- Женщинам нельзя в церковь с непокрытой головой! - гаркнула старуха.
- А мужчинам? - спросил я, уставившись в морщинистые злые глаза. Поразительно, ей через три недели на суд Божий, а у нее в душе только черная злоба и зависть.
Я поднял верх голову и сквозь гигантские накладные ресницы стал наблюдать за
облаками, плывущими между куполов церкви. Не люблю людей, они строят храмы,
даром что общаться с Богом можно и в чистом поле. Сочиняют нелепые законы и правила, не соблюдая простые и понятные заповеди Всевышнего. Все извращают и усложняют. И делается это с праведным выражением на лицах, с верой в глазах. Лживые и злобные создания. И Он их все еще любит?!
- Милочка, подай Христа ради, - отвлекла от тяжких мыслей вдруг выскочившая изтемной щели нищенка.
У меня самая мелкая купюра - пятьсот рублей. Многовато будет, подумал я, но ее
костлявая рука уже простерлась к лицу, чуть ли не засунув пальцы с желтыми ногтямимне в нос.
- Да на! - откинул ее лапу в сторону и бросил скомканную банкноту на мостовую.
- Чтоб тебя черти взяли, - процедила старая ведьма и, ловко подхватив деньги, словно мурена, отступила в свое темное логово.
Чернота залила меня, почувствовал, как зачесались лопатки. Прижал ладонь к лицу и, медленно выдыхая, попытался успокоиться. Нервы уже ни к черту. Имея такую мощь, очень трудно постоянно сдерживаться. Пламя, было вспыхнувшее внутри, стало нехотя затухать.
Придя в себя, вдруг решил попробовать перекреститься. Сложив три пальца правой руки, попытался поднести их ко лбу, но потерявшая вдруг управление рука больно ударила по голове. И поделом, не ложится крестное знамение на грешника. Потирая лоб, захожу в церковь. Множество резких ароматов тут же нанесли удар по моей тонкой обонятельной системе. Только человек может создать такой невероятный коктейль из запахов. Здесь ладан и плавящийся воск, запах масла в лампадах и странный дух икон. Вонь старых, немытых тел и тяжелый трупный смрад. Пахнет страданием и болью, бесконечной верой потерявших все людей и алчностью торгашей,снова вернувшихся в храм. Господи, как далеко это место от Тебя!
Ах да, забыл представиться, - я ангел. Ангел Степан. Не добрый ангелок с луком истрелами, не ангел-хранитель, у меня нет ничего общего с тем, что придумали об ангелах люди. Я не розовый, у меня не толстые в складочку ляшки, и я очень, очень злой. Да, крылья имеются, но это и все совпадение с выдуманным людьми образом. У самоубийц с альтернативой все просто: ад или работа ангелом. И не уверен, что выбрал лучший вариант. Я могу летать и принимать разные образы, - вот сейчас я брезгливо зажавшая руками нос блондинка. Выдержав 'ароматный' удар, огляделся. Свою цель опознализдалека: широкая довольная морда с мерзкой, засаленной бороденкой, глазки-оливки, стреляющие по сторонам, похотливая улыбка. Хорошо устроился. Мужчин нет, кругом бабы, и он как сыр в масле. Подхожу ближе и, не кладя больше на чело крест, говорю: 'Благослови, батюшка'. Поп несколько мгновений бесстыдно с головы до ног осматривает блондинку с роскошной фигурой и, сглотнув слюну, наконец обжигает крестом.
- Здесь нельзя с непокрытой головой, - противным голосом объявляет он.
- Спасибо, - благоговейно шепчу я и прохожу вперед, а этот греховодник, незаметно просунув лапу в прорезь рукава сутаны, отработанным движением хватает меня за ягодицу и сильно сжимает. Довольно крякнув, идет дальше. Значит, правда, лапает баб в храме Божьем. Ну, держись, охальник!
Моя работа - наказывать таких, как он. Громко сказано, к сожалению, я могу только немного припугнуть, наставить, так сказать, на путь истинный. Мы ж не инквизиция, никаких плах и костров. Я зажал между зубов язык и прикусил так, что брызнула кровь. Слава богу, никто не заметил блондинки, оскалившейся в кровавой гримасе. У ангелов тоже есть нервы. Пока я обдумывал, как наказать лукавого попа, мой взгляд неожиданно зацепился за что-то светлое. Солнечный луч, пробившись сквозь грязное окно, белым прожектором ударил в пол. Он осветил место, где на коленях стояла молодая женщина в светлой одежде и в платке, как положено, покрывавшем голову.
Что-то теплое и родное, впервые за много лет, затеплило душу. Неспроста именно
ее осветило солнце, мы, ангелы, в совпадения не верим. Я стал медленно огибать
место, где находилась женщина, продвигаясь по большому залу и стараясь оказаться перед ней и увидеть лицо. Не знаю, зачем, ведь я уже понял, кто она. Прошло столько лет, а она стала еще краше. Свет падал на божественное лицо, путаясь в ресницах, робкоприкасаясь к нежной коже, скользил по щекам и, зацепив подбородок, сраженный ее красотой, падал на белую кофту. Свет впитывался в девушку, растворялся в ней, и казалось, что она сияет. Прикрыв заплаканные глаза, Елена что-то шептала. Ее нежные полные губы произносили молитву. Я зашевелил губами, копируя движения ее губ, и вдруг разобрал: 'Господи, спаси душу раба твоего Степана, спаси мою грешную душу'. Она молилась за меня! Она не забыла! Слезы впервые за много лет покатились из моих глаз. Странная блондинка, зарыдав, упала на колени перед молящейся женщиной и, закрыв руками лицо, размазывая макияж, взвыла так громко, что распугала стайку старух, очищавших от сгоревших свечей гигантский подсвечник. Побочный эффект от материализации в женщину. Елена испуганно посмотрела на меня, потом поднялась и отошла в сторону. Поняв нелепость ситуации, я тоже встал на ноги и направился за алтарь, чтобы привести себя в порядок.
Когда пришел в себя и вытер потекшие тени, выглянул в зал, ища взглядом Елену.
Она стояла у престола и с ужасом в глазах куда-то смотрела. Жирная туша священника вразвалочку удалялась от моей любимой. На ходу негодяй прятал в прорезь сутаны свою огромную волосатую лапу. Кровь вскипает, заливает мне глаза. И вот странная блондинка с черными глазницами и перекошенным от ненависти лицом, расталкивая всех, кто оказался у нее на пути, ринулась к попу. Добравшись до своей цели, я схватил его за грязный хвост на затылке и что было сил потянул. Но никакого эффекта мое нападение не произвело. Что могла сделать хрупкая блондинка с этим боровом. Резко развернувшись, поп влепил мне такую пощечину, что я упал на пол. Придя в себя, понял, что это край, больше себя не контролирую. Ощущаю, как дикая ненависть маленькой черной дырочкой рожденная в груди, начинает вращаться, наращивая темп, и быстро затягивать в себя мою грешную душу. Как в черноту втягиваются внутренние органы, как все мое тело, рассыпаясь на атомы, проваливается в эту крохотную злую точку.
Метаморфоза происходит в одно мгновение, и нет больше блондинки, я обращаюсь старой, крупной осой, медленно распрямляю подрагивающие от ненависти крылышки и, рванув вверх, разгоняюсь и жужжащей стрелой втыкаюсь батюшке в глаз. Поп подскакивает так, что с ног слетают сандалии. Он, заливая купола церкви диким воем, сам себе залепляет звонкую оплеуху. Контуженная оса падает на пол, а озверевший от боли священник, задрав сутану и приподняв толстую ногу, пытается обрушить весь свой гнев на насекомое. Но я уже не оса - я ощетинившийся ядовитыми иглами морской еж. И вновь стены церкви потревожены воплем грешника. Поп, тяжело подпрыгивая на одной ноге, с ужасом смотрит на неведомую тварь, покалечившую его ступню. Потеряв равновесие, он падает на колени. А я все той же блондинкой материализуюсь перед обезумевшим от боли и ужаса иереем. Хватаю за горло и сжимаю с такойсилой, что боль, причиненная осой и ежом, теперь не кажется ему такой нестерпимой.
- Что, скот, будешь еще баб в церкви лапать? - кричу ему в обезумевшую харю. В ответ он пытается заехать в лицо кулачищем, и я снова трансформируюсь. Пальцы, сжавшие кадык, оборачиваются зубами, кисть - собачьей головой, а весь я вязкой субстанцией стекаю к этой голове, постепенно принимая формы большого пса. Хрусть! Испуганный пес, выплюнув окровавленный кусок, оскалившись, отступает назад. Поп, выпучив свои водянистые глазки, хрипит и, обхватив горло руками, пытается остановить кровь. Между его пальцев надуваются и тут же лопаются кровавые пузыри. Хор визжащих баб перекрывает его хрипы.
- Гав! - рявкнул пес, осознав, что переборщил.
Одна из баб, став на колени, бережно подняла откушенный кадык и, прижав его к груди, заверещала: 'Петя, отец наш, да что эта тварь с тобой сделала? Бабы, рвите псину!'
Фемины с обезумевшими лицами вопящей волной пошли на пса. 'За батюшку!' Нужно срочно принять вид ангела, а то разорвут. Отступая и скалясь на наступающих баб, пес стал меняться. Не успел. Сумасшедшие прихожанки налетели, словно стая волчиц. Не только не успел принять свой истинный облик, я толком и понять ничего не смог.
Ангелы бессмертны, даже если их разорвать на куски. Глупые женщины, утолив ярость, расступились. А я воскрес, только крыльев нет. Стою, расставив в стороны руки. А под сводом церкви нежным хороводом кружатся перья, медленно опускаясь вниз. Они ложатся мне на плечи, втягиваются под кожу, больно и мучительно, одно аккуратно под другое, ряд за рядом, перо за пером. Прошивают спину, лопатки, руки. Пробивая мышцы и сухожилия, входят в кости и накрепко вживляются, становясь одним целым с моим телом. И вот за спиной расправляются огромные черные крылья. Женщины в ужасе ломятся назад, давя друг друга. Паника стадом буйволов проносится по их спинам, ломая и кроша кости. Мрак, стекая с крыльев, заполняет, вязкий гнев заливает всю мою сущность.
- Так вы заодно, чертовы создания! - взрываю церковные витражи громовым голосом.
- Всех уничтожу! - ревет мой голос, втыкаясь в слабые тела вместе с осколками цветного витража. Женщины окаменели. Они увидели, как черное существо, взметая затхлый воздух крыльями, стало медленно взмывать над плиткой храма. Как оскалилось, как засияло, когда солнечный луч ударил в спину. Как сияние вокруг ангела стало неожиданно сжиматься, сначала ломая крылья, а потом с гадким хрустом сжав все существо в черную точку. Как, попари́в несколько секунд, точка исчезла, словно и не было ничего. Только толстяк в сутане дергается в предсмертных судорогах да женщина в белом, закрыв лицо руками, шепчет свою молитву.
Степан проснулся. Поглядев на часы, понял, что, если не поспешит, опоздает на работу. На площадке улыбнулся соседке. Сели в лифт. Степан посмотрел в любимые глаза.
- Тебя как зовут? - спросил, прекрасно зная ответ.
- Елена, - подыграла она.
- А пойдем сегодня вечером в кино, Елена?
- Пойдем, - прошептала девушка, быстрым движением смахнув с плеча своего мужчины черное перышко.
2016