного попутчика.
   -- Цуцик! Полка-ан! Ша-а-арик! Се-рый! Бим! Джим! Вашу мать!..
   Ни звука в ответ.
   -- Я ведь и пристрелить могу, ненароком, -- вкрадчиво пообещал я. Больше для собственного успокоения. И сразу попятился от края, сообразив, что кем бы ни был неведомый молчаливый преследователь, до него по прямой - не более семи-восьми метров заросшего кустарником крутого горного склона. Как у незнакомца обстоят дела со способностью штурмовать откосы, я, конечно-же, не знал, а проверять на себе не собирался. Вернулся на середину дороги и зашагал дальше, ежеминутно оглядываясь на ходу. Отмахал добрую сотню метров, моля Бога, чтоб серпантин, наконец-то, закончился, но дорога упрямо скручивалась спиралью, и ни конца ни краю проклятому серпантину было не видать.
   Как будто бы что-то подталкивало меня в спину: "Выбирайся отсюда скорей!" Я перешел на полубег. Сумку с кейсом я перебросил с плеча за спину, и теперь она ритмично хлопала меня по спине. Обе мои руки до боли сжимали пистолет, в висках стучала кровь. Глаза, силившиеся различить хоть что-нибудь в подступающем со всех сторон лунном сумраке прямо-таки вылазили из орбит. Уши превратились в локаторы. На очередном вираже я решительно остановился, переводя дыхание и затравлено озираясь по сторонам. Но сколько не впивался глазами в оставшийся позади участок асфальта, ни единой тени видно не было.
   Страх, холодный страх, потихоньку добирался до моего сознания. Безотчетный и панический, уходящий корнями далеко за границы цивилизации. Гораздо более древний, чем христианство. Тот страх, что блуждал некогда вокруг костров кроманьйонцев, заставляя далеких пращуров человека жаться поближе к огню. Подкарауливал у темных порогов пещер, дышал в затылок из непроглядного мрака девственных лесов, губил в топких болотах.
   "Да чушь", -- отмахнулся я, силясь удержать под контролем окончательно разболтавшиеся нервы. Я прекрасно понимал, что вокруг -- глухой лес, до ближайшего жилья -- километров под сорок - в любую сторону и, кроме как на себя, рассчитывать не на кого. А потому - отставить панику.
   В лесу по-прежнему было тихо, как в могиле.
   "Это какой-то псих, -- холодея, подумал я. -- Чикатило местного значения. Если маньяки есть в городах, должны же и в сельской местности водиться".
   "Умно придумано, -- согласился язвительный внутренний голос. -- Живет в палатке, грызет шишки, по ночам потрошит одиноких туристов..."
   "Послушай, парень, -- сказал я себе, - сейчас не время звать маму. Чего ты ждешь? Хочешь, чтоб оно (я не знаю кто) тебя окончательно загоняло до рассвета? Спустись-ка ты вниз, и что бы оно там ни было, изрешети в мелкий винегрет! Какого черта, парень! У тебя же ствол под рукой. Хватит дрейфить. Хватай пушку, и действуй как мужчина, тем более, что там, внизу, просто какой-то недобитый бомж, или поганый конченый психопат, а скорее даже сбрендившая коза..."
   "Ты не доживешь до рассвета... -- с горечью сказал мужской голос, в котором я узнал голос отца. Мой отец к тому времени уже давно умер. В 86-м, когда взорвался чернобыльский реактор, отец водителем "Икаруса" работал. Когда объявили эвакуацию, отец вывозил людей из Припяти. Рейсов десять сделал, если не больше. А в 87-м не стало его. И года после аварии не протянул. Голоса отца я столько лет не слышал, что он почти истерся в моей памяти. По крайней мере, на какой-то другой уровень в ней перешел. Если ты понимаешь, о чем я говорю. А тут, вдруг, зазвучал в голове. От неожиданности я даже опешил. -- Беги, сынок! - горячо проговорил отец. - Беги, пока еще не поздно".
   Я не двигался с места. Страх парализовал меня. В мозгах наступил хаос.
   "Господи! -- думал я в отчаянии. -- Я был бы рад, окажись там, внизу, не знаю и не вижу, где точно, мои утренние преследователи на "БМВ", а явись сюда милиционеры, то, клянусь Богом -- обнял бы их, как родных братьев! Но там...Но там... там НЕЧТО ИНОЕ..."
   "Да фигня, старик. Не бывает никакого иного. Давай, возвращайся, и надери задницу команде обкурившихся наркоманов, которым с тобою вздумалось шутки шутить!.."
   "Хорошо".
   Я сжал зубы. Выбрался из укрытия, и попробовал на цыпочках двинуться обратно, навстречу неведомой опасности. Но словно на невидимую стену натолкнулся и встал, не смея сделать дальше ни шагу.
   "Нет, -- я физически чувствовал, как трясутся поджилки. -- Ни за какие коврижки. Я туда не пойду... Ни за что..."
   Я отступил назад и осторожно вернулся на исходную позицию, в глубокую и густую тень. Мучительно истекло несколько минут. Сидеть в засаде стало невыносимо.
   "Что там? -- в который раз спрашивал я у себя. -- Что там такое?"
   "Нечто... Большое зло. Уходи".
   "Не бывает никаких таких нечто..."
   "С чего ты взял?"
   "Да не сталкивался никто... Бред все это..."
   "Кто столкнулся, тот уже не расскажет..."
   "Уходи. Теперь уже поздно почти. Жми наверх. Выбирайся из ущелья".
   И тут, совсем рядом справа громко треснула ветка. Мое сердце на секунду остановилось. Я застыл. Кожа на затылке сделалась чужой, как будто бы под нее вкатили несколько шприцов новокаина. И почти сразу до ноздрей долетел запах разрытой могилы. Запах смерти.
   Я не знаю, как это описать... Нечто подобное каждому из нас, очевидно, доводилось испытывать в ночных кошмарах. Только в кошмаре, когда становится совсем уж страшно, в конце концов просыпаешься. А тут действие разыгрывалось наяву...
   Все мое существо неистово рванулось в сторону, в то время как обратившееся ватой мышцы утратили способность к движению, и я не мог двинуться с места. Очевидно, наступил тот самый момент, когда нечеловеческий ужас в силах заставить душу покинуть тело.
   К счастью, со мной этого не случилось. Каким то чудом я сбросил мышечное оцепенение. Завопил - сначала беззвучно - в сознании, а потом и во весь голос, да так, что уши заложило. Мускулы сработали, наконец, отбросив меня на дорогу. Я нелепо заскакал спиной, яростно нажимая курок пистолета. Выстрелы гремели, словно гром. В свете коротких вспышек я увидел НЕЧТО, подбиравшееся ко мне из зарослей... (Тут Андрей умолкает и закуривает сигарету. Руки у него дрожат. Он несколько раз жадно затягивается)
   Галина. Так что ты видел?
   Андрей. (Качает головой) Я не в силах описать... Ветки сразу сомкнулись, но... знаешь, мне и одного взгляда хватило, чтобы едва не расстаться с разумом. Я отбросил пистолет и понесся по дороге, пронзительно крича. Миновал очередной поворот, одним прыжком перелетел обочину и нырнул в черноту леса. Ветви хлестали меня по лицу, в ушах выл ветер, но я несся, не чувствуя под собою ног. С маху перескакивал буреломы и здоровенные замшелые валуны. Раз сорвался, и метра четыре ехал вниз по откосу, отчего костюму пришел конец. Из чащобы, которую я только что преодолел, донесся такой звук, словно... Сейчас, погоди, попробую подобрать сравнение... Словно большой глиняный холм осел. А потом затрещал ломаемый на ходу кустарник. Что-то гналось за мной, и было совсем близко.
   Я бросился дальше. Минутой позже я оказался в русле засохшего горного ручья. И рванул наверх, цепляясь за ветки, корчи и какие-то сучья с проворством воздушного гимнаста.
   "Только не вниз! Только не обратно в ущелье!" -- стучало у меня в голове. Больше я ни о чем не думал.
   Русло куда-то исчезло. Я уткнулся в отвесную каменную стену и принялся карабкаться по ней, ежеминутно рискуя сорваться со скалы и разбиться на смерть.
   Смерть от падения с высоты меня, кстати, совершенно не волновала. Я исцарапал руки в кровь, изорвал в клочья одежду, но все же преодолел стену и даже, каким-то чудом, ухитрился не потерять сумку.
   Оказавшись на вершине уступа, я обнаружил, что выбрался на плато. Кругом был все тот же лес, но местность сделалась относительно ровной. Далеко внизу повалилось высокое дерево. Снова ухнула оседающая глина. Я побежал по лесу. Миновал густые заросли и внезапно ощутил под ногами дорогу. Повернул к югу и припустил по трассе, что было сил. То бежал, как угорелый, то немного сбавлял темп, давая задыхающимся легким набрать побольше кислороду.
   К четырем небо просветлело. Когда забрезжил рассвет, чащоба раздалась в стороны, и выпустила меня на плато. Сердце бешено колотилось, мышцы ныли от изнеможения, но остановиться я попросту не мог.
   "Бежать! Бежать! Бежать!"
   Хоть лес и остался позади, я, шатаясь, несся вперед, и перешел на шаг только тогда, когда между мной и темной чащобой пролегла широкая полоса поросшей ковылем и какими-то невзрачными колючками пустоши. Повсюду виднелись покрытые мхом валуны. Равнина впереди оказалась утыканной невысокими пологими холмами. Справа вдалеке виднелись безлюдные одноэтажные здания, прилепившиеся на самом краю плато. Прямо на юге, на удалении километра, а то и двух, плато круто вздымалось в небо и сразу, отвесной стеной, обрывалось к морю. Там, на границе гор и неба, на самом гребне плато, я разглядел еще какие-то постройки и крошечные, словно игрушки, автомобили. Между машинами и постройками копошились ничтожные, похожие на букашек, точки. От вида людей я судорожно всхлипнул. Силы были на исходе. Я буквально валился с ног.
   Вскоре, метрах в двухстах впереди себя, я заметил группу горных туристов. Туристы спускались с расположенной на холме смотровой площадки. Поднажав, я поравнялся с туристами. Группа состояла из совсем молодых ребят. Небритых и длинноволосых, одетых в линялые штормовки, рваные кеды и видавшие виды джинсы. Собственно, ребята выглядели так, как и положено выглядеть горным туристам после затяжного и изнурительного похода. Я-же за одну ночь приобрел вид заправского туриста-ветерана, побывавшего либо под завалом, либо в когтях у снежного барса. А потому преспокойно примкнул к группе, чувствуя себя среди ребят, как рыба в воде.
   -- Ты откуда рулишь, друг? -- спросил меня добродушный бородач с битой жизнью гитарой за спиной.
   -- От Бахчисарая, -- откликнулся я.
   -- Круто, -- уважительно протянул Бородач. -- От своих отбился?
   -- Можно и так сказать.
   Бородач коротко кивнул.
   Ребята громко восхищались рассветом, который на Ай-Петри - изумительное зрелище. Все наперебой болтали о каком-то зеленом луче, предвосхищающем восход светила над плато. Компания двигалась к уже замеченному мною скоплению машин и людей на самой кромке горного кряжа. Нам было по пути. Я украдкой взглянул на лес, и зашагал в ногу с ребятами.
   Увиденные мною издали строения на самом гребне Ай-Петринской яйлы, при ближайшем рассмотрении оказались ни чем иным, как станцией подвесной канатной дороги. Здание станции было возведено строителями на краю головокружительной пропасти. Поблизости приютился оживленный базар. С лотков, из багажников припаркованных повсюду легковушек, а то и прямо с земли шла бойкая торговля обычными для базаров товарами. Импровизированные прилавки ломились поделками местных ремесленников -- набраными из выкрашенных ракушек бусами, разноцветными ковриками, глиняными статуэтками, громадными морскими раковинами с вклеенными вовнутрь скелетиками крабов. Как и во всех подобных местах, присутствовали и вездесущие китайские товары. От пластмассовых "робокопов" до одноразовых спортивных костюмов, таких-же зонтов, кроссовок и прочей ерунды. Тут же жарилась пахлава. Несколько кавказцев разводили огонь в мангале. В общем, базар, как базар. Я был так рад увидеть, наконец, людей, что чуть не кинулся обнимать торговцев. Я бы это сделал, не сомневайтесь, да они, боюсь не поняли бы. (Андрей замолкает и закуривает очередную сигарету).
   Галина. А дальше?
   Андрей. (Пожимает плечами). Я на такси спустился к морю, без приключений добрался до Алушты, и вскоре уже звонил в дверь своего приятеля Сани Новикова. К счастью, он оказался дома.
   Из Крыма я вскоре уехал. А по прибытии в Киев выяснил, что братья Бонифацкие к моим мытарствам не причастны, а меня подставил Ленька Максипихин... Вскоре Максипихин сбежал за границу. Сначала в Болгарию, а потом, если не ошибаюсь, в Грецию. Я потерял к нему интерес. Слыхал, вроде, что в 98-м его пристрелили. Но, кто, и за что... (Андрей пожимает плечами). И потом, Галюша. Это уже совсем другая история.
   ПОСЛЕСЛОВИЕ ГАЛИНЫ ШЕВЕЛЬ.
   Вот такую историю мне довелось недавно услыхать от своего старинного знакомого Андрея Бандуры. У меня нет причин ему не доверять. Он очень серьезный человек, управляющий ныне двумя или тремя фирмами. Пару лет назад он перебрался жить в Германию. Но дома появляется иногда. В один из таких его приездов мы и встретились, и я услышала эту историю. Как вы считаете, она имеет право на существование?
  
   С Уважением и наилучшими пожеланиями Галина Шевель.
   1
  
  
   23
  
  
   1
  
  
   23
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"