Аннотация: У верующего человека изнасиловали дочь... Что мы знаем об искушениях?.. Что мы знаем о мыслях наших ближних и путях Господних?..
...Он с ходу выпил полный стакан. Потеплело, оглушило почти сразу. На пустой желудок алкоголь усваивается быстро. Незаметно следом наступило отупение. И сердце наполнялось глухой пустотой, словно покорялось наступлению выжженной дотла пустыни.
- Еще? - голос бармена вырвал мужчину у стойки из полукоматозного состояния.
- Не пил восемнадцать лет, - пояснил с пасмурным видом посетитель.
- Восемнадцать лет - приличный срок, - согласился бармен и оценивающе посмотрел на посетителя в отличном деловом костюме при галстуке. - Зачем же снова начали? Случилось горе?
Мужчина неопределенно пожал плечами, затем достал из кармана пиджака бумажник и рассчитался.
- Посижу немного еще, чтобы отпустило.
Бармен был не против.
Мужчина у стойки погрузился в свои, судя по выражению лица, явно невеселые мысли.
В кафе тихо играла музыка - старенький хит "Отель Калифорния". Немногочисленные посетители кучковались по залу. Парочка в центре громко смеялась. Трое парней затрапезного вида пересчитывали мелочь. Запахи кухни перемешались с запахами пива, пота и летней жары.
Мужчина смотрел на всех вокруг то ли с сожалением, то ли с безразличием. Если честно, ему очень не нравилось сидеть за барной стойкой. И кафе это тоже вызывало отвращение.
С улицы зашел спортивный парень в фирменной майке и джинсах. Он быстро прошагал к стойке и собрался сделать у бармена заказ, как внезапно остановился перед мужчиной в костюме. На лице парня отразилось сомнение, сменившееся неподдельным изумлением.
- Святой отец, вы? Здесь? Выпиваете?
- Здорово, Ильюха, - мужчина узнал вошедшего и обреченно вздохнул, - да уж, святой... так сказать.
- Глазам не верю! - воскликнул парень. - Вот так сюрприз, Александр Владимирович, так неожиданно.
Бармен с интересом взглянул на "святого отца" и на спортивного парня.
- Так вы же в церковь ходите!
Мужчина покраснел и отвернулся. Затем нехотя молвил:
- Вчера мою дочь изнасиловали, Илья.
Илья тихо присвистнул.
- И я вот не выдержал. Восемнадцать лет трезвости. Представляешь, восемнадцать лет! Как только Анечка родилась, я сразу завязал, бросил. В церковь ходить начал. Я даже не пил, когда не стало ее матери. А тут... вчера мою Анечку изнасиловали. И я не выдержал. Внезапно вдруг такой удар. Ну разве не обидно? - у него вздрогнули плечи. - И стальные прутья устают, ломаются. А я же не железный, я такой же человек, как и все.
Он вынул носовой платок, промокнул лоб и добавил:
- Самое интересное, что с насильником Анечка познакомилась именно здесь, в кафе.
"Добро пожаловать в отель "Калифорния", в это чудесное и приятное место", - пели на английском "Иглз" из динамиков в зале.
***
Домой вернулся в оцепенении. На душе было пакостно, хотелось человеческого общения.
Аню застал дома. Зареванные глаза, чуть вспухшее лицо с печатью траура и глубокого разочарования.
- Нам надо поговорить, - Александр Владимирович сел рядом с дочерью.
Девушка ни разу не видела отца пьяным и не сразу догадалась о его состоянии. Но характерный запах вмиг развеял сомнения. Аня разом сникла, шмыгнула носом, но не расплакалась.
- Пап...
Отец обнял ее за плечи и произнес: "Извини".
Ему не хотелось признаваться, что дал слабину, не выдержал, сорвался.
- Пап, я все понимаю.
- В милиции мне сказали, что ты сама пошла в то нехорошее место, в кафе-бар. Сама подсела к незнакомым парням, завязала разговор. Это правда?
Аня кивнула.
- Но почему? - вырвался вопрос. - Ведь в нашей жизни все хорошо. Вокруг тебя приличные образованные, культурные, служащие Богу люди. Что заставило тебя идти в то мерзкое заведение, где собираются пьяницы и прочие?
А сам подумал, что в общине наверняка уже все про все знают, город маленький, слухи разлетаются быстро и обрастают подробностями еще быстрее. "Боже, какое счастье, что я не пастор", - подумал Александр Владимирович, - "была бы та еще картинка: служитель Господа в баре. Бррр".
- Па, но ведь ты сам только что оттуда, - неуверенно произнесла Аня, словно прочитала его мысли.
Александр Владимирович не нашелся с ответом, он расстегнул ворот рубахи, было душно.
Она поднялась: "Пойду, сварю тебе кофе".
Разговор предстоял серьезный, и отец решительно не знал с чего начать.
Кофе вскоре сварился. Александр Владимирович прошел на кухню и уселся за стол. Аня расставила вазочки с печеньем и конфетами, присела рядом.
- Объясни, я все же не понимаю, что понесло тебя в то кафе вечером?
- Сама не знаю, что на меня накатило, просто собралась и пошла.
- Меня могла предупредить, сходили бы вместе. Пусть не вечером, днем, посидели бы, поговорили о чем-нибудь!
- Ну, извини, не пригласила.
- Я где-то ошибся, - Александр Владимирович отпил кофе и оставил чашку.
- Пап, твоей вины тут нет, - твердым тоном сказала Аня.
- Так что же? Что произошло?
Отец был в отчаянии.
- Папа, посмотри на меня. Мне восемнадцать лет, я ни разу не целовалась. В церкви женихов нет! Живем в провинции, братьев мало, а те, кто есть - женаты. Одни сестры вокруг. Сестры, сестры и сестры. А я молодая, красивая, мне жизнь надо строить, семью создавать. Или мне подобно нашей соседке, ждать до тридцати семи лет? Ей лишь в тридцать семь лет Господь жениха послал. А я не желаю такого счастья, понимаешь?!
Аня закрыла руками лицо.
- Вот и решилась пойти в мир. Думала, а вдруг улыбнется мне судьба.
Она заревела. Александр Владимирович смутился. Он считал себя готовым к любому повороту событий в жизни, но только не к этому. Протянув руку, отец провел ладонью по волосам дочери, желая утешить, успокоить. Он дал ей все, но всегда найдутся вещи, которые родители не в силах дать детям. В этом целая мировая скорбь и тоска. И упрекнуть дочку оказалось совершенно не в чем. Он вспомнил, что проделали дочери Лота в стремлении продолжить род и совсем скис.
"Господи, что же мне теперь делать?" - подумалось отцу.
В памяти всплыл любимый псалом, выученный по латыни еще в институте. "De profundis clamavi ad te Domine" - "Из глубины взываю к Тебе, Господи".
- Я должна уехать, - отрезала дочь. Затем поднялась и удалилась в свою комнату. Отец допил кофе. Солнце клонилось к закату, когда в дверь позвонили.
***
Неброско, но со вкусом одетая женщина сухо поздоровалась и попросила разрешения войти "для важной беседы". Александр Владимирович также сухо осведомился, с кем имеет честь. Незнакомка помялась и представилась "матерью Дмитрия".
- Какого Дмитрия? - дошло не сразу.
- Того самого, - она запнулась, - который напал на вашу дочь. Я хочу поговорить.
Александр Владимирович пропустил гостью.
- Зачем вы явились? - мрачно поинтересовался он, когда женщина прошла в зал и уверенно уселась на тахту.
- Я хочу, чтобы вы мне помогли, пошли навстречу.
Он почувствовал сухость во рту.
- Дима - мой единственный сын. Он последний, кто у меня остался. Понимаете?
- Еще нет, - все также мрачно произнес Александр Владимирович.
- У меня к вам предложение, очень хорошее предложение.
- Я слушаю, - он сложил руки на груди.
- Пусть Анна заберет заявление из милиции, пусть скажет, что не было никакого изнасилования.
Александр Владимирович поперхнулся.
- То есть как - не было?
- А я дам вам денег, много денег, помогу вашей дочери устроиться в хороший институт, университет, у меня есть связи. Я сделаю для вас все, что угодно, что захотите, только не сажайте моего Димочку в тюрьму. Я этого не переживу, не вынесу, наложу на себя руки! Вы понимаете, что это такое? Он без отца рос всю жизнь, он моя единственная надежда, опора так сказать. Я не могу жить без него.
Она говорила скороговоркой, сползая в тоне на истеричные, визгливые нотки.
- Ну что вам стоит? Оступился мальчик, один-единственный раз оступился и теперь в тюрьму? Навек жизнь сломать?
Голос стал умоляюще-просящим.
- Вы знаете, что в тюрьме делают с заключенными, у которых статьи за изнасилования? Умоляю вас Христом Богом, Александр Владимирович, услышьте меня, ведь вы верующий, в церковь ходите, ведь я этого не переживу. Если посадят моего Димочку, у меня пропадет смысл жизни. К чему все мои деньги, автомобиль, магазин, квартиры, все, что я имею, к чему и кому все?! Ведь мне это ненужно. Если посадят Димочку, я выброшусь из окна, честное слово! Возьмите деньги, заберите заявление, прошу вас!
"Боже, как болит голова", - Отец Ани сморщился и помассировал виски. Он никогда в жизни не поступался со своими принципами, не шел на компромисс с совестью. По крайней мере, последние восемнадцать лет, до сегодняшнего падения.
- Милочка, - сказал он. - Я дочерью не торгую.
Женщина отшатнулась, выразительно посмотрела и ушла не прощаясь. "Такой вы и верующий", - бросила у двери. В душе сделалось вообще пусто.
Спать не хотелось. Алкоголь не принес желаемого расслабления. Лишь усугубил упадническое настроение. "Боже, неужели Ты отвернулся от меня, грешного?", - сверлила мысль.
- Пап, ты куда? - спросила Аня, услышав, как Александр Владимирович собирается в прихожей.
- В неизвестность, - уклончиво ответил отец и на миг замер. - Ты слышала наш разговор?
- Я все слышала, пап.
- Мне нужно встретиться с лучшим другом, - он шагнул за порог.
***
Лучший друг жил в частном доме с огородом в десять соток. Там и встретил Александра Владимировича - с лейкой в руках.
- Значит, это правда, ты сорвался, - констатировал он.
- Правда, Федор.
- И про Аню тоже выходит правда.
- Да.
- Сочувствую, Саша, сочувствую... мне парень соседский, Илья, сказал, что видел тебя пьяным в кафе-баре. Ну, пройдем в беседку, отдохнем на свежем воздухе.
Федор передал лейку жене, уступая очередь поливать лук.
- Знаешь, почему я пришел именно к тебе? - начал отец Ани. - Потому что восемнадцать лет назад ты был не только наркологом в больнице, но душепопечителем в христианской общине, привел меня к Богу и стал лучшим другом.
Александр собрался с мыслями и всё рассказал Федору: и об изнасиловании, и о заявлении в милицию, и о том, что насильника уже забрали, и что Аня сама пошла в кафе-бар в поиске приключений, и о неожиданном визите матери насильника, умоляющей пощадить и решить вопрос мирно, взять деньги, и о том, что сорвался.
Всё это время Федор внимательно слушал и не перебивал.
- И эта женщина шантажировала меня верой, представь, Федор, она меня еще упрекала в конце, мол, такой-то я и верующий, не хочу простить насильника своей дочери. И что же мне теперь делать?
- Кто выбирает Христа, тот нередко выбирает страдания, - наставительно заверил Федор. - Дорога в рай не вымощена золотом.
- Так что - мне подставить по-христиански вторую щеку и согласиться с условиями этой женщины, взять деньги?
- А деньги надо обязательно брать?
- Скажи, как бы поступил ты, окажись на моем месте?
- Не знаю, - Федор посмотрел в даль. - Не знаю, Саш, у меня ведь дочерей нет. Здесь нельзя дать конкретный совет, это касается лишь твоих отношений с Господом. Проявишь твердость, насильник получит по справедливости, что положено. Проявишь милосердие и простишь, ну..., - он пожал плечами, - поступишь как истинный христианин. Тебе выбирать: по справедливости или по милости. Только вот, если все по справедливости, то Бог давно должен был уничтожить все человечество. Но вот Он поступил по милосердию и послал Сына Своего Христа, чтобы нас спасти. А ведь мы, в том числе и ты, претендуем на звание Его детей.
- Ну и где был, Федя, наш Бог, когда с моей дочерью стряслось несчастье? - неожиданно взорвался отец Ани.
Федор сразу посуровел.
- Наш? Мой Бог был со мной! А твой? Кто твой бог, кто бог твоей дочери, где он - в бутылке, в кафе-баре, да на танцульках-дискотеках?
Александр Владимирович яростно сверкнул глазами и стиснул зубы, шумно втянул воздух и... успокоился.
- Я все потерял, Федя.
- Покайся, брат, и Бог падение обратит в благословение. Искушения, нас одолевающие, не более чем человеческие. Бог не дает сверх силы.
- Сразу Аня, затем я, мы все отступились, - грустно констатировал Александр Владимирович. - Пожалуй, ты прав, друг.
- Детям из верующих семей порой не понять тех, кто пришел из мира. Они родились в христианском окружении. Им неведомы семейные скандалы, ссоры, заурядное бытовое пьянство, они растут как овощи в парнике. Предполагаю, им часом интересно то, что предлагает мир: свободный секс, алкоголь, танцы, прочие сомнительные радости. Ведь они никогда этого не пробовали и не знали, - наставительно говорил Федор. - И вот в церковь приходят люди, сытые мирской жизнью, ищущие Бога, которые полной ложкой черпали все вышеперечисленное. И что же они порой видят: терзаемых искушениями детей христиан, которые живут на свете по двадцать лет и ни разу в дискотеку не ходили, ни разу не пробовали вина, не курили... Вот, что опасно: потеряв терпение, переставая бодрствовать, мы становимся друг другу искушением. Один плохой поступок влечет за собой другой, там третий, четвертый, и только Господь Иисус может прервать порочную цепочку.
- Мне уже сорок лет, честно говоря, мне стыдно, что сегодня я сорвался. И за дочь обидно.
- Не впадай в уныние, брат. Помни, пока мы живы, все можно исправить.
- Думаешь, Аня попала под чье-то дурное влияние?
- Не знаю. Но уверен в одном: насильно заставлять ее каяться не стоит. Она должна сама все решить. Порой дети христиан уходят, если родители им навязывают веру насильно, не позволяя ничего решать самостоятельно. Поэтому нам, родителям, остается лишь уповать на Господа, наставлять в любви и молиться.
- Легко сказать, - Александр Владимирович пожевал губами. Попрощался с другом и ушел.
***
На следующее утро проснулся он очень поздно, лежал, укрывшись пледом, и анализировал сложившиеся обстоятельства. Обстоятельства выглядели удручающе. Во-первых, он оступился и пал. Во-вторых, он решительно не знал, что делать в отношениях с дочерью. Было стыдно: и перед Богом, и перед людьми. Утешала лишь мысль, что печаль душевная ради Господа производит скорбь ко спасению. Наверное, миллионы людей в аду хотели бы вернуться в мир и все изменить.
Он поднялся, убрал диван, на котором уснул вчера не раздеваясь (впервые за столько лет!) и вышел из комнаты. Аня убиралась в квартире, коротко поприветствовала, сообщила, что завтрак давно остыл, а будить отца она не решилась. И ему было стыдно глянуть дочке в глаза.
В холодильнике ждала ледяная минералка: Аня постаралась. Александр Владимирович жадно выхлебал половину и принялся разогревать омлет с луком. Вошла дочь.
- Пап, - начала она.
Он приблизился, обнял, прижал к себе.
- Не говори ничего, это моя вина, не уделял тебе достаточно внимания, мало интересовался тобой, вечно то на работе, то в делах. А вчера еще и напился. Плохой я, Анюта. Прости меня, если сможешь. Я эгоист, Анечка. Я больше о себе думал. Мне так жаль.
И поцеловал дочь в темечко. Очень давно они не разговаривали по душам.
- Пап, я решила забрать заявление из милиции. Никто меня не насиловал.
- То есть?
Дочь замялась. Он отстранился, взял ее за плечи и посмотрел сверху.
- Конечно, это произошло против моей воли. Но я... я сама спровоцировала парня. Хотела узнать, как далеко он зайдет.
- И? - Отец насторожился.
- Пап, ты ничего не знаешь, я соврала. Мы познакомились с Дмитрием не в кафе и не в тот вечер, а гораздо раньше, месяца два назад. Он подвез меня из магазина, помог дотащить тяжелые сумки, уговаривал познакомиться поближе. Но он не из верующих, и в церковь идти не хотел, я приглашала много раз. Мы в тайне встречались. Но без ничего такого, просто гуляли, разговаривали. Он меня хотел домой пригласить, я отказывалась. Потом он сказал, я слишком упертая и твердолобая, и он хочет меня забыть. Говорил, что я внушила ему надежду и тот час ее разрушила. В какой-то момент мне показалось, что я действительно его люблю. Мы не намеревались встретиться в тот вечер, я сама пришла. Он оказался пьян и...
Аня шмыгнула носом.
- Дальше ты все знаешь, пап.
Отец выглядел обескураженным и ошеломленным.
- Я не хотела, чтобы все случилось именно так, но он оказался пьян. Пап, пойми, я хотела простых человеческих чувств, любви. Пап, я глупая, прости меня...
- Ну что ты, доченька, - у Александра Владимировича дрогнуло сердце.
- Пап, это все из-за меня. И я сама должна начать решение проблемы. Я не хочу, чтобы Дмитрий страдал, ведь я сама дала повод. Я прямо сейчас пойду, заберу заявление, скажу, что все было по согласию, и пусть меня накажут. Я поддалась соблазну, стала искушением и теперь хочу покаяться, загладить свою вину перед Богом.
- Ты его все еще любишь?
- Да!
- Ох, дети-дети... - вздохнул Александр Владимирович.
***
Воскресным утром Александр Владимирович впервые за последние дни ощутил, как важно телесное чувственное в человеческом естестве подчинять духовному началу, божественному порядку, как важно бодрствовать чтобы никогда не терять связь с Источником Жизни - Иисусом Христом. У каждого могут быть сокровенные тайны, скелеты в шкафу, о которых знает лишь Бог, либо те, кому мы не боимся довериться.
Он не хотел признаваться, что чувствует неловкость. Видимо, Аня тоже. Было даже боязно, укоряла совесть. Но что поделать? В данной ситуации нельзя укрываться ото всех, от себя не спрячешься, а от Бога и подавно. Свинья не тот, кто упал в грязь и поднялся, а тот, кто упал и лежит в ней, кому нравится быть в грязи. А уж Александр Владимирович желал подняться изо всех сил.
И тут он увидел то, что заставило вздрогнуть, даже у Ани появился на лице мимолетный испуг. В церковь вошла знакомая со вкусом одетая женщина с незнакомым парнем.
- Дима? - воскликнула Аня.
Гости приблизились, с интересом озираясь по сторонам, рассматривая присутствующих, сдержанно поздоровались.
- Я хотела вас поблагодарить, - первой произнесла женщина.
- Я уже сказал, дочерью не торгую, денег не возьму, - отрезал Александр Владимирович.
- Зачем же вы так резко? - смутилась женщина. - Я уже поняла, вам деньги не нужны. В нашем мире деньги ничто, люди - всё.
Последние слова она произнесла с ударением и продолжила:
- Однако меня интересует, что вы за люди. Почему отказавшись от денег, вы все же забрали заявление из милиции, почему решили пойти навстречу и замять дело?
- Потому что есть вещи, которые вам никогда не понять, пока мы по разные стороны.
- Но мне очень хочется... Да и Дмитрий потрясен тем, что оказался на свободе.
Молодой человек неожиданно шагнул в сторону девушки.
- Аня, прости меня, пожалуйста, если можешь. Я был неправ, очень неправ.
Аня зарделась и часто задышала.
- Ну что ж, - Александр Владимирович собрался с мыслями. - Оставайтесь, в церкви места хватит всем. Мы покажем вам наш мир.
А сам подумал, что это правильно, так и надо, первый шаг на пути к Богу это признать, что был неправ...